Вот задумайтесь
какая часть того что вы говорите (тех же комментариев здесь) не поддержка негатива, а строго конструктивная и положительная информация... и какова же на самом деле "сила слова"
какая часть того что вы говорите (тех же комментариев здесь) не поддержка негатива, а строго конструктивная и положительная информация... и какова же на самом деле "сила слова"
Мы зашифровали шестнадцать очень известных фильмов. Если вы любите любите старое отечественное кино, вам не составит особого труда разгадать их все. Но придётся напрячь образное мышление! (Логическое тоже пригодится.) Поехали?
Начнём с разминки. Каждая картинка плюс слово – это один старый советский фильм. Всего здесь зашифрованы десять фильмов. Догадайтесь, какие!
Получилось? Трудностей не возникло? Если что-то не угадали – ответы можно будет посмотреть в конце. А пока –переходим ко второму акту Мерлезонского балета.
Дальше – на каждой паре картинок зашифрован один известный фильм. Очень известный! Семь пар картинок – семь фильмов. Догадайтесь, какие!
Ну, это легко...
И это тоже легко!
А это?.. Неужели кто-то не вспомнит?
А это сложно! Интересно, получится ли у вас догадаться...
Тут сами не знаем, сложно или легко... Вы скажите!
А вот это, наверное, совсем непросто. Слава тому, кто догадался!
Как успехи? Всё угадали? Что легко было угадать, а что трудно? Расскажите! А мы переходим к ответам...
"Нашёл, нашёл! Вон мужик в пиджаке! А вон оно, дерево!"
"Коселёк, коселёк... Какой коселёк?!"
"С войны не держал в руках боевого оружия..."
"Любишь?" – "Кого это?" – "Гречку!" – "Обожаю..."
"Была "Докторская" – а стала "Любительская"!"
Ну и последний ответ. "– Мне Афоня рубль должен! – Два..."
Понравился ли вам тест? Нам будет очень приятно, если вы поделитесь в комментариях своими результатами и впечатлениями!
А про Мерлезонский балет можно прочитать здесь:
Мы в "Телеграм": https://t.me/luchik_magazine
В семинарии мы слышали скучные рассказы о святых отцах, учили о сочинениях их в церковной истории и истории проповеди. Но никогда и никто не брал в руки ни одной книги из их творений. Боюсь обвинять, но сомневаюсь, чтобы и сами учители интересовались ими – вне учебника... Но пока, собственно, не о них хочу говорить, а лишь об одном случайном отрывке.
В академии (не сразу) мне пришлось читать творения св. Иоанна Златоуста, кажется, толкование на книгу Бытия. И вот в одном месте я встретил у него мысль приблизительно такую: если ты – советует он слушателям его бесед, – чего-либо не понимаешь в Писании, то не печалься об этом, а прими просто на веру, без рассуждения, ведь это же есть Божие Слово, а Бог говорит одну истину... Принимай же ее со всею несомненностью по одному тому, что она есть Слово Бога...
Нечто подобное, хоть и в других выражениях, прочитал я тогда и, как бывший семинарист, воспитанный в идолопоклонстве уму, задумался с сомнением: да неужели сам Златоуст верит и думает так, как говорит другим? Неужели он так просто верит Слову Божию, как какая-нибудь деревенская крестьянка?
И признаюсь: не поверил я тогда даже Златоусту... Нет, думалось, это он в педагогических целях лишь простецов убеждает так просто думать и веровать в Слово Божие, в Писание: а сам – не может так думать. Да это для него, – судил я по себе, – и невозможно. Как? Он, такой гениально-умный и ученый человек, и чтобы он так по-сельски просто веровал?! Невозможно!
Это не вмещайтесь в мою голову...
Увы! Я еще не был сроден ему с этой стороны, а потому и «не вмещал (Ин. 16, 12) его. И нескоро я мог вместить. Почему же? Этот случай дает мне возможность поднять общий вопрос о значении для живой веры Слова Божия или Священного Писания.
Может быть, покажется некоторым странным: как это я, семинарист, да еще и верующий семинарист, так недоверчиво отнесся к словам Златоуста, а точнее, к силе Писания? Приподниму немного завесу над этой странностью – не всем, вероятно, известною.
Современные семинаристы. Фото из открытых источников Интернет
У нас, в духовном училище, а еще более в семинарии, установилось чрезвычайно нелепое отношение к Библии, к текстам, к Слову Божию: холодное недоверие... Еще когда мы учили Катехизис м. Филарета в школе (вещь, достойная всякого уважения для начинающих), то приводимые тексты никогда не действовали на нас убедительно. Например: Бог вездесущ. Откуда видно? И тотчас приводятся слова Псалмопевца: «Камо пойду от Духа Твоего? И от лица Твоего камо бежу? Аще взыду на небо, Ты тамо еси: аще сниду во ад, тамо еси» и т. д. и т. д. Вопрос доказан и исчерпан... Мы выучивали, отвечали. Но не убеждались. Что же это за доказательство, думалось в маленькой головке нашей. Ведь Слово Божие и Бог – это все вместе соединено... Это же верующий исповедует лишь свою веру. А мне нужно какое-то постороннее доказательство, что это действительно, объективно, верно... Как это можно было сделать? Ответ готов: умом. Вся школьная мудрость пропитана была верою в превосходство разума над верою, рационализмом, схоластическим методом доказательств предметов веры... Но ума в духовной школе не упражняли ни учителя наши, ни тем более мы, младенцы. И потому оставались мы неудовлетворенными...
А в семинарии еще более возросло это холодное отношение к Библии. Начать с того, что мы никогда глубоко не только не чувствовали сердцем, но даже и не задумывались над самыми этими словами: слово, речь, беседа, откровение Божие... Бог говорит... Правда, что-то в 1-м классе говорил нам преподаватель Св. Писания Л. по этому поводу: о важности, о ценности, о благоговейном отношении****. и проч. Но все это летело мимо сердца нашего: не к чему было прилепиться, – не любили мы еще Слова Божия... А лишь любовью дается знание (1Кор. 8, 3). И мы очень редко, лишь в ответах, называли Писание «Словом Божиим», а большей частью говорили о Библии или о Священном Писании, или короче – о Писании. И хотя нас учили, что перед чтением «Слова Божия» нужно помолиться, перекреститься и даже поцеловать его, но никогда мы этого не делали (и не помню, чтобы делали и сами учители). Если бы они это сделали, что, собственно, было бы и верно, и прекрасно, и поучительно для нас, – то мы бы потихоньку над таким чудаком смеялись бы. А вот когда стояли в храме, и на всенощной, в чинном порядке, подходили и прикладывались к Евангелию, – то это было совершенно естественно и почтенно, и благоговейно... И слушали в церкви Евангелие с истинной верой и святым благоговением... Но на уроках было совершенно иное: учеба, что ли, но только мы не оказывали никогда почтения к Библии. Ни к ее внутреннему содержанию, ни даже по внешности. Нам в 1-м же классе семинарии раздавалось от Синода в дар по экземпляру Славянской Библии – на весь курс учения. Мы брали ее и равнодушно, с другими учебниками, клали в парты. Были, говорят, иные примеры, будто при окончании семинарии ученики со злорадством рвали Библии и разметывали по классу. Я не помню такого повального безобразия. Разве один-два из озорников, да и то в первых классах, рвали святую книгу, но другие этого не делали, а просто не интересовались. И так-то к 6-му классу у многих из нас Библии куда-то пропадали... Не знаем куда. А в последних 2 классах мы пользовались уже русско-славянским Новым Заветом.
Но если Библия была таким же учебником, как и другие (история, алгебра, геометрия, психология и проч.), то и отношение к ней было совершенно подобным: холодным. Раз учебник, то уже неинтересно! Вот если было бы что запрещенное, недозволенное – тогда иное дело. И внутренне Библия нас никогда не захватывала. Не то, что мы не верили в содержание ее: все принимали, но ко всему относились равнодушно: создание ли мира из ничего; переход через Чермное море, чудо Ионы во чреве кита25, и проч. – всему веровали: а наука школьная еще и доказывала возможность чудес, стараясь свести на самую малость тайну чуда, но зато – объяснить по возможности более естественно, реально. Ну, кит-де, может быть, и не собственно кит с его малым горлышком, не способным будто проглотить человека*****, а китообразная акула, или вообще большая рыба, в просторечье называемая китом, и т. д. Или вода не просто расступилась на две стены: по правую и левую сторону евреев (Исх. 14, 22), как это очевидно сказано в Писании, – а вот ветер согнал ее с залива в море (о ветре тоже упоминается, Исх. 14, 21). Конечно, учители не отрицали слов Писания, но им все же хотелось доказать как-нибудь естественно, а не сверхъестественно. И мы, семинаристы, именно этого, умственного доказательства, хотели. А простой веры мы (вероятно, и учители) боялись – как дела если не невозможного, то малодостоверного... Так уж поставлена была вся наша школа: схоластически-рационально. Конечно, не всегда этот метод был бесплоден, – для сердца. Например, припоминаю сейчас чуть ли не единственный случай о космологическом доказательстве бытия Божия... Я еще был мальчиком 1-го класса семинарии; со мною шел воспитанник 5-го класса, А-в, по берегу реки Цны, и почему-то заговорили о Боге: он мне рассказал (из курса философии в 4-м классе семинарии) об этом доказательстве: всему есть причина и начало, нужна она и для мира, сам он из ничего не мог явиться; следовательно – нужно было творческое действие иной Первопричины, т. е. Бога. Следовательно, Бог есть.
И когда я услышал это, мое верующее сердечко так порадовалось и заиграло, что я чуть не видел уже Его, «Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым...» Очень радовался... Сердце мое всегда искало подкрепления в своей вере. После я узнал и о кантовском критицизме всех доказательств но тогда я рад был. И другие рациональные объяснения все же помогали держаться вере против волн сомнения и натиска неверия. Спасибо за то и семинарским наукам...
Но, как я уже повторял, еще больше было вреда от этого умственного метода: мы приучились бояться тайн, унижали простую деревенскую веру, считали ее недостойною образованных людей нашего интеллигентного века. И потому Писание нам было неубедительно: оно не доказывало, а лишь утверждало. Мы же хотели доказательств, оправдания его со стороны. Таким образом, получалось полное извращение: Бог чрез Писание хотел открыть и утвердить истину – о мире, о человеке, истории, спасении, – чтобы люди не мучились неведением или не впадали в ложь. А мы Богу (!) не доверяли, а требовали еще подтверждения Ему... Не нелепо ли? Читал я, как некий ученый англичанин поднес своему королю большое ученое сочинение – в защиту Библии. Король принял, поблагодарил, но разумно заметил: «Я доселе думал, что все прочее нуждается в защите и доказательстве Библиею, а вы защищаете ее саму?» Король был, несомненно, и более верующим и даже более умным, но, следовательно, логичным человеком, чем ученый...
Вот то же самое было и с нами – духовниками и особенно семинаристами. Только, к несчастью, у нас не было таких королей вокруг и не было еще своего «царя в голове» и опыта. У нас было мало еще подлинной, горячей, глубокой веры в Бога; но не хватало еще и глубины ума, чтобы понять действительную важность и чрезвычайное значение для истины Слова Божия.
Вот почему я не поверил и святому гениальному Златоусту, его искренней простоте. Но, с другой стороны, не мог я заподозрить его и во лжи, хотя бы и благонамеренной, ради «малых сих»: это не мирилось со святостью его лика и с искренностью тона. И я так и остался в раздумье, а больше не верил ему... Чего сам не переживешь, тому и в других не веришь! (все по тому же закону познания – сродству).
Я много раз замечал, как неверующие люди не верили моей искренности в вере. А я не мог понять: как было можно, например, не читать Горького и даже не интересоваться вообще литературой? И когда я от одного ученейшего богослова услышал об этом – то искренно ... пожалел его: какой он необразованный! И как многого лишается!
Все мы меряем – по себе, по своей мерке... И я – долгое еще время – продолжал оставаться при семинарской урезанной одежке: не придавал силы Писанию. Я предпочитал ему – науку, ум, доказательства...
Но постепенно, в течение, может быть, двух лет, я вырос и разобрался в совершенной искренности Златоуста и абсолютной верности его совета... Это продолжало уясняться мне и после; и теперь я сведу воедино свои опыты о Писании, точнее и лучше, – о святом Слове Божием, чтобы поделиться и с вами.
Да, мы, семинаристы, глубочайшим образом были не правы в своем отношении к нему, как со стороны веры, так и со стороны разума. Это теперь мне очень ясно представляется и легко доказать. Со стороны веры – проще всего. Если я – верующий (а мы были верующими, только не глубоко, не живо), то для меня Библия есть Слово Божие, т. е. через него говорит Сам Бог, Дух Божий. «Все Писание богодухновенно» (2Тим. 3, 16). Так как же я могу не принимать его? Как могу сомневаться? Как могу еще ему искать в чем-либо низшем опору? – Совершенно очевидная нелепость! Так почему же мы не видели ее тогда? Потому что недостаточно веровали, слабо веровали, не живо веровали... Вера была по преданию больше... А еще и потому, что были вот заражены чрез меру школьной верой в ум, – как и все интеллигенты этого периода (XIX века, особенно второй его половины).
Но потом я подошел к вопросу о Слове Божием – от разума. Это было уже после, когда я постепенно выяснил себе основы религиозной и всякой иной гносеологии (теории познания). Тогда я увидел совершенную – до самоочевидности – несостоятельность ума в области предметов веры, полную непригодность, неприложимость, даже противозаконность его в несвойственной ему сфере мира сверхъестественного... Я, к счастью моему, совершенно разочаровался в самодержавии ума и знания; разбил этого идола вдребезги и выбросил за борт души своей и своего же ума: умом я освободился от мнимых цепей ума. И какую я получил от этого свободу! Но об этом речь впереди... Пока же приложу эти выводы к Слову Божию... Когда я разбил цепи ума, одновременно я понял (постепенно, конечно), что для подкрепления основ и частных истин веры мне нужен не ум неспособный, а самооткровение того мира. Я уже знал, что путь всякого познания – непосредственное откровение самого бытия познающему, точнее – воспринимающему субъекту. И этот же путь единственно приложим и в религиозном познании: Бог, Его истины открываются Им Самим... Иначе не может быть. Это есть так – по целому ряду соображений. Это самоочевидно. А если бы и не было еще очевидно, то должно быть пока принято по доверию к достоверному свидетелю истины: Богу. Другой основы истины нет. Так разум же привел меня и к вере: а себя он отвел как несостоятельного тут учителя... Подробнее изложу мысли после. И я внутренне – и по вере, и от ума – понял Златоустов совет о простоте восприятия Писания... И мало-помалу твердо стал на эту почву и стою на ней доселе... Правда, у меня уже получилось это теперь не совсем просто: нужно было пройти немалую школу борьбы философской против же философии, понять и одолеть фальшивый путь рационализма, воротиться к познанию исключительной важности откровения; нужно было вырастать и в вере; нужно, – кратко говоря, – воротиться снова к простоте веры. Но эта новая простота уже была не прежняя, детская, простота по традиции, и даже не от сердечного влечения собственной моей души к нерассуждающей вере – нет, новая простота прошла чрез испытательный огонь знания, через иной опыт в духовной жизни; и потому можно сказать, что она есть сознательная простота, осознанная, оправданная... И теперь она – прочнее чем неискушенная, детская простота. Я теперь уже не боюсь ни тайн, ни чудес, не ищу ветра для стен воды, ни китообразной акулы для Ионы. Я верю Писанию так, как оно есть, ибо оно есть СЛОВО, ОТКРОВЕНИЕ САМОГО БОГА! А я верю в Бога... Почему я верю – и как именно верю – это уже иной вопрос; о нем дальше. Но я верю. Верю – ну хотя бы потому, что иного фундамента для истины у меня не существует – после раздробления ума. Но есть еще и другие основания к этому. И я становлюсь на фундамент Писания, опираюсь на Слово Божие. Оно для меня стало авторитетом. И теперь я вот как поступаю. Когда перед моим сознанием станет какой-нибудь непостижимый для ума вопрос – я обращаюсь к Божьему откровению и смотрю: что оно, что САМ БОГ говорит? И хотя бы я абсолютно ничего не понимал умом, – теперь меня эти непонимания ни в малейшей степени не беспокоят, как было в семинарии; даже я рад этой непостижимости: так должно именно быть для ума, хотя бы это противоречило – как неверно говорят о различии, о противоположности, но не о противоречии разных миров – моему уму; я спокойно читаю Слово Божие и сказанное принимаю совершенно мирно и убедительно: САМ БОГ СКАЗАЛ! ЧЕГО БОЛЬШЕ? ЧЕГО ПРЕКРАСНЕЕ? ЧЕГО ДОКАЗАТЕЛЬНЕЕ? – Возьму я совершение Таинства Евхаристии... Страшно для ума и подумать: хлеб и вино претворяются в Тело и Кровь Христовы... Уже это теперь не хлеб и не вино, а САМ ХРИСТОС ЖИВОЙ! Сам Богочеловек, Бог!..
Я лично слышал, как неверующий собеседник с нескрываемой улыбкой всепонимающего человека сказал мне, что он не только сам не верит этому, но и уверен, что и я, как образованный интеллигент, тоже не верю в эту невозможную вещь и обманываю других, будто верю... Я совершенно прекрасно понимал все его неверие: оно мне было давно знакомо. Но он не мог понять меня, ибо мой опыт веры и знания ему не был еще доступен. Я ему заявил и заявляю, что я совершенно верую в непреложность истины пресуществления хлеба и вина в Тело и Кровь...
Но неужели же мой ум не разочаровывался этим очевидным недоумением и не смущался сомнением: как это все может быть? – О, очень много раз! Не всегда и от веры приходили. Они очень разнообразны. Но сейчас, при речи о Писании, я укажу лишь на одно из них. Почему я верую в это? Это совершенно категорически и многократно утверждал Сам Господь Иисус Христос, Сама Истина («Аз есмь... Истина», Ин. 14, 6): «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое... Пейте из нее (чаши) все, ибо сие есть Кровь Моя...» (Мф. 26, 26–28). «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне» (Ин. 6, 56)... Этим соблазнились плотские умом иудеи и даже некоторые из учеников Иисусовых – и совсем отошли. Но Он их не остановил, не сказал, что они напрасно поняли Его просто, а не символически. Наоборот, Он даже и к двенадцати обратился: «Не хотите ли и вы отойти?» – так спрашивает уверенная в себе, не боящаяся слабости человеческой Истина!.. И двенадцать не отошли. Петр говорит: «Господи! К кому нам идти?» – Некуда! Воистину больше не к кому. А к Тебе можно и должно, ибо Один «Ты имеешь глаголы вечной жизни» – и спасительной, и несомненной, истинной (Ин. 6, 67–69). Так и я... Вопрос опять другой: почему именно я верую в Господа Иисуса Христа и, следовательно, в Его Евангелие... Об этом расскажу дальше. Но уж если я верую в Него, то принимаю Его Слова, Его откровения как нерушимо достоверные: Бог сказал! Конец всяким вопросам! Так есть! Такова истина! И я принимаю во всей полноте и глубине Тайну для ума, но истину для души – о Теле и Крови!..
И не всегда эти вопросы возникают. Хотя, как известно, мы не вольны в логических ассоциациях идей; и они могут приходить вопреки даже желаниям нашим; но все же обходится и без вопросов. А если и приходят – то отодвинешь их рукою всей предыдущей веры, ума и опыта – спокойно и твердо совершаешь дальше таинство...
Многие исследователи и защитники Евангелий старались выяснить: на чем основывается достоверность этих источников нашей веры? И ответов было много – чуть не с самого появления Евангелия и посланий – и до наших дней. Есть целый ряд брошюр, в коих собран этот материал. Я не буду сейчас подробно останавливаться на нем. Упомяну лишь, для примера, интересное предисловие светского писателя, адвоката СПб Б. Гладкова26. В предисловии к своему толкованию Евангелия он сообщает из своей автобиографии, что был, как и многие из его товарищей и современников, неверующим, мучился неудовлетворенностью, удивлялся миру душевному у христиан – и заинтересовался, на чем же он у них покоится? – На вере во Христа Спасителя. А на чем стоит их вера? – На Евангелии прежде всего. Каков же источник достоверности его? Несомненно ли оно? – И он решил обследовать вопрос историко-критически: давно ли и несомненно ли записаны Евангелия. И оказалось, что есть исторические свидетельства еще от первого века, а уже о втором веке и говорить не приходится, – из коих ясно становится, что Евангелия были весьма близки к самим событиям их; еще живы были свидетели или, по крайней мере, слушатели очевидцев Христа.. И Гладков принял Евангелия и с ними и веру во Христа... Очень интересное и поучительное для начинающих предисловие... О. Иоанн Кронштадтский очень одобрял печатание этой книги.
Есть и другие подобные брошюры... Но я не очень ценю этот метод – хотя и признаю его относительную ценность, особенно для людей, еще не оторвавшихся от поклонения уму и науке; а мне теперь это представляется довольно скучным. Я читал этот материал без сердечного трепета; может быть, в семинарии читал бы с удовлетворением, но тогда я еще верил в ум.
Поэтому для меня более убедительным представляется несколько иного плана метод: внутренней достоверности Евангелия.
Я это давно узрел – и доселе постоянно переживаю. Но расскажу сначала о постороннем свидетеле. У меня есть друг, христианин из евреев, ученейший философ мирового масштаба, профессор университета Ф27. Я однажды спросил его, каким образом он, еврей, очень ученый человек, пришел к христианской вере? И притом искренно, никем не принуждаемый... Да еще и после того, как прожил со своей женой-христианкой 13 лет в еврействе, точнее, в интеллигентском индифферентизме. И он мне написал, что его привело к вере Евангелие... Чем же именно? – Своею внутренней достоверностью... То есть ему, как очень умному, непредубежденному и искреннему человеку, при чтениях Евангелий стало простой очевидностью, что написано оно очевидцами, совершенно искренними людьми; что это не поэтическое легендарное сочинение, а бесхитростные записи «о совершенно известных между нами событиях» (Лк. 1, 1).
Как философ, он не боялся – подобно другим недорослям мысли – ни чудес, ни некоторых мелких разночтений между четырьмя евангелистами: не все было и просто, и понятно. Но все это меркло пред очевидною несомненностью реальных фактов. И оставалось одно из двух: или упорно, вопреки своей же совести и уму, не верить, или наоборот, принять факты, т. е., как говорится, поверить; хотя здесь для ученого ума, собственно, и не нужно было веры, как «уверенности «в невидимом» (Евр. 11, 1), а простое приятие увиденного другими, но достоверными, «бывшими с самого начала очевидцами и служителями Слова» (Лк. 1, 2). Он не стал упорствовать: ему, как умному и искреннему человеку, это было бы невыносимо. И крестился... К радости, конечно, семьи, которая никогда не смела «ученого учить...» Интересно, однако, что потом он все же поддался налетам сомнений – притом совсем логически неоправданным – это весьма показательно: тут мы стоим уже перед другим способом утверждения веры – благодатно-опытным и, следовательно, этот естественный путь принятия веры – по доверию к достоверным свидетелям и по принудительной достоверности событий – еще не решает всего дела. И понятно: пока сам человек не воспримет чего-либо лично, непосредственно, до тех пор нам чужие свидетельства представляются полумертвым чужим капиталом, которым мы лишь временно пользовались. И совсем уже иное дело, когда те же самые достоверные свидетельства ложатся под готовую уже веру (будь она традиционная детская или же уже и опытная, своя), тогда и чужие сообщения будут радостно восприниматься, как и наши собственные. Однако и без нашей веры несомненная внутренняя достоверность Евангелий приводила не только ученого философа, но и миллионы других людей к вере.
Фрагмент из труда "О вере, неверии и сомнении". Митрополит Вениамин (Федченков)
– Я больше не могу жить вместе с мамой и братом, я сойду с ума или выброшусь в окно!
– Ну так съезжай уже.
– Я не могу!
– Почему?
– Потому что без меня кот сдохнет...
– Ты совсем идиот, что ли?!
– А что плохого я сказал?!
Перед вами совершенно реальный разговор. Подобные встречаются часто: провокатор доводит собеседника до белого каления, а потом хлопает глазами с видом оскорбленной невинности: «А что плохого я сказал?» Собеседник либо признает, что плохого ничего не сказано, либо отвечает: «Да ты бред несешь!» Оба варианта ставят его в проигрышную позицию.
Давайте рассмотрим высказывание: «Я не могу съехать от мамы, потому что без меня кот сдохнет». Есть ли тут что-то плохое? Разве плохо, что человек заботится о судьбе животного, особенно кота? Конечно, нет! Теперь давайте проверим, бред ли это, то есть лишено ли логической связи? Тоже нет. Может ли человек любить кота паче себя и положить свою жизнь на алтарь служения коту? Конечно, может.
Так можно ли выиграть в этой ситуации, даже если поначалу не удалось сдержать эмоции? Можно. Для этого надо держать в голове, что высказывания делятся не только на «плохие»/«хорошие» и «логичные»/«бредовые». Есть еще один критерий, о котором почти всегда забывают. Этот критерий называется «уместность».
Уместность речи – это соответствие речи ситуации и целям общения. Я долго искал антоним слова «уместно» и пока остановился на «мимо». И в нашем примере аргумент «потому что кот сдохнет» явно мимо, то есть неуместен. Потому что вполне живучий и транспортабельный кот противопоставляется судьбе и психическому состоянию рассказчика.
Я часто использую аргумент к уместности против «а что плохого я сказал?» И каждый раз это срабатывает. Дело в том, что уместность включает в себя культурные и контекстуальные аспекты. И их понимание, как правило, сходится у людей с более-менее налаженными отношениями. Но вы ведь вряд ли будете эмоционально срываться на совсем незнакомого человека, даже если он несет полную чушь?
Итак, если вас кто-то выведет из себя, а потом начнет обиженно спрашивать «а что плохого я сказал?», попробуйте указать на неуместность высказываний. Иногда достаточно простого указания, после которого собеседник понимает, что его попытка манипуляции провалилась. Но во многих случаях нужно будет объяснить, почему вы находите высказывание собеседника неуместным, так что будьте к этому готовы.
Два важных примечания.
Во-первых, многие могут возразить, что «кот сдохнет» – это ложный аргумент, а своими настоящими основаниями человек просто не делится. Отвечаю: это совершенно не имеет значения. Любой разговор ведется на уровне открытых высказываний. Мы работаем с тем, что человек нам предоставил. Об этом принципе я напишу подробно как-нибудь в другой раз.
Во-вторых, я намеренно использую для этой ситуации шкалу «выиграл/проиграл», а не «убедил/согласился». Дело в том, что «а что плохого я сказал?» почти всегда является провокативно-манипулятивным приемом. Поэтому сперва надо защититься от этого приема, а потом уже попытаться перевести разговор в дискуссию
Логика - есть наука о правильном мышлении. А значит с её помощью можно сделать красивую девушку ещё и умной. По крайней мере так считает главный герой. Что из этого выйдет вы можете посмотреть в нашем короткометражном фильме по рассказу Макса Шульмана.
Всем привет! После долгого затишья снова вещаю о китайских особенностях. Спасибо, что читаете :)
Вдохновителем данного поста стала моя ученица, ответив на мой вопрос "когда используется частица 后" - когда по КАЙФУ!
Наверное, это одна из самых взрывающих голову тем, но только пока не посмотришь на ситуацию с другой стороны, а в китайском это приходится делать очень часто.
Начнём!
Есть в китайском 2 слова 前面 (спереди) и 后面 (сзади, позади), у обоих можете заметить одинаковый второй иероглиф, который означает "область в пространстве, аспект и т.п."
Используются так же, как в русском, для обозначения чего-то в пространстве, типа 猫在我后面 "кот позади меня"
Но если отбросить второй иероглиф, то картина изменится и 前 (который означал спереди) будет переводиться как "раньше, прежде, до", а 后 соответственно "после, через"
И тут самое интересное и важное - китайцы воспринимают мир иначе - для них будущее позади нас, а настоящее перед нами.
Люди западного ума предпочитают думать, что будущее вот оно, перед нами! Говоря "светлое будущее" мы, как правило, воспринимаем что-то перед нами, а прошлое, как то, что нужно оставить позади и оно уже прошло.
Но для китайцев прошлое находится спереди. Почему?
Думаю, вы наслышаны, как в Китае чтят прошлое, элементарно - сохранение письменности на протяжении около 6000 лет уже говорит о многом.
А может нам просто стоит взглянуть с другой стороны? Допустим, 5 минут назад (прошлое время) - я знаю, что удаляла строчку выше - это было буквально ПЕРЕД моими глазами, что я буду делать через 5 минут - я не знаю, оно как бы позади меня, я не вижу.
В Китае в целом опираются на прошлое, создавая будущее (отсылка к Эйнштейну "Мы не можем решить наши проблемы с тем же способом мышления, который мы используем при их создании"), поэтому мудро пересмотреть свои прошлые стратегии и применить их будущем.
Мы же почему-то уверены, что в будущем будет иначе, но не изменив ничего в прошлом (а если покопаться, то данный момент ежесекундно становится прошлым) - глупо надеяться, что все станет по-другому.
Ученики, читая предложения по типу 5分后 сначала сходят с ума, но потом цитируют, что я рассказывала и начинается "окей, 后 - это от 后面, что значит позади, позади нас будущее, а оно будет потом, значит переводим как "через 5 минут", но к этому они привыкают довольно долго...
Жаль, что я не знала этого, когда училась в университете, китайцы решили с нами своими тайнами не делиться видимо)) Так что на парах было "шоу интуиция" во время переводов предложений... А китайский изучать, конечно, лучше с погружением в китайскую культуру и пониманием почему так, а не иначе :)
Надеюсь, было полезно! 记得点赞,关注,收藏,转发,加评论!
Господь сеет в наш ум Свое Божественное Слово. Но сможет ли это семя дать урожай, зависит от качества нашего ума, поскольку у каждого из нас он имеет разное состояние
Ум, погруженный в невежество«…иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то».
Невежественный ум – это, прежде всего, ум ленивый. Человек, обладающий таким умом, не различает добра и зла, ни во что не верит, доверяя, как правило, только своим чувствам. Такой ум весьма узкий по своему кругозору, поэтому он не способен расслышать обращенный к нему голос Божий. У такого человека очень слаба сила воли и он водится по жизни своими младенческими ощущениями. Все его интересы сосредоточены вокруг наслаждений чрева и жажды наживы.
Такой человек легко теряется в мире вещей и обстоятельств, воспринимая мир не таким, каким он есть на самом деле, а таким, как он ему кажется. Люди невежественного ума всегда оправдывают свои поступки, обвиняя во всем обстоятельства или других людей. Внутренняя жизнь у этих людей отсутствует в силу того, что их ум своими чувствами и помыслами вывернут наружу. Духовное невежество ума всегда избирает своей цельючувственные наслаждения и слепое пристрастие к развлечениям.
Со временем эти люди впадают в полное рабство своему эгоизму, вырабатывая в себе стойкую привычку к греховным действиям и навыкам. В конце концов это выливается в бессмысленно прожитую жизнь, хотя такой человек этого даже не замечает.
Необузданный ум«Иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была не глубока; когда же взошло солнце, увяло, и, как не имело корня, засохло».
Необузданный ум всегда одержим желаниями и дурными страстями. Самое слабое место такого ума – гнев и похоть. Люди, обладающие необузданным умом, как правило, безрассудны, упрямы и жестоки. Любовь к себе делает их фанатичными, обидчивыми, они всегда поспешны в оценках событий. В этом уме царит полный хаос и беспорядок, а вокруг себя эти люди видят только врагов.
Из-за своего гнева и похоти, истощаясь в необузданных эмоциях, они впадают в ропот, неприязнь ко всему благому и, наконец, в открытое богоборчество. Эгоизм людей необузданного ума, как таран, проламывает одну стену за другой, не понимая, что эти стены – лишь миражи, созданные их больным воображением. При этом, чем дальше такой ум уходит в неверном направлении, тем более губительным и невыносимым ему кажется мир.
Главной характеристикой таких людей есть импульсивность и сильное движение помыслов, которые повелевают совершать те или иные дурные поступки. Больше всего человек необузданного ума истощает себя в гневе и похоти, думая найти покой в удовлетворении своих дурных желаний. Он похож на пьяницу, который, размахивая ножом, ранит лишь самого себя. Мысли таких людей похожи на бешеных зверей, пожирающих своего хозяина.
Никаких знаний о Боге и вере у таких людей нет. Лишенные благодати, они легко впадают в зависимость от своего дурного мышления, ища наслаждения лишь в разрушительных и насильственных действиях, чтобы вырвать у жизни свое лживое и никчемное «счастье».
Ум рассеянный«Иное упало в терние, и выросло терние и заглушило его».
Люди, обладающие таким умом, всегда чем-то увлечены. Правда, они при этом редко какое дело доводят до конца.
Такой человек постоянно занят цеплянием за бесчисленные вещи этого мира, он все время строит планы на будущее, полон ожиданий и в то же время очень боится грядущих событий. Его страшат болезни, старость, шаткость своего собственного благополучия. От этих страхов рассеянный ум с удовольствием прячется в своем воображении, мечтах и фантазиях.
Его хаотичная мысленная активность приводит к тому, что рассеянный ум занимается чем угодно, только не самим собой. Он никак не может «собраться», потому что помыслы его постоянно уводят в воспоминания и мечты. Люди рассеянного ума любят читать все подряд, всеядно смотреть разные фильмы и передачи, увлекаются всевозможными зрелищами.
Самый большой враг рассеянного ума – мечты и воображение. Если бы такой человек внимательно всмотрелся в суть происходящей в нем мыследеятельности, то обнаружил бы, что она очень далека от окружающей его реальности. Все проблемы рассеянного ума находятся внутри его самого, и решить их можно лишь путем упорядочивания его хаотичной деятельности. Эгоизм таких людей заставляет их ум блуждать по бесконечным миражам жизни, где бродит лишь ветер тоски и безысходности, что в конце концов приводит их к ропоту сначала на жизнь, а потом и на Бога.
Собранный, цельный ум«Иное упало на добрую землю и принесло плод: одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать».
Цельный ум умеет максимально собирать свои силы для достижения спасения. Он знает, как всецело сосредоточиться на главном. Наполняясь благодатью, цельный ум со временем становится полностью свободным от любых навязчивых помыслов и мысленных искажений, производимых страстями.
Естественное состояние такого ума – молитва, которая, как правило, не оставляет его даже во время сна. Он утверждается в ней настолько, что не теряет свою молитву даже в момент разлучения души с телом. Цельный ум не теряется ни в каких обстоятельствах. Объединившись с благодатью, он покидает тело в момент кончины собрано и осознано, и, не проходя мытарств, сразу же удостаивается Царства Божьего.
Совершенный ум способен сохранять днем и ночью непрерывное пребывание в Божественном присутствии, что само по себе является вершиной молитвенной практики. Такой ум постепенно восходит на вершину священного безмолвного созерцания в сокровенной глубине собственного сердца, где находит неистощимый источник живой благодати и неоскудевающую силу Святого Духа. Совершенный ум схватывает саму суть Божественного созерцания, лишенного всяких мысленных покровов и пустых умозаключений. Он в благоговении постигает грандиозное величие Бога. Бесстрашно покоряя демонов благодатной молитвой, преодолевая пропасти страстей, цельный ум быстро восходит к Божественному присутствию силой Святого Духа.
Человеку многое не возможно. Он не может ни палец себе прирастить, ни цвет глаз изменить, ни роста добавить. Что уж можно говорить о свойствах ума – материи тонкой и во многом человеку не известной. Но, просящему дается. «Просите, и дастся вам» Мф. 7:7. Просить же по силам каждому из нас. Будем же просить Милосердного Бога изменить наш расслабленный и блуждающий в иллюзиях ум измениться, чтобы смог он стать нам верным помощником на пути к нашему спасению./Источник ЖЖ/ Игорь Рябко
Прочие темы:
Telegram канал об Иисусовой молитве