В феврале 1944-го, когда немецкая армия уже отступала, у фашистов созрел план.
Казалось, после Хатыни, где сожгли всю деревню с жителями, после Красного Берега, где у детей забирали кровь для раненных солдат, после Тростенца, где умерло 200 тысяч человек, страшнее и придумать нельзя. Но гнусности и жестокости предела не было.
В начале весны 1944 года в Полесском лесничестве приземлился немецкий самолет. Самолет привез микробиологов во главе с профессором Блюменталем. План был такой. По больницам и деревням соберут всех больных тифом, свезут их в одно место. Затем туда привезут женщин, стариков и детей со всех близлежащих деревень. Привезут, чтобы те стали живой мишенью, живым биологическим оружием против Красной Армии. Чем больше людей, тем лучше сработает план! Когда придут советские войска, то сразу же заразятся, и массовая болезнь как эпидемия парализует армию.
Для тифозного концлагеря выбрали место из трех деревень: Озаричи, Подосинник, Дерть.
Выбрали неслучайно – эти болотистые места способствовали наискорейшему развитию болезни.
Болото огородили шестью рядами колючей проволоки. На проволоку повесили противопехотные мины. Подступы к лагерю также заминировали. Вдоль проволоки вырыли канавы, в которые собиралась вода с болота. Лагерь посчитали обустроенным и привезли сюда 7 тысяч больных сыпным тифом. Трое суток прибывали грузовики, груженые живыми трупами.
Затем в лагерь стали сгонять жителей из Гомельской, Могилевской, Смоленской, Брянской и Орловской областей. Всего 50 тысяч человек.
Более-менее работоспособных немцы отобрали для трудовых лагерей: женщин и подростков отправили рыть окопы, строить блиндажи и дороги для немецкой армии. Остальных отправили в расход в Озаричи. В лагерь люди уже приезжали обессиленные, только по дороге умерло несколько тысяч человек. От давки в вагонах задохнулись самые слабые. Путь с поезда до болота в 40 километров одолели не все. Половина пленных погибло по дороге – всех, кто не мог идти, расстреливали. Дорога была усеяна трупами. Особенно много было детских. Многие женщины приезжали в лагерь с трупами своих детей – бросить их по дороге не смогли.
За проволоку согнали людей, и концлагерь «Озаричи» начал свою миссию.
Первые несколько дней в лагере стоял непрерывный вой. Больные тифом бредили и кричали. Матери молились, дети плакали от страха, от холода, от голода. Детей здесь было много. Одних.
Но с каждым днем в Озаричах становилось все тише и тише. Люди умирали. Оставшиеся цепенели от ужаса. Дети замолчали и жались к взрослым, надеясь согреться. Еще живых малышей складывали на трупы, чтобы было не так холодно и сыро.
Из воспоминаний выжившего в лагере: «Как сейчас помню, штабель трупов. В длину он был метров пятнадцать и выше пояса взрослого человека».
Еще полуживые больные тифом лежали прямо в болотной воде рядом с трупами, которые уже начинали разлагаться.
Разводить костры было запрещено. По тем, кто ослушался, открывали огонь.
Питьевой воды не было. Пили снег, пока он еще был. А потом болотную жижу, в которой стояли ногами. А жижа была везде, на возвышенных местах по щиколотку, в низине – по колено.
Ночью мартовский мороз опускался до -15 градусов. С трупов снимали всю одежду, но даже она плохо помогала, когда нужно было в мороз стоять в ледяной воде.
Из еды у узников были только растущие посреди болота сосны. Истощенные люди как могли обдирали кору и иголки и жевали.
Лагерь просуществовал десять дней. 10 дней. За эти десять дней умерло 17 тысяч человек. Самый большой срок выживания в Озаричах был 4 дня.
Часть выживших осталась инвалидами. Без рук, без ног, которые были отморожены в болоте. Девятилетняя Нина и ее семилетний брат Коля остались в лагере без матери. Дети подобрались к проволоке, где была вода. Как только дети прикоснулись к забору, взорвалась мина. Нине оторвало обе ноги, Коле одну.
Еще часть сошла с ума. Психика не выдержала смерти детей, огромного количества трупов, ужаса предстоящей смерти. Военные медики в своих воспоминаниях писали, что когда они пришли в лагерь, то увидели, как по болоту ходило много женщин, прижимающих к груди мертвых детей. Ходили по болоту и кричали, кричали, кричали без остановки.
Еще часть осталась сиротами. Дети не помнили даже, как их фамилия, из какой деревни они родом, как звали маму. Некоторые от пережитого ужаса забывали даже собственное имя.
Оставшиеся, на первый взгляд невредимыми, всю жизнь помнили пережитый ужас…
Лагерь освободили советские солдаты, 19-й корпус 65-й армии. Застали просто душераздирающую картину. Когда пришли наши, люди из последних сил кинулись к своим, родным, спасителям. Но для многих это оказалось роковым. Лагерь немцы заминировали…
Из воспоминаний подполковника медицинской службы Евгении Серковой:
«Когда прибыла на место, я увидела ужасную картину. Немцы вели непрерывный обстрел и бомбежку лагеря. Из него на наш передний край бежали, шли, ползли истощенные, грязные, голодные и почти все больные сыпным тифом, наши советские люди. Ужас и отчаяние были на их лицах, они просили о спасении и помощи. Внутри лагеря было еще более ужасно. В болоте валялись трупы и еще живые, но совершенно обессиленные люди. Бредя, больные сыпным тифом кричали о помощи и спасении. Нередко можно было видеть, как по мертвой матери ползает живой ребенок или больная мать качает на руках мертвого ребенка».
Солдаты вынесли из концлагеря больше тридцати тысяч человек, почти половина из них были дети. Тут же развернули госпитали и карантинные амбулатории, подключились врачи, эпидемиологи, хирурги. Спасли большую часть оставшихся в живых пленников.
Только 150 солдат заразились тифом.
План фашистов потерпел крах.
Военная прокуратура 65-й армии, которая освобождала Озаричи, по горячим следам зафиксировала все преступления, совершенные в концлагере. На Нюрнбергском процессе события в Озаричах были отнесены к военным преступлениям. В Минске в январе 1946 года состоялся Военный трибунал Белорусского военного округа. За убийства и истязания в Озаричах 18 человек были приговорены к высшей мере наказания - повешению.
Сейчас в Озаричах открыт музей памяти – «Мемориальный комплекс узникам Озаричского лагеря смерти»
