Впервые я увидел его в автобусе 116-го маршрута, в который я сел на своей остановке на углу Орджоникидзе и Космонавтов, чтобы доехать до конечной на стыке Большого Смоленского и Обуховской Обороны, а оттуда уже добежать до здания ДК «Невский», в котором был назначен традиционный прием в учащиеся Ленинградского Сварочно-Машиностроительного Техникума. На дворе понедельник 1 сентября 1986 года. Шёл дождь, было по-осеннему ненастно и прохладно, ветер сильными порывами выворачивал у прохожих зонты. Я, только поступивший в ЛСМТ и ещё не знавший никого из своей группы, по-юношески волновался, направляясь в страшную неизвестность. В автобусе было еще не много народа (он ездил от метро «Звёздная», то есть проехал буквально три остановки до меня), и я почему-то обратил внимание на него, такого же, как и я, подростка-очкарика, такого же щуплого сложения. Только лицо его было серьёзным, глаза с лёгким прищуром. В общем, я встал в другой части автобуса, а потом, увидев, что он вышел на конечной, пошел за ним в том же направлении. Он замешался в толпе учащихся, и я мельком его разглядел уже в здании ДК, и понял, что этот парень тоже учится в ЛСМТ…
Эдька был на год старше, учился уже на втором курсе, занимался боксом и рукопашным боем. Собственно, когда я записался в секцию рукопашки к нашему военруку Ленцнеру Александру Абрамовичу, там, в спортзале, мы и сдружились. На следующий год я пошёл тренироваться кунг-фу к Мастеру Тыну, Эдик ушёл с головой в каратэ. Середина восьмидесятых, самый бум на боевые искусства. В техникуме Эдик на тренировках по рукопашке был моим постоянным спарринг-партнером, бился жёстко, часто – в полный контакт, и это было очень хорошей школой для нас обоих, у нас не было страха бить всерьёз, мы не боялись вида крови. Уличных драк тогда хватало, а Эдик ещё и жил в Колпино, пригороде Ленинграда, где была своя атмосфера отмороженных подростков, будущая криминальная масса.
Я неоднократно бывал у него дома, он жил с младшим братом Костей, мамой и папой (рано ушедшим), он тоже частенько бывал у меня. Моей бабушке Зине (моей ба) Эдик очень нравился. Запомнилось, как однажды, незадолго до защиты своего диплома (я был на третьем, а он на четвертом курсе), прямо во время лекции в аудиторию постучали, в дверь просунулась знакомая голова, и с самым серьёзным видом строго произнесла: «Забайдуллаева в учебную часть, срочно!». Преподаватель удивлённо меня отпустил, и как только за мной закрылась дверь, Эдик, подмигнув, сказал:
- Ну, что, Сергунь, пойдём, поспаррингуем?
В июне 1989 Эдик, как и многие ребята, ушёл отдавать долг Родине. Я был у него в Колпино на отвальной, приехал вместе с нашим общим приятелем Толиком Морозовым, который тоже учился в ЛСМТ, в параллельной моей группе. Через год Толя ушёл служить и попал в дивизию Дзержинского, присягу принимал на Красной Площади. Далее – МВД, полковник на пенсии, не последняя должность в службе безопасности ЛК «Европлан». А Эдик проходил учебку под Подольском. И какого же было моё удивление, когда я, приехав в учебку навестить своего друга Лёшку Курочкина, вдруг увидел там и Эдика! Так я познакомил двоих своих друзей. После учебки их пути разошлись: учились на шифровальщиков, но бесконфликтного Лёшку отправили на Байконур, а Эдик… Эдик не стал сносить межэтнических закидонов от южных ребят, после пары-тройки раз его стали обходить стороной, а когда прилетело ещё и прапору, а гауптвахта стала его почти постоянным местом проведения досуга… В общем, так Эдик оказался в десантуре, части, расквартированной где-то в бескрайних степях пока ещё Казахской ССР. Нашей стране, какой мы её знали, приходил конец, в республиках уже полыхало, и Эдик в составе своего полка несколько раз был брошен на подавление волнений(так это тогда называлось).
В 1991 Эдик вернулся после службы. Приехал прямо ко мне домой, на старую квартиру на Космонавтов. Я открываю дверь, а там - Эдик в дембельском. И не один. Рядом - якут, сослуживец. Ба захлопотала, чай заварила… Тогда нас всех накрыли те самые лихие девяностые. Подёргавшись, мой друг погрузился в тёмную пучину пугающей неопределённости, недосказанности, какой-то мутной реальности, контуры которой были обрисованы им, приехавшим на несколько дней к нам на дачу в Белоостров в 1993, следующим образом:
- Я там поехал, вопросы порешал, сразу холодильник всем забил, сейчас пауза появилась, ну, я к вам. Сергунь, пойдём, поспаррингуем, как раньше? Ты как?
Потом – свадьба, на которой я был, какие-то мрачные незнакомые типы, невеста, которую я не знал. Брак распался быстро.
Однажды, где-то году в 1996-1997, Эдик приехал поздно ночью, без предупреждения, в Белоостров, и мы с ним вдвоём рано утром на первой электричке уехали за грибами в Заходское, куда я часто ездил, знал там места. Вышли мы уже под вечер в Кирилловском, с плотно набитыми грибами рюкзаками и вёдрами. С двумя привалами на перекус прошли, по прикидкам, порядка сорока километров. Чуть с ума не сошли, пока все грибы почистили…
Рано или поздно это неизбежно должно было произойти: у моего друга появились проблемы, он, балансируя на линии терминатора, качнулся к освещенной половине, и на него открыли охоту. Несколько раз тупо отбился в рукопашной, но его всё-таки достали. Уже будучи в морге, его вытащила на этот свет Неля, будущая жена, которая там работала. Помню, как Эдик рассказывал мне о ней, и глаза его начинали будто лучится, никогда раньше такого за ним не замечал. Помню, как познакомился с ней. Лето 2007 года. Мы с супругой только вернулись из Казахстана, снимали квартиру на Гагарина, пригласили Эдика с семьей в гости, и они шли пешком с коляской с мелким Генкой от метро «Звездная». Я пошёл к ним навстречу…
Мы сидели за небогатым столом, и Нелли вдруг сказала с лёгкой укоризной:
- А мы водочкой балуемся…
Я ошалело посмотрел на них: жена, поджав губы, смотрит на понурившегося мужа. Чего уж там, сам выпить не дурак, но меру знаю, практически шесть, а иногда и семь дней в неделю за рулём. В общем, сдержанно тогда выпили…
Через несколько лет Эдик позвонил и спросил, нет ли какой работы. Я уже предпринимательствовал и знал про его проблему с алкоголем, но отказать другу не мог. Руки у него золотые, всё получается. Без всякого обучения взял роторную машину и пошёл шлифовать мрамор, как будто всю жизнь это делал. Ночью надо выйти – выходил ночью, в выходные – значит, в выходные. Получил первую зарплату, и – вышел на следующий день, как ни в чём не бывало. Я выдохнул, проблема прошла. Но через пару месяцев Эдик сорвался. Вышел через две недели: «Сергунь, честно, всё, завязал, готов работать». Потом – опять. И опять…
Расставаться было очень больно. Ещё через несколько лет от него ушла, не в силах выносить больше, Неля. Эдик опять попросился на работу к нам, я отказал. Он уехал и жил в какой-то Богом забытой деревеньке в Новгородской области, периодически позванивая мне каждый раз с незнакомого номера. Сошелся с непонятной женщиной, перебиваясь случайными заработками (делать-то умел и мог всё). Очень любил рыбалку. Периодически приезжал в Колпино, навещал брата и маму. Не забывал и сына Генку, тот делал успехи в местной хоккейной школе…
С началом СВО пытался уйти добровольцем (десантники бывшими не бывают). Отказали по состоянию здоровья. Последний раз Эдик позвонил мне пару месяцев назад. Я обращал внимание на изменения в его речевом аппарате в последние годы, но тут он как-то совсем с трудом и не всегда членораздельно говорил, хотя, я уверен, он был трезвым. Обыденно спросил:
- Сергунь, как дела? Как Наташка, девчонки? Да у меня всё нормуль. Не виделись давно с тобой что-то. Может, приедешь?
Я пообещал. А в субботу, 05.04.2025, мне написала Неля:
«Сергей, здравствуй! Давно не общались. 03.04.2025 не стало Эдика. Он последний год боролся с раком нижней челюсти. В конце июля ему сделали операцию, потом химиотерапия и лучевая терапия, больницы, онкодиспансер, научно-исследовательские институты, кровотечения, осложнения, прогрессирование опухоли. Весь год его брат Костя и мы с сыном были рядом. Эдик до последнего отказывался от больницы или хосписа. Умер на руках, дома, без боли и в заботе.»
Я сразу набрал её, говорили долго. Потом набрал его брата Костю. Позвонил Толику Морозову и Лёшке Курочкину.
Сегодня, в пятницу, 11.04.2025, моего друга кремировали. Я был там. Более камерного прощания в моей жизни ещё не было (и, надеюсь, не будет): меня встретил на улице сын Эдика Гена (как же вырос!), мы спустились в Малый зал, там – седой старик, и я не сразу признал в нём брата Костю. Через пару минут подошёл ещё один незнакомый мне мужчина. И я. Всё. Неля осталась сидеть с мамой Эдика (старый человек почтенного возраста, лежачая, требует постоянного ухода). Четыре человека на прощании…
Костя накрыл тело брата флагом ВДВ, рядом с головой положил голубой берет. Сын Генка надел на отца его любимые старенькие, такие знакомые мне, очки…
Эдик не дожил двух месяцев до своего 55-летия. Я знал его почти сорок лет. Да, в последние годы мы почти не виделись. Но я помню наше юношество, то, что нас объединяло, наша дружба была настоящей. И вот этот друг ушёл, так рано. Оставив несколько подписанных им старых фотографий, воспоминания, и всю теплоту мужской дружбы, звучащей у меня в ушах никем никогда не произносимым, кроме него, именем: Сергунь.
Спи покойно, друг. Мы ещё встретимся, там, и ты обязательно пробьёшь мне свой любимый уширо ура маваши гери, и также будешь побеждать в спаррингах в пропорции 7 к 3. А пока рыбачь в облачных водоёмах и жди меня, своего друга…
Белов Эдуард Геннадьевич. 03.06.1970 – 03.04.2025.
Фото 1: отвальная перед армией, дома у Эдика (в центре), слева – Толик Морозов, справа – Вадик, друг детства и дворовый спарринг-партнер, июнь 1989.
Фото 2: учебка в Подольске, сентябрь 1989.
Фото 3: учебка, Эдик (слева) с сослуживцами, октябрь 1989.
Фото 4: я (в центре) приехал в учебку в Подольске, Эдик от меня справа, Курочкин – крайний слева, ноябрь 1989.
Фото 5: Эдик тренируется, незадолго до мобилизации, апрель 1991.
Фото 6: на рыбалке, август 2022.
Фото 7: с сыном Геной, одна из последних.