Не по погоде тепло одетый, застегнутый на все пуговицы мужчина идет по пустому городу. Может быть ночь, а может светить солнце, но так или иначе, мужчина щурится. В его кармане почти наверняка есть пистолет, а в руках – готовность из него стрелять. В другом кармане неизбежно обнаружится пачка сигарет. У мужчины простое имя, хотя часто он предпочитает остаться вовсе не представленным или зовется прозвищем. Он втянут в какую-то темную историю с грязными деньгами, мафией и женщинами. Он не стремился в ней оказаться, но и не уклонился от нее. Неожиданно мужчина резко разворачивается и стреляет ровно за секунду до того, как выстрелили бы в него. Разумеется, он бьет без промаха.
Прошу простить мне это художественное вступление, но мне показалось важным сразу задать настроение и указать тему.
Узнали архетип? А откуда он взялся и почему он «работает»? Давайте разбираться.
Например, вот этот парень
В повествовательном искусстве XVIII-го века было несколько основных направлений.
Первое, это исторический жанр, посвященный в основном античности и библейским сюжетам. По современным меркам это было что-то вроде фэнтези, где обычно не было магии, зато были эпические персонажи одетые не по эпохе и зачитывавшие длинные трагические монологи. В некоторых случаях, предметом таких произведения становились и события национальной истории. Анахронизмы и театральная условность при этом никуда не девались.
Второе, это произведения о жизни знати. Написанные дворянами для дворян, они часто достигали высокого уровня достоверности и реализма, и были пропитаны галантным веком и рационализмом – тем, что волновало сердца и занимало умы европейских элит того времени.
Третье, это разножанровые произведения на злобу дня, часто становившиеся основой пропагандистских кампаний. Французские памфлеты о жадных финансистах из третьего сословия, которые последние штаны с несчастных дворян снимают, ломоносовские хвалебные оды очередной победе русского оружия или английские сатиры о приключениях английского Гулливера на Континенте.
Конечно, этим художественная литература эпохи не исчерпывалась, но остальное было несколько вытеснено на обочину.
Рациональный цинизм литературы для знати вызвал обратное себе явление. Появился сентиментализм.
Мадам де Перпензак любит бедного учителя Папюсса за то, что он гуляет по английскому саду и наслаждается щебетанием птичек. Но она помолвлена со старым и некрасивым графом де Задокобылье, который любит лишь старые книжки про цифры. Саму мадам де Перпензак любит светский кюре Кукумбер и тайно следит за тем, как она гуляет вместе с Папюссом по английскому саду и слушает щебетание птичек. Из-за сложившейся ситуации все герои очень сильно страдают и раз в две страницы по очереди плачут навзрыд. В конце граф де Задокобылье умирает от простуды. Кюре Кукумбер хочет признаться мадам де Перпензак в своих чувствах, но случайно читает ее любовную переписку с Папюссом, расстраивается (и плачет навзрыд), после чего благословляет влюбленных и уезжает в Лимузен, где до конца жизни гуляет по английскому саду и слушает щебетание птичек. Конец.
Иллюстрация к роману Руссо «Юлия, или Новая Элоиза». Английский сад присутствует.
Как видите, очень женский роман и очень английский. Однако по-настоящему великих авторов в этом направлении работало всего два и оба были с Континента – это Руссо и Гете.
Первый был еще одним авантюристом века авантюристов – при ином раскладе он писал бы и советскую фантастику ближнего предела, лишь бы кормили. Второй же очень быстро обнаружил, что драма в сентиментализме несколько мелковата, а конфликт вымучен.
Так думал не только Гете и вскоре сентиментализм развился в романтизм.
Юноша любит девушку, но ее отец против. Юноша ссорится с ним и случайно двадцать два раза бьет его ножом в спину. Далее юноша бежит от наказания и попадает на корабль к пиратам, с которыми плавает в дальних морях двадцать лет, за это время становясь их капитаном. Когда он случайно возвращается в родной город, оказывается, что его бывшая возлюбленная замужем за бургомистром и воспитывает троих детей. Но старое чувство еще живо, герои не могут его сдержать и сбегают вместе на корабле главного героя. Романтика.
Ну вот как-то так. Настоящий романтический герой, восставший против самой судьбы. В действительности, это очень романтизированный портрет Наполеона.
Может показаться, что в поисках нашего героя-одиночки – нуарного детектива, ковбоя, который никогда не промахивается, я немного сильно ушел в сторону. Это не так. На самом деле, для его выхода на сцену уже почти все готово.
В мире на рубеже XVIII-го и XIX-го веков творился полный кавардак, поэтому романтизм пришелся ко двору. Для англичан и немцев это был прямо родной жанр. Гете написал своего «Фауста», в Англии придумали байронического героя.
За некоторое время до этого, когда во Франции еще не сошла сентиментальная волна, в Англии Гораций Уолпол опубликовал «Замок Отранто», первый готический роман. Это было в 1764-м году.
«Замок Отранто» для романтизма, это примерно то же самое, что для панк-рока «Paint it Black» – деконструкция жанра еще до его фактического появления. В еще несваренный суп романтизма Уолпол добавил мистического перца и саспенсовый… ну, скажем, лавровый лист.
Уолпол был английским аристократом, поэтому писал о средневековье, рыцарях и замках. Гете был германским мещанином, поэтому писал о городах, тавернах и о темных закоулках.
Из сочетания готического (или мистического романа) и романтизма в духе Байрона родился тип романтического героя. Это импульсивный, движимый эмоциями эгоистичный человек действия. Он все время куда-то путешествует, водится с непонятными персонами и влипает в странные, двусмысленные ситуации, а иногда знается с самим чертом.
Примечательно, что сам Байрон однажды от скуки заполнил недостающее пространство в структуре этого нового типа, сделав его самого упырем, то есть, вампиром. Так слияние романтизма и готической литературы пришло к своему логическому финалу и полному синтезу.
Так что за всех Дракул, Лестатов и прочих Эдвардов Калленов с их романтическими натурами стоит благодарить Байрона и туманы на Женевском озере в 1816-м году – «году без лета».
Это тоже иллюстрация к «Новой Элоизе» Руссо, только написанная уже в XIX-м веке. Действие «Новой Элоизы» происходит на берегу Женевского озера. Там же расположена вилла Диодати, в которой в 1816-м году отдыхал Байрон с друзьями. В результате их дружеского спора родился вампирский жанр и образ монстра Франкенштейна.
В русской литературе все эти течения тоже нашли свое отражение. Пушкин написал «Евгения Онегина», Лермонтов – «Героя нашего времени». И Онегин, и Печорин, это романтические герои. Но русская литература все же глубоко реалистична. В реалистическом произведении все мотивации должны быть четкими и понятными, если не сразу, то по ходу произведения. Сделать персонажа, который хочет чего-то экстравагантного, а то и неприличного и не объяснить его мотивацию – так нельзя. Поэтому Онегин и Печорин, это неприятные типы, которые, конечно, вызывают сочувствие, но людям, которым не повезло оказаться с ними рядом, сочувствуешь еще больше.
В этом, в общем-то, один из секретов их притягательности – это романтический тип героя, помещенный в строго реалистическую среду. Тесно им именно поэтому, а не потому, что они живут в России.
Кстати и Пушкин, и Лермонтов прекрасно понимали, что они делают. Пушкин (большой фанат Байрона) упражнялся в стилистике, оттачивая свое умение еще и вот таких персонажей писать. Позднее из этих же целей он начнет (и забросит) писать «Дубровского», а вся ироничность пушкинского романтического героя проявится в коротенькой повести «Выстрел» из «Повестей Белкина», где классический байронический герой, это просто подонок, пристающий к нормальным людям.
Лермонтов (бывший, в свою очередь, большим фанатом Пушкина) писал Печорина под впечатлением от Онегина и указал на английское происхождение того литературного типа, к которому Печорин относится. Печорин страдает «аглицким сплином» потому, что это модно. Если вы учились в школе во второй половине 2000-х, вы почти наверняка вспомните готов – вот это оно с поправкой на возраст и эпоху. Кстати, название субкультуры готов происходит от «gothic» – «готический».
Что касается мистической литературы в России, то ею успешнее всех в то время занимался Гоголь. Английские черти водятся в замках, немецкие – в темных закоулках, а Гоголь поместил свои «страшные сказки» в специфическую для большинства читателей обстановку малороссийской глубинки, верно уловив, что для русских черти – это персонажи деревенского фольклора.
Но давайте немного отвлечемся.
А почему персонажи героев-одиночек вообще популярны? Все эти водители из «Драйва», ковбои Клинта Иствуда и Алены Делоны в шляпах и пальто.
По логике правильно написанного персонажа они не должны «работать».
Давайте возьмем какой-нибудь пример известный более-менее каждому, кто читает этот текст. Например, Данилу Багрова из «Брата». Это классический герой-одиночка во всем, начиная от сюжетной роли и заканчивая внешними атрибутами.
Все на месте. Тепло одетый, вооруженный, побитый жизнь одиночка.
Это же плохо написанный персонаж. У него нет «арки». То есть, сюжетная-то арка есть, но он по ходу ее прохождения никак внутренне не меняется – не развивается. В начале первого фильма он подается в Петербург потому, что в родном городе ему делать нечего. В Петербурге он находит своего брата и женщину, с которой ему хорошо. В конце фильма брат его предает, а эта женщина прогоняет. И оба быстро в этом раскаиваются. В конце протагонист уезжает в Москву. В фильме через «арку» проходят все (ну, кто выживает), кроме главного героя.
Во второму фильме это продолжается, и Данила Багров вообще превращается в этакого Ивана-дурака, который, конечно, сильнее и умнее всех окружающих, но только использует это очень странным образом.
Джим Моррисон умер у тебя на глазах, а ты остался таким же, как и был…
При этом на протяжении обоих фильмов Багров остается для нас незнакомцем. Мы не всегда понимаем, почему он делает то, что делает, и не всегда знаем, чего от него ожидать. Но, как в свое время заметил Роджер Эберт:
Я не знаю, чего он хочет, но он хочет этого так сильно, что я начинаю хотеть, чтобы он это получил.
Кстати, никогда не догадаетесь, по поводу какого персонажа так высказался Эберт. Речь шла об Итане Ханте из «Миссия невыполнима».
Мы почти ничего не узнаем о Багрове. Вернее, узнаем. Мы узнаем, что у него неумная мать и брат мерзавец. Еще мы узнаем, что во время Первой Чеченской войны он отсиделся писарем в штабе. Как из такой биографии вышел тот персонаж, которого мы видим в фильмах, непонятно. Для того, чтобы он стал тем, кого мы видим, с ним должен был произойти экстраординарный опыт. Отсюда распространено мнение, что Багров врет об обстоятельствах своей службы в армии и на самом деле ни в каком штабе он не отсиживался.
Чувствуете? Главный герой не только самый интересный, но и самый загадочный персонаж фильма. Его хочется исследовать и исследовать. Кто он? Почему он стал таким? Чего он хочет? Какие у него планы?
Ровно такой же интерес привлекает к себе и «Человек без имени» из вестернов Серджио Леоне в исполнении Клинта Иствуда, и персонажи классических «крутых детективов» Дэшила Хэммета, и Рик Декард из «Бегущего по лезвию», и киллер Леон из одноименного фильма…
То, что в предыдущем абзаце перечислены в основном персонажи фильмов, тоже неслучайно, но всему свое время.
И вот здесь важно провести некоторую черту. Архетип путешествующего героя древний чуть ли не как сама литература (если не древнее). Это Одиссей, Ясон, Гильгамеш и так далее. И, конечно, тот образ героя-одиночки, о котором я рассуждаю, это производное от этого архетипа. Но, Одиссей, Ясон и Гильгамеш развиваются, как персонажи — проходят через «арку». А их мотивации почти всегда абсолютно прозрачны. Эти образы привлекательны из-за их седой древности и непроходящей актуальности, но не из-за их недосказанности и загадочности. В действительности, это даже не в полной мере романтические герои, они весьма и весьма реалистичны.
На этом моменте я, пожалуй, прервусь. Во второй части мы продолжим наше путешествие и переплывем в поисках героя-одиночки Атлантический океан. А пока — спасибо за внимание.
Автор: Александр Долгирев
Источник
Подпишись, чтобы не пропустить новые интересные посты!