Я ехал домой, погруженный в свои мысли, когда заметил движение рядом. Напротив меня села женщина.
Уставшая женщина с аккуратными и маленькими руками. У нее было немного грубоватое лицо, но после того, как она улыбнулась, я рассмотрел в нем чистейшую доброту. Много в ее жизни было самопожертвования. Ради детей, ради мужа, ради кого угодно. Я видел, что себе она оставляет крохи от того, что отдает другим.
Она напоминала мне мою мать. Правда, у моей матери лицо было исключительно нежным, но все остальное — слишком похоже.
Я смотрел в окно, размышляя. Темнело рано — декабрь как никак, хотя о нем если что и напоминало, то только надпись в календаре. Теплое начало зимы выдалось.
Я снова посмотрел на женщину. Она задумалась о чем-то. Красивые руки прижимали к груди потрепанную сумку и пакет. Я мог с четкой уверенностью перечислить, что есть у нее в сумке, хотя и не видел этого. Кошелек с несколькими помятыми купюрами, несколько железных монет разного цвета и номинала, возможно, с фотографией сына или дочери, но точно вряд ли мужа. Не выглядит так любимая женщина. Я видел, что из-под шапки выбивалось несколько локонов, и по ним смог определить, что волосы она красит редко, но красит хной, поэтому они выглядят пышными. Ее гордость. Прекрасные гены. Я продолжил размышлять о том, что еще в ее сумке. Обязательно там есть расческа и платок. Возможно, какие-то документы. Могут быть сладости, которые она купила ребенку.
Я снова погрузился в себя, вспоминая, как мама возвращалась с работы и заходила в мою комнату, оставляя на столе что-то, что я люблю. Чаще всего шоколад, иногда какие-то пирожные или выпечку. Сама она не пекла.
Я немного наклонился вперед, делая вид, что что-то ищу в рюкзаке у меня под ногами. Глубоко втянул носом воздух, ища ноты ее парфюма. Как я и думал, он оказался немного сладковатым, с цветочным оттенком.
Присмотрелся внимательнее к ней. На лице — ни единого следа косметики. Никакой помады, теней и румян. Ее типажу это не требовалось, это сделало бы ее внешность тяжелой, перегруженной и, возможно, вульгарной, потому что вряд ли эта женщина следит за современными тенденциями красоты, зато прекрасно помнит стандарты красоты в советском союзе, где был дефицит и не было знаний, как надо. Делали как умели.
Она что-то сказала и я вытащил наушники, переспрашивая.
— Простите, — сказала она. — Я случайно задела вас сумкой.
Я с легким удивлением посмотрел вниз и понял, что она действительно отодвинула сумку. Видимо, и правда задела мое колено.
— Ничего страшного, — я улыбнулся.
И она улыбнулась в ответ. Мягкой, доброй, материнской улыбкой. Мне остро захотелось поговорить с ней. Спросить о чем-нибудь, завязать диалог, но в голове, как назло, была пустота, поэтому я снова надел наушники, раздосадованный сам на себя.
Я стал переосмысливать ее голос. Очень мягкий, с извиняющейся интонацией. Я видел, что она тоже смотрит на меня часто. Возможно, я кого-то ей напоминаю, а может я просто странно выгляжу по ее меркам, или она пытается определить мой возраст.
Окно запотело. Я почти не видел, где мы находимся. Заметив, что женщина тоже пытается рассмотреть, провел широким жестом по стеклу, стирая конденсат. И увидел на тонких губах благодарную улыбку. Вокруг ее глаз собрались морщинки и ее лицо сразу стало очень нежным. Красивая женщина. На ней оставил печать не возраст, нет, уверен, что ей примерно под пятьдесят, но выглядела она максимум лет на сорок. На ее лице оставила печать жизнь. Я едва слышно вздохнул и посмотрел в окно, рассчитывая, сколько еще мне ехать. С легкой грустью понял, что мне выходить через несколько минут. Напоследок я внимательно всмотрелся в ее лицо, борясь с желанием спросить ее имя. Оно, уверен, какое-то очень простое, но подходящее ей.
Я встал и она тут же прижала сумку еще теснее, освобождая мне дорогу.
— Спасибо, — сказал я, и она кивнула. Я заметил, что проводила меня взглядом.
Выйдя из автобуса, я по привычке огляделся и обернулся на автобус. Она смотрела в окно, прямо на меня. Я растянулся в улыбке и заметил ответную реакцию. Автобус уехал. Светофор с тихим писком сменил цвет на зеленый, а полосы перехода озарились желтым от фар остановившихся машин.
Я пошел вперед, перешагивая лужи и думая, где бы могла жить эта женщина.
Решил для себя, что обязательно спрошу ее имя, если увижу еще раз. Но с горечью понимал, что процент нашей повторной встречи так мал, что нет даже смысла думать об этом.
Застонала подъездная дверь. Холодный женский голос в лифте объявил этаж. Квартира встретила меня теплом и отсутствием моего желания в ней находиться.
Я бросил рюкзак у двери комнаты и сел на диван, прямо в мокрой куртке. Уставился на свои руки, вспоминая пальцы этой женщины. Без колец, без маникюра. Простые и естественные.
В глубине меня поселилась непонятная мне тоска. Словно я скучал по этой женщине, хотя я и понимал, что скучаю я абсолютно не по ней.
Наверное, сейчас она кладет шоколадку на стол своего ребенка.
И они на секунды чувствуют себя очень счастливыми от этой мелочи.