Будни
День 1: Понедельник. «Гладкое прошлое»
Где-то в глубине сна я почувствовал, как зажегся свет. Сквозь сомкнутые веки мир стал оранжевым. Я услышал шарканье, звук открываемого ящика. «Снова ищет ключи», — мелькнула обрывком мысль, и я провалился обратно в небытие, не успев по-настоящему проснуться.
Будильник вырвал меня из сна окончательно ровно в семь. Полутьма, привычный маршрут до ванной, синие огоньки кофемашины — всё как всегда. Сторона кровати Лизы была пуста и идеально заправлена. Я провел ладонью по прохладной простыне. Гладко. Как картинка.
Пока заваривался кофе, я взял телефон и отправил Лизе сообщение: «Почти гарантия, что если у нас был вечером секс, то утром ты что-нибудь ищешь со светом. Забавный эффект, но может, тебе проверить память?)))». Я улыбнулся. Бытовые, маленькие ритуалы.
Дорога до офиса слилась в единый поток: один и тот же автобус, те же лица, тот же маршрут в навигаторе. Моя жизнь была похожа на хорошо отлаженный код — предсказуемый, без сбоев.
Офис встретил меня гулом серверов и горьковатым запахом пережженного кофе. Я погрузился в работу, отсекая всё лишнее. Мир сузился до экрана и логики строк.
— Алексей, летишь на запуск? — Голос коллеги Сергея выдернул меня из транса. Он стоял с двумя кружками и протянул одну мне.
— Какой запуск?
— Ну, «Вектор-7»! Сегодня же прямая трансляция. Частники опять нас обходят. Помнишь, нашу «Аркту»?
В висках что-то мягко щелкнуло. «Аркта». Подводная станция. Полярный круг. Три года назад.
— Помню, — сказал я, и в голове сама собой развернулась картинка. Яркая, как рекламный проспект. Мы стоим на берегу залива Polar Sea. Вода ледяная, искрится на ярком полярном солнце. Я в теплой куртке с эмблемой миссии, вокруг — десятки таких же улыбающихся лиц. Глубоководный модуль плавно уходит под воду под аплодисменты. Всеобщий подъем. Чувство выполненного долга.
— Эх, были же времена, — вздохнул Сергей, прерывая мой мысленный фильм. — Настоящее дело.
— Да, — согласился я. — Было здорово.
Но что-то было не так. Воспоминание было четким, цветным, но… пустым. Как красивая, но безвкусная конфета. Я не помнил, кто стоял рядом. Не помнил звука волн или ощущения ветра. Только зрительный образ, будто я смотрел на это со стороны. Самое яркое, что осталось — это ровное, почти официальное чувство удовлетворения. Гладкое, как отполированный камень.
Весь день я ловил себя на том, что мысленно возвращаюсь к той картинке. Почему она такая… неживая? Решил, что просто устал. Память имеет свойство стирать ненужные детали, оставляя суть. В этом была своя логика.
Вечером я вернулся домой. Лиза готовила ужин, кухня наполнялась привычными запахами. Перед сном я, как всегда, запил стаканом воды маленькую белую таблетку — рекомендация врача после той старой операции на голове. Рутина.
В гостиной я остановился у книжной полки. Между техническими справочниками стоял небольшой сувенир — металлическая рыбка-брелок с логотипом «Аркты». Я взял ее в руки. Холодный, тяжеловатый кусок металла. Рука сама потянулась к нему, будто ища опоры.
Поглаживаю холодный металл брелка пальцами. Его вручал всем участникам лично главный конструктор проекта. Андрей Владимирович - тихий, вежливый, эрудированный. Всем казалось, что он учёный, а не управленец, но только казалось. Четкое воспоминание успокоило.
«Надо было больше фотографировать», — мелькнула мысль.
Лежа в кровати, я слушал ровное дыхание Лизы и смотрел в потолок. В голове не было ни мыслей, ни тревог. Только знакомая, вымеренная гладкость. И далекий-далекий вопрос, тонущий в этой глади: «Почему я не чувствую ничего, кроме этой гладкости?»
Но вопрос растворился в предсказуемой темноте сна. Завтра будет новый день. Такой же, как этот.
День 2: Вторник. «Трещина»
Утро началось с ощущения сбитого ритма, будто кто-то пропустил такт в размеренной мелодии моего дня. Я допивал кофе, когда пришло сообщение от Лизы: «Не забудь, сегодня надо забрать сухую чистку. Ты вчера сам напоминал мне напомнить тебе))».
Я улыбнулся. Эти маленькие циклы напоминаний стали частью нашего быта. «Хорошо, не забуду», — отписался я, хотя никакого разговора о чистке вчера не припоминал. Ну, мало ли, вылетело из головы.
В офисе день пошел наперекосяк почти сразу. Новый стажер, Петр, по неопытности устроил небольшой хаос в общем коду. Парень был на грани паники, и в воздухе висело раздражение.
— Успокойся, с кем не бывает, — сказал я, пытаясь разрядить обстановку. Чтобы отвлечь его и себя, я решил рассказать историю. — На «Аркте» и не такое было. Однажды мы с главным энергетиком, здоровенным таким мужиком, чуть не доломали вторичный генератор за пару дней до запуска.
Я мысленно прокрутил воспоминание, чтобы убедиться в деталях. Оно было другим, не таким, как вчерашнее — не парадным, а камерным, техническим. Помнился густой туман снаружи, а внутри был едкий запах от паяльного оборудования и теснота агрегатного отсека.
— Представляешь? Через два дня погружение, а мы не можем мониторить состояние корпуса. Питания нет. А день назад в агрегатной всё уже собрано. Сидим, потные все, ищем косяк. Но собрались, починили, да еще и защиту воткнули. Начальство потом спасибо сказало.
Я закончил рассказ. История сработала — стажер успокоился, атмосфера в отделе разрядилась. Но внутри у меня что-то екнуло. Туман? А вчера я точно помнил ослепительное солнце в день запуска. Я мысленно вернулся к вчерашней картинке. Да, солнце. А сегодня — туман.
Странно. Наверное, просто разные дни. Проект же долгий был. Я отмахнулся от этого несовпадения. Память — не жесткий диск, она имеет свойство перестраиваться. Логично.
Но маленькая заноза сомнения уже вошла в плоть, и к вечеру я чувствовал ее все отчетливее. По дороге домой я снова и снова возвращался к этому противоречию. Два разных дня, две разные погоды — почему это вызывало такое беспокойство?
Дома я механически выполнил вечерний ритуал: ужин, короткий разговор с Лизой о планах на выходные, стакан воды. Перед тем как лечь в кровать, я принял свою маленькую белую таблетку — рутинную рекомендацию после той старой операции. Рутина была успокаивающей.
Но, стоя в ванной и чистя зубы, я поймал себя на том, что вглядываюсь в свое отражение. В глазах не было паники, только легкая озадаченность. Я провел пальцами по едва заметному шраму на виске — старому напоминанию о неудачном падении. Ничего серьезного.
Лежа в постели, я ворочался. Вчера — солнце. Сегодня — туман. Вчера — триумф. Сегодня — суета ремонта. Оба воспоминания были моими, но они не стыковались. Как два кусочка из разных пазлов.
Я закрыл глаза, чувствуя, как таблетка начинает свое тихое дело, накрывая сознание мягкой пеленой. Последней мыслью перед сном была надежда, что утро все расставит по местам. Что это просто усталость.
Но трещина уже была там. Неглубокая, почти невидимая, но уже не зарастающая.
День 3: Среда. «Зеркальная трещина»
Тупая головная боль, доносящаяся из глубины черепа, стала моим пробуждением. Я провел рукой по лицу, пытаясь стереть остатки сна. Вчерашнее противоречие — солнце или туман? — висело в сознании назойливым фоновым шумом. Я старался не думать об этом, как советуют не ковырять заживающую рану. Получилось плохо.
Рабочий день проходил в попытках сосредоточиться на коде, но мысли предательски уплывали к полярным берегам. К обеду напряжение достигло пика, и я с облегчением отправился в столовую, надеясь, что еда поможет перезагрузиться.
Именно в этот момент по всему зданию погас свет. Гул серверов сменился гробовой тишиной, через секунду взорвавшейся общим гулом голосов. Городской блэкаут. Объявили, что работы заканчиваются — без электричества и сети нормально работать невозможно.
Проблема была в том, что домой было не уехать. На улицах стоял хаос: не работали светофоры, пробки образовались моментально, на остановках собрались толпы. Мой телефон разряжался, навигатор не работал. Я оказался в ловушке в нескольких километрах от дома.
Попытка втиснуться в переполненный автобус ни к чему не привела. Решил идти пешком. Знакомый район вдруг стал чужим лабиринтом. И именно тогда я увидел вывеску: «Антикафе «Ностальгия». Табличка с написанной от руки фразой “есть электричество”. Дверь была открыта, внутри горел аварийный свет и толпились люди, спасающиеся от хаоса. Я ринулся внутрь, нуждаясь в розетке и минуте покоя.
Воздух был густым от запаха кофе. Я протиснулся к стене в поисках свободной розетки и нашел ее за столиком в углу, где девушка заряжала ноутбук, одновременно печатая что-то в телефоне и делая пометки в блокноте.
— Занято? — спросил я сквозь шум.
— Розетка свободна, — она отодвинула рюкзак, давая мне место.
Мы сидели молча, избегая взглядов, два случайных корабля в шторм. Чтобы разрядить неловкость, я пробормотал:
— Каменный век какой-то.
— Да, — она нервно улыбнулась. — Прямо как на «Аркте» в тот день, когда генераторы встали перед штормом.
Кровь отхлынула от моего лица. Я уставился на нее.
— Вы... вы были на «Аркте»?
Впервые за три года я встретил коллегу по проекту на «большой земле».
Ее глаза расширились от того же шока.
— Три года назад? Да! Я делала интерфейс для рабочих мест.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, проверяя реальность.
— Я был инженером-электроником, — выдохнул я. — Команда доктора Семенова.
— Я помню его! Я Ирина.
Мы заговорили быстро, торопливо, словно боялись, что вот-вот все исчезнет.
— Помните день запуска? — спросил я. — Это было солнечное утро?
Ирина нахмурилась.
— Солнечное? Нет, был сплошной туман. Мы из-за него даже телеметрию боялись потерять.
Меня пробрала дрожь. Та самая трещина.
— А история с генератором? Незадолго до запуска?
— Конечно! — она оживилась. — Я тогда с вами, с инженерами, сутками софт перенастраивала. Вы хотели заменить железо, а я пыталась всех убедить, что можно решить кодом. Но кто меня послушал… меняли платы.
Ледяной ком встал в горле.
— Со... мной? — я почувствовал, как земля уходит из-под ног. — Ирина, я чинил тот генератор с энергетиком. Я не помню, чтобы там была девушка. Вообще кто-либо кроме нас двоих, но мы действительно меняли «железо».
— Вы точно были на «Аркте» или это такой оригинальный способ заинтересовать девушку при знакомстве?
— У меня дома лежит брелок — серебристая рыбка. Его мне вручил лично Андрей…
— Владимирович, — закончила за меня Ирина.
Мы смотрели друг на друга в леденящем недоумении. Мы были в одном месте, в одно время, работали над одной проблемой, но наши воспоминания отрицали существование друг друга. На лице Ирины застыла вежливая улыбка. Она моргнула, я моргнул в ответ.
В этот момент свет вспыхнул, зажглись люстры. По залу прокатился вздох облегчения.
Мы инстинктивно отпрянули. Ситуация была непонятной. Казалось, что эта тайна была слишком опасной для света.
— Все это как-то тревожно. Мне надо, — растерянно сказала Ирина, собирая вещи. — Тревожно и любопытно… — она черкнула несколько цифр на листке блокнота, вырвала его и протянула мне. — Позвоните мне завтра, если все не рассеется как сон.
Ее пальцы дрожали. Я вышел на улицу, сжимая в кулаке смятый листок. Город оживал, но внутри у меня теперь жила трещина — нет, пропасть, отражающая лицо незнакомки, которая знала мое прошлое лучше меня.
День 4: Четверг. «Слепые пятна»
Утро началось с тихого беспокойства. Воспоминания о вчерашнем разговоре с Ириной витали в голове неясным туманом. Солнце или туман? Один электрик или двое? Моя рациональная натура требовала систематизировать этот хаос. Встреча с Ириной казалась единственным логичным шагом — как совещание по устранению сбоя в системе. Правда, сбой был в моей собственной памяти.
Встретиться в парке было ее идеей. «В кафе это будет слишком похоже на свидание», — сказала Ирина по телефону, и я, к своему удивлению, с ней согласился. Хотя о каком свидании могла идти речь? Просто у двух коллег разошлись воспоминания о давнем проекте — дело житейское. Но рациональное объяснение почему-то не снимало внутреннее напряжение.
Она уже ждала на скамейке у пруда, закутавшись в легкий плащ. Выглядела так же неуверенно, как и я себя чувствовал.
— Ну что, продолжаем наш квест? — поприветствовала она, и в ее голосе слышалась та же смесь интереса и тревоги.
Мы начали осторожно, как саперы, нащупывая минное поле общего прошлого.
— Давай начнем с простого, — предложил я. — Почему мы не помним друг друга. В какой смене ты работала?
— В основном в первой.
— А я в третьей.
Это немного успокоило. То, что мы не пересекались, имело логическое объяснение.
— Давай дальше — еда. Что ты помнишь о питании на станции?
— Сублиматы, — сразу же сморщилась Ирина. — Эта противная тушенка, сублимированный творог и картофельное пюре, которое пахло химией. Я до сих пор не могу на это смотреть.
Я уставился на нее.
— Какой творог? У нас же был повар, Антон! Он каждый день готовил свежее. Особенно его овсяная каша с клюквой... я ее до сих пор помню.
— Овсянку? С клюквой? — она посмотрела на меня так, будто я говорил о банкете в «Саду Эдема». — Алексей, у нас не было никакого повара. Мы питались контейнерами с готовыми обедами и сухим пайком, к микроволновкам стояли очереди. Ты это серьезно помнишь?
По спине пробежал холодок. Это было не просто расхождение — это были два разных уровня реальности. Комфортная и спартанская.
— Ладно, еда — это полбеды, — перевел я разговор, стараясь сохранить спокойствие. — А помнишь того здоровяка, главного энергетика? Который вечно ворчал, но в руках все горело?
— Конечно! — лицо Ирины оживилось. — Он мне чуть ли не каждый день читал лекции о том, что мы, «художники», все портим.
Мы переглянулись. Деталь была живой, узнаваемой. Но потом наступила пауза.
— А как его звали? — спросил я. — Михаил? Сережа?
Ирина нахмурилась, вглядываясь в воду.
— Странно... Не помню. Вообще. Прошло всего три года, а имя вылетело из головы. Ты не помнишь?
Я покопался в памяти. Образ был четким: крупные рабочие руки, заляпанная маслом куртка. Но имя... Имя не всплывало. Как вырванный лист из блокнота.
— Нет, — признался я. — Не помню. Как будто его и не было.
— Хорошо, а тот сбой с генератором? — не унималась Ирина.
— Я его чинил, — сказал я. — Вернее, помогал тому самому энергетику. Мы вдвоем возились с перегоревшей платой часа четыре. Он ругался, что из-за своих размеров не может никуда пролезть, а я как раз и добирался до нужных мест по его инструкциям.
— Что? — ее глаза округлились. — Ничего подобного! Я все помню абсолютно четко. Была тревога, все были на нервах. Этот энергетик выгнал всех из агрегатного зала, сказал, что будет разбираться один. Он провел там восемь часов, и из-за своих габаритов ему пришлось полностью размонтировать один шкаф, а потом собрать обратно. Когда он вышел оттуда, то сказал: «Починил свое…».
«…И не сломал чужое», — в этот раз предложение закончил уже я.
Мы замолчали. Это было уже не просто различие в восприятии. Это были два взаимоисключающих сценария. Мы оба были активным участниками проекта, но не помним друг друга. Мы ели совершенно разную еду. Наш общий знакомый, энергетик, в моей памяти действовал в команде со мной, в ее — в гордом одиночестве.
А еще это «слепое пятно» с его именем.
— Ладно, теории строить бесполезно, — вздохнул я, пытаясь вернуть хоть какую-то логику в происходящее. — Нужны данные. Давай попробуем подойти к этому как к исследованию. Каждый из нас завтра, в пятницу, попробует записать все, что вспомнит об «Аркте». Максимально подробно. А вечером встретимся и сравним записи. Без эмоций, просто факты.
— Как два свидетеля на допросе, — улыбнулась Ирина, но улыбка вышла нервной. — Только мы допрашиваем самих себя.
Расстались мы с противоречивым чувством. С одной стороны — тревога и непонимание только усилились. С другой — я больше не был один со своей странной тайной. Появился союзник, такой же растерянный, но готовый действовать. Мы шли по краю странности, еще не подозревая, что под нами — не просто яма, а целая пропасть.
День 5: Пятница. «Саботаж рутиной»
Проснулся я с четким планом. Сегодня — день сбора данных. Как инженер, я люблю порядок. Расписал мысленно структуру: быт, коллеги, ключевые события. В голове уже выстраивались аккуратные колонки фактов, которые я перенесу в заметки на телефоне. Ирина, наверное, делает то же самое. Мы как два ученых перед совместным исследованием. Эта мысль придавала решимости.
За завтраком я был рассеян, мысленно возвращаясь к полярным воспоминаниям. Лиза заметила мое отсутствующее выражение лица.
— В порядке? — спросила она.
— Да, просто много работы сегодня, — отмахнулся я. Объяснять ей про «Аркту» и странные несовпадения я не стал. Это было наше с Ириной общее дело, хрупкое и важное.
В офисе я налил кофе и уселся за компьютер, намереваясь в обеденный перерыв устроить мозговой штурм. Но в десять утра объявили срочное совещание.
— По поводу нового модуля для «Вектора-7», — сказал руководитель. — Всем быть.
Совещание затянулось. Вместо часа мы просидели два с половиной. Я вылетел из переговорки с головой, забитой чужими дедлайнами и техническими требованиями. Мысль о воспоминаниях отступила, как отступает сон после звонка будильника.
«Ничего, — утешил я себя, — успею вечером, перед встречей».
Но вернувшись к своему столу, я обнаружил, что Сергей экстренно ушел на больничный. А он — ведущий разработчик по смежному модулю. Его задачи, горящие, как магниевая вспышка, легли на меня. Мой собственный код пришлось отложить.
Обед я проглотил за пять минут, не отрываясь от монитора. Каждая попытка вернуться в мыслях к «Аркте» прерывалась новой ошибкой в чужой программе. Подводная станция таяла, вытесняемая более насущной реальностью — квартальным отчетом, который мог рухнуть из-за этого аврала.
К семи вечера я был морально выжат. Голова гудела от бесконечных строк кода, телефонных звонков и уведомлений в корпоративном чате. Я закрыл ноутбук с одним желанием — добраться до дома и превратиться в овощ, уставившись в телефон. Мысль о том, чтобы сейчас заставлять мозг копаться в смутных, тревожных воспоминаниях, казалась пыткой. Да и что я мог записать, кроме обрывков, которые уже обсуждали с Ириной?
И тут телефон вибрировал. Сообщение от Лизы: «Сюрприз! Забронировала столик в «Марино»! Ты же давно хотел. Встречаемся там через час?»
Я замер. «Марино» — тот самый итальянский ресторан, о котором я говорил месяц назад. Идеальный способ расслабиться после адской недели. Идеальная ловушка комфорта.
Я посмотрел на телефон. В контактах светилось имя «Ирина Аркта». Написать ей и сказать, что я устал и иду в ресторан? Это звучало как жалкая отговорка. Да она, по сути, отговоркой и была. Правда была в том, что моя воля к сопротивлению была сломлена рутиной. Нормальная, предсказуемая жизнь перетягивала канат на свою сторону.
Я набрал сообщение, чувствуя слабый, но отчетливый укол стыда: «Извини, сегодня был сумасшедший день на работе. Ничего не записал. Давай перенесем на выходные? Я напишу тебе завтра».
Ответ пришел почти мгновенно: «Хорошо. Я кое-что записала. До связи». В ее сообщении не было упрека, лишь легкая усталость. Может, ее день сложился так же.
Вечер в ресторане прошел хорошо. Еда была превосходной, Лиза сияла, рассказывая о своих планах. Я улыбался, кивал, и понемногу лед внутри меня таял. Это было просто. Уютно. Без тревог. Я почти забыл про «Аркту». Почти.
Вернувшись домой, я проверил почту перед сном. Среди спама и рекламы одно письмо выделялось. Отправитель: «Неврологическое отделение, Городская клиническая больница №12». Тема: «Корректировка графика лечения».
Текст был сухим и не допускающим возражений:
«Уважаемый Алексей Петрович,
Напоминаем вам о необходимости планового контроля в рамках терапии после черепно-мозговой травмы (история болезни № 45871). Доктор Светлов просит вас явиться завтра, в субботу, на МРТ-исследование и последующую консультацию. Время: 11:00. Просьба не пропускать визит. Корректировка ноотропной терапии может быть необходима, особенно после эпизодов повышенной нагрузки и стресса.
С уважением, отделение неврологии».
Я перечитал фразу «эпизодов повышенной нагрузки и стресса». Они имели в виду вчерашний блэкаут? Или сегодняшний аврал на работе? Или что-то еще, о чем они знали?
Травма была два с половиной года назад, почти сразу после возвращения с «Аркты». Несчастный случай, якобы — я поскользнулся на обледеневшей лестнице. Смутно помнил больницу, лекарства. Сейчас уже почти ничего не беспокоило, только эти плановые осмотры. Рутина.
Но сейчас это письмо прозвучало как стук ключа надзирателя по решетке камеры: «Корректировка терапии». Что, если таблетки, которые я годами принимал, нужны были не для лечения, а для чего-то иного?
Я отправил короткое «Подтверждаю визит» и отложил телефон. Теперь завтрашний поход в больницу выглядел не рутиной, а экзаменом. И я с ужасом понимал, что не готов к нему совершенно.







