Шизофрения как индульгенция: от зла к невменяемости – всего один диагноз
Феномен подмены
В спорах о историческом или личном зле я часто сталкиваюсь с коварной риторической ловушкой. На фразу: «Гитлер целенаправленно уничтожал евреев». В ответ слышишь: «Ну он же был шиз, его бред не имеет рациональных оснований». Формально — это осуждение. Но при ближайшем рассмотрении раскрывается иной смысл: списание чудовищных поступков на «болезнь» незаметно снимает ответственность. Возникает алхимия оправдания:
На дураков и больных не обижаются.
Так осуждение превращается в оправдание.
Разбор ловушки: От осуждения — к оправданию
Здесь работают три шага подмены:
Осуждение-пустышка: Признание «ненормальности» («шиз»).
Снятие субъектности: Утверждение о неспособности к рациональному действию («не слышал ничего» = не воспринимал реальность).
Списание в симптом: Зло объявляется продуктом «болезни», а не свободы воли.
Итог: Ответственность испаряется. Нацизм предстаёт не идеологией, а симптомом. Жертвы становятся жертвами «стихии», а не системы.
Почему это не диагноз, а побег от морали?
Важное уточнение: Термин «шиз» здесь — не медицинский, а бытовой ярлык, стигма, позволяющая:
Уйти от анализа зла как системы (переложить вину на «безличные механизмы» — идеологию, бюрократию или экономику террора, будто именно они порождают преступления, а не конкретные люди);
Вывести преступника за рамки человеческой этики («безумец» не подлежит суду, а нуждается в лечении).
Нюрнбергский процесс специально отверг эту логику. Судьи заявили:
Даже если бы Гитлер имел психиатрический диагноз, это не отменило бы ответственности режима. Освенцим строили не галлюцинации, а инженеры. Холокост финансировался не бредом, а бюджетом.
Бытовые версии той же ловушки:
Эта ловушка — не для гениев зла. Она работает везде, где нам страшно признать: жестокость — сознательный акт.
Домашнее насилие: Когда муж бьет жену, а защитники объясняют: «Да он же был пьяный! Не соображал!» — за этим звучит куда более циничное послание: «Раз не соображал — значит, имеет моральное право не соображать и завтра. Главное — не его выбор, а градус в крови. Пусть продолжает».
Офисная истерика: Коллега орет на совещании, а в кулуарах раздаётся: «Не кипятись, она же истеричка!». Но истинный смысл этой «успокаивающей» фразы — «Её слова не аргумент, а биологический выброс. Зачем решать проблему, если можно списать на диагноз».
Соцсети: Хейтер оскорбляет, а модератор пишет: "Не обращайте внимания, он больной тролль" — снимая с агрессора ответственность.
Война как «аффект»: Политик развязывает войну, а эксперт в студии снисходительно поясняет: «Это было эмоциональное решение!». Перевод. «Тысячи трупов — не преступный расчёт, а несчастный случай. Разве можно судить за порыв души?».
Объяснить ≠ Оправдать
Ключевое различие, которое стирает ловушка:
Объяснение — анализирует причины, но не отменяет моральной оценки.
Преступник действовал под влиянием паранойи (объяснение).
Но паранойя не отменяет факта, что он осознанно планировал убийство (оценка).
Это как диагноз врача: он описывает болезнь, но не выписывает индульгенцию на преступление.
Оправдание — использует объяснение, чтобы снять ответственность.
Он не виноват — у него же паранойя! (оправдание).
Значит, убийство — не злодеяние, а „симптом“ (подмена).
Это поддельный больничный лист для убийцы, где диагноз превращается в разрешение на зло.
Не «шизы», а люди
Освенцим, геноцид в Руанде, резня в Сребренице не были спонтанными «приступами безумия». Их проектировали трезвые архитекторы, подписывали чиновники, исполняли обычные люди. Сводить историческое зло к патологии — значит называть преступление симптомом, а не решением.
Дьявол не был шизофреником. Он действовал расчетливо, холодно и осознанно. И пока мы объясняем зло «безумием», мы дарим ему последнюю индульгенцию — возможность спрятаться за ширмой «болезни» и уйти от ответа на главный вопрос: как обычные люди совершают нечеловеческое?
Историю пишут не патологии. Её пишут решения.