Николай Носов - весь. Вишенкой на торте - Незнайка на Луне.
Георгий Свиридов "Ринг за колючей проволокой", "Джексон остаётся в России". Это примерно в том же возрасте, что и "Секретный фарватер".
Ростислав Кинжалов "Воин из Киригуа". Одна из любимых книг периода среднего школьного возраста.
А так же:
Лев Кассиль "Улица младшего сына".
Валерий Медведев "Баранкин, будь человеком!".
Из иностранной литературы, Азиз Несин, "Рассказы для вас", мощная сатира. В моём детстве был вот такой сборник. Ну как в детстве, старший школьный возраст.
Ну, так, навскидку. Вспомнились некоторые книги, произведшие, так сказать, впечатление.
Недавно один наш читатель рассказал о мальчике, который не слышал ни одной сказки Пушкина. Его мама выбросила все книги Александра Сергеевича после того, как узнала про его скабрёзные эпиграммы и кощунственную поэму «Гавриилиада».
Над принципиальной мамой можно посмеяться, конечно. Но мы не будем. Лучше расскажем вот какую историю…
В 1826 году во время посещения Святогорского монастыря Пушкин увидел открытую Библию и машинально прочёл страницу, на которой она открыта. Это была Книга пророка Исайи, отрывок, в котором пророк говорит о том, как ему явились шестикрылые Серафимы:
«И сказал я: горе мне! Погиб я! Ибо я человек с нечистыми устами…» (то есть «мне ли говорить о Боге, если это делают ангелы»). «Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих, и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твоё удалено от тебя, и грех твой очищен. И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? Кто пойдёт для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня» (Ис. 6, 5 — 8).
Атмосфера монастыря, душевное состояние, в которое погрузился поэт, оказывают на него странное и сильное впечатление. Несколько дней эти образы преследуют его, пока наконец он не встаёт ночью и не записывает стихотворение «Пророк». Напомним отрывок:
...И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул...
Почему этот случай так взбудоражил Пушкина? Может, потому, что его собственные уста были «нечисты» — осквернены многими от буйства гормонов происходящими скабрёзными строками?
И это он сам, Пушкин, ощущал «духовную жажду» — и желал быть призванным к служению, быть может, более высокому, чем легкомысленное «служенье муз»?
Заметьте, сколь сложен обряд, описанный в стихотворении: и язык вырвал, и грудь рассёк, и сердце вынул, и на место сердца вставил пылающий уголь, тогда как в Книге ангел всего лишь касается этим углём уст пророка. Словно не было у поэта уверенности, что одно лишь прижигание уст поможет. Будто чувствовал: без КАЗНИ никакое возрождение для него невозможно...
И вот наступает 1828 год. Он становится для Пушкина годом тяжёлого нравственного кризиса. В правительстве идёт следствие по делу написанной им за семь лет до этого ходящей в анонимных списках «Гаврилиады». За богохульство анонимному автору поэмы полагается каторга. Только надо его ещё сперва отыскать. Этим занимается специальный следственный орган — Временная верховная комиссия.
Допрошенные по делу указали на предполагаемое авторство Пушкина. Ему пришлось испытать небывалые доселе страх и унижение. Одно дело — встать в ряды декабристов, бунтовщиков, и совсем другое — оказаться осуждённым за литературное хулиганство.
Пушкин не боялся ни смерти, ни гонений, но он боялся бесчестия. И — потерял лицо. Он лгал Временной комиссии, приписывал авторство «Гаврилиады» покойному князю Дмитрию Петровичу Горчакову, пытался вводить в заблуждение друзей. «Вряд ли был в его жизни момент большего в собственных глазах позора», — пишет литературовед В. С. Непомнящий.
Царь вроде бы поверил Пушкину и просил его лишь помочь следствию отыскать того, «кто мог сочинить подобную мерзость». Пушкин был в отчаянии. Граф П. А. Толстой посоветовал ему не запираться. И Пушкин пишет царю письмо, в котором признаётся в «шалости столь же постыдной, как и преступной».
Царь поступил благородно. Прочитав письмо, он повелел прекратить расследование, но никому не сообщил о признании Пушкина. (Недаром Николая Павловича Романова современники называли царём-рыцарем.)
Пушкин испытал огромное сотрясшее его душу облегчение. Бывают очищения слёзные, очищения страданием, очищения смехом, а бывает — очищение стыдом. Стыд — одно из сильнейших чувств: он способен провоцировать физиологические реакции от покрасненья ушей до обморока, стыд может мучить долго, как рана, и заживать, исчезая из эмоциональной памяти без следа.
Для человека чести, каковым Пушкин являлся, пережитое, без сомнения, было той самой «Серафимовой казнью», вследствие которой прежний человек умирает и появляется на свет другой человек. Вскоре после окончания следствия (завершившегося в конце осени) он пишет:
Как быстро в поле, вкруг открытом, Подкован вновь, мой конь бежит! Как звонко под его копытом Земля промёрзлая звучит!..
Злосчастный 1828 год заканчивался. В декабре 1828 или январе 1829 на детском балу у танцмейстера Иогеля Пушкин впервые видит юную Наташу Гончарову. Начинается, как принято говорить, «совсем другая история».
Вот два поэта. Сафо с острова Лесбос (помните – "богу равным кажется мне, по счастью, человек, который так близко-близко...") и Агния Львовна Волова, в замужестве – Барто. А какая между ними связь? Это мы скоро выясним.
Но начнём с "неприличных стихов", как было обещано. Нет, похабщины Агния Барто не писала. Неприличными некоторые её стихи стали считаться по другой причине. По какой? Легко догадаться. Вот первое, например:
Угадайте, какое слово поют тюрки в тюрьмах? Вот продолжение:
(Кстати, баварский язык, так называемый "баериш", действительно существует – это один из южных диалектов немецкого языка.)
Но мы отвлеклись. Ленин – ещё полбеды. Хотите настоящей, взрослой неполиткорректности – такой, чтоб стёкла повылетали? Тогда листаем книгу дальше:
Вот такие черномазенькие овечки-человечки... Стихотворение "Братишки" не переиздаётся уже лет сорок. И вовсе не из-за того, что чёрные жизни имеют значение, а из-за продолжения:
Отец отбивал в бою завод... Ну куда это годится. У эффективного собственника? Нет, нет. Без комментариев. Такой Барто нам не нужно... Вот этих стихов и не переиздают.
А теперь (Сафо всё ближе) поговорим о стихотворениях, которые продолжают издавать миллионными тиражами. Первое:
Идёт бычок, качается, Вздыхает на ходу: – Ох, доска кончается, Сейчас я упаду!
Почему прогулка по доске грозит падением? Бычок – жертва пиратов?
На самом деле, тут всё просто. В 30-е годы прошлого века, когда было сочинено стихотворение, была очень популярна игрушка, которая так и называлась: «Качающийся бычок». Нехитрое устройство позволяло деревянной игрушке, переваливаясь с боку на бок, спускаться по наклонной дощечке.
Понятно, что, достигнув конца дощечки, неустойчивая игрушка падала. Так что никакого недоумения стихотворение у тогдашних детей не вызывало.
А вот со стихотворением про мишку история будет подлиннее... Вспоминаем:
Уронили мишку на пол, Оторвали мишке лапу. Все равно его не брошу – Потому что он хороший.
Задумаемся, о чём это стихотворение? Например, сколько лет мишкиной хозяйке? Три-четыре? Вряд ли. Для маленького ребёнка оторванная мишкина лапа – трагедия и повод для сокрушительных рыданий, а не для флегматично-философского "ну, что ж... всё равно не брошу". Маленькая девочка будет добиваться, чтобы мишку "вылечили" – починили, разве нет? А вот девочка повзрослевшая, обнаружив бывшего плюшевого любимца где-нибудь на полу в чулане, вполне может элегично вздохнуть: "Хороший..."
Вы скажете, что Агния Барто ничего такого не имела в виду? Согласны, не имела. Но поэзия не исчерпывается тем, что "хотел сказать автор". Кстати, никогда не задумывались, почему самой распространённой "звериной" игрушкой в большинстве европейских стран является именно медведь? Не щенок, не котик, не зайка – а именно этот дикий лесной житель?..
Это случилось задолго до того, как сын писателя Алана Милна Кристофер Робин назвал своего плюшевого медведя именем Винни зе Пу – в честь медведицы Винни (сокращённо от Виннипег) из зоопарка – настолько доброй, что к ней безбоязненно подпускали детей.
В Древней Греции существовал обычай принесения в жертву игрушек. Перед замужеством, в возрасте около 14-ти лет, девочка была обязана прийти в храм богини Артемиды и принести в жертву прядь волос и все свои куклы – как благодарность богине за защиту и покровительство в детском возрасте. Именно с культом богини Артемиды связана эта популярнейшая детская игрушка – плюшевый мишка.
Артемида Браурония (именуемая так по городу Браурон в 38 км от Афин) считалась покровительницей беременных женщин, молодых матерей и девочек, готовящихся к замужеству. Девочки 13-14 лет должны были проходить возрастные инициации в её храме.
Скульптурные изображения девочек из храма Артемиды Брауронской в Афинах. Обе держат складки своей одежды характерным способом. (320 г. до н.э.)
Культ этот, вероятно, ОЧЕНЬ древний. Первый расцвет Браурона (микенской крепости) произошёл ещё в неолите и продолжался до конца микенского периода. Храм Артемиды Брауронии воздвигнут на месте той древней крепости.
Остатки храма Артемиды в Брауроне
Основным ритуалом в храме была Арктея – мистерия медведя, во время которой девушки, обряженные в медвежьи шкуры, танцевали для своей богини. И в этот момент их называли арктоями-медведицами. Танец состоял из медленных торжественных шагов, имитирующих движение медведя, и исполнялся на мелодию из дилоса (двойной флейты).
Ритуальный сосуд с изображением Арктеи (V в. до н.э.)
Миф, объясняющий этот ритуал, гласит, что некогда в дар богине была отдана медведица. Поскольку животное было ручным, с ним безбоязненно играли дети, но вот однажды одна из девочек сильно чем-то рассердила животное, и оно выцарапало ей глаза. Братья девушки убили медведицу, но на Афины напал мор в виде чумы. Дельфийский оракул очень быстро связал чуму с убийством священной медведицы, прогневавшим Артемиду. И отныне, для успокоения гнева богини, каждая девочка до вступления в брак должна была "играть медведицу".
Бронзовая статуэтка Артемиды из Браурона (VII в. до н.э.) и рельеф Артемиды с оленем оттуда же (VI в. до н.э.)
По мнению историков, миф восходит к неолитическим охотничьим ритуалам успокоения души убитого медведя. Предположительно, в Микенскую эпоху во время ритуалов в храме могли приносить в жертву медведя. В V веке до н.э. медведей в окрестностях Афин стало мало, и жертву медведя отменили, заменив на приношение быком или козлом, а медвежьи шкуры, в которых изначально должны были танцевать девочки, заменили ритуальными накидками шафранового цвета.
Алтарь храма Артемиды Брауронской с изображением девочки-медведицы
А теперь – внимание: "шафранный пеплос" упоминается у Сапфо, которая сама была жрицей Артемиды! И именно так, в шафранном одеянии (хотя и не в пеплосе), изобразил её Джон Уильям Годвард:
Джон Годвард. Мечтательница (В дни Сапфо). 1904 г.
И ещё одна мечтательница – юная балерина Агния Волова, будущая Барто
Пеплос – это другое. Годвард просто приблизил одеяние Сафо к современной ему (конец XIX – начало ХХ в.в.) моде.
Ну как, понравился наш рассказ? Какие произведения детской литературы разберём в следующий раз?
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
К. Станюкович - повести, рассказы - их много и они не длинные.
Лет с 14:
Б. Полевой - "Повесть о настоящем человеке", в детстве читал раза три.
Л. Платов "Секретный фарватер", супер захватывающий триллер. Не знаю, откуда эта книга оказалась у нас дома, но она была в таком состоянии, как будто её нелегально переправляли через линию фронта.
Лет с 16:
Н. Попель - "В тяжкую пору"
Б. Момыш-Улы, "Психология войны"
С. Крамаренко - "Против мессеров и сейбров"
А. Рытов, "Рыцари пятого океана"
А. Покрышкин, "Небо войны"
Странное дело, но в советское время подобные книги (военные мемуары) не то, что были дефицитом - их не было вообще, даже в библиотеке. И похоже, мало кто знал об их существовании. В то же время, продвигалась приключенческая литература английских авторов и русская эмигрантская литература, а книжные магазины были завалены никому не нужным окололитературным шлаком.
Здравствуйте, уважаемые любители животных и великой русской литературы! Представьте: шёл сегодня носом в телефон мимо памятника Гоголю, что в скверике перед музеем Гоголя на Гоголевском бульваре, и попался мне на глаза вот такой забавный пост:
Хорошо формулирует Розя Скрипник! А с Гоголем – там вот какая вышла история...
Обычно у людей так: мы сами представляем себя "хардкорной версией" – то есть чем-то мужественным или романтичным, а окружающие видят нас несуразными "пуссикэтами". С Гоголем же вышла путаница: пока он был хардкорной полтавской версией Эдгара Аллана Дэвидовича (вспомним "Страшную месть" или "Портрет"), все умилялись – "ну до чего же милый", а когда он стал "пуссикэтом" (наивным, простодушным, но очень благонамеренным), те же самые все принялись орать: "А-а-а, аццкий сотона!.."
Можно, я расскажу эту историю? Вот, кстати, картина Репина (буквально), на которой Гоголь больше похож на свою хардкорную фотографию, чем на портрет из учебника литературы...
И.Е. Репин. "Самосожжение Гоголя"
Начнём с того, что в детстве Гоголь был чувствительным и сентиментальным мальчиком. У него был младший брат-погодок Иван, с которым они очень дружили. Примерно девяти лет отроду Иван умер от болезни, и Никоша (как называли будущего писателя в семье) очень тяжело переживал эту смерть. Одним из первых его литературных произведений была детская поэма «Две рыбки», в которой он аллегорично изобразил их с братом судьбы. Это важно.
Существует теория, что в первом более или менее законченном произведении писателя в закодированном виде таится всё его будущее творчество – как яблоня в яблочном зёрнышке. Не выбрасывайте первые литературные опыты ваших детей!..
Так вот, "яблочным зёрнышком" Гоголя были плаксивые (в хорошем смысле слова) "Две рыбки". И, если вам покажется (или кто-то скажет), что в "Старосветских помещиках" он бичует этих нелепых, но милых стариков беспощадным сарказмом, вспомните об этом, пожалуйста.
В учении отрок Гоголь не усердствовал. Его главным школьным увлечением был театр. Вот описание его участия в одном из ученических спектаклей:
Является дряхлый старик в простом кожухе, в бараньей шапке и смазанных сапогах. Опираясь на палку, он едва передвигается, кряхтит, хихикает, кашляет. И, наконец, закашлял таким удушливым сиплым старческим кашлем, с неожиданным прибавлением, что вся публика грохнулась иразразилась неудержимым смехом. А старик преспокойно поднялся соскамейки и поплёлся со сцены, уморивши всех сосмеху.
«Неожиданное прибавление», если кто не понял, – это звук, исторгаемый теми устами, что не говорят по-фламандски. И далее:
Бежит за ширмы инспектор Белоусов: – „ Как же это ты, Гоголь? Что же это ты сделал? “ – „ А как же вы думаете сыграть натурально роль 80-летнего старика? Ведь у него, бедняги, все пружины расслабли, и винты уже не действуют, как следует“.
Гоголь в гримёрке перед гимназическим спектаклем
В другой раз Гоголь играл роль скряги. К этой роли он готовился больше месяца: часами просиживал перед зеркалом и пригибал нос к подбородку, пока наконец не достиг желаемого.
В гоголевской страсти к актёрству была какая-то чрезмерность, какое-то подчас бесовство: «Бывало, то кричит козлом, ходя у себя по комнате, то поёт петухом среди ночи, то хрюкает свиньёй, забравшись куда-нибудь в тёмный угол», – вспоминали товарищи Гоголя по гимназии. – «У него был громадный сценический талант и все данные для игры на сцене: мимика, гримировка, переменный голос и полнейшее перерождение в роли, которые он играл. Думается, что Гоголь затмил бы и знаменитых комиков-артистов, если бы вступил на сцену».
Ан дудки. По приезду в Санкт-Петербург юный Гоголь пытается выдержать актёрское испытание (среди экзаменаторов сам Каратыгин), но терпит крах – во время чтения запинается, мямлит и даже не является потом узнать результаты.
Сам он вспоминать об этом не любил (ну понятно – травма), зато рассказывал, что будто бы, едва приехав в Санкт-Петербург, отправился на квартиру Пушкина. Перед дверью его охватывает такое волнение, что он вынужден сбежать вниз и долго приводить в порядок сердце и дыхание в кофейне… Снова идёт на штурм. Дверь открывает слуга.
– А что, Александр Сергеевич дома ли?
– Почивают-с.
– Всю ночь работали?
– Как же, работали-с! В картишки играли-с…
Вероятнее всего, Николай Васильевич этот эпизод выдумал. Как и знаменитый «эпизод с кошкой», известный со слов Александры Осиповны Смирновой-Россет. История звучит так:
Было мне лет пять. Я сидел один в Васильевке. Отец и мать ушли. Оставалась со мною одна старуха няня, да и она куда-то отлучилась. Спускались сумерки. Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался к стуку длинного маятника старинных стенных часов. В ушах шумело, что-то надвигалось, что-то уходило куда-то. Верите ли, – мне тогда уже казалось, что стук маятника был стуком времени, уходящего в вечность. Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, и зелёные глаза искрились недобрым светом. Мне стало жутко…
Дальше – вызывающий смесь ужаса и отвращения рассказ о том, как Никоша топит кошку в пруду (она вырывается, он пихает её в воду палкой), а потом сам же горько оплакивает.
Наверняка между первой и второй частями рассказа Гоголь хитро посверкивал глазами в сторону слушателей – готовы ли? Ибо не может не очарованный и не загипнотизированный человек поверить в техническую возможность утопления кошки пятилетним ребёнком. (Вы когда-нибудь кошку купали? Палкой он её в пруд запихивал…)
Эта ещё ничего, спокойная, раз хозяева без перчаток
Для читателей, чьи любовь к животным и отзывчивое на чужую боль сердце затмевают внимательность, повторим: никакой кошки Гоголь в детстве, разумеется, не топил. Но сам этот выдуманный им рассказ лишний раз напоминает о толике бесовства в его прирождённом актёрстве. Рассказы, подобные этому, из разряда известных гоголевских недобрых розыгрышей (однажды, подговорив товарищей, он убедил однокашника, человека болезненно мнительного, что у того «бычачьи глаза»).
Но продолжим рассказ. Итак, Гоголь – молодой провинциал, приехавший покорять столицу. Энергичный, дерзкий, по-хорошему нахальный, малообразованный (из всей европейской литературы читал и признавал одного Вальтера Скотта). Как вы думаете, с кого Гоголь потом писал своего Хлестакова?
Да с себя, разумеется!
Похож? На Хлестакова? Это Гоголь, ему тут 25 лет. Причёска его называется "тупей". Помните рассказ Лескова "Тупейный художник" – про несчастного парикмахера? Он раньше то ли в школьной программе, то ли в "списке рекомендованного чтения" был. Тупеями (от французского tоuреt, «пучок волос») называли особый начёс над лбом. Так что у Тихонова тут тоже тупей:
Кстати, почему у Хлестакова всё получается – всех ввести в заблуждение, всех очаровать, обмануть? Только ли потому, что у страха глаза велики? А может, ещё и потому, что Хлестаков был не лишён актёрского обаяния?
Сам он о себе говорит: «У меня лёгкость необыкновенная в мыслях». Но ведь «лёгкость в мыслях» – это не только каламбур, напоминающий о легкомыслии. Гениальность художника тоже обусловлена «лёгкостью в мыслях». Когда слово или решение приходит легко, само собой, «будто кто-то твоей рукой водит». Врущий Хлестаков испытывает настоящее вдохновение...
ХЛЕСТАКОВ. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат Надежды» и «Московский телеграф»… все это я написал.
АННА АНДРЕЕВНА. Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение?
ХЛЕСТАКОВ. Да, это мое сочинение.
МАРЬЯ АНТОНОВНА. Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение.
АННА АНДРЕЕВНА. Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить.
ХЛЕСТАКОВ. Ах да, это правда, это точно Загоскина; а вот есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой.
АННА АНДРЕЕВНА. Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!
Забегая вперёд (и памятуя о «Двух рыбках») обратим внимание, что образ Хлестакова не исчерпывается комизмом. Хлестаков – это человек, который, в отличие от Гоголя, так и не покорил столицу. И вот теперь возвращается – навсегда. Впереди слякотный просёлок, унылая поместная и уездная жизнь, папенька-самодур, которого Хлестаков боится. Его вдохновенная болтовня – это прощальный бенефис, погребальный гимн несбывшимся мечтам. Кто знает, что там плескалось на дне души? Может, хотел служить, хотел писать (тогда все этого хотели) и написать что-то и впрямь не хуже «Женитьбы Фигаро»… Да вот ничего не вышло.
Как у самого Гоголя – с театральным поприщем.
Вообще, «Ревизор» – это целый букет несбывшихся надежд. Рухнули надежды Марьи Антоновны на выгодное замужество, рухнули надежды Петра Иваныча Бобчинского, что о нём скажут государю – живёт, дескать, такой на свете. Нет, не скажут, никто о нём не узнает. Ему суждено сгинуть бесследно. Как и большинству из нас. Неслучайно в большинстве постановок «Ревизора» реплику: «Чему смеётесь? Над собою смеётесь!» Городничий кричит в зал. То есть – зрителям. И мы ухахатываемся...
Мог бы и Николай Васильевич несолоно хлебавши вернуться в свою Васильевку. Актёрский экзамен он провалил, со службой тоже не складывалось. Пристроят его к месту, а он несколько дней походит и пропадёт. Три дня его нет, потом является. Ему говорят: «Николай Васильевич, голубчик, нельзя так»! А он сразу – раз, и тянет из кармана прошение об отставке. Заранее написал.
Литературная стезя тоже начиналась не гладко. Гоголь являлся на поклон к Булгарину, главному редактору журнала «Северная пчела», и преподносил тому хвалебную оду, в которой сравнивал Булгарина с Вальтером Скоттом.
Сохранилось письмо Гоголя к матери, в котором он обращается к ней с неожиданной просьбой: «Если будете иметь случай, собирайте все попадающиеся вам древние монеты и редкости, какие отыщутся в наших местах, стародавние, старопечатные книги, другие какие-нибудь вещи, антики». Откуда такое увлечение стариной? Очень просто: собирателем древностей был Павел Петрович Свиньин, издатель «Отечественных записок», в которых и была напечатана повесть Гоголя «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала»… Это уже не хлестаковские, а прямо-таки молчалинские манеры!
Ах да, Молчалин – это у Грибоедова. Ну тогда вот вам Гоголь – Башмачкин.
Некоторое время Гоголь читал курс истории в университете, где, по отзывам, «стал посмешищем для студентов» («лицо подвязано платком от зубной боли»), однако «лекции имели на всех, а в особенности на молодых его слушателей, какое-то воодушевляющее к добру и к нравственной чистоте влияние».
Говорят, однажды Гоголь обрил голову, чтобы лучше росли волосы, и носил парик, под который, чтобы тот не сползал, подкладывал вату. Вата под париком сбивалась и самым прискорбным образом выглядывала наружу. Сразу вспоминается:
…И всегда что-нибудь да прилипало к его вицмундиру: или сенца кусочек, или какая-нибудь ниточка; к тому же он имел особенное искусство, ходя по улице, поспевать под окно именно в то самое время, когда из него выбрасывали всякую дрянь, и оттого вечно уносил на своей шляпе арбузные и дынные корки и тому подобный вздор. Ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий день на улице, на что, как известно, всегда посмотрит его же брат, молодой чиновник, простирающий до того проницательность своего бойкого взгляда, что заметит даже, у кого на другой стороне тротуара отпоролась внизу панталон стремешка, – что вызывает всегда лукавую усмешку на лице его.
Это – Гоголь, великая повесть «Шинель». Акакий Акакиевич Башмачкин.
Слева Ролан Быков, справа Александр Карпов, но как похожи!
А вот Гоголь о себе: «Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мною» («Выбранные места из переписки с друзьями»).
А вот что касается воодушевления к добру и нравственной чистоте (помните, «лекции имели на всех (...) какое-то воодушевляющее к добру и к нравственной чистоте влияние»?)
Только если уж слишком была невыносима шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он произносил: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?“ И что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других, позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде. Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей. И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете? “ — и в этих проникающих словах звенели другие слова: „Я брат твой“. И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным…
Это – снова Башмачкин.
Один из нехудших Башмачкиных нашей сцены – Марина Неёлова
Позже мы ещё вспомним об этой пророческой строчке: «Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей»...
А пока Гоголь весьма общителен; его «Вечера на хуторе» прогремели и принесли ему славу, к которой молодой автор отнёсся на удивление трезво: «Вы спрашиваете об „ Вечерах“ Диканьских. Чёрт с ними ! ( … ) Да обрекутся они неизвестности, покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое неизыдет из меня!»
И вот тут Плетнёв наконец знакомит его с Пушкиным и случается так, что именно Александр Сергеевич подсказывает Гоголю идею того самого «увесистого, великого, художнического».
Но Гоголь чувствует, что работа над «Мёртвыми душами» предстоит огромная, долгая (а кормиться-то надо!), и вот этот простодушный наглец просит Пушкина подсказать ему ещё один сюжет – для лёгкой комедии: «Я, кроме моего скверного жалования университетского — 600 рублей , никаких не имею теперь мест. Сделайте же милость, дайте сюжет».
И Пушкин делится с ним замыслом, над которым собирался было поработать сам, записав для памяти: «Криспин (Свиньин) приезжает в губернию на ярмонку, его принимают за… Губернатор честный дурак, губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь…».
Неизвестно, написал бы Пушкин эту вещь или нет, но, надо сказать, он уступает Гоголю своего Криспина-Свиньина не без сожаления, сказав домашним – в шутку, но с оттенком досады: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя»...
Наверное, все устали уже, давайте перерыв сделаем? Потому как впереди главная часть – как топили самого Гоголя. Почему он такой хардкорный на фотографии – и на этом посмертном памятнике...
...мимо которого я два часа назад на почту ходил – и как раз на обратном пути увидал в телефоне забавный пост Рози Скрипник. И прямо руки зачесались рассказать вам эту историю. Надо было отчёт за апрель составить, а я время на переписывание этого рассказа потратил, товарищи.
Вы хоть напишите – продолжение-то нужно вообще? Или «достал уже окаянный Лучик»? Кстати, от рекламы «Лучика» ничто никого не освобождает!
Патологическая скромность не позволяет мне подчеркнуть красным «детям выписала». Надеюсь на вашу внимательность.
Из всех дней года, сегодня -- самый подходящий день, чтобы среди приготовлений к завтрашнему празднику, внимательнее посмотреть на один из его скромных атрибутов — крашеные яйца. Почему мы красим яйца на Пасху? Как их украшали в прошлом, и откуда этот обычай взялся вообще?
Меня зовут Елена Абдулаева, я художник-иллюстратор — и хочу рассказать об истории пасхальных яиц именно с точки зрения художника. У меня даже была мысль написать и нарисовать об этом нонфикшн-книжку для детей, но пока что, другие книги и проекты не дают этому замыслу подняться повыше в списке моих дел.
Так что пока вместо книжки — моё видео о том, как яйцо прошло путь от украшенной царапинами фляжки каменного века, к мистическому предмету, дарующему плодородие и здоровье, к традиционному христианскому подарку, и затем как этот подарок стал драгоценным изделием непредставимой роскоши.
И хотя я ещё не написала «Откуда взялось пасхальное яйцо», но первая книжка из серии «Откуда взялось...» уже у меня есть, это книжка про Пушкина, «Откуда взялся Пушкин», по заказу музея-заповедника «Михайловское». В этой книжке Пушкин летает на цапле, а сама книга получила диплом за лучшие иллюстрации к детской документальной книге на международном конкурсе «Образ книги» (2023). И самое главное, что всё это — чистая правда.
Буду рада комментариям — тут или на Ютуб, особенно положительным:)
«Н.Н. Пушкиной 12 мая 1834 г. Из Петербурга в Ярополец Какая ты дура, мой ангел! конечно я не стану беспокоиться оттого, что ты три дня пропустишь без письма, так точно как я не стану ревновать, если ты три раза сряду провальсируешь с кавалергардом. Из этого ещё не следует, что я равнодушен и не ревнив…»
Владимир Гау. Портрет Натальи Николаевны Пушкиной, урождённой Гончаровой. 1843
Но вот речь заходит о деле исторической важности...
ПРИМЕЧАНИЕ О ПАМЯТНИКЕ КНЯЗЮ ПОЖАРСКОМУ И ГРАЖДАНИНУ МИНИНУ
«Надпись Гражданину Минину, конечно, не удовлетворительна: он для нас или мещанин Косма Минин по прозванию Сухорукий, или думный дворянин Косма Минич Сухорукий, или, наконец, Кузьма Минин, выбранный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Фёдоровича Романова. Всё это не худо было бы знать, так же как имя и отчество князя Пожарского. Кстати: недавно в одной исторической статье сказано было, что Минину дали дворянство и боярство, но что спесивые вельможи не допустили его в думу и принудили в 1617 году удалиться в Нижний Новгород — сколько несообразностей! Минин никогда не бывал боярином; он в думе заседал, как думный дворянин; в 1616 их было всего два: он и Гаврило Пушкин. Они получали по 300 р. окладу. О годе его смерти нет нигде никакого известия; полагают, что Минин умер в Нижнем Новегороде, потому что он там похоронен, и что в последний раз упомянуто о нём в списке дворцовым чинам в 1616.
Издатель.
И. Мартос. «Памятник Минину и Пожарскому», 1818
Написанное рассерженным Пушкиным в августе – сентябре 1836 года предназначалось в качестве примечания к статье М. Погодина «Прогулка по Москве». Она должна была появиться в кн. III «Современника» за 1836 год. Но, по-видимому, не была пропущена цензурой. Опубликовано в 1922 году.
В защиту создателей памятника можно сказать следующее, Последние изыскания установили, что Козьма Минин и Козьма Сухорукий – две разные исторические личности.
Но в яростное негодование приводит Пушкина любимое детище – «Евгений Онегин». Вернее, первые иллюстрации к нему.
Стоит напомнить, что роман начат 9 мая 1823 года и закончен 5 октября 1831 года. Первая и вторая главы произведения вышли в свет из типографии департамента народного просвещения Санкт-Петербурга в 1825–1827 гг. Первое полное издание романа в одном томе выпущено типографией Смирдина в 1833году.
Но ещё в начале 1824 года поэт отправляет послал брату Льву рисунок:
На нём Александр Сергеевич изобразил двух молодых людей у Невы. Они стоят, опершись на парапет набережной. По реке скользит лодка. Далее виден шпиль собора Петропавловской крепости.
Рисунок Пушкина. Рукой поэта проставлены номера и сделана поясняющая надпись: «1 – Хорош – 2 Должен был опершися на гранит. 3 Лодка. 4 Крепость Петропавловская».
В письме пояснялось: «Брат, вот тебе картинка для “Онегина” – найди искусный и быстрый карандаш. Если и будет другая, так чтоб всё в том же местоположении. Та же сцена, слышишь ли? Это мне непременно нужно».
В середине ноября того же 1824-го вторичный запрос: «Будет ли картинка у “Онегина?”».
Но первое издание романа осталось без иллюстраций. Лишь в 1829-м рисунки исполнил русский живописец немецкого происхождениях Александр (Александр Иоганн Вильгельм фон) Нотбек (1802–1866).
Шесть картинок его руки вышли в «Невском альманахе».
Как минимум две из них ввергли Пушкина в полнейшее негодование.
«Лишь лодка, вёслами махая, Плыла по дремлющей реке» Иллюстрация к отрывку «Евгения Онегина», опубликованная в «Невском альманахе» на 1829 год. Художник А.В. Нотбек, гравёр Е. Гойтман
Как поэт мог отреагировать на то, что его пожелание исполнено с точностью до наоборот? Только соответствующими пиитическими строками:
Вот перешед чрез мост Кокушкин, Опершись ж...й о гранит, Сам Александр Сергеич Пушкин С мосьё Онегиным стоит. Не удостоивая взглядом Твердыню власти роковой, Он к крепости стал гордо задом: Не плюй в колодец, милый мой.
Не менее поразила Александра Сергеевича и Татьяна в исполнении Нотбека:
Иллюстрация к отрывку «Евгения Онегина», опубликованная в «Невском альманахе» на 1829 год. Художник А.В. Нотбек, гравёр А.А. Збруев
Последовал ещё более сердитый отклик поэта:
Пупок чернеет сквозь рубашку, Наружу титька – милый вид! Татьяна мнёт в руке бумажку, Зане живот у ней болит: Она затем поутру встала При бледных месяца лучах И на потирку изорвала Конечно «Невский Альманах».
«В память нескольких недель, проведённых со мною на водах, – вспоминал М.И. Пущин, – Пушкин написал стихи на виньетках из “Евгения Онегина” в бывшем у меня “Невском альманахе”. Альманах этот не сохранился, но сохранились в памяти некоторые стихи, карандашом им написанные…»
Рисунки Нотбека поразили не только Пушкина. Белинский полагал, что Татьяна изображена «в виде жирной коровницы, страдающей спазмами в желудке».
(Обратите внимание – демократический критик был не чужд сословной спеси! Хотя, не пойдя по стопам своего батюшки священника, сам не принадлежал ни к какому сословию – так, разночинец... Однако всё-таки горожанин! Не «коровница»! Столичная штучка...)
Друг поэта, князь Пётр Вяземский писал ему: «Какова твоя Татьяна пьяная в “Невском альманахе” с титькою навыкате и с пупком, который сквозит из-под рубашки?
Если видаешь Аладьина (хотя на блинной неделе), скажи ему, чтобы он мне прислал свой “Невский альманах” в Пензу: мне хочется вводить им в краску наших пензенских барышень. В Москве твоя Татьяна всех пугала».
Аладьин Егор Васильевич – издатель «Невского альманаха».
Пётр Плетнёв, преданный издатель Пушкина, которого поэт называл не иначе, как «кормилец» и «благодетель», разводил руками: «С художниками нашими невозможно иметь дела. Они все побочные дети Аполлона: не понимают нас они...»
Как писать сочинения? Как воспитывать взрослых? Что в жизни главное? Зачем человеку совесть? Рассказывает журнал "Лучик".