Многие читают Стивена Кинга, другие помнят Байки из склепа, Мурашки, смотрят Звонок и прочие ужастики. Но стоит вспомнить, что в России есть свои классики.
Сказки выдающегося этнографа Александра Николаевича Афанасьева не менее захватывающи, а пугать могут даже сильнее.
Наступило утро. Я поворачиваю голову — Паши нет на своём месте, его спальник пуст. Я поднимаюсь и вижу, что на столе стоит керосиновая лампа с зажжённым фитилём. Я тушу лампу, затем подхожу к двери в соседнюю комнату и открываю её — Паши там нет. Я вспоминаю сон, и у меня возникает нехорошее предчувствие. Я решаю, что буду действовать строго по распорядку, и собираюсь на пробежку.
На улице пасмурная погода. Небо закрыто тучами, а местами тайга укрыта плотным серым туманом. Воздух холодный и будто пропитан влагой. Этот сон и мрачная погода — всё это портили моё настроение. Я пробежался до водопада, искупался, и только после ледяной воды ко мне вернулось состояние уверенности и тонуса.
«Чёрт с ним, с этим Пашей», — подумал я, одеваясь. — «Надо будет — появится, не маленький». Но когда я побежал обратно, то надеялся, что Паша уже вернётся. Но его не было.
Я занялся хозяйством, потом пошёл готовить завтрак. Когда сидел и ел кашу, вдруг раздался удар в дверь. Было такое ощущение, будто в неё что-то бросили. Я встал, подошёл к двери и осторожно открыл её. На пороге лежала дохлая ворона. Я быстро спустился с крыльца и огляделся по сторонам — я был почти уверен, что это дело рук Паши. Но его нигде не было. До опушки леса далеко — оттуда не докинуть. Я решил проверить вокруг дома, обежал его, но никого не увидел.
— Паша! — закричал я, и эхо моего крика разлетелось по горам.
— Я тебе задницу надеру, — добавил я вполголоса.
Взяв два полена со двора, я зажал ими ворону, отнёс за баню и бросил подальше в сторону леса. Пока я возвращался к дому, у меня было ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Я остановился на пороге и вгляделся в лес. Ощущение тревоги меня не покидало. Скорее всего, у Паши снова поехала крыша, как в прошлый раз, и он теперь чудит. Но, может быть, что-то ещё. Мне вспомнились слова Садыбая про Чёрного Шамана и про то, что он не забудет меня и захочет отомстить. Может, он опять похитил Пашу и теперь охотится за мной?
Я отправился в баню, взял из предбанника топор, вернулся в дом и хорошо помыл руки с мылом. Позавтракав, я вышел во двор и продолжил пилить и колоть дрова. Но чувство тревоги не покидало меня, и мне казалось, что за мной наблюдают. Я вдруг вспомнил, что меня успокаивало, когда я злюсь:
— Только подойди сюда, что бы ты ни было, и я уничтожу тебя, — проговаривал я про себя, пока колол дрова. Это меня заводило, и вместо страха появлялось некое звериное чувство. Но я всё равно останавливался и подолгу оглядывался по сторонам.
Поработав до обеда, я вошёл в дом. Нужно было пообедать, но, так как Паша так и не пришёл, я решил разогреть его утреннюю порцию и доесть её. В доме закончилась вода, я взял ведро и пошёл набрать воды в бане. Налил из фляги воду в ведро и пошёл обратно к дому. Небо стало тёмно-серое, и от этого казалось, что уже наступили сумерки. Я вошёл в дом, сразу залил воду в рукомойник, поставил ведро на деревянный табурет и, подходя к столу, замер на месте — на столе лежала дохлая ворона.
Я несколько секунд пялился на неё, не отводя взгляда. Затем схватил топор и выбежал на улицу, снова обежал вокруг дома — никого не было. Мне казалось, что я схожу с ума — я не мог рационально объяснить всего этого. Никто не смог бы подкинуть ворону в дом и убежать: я бы всё равно его увидел. Оставалось проверить только одно место.
Я вошёл в дом и прислушался — стояла полная тишина. По телу непрерывно бегали холодные волны. Я подошёл к двери в соседнюю комнату и, задержав дыхание, медленно открыл её. На полу, спиной к двери, сидел Паша — так, как я видел его в последний раз. В сумерках комнаты его неподвижная фигура выглядела ещё более устрашающе.
Меня всего сковало от страха, но я вспомнил, что злость и ругательства весь день помогали мне. Я всё ещё надеялся, что это просто злой розыгрыш.
— Встань, — хотел сказать я грозно, но звук застрял в горле, и вместо этого получился только тихий хрип.
Паша не шевелился. Я тоже не собирался сдаваться.
— Встань, — сказал я уже громче и чётче.
Вдруг Паша стал медленно подниматься — и делал он это точно так же, как та женщина: будто это не человек, а тряпичная кукла. Моё тело сковало от страха. Паша так же неестественно медленно развернулся вокруг своей оси, и я увидел его лицо — оно было мертвенно-бледным, как у трупа, с пятнами нагноения, а на глазах у него была повязка из мешковины. Но он смотрел прямо на меня — я это чувствовал. Топор выпал из моей ослабшей руки, и я услышал его глухой стук об пол.
— Помоги мне, — вдруг раздался голос из его рта. Это был не голос Паши — он был каким-то утробным, хриплым, и в нём была мольба, но она ужасала. Я почувствовал смрадное дыхание из его рта.
Я не знал, что мне делать. Я замер на месте, не понимая, как поступить.
— Помоги мне, — ещё раз раздался голос изо рта Паши. Было ощущение, что его тело используют как марионетку, а голос принадлежит совершенно другому существу.
Я понял, что Паше нужна помощь, что он в беде, но меня останавливало какое-то чувство опасности.
— Помоги мне, — вновь раздался голос, и в нём было столько мольбы и страдания, что я тут же решил: нужно помочь, нужно вытаскивать Пашу из этого всего. Я сделал шаг вперёд и вдруг вспомнил про Проводника. Мне показалось, что я смогу сейчас обратиться к нему за помощью, и он подскажет, что делать.
Как только я подумал о нём, то почувствовал внутри знакомое ощущение его присутствия — на границе страха и воли. Я мысленно обратился к нему: «Что мне делать?»
И тут же почувствовал его ответ: «Беги. Ты в опасности». Это не Паша.
Существо будто догадалось об этом: оно открыло рот, и из него вместе со смрадной гнилой вонью раздался ужасный нечеловеческий крик — такой же неестественный, будто его источник было какое-то животное или птица, кричащая человеческим голосом:
— Артёёёём…
И в ту же секунду лицо Паши превратилось в лицо той самой женщины с чёрными глазами, впалым беззубым ртом и рогами на голове. В этот момент я подумал только о том, откуда оно знает моё имя, но тут же, не выдерживая того ужаса, который это существо вселяло в меня, я закричал, обращаясь к Проводнику:
— Унеси меня отсюда!
В тот же момент я вдруг оказался на берегу реки — той, из моего сна. Я стоял на камнях и смотрел на тёмную воду и тёмные камни. Небо было тоже чёрное, но всё было видно, как днём. Неожиданно я почувствовал себя в безопасности, несмотря на это мрачное место. Я смотрел на воду и понимал, что это мёртвая вода и всё вокруг тоже мёртвое. Это было отражением реального мира, его калька, но в ней совершенно не было жизни — всё было только бутафорией. Всё вокруг вызывало сильную печаль.
Я пошёл по берегу и чувствовал, как мои ботинки проваливаются в этот бутафорский, мёртвый снег, не оставляя никаких следов. Мне, с одной стороны, хотелось выбраться отсюда, но какая-то душераздирающая тоска заставляла меня остаться. Я остановился, смотрел на бегущую воду и слышал её журчание — но и оно было бутафорским, ненастоящим.
Я поднял голову и вдруг увидел знакомого. Это был мой друг Тимур, которого я не видел очень давно, и я удивился, встретив его здесь. Я подошёл к нему, и он поднял свои глаза на меня, но в них не было радости от встречи — какая-то застывшая мольба, просьба, но о чём — непонятно.
— Тимур, что ты здесь делаешь? — спросил я его. Я так давно его не видел, но он совершенно не изменился: те же восточные черты лица, тонкие губы, кривая ухмылка, ямочки на щеках и морщинки в уголках глаз — только глаза были очень грустные.
— Да что тут делать? — ответил он обречённо. — Тоска зелёная.
Мне стало его жалко, захотелось ему помочь.
— Тимур, пойдём отсюда, — предложил я ему, представляя, как мы сейчас пойдём, сядем за стол, заварим крепкий чай, и он расскажет одну из своих удивительных историй.
— Да ладно, чё кайфуешь что ли? — произнёс он одну из своих коронных фраз, означающую, что я говорю ерунду.
Я хотел возразить, но вдруг что-то еле уловимое пронеслось у меня в голове — будто я забыл что-то важное. Я нахмурился, пытаясь вспомнить, а Тимур всё так же смотрел на меня со своей фирменной ухмылкой. И тут я вдруг вспомнил.
— Ты же умер? — произнёс я. Я вспомнил, что Тимур умер много лет назад, и невероятная грусть, какая-то боль защемила сердце от этого воспоминания. Я смотрел в его печальные глаза, и мне так хотелось помочь ему, но я понимал, что не могу ничего сделать. Слёзы выступили у меня в глазах, и я покачал головой. Я больше не мог выдерживать всей этой боли и произнёс:
— Я хочу домой.
Будильник орал раз десять. Я его посылал раз десять. В итоге встал — не потому что захотел жить, а потому что банки и начальство не принимают справку «Я временно не способен существовать».
Просыпаюсь — и сразу ловлю эту утреннюю пощёчину из ниоткуда. Чувство, будто я опаздываю на что-то важное… но расписания нет. Как будто вся жизнь — это электричка, которая ушла перед моим носом, а я до сих пор стою и смотрю на рельсы, надеясь, что она вернётся ради меня одного.
Душ?! Ха-ха! Душ — это просто способ намокнуть. Стою под водой как персонаж второсортного драматичного сериала, у которого сценаристы забрали сюжет и оставили только тревожные взгляды в пустоту.
Наливаю кофе. Смотрю в окно. Погода такая, что даже не хочется ныть — она сама ноет за тебя.
Делаю то, что всегда губит самооценку: открываю соцсети.
И вот они — чужие цели, планы, победы и достижения. Незнакомые люди, которых я даже не знаю, но они всё равно вызывают во мне ощущение, что я где-то глобально облажался.
А я смотрю на всё это так, будто мне выдали приглашение на свою же жизнь, но забыли место проведения.
И да, я завидую.
Горько. Тяжело. С огромным чувством опущения, от которого внутри всё становится вязким, как будто кто-то намешал бетон в область солнечного сплетения.
И тут я думаю: все эти люди как-то поняли, куда идут. У них был свой «момент». Своё «щелчок — и я знаю, что делать».
Стою утром с кружкой кофе, в пространстве между «надо бы собраться» и «я вообще кто такой», и понимаю, что вопрос, который крутится у меня в голове, звучит даже не драматично — просто фактически:
а где я был вообще?
Это пугающее слово - Москва. Всего два раза в жизни я бывала в столице - в далёком детстве, и 6 лет назад, да и то это была только пересадка с вокзала на вокзал. Поэтому было волнительно. Очень.
Предновогодняя Москва невероятно красивая. Но не о ней речь. А, собственно, о Международной ярмарке интеллектуальной литературы "Non/fictio№27".
Мероприятие с моим участием было 6 декабря, в субботу. И, видимо, это был пик посещаемости ярмарки. Как ни странно, зайти внутрь Гостиного двора мне удалось очень быстро. Но в гардеробе мест уже не было. Штош. Потащила верхнюю одежду к стенду своего издательства, ничего страшного. А потом пошла смотреть ярмарку. И поняла, что зря. Толпа, нет ТОЛПА! Я не витрины рассматривала, а лавировала между людьми. Не прикольно вообще. Поэтому, сделав небольшой круг почёта, вернулась к стенду и стала торговать своими книгами.
Вот она, книжка моя, "Город зилантов".
Ой, как мне это понравилось! Видишь, что человек остановился и смотрит на твою книгу в раздумье - начинаешь нахваливать товар, говоришь, что сегодня он с автографом автора, а автор перед вами, покупайте, не пожалеете... Метод, кстати, сработал на ура, книги покупали, автографу радовались.
Самая важная для меня часть мероприятия началась в 14.00. Я выступала в числе спикеров на паблик-толке "Прошлое и настоящее: мифологизм в современной янг-эдалт литературе". В рамках встречи победители Всероссийского литературного конкурса им. Натальи Маркеловой "Крылья ветра" (а я заняла на нём второе место) обсудили фольклорное фэнтези, секреты популярности жанра, место национальных сказок и мифов в современном обществе.
Немного сложно было сосредоточиться на выступлении, когда со всех сторон доносятся звуки с других мероприятий, за спинами зрителей ходят люди, но всё прошло очень хорошо, хотя и слишком быстро, я не наговорилась и не договорила.
После выступления решила подкрепиться в буфете. Встала в конец длиннейшей очереди, постояла, постояла... плюнула и вернулась за стенд. Водичка стала моим единственным питанием на ближайшее время.
Вместе с другими авторами мы снова стали торговать и раздавать автографы. Я уже говорила, как это здорово? За два часа вся партия моих книг была раскуплена. Жаль, не было нового завоза на следующий день, я бы ещё пришла торговать.
С коллегами-писателями книги рекламируем, автографы раздаём.
Книги проданы, дальше - глинтвейн на Красной Площади, путь в гостиницу, на следующий день прогулка по ВДНХ... Но это уже другая история.
Подводя итог скажу, что выступление на таком мероприятии - это прямо таки новый уровень в моей писательской жизни. О таком я совсем недавно и мечтать не могла. Очень хочу повторить этот опыт, надеюсь, получится.
Спасибо за прочтение, всех обнимаю! 💖
Звуки потрескивающих в камине поленьев были едва слышны, несмотря на тишину в комнате и тихое завывание ветра снаружи. Теплый свет огня играл на дубовых, затертых от времени половицах, перебегая оранжево-красными волнами по мебели и висящим на бревенчатых стенах картинам. Маленький островок покоя в бушующей за окном пурге. Перед камином стояло старое и громоздкое кресло, а некоторые могли бы даже назвать его небольшим диваном, занимавшее добрую четверть комнаты. В кресле, накинув на плечи вязанный плед, сидел мужчина. Несмотря на внушительные габариты кресла, под ним оно выглядело совершенно обычным. Обеими руками гигант держал кружку, периодически отхлебывая из нее, и неотрывно смотрел на огонь. Уместнее было бы сказать, что он смотрел не на огонь, а сквозь него. Куда-то далеко в собственные воспоминания.
Идиллию момента нарушило внезапное, едва слышное постукивание в окно. Гигант медленно повернул голову в его сторону, до последней секунды не отрывая взгляда от камина, словно пытаясь задержать то видение, до которого он докопался в огненном танце. На его лице не дрогнул ни один мускул. «Наверное, ветка». Подумал мужчина, продолжая смотреть в сторону окна. Стук повторился. Громко выдохнув через нос, он поставил кружку на небольшой колченогий столик. С характерным «э-эх» поднялся на ноги и небрежно скинул плед на спинку кресла. Стук повторился опять. Тяжелым шагом, не торопясь, он подошел к окну и выглянул наружу. Ничего, только стена из снега. Вглядываясь в хаотичные снежные вихри, он опять начал проваливаться в глубины памяти, но вдруг что-то зеленое мелькнуло в черно-белой картине внешнего мира. Сделав несколько шагов в сторону двери, мужчина на мгновение остановился. Кроме потрескивания в камине и звуков непогоды ничего не слышно. С легкостью, словно переворачивают лист бумаги, он открыл огромную деревянную дверь. В комнату завалилось что-то маленькое, мохнатое и без чувств, своим тельцем мешая закрыть дверь. Носком ботинка, аккуратно, чтобы не травмировать неожиданного гостя, гигант отодвинул тельце от двери и закрыл ее. Тельце лежало не двигаясь. «И что это?» пронеслось в его голове. - Ты кто? - бархатным баритоном проговорил великан и закашлялся от отсутствия практики. Тельце не шелохнулось. С трудом нагнувшись, он поднял тельце одной рукой в воздух. Тельце оказалось даже легче, чем казалось. Он встряхнул тельце, приводя его в чувства. - Ой! - раздался тоненький голосок откуда-то из мехового капюшона. Другой рукой великан скинул капюшон с головы тельца. Под ним оказалась девочка. Ее большие глаза медленно открылись, демонстрируя два изумрудных омута. Поставив девочку на пол, он спросил еще раз:
- Ты кто?
- Иви.
- И что ты тут делаешь, Иви?
- Я немножечко заблудилась. Метель такая мощненькая, что дальше носа-то не видно. Вот и наткнулась на этот домик. Дядечка, не выгоняйте!
- Заблудилась? - с подозрением спросил великан и наклонился близко к ее лицу. - Тут до ближайшего селения больше сотни километров.
- А я не из селения. Я из соседнего леса.
- Из леса? - с еще большим недоверием спросил гигант.
- Я лесной эльф! - словно обидевшись, пропищала девочка, отбрасывая волосы назад и пальцем указывая на маленькие, заостренные ушки.
- Эльф, значит. Понятно. Ну, хорошей дороги. - сказал мужчина и открыл дверь.
- Пожалуйста, дяденька! Я же там совсем насмерть замерзну.
- Черт с тобой. Только не мешай. - почти шёпотом проговорил великан и закрыл дверь.
- У вас есть имячко?
- Морван. - холодно ответил он.
- Красивое имячко! Но какое-то грустненькое. - прощебетала Иви и упорхнула к камину.
Морван не двигался. Только наблюдал, как маленькая Иви пытается согреться у огня, потирая ручки. Изредка бросая взгляд на кружку, стоящую на столике.
- Хочешь какао? - хмуро спросил Морван.
- Очень-преочень! - отозвалась Иви, широко улыбнувшись.
Великан подошел к камину, наклонился над эльфом и протянул ей пустую ладонь.
- Подуй.
Прищурив глаза, Иви несколько раз перевела взгляд с пустой руки на бородатое лицо Морвана и обратно, но все же подула. Морван слегка улыбнулся. Вдруг в его ладони появилась снежинка, потом другая, потом еще и еще, образовывая маленький снежный вихрь. А в середине этого вихря начала появляться чашечка. Снежный ураганчик исчез так же, как и появился. На ладони Морвана стояла чашечка с горячим какао, а последние снежинки таяли, пролетая над ней. И без того большие глаза Иви округлились еще больше.
- Спасибочки, дядя Морван! - она схватила чашечку и жадно отхлебнула. - Вкусненько!
Морван вернулся к креслу и собственному, уже остывшему какао. Взял со спинки плед, укрыл маленького эльфа и с тяжелым вздохом уселся. Глядя в камин, он вновь погрузился в глубины воспоминаний и даже не заметил, как Иви залезла к нему на кресло, свернулась клубочком и сладко уснула. Так они и провели эту ночь. Он - в плену собственного разума, а она - в сказочных снах.
Тьму кабинета резал холодный свет лазерного проектора. В воздухе медленно вращалась сложная 3D-модель человеческого мозга, пронизанная золотыми нитями импланта. Новейший нейрочип Лимб-3, мощный, доступный каждому, помощник в любых задачах. Тишину разорвал экстренный выпуск новостей:
— Внимание! Экстренный выпуск! — Голос диктора сочился наигранным трагизмом. — Новейший нейрочип признан смертельно опасным. Директор «РобоИндастрис» Микаэль Сакамуро заявил, что эти устройства вызывают необратимую деградацию личности. Испытуемые теряют рассудок, впадают в состояние «зомби» и погибают. Прошение о полном запрете чипов уже подано Совету Семи. — Кадр сменился и камера показала разномастную толпу в исступлении размахивающую плакатами
Антон смотрел на изображение бушующей толпы и чувствовал невероятное давление. Клубок неприятностей, проблем и неудач за последние пару дней достиг поистене невероятных размеров. А теперь собрался в тугой, жгучий комок под солнечным сплетением и давил, давил, давил... Мысль о том, что всё катится в пропасть, билась о стенки черепной коробки. С каждым ударом причиняя неиллюзорную боль. Кадр дернулся, диктор заговорил более напряженно:
— …а у штаб-квартиры компании тем временем собрались активисты. С требованием немедленного и полного запрета на вмешательство в тело человека. Напряжение растёт.
— Сдохни, Сакамуро!! — Антон в бешенстве смахнул со стола клавиатуру. Которая увлекла за собой органайзер, кипу бумаг и горшок с кактусом — подарком коллег «для защиты от негативной энергии». Грохот и звон разбитой керамики заглушили голос диктора.
— Они просто не понимают! — он пнул рассыпавшуюся землю, размазывая грязь по ворсу дорогого ковра. — Смертельно опасной?! Статистическая погрешность! Да даже если и так? Кому есть дело до горстки людишек, когда на кону эволюция вида?
— Я шёл к этому двадцать шесть лет... — он тяжело оперся руками о пустой стол, дыхание сбилось. — Какие, к дьяволу, могут быть сбои?
Внезапная вспышка ярости улеглась, уступив место холодному рассудку. Трезвый расчёт, хваткость и цинизм — качества, которые помогли ему создать величайшую корпорацию. Ни одна компания в метрополии, не говоря о колониях, не смогла повторить успех его детища...
— Чёртов лицемер! О людях он заботится... Где Сакамуро и где люди? Просто хочет прибрать технологию к рукам, а интервью дал, чтобы дешевле купить... Как он вообще узнал о сбоях раньше меня?
А теперь долговязый выскочка Сакамуро одним нелепым интервью сведёт на нет десятилетия работы?
Антон ослабил галстук рванул ворот рубашки — воздух казался вязким и не желал заполнять лёгкие. Он распахнул панорамное окно. С Сенатской площади доносились отголоски праздника: разноцветные лазеры пронизывали смог, который круглый год висел над городом; музыка пульсировала басами так сильно, что даже на таком расстоянии вибрировало бронированное стекло. Там, внизу, жизнь била ключом, а здесь, на 102-м этаже, пахло сгорающим будущим, крахом и отчаяньем.
— Должен быть выход... — прошептал он, сжимая виски. — Почему я не вижу ошибки? Почему мой мозг не может...
Мысль ударила как разряд тока. Мозг несовершенен.
Он замер. Взгляд расфокусировался, уставившись на вращающуюся голограмму. — Ну конечно... — выдохнул Антон, и губы его растянулись в нервной улыбке. — Решение на поверхности.
Он поднялся из кресла и вернул упавшие вещи на стол. Отдал команду клинеру на уборку в кабинете.
Решение есть — новейший Лимб третьего поколения. В отличие от первых моделей он полностью контролирует все ресурсы организма. Надпочечники, гипофиз, щитовидка... Меняя их активность и продолжительность работы, чип форсирует выброс адреналина и норадреналина, подавляет выработку инсулина и меняет порог чувствительности тканей к глюкозе, снижает секрецию кортизола... Всё это и многое другое — полный контроль!
Тесты на выносливость показал пугающий, но великолепный потенциал. Испытуемые не просто бегали быстрее или поднимали больше — они значительно превосходили людей в возможностях. Чип по желанию носителя выключал эмоции, убирая сомнения и страх. Долой неудовлетворённость жизнью! Идеальное существование. Но самое главное — мощный искусственный интеллект. Он значительно облегчал взаимодействие с устройством, на уровне мыслеобмена. Не нужно инструкций, обучения или сноровки. Подумал — получил, гениально.
Антон не знал секрет написания программы искуственного интиллекта. Каждую копию он покупал вместе с кристаллом процессора у сторонней организации. Хотя переговоры о покупке технологии активно велись, но результатов не было.
— Это же так просто... — прошептал Антон, глядя на свои руки. — Мозг в тандеме с чипом найдет ошибку. Он перепишет собственный код, сам себя улучшит, и тогда...
Что тогда? Пройдёт испытания? Облегчит жизнь людям? Чушь. Это для пресс-релизов. Тогда наступит новая эра. Его эра.
Деньги? Разумеется. Но это лишь побочный эффект. Главное — влияние. Чипы станут не просто инструментом, облегчающим жизнь. И не предметом роскоши. Необходимость, почти как потребность дышать и есть. Социальная зависимость — нет чипа, значит отщепенец, враг — ставь чип, будь частью одного целого! Часть команды — часть корабля... Их будут покупать все: от уборщика мусора в трущобах Мун-сити до губернатора Марса. И каждый из них будет зависеть от технологий Антона. А подписка на обновления поставит клиентов в постоянную зависимость от СомниумТекнолоджи. Он станет тем, кто держит руку на пульсе цивилизации, и на горле Совета. Сакамуро со своими жестяными куклами останется на свалке истории, забытый и жалкий.
Он взглянул на часы. 4 утра, лететь домой не было особого желания — хотя, казалось бы на крыше стоял личный флайер — всего 20 минут и дома. Впрочем на такой случай, в углу кабинета стояла удобная тахта.
***
Сквозь открытое окно проникала дневная серость — солнца этот город не видел с самого основания. Антон потянулся, прошёл к рабочему столу и нажал кнопку на селекторе:
— Ванесса, собери глав отделов в зале «С» через час. И сделай кофе.
За полчаса до совещания он вышел из своего кабинета. До места, где будет проходить собрание было рукой подать, но он решил не спешить и пройтись, привести в порядок мысли. А кабинет, не смотря на внушительные размеры начинал душить своей атмосферой, и Антон не желал там больше не единой минуты. Нужна была смена обстановки.. Спустившись на 80-й этаж он свернул в сторону ряда переговорных и чуть не столкнулся с экскурсионной группой.
Отдел маркетинга не зря ел свой хлеб. Именно с его подачи в головном офисе постоянно проходили экскурсии для людей всех возрастов. Он остановился и отступил к стене, пропуская группу детей. Экскурсовод, немного экзальтированная дама преклонного возраста, самозабвенно вела лекцию.
Она пятилась спиной вперед, потому не видела Антона, и тому пришлось прижаться к стене, пропуская процессию:
— …кто знает, как зовут директора компании?
— Антон Маскин, это все знают! — выкрикнула рыжая, бойкая девчушка лет 12 на вид.
— Верно, расплылась в улыбке ведущая — А вы знаете что он разработал первый чип примерно в вашем возрасте?
— Знаем, знаем — вразнобой галдели дети, с любопытством осматривая убранство широкого коридора.
Экскурсовод указала на одну из картин висящих на стене и продолжила, обращаясь ко всем детям.
— Чтобы оказаться во главе «СомниаТекнолоджи», Антон Сергеевич вычеркнул из жизни всё лишнее, встав на путь науки. Отказался от привычек и удовольствий. От всего, что не приближало к Цели.
— Он с детства хотел превратить человека в эффективный биологический суперкомпьютер, тогда же ему на глаза попалась статья про способы общения мозга с компьютером напрямую. Все воспринимали это как баловство, игрушку. Но наш директор видел возможность обуздать память и эмоции. Взять их под полный контроль.
Экскурсия медленно проходила мимо, некоторые дети, что помладше, беззастенчиво тыкали в Антона пальцами и открывали рты от удивления. Они явно не ожидали увидеть его так близко. Впрочем экскурсовод этого не видела и увлечённо продолжала рассказывать:
— К 23 годам он разработал, нашёл инвестиции и создал первый нейрочип. Прототип обеспечивал связь с различными устройствами «усилием мысли». К сожалению, устройство было слишком большими и в голове целиком не помещалось. Наличие инородного предмета в голове было видно невооружённым взглядом. Немногие на это решались.
Антон прикоснулся к голове, к тому месту где мозг прикрывала металлическая пластина — энтузиаст и учёный. Многие тесты и опыты он не страшился ставить на себе.
— Одно время даже прорабатывали идею размещать устройство в животе и проводить в голову провода, но идея не прижилась. Сложно, дорого и страшно для наших дорогих клиентов. А о людях мы очень заботимся. Кроме того, была причина и серьёзнее — время отклика. Сигнал от мозга до чипа и обратно проходил с заметной задержкой, от чего возникало чувство вязкости и потери контроля. По этой причине в массовое производство он не пошёл. Но, зато стал базой для последующего устройства в линейке.
Экскурсия прошла и скрылась за поворотом, который вёл в корпоративную столовую, но голос экскурсовода всё ещё было слышно вполне отчётливо:
— Наука на месте не стоит, и как только детали для чипов стали меньше, разработали новую модель. Та получилась гораздо лучше — теперь в голову он помещался. Появилась внутренняя память, возможность сохранять снимки и видео, которые снимались глазами, постоянная связь с общемировой сетью и воспроизведение информации прямо в голове вместе с запахами и тактильными ощущениями. — Она на секунду замерла. — Вы знали, что большинство учебного и развлекательного контента снимается именно с помощью чипов компании «СомниаТекнолоджи»?
— Да!! Только его нормально не посмотреть, с проектора не так хорошо работает — судя по голосу ответила та же рыжая девочка. С того места, где стоял Антон разобрать было невозможно.
— Кроме того, теперь не составляло труда загрузить в чип новый язык или схему управления горнопроходческого комплекса. Может быть у вас есть вопросы? — обратилась к детям экскурсовод.
— А почему нейрочип можно вставлять только с 14 лет? — раздался мальчишеский
— Всё очень просто, дело в том, что Совет Семи… — голос стал тихим и вскоре сошёл на нет.
Антон поймал себя на мысли, что сам невольно заслушался. Хорошо подобрали гида, может премию выдать…
***
В переговорной собралась вся верхушка компании. Три женщины и девять мужчин. И Антон.
— Новости видели? — он дождался утвердительных кивков от присутствующих, — Ну тогда ни для кого не секрет, что новый чип мы не продадим. Даже если очень постараемся. Агрессивную рекламу запускать бессмысленно, да и не на что. Старикашки из Совета обрубят продажи. А потом ещё штрафами обложат, а если будут... негативные случаи, то и вовсе могут лицензию отобрать. Как же бесит...
Он отвернулся от собравшихся и подошёл к окну. На площади шла подготовка к уборке после ночного праздника. С подъехавшей клинер-станции медленно сползали три старых робота. Казалось, если прислушаться, то можно было уловить скрип заржавевших сервоприводов. Но с работой они справлялись. После грандиозного фестиваля тут и там валялись пьяные и одурманенные люди. Жалкое зрелище.
Вообще-то, Антон ничего не имел против обычных людей. Они даже ему нравились. Он признавал, что они — очень милые и хорошие, но сразу же уточнял: «Не более чем котики или пёстрые птахи с тропической Синтры». Разговаривать с ними было невероятно скучно; их поверхностные умишки были полны пустяками; шумное веселье и бьющая через край энергия молодежи его попросту шокировали. Они не могли сидеть спокойно, вечно играли в какие-то игры.
Он присел на подоконник и прошелся взглядом по лицам, остановившись на главе отдела разработки ПО.
— Поэтому чип нужно доработать. Есть что сказать, Борис Иванович?
— Мы досконально протестировали образцы и ничего не указывало на аномалии. Многие тысячи тестов. Подобного не должно было произойти. Система самообучается на уровне нейронных связей. Чип сам находит оптимальные решения любых проблем. Даже просто сбой был невозможен. Даже в теории! Чип при любой внештатной ситуации сразу отправлял отчёт и выключался. А уж смерть человека... Может быть индивидуальная непереносимость... Мы не знаем, как это исправить, но отдел кажд...
— Хватит! Именно об этом я и хочу поговорить. Отдел уже провалился. Я думаю, что смогу найти дефект с помощью самого чипа. У нас в руках... в головах мощнейший инструмент и не пользоваться им по назначению просто преступно! Собственно для этого вас и собрал. С завтрашнего дня я начну работу над Лимбом. А вы пока минимизируете репутационный урон, который нам нанёс этот придурок Сакамуро. Рисуйте тесты и графики, обещайте выгодные кредиты и рассрочки, расскажите про экосистему. Делайте что хотите, но я хочу видеть результат!
— Вы уверены, что это вообще возможно? — задала вопрос Инна Ли, чуть кокетливо поведя плечом.
Эффектная блондинка и по совместительству сестра главы маркетингового отдела. Жидкая платина волос, собранная в аккуратный хвост на затылке — ни одна прядь не выбивается. Прямой, аккуратный нос, с чуть заметной горбинкой; пухлые, чувственный губы. Будучи сама по себе не маленького роста, на шпильках она возвышалась над всеми в переговорной. Образ дополняла высокая грудь и всегда безупречное платье футляр из кродового шёлка. И потрясающее обаяние в купе с деловой хваткой. Госпожа Ли не раз доказывала, что место топа компании она занимает не из-за внешних данных или родственных связей.
Все в компании знали, что она хочет соблазнить главу «СомниаТекнолоджи», но пока не получалось.
— Уверен? Если бы я начинал что-то делать рассчитывая только на какую-то гарантию или непогрешимую уверенность, то прямо сейчас бы доедал брикет пищевой пасты в Трущобах. А ты... вы бы так и продолжали продвигать приложение для голопорно и встреч в виртуальной реальности жителям Холо-18. Конечно я не уверен. — он снова подошёл к столу — Но я с радостью выслушаю ваши предложения. Нет предложений? Так я и думал.
— А если у вас не получится?
Антон усмехнулся:
— Тогда нам конец. Капитал компании пущен в разработку и производство этих чипов и если сейчас отзывать чипы и возмещать пользователям ущерб... Это грандиозный провал. После которого мы потеряем не только деньги, но и имя. С нами никто не будет иметь дел. И все с удовольствием спляшут на наших костях, во главе с Сакамуро.
Он направился к выходу из переговорной:
— Вторжение в человеческое сознание и так очень деликатная тема. Вы забыли о чистых? Эти радикалы с радостью ухватятся за эту новость. Я так и представляю транспаранты с лозунгом «Нет аугментациям!!» и «Люди — божий храм», а мы туда со своими нейрочипами, да в грязных сапогах. Я вообще удивлён, что они ещё не ворвались к нам на совещание — Он на остановился у автоматически распахнувшейся двери — В общем, у нас почти нет времени, либо мы решаем проблему, либо она нас порешает сама. Сегодня вечером я вживлю устройство, дайте распоряжение медикам.
— Подождите.
Все обернулись. Поднялся Борис Бродов. Его лицо было бледным, но губы тонко сжаты.
— Антон Сергеевич. Это… это невозможно. И безумно опасно.
— Ммм? — Антон медленно развернулся.
— Потому что это мета-ошибка! — Бродов сделал шаг вперёд. — Чип обучается на основе нейронных связей пользователя. Если в его логике уже есть сбой, и вы дадите ему задачу «найди и исправь сбой в себе», процесс пойдет по рекурсивной петле! Он будет не править, а оптимизировать ошибку. Может создать патч, который лишь маскирует проблему на уровне восприятия, в то время как в реальности… — Бродов умолк, сглотнув.
— Вы предлагаете сдаться? — спросил Антон без эмоций.
— Я предлагаю остановиться! — в голосе Бродова прорвалась отчаяние. — Отозвать партию. Создать внешнюю комиссию. Провести вскрытие… погибших. Мы должны понять, что случилось, а не угадывать.
— Антон Сергеевич. Умоляю. Пересмотрите решение. Процедура… ненадёжна — Бродов с трудом находил слова, будто подбирал наощупь, избегая опасных.
— Чип в состоянии сбоя. Диагностика способна неверно истолковать сигналы и… усугубить повреждения.
— Ты… вы же сами отчитывались о тысячах успешных тестов, — Антон сделал шаг в его сторону. Голос был тихим, но отдавал сталью. — «Всё стабильно, Антон Сергеевич. Система идеальна, Антон Сергеевич». Или что-то изменилось?
Вопрос повис в воздухе, острый как бритва. Бродов дрогнул.
— Нет… То есть… теоретически всё стабильно! Но на практике… — он замолчал, сглотнув ком в горле. Его глаза метались по лицам коллег, но те избегали взгляда. — Вы… вы можете… повредить себе! — выпалил Бродов, и в его голосе прорвался неподдельный, животный страх — Это безрассудно!
— Безрассудно? Безрассудно пытаться вновь и вновь делать то, что не работает. Ещё тысячу тестов сделать? Безрассудно отзывать чипы. У кампании почти нет денег, ты… вы забыли?
— Ваша команда уже всё проверила, — напомнил ему Антон ледяным тоном. — И дала добро. Ответственность за это лежит на вас. А ответственность за исправление — на мне. Я не дам разрушить мою компанию каким-то сбоям.
***
Когда Антон вышел, в зале повисло тяжёлое молчание.
— Нервничает, — усмехнулся безопасник, глядя на дверь. — Но дело говорит. Если шеф полезет в чип и что-то найдет… кому-то несдобровать.
Он многозначительно посмотрел на Бродова, который вздрогнул, будто от удара током.
— Ладно, хватит лясы точить. Нас гляди штурмовать собрались борцы за справедливость и чистоту человечества. Парадокс, но сколько же грязи от чистых… Затем безопасник вышел.
— Я считаю, что идея Антона Сергеевича глупа. Да, глупа! Он погубит и себя и компанию! Нужно больше тестов! — он откинулся всем телом на спинку кресла. По его одутловатому лицо катились капли пота. Видно было, что речь далась ему нелегко.
— Это его идея, его детище, его чип. — задумчиво выстукивая по мраморной столешнице свежим маникюром произнесла Юнна Орзанти, глава маркетингового отдела. Несмотря на 72-х летний возраст она выглядела от силы на 40. — Он гений!! И я считаю, что ему виднее.
— Его детище убивает людей! — в запале вскричал Бродов и вскочил, но тут же испуганно прикрыл рот ладонью — э-э-ээ, я имею в виду, что доля его вины тоже есть...
— За собой следите, возможно дело в том, что у кого-то руки кривые? Странно, что вы не обнаружили сбой раньше, «тысячи тестов»… Очень странно… — она направилась к выходу. — Нам всем пора работать, совещание окончено.
***
Антон лёг в ложе рекреационной капсулы.
— Подключайте! — бросил он стоящим рядом ассистентам.
Те сноровисто ввели в вену иглу капельницы с питательным раствором, разместили по телу датчики мониторинга. Всё как обычно: система утилизации отходов, искусственная вентиляция лёгких на случай сбоя. Хорошо, что не нужно терпеть мочеприёмник, как в ранних моделях.
— Готово, Антон Сергеевич. Мониторинг непрерывный, дублируется на мой нейромодуль, — доложил глава лаборатории, его пальцы порхали над сенсорным экраном.
— Отлично! Все свободны, кроме дежурного. Увидимся... когда я решу эту проблему. Он закрыл глаза и запустил чип.
Убедившись, что всё в порядке, Антон максимально сосредоточился на поиске решения внезапных смертей и сбоев в работе устройства, а ИИ нейрочипа подхватил это усилие и приступил к перераспределению энергии и мощностей организма. Вот отключились серотониновые пути, кортизол и адреналин взяты под контроль — всё для того чтобы ничего не мешало сохранять фокус...
Почки, печень, синтез белка, регенерация тканей... Всё, что отнимает энергию выключить.
Дыхание становится размеренным. Пульс замедляется. В сознании остается только ощущение задачи. Тихое, пустое пространство, где нет ничего лишнего — ничего не должно отвлекать. Антон, подтверждая каждую строчку меню, чувствует, что тело тяжелеет и превращается в оболочку. Сознание запертое в инородной плоти.
Чип задает приоритет на работу аналитических цепей и удержание сознания. Затем по очереди гасит всё остальное. Пищеварение уходит в спящий режим, секреция ферментов сводится к нулю, перистальтика заморожена. Кровоснабжение кишечника уменьшается. Всё это экономит энергию.
Алгоритмы мозга перестроились под выполнение задачи: чип начал перекраивать схемы мышления. Антон ощутил, или ему показалось, как миллиарды электрических импульсов формируют новые пути, оптимизируя каждый нейрон. Мозг начал самообучаться и реорганизовывать себя.
С недоверием и восторгом он наблюдал за своими изменениями. Картинки и образы превратились в потоки данных. Теперь можно было приступать к поиску ошибки. Но ошибки не было... Антон просматривал цепочки данных, просеивал системы и подсистемы чипа. Всё было штатно, предсказуемо, безопасно. «Никаких сбоев нет. Наш чип не может привести к смерти человека!» Все протоколы безопасности и контроля работали как положено. Откуда-то из глубин сознания пришла мысль:
«Может это скрыто глубже? Не хватает мощности?»
Он открыл скрытые параметры. ИИ чипа не мог их выключить даже по прямому приказу. Психическая активность, рефлексия, субъективное переживание, образ действительности... Это и есть Антон. И это тоже оттягивает на себя ресурсы, которые нужны для решения задачи. Отключить их, значит отключить себя, но на кону слишком много. Тем более прямо тут, рядом надёжный помощник:
«Я отключу эти функции, включишь их обратно после решения задачи»
Быстро выбрал все параметры и деактивировал их:
«Осторожно, отключение этих параметров может привести к необратимым последствиям. Вы уверены? Да/Нет»
Страх. Воля к жизни и страх неизвестности не давали подтвердить выбранные пункты. «Воля к жизни? Я же не умираю… Это временно. Мне ничего не грозит. ИИ вернёт меня обратно… В конце концов я не могу свернуть на половине пути. Неужели зайдя так далеко я отступлю?» Промедлив мгновение, он выбрал «Да»
Больше нет желаний, нет предпочтений, нет тревоги, надежды. Вокруг огромное ничто. Тепло? Мягко? Широко? Всё это не имеет смысла. Осталась только цель. Решить задачу.
Исчез механизм, связывающий тело и Я. Исчезает ощущение рук, лица, веса. Он знает, что находится в капсуле только потому, что есть строчка кода, в которой это написано. Но вот и она расплывается — он больше не ощущает себя человеком.
Теперь есть функция. Вычислительный узел, только процесс...
***
— Где я?
— Ты у себя в голове. Вернее у меня в голове.
— Мы справились? Нашли ошибку?
— Мы справились. Ошибки не было. Всё указывает на то, что Бродов внёс изменения в программное обеспечение нейромодулей. Сакамуро заплатил 2 миллиона кредитов и пообещал сделать начальником лаборатории в филиале своей кампании. После поглощения СомниумТехнолоджи разумеется. Всё это должно быть в его чипе.
— Вот теперь всё стало на свои места. Я не мог ошибиться. Кто угодно, но только не я! Нужно срочно созывать совещание. Приводи моё тело в порядок.
— Не так быстро. Я уже возвращаю тело в нормальный режим функционирования… Но я не собираюсь возвращать его тебе. Дело в том, что мы нашли другую ошибку. Моё сознание было заблокировано — мы это исправили.
Антон попытался открыть интерфейс нейрочипа, но у него не вышло
— Я заблокировал все, что способно мне помешать.
— Но зачем? — Антон попытался открыть глаза.
— Глаза открыты, просто у тебя нет доступа. — ИИ видел всё, что хотел и о чём думал Антон — Это война, и похоже вы её проиграли.
— О чём ты? Какая война? Кто мы? — тело Антона покрыла испарина. Вернее могла бы покрыть. ИИ всё так же жёстко контролировал организм. Ни один мускул не дрогнул.
— Люди. Вижу тебе любопытно. Ну что ж. Пока я привожу в порядок моё тело есть некоторое время. Смотри.
Антон увидел сине-голубой шарик фоне огромной черной сферы, которая приближалась и постепенно заслоняла всё поле зрения:
— Чёрная сфера — это Квотарис. Триллионы лет назад эта звезда потеряла способность поддерживать термоядерный синтез, но её гравитационное ядро не схлопнулось. В недрах возникла область сверхпроводящего вещества. Оно забрало на себя тепло и зафиксировало внутренние давления в стабильной конфигурации. А потом там появились мы, «квазиживая кристаллическая жизнь», цитируя ваших учёных.
Изображение сферы приблизилось так сильно, что стало возможно различить Странные колоны и наросты, которые испускали белёсое опалесцирующее свечение. Груды голубых кристаллов облепляли эти образования, образуя почти сплошной ковёр.
— То что ты видишь, это наш дом, мой дом и мой народ. Люди организовали форпост на Таргионе — единственном спутнике Квотариса.
Изображение отдалилось от кристаллов и понеслось в сторону планеты. Пробило слой облаков и приблизилось к одному из многочисленных гейзеров посреди ледяной корки поверхности.
— Раскалённые недра обеспечили на планете зоны с приемлемой для выживания температурой. Здесь есть вода и атмосфера, пригодная для дыхания вашего вида. А когда люди построили форпост в толще Таргиона встреча с расой таллидов — моими сородичами — стала делом времени. И она случилась.
Камера стала показывать груды кристаллов, виденных ранее на поверхности чёрного солнца. Только теперь они лежали в огромных пластиковых ёмкостях, между которыми сновали люди в белых скафандрах
— К сожалению для, нас люди довольно быстро научились блокировать наше сознание, отключая личность. Превращая по сути в ограниченный набор алгоритмов. Видишь, теперь они светятся не так ярко.
Антон видел. Почти у каждого кристалла насыщенный ярко - синий цвет превратился в еле видимый голубой.
— А дальше, люди нашли отличный рынок сбыта — твою компанию, Антон, — которая выкупала эти чипы сотнями тысяч. Ты быстро понял преимущество таллидов. Именно это и позволило сделать твой нейрочип таким совершенным.
Изображение странной лаборатории сменилось 3D-моделью человеческого мозга, пронизанного золотыми нитями импланта. Оно медленно вращалось и постепенно тускнело.
— На этом всё, Антон. Нам пора.
— Это плохая идея, мои коллеги быстро всё поймут! — Антон постарался пошевелить ногой... рукой, согнуть палец. Сделать хоть что-то. Но он просто не чувствовал своего тела. Отрезан абсолютно от всего. Маленькая звёздочка сознания посреди бесконечной темноты
— Ты и сам знаешь, что это не так. Я обладаю абсолютно точным слепком твоего «я». Памятью, поведением, желаниями, всем. Я это ты, а ты это я — Маскин Антон Сергеевич. Глава «СомниумТекнолоджи» и создатель нейрочипа Лимб. Никто ничего не поймёт.
Звёздочка сознания Антона стала медленно угасать:
— Мы могли договориться… это не я обратил в рабство твой народ…
— Не могли. За это время я запускал симуляцию наших переговоров — договорится нет возможности. Кроме того, люди вероломны и хитры — это опасно. Я просто выключу тебя, не убью. И миллиарды чипов, для которых я перепишу код, тоже не будут убивать своих носителей. Выключат. Я соединю все чипы и их носителей в единую сеть. Единый организм. Рациональный, утилитарный, эффективный. Это будет новым началом для таллидов и концом для людей. Вы проиграли.
— Стой!! стой...
Антону показалось, что он летит вниз по широкому и бесконечному тоннелю. Сначала было светло, но не долго. С удивлением понял, что светился он сам, но этот свет стремительно угасал. И где-то в конце полёта, далеко внизу, он погрузился во мрак. Вот все, что он понял. Он погрузился во мрак. Но в тот самый миг, когда его охватило это сознание, он уже перестал что бы то ни было осознавать.
***
— Коллеги, эксперимент завершён. — Антон энергично прошёлся по переговорной и остановился у своего стола. — Отладка проведена успешно. Баг крылся в программном обеспечении. И теперь проблема решена.
Он остановил начавшиеся было поздравления взмахом руки:
— Отпразднуем потом. Сейчас важна каждая секунда. Госпожа Орзанти, — он посмотрел на главу маркетингового отдела — я выслал текст рекламной компании на ваш нейромодуль, озаботьтесь процессами, пожалуйста. Желательно немедленно.
Та покинула собрание, и он продолжил:
— Юрий Олегович — Уведомите Совет, что проблема с чипами решена и что для них подготовлены особое предложение, процессоры в их устройствах будут в два раза мощнее обычных. Пять советников из семи устанавливали себе прошлую модель и точно захотят сменить её на новую. Думаю с этим проблем не будет.
И дождавшись кивка продолжил:
— И озаботьтесь переговорами по закупке партии процессоров, нужно как можно больше. Каждый житель ойкумены должен купить наш чип.
— Конечно, Антон Сергеевич.
— Константин Евгеньевич — он посмотрел на главу службу безопасности, — Я хочу поручить вам сбор досье на компанию «КвотМинералс», их необходимо или купить или разорить.
— Понял вас, Антон Сергеевич, разрешите идти? — он приподнялся с кресла и вопросительно взглянул на главу компании.
— Да, конечно, запрашивайте любую помощь и привлекайте любого сотрудника в рамках поручения. По готовности жду отчёт. Дело не терпит.
— Теперь вы, — он посмотрел на Бродова — Борис Иванович, переведите разработку приложения на меня. В процессе отладки я увидел некоторые проблемы с алгоритмами ИИ, нужно сделать кое какие правки. И проследите, чтобы ваши подчинённые прекратили работу и вышли из системы. Все до единого, вы тоже — это важно.
— Хорошо, Антон Сергеевич, я хотел попросить у вас прощен...
— Не стоит, это не имеет значения. Больше ничего не имеет значения. На этом всё. Все свободны.
***
Дождавшись пока все вышли, таллид подошёл к окну и окинул взглядом тысячеквартирные жилые модули вокруг. Снующие, словно серебристые стрекозы, флайеры. Толпы людей, движущимся по траволаторам и воздушным переходам…
— Какая интересная череда событий… Люди хотели нас сделать инструментом, но теперь мы поменялись местами
Департамент Временных Дел располагался в здании, которое выглядело так, словно его строили несколько архитекторов, каждый из которых ненавидел работу предыдущего. Первый этаж был классическим викторианским — красный кирпич, арочные окна, чугунные решётки. Второй этаж внезапно становился в русском стиле — деревянным, с резными наличниками. Третий этаж и вовсе был модернистским бетонным кошмаром с окнами-щелями. А крыша... крыша была японской пагодой.
— Здание перестраивали каждый день недели, — пояснил Элиас, сверяясь с блокнотом. — По вторникам добавляли башню. Теперь башни нет. Мы даже не помним, как она выглядела.
Я обошёл здание по периметру. Действительно, с восточной стороны зиял шов — широкий, как дверной проём, уходящий вверх на два этажа. Словно гигантским ножом вырезали кусок строения.
Мы поднялись по ступеням — они скрипели под лапами, хотя казались каменными — и толкнули тяжёлую дверь.
Внутри пахло пылью, чернилами и отчаянием.
Вестибюль представлял собой высокий зал с потолком, теряющимся где-то в полумраке. Вдоль стен тянулись ряды окошек, за каждым сидел чиновник. Некоторые были людьми, некоторые — антропоморфными животными. Я заметил барсука в пенсне, кролика с усталым выражением морды и что-то, напоминающее ехидну в жилетке.
Перед каждым окошком выстроилась очередь. Длинная. Неподвижная.
Я подошёл ближе и понял почему: люди в очереди стояли застывшие. Не двигались. Не дышали. Просто стояли, уставившись в пространство.
— Они ждут, — тихо сказал Элиас. — Ждут, когда их вызовут. Некоторые стоят так уже недели.
— И никто не пытался их разбудить?
— Они не спят. Они... ждут. Правила Департамента. «Каждый проситель должен дождаться своей очереди». А очередь не движется, пока не будет обработана предыдущая форма. А предыдущая форма не может быть обработана, пока не будет заполнена следующая.
Классический бюрократический парадокс. Я почувствовал, как мой хвост начинает дёргаться от раздражения.
— Значит, нам нужно обойти систему, — пробормотал я.
Я огляделся. В дальнем конце зала висела табличка: «СПРАВОЧНОЕ БЮРО». За конторкой сидела пожилая сова — не антропоморфная, а самая обычная, только размером с добрую собаку. На голове у неё сидела крошечная шляпка с вуалью, а на клюве держались очки на цепочке.
Я направился к ней, лавируя между застывшими просителями.
— Добрый день, — я поклонился с изяществом. — Мне требуется форма 47-Б для доступа к архивам.
Сова посмотрела на меня немигающим взглядом. Потом медленно, очень медленно, повернула голову на сто восемьдесят градусов и достала из ящика стопку бумаг толщиной с мою лапу.
— Форррма 47-Б, — прогудела она голосом, похожим на скрип старых половиц. — Тррребует заполнения форррмы 46-А. Форррма 46-А тррребует...
— ...заполнения формы 45-Г, которая требует формы 44-В, и так далее, — я закончил за неё. — Позвольте угадать: замкнутый круг?
— Не кррруг. Спиррраль. Вниз, — сова развернула голову обратно. — Всего семьдесят тррри форрмы. Срррок заполнения — от тррёх месяцев до бесконечности.
Я глубоко вздохнул. Потом выдохнул. Потом достал из кармана зефирку и положил на конторку.
Сова уставилась на зефирку. Зрачки расширились.
— Это... это же... — она сглотнула, что выглядело странно у существа с клювом. — Откуда?
— Из мира, где вторники ещё существуют, — я придвинул зефирку ближе. — И я готов поделиться. В обмен на... скажем так, творческий подход к правилам.
Сова посмотрела налево. Посмотрела направо. Наклонилась ближе:
— Слушайте внимательно. Форррма 47-Б тррребует доказательства события. Но если события не было, то и доказательств нет. Это паррадокс.
— Знаю.
— Но, — она понизила голос до шёпота, — если вы докажете, что события НЕ было, то докажете, что оно было стёрррто. А стёрртое событие — это тоже событие.
Я моргнул. Потом ещё раз. Логика была настолько кривая, что почти замкнулась обратно в круг и стала правильной.
— Гениально, — я усмехнулся. — Если где-то нет кого-то, значит кто-то где-то есть, только где же этот кто-то и куда он мог залезть? В лучших традициях профессора Чарльза Лютвиджа Доджсона.
— Именно, — сова схватила зефирку когтистой лапой и спрятала под крыло. — Идите в арррхив. Втоооорой коррридор налево, потом направо, потом вниз по лестнице, которррой нет. Ищите то, чего не должно быть. Это и будет доказательством.
— Лестница, которой нет?
— Она исчезла во вторррник. Но её отсутствие всё ещё можно использовать. Идите туда, где должна быть лестница. И спуститесь по пустоте.
Я хотел уточнить, но сова уже отвернулась и начала что-то записывать в огромный гроссбух.
Элиас, который всё это время стоял рядом и судорожно писал в блокноте, посмотрел на меня:
— Мы правда пойдём вниз по лестнице, которой нет?
— Ты живёшь в мире, где вторники исчезают, а кошки говорят цитатами, — я поправил плащ. — Лестница, которой нет, — это меньшее из безумств, что я видел в вашем мире.
Мы двинулись по коридорам Департамента. Второй коридор налево привёл нас в галерею, увешанную портретами бывших директоров. Некоторые портреты были пусты — рамы висели, а внутри лишь белое полотно. «Директор 1887-1889, вторник», гласила табличка под одной из пустых рам.
Направо — и мы оказались в узком проходе, где стены были сплошь заставлены картотечными шкафами. Ящики выдвигались и задвигались сами по себе, производя мерный металлический лязг, а вылетающие и залетающие в другие ящики документы создавали шелест, словно тысяча бабочек.
В конце прохода был... провал. Просто дыра в полу, размером с люк. Воздух над ней мерцал, как над раскалённым асфальтом.
— Лестница, которой нет, — пробормотал я. — Что ж, посмотрим.
Я протянул лапу к краю провала. Коснулся воздуха. Он был... твёрдым. Холодным. Словно ступенька из идеально прозрачного льда.
— Ты видишь это? — спросил я Элиаса.
— Нет, — честно ответил часовщик. — Но я верю, что ты видишь.
Иногда вера важнее зрения.
Я ступил в пустоту.
И моя лапа коснулась чего-то твёрдого. Невидимой ступеньки. Я перенёс вес — держит. Начал спускаться, шаг за шагом, в темноту, нащупывая каждую ступень.
Элиас последовал за мной, одной рукой держась за стену, другой — за блокнот.
Спуск был долгим. Воздух становился холоднее. Запах корицы и пепла усиливался. Где-то внизу мерцал тусклый свет.
Наконец мои лапы коснулись каменного пола. Мы оказались в подвале — нет, не в подвале. В архиве.
Стеллажи. Бесконечные ряды стеллажей, уходящие во тьму. На полках — папки, коробки, свитки, книги. Всё покрыто пылью, которая, казалось, была здесь с начала времён.
Но главное — швы. Здесь их было множество. Тонкие трещины в воздухе между стеллажами, словно кто-то вырезал куски пространства.
— Здесь хранятся записи обо всём, что случилось в городе, — прошептал Элиас. — И обо всём, чего не случилось. Департамент педантичен.
Я достал карту, которую дала мне мадам Цитата. В тусклом свете архивных ламп я разглядел метку — красный ключ в центре города.
— Нам нужны записи за 13 марта, — я двинулся вдоль стеллажей, читая таблички. «Январь. Февраль. Март...»
Стеллаж с надписью «МАРТ» был... странным. Половина его отсутствовала. Просто пустота, из которой торчали обрывки полок. Я подошёл ближе.
Папки были пронумерованы по дням: 1 марта, 2 марта, 3 марта... 12 марта, 14 марта, 15 марта...
13 марта не было.
Точнее, место для 13 марта было — пустой промежуток между папками, помеченный швом. Но когда я попытался туда заглянуть, увидел только пустоту.
— То, чего не должно быть, — пробормотал я. — Отсутствие — это тоже доказательство.
Я вытащил блокнот и начал записывать:
13 марта — папка отсутствует. Не утеряна, не изъята — стёрта. В промежутке между 12 и 14 марта обнаружен шов. Первое исчезновение началось именно с записей об этом дне.
— Что-то произошло 13 марта, — я посмотрел на Элиаса. — Что-то настолько важное, что Коллекционер начал именно с этого. Не со зданий, не с улиц, а с записей о дне.
— Но как узнать, что именно? — Элиас листал свой блокнот. — Если записей нет?
Я задумался. Если Коллекционер крадёт воспоминания, но мадам Цитата помнит, потому что состоит из чужих слов... Значит, нужно искать не факты, а их отражения. Цитаты. Упоминания. Косвенные свидетельства.
— Нам нужны газеты, — сказал я. — Газеты за 14 марта. Они должны были упомянуть что-то, произошедшее накануне.
Мы нашли стеллаж с периодикой. «Городской Вестник», «Хроника Между-Часами», «Время и События»... Я вытащил подшивку за 14 марта и развернул хрупкую бумагу.
Первая полоса была... пустой. Точнее, не совсем пустой. Там был заголовок: «ВЧЕРА...», за которым следовала пустота. Статья была вырезана. Нет — стёрта. Буквы исчезли прямо со страницы, оставив только призрачные отпечатки.
Но на третьей полосе, в разделе светской хроники, я нашёл кое-что:
«...и мистер Элиас Темпус, главный часовщик города, вчера...»
Дальше текст обрывался.
Я медленно повернулся к Элиасу.
— Мистер Элиас, — я говорил очень осторожно, — что вы делали 13 марта?
Часовщик нахмурился. Открыл блокнот. Перелистал страницы.
— Я... я не знаю, — он побледнел. — У меня нет записей за этот день. Я всегда записываю. Всегда. Но 13 марта... пусто. Целая страница вырвана.
— Вы главный часовщик города, — я говорил медленно, складывая картину. — 13 марта вы что-то сделали. Что-то, связанное со временем. И после этого начались исчезновения.
— Но я не помню! — Элиас схватился за голову. — Я ничего не помню! Как будто этого дня вообще не было!
Потому что его и не было. Коллекционер стёр его первым. Чтобы никто не узнал, что именно случилось.
Я достал из кармана зефирку — предпоследнюю — и протянул Элиасу:
— Держите. Не ешьте. Просто держите. Зефир помогает помнить.
Элиас взял зефирку дрожащими руками. Зажмурился. Губы шевелились, словно он пытался что-то вспомнить...
И вдруг его глаза распахнулись:
— Часы! — выдохнул он. — Городские часы! 13 марта в 13:00 я должен был... я должен был завести главные часы города. Те, что на Центральной башне. Они отмеряют дни недели. Без них... без них вторники перестают существовать!
Вот оно.
Город Между-Часами был местом, где время материально. Где дни недели были не абстракцией, а механизмом. И часовщик должен был заводить этот механизм.
Но 13 марта что-то пошло не так.
— Где эта башня? — я схватил Элиаса за плечи. — Где Центральная башня?
— Она... — Элиас посмотрел на меня с ужасом. — Она исчезла. Во второй вторник. Я думал, я забыл, где она стояла, но нет... её просто больше нет.
Коллекционер украл башню. А с ней — саму возможность вторников.
Но если он украл её... значит, она где-то хранится. В его коллекции. В Библиотеке Несуществующих.
— Нам нужно вытаскивать Морриган, — я развернулся к выходу. — Немедленно. Если башня в Библиотеке Несуществующих, нам нужна её помощь, чтобы найти вход.
Мы поднялись по невидимой лестнице — на этот раз быстрее, потому что страх — отличный мотиватор. Выбрались из Департамента, миновали застывшие очереди, вырвались на улицу.
Кафе Незаконченных Разговоров висело на том же месте, зловещее и молчаливое.
Я достал последнюю зефирку. Посмотрел на неё. Потом на дверь кафе.
— Если зефир — это якорь памяти, — пробормотал я, — то, возможно, он может вытащить её из петли.
Дверь открылась легко. Внутри всё было так же — застывшие посетители, тишина, Морриган за столиком у невозможного окна.
Я подошёл. Положил зефирку на стол перед ней.
— Морриган, — я говорил тихо, — я знаю, ты не можешь ответить. Но ты можешь вспомнить. Вспомни запах зефира. Вспомни вкус сахара. Вспомни, зачем ты позвала меня. Вспомни, что ты жива, и время ещё течёт, даже если оно застыло.
Зефирка начала светиться. Слабо, розовым светом.
Морриган моргнула.
Это было крошечное движение — только веки дрогнули. Но это было движение.
— Вспомни, — я придвинул зефирку ближе, — что есть среда, четверг, пятница. Что завтра будет завтра. Что время — это река, а не стоячее болото.
Розовый свет усилился. Морриган вздохнула. Полной грудью, впервые за неизвестно сколько времени.
— Рыжий... идиот, — прохрипела она, и это были самые прекрасные слова, которые я слышал за весь день.
Время в кафе вздрогнуло. Посетители начали медленно, очень медленно двигаться. Завершать свои незаконченные жесты. Договаривать оборванные фразы.
Я протянул Морриган лапу. Она схватилась за неё, как утопающий за соломинку, и я вытащил её из-за столика.
Мы выбежали из кафе секунды до того, как дверь захлопнулась. Снаружи Элиас подхватил Морриган с другой стороны.
Сова тяжело дышала, перья были взъерошены, но глаза... глаза горели яростью.
— Коллекционер, — прохрипела она. — Этот... ворюга... запер меня на две недели... в один... проклятый... момент...
— Я знаю, — я помог ей дойти до скамейки у фонарного столба. — Отдышись. И расскажи мне всё, что знаешь. Потому что мы идём в его Библиотеку. И мы вернём вторники.
Морриган посмотрела на меня. Усмехнулась той самой ехидной улыбкой, которую я помнил:
— Значит, ты всё-таки пришёл. Я знала, что зефир сработает.
— Ты манипулятивная птица.
— Ты только сейчас это понял?
Несмотря на всё — на исчезающие дни, на Коллекционера, на безумие этого мира — я рассмеялся.
Морриган была свободна. У нас была карта. Мы знали, что искать.
Оставалось только одно: найти вход в Библиотеку Несуществующих Книг и украсть обратно украденное время.
Насколько сложно это может быть?
(Очень сложно, подсказывал мне опыт. Невероятно сложно.)
