Торговец слышал странные слухи о Канарейке. Говорили, что духи боятся этой птицы пуще огня. Что её пронзительный крик может разогнать целую стаю призраков. А если кто посмеет тронуть её или тех кого она сопровождает, Канарейка обратится чудовищем, и отрастут на концах её крыльев шипы, стреляющие иглами отчаяния. Такие иглы не убивают — но, говорят, попав в цель, вызывают тоску и апатию, от которых не выберешься, пока сама Канарейка не пожелает. И тогда жертва сидит безвольная, смотрит в одну точку, сил ни на что нет, будто надышалась дурман-травой. Шептались даже, что Канарейка способна обернуться драконом, если разозлится не на шутку.

Торговец украдкой взглянул на невзрачную птичку. Та уже весело насвистывала себе под клюв. Невероятно… Неужели это именно о ней ходят такие легенды? Но назвать Канарейку легендой он бы не рискнул вслух — в конце концов, она вполне реальна и сейчас сидит перед ним, высматривая что-то во мраке трактира.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — неожиданно звонко сказал Мудрец, остановившись посреди зала. Его фонарь описал полукруг, выхватывая из тьмы старую стойку бара, рассыпавшиеся по полу черепки бутылок, тени перекошенных стульев. Никто не ответил. Только ветер завыл в треснувшем окне.

Канарейка хлопнула крыльями, вспорхнула с плеча Мудреца и кружком пролетела под закопчённым потолком. Торговец наблюдал за ней, затаив дыхание: жёлтое пятнышко мелькало в свете фонаря, металось в углах. Вдруг птица издала короткий резкий вскрик — в одном из углов под лестницей вспыхнули два жёлтых огонька. Глаза!

— Назад! — взвизгнул Торговец, споткнувшись и пятясь к выходу. Под лестницей шевелилась тень, ростом с небольшую собаку. Послышалось утробное шипение. Мудрец шагнул вперёд, поднимая ладонь:

— Тише… мы не враги.

Тень под лестницей метнулась, и вот уже на ползущее на четвереньках существо упал дрожащий луч света. Это был злобного вида дух — иссохшее тельце, длинные лапы, перепончатые, как у летучей мыши, и беззубый рот, из которого капала чёрная слюна. Глаза-огоньки уставились на людей, полные ненависти и голода. Дух прятался здесь, в покинутом трактире, и сейчас, похоже, решил, что к нему явилась добыча.

Мудрец мгновенно вскинул руку, словно бросал горсть песка. Послышался тихий шёпот — или то было только движение воздуха? Торговец не понял, что именно сделал Мудрец, но существо вдруг затормозило, будто налетело на невидимую паутину. Ещё миг — и дух с глухим стуком рухнул на пол, свернувшись клубком.

— Он… мёртв? — прошептал Торговец, стараясь не подходить ближе.

— Спит, — отозвался Мудрец спокойно. — Немного поспит и забудет, что видел нас.

Канарейка приземлилась рядом на спинку стула и разочарованно щёлкнула клювом:

— Ну, старик, ты, как всегда, испортил мне развлечение. Я бы быстро с ним разобралась! — пропищала она тонким, но отчётливо слышным голосом.

Торговец опешил: птица разговаривает? Он уже видел странное на этом пути, но каждый раз изумлялся по-новому.

Мудрец лишь кротко улыбнулся:

— Зато никто не пострадал, даже он.

Канарейка недовольно фыркнула, но смолчала. Торговец облегчённо выдохнул и вытер вспотевший лоб. Кажется, опасность миновала, по крайней мере на сегодня.

Торговец стоял в дальнем углу трактира, поправлял потертый плащ. Ему показалось некоторое видение. Вот он идёт в одиночестве по бесконечному коридору, двери слева и справа хлопают сами по себе, за ними — чужие шепоты и смех. Под ногами хлюпает вода. В руке у него тяжёлый саквояж, доверху набитый самоцветами, но из дыр в нём сыплются монеты, звонко катятся в темноту. Ему жалко терять прибыль, он спешит собрать монеты, бросается на колени — и вдруг понимает, что стоит по колено в чёрной трясине. Из болотной жижи тянутся бледные руки, хватают его за ноги. Шепчут: «Останься с нами… с нами… навсегда…» Он зовёт на помощь, но голоса нет. Впереди, в конце коридора, виден свет факела — возможно, это Мудрец. Торговец тянет руку, пытаясь позвать, но лишь хрипит. Плечо пронзает боль — на нём сидит тяжёлый ворон с горящими глазами. Ворон склоняет голову и скрипуче говорит человеческим голосом: «Просыпайся…»

Торговец рывком очнулся. Над ним вместо ворона хлопала крыльями Канарейка.

Путники отправились дальше. Дорога вывела их из леса на равнину, где в сизом тумане чернели валуны причудливых форм. Торговец шагал рядом с Мудрецом и чувствовал себя куда спокойнее, чем ночью. Залитый серым рассветным светом мир уже не казался таким пугающим. Вокруг росли высокие острые травы с серебристыми колосьями. Иногда между камней вспархивали прозрачные светлячные птицы. Стоило Торговцу перестать думать о страхе, как он замечал удивительную красоту этого чужого края.

— Эй, вы, трое, стойте! — внезапный окрик раздробил утреннюю тишину. Из-за валунов вынырнули низкорослые фигурки — пятеро коренастых существ с зелёной кожей и клыкастыми ухмылками. У каждого в руках по ржавому тесаку. Гоблины. Они окружили путников полукольцом. Главарь, чуть выше остальных и в парче поверх доспеха, сделал шаг вперёд:

— Шли бы вы обратно, люди. Дальше — наша территория. Пошлина за проход — по мешку золота с носа. Особенно с горбатого носа, — он осклабился, глядя на торговца.

Канарейка хихикнула:

— Ох и не любишь ты свою жизнь, коротышка…

Главарь гоблинов нахмурился, не понимая, кто с ним говорит и почему, а его ребята вдруг попятились. Остальные гоблины уже заметили, с кем имеют дело… Про канарейку знали многие. Один шепнул другому: «Это она… та самая, в жёлтом…» — и нож у него едва не выпал из дрожащих пальцев.

В воздухе всґ ещё пахло схваткой. У гоблинов был выбор, но хватит ли ума его осознать? Подумал торговец и тут же перехватил взгляд Мудреца — тот был спокоен, но насторожен. Ещё миг — и здесь может начаться избиение младенцев. Надо что-то сделать, пока Канарейка не превратила этих горе-разбойников в кучку плаксивых детишек.

Торговец выступил вперёд, подняв руки ладонями вверх в примиряющем жесте:

— Господа гоблины, давайте без глупостей. Золота у нас нет, а вот за поторговать можно всегда.

Главарь с вызовом фыркнул:

— Чем же, Торговец? Душой своей? — Гоблины захихикали.

— Зачем же душой, — живо ответил Торговец. — У меня есть товар. Лучшие стальные ножи из людских кузниц, острые, как у царского палача. Таких вы здесь днём с огнём не сыщете. Дайте посмотрим, что у вас есть и я оставлю вам дюжину клинков в уплату.

Гоблин покосился на его дорожный сундук за плечами:

— Покажи.

Торговец бережно поставил сундук на землю, открыл крышку. Внутри на мягких тряпицах поблёскивали аккуратно уложенные ножи с гравировкой. Гоблины ахнули, увидав качественный металл.

— Настоящая сталь, — проворчал главарь, пытаясь сохранить грозный вид. — Ладно, вот смотри и бросил в торговца мешком из грубой кожи, набитым всяким на первый взгляд хламом, но это были самые ценные вещи для гоблинов. — Свои клинки оставь!

— Конечно, — улыбнулся Торговец, доставая товар. — В придачу можете взять вот это, — он выудил из сундука плоскую бутыль. — Медовуха с пряностями. Выпьете за здоровье новых друзей? — Он лукаво подмигнул.

Гоблин-главарь, уже довольный ножами, хмыкнул и протянул лапу за бутылью:

— Может, и выпьем… А вы, люди, быстрее и расходимся с миром.

Торговец бегло пересмотрел хлам, выбрал пару вещей, а также выбрал небольшой манускрипт, который сразу передал мудрецу.

— Ребята, а если я еще вам ножей отправлю, может у вас эльфийское барахло есть? Я бы с радостью избавил вас от этого металлолома, скажем так за профессиональные инструменты и плавильную печь. — Спросил торговец.

Главарь посмотрел на него. — Увидимся в таверне возле порта, и все обсудим. Только без фокусов — пытался держать марку сильного главаря.

Они быстро собрались и ушли. Громко обсуждая на своем диалекте и громко смеясь.

Когда они отошли на некоторое расстояние, Канарейка игриво клюнула Торговца в ухо:

— Эй, деляга, да ты хлопец не промах! Уже торговые связи налаживаешь, — пропела она весело.

Торговец потер ухо и смущённо улыбнулся:

— Просто подумал, что драка нам ни к чему. Проще же договориться.

Мудрец одобрительно кивнул:

— Каждый выбирает методы по себе. Твой метод сегодня оказался самым мудрым.

К вечеру показались огни города. У обочины дороги стоял деревянный указатель с резной надписью: «Предместья Тринадцатого круга. Путникам приготовиться к проверке». Торговец удивлённо вскинул брови:

— Тринадцатого круга? Это название места?

Мудрец слегка улыбнулся:

— Скорее, состояние. Говорят, в этом мире двенадцать кругов земель, как кольца от центра к окраинам. А Тринадцатый круг — переходной, портовый. Здесь сходятся дороги всех миров.

При въезде в город их действительно остановили для проверки. Высокий худощавый страж в чёрных доспехах, с головой как у шакала, преградил путь алебардой:

— Цель визита? Наличие запрещённых артефактов?

Мудрец почтительно склонил голову:

— Мы всего лишь странники, путь держим к Порту Других Миров. Артефактов нет, кроме моего посоха да вот фонаря.

Страж недоверчиво рассматривал путников, пока не заметил Канарейку, тихо дремавшую у Мудреца на плече. Глаза стражника вспыхнули узнаваньем:

— Канарейка… Стало быть, и вы тот самый Мудрец?

Мудрец добродушно развёл руками:

— Легенды склонны преувеличивать, добрый воин. Я лишь ищу переправу.

Стражник сразу сменил тон на уважительный:

— Конечно, конечно, милости просим! Я сообщу нашему наместнику о вашем прибытии. Он, вероятно, захочет приветствовать таких гостей.

Торговец только и успел удивиться, как их проводили прямиком в усадьбу наместника города. Ещё утром он торговался с гоблинами, а теперь шагал по мраморным плитам приёмного зала в окружении почётного караула призрачных рыцарей. Мир и правда переворачивался с ног на голову.

Наместник оказался величественным ракшасом в богатом одеянии. Его кожа отливала имперским тёмно-синим, словно ночное небо, а глаза были спокойными и хитрыми одновременно. Он встретил гостей как старых друзей:

— Мудрец! Канарейка! Не ожидал чести видеть вас в наших краях. И вы, господин…?

— Я Торговец, — поклонился, стараясь держаться уверенно.

— Добро пожаловать, Торговец, — улыбнулся демон и широким жестом пригласил всех к длинному столу, уставленному яствами. — Присоединяйтесь к моей трапезе. Уверен, история вашего путешествия достойна кубка лучшего эля.

За ужином разговор шёл на удивление оживлённо. Мудрец рассказывал о странах, которые повидал, Наместник делился новостями своего круга. Торговец сначала робко молчал, но постепенно вступил в беседу. Он поведал, какими товарами торгует в родном мире, и внимание демона сразу обострилось:

— Значит, шёлк, пряности и зерно? Хмм, нам бы пригодились такие поставки. Наш климат болотист, выращивать злаки сложно, шёлка и вовсе нет.

Торговец, почуяв возможность, разгорячился:

— Я мог бы наладить для вас регулярные поставки. Первоклассный шёлк из восточных земель, сушёные травы и специи, мёд, табак — всё, что пожелаете. Взамен, возможно, вы бы поделились с нами местными товарами? Я вижу у вас тут чудесные самоцветы в отделке дворца.

Наместник одобрительно кивнул тяжёлыми рогами:

— Весьма разумное предложение. Наши шахты богаты бериллом и опалом, но нам недостаёт многого из того, о чём вы говорите. Думаю, мы заключим контракт.

Наместник хлопнул в ладоши, и один из призрачных секретарей немедленно принёс пергамент. Пока Торговец с азартом обсуждал условия обмена, Канарейка развалилась на серебряном кубке и, покачиваясь, пила из него сладкий ликёр, который ей поднесли как почётной гостье. Она слегка опьянела и вовсю травила байки слугам, столпившимся послушать её истории. Те ахали и охали, особенно когда Канарейка, размахивая крылышком, с жаром описывала, как когда-то обернулась драконом и разогнала целую армию призраков, посмевших грубо к ней обращаться.

В разгар веселья Наместник приказал вынести на середину зала окованную цепями фигуру — тощий оборванец со стеклянными безумными глазами. Наступила тишина.

— Этот дух нарушил законы нашего круга, — торжественно объявил демон. — Он крал сны у наших жителей и продавал за гранью. За это полагается окончательная отправка в новый цикл. Будет уроком всем.

Мудрец нахмурился, но молчал. Торговец затаил дыхание. Канарейка протрезвела и наблюдала, склонив головку набок.

Наместник вытащил из-под плаща тяжёлый меч с узорами — он был огромен, даже больше его самого. «Ибейших размеров, красивый, меч», — вырвалось бы у Торговца, если бы он смел сейчас говорить. Меч сверкнул в воздухе и опустился на шею преступника. Голова духа покатилась по мраморному полу, раздаваясь хрустальным звоном, будто раскололся стеклянный шар. Тело тут же растворилось в клубах сизого пара.

Торговец побелел. Он ещё никогда не видел казни. Демон-властитель спокойно вложил меч обратно и, будто ничего не случилось, предложил гостям перейти к десерту:

— Прошу, не дайте происшествию испортить вам аппетит. Правосудие должно совершаться бесстрастно.

За сладким пирогом с горькими ягодами Торговец немного пришёл в себя. Он понимал, что по сути духа просто отправили на «перезагрузку» — ведь Канарейка говорила нечто подобное о нападении хищников. Но зрелище всё равно било по нервам.

Наместник поднял бокал:

— Выпьем же за новые союзы между нашими мирами! — Все чокнулись. — И позвольте дать вам совет, господин Торговец.

— Слушаю вас, милорд, — отозвался он почтительно.

Глаза демона сузились:

— За прибылью легко забыть о совести. Но помните: сделки, построенные на страдании невинных, в конечном счёте разоряют душу. А без души никакое золото не радует.

Торговец ощутил, как у него пересохло в горле. Он перевёл взгляд на Мудреца — тот смотрел прямо на него, словно тоже ожидал реакции.

Канарейка тихонько хихикнула и негромко вставила:

— Да-да, слышал, жадина? Не делай зла людям.

Все за столом рассмеялись, принимая это за дружеское подначивание. Торговец попытался улыбнуться вместе со всеми, хотя сердце его вдруг заныло от стыда. Он поклялся про себя, что постарается помнить эти слова.

После ужина, когда гости разошлись по покоям, к Торговцу подошёл один из приближённых Наместника — то ли советник, то ли купец из местных. Это был невысокий дух с лицом, напоминающим сову, и в старомодном костюме. Он отвёл нашего героя в сторону и заговорщицким тоном предложил особую сделку:

— Вы, господин, производите впечатление человека делового и храброго. Наместник оценил вас, но есть возможность куда большего заработка. Слышали ли вы о концентрате кошмаров?

Торговец заморгал:

— О… кошмары, которые снятся?

— Именно. Здесь, в Тринадцатом круге, мы собираем кошмарные сны и перегоняем их в особую сыворотку. Очень ценная субстанция, применение ей найдётся в любом мире: от боевых эликсиров до развлечений для богачей. Так вот, наша Гильдия готова обменять вам целую сотню фиалов концентрированного кошмара… всего-то за три телеги первосортных самоцветов. Условия вполне щадящие: привезёте камни в течение года — получите товар. Не упустите шанс, второй такой не представится.

У Торговца перехватило дыхание. Сто фиалов чудо-зелья — небывало прибыльный товар! Но три телеги драгоценных камней… Он представлял себе гору сокровищ, необходимых для оплаты. Где же столько взять? Разве что продать эльфийские товары. Удачная была сделка, да ещё немного вытянуть из бизнеса с шелком, там в целом можно было два ящика просто не забирать. Или найти партнёров… правда, тогда он по сути станет лишь посредником, без своих активов.

— Я… подумаю, — с трудом ответил Торговец, чувствуя, как сердце колотится от смеси жадного возбуждения и панического ужаса.

— Думайте быстрее, — хмыкнул совиный советник, учтиво раскланиваясь. — Когда решитесь — найдёте меня через Наместника. Да хранит вас тьма, сударь.

Этой ночью Торговец почти не спал. Ещё никогда перед ним не вставал такой выбор. С одной стороны — уже гарантированные прибыльные, но разумные сделки, от которых и другим польза будет. С другой — заманчивая авантюра, способная разом взметнуть его богатство к небесам… или разорить окончательно, превратив в должника чужих интересов.

Раним утром, они выдвинулись в путь, Торговец, все еще обдумывал предложение, но что-то насторожило его

Второй грабёж застал их в открытом месте, где дорога разбегалась на три направления. Двое воров в масках и в рваных накидках налетели внезапно — с криками, перекошенными лицами и заточенными кольями. Канарейка только издала короткий раздражённый звук. Один из налётчиков тут же осел на землю, вцепившись в голову. Второй, развернувшись к мудрецу, получил сонную волну в грудь и рухнул, словно мешок муки.

Торговец долго ещё приходил в себя, ошарашено повторяя: «Они же... настоящие были…»

Чуть по одаль этого места перед ними возвышалась каменная арка, оплетённая мхом и старыми рваными знамёнами. По бокам — два тролля, окаменевших в момент бега. Один, с лицом, искажённым ужасом, другой — с поднятым над головой топором. Торговец нервно пошутил, что это будет хорошее место для сувенирной лавки. Канарейка издала странный писк, словно почувствовала что-то под землёй.

— Там, — сказала она. — Здесь рядом что-то было спрятано.

Торговец начал копать. Канарейка дирижировала раскопками с точностью карты. Торговец, в поту, откопал небольшой металлический ящик с тремя эмблемами. Внутри — светящийся компас, еще один свиток, странной формы солнечные часы и заколка, излучающая лёгкое пульсирующее сияние. Он прицепил её себе на плащ. Мудрец в это время рассматривал старинный свиток, который ранее отдал ему торговец.

— Почему ты решил, что он мне? — спросил он, не отрывая взгляда от бумаги.
— Я не знаю... просто показалось. Ты выглядел так, будто тебе нужно было это.
— А мне и правда нужно было, — кивнул мудрец.

Как оказалось, свиток указывал путь. После раскопок у троллей они решили заглянуть, туда, куда указывал свиток. Это место они нашли на удивление легко, может из-за того, что канарейка чувствовала мир немного иначе, а может удача была на их стороне.

Среди одинаковых скал и камней был потайной вход с тонкой незаметной трещиной в скале. Канарейка первой проскользнула внутрь.

Первый зал оказался пуст, воздух хранил запах жжённой кожи и металла. Это был зал охраны, все было покрыто пылью, тут никого не было уже очень давно, возможно даже вечность. Мечи были все еще остры, в этом торговец убедился сразу. Он провёл пальцем и едва не порезался.

— Они еще острые, удивительно. Пробормотал он.

Острота была на уровне великих мастеров. Дальше были другие комнаты, либо для отдыха, либо еще зачем то. Они несколько минут ходили и рассматривали все вокруг. Все было не известным, что мудрец все время зарисовывал и записывал, а торговец не знал как это все унести и глазами искал повозку.

Чуть дальше, за потайной дверью была заваленная проход, а перед ним статуя орка. На пьедестале которой была надпись — Ганеман Великий.

— Да тогда орки были за порядок, сказала канарейка. — Это очень древнее место, я удивлена, что оно все еще существует.

— Орки и порядок? Звучит как фантастическая история. Я когда-то видел старые записи про этого Ганемана, но не думал, что он был орк. Сказал Мудрец

— Судя по всему, после смещения, это место было захвачено драконом, сказал Канарейка

Мудрец много слышал о драконах из летописей еще до падения темного. Но не встречал их.

— На наше счастье от дракона остались только следы, даже характерного ощущения смерти не было, тут пусто сказал он.

Канарейка зависла в воздухе возле стены, на которой была мозаика с изображением величия этого места в прошлом. Она потом метнулась в одну из прошлых комнат и принесла камешек и вставила его на место.
Мозаика, точнее её части зашевелились, будто ожили и отступили от стены, за ними была дверь

— Тут уж вам будет проще, сказала Канарейка.

Торговец быстро подошел и дергнул за ручку, дверь открылась.

Перед ними открылся потайной зал, в несколько раз больше чем все предыдущие. Это была сокровищница.

Лежали драгоценности древней эпохи, про которую уже никто не знает— груды предметов, старых артефактов, эмблем, посуды, клинков и мешков с камнями.

У торговца пропал дар речи и он еще несколько минут сидел и смотрел. Видимо высчитывал, как это все можно вывезти.

— Давайте не будет жадными, сказала канарейка. — Возьмем то, что приглянулось больше всего, а чуть позже сюда всегда можно вернуться, место то мы уже знаем.

— И то верно, а то я уже не знаю как это все унести, сказал торговец.

Они бродили тут до самого утра, выбирали то, что ближе всего запало в душу и взяли то, что откликнулось.
Канарейка выбрала самоцвет в форме глаза. Мудрец — трёхгранный камень с затейливой гравировкой. Торговец — небольшой куб с множеством складок, который при сжатии превращался в сферу. Он ощущал, как та вещь стучит в такт с его сердцем.

Отметив место на карте они вышли из пещеры и пошли к краю города. Там торговец договорился о встрече с гоблином в рыжем пиджаке. Торговец, показав артефакты, был готов к смеху, но тот только поправил очки и молча оценил товар:

— Всё эльфийское. Мы Гоблины не признаем работы эльфов. Это все на лом.
— Так, а это, что? Предметы эпохи утраченных домов. — Где ты их взял? Мы купим всё.

Сделка состоялась. Барахло, что торговец едва не выкинул, теперь стоило больше, чем весь его предыдущий груз.

Торговец попросил своих компаньонов задержаться на день в городе, пока он не вернется за остатками клада троллей и не заскочит еще раз в ту пещеру.

Канарейка и Мудрец неохотно согласились. Они нашли трактир с комнатами и расположились там.

Торговец быстро нашел повозку и грифобыка. Через час он уже полностью вынес все ценное у троллей, оно все равно было им уже не нужно. Остальное время он потратил на поиски входа в пещеру, место на карте точно совпадало, но ему так и не удалось найти вход. Он расстроенный вернулся к гоблину и уже без какого либо азарта продал всю повозку.

Измученный и усталый он вернулся в комнату в трактире, Канарейка и Мудрец уже спали. Он также быстро уснул, даже не расстелая постель.

На утро, трое путников покинули гостеприимный город и направились к самому Порту Других Миров. Дорога шла по вершине дамбы, слева поблёскивали болотные озёра, справа тянулись ряды древних каменных статуй. Канарейка после вчерашних излияний чувствовала себя немного похмельно и тихонько посапывала у Мудреца под капюшоном. Торговец же шёл молчаливый и хмурый, обдумывая свой выбор и как он не смог найти вход.

Незаметно для себя он замедлил шаг. Впереди на развилке виднелся указатель: прямо — к Порту, а вбок уходила дорога в горы, где, как рассказывал Наместник, находились копи самоцветов. Торговец остановился. Мудрец и Канарейка тоже заметили его сомнения.

— Что ж, пришла пора решить, друг мой, — тихо молвил Мудрец. — Дальше наши пути могут разойтись. Мы с Канарейкой идём к причалу, а тебе, возможно, нужен вон тот тракт, раз уж задумал великое предприятие.

Канарейка выбралась из-под капюшона, уселась на край дорожного столба.

— Решай скорее, а то пиво нагреется! — чирикнула она, щурясь красным от недосыпа глазом.

Торговец обернулся на дальние горы. Там манили несметные богатства — и опасные обязательства. Он посмотрел на Мудреца и Канарейку — эти двое спасли ему жизнь не раз, да и научили многому. Он понял, что привык к их компании, и не выгоды ради, пусть он сейчас и думал о том, как бы быстро найти целый ящик самоцветов, а может подождать месяц и потом уже вернуться и выкупить партию зелья. Он чувствовал, что расставаться с этой компанием сейчас не хочется ни за какие сокровища. Может в порту удастся артефакты продать, там не прям на ящик, но амулет похожий на  куклу что он забрал у гоблинов, он светился во тьме. Можно попробовать продать за дорого. Торговец видел этот свет и думал, что только он его наблюдает. Этот свет освещаем ему путь не привлекая внимания остальных.

— Я провожу вас до порта, — твёрдо сказал Торговец. — Сделки подождут. Да и что толку в золоте, если не с кем поднять кружку доброго эля?

Мудрец улыбнулся одобрительно. Канарейка вспорхнула ему на плечо:

— Вот и славно. А телеги с камнями… — она хитро поглядела на Торговца, — Помни, жадность наместника сгубила.

Торговец хохотнул:

— Эх ты, всезнайка пернатая. Не бойся, помню. Не буду жадничать сверх меры.

Наконец впереди показались корабельные мачты и каменные арки портала. Пахнуло морским воздухом. Ветер, донёс гул тысяч голосов — Порт Других Миров кипел жизнью. На пристанях бок о бок стояли самые невероятные суда: парусники с чёрными парусами, летучие галеоны на воздушных шарах и даже корабль, сидящий на спине гигантской черепахи. У сияющего портала выстроилась очередь существ всех рас и форм, спешащих покинуть этот мир или прибывших из других.

Нашим путникам, однако, спешить было некуда. Они заглянули в первую понравивщуюся таверну на набережной. Вывеска гласила: «У Кривого Демона». Внутри было шумно и немного накурено, а на деревянных лавках бок о бок сидели люди, демоны, антропоморфные ящеры и прочий сброд из десятков измерений. Приятели заняли столик в углу.

— Три кружки самого тёмного портового! — звонко заорала Канарейка хозяину, едва высунув голову из-за края стола. Тот, завидев её, всплеснул руками:

— О, госпожа Канарейка у нас в заведении! Сейчас всё будет, за счёт заведения!

Скоро им принесли кружки с густым чёрным пивом, пахнущим дымком и карамелью. Мудрец пригубил пену и довольно вздохнул. Канарейка принялась жадно цедить свой напиток через специальную длинную соломинку, выданную заботливым трактирщиком. Торговец отхлебнул тягучего эля и почувствовал, как уходит напряжение последних дней. Живот согрелся, щёки разрумянились. Он улыбнулся спутникам:

— За наше странное путешествие! Кто бы мог подумать, что всё обойдётся так… замечательно.

— И не говори, — подмигнула Канарейка. — Мы столько всего видели — и ни единой царапины.

Мудрец помолчал, глядя на пенящиеся волны за окном:

— Иногда путь важнее цели. Каждый из нас на этом пути постиг что-то своё.

Торговец вдруг усмехнулся:

— А ведь могли же мы и вовсе не мучиться всю дорогу… Мудрец, признайтесь, вы ведь могли нас перенести сюда порталом ещё из того трактира?

Мудрец чуть заметно улыбнулся в седую бороду:

— В теории — да. Но тогда мы бы не пили сейчас столь чудесного свежего эля вместе. Так как его только сегодня привезли.

— Точно! — Канарейка стукнула крылом по краю кружки. — Я, между прочим, тоже могла дракончиком махнуть напрямик до порта. Да разве променяешь весёлую прогулку по болотам на скучный мгновенный перелёт?

Все рассмеялись. Когда смех улёгся, Торговец откинулся на спинку стула и тихо кивнул. Он знал, о чём говорит Мудрец. Сам он обрёл нечто более ценное, чем сиюминутная выручка — умение видеть дальше прибыли, замечать людей (и нелюдей) вокруг, договариваться, а не только требовать. Он посмотрел на контракты, торчавшие из кармана дорожного плаща, и подумал, что впереди много работы — но теперь уже правильной работы.

Канарейка хлопнула крыльями по столу:

— Что за размышления, джентльмены! Пейте, пока холодное. Вперёд — за новый круг приключений! — Она подняла свою кружку как тост, едва удерживая её лапками.

Все трое рассмеялись и чокнулись. Пена полетела на стол, Канарейка чихнула и тоже расхохоталась звонко и весело.

В тёмном углу таверны незримо присутствует ещё один персонаж — Серая тень которого не давала покоя мудрецу еще с прошлого трактира, он то и выбрал этот путь, только потому, что хотел убедится, что за ними следят. Кто это тайные наблюдатели. Что они видели? Этот путь от начала до конца, не вмешиваясь, лишь впитывая историю? Теперь он тихо закрывает свой потрёпанный дневник: тринадцатый круг завершён.

— Что ты врёшь, Тимофеева? Никого я не предавал! И вообще, тебя выгнали, ясно?

— Стоп-стоп, — вмешался Фёдор Николаевич. — С этого места поподробнее.

— Тут всё просто, — пояснила Стася. — Они с Юркой пришли на Фестиваль дружбы, знаете такой?

Учитель кивнул.

— Рассказывали ещё, что сомневаются. — Стася скривилась. — А после, к вечеру, приехала стража с военными. Кого побили, кого арестовали. У меня — вот. — Она задрала рукав и продемонстрировала здоровенный синяк на плече. — Стволом. Ни за что.

— Никита, это правда? — тихо спросил Фёдор Николаевич.

— Конечно, правда! — перебила Стаська. — Сидит тут, изображает из себя. Это подло, Наумов. Подло!

— Подло? — разозлился я. — А шашни с врагом устраивать — не подло? Страну опасности подвергать — не подло? Что твой трудсоюз вообще может? Про мир сюсюкать и палки в колёса вставлять?

— Молчала бы лучше, Тимофеева, — вмешался Юрка. Толька окрысился:

— Не лезь, Болт. У нас свобода мнений.

— Никита, — обратился ко мне Фёдор Николаевич. — Ты действительно имеешь к этому отношение?

Я хмуро кивнул и во всём признался. Как купил диктофон, как задавал Генриху нужные вопросы…

— Мне не стыдно, ясно? — Я с вызовом посмотрел на Стасю. — Я бы снова так сделал, хоть сейчас!

— Гнать его надо из Портика! — выкрикнула Стася. Гелька обернулся и смерил её взглядом. Славка нахмурился.

— Портик вне политики, и выгонять мы никого не станем, — покачал головой Фёдор Николаевич. — К тому же Портик — не про согласие. Он про то, чтобы учиться думать. Задавать вопросы. И, в конечном счёте, выбирать.

— Так давайте выберем, коллега. — Дверь открылась, и на пороге появился профессор Лебедев. Светлый льняной пиджак и начищенные туфли резко контрастировали с джинсами и кроссовками Фёдора Николаевича. В руках профессор держал тросточку.

Он обвёл нас взглядом, вежливо улыбнулся и подошёл к Стасиной парте:

— Вы позволите, юная мисс?

Стася кивнула, и он сел за парту, аккуратно пристроив трость к спинке стула. Под рукавами пиджака угадывались крепкие бицепсы. От профессора пахло чем-то утончённым и дорогим.

— Прошу извинить театральное появление, — картинно поклонился он. — Я хотел просить вас взять меня с собой, но вы уже ушли, и в ваших поисках я забрёл сюда. Услышав голоса, я не удержался и немного подслушал. Надеюсь, вы не в обиде.

— Нет, что вы, — Фёдор Николаевич сделал приглашающий жест. — Всегда интересно пообщаться с представителем другой школы мысли.

— Полноте, — вежливо отмахнулся Лебедев. — Наши споры всегда носили исключительно теоретический характер. — Он подчеркнул слово «исключительно».

— Итак, юного джентльмена обвиняют в том, что он предал чужое доверие. Я полагаю, что обвиняемому положен защитник, и готов выступить в этой роли. Если вы, конечно, позволите, — повернулся он ко мне.

— У нас не суд, Леонард Григорович… — поморщился учитель. — Мы просто обсуждаем поступок Никиты.

— И всё же так будет честнее, Фёдор Николаевич, — возразил профессор. — Я тоже в некотором роде педагог и убеждён, что мы подадим детям хороший пример. Разумеется, окончательное решение за вами.

Фёдор Николаевич помедлил и коротко кивнул:

— Почему бы и нет? Никита, ты согласен на такой формат?

— Согласен, — буркнул я.

Пижонистый Лебедев мне не нравился. Но оставаться один на один с «ЭфЭном» тем более не хотелось.

— Итак, — начал тот, — позиция обвинения ясна — ты поступил подло. Я пока воздержусь от комментариев и передам слово защите.

Лебедев поднялся из-за парты и ободряюще мне подмигнул.

— При кажущемся нейтралитете, уважаемый оппонент склоняется на сторону Станиславы. Но в чём именно вина Никиты? В отличие от стоиков, он не смирился с фестивалем, а действовал — дерзко и рискованно…

— Гадко он действовал!

Стася покраснела и вскочила, но Лебедев прервал её жестом:

— В вашем понимании — возможно. Но не в его. — Он указал на меня тростью. — Действуя в тяжёлых обстоятельствах, Никита смог найти решение. Это поступок сильного. Поступок лидера.

— Лидера, — мрачно хохотнул Толька. — Вождём ещё назовите.

— Да, лидера! — вскинулся я. — Пока вы друг на друга любовались, кто-то должен был пойти и вмешаться!

Лебедев одобрительно кивнул.

— Но позволь, Никита, — вмешался Фёдор Николаевич. — Есть же некоторые моральные категории.

— Какие? — крутнулся на каблуках профессор. — Не предавать? Но разве юный джентльмен что-то обещал трудсоюзу? Или, быть может, присягал им на верность?

— Правильно! — вставил я. — Ничего я никому не обещал, просто на разговор вызвал. Мы на фермах чуть не передрались из-за этого Генриха. А я теперь его жалеть должен?

Юрка одобрительно прицокнул. Толька быстро на него зыркнул, но промолчал.

— Разве требуется что-то обещать, чтобы быть человеком? — прищурился Фёдор Николаевич. — И в чём вина арестованных?

— А нечего хазарцев защищать потому что! — Уступать я не собирался. Прежний Никита сжался бы, извинился, убежал. Но слова профессора задели что-то внутри, словно разбудили. Я имею право быть сильным. И не обязан этого стыдиться!

— Их вина в том, что они слабы, — спокойно добавил Лебедев. — Вы, стоики, учите жить согласно природе, не так ли?

— Согласно разумной природе, — уточнил ЭфЭн.

— Но природа — это борьба, отбор, — парировал Лебедев. — Лев не спрашивает разрешения у газели. Никита оказался сильнее трудсоюзников — он переиграл их. Таков закон жизни.

— Мы не звери, — возразила Стася. — Мы люди!

— Верно! — подхватил Лебедев. — И именно поэтому можем подняться выше животных инстинктов. Но для этого нужна воля. Смелость. Готовность действовать, когда другие парализованы страхом.

Он обернулся к Фёдору Николаевичу:

— Вы учите их добродетели. Прекрасно. Но чья это добродетель? Марка Аврелия, завоевавшего полмира? А эти дети? Что даст им ваше смирение?

— Я не учу смирению, — твёрдо сказал ЭфЭн. — Я учу различать добро и зло.

— А кто провёл эту границу? — усмехнулся Лебедев. — Вы? Или те, кто отправляют детей в приюты? Никита имеет право на свою мораль. Мораль сильного, мораль умного!

Виль восхищённо кивал, Славка задумчиво хмурился. Гелька что-то яростно шептал соседу.

— А в чём же мораль умного? — тихо уточнила Стася. — Сильного — в чём мораль?

— В отличие от стоиков, я не собираюсь ничего навязывать, — отрезал Лебедев. — Сильный сам выбирает, во что верить и с кем идти. И если в данных обстоятельствах Никита выбрал Заставу, которая, хочу заметить, проявила к его судьбе немало участия, то он имел на это полное право.

Стася издала гортанный звук и выбежала из класса. Хлопнула дверь. Лебедев хмыкнул и недоумённо пожал плечами.

— Хочу заметить, что нахожу вашу философию странной и даже неприемлемой, — резко развернулся к нему ЭфЭн.

— Это не моя философия, — быстро возразил профессор. — Я защищал мальчика, опираясь, как вы сами изволили выразиться, на противоположную школу мысли.

— Леонард Григорович, — холодно сказал Фёдор Николаевич, — вы прекрасно знаете, что делаете.

— Что именно? — невинно удивился Лебедев. — Показываю ребятам, как работает диалектика? Учу их видеть разные точки зрения?

— Вы учите их поклоняться силе.

— Я учу их не быть слабыми, — парировал профессор. — Разве это плохо?

Повисла тяжёлая пауза.

— У вас сильная воля, Никита, — нарушил молчание Лебедев. — Не позволяйте её сломать.

Он посмотрел на дверь и добавил:

— Пожалуй, мне пора. Передайте юной мисс, чтобы не держала зла.

Ещё раз поклонившись, он ушёл. Фёдор Николаевич помолчал и обратился ко мне:

— Я думаю, в этом случае ты сам должен вынести себе приговор. Итак, твой вердикт? Виновен или нет?

— Невиновен, — с вызовом ответил я. — И с профессором согласен. Так и запишите.

— Что вы на него насели? — пришёл на помощь Юрка. — Мораль, добро и зло… Они в наш город приехали и воду мутят. Кто нам друзья? Унийцы? Или эти, из Каракташа? Им дай волю, они тут всё сожрут. Как саранча. И хазарцы ваши не лучше, ясно?

— Что ж, добавить нечего, — вздохнул ЭфЭн. — В таком случае, на сегодня урок окончен. До следующей встречи, ребята.

Раздалась тревожная трель звонка, на столе Фёдора Николаевича запрыгал мобильник.

— Да… да. Иду!

ЭфЭн подхватил рюкзак и быстрым шагом вышел из класса. Мы задвигали стульями и принялись расходиться. Мимо, не прощаясь, прошёл Толька.

— Пошли в общую, «вождь». Там кино дают, — хлопнул по плечу Юрка.

— Ты иди… Я скоро.

Юрка ушёл, а я побрёл куда глаза глядят. В душе царил полный раздрай. Хотелось побыть одному.

Я шёл по коридору, уткнувшись в посеревший от времени линолеум. Как я его испугался, когда впервые сюда попал! А теперь он — почти родной. И даже к кислому запаху приютских щей я притерпелся.

— Никита!

Впереди кто-то промелькнул. Я ускорил шаг и свернул за угол коридора. В кармане кольнула потеплевшая монетка.

— Никита!

Тень взбежала по лестнице и исчезла на втором этаже. Сначала показалось, что это Аня. А потом…

— Никита…

Сердце бешено забилось:

— Мама! Мама, подожди!

Я взлетел по лестнице и принялся озираться. Никого. Да что же это за призраки такие!

Выхватив из кармана монетку, я в сердцах зашвырнул её вниз по лестнице. Десять стебельков жалобно звякнули и исчезли в тёмном лестничном проёме.

Я снова огляделся, надеясь на чудо. Никого. Сердце бухало, в ушах противно шумело.

В открытое окно донеслись чьи-то голоса. Я лёг грудью на растрескавшийся подоконник и осторожно высунулся. Прямо внизу стояли ЭфЭн, Лебедев и Герхард. Они что-то горячо обсуждали.

— Это неприемлемо, Фёдор Николаевич! — твёрдо сказал майор. — Профессор абсолютно прав, что сообщил.

— Но почему? — запротестовал ЭфЭн. — Я всего лишь…

— Понимаю вашу обиду, — примирительно сказал Лебедев, — но поймите — есть правила. Они едины для всех.

— Вы возвращаетесь в Ветерок, — перебил майор. — Сегодня же.

— Я не брошу детей, — отрезал Фёдор Николаевич. — Они важнее любых изысканий!

Вместо ответа Герхард достал телефон и что-то ему показал. Фёдор Николаевич переменился в лице.

— Вы забываетесь, — сказал майор. — Я могу поставить вопрос о служебном несоответствии.

— Есть вещи поважнее ваших воспитанников, — вкрадчиво добавил Лебедев. — Вы же сами знаете, что они… не совсем…

В смысле — не совсем? Неполноценные, что ли?!

Я сжал кулаки. Сейчас Фёдор Николаевич ему задаст!

Но Фёдор Николаевич не задал. Он побледнел, долго молчал и выдавил:

— Хорошо. Я согласен. Я уйду.

— Немедленно, — с нажимом сказал майор. — Вы, надеюсь, ничего там не оставили? Вещи, книги?

ЭфЭн помотал головой и они пошли — куда-то в сторону парка. Я тупо смотрел им вслед. От унижения хотелось завыть.

Вот тебе и Портик, вот тебе и Рим со стоиками. А как прижало по-настоящему — так в кусты. «Не совсем»!

Я упал на корточки и прислонился к стене форменной рубашкой. Дурацкая портупея тянула за плечо. Я сорвал пилотку и принялся яростно её комкать.

Меня отвлёк звонок. Я достал телефон и посмотрел на экран. «Дядя Витя».

Дурное предчувствие не подвело. Беда не приходит одна.

— Никита? — осипшим голосом спросил Северов.

— Да. — Внутри всё похолодело.

— Я скоро буду. Дедушка твой умирает. Держись, брат.

Артём слышал звонкий, приближающийся стук каблуков Эльвиры за стенкой. Каждый шаг звенящим эхом отдавался в голове, которая всё ещё гудела после случившейся драки — вернее сказать, избиения, которому он подвергся. Боль ощущалась во всём теле сразу. Дышать приходилось короткими вдохами — иначе колющая боль сразу же пронзала рёбра. Спина ныла. Парню было трудно найти положение, в котором бы он не испытывал боли. Эта боль, подобно эликсиру смелости, сильно заглушала страх по принципу: «мне сейчас уже очень плохо, вряд ли может стать хуже». Наверное, поэтому в эту минуту предстоящий разговор с эльфийкой пугал его уже не так сильно.

Просторный кабинет, в котором сейчас Артём сидел на скамейке, был заполнен несколькими гвардейцами, рассредоточившимися по помещению, словно скучающие школьники по музею. Вектор стоял, прислонившись к стене, в терпеливом ожидании, глядя куда-то в бесконечность. Пермилия сидела на скамейке в другом конце кабинета, её охраняли двое гвардейцев.

Артём провёл языком по зубам. Все зубы были на месте — это было чудо! Осознав это, он даже улыбнулся. Резкая боль полоснула по щеке — свежая рана ограничивала мимику. Но всё равно — получалось, что он легко отделался.

Дверь распахнулась, и в помещение вошла Эльвира. Её обеспокоенный взгляд обвёл всю комнату и, первым обнаружив возле окна Артёма, она начала двигаться в его сторону.

— Посмотри на меня, Артём, — сказала она строгим, но спокойным голосом.

Он поднял голову. Эльвира, подойдя ближе, своими холодными пальцами подняла его голову ещё выше, чтобы было видно раны при свете. От резкого движения мир в глазах Артёма немного поплыл. Девушка наградила его грустным взглядом. Её палец слегка коснулся рассечения на щеке, и парень, зажмурившись, зашипел от боли. Она отпустила его.

— Только посмотрите… — вздохнула она. — Что эта чернь сделала с нашим мальчиком.

Набрав полную грудь воздуха, Эльвира протёрла глаза.

— Я в порядке, — попытался выдавить из себя улыбку Артём, но та снова принесла боль — кожу на щеке резануло огнём. Он расслабил лицо, опустив голову вниз.

— Кто это сделал? — спросила царица.

— Он уже наказан, — отчитался Вектор, стоявший сбоку от них. Девушка бросила на него быстрый взгляд, затем снова посмотрела на Артёма.

— Зачем?

Артём потупил взор.

— Я ведь предупреждала тебя. Почему ты меня не послушал? — снова спросила она.

— Я не думал, что будет так… — пожал плечами Артём.

— А что ты думал?! Что эльфы, которых годами учили ненавидеть людей, вот так по волшебству резко станут их любить? — Эльвира развела руками в стороны. Её взгляд зацепился за зеленокожую Пермилию, сидевшую в другом конце помещения за парой гвардейцев. На мгновение её глаза стали злобными и удивлёнными. Но, закрыв глаза и глубоко вдохнув, она снова взяла под контроль свои эмоции.

— Что она тут делает? — с тихой злобой спросила Эльвира, осторожно указывая на орчиху.

— Как ты помнишь… — начал Артём, набирая воздуха в грудь. — Она поклялась служить и защищать меня на пути мессии, — он пожал плечами.

— Это она тебя надоумила покинуть крепость? — Эльвира наклонилась ближе, словно не хотела, чтобы Пермилия их слышала.

Артём посмотрел на орчиху. Та сидела, испуганно глядя на гвардейцев, её рука крепко сжимала рукоять кинжала под подолом балахона. Затем он снова взглянул на Эльвиру — ей всё труднее было сдерживать злость.

— Нет, — быстро ответил он.

— Нет? — эльфийка прищурилась. Её пронзительные зелёные глаза смотрели прямо в душу Артёму. Она читала его.

— Я увидел местных гиперкуриц. И мне стало интересно.

— И ты решил, что можно сбежать? Кстати, как ты сбежал? — Эльвира снова выпрямилась. Вдруг её глаза округлились. — Нет, не отвечай, — она замотала головой. — Я не хочу знать.

В комнате нарастало какое-то нетерпеливое напряжение. Парень понимал, что всё это выглядело так, словно его отчитывают за плохое поведение в школе. Но он уже давно не школьник. Давно пора было научиться отвечать за себя.

— Когда мы ехали в сад Владилена, мы останавливались в доме эльфийки, — Артём посмотрел на Вектора. Тот продолжал смотреть в пустоту, делая вид, что вообще не участвует в разговоре. — И по опыту общения с ней мне казалось, что…

— Что тебе показалось? — перебила его царица. — Все эльфы разные, Артём. У каждого был свой путь. Местных война почти не коснулась, а вот эльфы, которые приехали с моими князьями, — потомки тех, кто напрямую умирал в войне с людьми.

— Я думал, что твой указ всё же как-то…

— Строгость эльфийских законов компенсируется скудностью их контроля, Артём. Моя власть сильна там, где я физически присутствую. Чем дальше ты от меня отойдёшь, тем больше шансов, что никто не будет следовать указу.

— Я вышел буквально за забор, — усмехнулся парень.

Эльвира, потирая виски, начала ходить из стороны в сторону:

— Словно с маленьким ребёнком разговариваю… Мне казалось, что ты умный парень.

Эти слова больно ударили Артёма. Он ощутил это жгучее недовольство в груди, которое наложилось на растекающиеся волны боли и словно усилилось за счёт этого. Злость в царице явно нарастала, но она продолжала сдерживаться. А следовательно, всё не так уж и плохо. В своё время она очень быстро теряла контроль, когда он отказывал ей в содействии, а сейчас продолжала держаться на одном строгом уровне — без резких срывов. Возможно, ситуация не такая уж и страшная, и переживать особенно не о чем.

— Ладно, я понял. Я совершил глупость, полез куда не надо, — отмахнулся Артём. Страх перед Эльвирой начал уступать место раздражению. — Но всё обошлось. Я стал чуточку умнее. В следующий раз…

— В следующий раз?! — Эльвира резко обернулась к парню, её глаза округлились, брови поднялись.

— Следующего раза не будет, — пробубнил Артём.

— Пойми. Я изо всех сил стараюсь… — Эльвира сжала кулак от злости, продолжая подавлять гнев, — …сделать так, чтобы ты был цел, жив, а также способен…

— Помогать тебе захватывать мир? — усмехнулся Артём.

Эльвира наградила его злым взглядом.

— Выполнить. Свою. Миссию, — процедила она.

Проблески фраз Аврория сверкнули в памяти Артёма. Он задумался о том, что давно не видел безумного старика.

— Если ты веришь, что я тот, кто должен пройти по предначертанному пути, то ты должна верить и в то, что со мной ничего не случится. Ведь мой путь уже предрешён.

Повисла пауза. Эльвира молча смотрела на парня. Вектор смотрел на Пермилию. Пермилия подняла взгляд на Артёма. Кажется, это замечание попало точно в цель. Каждая секунда отсутствия ответа словно ставила под сомнение ранее озвученные идеалистические воззрения Эльвиры, и сейчас её вера проходила проверку на стойкость.

— А ты сам веришь? — спросила Эльвира.

Артём поджал губы. Теперь пауза работала против него.

— Я… просто вышел не в ту дверь, — пожал плечами Артём. — Но я всё понял, — он поднял ладони в жесте капитуляции. — Мир — опасное место. Мне надо держаться тебя. Ты обо мне заботишься.

— Мне жаль, что эти мысли нужно было в твою голову забить, Артём, — вздохнула царица. — Мне не нужна орчиха в крепости. Она слишком много знает и слишком многих раздражает, — голос Эльвиры стал более властным и надменным.

— Слишком многих?

— Моих гостей в первую очередь. Они знают, что моего отца убили орки.

— Может, мы просто будем тихо сидеть в покоях? — предложил Артём.

— А что тебе мешало так делать раньше?

— Я был глуп и наивен, — Артём снова попытался улыбнуться и снова ощутил резкую боль на щеке, после чего улыбка тут же сошла с одной стороны его лица.

— Я не хочу видеть здесь орков, — резко отрезала Эльвира.

— Я принёс тебе кучу артефактов, — заметил Артём. — Все они теперь у тебя. Может быть, ты позволишь мне оставить друга?

— Друга? — брови эльфийки снова подскочили вверх. — Вы знакомы сколько? Два дня? Тут у тебя есть только один друг. Я.

— Ну тогда, как друг, ты не откажешь мне в услуге…

Эльвира зло вздохнула. Она посмотрела на Пермилию. Та неловко улыбнулась царице. Затем Эльвира взглянула на Вектора. В их перекличке взглядов чувствовался какой-то немой диалог. Артём понимал: они словно общались, но понять суть беседы он не мог. После того как Вектор пожал плечами, Эльвира вновь повернулась к Артёму.

— Ладно. Но есть условие. Пермилия, подойди, — орчиха встала, обошла гвардейцев и встала возле парня. — Вы оба должны находиться в покоях Артёма. Вас будут кормить. Вам пошьют новую одежду, — царица переводила взгляд с орчихи на человека, словно проверяя, понимают ли они, что она говорит. — Но нельзя, чтобы вас видели гости. Просто посидите, окружённые роскошью и комфортом, тихо и спокойно. Дайте мне завершить свои дела, а затем мы отправимся в путь. Это понятно? Вы будете играть по моим правилам?

— Да, — пожав плечами, согласилась Пермилия.

— Сколько? — смущённо спросил Артём.

— Что — сколько?

— Сколько времени они будут тут гостить?

— Пара недель.

Артём тяжело вздохнул.

— Ладно.

— Отлично. А теперь, пожалуйста, избавьте меня от проблем, — Эльвира, развернувшись, направилась к выходу. Задержавшись у двери, она обернулась: — Артём, я в тебя верю. Пожалуйста, не разочаруй меня.

От этих слов по спине парня пробежали мурашки. Дверь за царицей закрылась, оставив его наедине с этими словами, которые эхом прокатились в голове. Что это? Неожиданная откровенность или очередная психологическая игра коварной эльфийской княжны? Когда на тебя возлагают надежды, это тяжким грузом ответственности давит на грудь. Не стать разочарованием — это одна из тех задач, с которой Артёму не удалось справиться в своей прошлой жизни. Постоянная грызня и самокопание заставляли его жить в вечном недовольстве собой — из-за того, что он не оправдал чужих ожиданий. Своих у него просто не было. А теперь судьба дала ему шанс снова не оправдать чужих ожиданий. Сколь же велико будет разочарование Эльвиры, когда Артём просто сбежит обратно домой? Впрочем… сбежит ли?

— Всё прошло лучше, чем я ожидал, — голос Вектора выдернул Артёма из собственных рассуждений. — Накиньте капюшоны, мы проводим вас обратно в покои.

Артём с трудом и болью поднялся на ноги. Видя шаткость положения парня, Пермилия помогла ему, взяв за плечо.

— Спасибо, — прохрипел Артём. Руки орчихи были сильными, но в то же время заботливыми, тёплыми.

Боль во всём теле продолжала яростным звоном ударять в голову Артёма с каждым шагом.

Конвой во главе с Вектором начал сопровождать двух подозрительных гостей на верхние этажи крепости. Артём накинул капюшон и опустил голову — ему были видны только пол и сапоги идущего перед ним гвардейца. Безликие, молчаливые вершители указов царицы. В присутствии офицера они были куда скромнее и не позволяли себе отпускать шуточки в его сторону. Это многое говорило об устройстве этого прогнившего феодального общества. Стоило только начальству покинуть комнату — и все сотрудники этого «предприятия» превращались в злобных ехидных упырей, которые ни во что не ставили Артёма.

Стражники, гвардейцы, даже портной — каждый из них видел в парне только мерзкого человека. Их агрессия, злоба, презрение — такие искренние, такие безотлагательные. Никогда ещё парню не приходилось сталкиваться с таким остракизмом, направленным в его сторону. Быть спасителем для этих людей — вернее, эльфов — казалось Артёму чем-то чуждым. Мысль о том, что нужно спасать этих существ, претила ему. Они не заслуживают спасения. Злобе следует противопоставлять лишь столь же сильную злобу.

Рука Пермилии продолжала поддерживать Артёма. Её тепло неожиданно быстро напомнило ему о том, что в мире есть те, кто заслуживает спасения. Эльфийка из толпы фанатиков, что преградили путь на въезде в крепость, и которую безжалостно зарезали стражники, ведь она ни в чём не была виновата… Мир здесь жесток к эльфам, и эльфы жестоки к миру. Опустив руку в карман, Артём нащупал там фигурку птички, вырезанную из дерева. Образы хозяйки и её дочери — эльфийки, имён которых он даже не запомнил — возникли перед глазами. Их образы не были воинственными или агрессивными, несмотря на то, что Эльвира сделала с отцом их семейства. Вот они — напуганные, впускают гостей в дом… вот они позируют для фотографии местного волшебника. Волшебник? Артёму нужны эти странствующие волшебники. Кто они? Почему никто их не отлавливает? Они очевидно несут угрозу государственности — они же подобны сверхлюдям в комиксах. Если они не будут встроены в систему правления, они, очевидно, будут её нарушать…

Череда случайных мыслей роем носилась в голове парня, подобно пчёлам в банке. Одна сталкивалась с другой, эмоции переполняли бедолагу, и он никак не мог справиться с этим нахлынувшим потоком идей, вопросов, мнений. Всё это наслаивалось одно на другое — он чуть ли не начал бредить в этом потоке сознания и вести уже не внутренний, а вполне себе внешний диалог сам с собой.

— Владилен тебя раздери, Вектор! — знакомый голос вырвал Артёма из собственных мыслей.

Парень не стал поднимать голову, когда их группа остановилась прямо возле лестницы, ведущей на те самые верхние этажи крепости. Голос, который заставил гвардейцев остановиться, принадлежал тому князю-выскочке, что публично вступил в спор с Эльвирой. Князь Марксион.

— Мне доложили, что ты велел выпороть моего солдата! — Князь стоял прямо перед их процессией, лицом к лицу с Вектором. — Кто дал тебе такое право? Мои люди — это моя собственность!

— Вы в гостях, князь Марксион, — голос Вектора был спокоен. — А ваш солдат позволил себе дерзость — поднял руку на гостя царицы. Наказаниями здесь распоряжаюсь я.

— Это на какого ещё гостя?! На этого, что ли? — эльф чуть наклонился в сторону, ткнув пальцем в Артёма.

— А это уже личное дело царицы, княже. Если у вас есть вопросы, вы можете задать их ей напрямую.

— Мне плевать, где здесь чьё дело! Мне доложили, что в лагере нашли человека и орчиху, которые хотели угнать моих скакунов! Это уже преступление, за которое полагается рубить головы, и я требую срубить головы этим двоим! — он снова ткнул пальцем в сторону Артёма. — Да, я знаю, кого вы там прячете!

— Не надо указывать мне, что делать, — спокойно ответил Вектор. — Я служу дому Космозариэль, и если кто-то угрожает ему, я встаю на защиту.

— Да? Служишь?! И где же ты был, когда зеленорылые вырезали царскую свиту?

Пермилия крепче сжала плечо Артёма. Он буквально кожей ощутил, как её наполняет злоба.

— Я был ровно там, где было велено приказом Его Величества, — ответил Вектор. В его голосе послышался нажим. Напряжение ощутимо нарастало.

— Да? А я думаю, ты просто в долю вошёл и дал этим конолюбам нашего брата на нож посадить, — голос князя становился всё злее, он говорил с придыханием, наверняка ещё и рожу противную корчил. Но Артём этого не видел. Он видел, как Пермилия перестала держать его за плечо. Её рука потянулась за кинжалом. Ситуация стремительно выходила из-под контроля.

— Вы обвиняете меня в измене? — продолжал Вектор.

Артём заметил, что гвардеец слева от него тоже положил руку на рукоять меча. Да что с вами происходит? Вы что, и тут решили устроить резню?

Марксион приблизился к Вектору практически вплотную.

— Я обвиняю тебя в том, что ты якшаешься с человечьими выродками и орчьими шлюхами, — процедил он сквозь зубы.

Пермилия с яростным криком и орчьим оскалом рванулась вперёд, проскользнув между гвардейцев, и, набросившись на Марксиона, повалила его на землю. Это произошло так быстро, что никто не успел отреагировать. Эльфы едва успели обнажить клинки, как орчиха уже сидела на груди князя, замахнувшись кинжалом. Но именно этот замах и стал причиной провала — её руку тут же перехватил Вектор.

— Сдохни! Сдохни! Сдохни! — брызжа слюной, Пермилия изо всех сил пыталась нанести выскочке удар, но, поняв, что её руку держат слишком крепко, начала просто колотить его второй рукой. Тот отмахивался одной, а второй тянулся к оружию.

— Вот оно! — закричал Марксион. — Вот она, тварь!

Вектор оттащил Пермилию в сторону. Гвардейцы с клинками тут же окружили князя, не дав ему вытащить меч из ножен. Вектор отбросил орчиху в сторону и, вынув клинок, направил его на неё.

— Спокойно! — скомандовал он.

Девушка злобно переводила взгляд с меча на эльфа.

— Я так и знал! Вы тут все в сговоре!

Крик Марксиона разносился по коридорам. Вектор недовольно огляделся по сторонам.

— Молчать! — рявкнул офицер. Странно, но князь, опешив, замолчал. — Ты! — он обратился к Пермилии. — Всего лишь гость в нашем доме. Но это не значит, что я не убью тебя. Держи себя в руках! — Вектор с тревогой посмотрел на князя, затем на Артёма.

Артём вновь безучастно наблюдал за происходящим. Он хотел было как-то вмешаться, но не знал как. Всё в очередной раз развивалось так быстро, что ему только и оставалось — смотреть. Но, встретившись со взглядом офицера, он, как ему показалось, понял: так же взглядом Вектор общался с царицей. В его глазах читался страх — эльф боялся. Он был словно загнанный зверь, оказавшийся между двумя мчащимися на него поездами в узком тоннеле.

Вектор повернулся в сторону коридора, откуда они пришли.

В противоположном конце послышались шаги. Артём обернулся. Никто ещё не показался, но через пару секунд кто-то должен был выйти из-за угла — и увидеть эту жуткую сцену: князь на земле, окружённый гвардейцами, орчиха с ножом рядом, а Вектор с обнажённым мечом в руках.

Нужно было срочно что-то предпринять…

Но нет, он не какал сорок минут. Вернее, какал — но не в этом дело. Дело в том, что он сорок минут обрабатывал суету дня

Если вам зайдет, продолжу выкладывать свои дневниковые записи

-Эй, Иванов, Гришка, - послышалось сзади.

Да что такое сегодня, что за день встреч. Ну да, круто, одноклассники. По тротуару шел мужчина в солидном костюме с женщиной в платье. Они высокомерно смерили взглядом Григория.

-А мы все думали, что ты на встречу выпускников не ходишь, а оно вот что значит. - рассмеялся его одноклассник Игорь.

Гриша звякнул пакетом.

-Да уж, а помнишь, в тебя Света была влюблена, а теперь, видишь, моя жена.

-Хорошо, что мы тогда расстались, - Света поморщилась.

Гриша еще раз звякнул пакетом. Куда уж мне до вас, я вот вышел попить купить. А вы такие красивые.

-У меня своя фирма "ДэЭс", небольшая, но доход есть. Сегодня вот заключаем крупную сделку с холдингом. Говорят, директор там не ахти какой, бабла на них заработаем, - хвастался Игорь.- А потом с женой на Мальдивы. Ты был хоть за границей, - Игорь засмеялся.

-Круто, - проговорил Гриша. - Ну, удачи вам.

- Вот наша машина, - большая, купил в кредит, но уже все отдал, теперь наша вот.

Машина уехала. Гриша поморщился. На углу набережной девицы с большими губами фоткались у Феррари.

-Девчонки, какие вы красивые....

-Отстань, бомжара, иди, куда шел.

- Не могли бы отойти? - Гриша открыл дверь машины и сел за руль.

-Ой, а это ваша машина?

-А мы вот так и подумали, что вы блогер.

-у вас такой лук интересный...

-Лук на огороде растет, отойдите, - Гриша вдавил педаль. - Вот так всегда, -думал он, - выйдешь за минеральной в домашней одежде и встретишь всех знакомых ненавистных. А Игорь... А вот Икс ему, а не контракт. Он набрал своего зама: - Слушай, отмени сделку с фирмой "ДэЭс", у них репутация ненадежная. А еще отправь по мылу письмо с моей фотографией их директору Игорю с подписью "поздравляю, лузер".

П.С. Все имена и совпадения случайны.

Пулев ездил на крошечной горбатой “Запрядве” с синей полицейской полосой и визгливой мигалкой. За задней дверью имелось отделение для задержанных, такое маленькое, что вместило бы только только пару непослушных мальчишек, небольшой велосипед или форточного воришку с поджатыми коленками. Более крупному преступнику предлагалось пассажирское место. Впрочем, вся преступность Бэллы сводилась к двум шумным по пьяному делу товарищам самого Пулева. Бывало, что, загулявшись в баре, Пулев получал жалобу сам на себя. Тогда он строго сгребал своих друзей в “Запрядву”, и втроём они уезжали проспаться в городовой участок.

Пулев за руль, Левша на пассажирское, велосипед в багажник, а Ягр на заднюю подножку, так что задний бампер звякнул по асфальту, а передние колёса едва не оторвались от дороги. Громадная ладонь грохнула по жестяном горбу. Поехали! Пулев мечтал добить поскорей это четырехколёсное позорище, чтоб получить наконец приличную машину, потому он безжалостно взвёл мотор, хрустнул передачей и пнул по скрипучим педалям. Несчастный тарантас запищал, как простуженный жук, закашлялся голубым дымом и, сморкаясь резиной, дёрнулся с места.

Пролетели прохладную, как вода, еловую рощу, высекли бампером сноп искр на горбатом мосту, выскочили под луговое солнце, на цветущее небом льняное поле. У Развилки Пулев затормозил, Ягр спрыгнул, и горбатый мотор правопорядка, едва не взлетев от облегчения, пожужжал своей дорогой в Гернику.

Ягр остался на перекрёстке. В нескольких шагах на краю рощи возвышалась глыба оратайского столба. Ягр подошёл, перемахнув себя знаком, порылся в карманах, достал горсть барбарисовых конфет и положил их на ступеньку для подношений. Здесь лежало только несколько почерневших печенек, гранёный стакан с розовым следом высохшего вина и свечой, повесившей обожжённую голову на парафиновой шее.

Ягр с досадой сообразил, что положил пращуру все конфеты. Покосившись по сторонам, взял одну с алтаря, прочитал короткий пятый гимн Реи и, хрустнув леденцом и пустив по ветру липкий фантик, широко зашагал по гремучей гравийной дороге в сторону причала.

По левую руку, на просторной поляне, спиной к лесу стояла красная, как трамвай, усадьба Сотников. Их семейство уже лет триста добывало муравьиный мёд на этих землях, на границе леса видны высоченные муравейники с медовыми коробами, источающими кислый аромат на всю округу. Аппетит от этого разыгрался ещё сильнее, Ягр прибавил ходу.

Послышался рёв мощного мотора, из Гарватова леса выскочил зелёный “Пилигрим” с открытым верхом. Он притормозил и, поравнявшись с Ягром, остановился. На капоте бледным пузом кверху был привязан подстреленный вепрь. Кровь ещё текла с клыкастого рыла и жарилась на радиаторной решётке. В просторном салоне великанской машины сидели три оратая. За рулём Мамонт-Ной, рядом его двоюродный брат Вар-Гуревич.

Оба богатыря, в замшевых охотничьих куртках и треуголках с соколиными перьями, были из дома Еленичей. Они служили в ставрийском штурмовом полку, были ровесниками, выпускниками ораторской военной школы в Понурте, а этой весной получили капитанов. Зимой они с полком ходили в походы по степных царей или несли службу на заставах по северным притокам. А летом обитали в Еленичьей Берке под парусной горой, неподалёку от их родной усадьбы. С детства они были Ягру старшими товарищами по Драбогорской заставе, брали его на охоту, на рыбалку, на гвардейское многоборье в Стоков и воспитывали в почтенном оратайском духе, в уважении к силе, прожорству, крупным калибрам, мощным моторам, могучим породам и мундирам из хорошего сукна.

Но за последний год Ягр перерос даже Мамонта-Ноя на полголовы, а завидная Полина из просто красивой девочки созрела в Царевну-Лебедь из сказки про волшебный остров. Любила она только своего синеглазого великана Ягра и на других не смотрела, так что братья немного озлобились на младшего товарища. Да и слухи про Яврос последнее время ходили недобрые. Неудивительно — странный дом, чёртова башня, которая иной раз так звенит и вспыхивает окнами, что в округе свет мигает. А внутри — странная машина какого-то цветка.

Туда же и слухи про клинику, и про несчастных ветеранов южной войны, не то лечившихся, не то томившихся там, и про сумрачного вида Лютовика с его чудными фокусами, и про его чокнутых гостей — княжну Лисовскую и доктора Казимирова. Ещё поговаривали о связи их с чудищем-выворотнем, убивавшем людей в окрестностях несколько лет назад. Впрочем, несмотря на всё это, в гости на Яврос они порой наведывались, но только чтобы полюбоваться на прекрасную Лею.

Мамонт-Ной, щурясь от Солнца и барабаня по рулю ухоженными пальцами, спросил, куда Ягр держит путь в своих курсантских шортиках, не сошёл ли с ума его сумасшедший брат ещё сильней и не скучает ли прекрасная Полина в их сумасшедшем доме без компании завидных во всех отношениях бэров. На это Ягр ответил, что путь он держит к причалу, чтобы пообедать у бабулек, там он намерен заказать воскресного козлёнка целиком, взять две гусиные подачи, каравай, небольшой горшок капусты со сморчками, рыбного пирога противень, квасу немного — сколько есть, а на десерт тарелки три пломбирных шариков.

Мамонт-Ной хмыкнул, на мартовских гуляниях Ягр одолел его в состязаниях по обжорству: он на полминуты быстрее приговорил целого поросёнка с большим блюдом печёной картошки впридачу. Ной тогда с досадой пережил поражение. Добряк Мамонт-Рой хохотнул, толкнул локтем брата и подмигнул Ягру, а Вар-Гуревич, развалившийся на заднем, как обычно, смотрел на всё с ухмылкой. Мамонт-Ной улыбнувшись пожелал Ягру не лопнуть, дал по газам и оставил его в пыли.

Отряхнувшись и сплюнув мелкий песок, Ягр продолжил путь к заветной цели. Как же он мечтал о своём оратайском “Пилигриме”, не охотничьем, как у братьев Еленичей, а о дорожном, на мягком ходу, с пружинными диванами и бронзовым странником на капоте! Возил бы Полинув Ставроссу, и на пикники, и просто так катались бы, а то она из Явроса не выбирается, как проклятая падчерица с утра до ночи при Лютовике и при его машине.

Ягр сошёл с дороги, прошёл заросшей аллеей заброшенного поместья Кумановых, спустился к длинному и узкому кукушечьему пляжу — так путь до бухты вдвое короче, а поваленные поперёк тополя и вычурные полированные морем коряги ему не помеха. Скажи, кукушка, сколько мне осталось?

Через 10 минут, немного запыхавшись, Ягр вышел к бухте. На другой её стороне у причала стояла кособокая, милая ягрову сердцу забегаловка с потрёпанной вывеской “Полыница“. Этим заведением на восемь столиков владели две милейшие сестры — старушки Грета и Варвара. Одна вела дела и считала деньги, другая мыла и подавала, и обе души не чаяли в Ягре. Бессменным поваром здесь был Нестор, хромой калека южной войны. Этот добродушный рыхлоносый коротышка готовил некрасиво, но вкусно, и всякий, кто решался отведать его блюд, похожих на корм в зоопарке, оставался доволен. А Ягр был самым благодарным почитателем его стряпни и заведения в целом.

Здесь умели накормить большого человека, особое дарование Нестора, видно, ещё с войны, состояло в умении готовить из потрохов, жил, копыт, голов вкуснейшие и обильнейшие подачи. Ягру не по карману было бы как следует наедаться здесь целыми гусями, курами или тем более телячьей вырезкой — из этого он брал себе для вкуса только по паре порций. Основную же часть его стола всегда занимала тройная подача, с дымящимися в полуденном свете потрохами, надрубленными, разваренными ароматными копытами, хрустальными хрящами, крупно порубленным рубцом и перламутровыми суставами — всё это подавалось в облаках пара и с щедрыми остатками мяса на мозговых костях.

Обычно здесь довольно пусто, место не самое проходное, заезжают только водители грузовиков и колесные торговцы, заходят рыбаки или кто с морской прогулки. Ещё могут наведаться сержанты с Курьской батареи. Правда, вчера к ним должно было прибыть подкрепление голубых рубашек для защиты крепости (на всякий случай), и Ягр побаивался, что эти бездельники могут нагрянуть к бабушкам и вымести там всё подчистую. Поэтому Ягр спешил занять своё место пораньше, а не в два часа, как это обычно бывало.

От кафе отходила группа туристов. Десять человек — определил Ягр намётанным взглядом. В оратайском училище он командовал отделением курсантов и десятку определял не считая, с такой же точностью, как два или три. Среди туристов один, в долгополой шляпе и камуфляжной накидке поверх большого рюкзака, был высоченного роста, может, даже с Ягра, но худой и сутулый — то есть явно не оратай. ”Или болел в детстве”, — с сочувствием подумал Ягр и вернулся к своим аппетитным соображениям о том, чем сегодня его попотчует Нестор, чего и сколько он закажет. Больше всего хотелось кабанчика.

Ягр сам не заметил, как оказался внутри за своим столиком, стоящим в дальнем углу возле окна с широким подоконником, заставленным неухоженными цветами. На стене над ним задумчиво молчала медвежья голова, висело двуствольное охотничье ружьё и дюжина фотографий тенора Котта — единственной и не очень заметной знаменитости, как-то отобедавшей здесь. На причале ни души, безмятежно покачивается несколько рыбацких лодок и прогулочный катерок, на дороге фургон поставщика табачной компании, но самого его не видно ни в машине, ни в кафе. Тихо, и бабулек не слыхать.

С кухни здорово пахло жареным мясом, луком, чесноком и бараньим жиром. Тёмный зал с нерабочим потолочным вентилятором, духота, захватанная занавеска едва шевелится душистым сквозняком из кухни. Всё прокурено и покрыто толстой патиной сажи, табачных смол и жира. Липкие клеёнки с почерневшими ворсистыми порезами, следами кружек и корабликами на волнах. Одинокое жужжание мухи и бухтение старого пивного холодильника. На двух соседних столиках десять пустых кофейных чашек и скомканные салфетки.

Вдруг качнулась входная дверь. Послышались когтистые собачьи шаги, пахнуло палёной шерстью. Через несколько мгновений тишины в зал зашёл здешний пёс по кличке Дружок, ленивый и откормленный, как поросёнок. Сейчас вся его задняя часть была обожжена, шерсть ещё дымилась, голый хвост висел обгорелой хворостиной, а одна задняя нога волочилась по полу и кровила. Дружок мутно взглянул на Ягра, прошёл к кухне, улёгся, взвизгнув от боли, сунул нос под занавеску и тоскливо заскулил.

У Ягра похолодело во лбу. Он тихонько поднялся и подошёл к занавеске, остановился, прислушался — ни черта не слышно из-за сиплого воя. Отодвинул занавеску, вошёл. Кухня заволочена паром, большая кастрюля бурлит, давясь серой мясной пеной. Это неправильно — бульон должен едва шаять. На сковородах подгорает мясо и печень. О, это совсем не хорошо. На разделочном столе перевёрнутая бутылка масла, с неё ещё струится тонкая золотая нить и образует глянцевую лужу. В луже из-за стола торчит нога, ступня с поджатыми пальцами и в старушечьем капроновом чулке.

Ягр попятился по зыбкому, как трясина, полу, запнулся о Дружка, тот завизжал и тяпнул Ягра за голень. Ягр вздрогнул, остановился. Это хорошее, мирное место — здесь не должно случаться ничего плохого. Он подошёл и заглянул за стол. Там вповалку лежали его старушки, Нестор и ещё кто-то в комбинезоне табачной компании. Все четверо были сильно обгоревшими выше пояса — такие обширные ожоги с чёрными сердцевинами оставляют бесшумные, термитные пули Соло.

Перед глазами Ягра мутным негативом проплыла картинка — десять туристов, скорый шаг долговязого, десять кофейных кружек на столике, скомканные салфетки. Нестор воевал на Медианах. Мнительный старик заподозрил в гостях недоброе, и они всех убили. Когда Ягр видел десятерых идущими от кафе, они свернули направо в сторону Явроса. Ягр вскрикнул и скривился, будто ему дёрнули зуб. Они идут, чтобы сломать Машину Цветка и всех убить. Полина! Ягр потянул себя за чуб, повернулся на месте, как слепой, стал хватать всё подряд со стола, половник, луковица, кусок мяса, нож — ринулся из кухни, снёс занавеску вместе с карнизом. Подбежал к своему месту, выбросил нож, рванул со стены ружьё: охотничья двустволка была в его руках как игрушечная, палец едва пролезал на спусковой крючок. Пробежал за стойку, стал скидывать барахло с полок, нашёл пачку патронов — утиная дробь — чтоб тебя. Зарядил, оставшиеся патроны рассовал по карманам. Полина. Соло смешались с морскими зеваками, вон на той яхте приплыли сюда, выпили кофе, всех убили и пошли на Яврос.

Ягр выбежал на улицу, сначала было бросился вслед за Соло, но через несколько шагов рявкнул и рванул вдоль бухты, на короткую дорогу через кукушкин пляж. Молчите, кукушки. Не хочу. Он мчался изо всех сил на звенящих, как колокола, ногах, проклиная себя за то, что оставил Лею, что так долго дураком сидел у бабулек и ковырял клеёнку. Перед глазами мелькала картинка с силуэтом долговязого Соло, спускающегося на пляж козьей тропкой. Полина. Термитные пули. Обгоревший собачий хвост. В голове шумела пустота, жаркий свет отуплял, у Ягра не было плана, одна только растерянная ярость. Выбежал на аллею. Впереди за гущей одичавших деревьев послышались выстрелы, сначала один, два, потом россыпями, потом взрыв, гранатные хлопки. Что это? Крики и стрельба боя впереди на дороге, Ягр бежал изо всех сил, впереди подъём, насыпь дороги — из-за неё ничего не видно, только поднимается вверх столб чёрного дыма. Аллея ещё не кончилась, а стрельба стала стихать. Ягр добежал под насыпь, когда все уже стихло, кроме кузнечиков и звона в ушах.

Поднялся мимо дорожки и залёг под густой черёмуховый куст, выглянул. На дороге горел жарким пламенем войсковой грузовик, ещё один был перевёрнут на бок и лежал в луже пролитого горючего. Кто-то нестерпимо скулил за перевёрнутой машиной. Ягр поднялся и осторожно вышел на дорогу. Повсюду валялись трупы морских десантников, десятки трупов, изуродованных термитом, голубые рубашки, синие шорты, как будто букет васильков растоптали на дороге.

Поодаль, ближе к перекрёстку, два трупа Соло. Ягр подбежал к ним. Один скорчился калачиком в луже противного алого цвета. Другой, в паре шагов, лежал на спине, с простреленной грудью, широко раскинув руки, и безмятежно глядел в чужое небо поверх съехавших на нос солнечных очков. Падаль. На обочине ещё трое туристов: один растерзан гранатой, двое посечены осколками. На другой стороне дороги из кустов торчат ноги в заморских жёлтых ботинках. За одну минуту боя Соло вдесятером перебили два взвода десантников. Но шестерых они здесь потеряли. Теперь их осталось четверо.

Ягр добежал до еловой чащи, нырнул в голубую тень — родной хвойный дух. Круто пошла в горку родная дорога — что ж ты делаешь? Великанское тело задыхается от быстрого бега, слишком быстро, лёгкие дерёт огнём, мамочкины Духи — как же мало воздуха. Только бы добежать. Добежать, а там все убиты. Выстрел! Впереди! Ещё выстрел. Заметили? Отбиваются? У Казимирова всегда с собой пистолет. Глупая привычка. Что с него толку? Бежать. Бежать! Опять стихло. Не слышно новых выстрелов. Кончено. Всех ловят по дому, как мышей, и убивают, сжигают бесшумным термитом. Он добежит — и его убьют. Уже скоро. Воздуху! Воздуху!

Лес кончился. Знойная вершина холма, родные давно не беленные стены Явроса, кузнечики пилят уши, у ворот машина Еленичей. Приехали навестить прекрасную Лею, пока Ягра нет, лукавые поклонники. Перед воротами два трупа. Оба Соло. Вбежал в ворота, запнулся, упал — ещё труп Соло, полголовы снесено, зубы в розовой жиже дёсен. Остался только один долговязый. Спрячьтесь где-нибудь от него. Дорожка к дому, ветки в эдемских лепестках лезут в глаза, царапаются, как чужие. Крик. Крик из башни. Это Полина. Только не в моём раю, умоляю. Задыхаясь ввалился в дом, темно со свету, коридор, башня, Машина Цветка, у стены корчится в крови Вар Гуревич, в другой стороне валяется и коптит вонючим дымом термитное ружьё, под окном Лисовская, то ли мёртвая, то ли без сознания.

За батареями Машины Цветка возня и пыхтение. С двустволкой наготове, на раскалённых ногах Ягр пошёл на шум. За блоком батарей каблуки охотничьих сапогов стучат по полу. На Мамонте-Ное сидит долговязый, похожий на богомола, он не чувствует тщетного богатырского сопротивления и душит великана. Это как будто схватка деревянного солдата и плюшевого медведя. Богомол давит шею сосредоточенно и со вкусом, Ной затихает.

Теперь вместо его хрипа позади слышится нутряное, захлёбывающееся дыхание. Долговязый сжимается, готовясь к прыжку, прочь с мушки смешного ружья. Гремит выстрел, и мелкая дробь обдирает длинную голову, оставляя на узких плечах удивлённо стонущий кусок кровящего безглазого мяса. Но богомол не падает, он выхватывает пистолет и ищет цель в бесшумной, красной комнате. Ягр берёт ружьё за тёплое дуло, размахивается и, вложив в удар всё своё брезгливое милосердие, лупит по освежёванной голове.

Ореховый приклад разлетается в щепки,  долговязый плавно заваливается набок, но продолжает елозить по полу, как издыхающая змея. Мамонт-Ной сипло дыша отползает от богомола. Шарит рукой под креслом, нащупывает и достаёт оттуда свой отлетевший в схватке пистолет — охотничий коловрат. Долговязый ещё дышит. Ной наводит на него пистолет, тот щёлкает пустым барабаном. “Подожди, подожди”, — шепчет Мамонт-Ной, достаёт патроны из кармана своего охотничьего жилета и принимается заряжать. Готово. Целится и разряжает в голову богомола полный барабан, пять утяжелённых пуль на вепря и медведя. Но и от них голова не разлетелась, как можно было бы ожидать, от выстрелов она только дёргалась на шее, как на верёвке, будто внутри неё стальной шар. Всё же богомолу хватило свинца, и он затих.

Ягр опустился на корточки, привалился к стене, вытянул ноги. В ушах звенело — выстрелы коловрата в помещении с хорошей акустикой — это не шутка. Глотка горела, как будто он напился солёного кипятка. “Полина!” — крикнул он и тут же почувствовал прохладные руки у себя на шее. Он не слышал, как она подошла. Почувствовал, как горячая влага быстро сбежала ему за шиворот, Полина что-то говорила сквозь слёзы, но из-за звона в ушах он ничего не мог разобрать.

Ягр ещё не отдышался в объятиях Полины, Мамонт-Ной хромая бродил взад вперед и щупал шею. Казимиров перевязывал рану Вара. Лисовская стояла перед образами триады в красном углу, пела псалом Избавление, поливала из бутылки на угольки в чашах, они вспыхивали золотым огнём, а она вскрикивала: “Воля ваша! Воля ваша!” — и жадно отпивала из горлышка. Лютовик подошёл к по виду мёртвому Соло, на его спине возвышался рюкзак, похожий на горб. Лютовик потянул его за ручку, тот, скрипнув липучками, остался у него в руке пустым чехлом.

Под ним оказался серый короб, Лютовик легонько пнул его носком туфли — по звуку стальной. Внизу у короба были петли с застёжками. Повозившись, Лютовик открыл их, и тут богомол стал приходить в себя, зашарил руками, заклокотал жалобно. Крышка открылась, под ноги Лютовику выплеснулась ароматная, как муравьиный мёд, жижа, вместе с ней в проводах и трубках выскользнуло нечто размером с младенца. Лютовик вскрикнул. Это и был младенец.

Главы книги на https://author.today/reader/151994/1241589