Сергей неодобрительно хмыкнул и подтянул ворот рубашки.
— Старый мерзавец… Мешается под ногами...
Уже направляясь прочь, он вдруг увидел, что пожилой человек никак не может подняться. Руки старика, узловатые и шершавые, будто старые сухие ветви, тщетно шарили по влажной поверхности асфальта. В этот миг Сергей почувствовал не запах, а странное ощущение — резкое, ледяное присутствие старой пыли, сухости травяного запаха и металла, похожего на вкус давно забытых ржавых монеток. Это неприятное чувство мгновенно заполонило ноздри, заглушив привычные ароматы дорогого парфюма и спиртного, исходившие от самого Сергея. Столь отчетливое и непривычное ощущение заставило Сергея вздрогнуть и быстро сделать несколько шагов назад.
В этот миг его взгляд уловил другую фигуру. В тени, возле стены клуба, стояла женщина. Высокая, стройная, в облегающем чёрном платье, с кожей фарфоровой белизны и волосами цвета воронового крыла. Она не улыбалась. Она смотрела. Сперва на него, затем на распростёртого на земле старика, после вновь на него. Во взгляде женщины не было ни осуждения, ни страха. Там была… глубина. Тихая, бездонная, словно старый колодец.
Агрессия Сергея мгновенно сменилась интересом. Добыча обнаружена. Он уверенно направился к женщине, забыв о старике, словно о досадной помехе.
— Прости за это зрелище, — сказал он, поворачиваясь, однако старика на тротуаре уже не оказалось. Словно его здесь вообще не было. Осталась лишь потерянная трость. Но тот странный запах ещё витал в воздухе, постепенно растворяясь.
— Я Сергей. Сегодня купил замок, надо отпраздновать. Составишь компанию, красавица?
Девушка молча кивнула. Губы её, алые, словно капли крови на снегу, чуть дрогнули в едва заметной полуулыбке. Своё имя она не назвала.
Поездка в его мощном чёрном внедорожнике оказалась весёлой и стремительной. Сергей плескал в стаканчик виски из бардачка, одной рукой ведя машину, другой дерзко шаря по коленям девушки, касаясь прохладной кожи под платьем.
Она не сопротивлялась. Не кокетничала. Просто позволяла. Молчание её звучало оглушающе. Время от времени он ловил её взгляд — тёмный, непроглядный, в котором отражались мелькавшие за окнами огни, но не ощущалось никакого внутреннего свечения.
Салон наполнился ароматом роскоши: дорогая кожа кресел, запах благородного виски смешались с её духами — густыми, дурманящими, отдающими нотами жасмина, сандала и едва уловимой терпкостью, похожей на лекарство, которую он никак не мог определить. Этот аромат действовал опьяняюще, сильнее любого алкоголя.
— Гляди, полюбуйся, — торжественно объявил Сергей, сворачивая на заброшенную дорожку. Дом возник перед фарами будто мираж — громадный, выполненный в духе «русской неоклассики», однако с абсурдными азиатскими чертами: парой каменных львов-собак возле гаража и вычурно изогнутой кровлей.
Тяжелая дверь из дуба резко отворилась настежь. Внутри витал затхлый воздух, пропитанный пылью, запахом старых купюр и едва ощутимым ароматом ладана, словно впитанным старинными стенами. Воздух был неподвижен и сперт.
— Заходи, чувствуй себя как дома, — глухо рассмеялся Сергей, стремясь обнять девушку за талию.
Но она легко увернулась от его объятий, скользнув в гостиную. Движения её были неестественно тихими.
— Какой... необычный дом, — наконец произнесла девушка. Голос её оказался низким, мелодичным, но совершенно лишенным теплоты, словно звук хрусталя.
— За сущие копейки взял, представляешь? — похвастался Сергей, включая свет. Люстра озарилась ярким светом, отбрасывая резкие тени. — Китайский владелец куда-то смылся, бизнес накрылся. Как повезло встретить такого простака, ведь потерял шикарнейший особняк!
Девушка замерла возле массивной антикварной вазы, стоявшей в углу помещения, откуда небрежно выглядывали сухие прутики бамбука, напоминающие хрупкие кости. Проведя пальцем по запылённому краю сосуда, она повернулась лицом к Сергею. Изящно удерживая между пальцев маленький красный конвертик, прошитый тонкой золотой нитью, девушка осторожно поставила послание обратно на поверхность вазы, будто оно специально ждало именно её появления здесь.
— Так... ты решила отблагодарить официанта чаевыми? — с легкой насмешкой произнес Сергей, делая шаг навстречу.
Она промолчала. Женщина посмотрела сначала на конверт, затем на него. Глубина её взгляда оставалась такой же бездонной.
— Это тебе, — тихо сказала она, указывая на конверт. — Поздравление с новосельем.
Он приблизился и взял конверт. Бумага была на удивление грубой, шершавой, а на ощупь — ледяной, будто только что принесённой с зимнего ветра.
— Что это? — фыркнул он, разрывая незапечатанный край.
Внутри, на красном фоне, лежала единственная старинная монета с квадратным отверстием посередине. Она была тёплой, почти горячей, контрастируя с холодом конверта. На металле отливала патина, а по краю шли незнакомые иероглифы.
— На счастье, — без тени улыбки произнесла девушка. — Деньги к деньгам. Положи её в кошелёк. Не трать.
Сергей усмехнулся: «Дешёвое суеверие». Но его пальцы сами собой сомкнулись вокруг монетки. Она прилипла к его влажной от виски ладони с неестественной теплотой. Он на мгновение почувствовал лёгкий, едва уловимый толчок, будто где-то щёлкнул огромный замок. Но тут же списал это на головокружение.
— Ну хорошо, спасибо, — равнодушно произнёс он, небрежно засунув монетку в карман штанов, даже не удосужившись переложить её в кошелёк, таким образом проигнорировав единственное указание. Уже спустя мгновение он напрочь выкинул её из головы.
Сознание возвращалось к Сергею медленно и вязко, словно густая патока. Голову пронзала острая боль, рот наполнялся отвратительным привкусом дешёвого алкоголя и металла, будто он попробовал батарею на зуб.
— Чёрт, ну и дерьмо был этот виски... — простонал он, протягивая руку к прохладной стороне постели. Но там никого не оказалось. Девушка ушла тихо и незаметно, оставив лишь помятую подушку да воспоминания о себе.
Раздраженный, с неприятной сухостью во рту, он взял телефон и, ворча себе под нос, оформил доставку: две большие пиццы и дорогую бутылку виски. Когда оператор начал уточнять адрес (новый дом ещё плохо индексировался в их базе данных), он резко перебил её раздраженным криком:
— Читайте внимательно, что там написано! Вы разве сами не видите?! — После чего отключился.
Пришлось ждать целую вечность. Голод и похмелье терзали желудок. Сергей еле держался на ногах, отправившись на поиски еды. Особняк был незнакомым лабиринтом комнат. Зайдя не туда, очутился в тесной полутёмной каморке. Атмосфера тут отличалась особым духом — аромат старого дерева, гнилья и воскового дыма заполняли пространство. Посередине стоял маленький столик из тёмного, почти чёрного дерева. Поверх него лежало несколько подсвечников из бронзы с оплывшими свечами, блюдо с высохшими морщинистыми плодами и старинная чёрно-белая фотография в раме.
На фото была снята пожилая китайская пара. Они сидели прямо, в строгих одеждах, их лица были испещрены морщинами, а глаза смотрели в объектив с неким каменным, неодобрительным спокойствием. Взгляд старика показался Сергею знакомым.
Внутри него возникло неясное, тягостное ощущение, словно лёгкий укол совести, которой он уже давно перестал испытывать. Раздражённо сметя всё со стола в картонную коробку, брошенную в углу, он небрежно отшвырнул её ногой и принёс стул. Именно тут, за этим загадочным столом, он вкушал каждый ломтик пиццы, запивая его небольшим глотком виски. Казалось, будто он трапезничает над чьим-то чужим захоронением, однако он упорно отметал эту мысль, списывая её на последствия вчерашнего застолья.
Еду прервал звонок партнёра. Голос в трубке был напряжённым: сорвалась крупная поставка, возникли непредвиденные проблемы с таможней, срочно нужна встреча. Упущенная выгода исчислялась миллионами. Хмель мгновенно выветрился, сменившись яростью. «Жди, я выезжаю!» — прокричал Сергей в телефон.
Он стремительно бросился к гаражу, метнулся внутрь своего могучего автомобиля и привычно вставил ключ зажигания. Но вместо знакомого урчания мотора послышался лишь резкий беспомощный треск стартера. Аккумулятор оказался абсолютно разряжен, словно кто-то вытащил его и бросил подальше ещё несколько дней назад. Мужчина бешено стукнул ладонью по рулевому колесу, выкрикивая от отчаяния: «Это невозможно!» Его дело терпит убытки, а сам он оказался пленником этой ненавистной усадьбы.
Вернувшись в особняк, он мельком прошёл по коридору. В большом зеркале в резной раме краем глаза он уловил движение. Не своё. Он резко обернулся. В отражении, прямо за его спиной, на секунду застыли две фигуры — те самые старики с фотографии. Их лица, прежде спокойные, были искажены немой, древней злобой. Он вздрогнул и вгляделся — в зеркале был только он, бледный и перекошенный злостью. «Галлюцинация. С похмелья», — убедил он себя, но спину прошиб ледяной пот.
Решив прийти в себя, он направился в ванную. Включил воду в раковине, чтобы умыться. Первая струя была ржаво-бурой, с отвратительным запахом стоячей воды и гнили. Он с отвращением отпрянул. Через минуту вода потекла чистая, но осадок остался.
Он наполнил ванну водой. Наблюдая за струёй, вдруг увидел, что в сливе образовался отвратительный комок — спутанные длинные волосы тёмного цвета, мокрые и липкие. Брезгливо отвернувшись, сбросил одежду и погрузился в тёплую воду, мечтая сбросить напряжение.
Через запотевшее стекло душевой кабины ему померещился силуэт. Высокий, женственный, с распущенными длинными волосами. «Катя?» — подумал он с раздражением. — «Решила вернуться?»
Он лениво провёл рукой по стеклу, стирая конденсат, чтобы увидеть её получше.
За стеклом стояла она. Но не Катя. Это была женщина в красном. Её кожа была мертвенно-бледной, а длинные чёрные волосы сливались с тенями. Она не двигалась. И пока он смотрел, не в силах пошевелиться от внезапно сковавшего его ужаса, она резко повернула голову и посмотрела прямо на него. Её глаза были пустыми, чёрными, бездонными.
Сергей дико вскрикнул, попытался выскочить из скользкой ванны, поскользнулся и ударился головой о кафельный край. Яркая вспышка боли — и всё поглотила тьма.
Очнулся он на холодном кафельном полу. Голова раскалывалась. Он поднялся и, пошатываясь, посмотрел в зеркало. На его виске был свежий синяк и ссадина. «Сон. Бред. Надо проспаться», — убеждал он себя, глядя на своё испуганное отражение.
Он кое-как добрался до спальни и рухнул на кровать, проваливаясь в тяжёлый, алкогольный сон.
Его разбудило чувство. Лёгкое движение матраса, как будто кто-то лег рядом. Затем — ледяное прикосновение к его спине. Запах — тот самый, узнаваемый, тяжёлый и дурманящий, с нотками жасмина и лекарственной горечи.
Он замер, не смея пошевелиться, не смея дышать. Он чувствовал её спину к своей спине, невыносимый холод, исходящий от её тела.
Он не выспался. На следующее утро он чувствовал себя не разбитым — опустошённым. Будто за ночь из него высосали все соки. В зеркале на него смотрел не успешный бизнесмен, а измождённый, посеревший мужчина с лихорадочным блеском в глазах. И синяк на виске напоминал: это не сон.
Механики приехали только к обеду, растопырив руки и разводя ими.
— Непонятно, браток, движок загнулся, такое бывает.
Они провозились в гараже до самого вечера, накрутив счет за «диагностику» до неприличной суммы, и в итоге развели руками: «Запчасти ждать три дня, не меньше».
Сергей, уже кипящий от бессилия, вышел из себя.
— Да вы ж, бл..., совсем руки из жопы растут! Три дня ждать! Я вас по судам затаскаю! Вы знаете, кто я?!
Один из механиков, коренастый, в замасленной спецовке, молча собрал инструменты. Второй, помоложе, посмотрел на Сергея не то с жалостью, не то с брезгливостью.
— Ты, дядя, сам с собой побудь хоть минуту. Тебе явно не на машине ездить надо, а к доктору. Ты на себя в зеркало посмотри.
— Пошёл на хер! — рявкнул Сергей и захлопнул дверь гаража.
К вечеру, злой и голодный, он заказал еду из дорогого ресторана. Забрав у курьера пакет, он даже не кивнул, развернулся и ушёл в дом. Еда — стейк с трюфельным соусом — пахла странно. Кисло-сладковато, будто начала портиться. Первый кусок он едва прожевал и выплюнул. Мясо казалось протухшим, жирным, отдавало той самой ржавой водой из ванны. Он позвонил с громкими претензиями, ему услужливо пообещали возвратить средства и провести расследование. Однако настроение было безнадежно испорчено.
Ночь была хуже предыдущей. Она пришла снова. И снова лёгкое движение матраса, ледяное дыхание в затылок, невыносимый холод, исходящий от тела рядом. Он не спал, а проваливался в короткие, тяжёлые обмороки, полные кошмарных обрывков. Утром он чувствовал себя не просто уставшим. Он чувствовал себя выпотрошенным, опустошённым до самой глубины костей. Веки налились свинцом, каждое движение требовало нечеловеческих усилий.
Он побрёл в ванную, опёрся руками о раковину и поднял голову к зеркалу.
И не узнал себя. Тот, кто смотрел на него из зазеркалья, был измождённым, посеревшим стариком. Кожа обвисла, на щеках и под глазами залегли глубокие тени, волосы стали тусклыми и безжизненными. Его мощные плечи и бицепсы, которые он так лелеял в спортзале, исчезли. Рубашка болталась на нём, как на вешалке. За несколько дней он словно потерял годы жизни и десятки килограммов мышечной массы.
— Что со мной... — прошептал он, и его голос был хриплым, чужим шепотом.
И тут за спиной, прямо у уха, раздался тихий, сиплый, пропитанный бесконечной злобой шёпот. Он обернулся.
Прямо перед ним, вплотную, парило лицо старой женщины с той самой фотографии. Её рот был беззубым провалом, глаза пылали чёрным огнём. Она прошипела что-то на своём гортанном языке, и брызги слюны попали ему в лицо. Они были ледяными.
— А-а-а! — дико закричал Сергей и в ужасе отшатнулся назад.
Его спина ударилась о зеркало. Но оно не разбилось. Вместо звонкого хрусталья оно поддалось, как упругая, холодная плёнка. Из его поверхности вырвались бледные, костлявые руки с длинными ногтями и впились ему в плечи, притягивая к себе.
Он отчаянно рвался освободиться, однако тело отказывалось подчиняться. Из зеркальной поверхности внезапно хлынул поток густых чёрных волос, похожих на мерзких извивающихся змей. Волосы заползали ему в рот, обжигая горечью и слизью, душили, застревали в горле, проникали в ноздри и уши. Не было ни воздуха, ни возможности закричать, ни шанса даже шевельнуться. Медленно погружаясь в холодную зеркальную пустоту, Сергей различал там силуэт женщины в красном платье и её мёртвенно-белое лицо. Окружающее пространство исчезло в непроглядной тьме.
Он очнулся под утро на холодном полу в спальне, весь в слюне и собственной рвоте. Он судорожно глотал воздух, давясь кашлем.
На краю кровати, в той самой позе, сидела та красотка. Она смотрела на него, не мигая. Её лицо было бесстрастной маской, а в глазах читалось пустое, безразличное любопытство.
Сергею было уже не до злости. Он был пустой оболочкой, сломанной игрушкой. Он, не говоря ни слова, поднялся и побрёл на кухню. Руки дрожали. Он нашёл на столе недопитую с прошлого вечера бутылку виски и залпом выпил всё, что осталось. Алкоголь ударил в голову с непривычной силой, почти сразу превратив ужас в мутное, апатичное пьяное забытьё.
Он шаткой походкой вернулся в спальню, чтобы рухнуть на кровать, и прошёл мимо зеркала в полный рост. Он не обратил никакого внимания на то, что в его отражении, по обе стороны от его собственного измождённого силуэта, стояли двое — пожилой мужчина и женщина. Они смотрели на него с холодным, безразличным удовлетворением, будто наблюдая за экспериментом, который наконец дал ожидаемый результат.
Сергей больше не мог это выносить. Не дом — сам себя. Свою слабость, этот тлен, проедающий кости.
— Нужно ехать в город. Обязательно надо туда попасть. Там люди, там жизнь кипит, нормальная еда есть, — ворчал он, надевая замызганную рубашку. Дома телефон иногда трезвонил не переставая. Звонили партнёры, звонили приятели. Поднимая трубку, сам себя не узнавал — голос звучал грубо и хрипло, грубил, ругался, швырял аппарат, не дослушав собеседника до конца. Внутри всё бурлила противная, вязкая злоба.
До шоссе, казалось, идти всего полчаса пешком. Вышел резко, громко захлопнув тяжёлую дверь и даже не обернувшись. Морозный воздух резал лицо иглами. Шёл быстро, почти бегом, однако привычные приметы исчезли, словно растворились в тумане. Тропинка извивалась непредсказуемо, завела глубоко в лес. Спустя час, промокший и раздражённый, вновь оказался на знакомой поляне напротив непривычно величественного вида собственного дома. Особняк возвышался там же, неподвижный и горделиво-суровый.
— Да какого чёрта?! — закричал Сергей в пустоту. Он развернулся и рванул в другую сторону, но из кустов, с низким рыком, вывалилась стая диких собак. Глаза горят голодными точками, шерсть дыбом. Они не убегали, а пошли на него, оскалив зубы. С рёвом и лаем они кинулись, пытаясь вцепиться в ноги. Сергей, обезумев от страха, бросился назад, к единственному укрытию — к проклятому дому. Заскочив внутрь, он прислонился к двери, сердце колотилось, вырываясь из груди.
Тишина дома была теперь иной. Из гостиной, из-за двери кабинета, с верхнего этажа доносился тихий, прерывистый шёпот на том самом гортанном языке. Иногда к нему примешивался девичий смех — сухой, как шелест страниц, и оттого ещё более жуткий.
К вечеру он собрался с духом.
— Иду и всё. Прямо по лесу, пока не выйду.
Его путь продолжался дольше двух часов. Сумрак постепенно превратился в непроглядную темноту. Ветви деревьев больно хлестали лицо, а под ногами неприятно похрустывал промёрзший валежник. Впереди, среди стволов, периодически появлялось красноватое пятнышко. Он замедлял шаг, всматриваясь вглубь леса — однако ничего различимого не видел. Но стоило сделать следующий шаг — и опять вдали мерцала полоска алого шелка, притягивая взгляд, заманивая всё дальше от правильного пути. Так прошёл он целую ночь, дрожа от холода в тонкой рубашке, растерянный и совершенно вымотанный. К рассвету, оказавшись посреди чащи, он устало опустился на корточки, лишившись последних сил и желания двигаться дальше.
— Ладно. Ладно. Домой, — прошептал он пустому лесу. И пошел назад.
Через три минуты он вышел на опушку прямо к своему дому. Будто и не уходил.
В доме было холодно, как в склепе. Та девушка сидела в гостиной в кресле. При дневном свете её кожа казалась фарфоровой и неживой. Она не смотрела в окно, не читала. Она просто сидела.
— Эй! — хрипло крикнул Сергей. — Кто ты? Что тебе надо?!
Она не повернула головы. Не моргнула. Он подошёл, схватил её за плечо — тело было твёрдым и ледяным, как мрамор. Он дёрнул руку, будто обжёгшись.
С наступлением ночи она сама подошла к нему. Он сидел на кровати, опустошённый, и просто смотрел на её босые ноги на полу. Она остановилась перед ним. Её глаза были совершенно чёрными, бездонными, в них не отражалось ничего.
Он попытался оттолкнуть её, но её объятия сомкнулись, как стальные обручи. Невыносимо сильные, холодные, парализующие. Он забился в истерике, захлёбываясь собственным воплем. Она наклонила лицо к его лицу. Её алые губы разомкнулись.
И из её рта, клубами, словно гнездо змей, хлынули густые, чёрные, шевелящиеся волосы. Они полезли в его открытый от ужаса рот, заполняя горло, забиваясь в ноздри, вливаясь в уши, обволакивая глазницы живой, удушающей пеленой. Он бился в конвульсиях, пытаясь проснуться от этого кошмара, уже не понимая, где сон, а где его новая, вечная реальность.
Клуб «Геликон». Две недели спустя.
Молодой человек Дмитрий. Избалованный наследник, привыкший к роскоши с рождения. Покидая ночной клуб «Геликон», небрежно поправил манжет, открыв взглядам брендовые наручные часы. Чистый воздух принес ощущение свободы и уверенности в себе. В кармане тихо позвякивали ключи от новенького спорткара, а в руке лежала свежая записка от риелтора...
