Писатели + Реальность

Александр Прохоров

Света, Мишкина жена, позвонила и сказала ровным голосом. «Я знаю вы с Мишей были друзьями, если сможете, приезжайте на похороны и к нам на поминки, я обзваниваю всех его друзей.
Что-то екнуло внутри, Мишка!
Когда? - спросил я.
- Три дня назад, сердце – объяснила Света.
- Трудно поверить – сказал я дежурную фразу, потом говорил что-то еще, понимая, что никуда не поеду. Видеть Свету и сына, о котором мне рассказал Мишка, не хотелось. Родственников я его не знал, общих знакомых у нас почти не было. Чужие мне люди, о чем я с ними буду говорить? - оправдывался перед собой я - да и с Мишкой нельзя сказать, что мы были друзьями.
За последние двадцать лет виделись всего несколько раз.
Познакомились мы в первой и для него и для меня заграничной туристической поездке (в Югославию), обоим было за сорок. Он и я ехали в одиночку без жен, разговорились в автобусе. Он и я доценты на кафедре, шли по жизни одними коридорами в разных концах Москвы, встретились в Югославии. Заселили нас тогда очень поздно в двухместный номер с огромной двуспальной кроватью. Лежали каждый со своего краешка. «По армейским нормам вполне третьего можно положить» – шутил Мишка.
На следующий день номер «для пары» поменяли на комнату, где было две раздельные кровати. Десять дней держались друг друга в чужой «почти капиталистической» стране. Пожалуй, тогда мы и правда были друзьями. Было о чем поговорить. Мишка больше рассказывал о себе чем я, ему нужно было выговориться, он тогда уходил от жены, видимо, сильно переживал и, если вместе выпивали, неизменно скатывался на волновавшую его тему.
-Ну вот представь, - говорил он еще твердым, но уже с повышено тщательной артикуляцией голосом. «Они вместе любили кататься на лыжах, потом она на лыжах кататься разлюбила, лыжи выбросила, то есть она вообще забыла про лыжи. А он хочет кататься. Он что значит должен забросить лыжи из солидарности?
Мне с ней интересно говорить, мы близкие люди, я от нее уходить не собираюсь, у нас общий сын, интересы, друзья. Но, ты понимаешь, ей секс со мной, и как я понимаю, секс вообще, как занятие не интересен. Она говорит, что перестала понимать, что в этих странных телодвижениях находят люди? Это как?»
Мишка пил тогда чуть больше, чем стоило, и если бы не был приятным и деликатным по природе парнем, наверное, это бы меня раздражало, а так нет… Наверное, именно так и бывает с друзьями.
Мы, естественно, обменялись  телефонами, пару раз виделись в тот год, я даже был у него в гостях. Оказалось, что у нас и по работе были пересечения. Мы оба программировали на фортране, писали библиотеки для прочностных расчетов. Мишка был хорошим инженером, хорошим программистом и щедрым человеком. Дарил мне подборки своих подпрограмм. Говорил, что не уверен в успехе своих изысканий, не факт, что доведет свою «задачку» до ума, а так его подпрограммы будут где-то работать и приносить пользу.
Потом лет пять мы не виделись. Совершенно неожиданно Мишка позвонил накануне моего пятидесятилетия, поздравил, и я пригласил его отметить в компанию, где он никого не знал.
Мишка быстро освоился, всем понравился, и женщины за столом, улыбаясь спрашивали почему я скрывал от всех такого замечательного своего друга.
Мишка тогда изрядно выпил, но не перебрал, долго говорил тост, о том какой я хороший и даже лучше чем он человек. Шутил на грани фола, рассказывал какой я примерный семьянин. Вспоминал нашу поездку и уверял, что за десять дней нашего совместного проживания я не проявлял интереса не только к женскому, но и к мужскому полу, даже на шикарной двуспальной кровати.
Пару лет спустя Мишка пригласил меня отметить его “полтинник” у него на даче. Я приехал без жены, ей не хотелось тащиться в такую даль к мало знакомому человеку.
Мишка к тому времени, оказывается, уже несколько лет как развелся со Светой, и был с некоей Леночкой, видимо, ровесницей его сына. Юбиляр молодился и это ему удавалось. Он был душой небольшой компании, разжигал костер, дул на угли, жарил шашлыки, потом неплохо играл на гитаре, пел какие-то мало известные песни.
Запомнился мелкий эпизод на той даче. Мишка нес два больших ведра через участок от колодца в дом, нес тяжелую ношу с прямой спиной и улыбкой на лице мимо компании, сидящей у костра, а кода поднялся на террасу, где стоял я, сбросил улыбку, выпрямился и долго разминал поясницу. На меня он почему-то не хотел произвести впечатление, наверное считал, что мы были друзьями.
Потом мы ходили с ним в ближайший лесок за дровами для печки. В двух словах он тогда сообщил, что ушел от жены, что Света потом долго болела, что наладить добрые отношения они не смогли и почти не видятся. После той поездки лет пять мы не пересекались. Перезванивались пару раз, я слышал, что сын его женился, что у него появился внук. Мишка жаловался, что с внуком видеться почти не получается, посетовал, что парень мол выдал как-то при встрече «у меня есть мой дедушка и деда Миша».
А вот за последний год я видел Мишку два раза.
Недели две после нового года Мишка позвонил и попросил приехать, сказал, что болен, что нужна помощь и вообще надо поговорить.
Жил он теперь в другом месте, назвал адрес. Ехать пришлось до Новогиреево на электричке, там на автобусе и минут десять пешком. В проходной комнате было много хлама, по центру угадывался протоптанный путь, выделяющийся отсутствием под ногами пыли. В дальней комнате лежал Мишка, как выяснилось, с воспалением легких. Вторую неделю он, оказывается, выздоравливал, но идти в аптеку и магазин не было сил. Возможно раньше он просил кого-то еще, а теперь вот позвонил мне.
Я сходил в аптеку, купил нужные лекарства, зашел в продовольственный - взял колбасы, сыра, и всего остального, что попало под руку. Соорудил чай, накрыл на двух стульях «поляну» возле Мишкиной кровати. Мишка повеселел.
Говорили обо всем, наконец я спросил его прямо.
- Где же твоя Леночка, кто ухаживает вообще за тобой. Воспаление легких – не шутка!
- Да, Леночка была как следует, ты ее помнишь? – спросил он с гордой кривоватой улыбкой, выдающей боль в боку, - хорошая была Леночка, любила это дело. Потом еще у меня другая была, - хорохорился Мишка - аспирантка, кстати ужасно любила тетрис. Мы проверяли сможет ли она не сбиться - собрать эти самые терамино в стакан, пока я буду отвлекать ее сзади, хвалился Мишка интимными подробностями. И продолжая свои мысли вслух добавил, - “я тут встретил Валерку, ты помнишь его, он был тогда на моем дне рождения, – он, представляешь, в третий раз развелся и объяснил мне очень доходчиво, кстати, почему – «потому что каждая последующая, на поверку оказывается чуть-чуть, хуже, чем предыдущая». Это точно”.
- А Света?
- Она не в курсе, - сказал Мишка.
- У меня на нее тоже остались обиды. Мы про развод говорили давно и, вроде, все решили. Я тогда уехал хоронить мать, задержался в Воронеже почти на месяц, сначала похороны, потом хлопоты кое-какой памятник справил, а вернулся, узнал, что она как-то оформила все без меня. Без меня, когда я хоронил мать, как это по-людски?
- А сын?
Ты понимаешь, ситуация не самая крайняя. Ну воспаление легких, могу сам вызвать скорую, тебе могу позвонить, друзьям. А с сыном не просто, опять же обиды и всякое такое. Нет, я могу ему позвонить, но как бы тебе объяснить, я наверное, просто боюсь.
- Чего – не понял я.
- Ты понимаешь, я ему позвоню, скажу, что я болен, что надо бы приехать, а он например, скажет, что сейчас очень неудобно, и что может приехать только если что-то серьезное. А я скажу, что все не так серьезно, и буду думать, что сына у меня нет. А так у меня есть сын, внук, понимаешь?
Последний раз Мишка позвонил полгода назад, рано, примерно в десять утра, попросил приехать на Гоголевский бульвар, сказал, что это важно, что есть проект исключительно для специалиста моего уровня, - чувствовалось, что он уже слегка выпил.
Зашли в кафе. Мишка рассказывал, что у него появились большие связи в министерстве, чего за ним никогда не водилось.
Я отказался от водки, ссылаясь на то, что сегодня еще надо работать, взяли какой-то закуски. Мишка часто наливал в мелкую рюмку, рассказывал про каких-то англичан, про то что у нас никто не оценил его по достоинству, а англичане, англичане они оценили и его и некоторые его идеи. И что поехать на какой-то симпозиум он хочет обязательно со мной, потому что, во-первых, я его друг, потом мы работали одно время вместе в этой области, потом и с английским я, несомненно, смогу ему помочь. Мишка долил тогда содержимое в стакан, и сказал свою главную мысль, - “а главное почему я хочу с тобой ехать к англичанам, потому что ты хороший парень!”. Так что расстались мы точно друзьями.
2018 г.

Стыдно признаться, но я ничего не знал о Чарльзе Буковски до тех тор, пока не посмотрел фильм Бента Хамера "Фактотум". А фильм я этот посмотрел в достаточно зрелом возрасте, уже после прочтения Генри Миллера, Эдуарда Лимонова, Джеймса Джойса, Сергея Довлатова. Книги Чарльза Буковски просто просились на мои книжные полки, но получилось так, что я и не подозревал об их существовании, от тоски перечитывая Куприна. Не менее странно то, что я перед тем, как посмотреть фильм "Фактотум", посмотрел почти все фильмы Хамера - "Яйца", "Кухонные байки", "О Хортен", "Домой на рождество". Непостижимо, как я мог пропустить самый известный его фильм. И как же мне было после просмотра этого фильма, и чтения книг Буковски потом смотреть фильм "Пьянь". Да, Буковски любил подраться и напиться, но глядя на того, кого изображал Мики Рурк невозможно представить, чтобы он что-то писал, да и то, что он работал на фабриках или почтальоном. А вот когда Мет Диллон берет шариковую ручку и бумагу в фильме "Фактотум" не возникает сомнений в том, что перед вами прирожденный писатель. Удивительно и то, что сам Буковски, принимавший участие в создании фильма "Пьянь" как-то не заметил, что этот фильм полностью не соответствует его произведениям, как и актер играющий его совсем на него не похож психологически.

Фильм с первых кадров задел лично меня за живое потому что лично мне это очень близко - работать где-то на малооплачиваемой работе, а потом напиваться и общаться с падшими женщинами, с целью как-то заглушить вспыхивающие в голове мысли, которые причиняют невыносимую боль и в то же время излагать их бывает ужасно приятно. И все бы ничего, если бы этими выраженными мыслями можно было бы поделиться с другими, и в награду за эту работу быть освобожденным от тупой работы за гроши. Но нет! Издатели не особенно хотят публиковать неизвестных авторов. Чтобы книги нового автора начали хорошо покупать, нужно вложить много денег в его рекламу. А такие вложения - большой риск. Ведь этот автор, в рекламу имени которого вложены большие деньги, может начать писать не то, что хорошо продается, может вообще перестать писать, и тогда издателю надо начинать все с начала. Вот и предпочитают издатели печатать книги известных авторов, и даже нанимать неизвестных, чтобы они работали вместо знаменитостей в их стиле. Таковы законы капитализма. Это тоже своего рода цензура.

В этом фильме в основном показывается, как неизвестный писатель работает и пьет, общаясь с разбитными женщинами. Кстати, актрисы подобраны со вкусом. Лили Тейлор очень живо нарисовала образ пьющей нимфоманки, который вызывает скорее сочувствие, нежели отвращение. Вроде бы она не сообщает ничего о своем жутком прошлом, но созерцая этот образ становится ясно, что она пытается заглушить боль, которою ей причиняет процесс жизни, алкоголем и беспорядочными связями, видно, что она не смотря на свою неразборчивость в партнерах нуждается-таки в нормальных отношениях. Но так же в этом фильме весьма убедительно показаны моменты, когда этот писатель иногда отталкивает работу, алкоголь, женщин, и принимается писать, и отправляет, потратив последние деньги, написанное в издательства, ждет, пока их напечатают, отчаивается, снова пьет и под воздействием алкоголя пытается поверить в то, что рано или поздно он начнет зарабатывать своим творчеством.

Есть в этом фильме и момент, когда фактотум вроде находит прекрасный источник дохода - ставки на скачках. У него заводятся деньги, но с деньгами он как-то совсем не нравится подруге, да и с творчеством как-то не ладится. В итоге играть он перестает. Особенно виртуозно изображена сцена конфликта на ипподроме между бедным писателем и состоятельным заурядным мужиком, который занял место занятое газеткой писателя. И тут персонаж Диллона не грубит, не бьет пухленького и наглого богатея, который решил сэкономить на месте для богатых зрителей, а вежливо объясняет ему, что это свинство, и как следует себя вести вежливому человеку, а тот его игнорирует. Персонаж Мики Рурка просто сразу избил такого высокомерного и наглого оппонента, а вот персонаж Диллона бьет его только после того, как его подруга говорит ему, что этот пухлик его сделал. И фактотум у неё наивно уточняет, что ему следовало бы сделать, чтобы не быть сделанным, неужели избить. И потом он его бьет как-то застенчиво, будто хочет сказать, что он возмущен его поведением, но вовсе не хочет делать ему больно, но надо, потому что другого выхода нет.

Богемная содержанка и её покровитель, который попросил главного героя написать либретто к его опере выглядит весьма комично, особенно, когда он произносит название своей оперы и принимается её играть. И после прогулок на яхте с этим композитором фактотум устраивается упаковывать одни и те же тормозные колодки в разные коробки, и от коробки зависит стоимость одних и тех же колодок. Прекрасная аллегория! В сущности жизнь миллионера и жизнь безработного мало чем отличается - просто упаковки разные. Сцена устройство на фабрику солений тоже потрясающая. Фабрикант очень хочет принадлежать к богеме, потому с радостью принимает на работу писателя, чтобы он сортировал огурцы. Но перед принятием на работу, он спрашивает у писателя, почему тот хочет работать именно на его фабрике. Ему мало готовности работать на него, ему хочется, чтобы писатель ещё и искренне любил и его, и его фабрику. А потом он хочет ещё и похвастаться своему другу писателю, что у него на фабрике трудиться тоже писатель, но только бедный, и он устраивает встречу двух писателей, во время которой они молча курят. Все это можно трактовать по-разному, но мне кажется, что фабрикант хотел просто поставить на место своего работника, который дерзнул не только марать бумагу после работы, но и говорить о том, что он писатель. Это недосказанность в фильме порождает множество версий, и в этом прелесть подобных произведений, в отличии от тех, где всем всё понятно, и все однозначно и черно-белое.

В фильме мало афоризмов Буковски, но те, что есть вставлены в него очень к месту. И особенно финальная реплика, которую произносит голос за кадром в то время когда главный герой на последние деньги пьет пиво, глядя на стриптизершу. Он говорит, что если уже взялся за что-то, то нужно идти до конца, не считаясь с потерями и невзгодами, и эта решимость возносит к богам. Да, иногда подобное стремление становится причиной одиночества, но одиночество, на взгляд Буковски, это подарок, а вот общение с людьми - это тест на выносливость...

Я был взбешен её тупым оптимизмом. Я чувствовал, что она врет, и потому мне хотелось вывести её на чистую воду, доказать ей, что она такая же, как большинство женщин и мужики, которых она обвиняла в отсутствии серьезных намерений и трусости здесь не при чем. Однако я так же понимал, что бесполезно сейчас сидеть и что-либо доказывать ей словесно.
-Ладно! – уверенно начал я, осушив бутылку безалкогольного пива и почувствовав прилив энергии и решимости. – Вот я – человек с серьезными намерениями. Давай жить вместе! Завтра снимем квартиру с частичными удобствами. Будем жить скромно и счастливо, в ожидании любви и детей. Только учти, что жить придется на мою зарплату. Ну, вот ты и молчишь!
-Ты шутишь?
-Нет, не шучу, я готов попробовать стать счастливым  еще раз.
-Но ты же женат и у тебя есть дети…
-Фактически я разведен. Так называемую, жену я видел в последний раз год назад, и возобновление каких либо отношений с ней невозможно. На счет алиментов не волнуйся, будем скидываться поровну.
-Но я не могу так сразу, я ведь тебя совсем не знаю…
-Хорошо! Можно встречаться, сколько хочешь, чтоб лучше узнать меня, хотя мне не нравятся такие отношения. Флирт, цветы, свидания, подарки, танцы. Это игра, в которой партнеры рекламируют себя друг другу, скрывая себя настоящих, а потом, когда дело доходит до быта, разбегаются. Потому мне кажется, что начинать надо с быта, чтобы не тратить время напрасно. У нас у всех нет времени, мы в любой момент можем покинуть этот мир в принудительном порядке, но живем так, будто смерти вообще не существует.
Она, иногда, умела выслушать с умным видом и польстить человеку, умела не только выслушать, но и поддержать беседу, хотя и говорила часто невпопад, в отличии от большинства девиц, которые молчали и тупо ждали, чтоб я их развлекал. В сравнении с моей бывшей женой у неё была масса положительных качеств. Она не материлась, не дралась, пока еще не напилась и не требовала от меня невозможного каждую минуту. Общение с Катей не тяготило меня в тот вечер, хотя я был к ней равнодушен, все в ней претило моим вкусам. Фактически я сделал ей предложение вступить со мной в гражданский брак, но я был полностью уверен в том, что она откажется и даже не потому, что не собирается жить со мной. Я знал, что женщины считают своим долгом немного поломаться ради приличия. Мне было все равно с кем, где и насколько жить. Мне не хватало трудностей, и я был готов на любые перемены, даже в худшую сторону, только, чтоб не было так, как сейчас. Тогда были еще свежи воспоминания о бывшей жене. Я знал, что хуже, чем с ней быть не может, потому мне нечего бояться, ведь худшее уже позади.
Матвеевна и все остальные прибыли с опозданием на полтора часа. Прибыл даже преподаватель, нескромно присвоивший себе псевдоним Кириллов, хотя его голос и был чем-то похож на голос известного телеведущего. Видимо он хватил лишку, если начал со мной консультироваться по поводу воспитания своего пятнадцатилетнего сына.
-Вот ты мне скажи, как представитель молодого поколения, что с вами делать? Я не диктатор, я против репрессий! Я только хочу подстелить ему соломки, чтоб он не повторял моих ошибок…
-Дети, - польщенный таким вниманием к моей персоне начал я. – Они такие же люди, как и все и потому им не очень-то нравиться, когда им что-то начинают навязывать. Человеку просто необходимо ошибаться, чтоб накапливать свой жизненный опыт. Все люди разные и ситуации тоже, в этом мире все постоянно движется и меняется и потому опыт одного человека годится для другого.
-Но током любого ударит, если пальцы в розетку сунуть!
-Кого-то может убить, а другой отделается легким испугом, а третий из этого цирковой номер сделает или попадет в книгу рекордов. Вам же не понравиться, если я сейчас начну убеждать вас не пить этот коньяк потому, что в этом заведении его готовят из чая и дешевого спирта, потому, что алкоголь вообще вреден для здоровья и в завершении возьму и вылью ваш напиток в унитаз.
-Но ты же не мой отец!
-Положим, он сейчас бы здесь оказался и так поступил. Возможно, вы бы это и стерпели, руководствуясь рамками приличий, но вам бы это было неприятно.
-Согласен, но мне не пятнадцать лет!
-А что особенного случается с человеком, когда ему исполняется восемнадцать лет? Почему совершеннолетие наступает именно в этом возрасте? Некоторые в этом возрасте заканчивают минимальную программу обучения и могут идти работать и соответственно жить самостоятельно. А если минимум обучения сократить на пару лет, то совершеннолетними становились бы раньше. В каменном веке совершеннолетие наступало вообще в восемь лет. Чем больше у людей достаток, тем дольше дети остаются несовершеннолетними. В скором времени совершеннолетие будет наступать только в тридцать лет. То есть половину жизни человек проживает бесправным узником, домашним животным. Когда, наконец, наступает время для взрослой жизни, он уже не может отвыкнуть от своих детских привычек. Всю ответственность за свои поступки возлагают на родителей, на начальство, на жену, на кого угодно, только не на себя. Они обвиняют в своих неудачах окружающих, объявляют себя жертвами и жизнь их проходит в постоянном нытье и поиске виноватых и рецептов правильной жизни. Животные же наоборот стараются как можно быстрее научить потомство жить самостоятельно.
-Я тоже хочу помочь своему сыну быстрее пристроиться в жизни, но он мешает мне это сделать. Он совсем забросил учебу и сидит, уткнувшись в компьютер.
-Когда я бросил училище на третьем курсе, и увлекся чтением книг о революции, моя мама потребовала у меня денег за жилье и питание, и мир вдруг стремительно изменился в моих глазах. Ненавистные эксплуататоры стали для меня спасителями, а пролетарии, которых я считал самым прогрессивным классом, вдруг предстали передо мной такими безответными скотами, которые не то что революцию не могут сделать, а даже попросить у эксплуататора выплатить им их же заработанные гроши. Прозрение, правда, наступило не сразу, и я не хотел признавать своих ошибок, потому, что родители долго спорили со мной, убеждали меня в моей глупости. Я стал рабочим, не потому, что я этого хотел, а чтоб доказать родителям свою самостоятельность. В итоге, я занимаю чужое место, а кто-то занимает мое, и мы оба мучаемся.
-Так что же мне ему вообще ничего не советовать?
-Ничто люди не дают так охотно, как советы. Это сказал Ларошфуко. А почему? А потому, что если человек кому-то что-то советует, то он утверждает, что умнее него, а это в какой-то мере оскорбление. Другое дело, когда человек сам понял, что не знает, что ему делать. Добровольно обратился к нему за советом, и сам же решает следовать ему этому совету или нет, и не сваливает на советчика ответственность за свои действия. В таком случае ничего оскорбительного в получении совета нет.
-Все вроде бы просто, но слишком сложно для радио. Нельзя! Никогда нельзя показывать слушателю, что ты умнее него. Лучше даже наоборот показаться им дураком. Пусть они думают, что умнее известного человека…
Матвеевна оживленно говорила о рисовании. Катя заявила, что училась в академии художеств и истинное свое предназначение видит в создании живописных шедевров.
-Матвеевна! – театрально переигрывая, восклицала она. – Я тебя умоляю! Нет! Художник просто берет лист.
-И делает с ним то, что хочет.
При этом Матвеевна с серьезным видом жестами изображала, как можно из ватмана сделать туалетную бумагу, порвав его на полоски и старательно размяв. Но Катя не поняла, она оживленно и высокопарно рассказывала о том, как она творит, небрежно используя эзотерические термины такие, как сгустки энергии, внутренние сущности, коллективное бессознательное, светящиеся существа…
-Ничего не понимаю! – пресекла сумбурный словесный поток Матвеевна. – Что конкретно делает художник с листом? Хватается за живот и бежит в туалет.
-Зачем за живот хвататься, чтобы бежать в туалет? И причем здесь туалет?
-Матвеевна, - вступился за непонимающую намеков Катю Валерка Шилов. – Завязывай, это уже пошло и неостроумно. Так можно договориться и до того, что настоящий художник и экскрементами рисовать может.
-А все из-за того, что этот банальный момент жизни считается табуированным, как и секс, потому он и вызывает у Матвеевны такой нездоровый интерес. Запретный плод всегда сладок, даже, если это фекалии.
-Хватит вам про говно распинаться! – оборвала меня Маша.
Я долго провожал Матвеевну и Катю до трамвая. Маша шла вместе с нами и выглядела веселой. Андрюха, сидевший рядом со мной на курсах, нравившийся ей пришел в тот день с какой-то девушкой. По этой причине мне захотелось проводить Машу от трамвайной остановки до дома, но она решительно отказалась. Матвеевна и Катя разъехались в разные стороны, а я рванул на велосипеде через сугробы городского парка, напрямик в свой район окруженный неряшливо выстроенными заводами. Выбравшись на прямую дорогу, я увидел трамвай и начал с ним соревноваться. Рельсы шли прямо, остановок было мало, и они были пустынны, а в салоне сидел только один пассажир. Потому трамвай мчал, не останавливаясь, и мне было очень тяжело не уступать ему. Силуэт единственного пассажира помахал мне рукой и прилип к стеклу лицом. В пассажире я признал Катю. Я не понимал, почему она так радовалась тому, что я не отстаю от трамвая. Наконец я тормознул на перекрестке. Трамвайные рельсы сворачивали, а мне надо было ехать прямо. В голове мелькнуло, что последствия поворота в сторону трамвайных рельсов, а не дома непредсказуемы. Но тогда я сильно нуждался в любых переменах, они нужны мне были, как воздух. И я свернул в сторону уходящего трамвая. Раздумывая, я сильно отстал от него и даже раскаялся в том, что опять ввязываюсь в историю, успокаивал себя предположениями, что она давно вышла и пошла домой, а я её не заметил и проехал мимо. Но она стояла на обочине дороги, по колено в грязном снегу и сияла от восторга, глядя на меня. Я сильно запыхался и не мог ничего сказать.
Тот вечер и та ночь нарушили привычный уклад моей жизни. Проводив Катю до подъезда, я болтал с ней часа три, покуривая трубку, хлебая из банки безалкогольное пиво. Ей я купил крепкое пиво по её заявке. Я понимаю, что в такие моменты не стоит говорить о кремации, похоронах, кладбищах, памятниках и о том, что я не хотел бы умереть в кругу близких и любящих меня людей и не очень-то приятно при жизни осознавать, что своей смертью я создам массу проблем своим близким. Лучше продать свое тело медицинскому институту, чтоб в нем ковырялись студенты.  Я, совсем не для этого, провожал её, но разговор сам собой затек в это русло. Наверное, впервые в жизни я на свидании говорил, о чем придется, не хотел казаться лучше, чем я есть, не делал себе рекламы, а просто расслабился, впервые я не заставлял себя тянуть женщину в постель, а просто болтал. Обычно после свиданий я возвращался домой недовольный собой и той, с которой убивал время и долго не мог заснуть. В то утро я уснул очень быстро.

Глава третья. Отношения.
Разбужен я был телефонным звонком. Катя приглашала меня на свой день рождения, который она собиралась праздновать в середине недели на квартире своей подруги. Она долго объясняла мне, как найти эту квартиру. Ей было трудно это сделать потому, что она не знала точного адреса, но помнила, где это находится, визуально. В результате, она предложила встретиться, у входа в церковь. В тот вечер валил мокрый снег вперемежку с дождем. Я задержался на работе, чтоб быть пунктуальным, мне пришлось ехать очень быстро по глубоким грязным лужам сугробам, которые дворники перекидывали с тротуаров на проезжую часть. Два раза меня окатили водой попутные грузовики потому, подъехав к церковным дверям, я достал из рюкзака туалетную бумагу и вытер свои кожаные штаны и куртку. Стайка празднично наряженных девиц пряталась от непогоды в дверях храма, но внутрь они не заходили, вызывая этим немое возмущение прихожан, идущих на вечернюю службу. В одной из них я узнал молодую домохозяйку Ксению, которая кивала в мою сторону и что-то приглушено говорила подругам. Я понял, что весь вечер буду сидеть за одним столом с ней, и собрался, было, уехать, но тут подбежала Матвеевна, предложила потереть мне спину там, где я не мог дотянуться, подошла еще Маша, а потом и Катя в лаковых туфлях, вечернем платье, мокрых колготах. Бесформенная куртка, неряшливо накинутая на плечи, упала в грязь, когда она обнималась с Матвеевной. Глаза и губы её были накрашены так небрежно, что она была похожа на циркового клоуна, с волосами так же творилось совсем не ладное. Она тут же похвасталась, что сделала завивку за счет фирмы, из которой вчера уволилась.
Квартира была битком набита одноклассницами Кати. Одна из них, с первого взгляда возненавидевшая меня привела своего друга, который называл себя магом. Окруженный девицами он пересказывал свои сновидения. Другой был журналистом, представился, подал руку и сказал, что я хорошо выгляжу. Когда все уселись на диваны, между которыми стоял низенький столик уставленный салатами и бутылками в основном с винами и ликерами, Катя представила меня и Матвеевну. Ксения сказала, что нас двоих она просто не выносит, а Катя просто дура, раз поет нам дифирамбы.
-Какой он добрый! – шипела она, болезненно кривя губы. – Ты его совсем не знаешь! Он бросил жену с маленьким ребенком. Ты говоришь, что он талантливый, но я не вижу, в чем этот талант заключается. Может в том, что он оделся, как пятнадцатилетний подросток? Вы бы слышали, что он говорил! А Матвеевна вообще сумасшедшая. Я уверена, она сегодня что-нибудь натворит. Полюбуетесь на неё!
Матвеевне эти речи не показались смешными, как мне, она изготовилась действительно что-то натворить и уйти, но я шепнул ей, чтоб она дала возможность мне ответить.
-Да! – весело воскликнул я. – Ужасны мы и бестолковы, похабники и скандалисты. Но почему же ты молчишь о нашем главном грехе! Мне даже обидно как-то стало. Говори, не стесняйся. Народу будет интересно.
-Не знаю я, что вы там еще натворили.
-Знаешь, и это тебя мучает. Ты бы молчала о наших странностях и слабостях, если бы мы не обделили тебя своим равнодушием, и признали твой авторитет. Наш грех в том, что мы непослушные, но мы обещаем сегодня исправиться и выполнять твои приказы.
-Нет, ну вы поняли! Вы послушайте, что он несет!
-Не собираюсь я её слушаться! – категорично сказала Матвеевна. – Тоже мне, атаманша нашлась! Мужем своим дома пусть командует!
-Матвеевна! – прохныкал я. – Один только вечер. Неужели трудно сделать человеку приятно! Мы же наверняка больше с ней никогда не увидимся.
-Я сейчас уйду, если они не прекратят!
-Пожалуйста! Мы молчим, слушаем и повинуемся.
-Театрал хренов, - зло заметила подруга мага.
Публика сидела смирно. Хихикал только журналист со своей бритой головой и конфуцианской бородкой похожий на веселого Будду. Одна из девиц предложила мне произнести первый тост, но я сказал, что не хочу, чтоб Ксения уходила и потому передаю ей это право. Та ответила, что у неё на весь вечер испорчено настроение, и она не может произнести тост. Пока решали вопрос с тостом, виновница торжества вышла в коридор, чтоб кому-то позвонить. Матвеевна выпила без тоста и налила себе еще, заметив, что в этой компании можно умереть от жажды пока кто-то пожелает имениннице всего наилучшего.
-Ты сегодня точно что-то натворишь, - заметила Маша.
-Обещаю тебе, что не натворю.
Мне таки пришлось произнести длиннющий грузинский тост, вычитанный из ветхого сборника анекдотов. До пьющих смысл дошел не сразу, но смеялись долго, некоторые даже забыли выпить. Второй тост я уже изобрел сам и выпил стакан виноградного сока, продемонстрировав, как пьют вино в Грузии, если нет рога. Матвеевна выпила стакан ликера так, как пили водку офицеры царской армии, поставив стакан на внешнюю сторону ладони и не касаясь его другой рукой. Я выпил еще стакан сока, не касаясь стакана ртом, влил в себя его содержимое, как вливали в себя ром английские моряки. Матвеевна продолжила представление, выпив Машин стакан с вином, не касаясь его руками. Она бы показала еще несколько способов помещать содержимое стакана в желудок, но тут вошла Катя и начала мямлить извинения в том, что совершенно не уделяет гостям внимания потому, что у неё сразу две несчастных любви.
-А мы тебе тут счастья пожелали, - сказала Матвеевна, поднявшись с места, и, протянув к Кате руки, чтобы обнять. – Так, что будет у тебя не две несчастных, а сразу десять счастливых люб… Черт! Как это сказать? Кто у нас тут лингвист?
Катя порывисто взмахнула рукой, чтобы обнять Матвеевну, но забыла, что в руке этой у неё находится стакан с красным вином, которое расположилось на розовых обоях неряшливым пятном. Большие черные глаза на маленьком лице хозяйки квартиры стали еще больше, когда Матвеевне не удалось вытереть это пятно пятью разными способами.
-Надо просто повесить туда какой-нибудь плакат, - авторитетно посоветовал маг.
-Так близко к полу плакат будет плохо смотреться. Лучше передвинуть мебель.
-Мебель двигать тяжело, - резонно заметил волшебник журналисту. – У меня дома есть очень длинное перуанское панно. Оно тут смотрелось бы.  Только оно мне самому нужно.
Тоня грубо выразилась, послушав эту демагогию, она сказала, что это квартира её свекрови, которая повернута на чистоте и очень долго искала эти обои, которые теперь вряд ли где-то можно достать. Я сообщил ей адрес магазина, в котором я видел нечто похожее. Она немного успокоилась, и пошла на кухню за горячими блюдами. Гремела какая-то музыка, несколько разговоров прыгали с одной темы на другую. Пьяная Катя увлекла меня на кухню, начала просить, чтоб я сейчас сгонял на велосипеде в старый город и на каком-то перекрестке встретил какого-то парня, и привез сюда на багажнике или перекладине рамы. Она не знала его номера телефона, а о встрече договорилась три года назад. Я начал убеждать её в том, что не один псих не сядет на багажник велосипеда незнакомого и странно одетого человека, не поедет неизвестно куда в такую погоду, к тому же я не смогу узнать его в толпе прохожих по её путаным описаниям. Тогда она начала рисовать его шарж ручкой на бумажном листе.
-Отвяжись от человека! – сказала Тоня, недобро поглядев на свою пьяную подругу. – Приглашаешь человека на праздник, а потом просишь ехать неизвестно куда, и везти неизвестно кого и зачем. Он не придет. Ему делать больше нечего! У него сейчас трое детей, насколько я знаю…
Катя ушла таки на свидание, назначенное три года назад, чтоб спросить у бывшего возлюбленного, насколько он счастлив с другой.  Я закурил трубку.  Тоня спросила меня, всегда ли я курю трубку или только сегодня решил выделиться из однообразной массы курильщиков. Я сказал, что уже давно отвык от сигарет, а трубку начал курить, когда работал крановщиком. Дело в том, что дым из трубки не раздражает глаза.

После этого я ушел в комнату, посмотреть, не натворила ли там чего Матвеевна. Она мирно беседовала о рецептах приготовления пирогов. Мне стало скучно, я отчаянно выпил стакан сока и пошел в туалет. Надавив на кнопку, чтобы включить свет, я испугано отдернул руку. В кнопке что-то заискрило, и во всей квартире погас свет. Раздался визг, но пока я облегчился при свете зажигалки, все успокоилось. Честно признавшись Тоне, в том, что я неудачно включил свет в туалете, я спросил у неё, где находятся предохранители. Матвеевна мигом нашла свечи и осветила праздничный стол. Публике понравилось пировать при свечах и никто особо не расстроился, кроме Тони. Переживая стресс, она хватила стакан водки и пошла искать предохранители и звонить «своему». Предохранители были автоматические, но от включения их квартира не осветилась электрическим светом. Я сделал вывод, что перегорел общий предохранитель от квартиры и даже нашел его в подъезде. Правда он был очень высоко, и чтоб до него добраться, мне пришлось влезть на седло своего велосипеда и повиснуть на водосточной трубе. Предохранитель был старый,  пришлось искать тонкожильный провод, чтоб вставить его в предохранитель, к тому же гнездо, в которое он был вкручен, было все изломано. Чтоб свет не гас, пришлось уплотнять гнездо деревянными щепками. Я долго провисел на трубе, пока не дал народу свет. Под конец журналист даже пришел подстраховать меня, чтоб я не упал, а заодно развлекал меня историями, связанными с электричеством.
-Какая жалость! – ядовито заметила подруга мага. – Вы испачкали свой театральный костюм! Примите мои соболезнования.
Я стоял на кухне перед раковиной и мокрой губкой удалял пыль со своей одежды. А вернувшаяся со свидания Катя, сокрушалась, что её бывший возлюбленный не явился.
-А вы не в полиции работаете?
-Ах, нет, вы ошиблись! Не очень-то вы проницательный.
-Но ведете себя так же бесцеремонно, как стражи порядка.
-А вы, наверное, преступник рецидивист.
Тут в нашу перепалку вмешался сам начинающий маг, спросив меня, не читал ли я Пелевина – его кумира. Сказал так же, что был очень удивлен тем, что я подарил Кате книгу Флоринды Доннер. Мол, мой внешний вид не соответствует тому, что я подарил Кате. Я не стал поминать про дареного коня, которому не принято смотреть в зубы, а перечислил книги его кумира, которые я прочел.
-Я хотел бы узнать ваше мнение на счет того, где же мы настоящие, во сне или наяву?
-Да у него три класса образования и то на двойки учился! – запротестовала его подруга. - Он же ни одной книги не прочел!
-А почему вы не допускаете сосуществование двух реальностей.
-Но если реальностей две, то это уже не реальность.
-А что же? Вы хотите сказать, что виртуальная реальность не реальна.
-Вот именно! Она искусственная, значит, она не является реальностью. Она существует только благодаря физической реальности.
-Итак, вопрос состоит в том, какая из реальностей первична. То есть вы хотите у меня спросить, что же было раньше слово или сущность, а выражаясь еще более простым языком, появилась раньше курица или яйцо.
-Что он несет? – подруга мага щурилась, соображая об чем речь. – Ты ему про реальность, а он тебе про курицу с яйцами. Пошли, разве не видно, что он тупой примитив!
-Почему примитив? – мягко возразил эзотерик, не желая идти обратно за стол. – Вот именно, что появилось раньше, сновидец или его сновидение?
-На этот счет существует множество разных ответов, и они все правильные, равно как и не правильные, ибо понятия правильности и неправильности сугубо условны…
Я просто коротал время, наваливая в кучу, связывая между собой приходящие на ум интеллектуальные выкрутасы. Я бы вряд ли начал этот бестолковый разговор, если бы злая девица не вынудила меня своим высокомерием. Я просто поддался на её провокацию, хотя гораздо умнее было согласиться с тем, что я примитив с тремя классами образования и послушать, о чем говорят окружающие.
-Материя представляет собой сгусток энергии, движение микрочастиц которого настолько интенсивно, что он обрел твердую форму и условился существованием во времени и пространстве. Это одно из множества рассуждений доказывающих первичность сновидения. То есть материя – затвердевший сон в рамках времени и пространства. Но с недавних пор меня перестали интересовать ответы на подобные праздные вопросы. Девушка права, я – примитив, которого интересует не сам факт первичности материи или сновидения, а то, как это можно использовать в социальном плане, то есть, как срубить бабок, воспользовавшись этим фактом.
-Можно читать лекции или писать книги, как Пелевин.
-Книги я пишу, но они мне не нравятся.
-Но может, понравятся кому-то другому. Как тебе нравятся книги Пелевина?
-Причина его популярности в том, что он предложил народу, который жаждет халявы, недорогой билет в нирвану. У Кастанеды все сложно и недоступно рядовому потребителю. Найти мага в пустыне, потом полжизни учиться черт знает чему. Гораздо проще нюхнуть клея, чтоб оказаться в параллельном мире или кинуть ЛСД на кишку, если беспокоит вопрос престижа. Никаких усилий прилагать не надо, заглотил таблетку, и тебе стало понятно устройство вселенной. Наркоман получается не слабаком, убегающим в другой мир, а отважным исследователем. Его герои не больше, чем продукт поверхностного взгляда на толпу прохожих, потому у них отсутствует характер, чувства, воображение. Одним словом, это просто скучный, интеллектуальный пердеж, мастурбация…
-Ну вот, наконец-то! Это ты хотел от него услышать! У него же в лексиконе нецензурных слов не хватает…
-Подожди, - оборвал подругу маг. – Так ты читал Кастанеду и что-то там понял?
-Всего, - мрачно ответил я. – В основном я запоминал и чувствовал. Понимание наступает постепенно, в процессе жизни, когда вдруг начинаешь применять на практике то, о чем читал.
-Употребление психотропных растений?
-Не стоит понимать буквально то, что написано в начале книги, не дочитав её до конца. Если почитать дольше, то становиться ясно, что все эти ритуалы и галлюциногены служили только ширмой, приманкой для…
-Вот именно, для чего?
-Для долгого и тяжкого пути познания. Дело в том, что Кастанеда не придумал свои книги в отличии от Пелевина, некоего Анхеля де Куатье, Паоло Кэльо и многих других эзотерических писателей, которые только излагают свое понимание Кастанеды, а их книги только жалкая подделка.
-А с чего ты взял, что Кастанеда действительно учился у какого-то мага и прыгал с обрыва, почему ты этому веришь?
-Об этом бесполезно болтать у кухни, - категорически отрезал я. – Скажу только, что книги Кастанеды не откроют ничего тем, кто лезет в них из праздного любопытства, чтобы услышать сладенькую сказочку о прогулке в другой мир на шару. Чтобы хоть что-то понять в этом нужно хотя бы зайти в полный тупик и думать о самоубийстве всерьез. Не резать вены из-за несчастной любви напоказ, а сидеть, и тщетно искать хоть одну уважительную причину для того, чтобы еще ненадолго остаться в этом мире…
-Так ты отрицаешь сочинительство, как таковое?
-Я изо всех сил стараюсь ничего не утверждать и ничего не отрицать. Просто мне жаль тратить время на чьи-то безжизненные и бесплодные фантазии по той простой причине, что я сам достаточно насочинял подобной фантастики и очень ей недоволен.
-Вы посмотрите на него! Он писатель! Можно у вас взять автограф, на вашей изданной книге, разумеется?
-Я только один раз отправил свой рассказ на один сайт в интернете и, прочитав отзывы на него, почувствовал сильное разочарование. К тому же книжный рынок уже давно завален подобной ахинеей, все ниши уже давно заняты. Я этому даже рад. У меня есть стимул создать что-то другое…