Самое короткое и ёмкое выражение самого глубокого разочарования (быль)
Самое короткое, яркое и емкое выражение самого глубокого разочарования после длительного ожидания заняло всего три слова.
На улице был зимний вечер, плавно переходящий в зимнюю ночь. Меня занесло в гости в один из подмосковных поселков, куда пару раз в сутки ходил автобус от железнодорожной станции. Местные жители знали его расписание наизусть, разумеется. Через дорогу приветливо горел свет уютных окон в трех- и пятиэтажных домишках, все труднее различимых в наваливающейся зимней мгле. Пошел легкий снег. А я мерз на остановке, вместе с несколькими пассажирами. Пара мужчин интеллигентной наружности, мадам в шубе, вцепившаяся в свою модную сумочку, сухощавая бодрая бабка с вызывающей мгновенное чувство ненависти сумкой-тележкой. Бесят эти сумки, особенно при передвижении в толпе. Или втыкаешься в них голенью, или она тебе переедет ногу. Хотя устройство функциональное конечно, в плане разгрузки позвоночника. Снег стал падать еще интенсивнее. Все попрятались под крышу остановки, кроме меня и старухи. Я нарезал круги, чтобы меньше мерзнуть. Бабка, укутанная в тулуп, совершенно не мерзла и зорко вглядывалась в тьму дороги, на которой иногда появлялись фары редких машин. Иногда появлялись грузовики с квадратными мордами, по углам которых горели лампочки. Народ дергался к обочине, думая, что едет автобус, но вместо этого мимо громыхал очередной «Камаз». Бабка чертыхалась себе под нос и все опять замирали в ожидании.
Прошло расчетное время прибытия автобуса, обозначенное в расписании, но автобуса не было. Прошло еще пять минут, потом десять – автобуса не было. Падающий снег перерос в довольно густую метель, что совсем не добавляло энтузиазма. Я подошел к остановке, чтобы при свете фар очередной машины уточнить время прибытия автобуса, которого уже так долго не было, что меня взяли сомнения, не на час ли раньше я вышел на улицу. Проехавший автомобиль осветил щит расписания – нет, я не ошибся, все правильно. Но автобуса не было. Я вспомнил другой свой случай, когда тоже в Подмосковье автобус уехал на 15 минут раньше времени, причем прямо у меня перед носом – оставалось каких-то метров пятьдесят, и тут он запыхтел и тронулся. Я бежал за ним, махая целлофановым пакетом, как пропеллером, но он не остановился. Это был последний рейс из того захолустья, следующий – только утром. Водитель, видимо, чувствовал себя повелителем железного рыдвана и царем местных трасс. Многим свойственна эта местечковая князьковость. Они забывают, что всего лишь выполняют функции доставки пассажиров в пункт назначения и являются госслужащими. Во всех американских фильмах почти в каждом эпизоде, связанном с автобусами, подчеркивается точность их передвижения по расписанию. Это не просто голливудская фишка. Именно точность и неукоснительность выполнения функций и служит основой государственности. Если основой служит бардак, то он будет везде. А ведь с этого начинается Родина. Кстати, на станцию к последней электричке тогда я успел. Меня подвезло фантастическое и мистическое существо в желтой волге-такси. Цену за доставку существо предложило мне определить самостоятельно. Я не стал жадничать. В кабине было темно, гремел металлический музон, все было завешано шторками, повсюду были какие-то игрушки, украшения и плохо различимые прибамбасы. Лобовое стекло было настолько обклеено наклейками и заставлено всякой всячиной, что в мир можно было смотреть через промежуток 20 на 30 сантиметров примерно. Как существо-альтруист ориентировалось на дороге в таких условиях – для меня навеки останется загадкой, наверно какими-то мистическими органами чувств. Но все равно – спасибо и удачи тебе, Мэн.
На горке показался очередной освещенный квадрат. Теперь никто не дернулся к обочине. Квадрат проехал мимо остановки, постепенно приобретая облик «Камаза» сквозь падающий снег. Мы тоскливо проводили его замерзшими взглядами. Многоопытная бабка выдвинула версию, что либо авария случилась, либо рейс задержали. Но тут ночь прорезал свет фар. Показался освещенный квадрат. Это должен быть наш автобус. Уже все что могло проехать, проехало, и теперь едет наш родной автобус. Другого просто быть не может. Он пробился сквозь гололед и метель, к нам. Казалось, души всех пассажиров метнулись навстречу ему, повиснув на тонких трепещущих нитях, соединяющих душу и тело. Едь быстрее родненький, мы ждем тебя, давно ждем. Мотор автобуса гудел ровно, не так как у предыдущих грузовиков. И по очертаниям – типичный автобус. Все обрадовано зашевелились, сомнения улетучивались – все четко видели силуэт автобуса. Он молодец, он добрался, он не забыл про нас.
Но тут зоркая бабка сказала всего три слова:
- БлѢ! Опять «Камаз»!
Мы добрались до метро на пришедшей ещё позже машрутке. А автобус так и сгинул в той зимней ночи.
