Зеркало Правды | Глава 13
Глава 13: На острие собственной воли
Ещё издали до Виктора донеслось низкое гудение, а за открытой дверью лаборатории Громова его встретил знакомый запах озона, жжёной изоляции и старого металла. Он замер у входа, сжимая в потной ладони потускневший браслет-стабилизатор. Каждый вдох отдавался колющей болью в правом боку — напоминание о вчерашней встрече в тоннелях, которую он тщательно скрывал под свободной курткой.
У реактора, больше похожего на пойманного в сеть из труб и проводов зверя, стоял Громов. Он чистил щёткой с искрящимися щетинками сложный механизм своего глаза, и мелкие разряды бегали по его скуле. Он не обернулся, но его голос, глухой и низкий, резонировал в металлических стенах, заглушая гул оборудования.
— Таранис. Ты опоздал на четыре минуты. — Он щёлкнул пальцами, и голограмма над реактором погасла, погрузив комнату в тревожный полумрак, нарушаемый лишь мерцанием аварийных ламп. Тогда он повернулся. Его живой глаз прищурился, сканируя Виктора с ног до головы с пугающей проницательностью. — Но сегодня это не важно. Притворись дверью и закройся.
Виктор попытался выпрямиться, скрывая хромоту, но Громов уже заметил.
— Ноги не волочи. Или воздухаты уже настолько разучили детей ходить, что ты с одного из них грохнулся? — спросил он, и в его голосе прозвучала не забота, а холодная констатация факта.
Сработало, — мелькнуло в голове у Виктора. Он кивнул, стараясь, чтобы это выглядело правдоподобно.
— Что-то вроде того, Степан Максимович.
Громов фыркнул, отложив щётку. Он подошёл вплотную, и Виктор почувствовал на себе тяжесть его взгляда — и живого, и механического.
— Уроки окончены, — объявил Громов. — Ты научился сдерживать бурю. Научился слушать тишину перед разрядом. Теперь… — Его рука молнией метнулась вперёд и выхватила браслет из пальцев Виктора. — Он тебе больше не нужен.
Прежде чем Виктор успел что-то сказать, Громов сжал устройство в своей могучей ладони. Раздался сухой, трескучий звук — хруст пластика, скрежет ломающихся кристаллов. Искры, яркие и короткоживущие, как вспышки боли, посыпались на заляпанный маслом пол. Он швырнул искорёженный хлам в металлическую урну для мусора. Звон был оглушительно-громким в тишине лаборатории, словно похоронный колокол.
Что-то холодное и тяжёлое сжалось у Виктора под рёбрами. Он ждал этого момента месяцами, но теперь, видя обломки своего единственного спасения, он почувствовал не освобождение, а леденящую пустоту. Словно Громов вырвал у него из груди часть сердца, которая все эти годы ненавистно гудела
Виктор вздрогнул, но не отступил. Его пальцы неосознанно сжались в пустоте, ища привычную дрожь стабилизатора, но находили лишь странное, нарастающее ощущение… тишины. Тишины, наполненной мощью.
— Вы говорите, будто я стал… другим. — голос Виктора звучал чуть приглушённо.
Громов хрипло рассмеялся, будто это был скрежет шестерёнок у него в груди.
— Вся магия меняется, Таранис. Ты думал, что все эти месяцы ты укрощал ток? — Он сделал шаг к разобранному на столе регулятору, проводя рукой над грудой деталей. Винтики послушно вкрутились сами в себя, но устройство осталось мёртвым и тёмным. — Ты не укрощал. Ты договаривался. С эхом того, что было до нас. С отголоском Большой Вспышки. Контроль — это не смирительная рубашка. Это… ритм.
— Метки Агоры… они тоже пытаются надеть на силу смирительную рубашку. Создать универсальный ритм для всех. Но грохот толпы никогда не сравнится с песней одного голоса. Ты слушал ритм, — он ткнул пальцем в груду металлолома. — Теперь научись слушать себя.
Виктор медленно поднял руку и коснулся метки на запястье. Она была молчалива, холодна. Но под кожей, в глубине мышц, он чувствовал её — тёплую, живую пульсацию. Ток тёк сквозь него, стал частью его, а не дикой силой, которую нужно сдерживать.
— А если я… — начал он.
— Если сорвёшься? — резко перебил Громов, вытирая руки о потрёпанную тряпку, от которой пахло серой и машинным маслом. — Тогда не приходи. Вернёшься трупом. Или станешь тем, во что превратился Воли Бире. Живой катастрофой. Понятно?
Он резко развернулся спиной, демонстративно погрузившись в изучение чертежей — разговор был окончен.
Виктор постоял ещё мгновение, затем развернулся и направился к выходу. Рука уже лежала на холодной ручке двери, когда он обернулся.
— Спасибо. За всё.
Громов не повернулся. Он лишь щёлкнул выключателем. Лаборатория погрузилась в кромешную тьму, нарушаемую лишь тусклым, зловещим багровым свечением сердца реактора.
— Таранис. — Его голос из мрака прозвучал древним, как гул подземных трансформаторов. — Когда твоя молния наконец запоёт свою песню… не забудь услышать, о чём она.
Дверь закрылась за Виктором с тихим шипением. Он вышел на пустынную улицу, где тихо падал мягкий зимний снег. Виктор сделал шаг, и его тело, больше не сдавленное браслетом, отозвалось лёгким, едва заметным гулом. Он протянул ладонь. Снежинки касались кожи и таяли с коротким, энергичным шипением, оставляя на коже крошечные серебристые следы, похожие на дорожки от микроскопических молний.
Виктор сжал ладонь в кулак, чувствуя новую, тихую мощь в каждой клетке.
— Значит, время пришло, — тихо произнёс он самому себе, глядя на пар, вырывающийся изо рта в холодный воздух. — Пора начинать готовиться к «Торноа де Магос». По-настоящему.
***
Арена Лиги Магических Дуэлей напоминала не столько учебный класс, сколько алтарь какому-то технологическому божеству. Гладкий пол из тёмного резонирующего кристалла слабо гудел под ногами, поглощая звук. Стены, покрытые матовым поглощающим материалом, впитывали всё, кроме неровного дыхания Виктора. А высокий потолок, целиком состоящий из зеркальных панелей, отражал его самого — растерянного паренька в простом спортивном балахоне, — создавая жутковатое ощущение, будто он стоит на краю бездны, смотрящей на него тысячами его же отражений.
«Камера Рекалибровки» была маленькой, тесной и стерильно-белой. Фиолетовые лучи, исходившие из ниш в стенах, мягко просканировали его тело. Он почувствовал лёгкое, едва заметное покалывание в запястье — его метка, обычно холодная и инертная, на мгновение потеплела, а затем снова затихла. Система попыталась перевести её в «режим тренировки», но, не найдя привычного отклика, просто... оставила всё как есть. Для арены Виктор Таранис по-прежнему был пустым местом, человеком без метки. Никто, кроме него, не знал, что это значит, что его магия здесь не станет эфемерной.
Он вышел на арену, и его встретила Лиза «Картограф». Та самая девчонка с первого сентября. Розовые пряди выбивались из-под спортивной повязки, а на губах играла лёгкая, почти насмешливая улыбка. Она вертела в пальцах маленький голографический кубик, который то появлялся, то исчезал.
— «Искра», — протянула она, и её голос звенел, как стеклянные бусины. — Не знала, что тебя интересует не только зубрёжка учебников.
Голос ДАРИТЕЛЯ, бесстрастный и металлический, прозвучал под потолком:
— Дуэль между Виктором «Искрой» и Лизой «Картографом» начинается. До первой потери сознания или признания поражения. Пусть победит сильнейший.
Виктор принял низкую стойку, которую отточил с Камико, шест был пока не нужен — это был бой магии. Он должен был имитировать, пародировать эфемерные заклинания, сдерживая свою настоящую силу.
Лиза действовала первой: «Давай начнём с разведки» — игриво сказала она.
Её руки взметнулись вверх, и из ладоней вырвались два сгустка ослепительно-белого света. Они не летели прямо, а зависли в воздухе, мгновенно развернувшись в двухмерные, мерцающие световые карты местности. Одна карта парила перед ней как щит, а вторая, как метательный диск, понеслась к Виктору, вращаясь и испуская слепящие вспышки.
Виктор отпрыгнул в сторону, чувствуя, как «карта» пролетела в сантиметре от его лица. Он ответил сжатой дугой своего «электричества», но Лиза уже не была там. Она сместилась в сторону, и её карта мгновенно обновилась.
— Мимо! — пропела она. — Сила есть, а точности ноль.
Она щёлкнула пальцами. Её карта рассыпалась на рой сверкающих светлячков, которые ринулись к Виктору, несясь по сложной траектории, будто управляемые невидимым шахматистом. Они ослепляли, жгли, отвлекали. Он отступал, парируя шестом, но свет проходил сквозь дерево.
— Ой, а это что? — Лиза приложила руку к щеке с преувеличенным удивлением. — У тебя есть палочка? Мило! Но на карте местности дубины обычно не обозначают.
Виктор выпустил веер разрядов, пытаясь сбить рой. И в этот миг его контроль дрогнул. Вместо широкого, но безопасного веера, из его ладони вырвалась тонкая, раскалённая игла настоящей молнии. Она прошила строй светлячков и с резким хлопком ударила Лизу в плечо.
Девушка вскрикнула — не громко, а скорее удивлённо, от неожиданности и боли. Она отшатнулась, схватившись за плечо. На ткани её формы проступил маленький, обугленный след.
У Виктора похолодело внутри. Он замер, ожидая сирены, криков, что дуэль остановлена. Но ничего не произошло. Зеркала на потолке безразлично отражали происходящее. ДАРИТЕЛЬ молчал.
Наступила секунда тишины. Лиза подняла на него взгляд, и в её глазах исчезла вся игривость, осталась лишь холодная сталь.
— А вот это уже не по правилам, — её голос стал тихим и опасным. — Но раз ты так хочешь играть в серьёзные игры... Давай сыграем.
Она свела ладони вместе, а затем резко развела их в стороны. От её фигуры отделились две, а затем и три фигуры, слепленные из чистого, мерцающего света. Они были её точными копиями, и все унаследовали её новую, холодную улыбку.
— Лови, молния, — хором сказали Лизы, и их голоса, наложенные друг на друга, звучали жутковато.
Вся арена взорвалась светом. Теперь это был не бой, а охота. Четверо против одного. Лучи били со всех сторон, вырезая его из пространства. Он метался, прикрывая глаза, спотыкаясь о невидимые барьеры, которые Лизы ставили перед ним, словно играя в салки.
— Холодно! — кричала одна Лиза, когда он парировал в пустоту.
— Теплее! — поддразнивала другая, луч света обжигал ему пятку.
— Совсем горячо! — раздалось прямо над ухом, и он едва увернулся от ослепляющей вспышки.
Но в ту же секунду тонкий луч света ударил в стекло его линз, создав микро-трещинку.
Чёрт… Я же только новые купил...
Он был полностью дезориентирован. Он не мог бить их — он не знал, где настоящая. Пародировать больше не было сил. Он остановился, закрыл глаза, пытаясь заглушить ослепляющий хаос. Он искал не цель, а источник. И тогда он услышал его — не голос, а слабое, ровное гудение исходило от двойников, и резкое, прерывистое дыхание — от настоящей Лизы, стоявшей чуть позади и левее, дирижируя этим световым оркестром.
Он не стал двигаться с места. Вместо этого он резко выбросил вперёд руку, сконцентрировавшись на одном, единственном ощущении — импульса. Не удар, не молния. Точечный, сфокусированный выброс электромагнитной энергии, глушилка.
Воздух содрогнулся от короткого, глухого щелчка. Световые двойники померкли, замигали и рассыпались на миллиарды искр, как перегоревшие гирлянды. Световой ад погас. На арене осталась стоять одна Лиза, моргая от неожиданности и временно ослепшая от контраста.
В её глазах читался шок. Её идеальная карта была перечёркнута одним неучтённым фактором.
В этот момент дезориентации Виктор оказался перед ней. Его пальцы с легким электрическим треском остановились в сантиметре от её горла.
Тишина. Затем её плечи опустились в признании поражения.
— Сдаёшься? — тихо спросил он.
— Ладно, твоя взяла, — выдохнула она, и в её голосе снова появились нотки любопытства, смешанные с досадой. — Никто ещё так... грубо не ломал мои схемы.
Безжизненный голос ДАРИТЕЛЯ констатировал:
«Виктор «Искра», +3 Звезды Агоры. Общий счёт: 3».
«Лиза «Картограф», -2 Звезды Агоры. Общий счёт: 7».
Свет на арене смягчился. Виктор отошёл, чувствуя, как адреналин отступает. Он посмотрел на маленький обожжённый след на её плече. Никто, кроме них двоих, не придал этому значения.
На выходе Лиза догнала его.
— Эй, «Искра», — она по-прежнему терла плечо. — Это твоя фирменная фишка? Наносить микротравмы, чтобы сбить с концентрации? Жестко. Но... эффективно.
— Да, а твои карты и иллюзии тоже не плохи, — ответил Виктор, поправляя очки, — ты мне должна новое стекло, кстати.
Лиза вдруг хитро улыбнулась.
— Извини, но «Все травмы, полученные на ЛМД, не регулируются Кодексом Агоры», — каким-то странным голосом произнесла Лиза, явно кого-то пародируя. — Следующую партию сыграем, когда подрастём до Лиги Сломанных Дней. Уверена, у тебя есть ещё что показать.
Виктор остался один. Он поднял руку и посмотрел на своё кольцо. Над голограммой его имени теперь сияли три крошечные, девятиконечные звезды. Первые три звезды на долгом пути к Лиге Вечных Секунд.
Он глубоко вздохнул — он выиграл, использовав не грубую силу и не скорость, а понимание. Но этот случайный ожог был грозным напоминанием. Путь только начался. И он был куда опаснее, чем кто-либо мог представить.
***
В доме Таранисов царила поздняя, выцветшая тишина, нарушаемая лишь скрипом ручки Виктора по страницам «Энциклопедии Совершенства». На столе, заваленном схемами и заметками, лежали его очки — с треснувшим после сегодняшней дуэли стеклом. Он щурился, пытаясь разобрать собственные каракули, когда в дверном проёме возникла тяжёлая, знакомая тень.
Его отец, Димитрий, молча стоял, перебирая в руках маленькую чёрную шкатулку, отполированную до блеска временем. На крышке угадывалась причудливая гравировка в виде молнии. Он сделал несколько шагов, и тишину разорвал глухой стук шкатулки о дерево стола.
— Уроки, тоннели, а теперь дуэли... — голос Димитрия был низким, усталым. — Зачем ты мучаешь себя, Виктор?
Виктор даже не поднял головы, выводя очередной символ с язвительной точностью.
— А тебе-то какое дело? Я же не…
— Герман… — отец перебил его, и это имя повисло в воздухе холодным, острым лезвием. Его пальцы нажали на защёлку шкатулки. — Твой дядя сделал их для тебя. Перед тем, как исчезнуть, он вручил эту шкатулку мне. Он почему-то знал, что у тебя будут проблемы со зрением.
В бархатном нутрии шкатулки лежали очки. Изящные, в тёмно-красной, багровой оправе. Их линзы не были стеклянными; они мерцали тусклым, глубоким светом, словно жидкий металл, застывший в идеально гладких прямоугониках.
Язвительность слетела с Виктора мгновенно. Он осторожно, почти боясь прикоснуться, взял очки. Его пальцы дрогнули.
— Дядя… для меня? — он оторвал взгляд от артефакта и посмотрел на отца, словно ища в его суровом лице подтверждения.
— Он верил, что ты пойдёшь дальше него, — Димитрий сжал край стола, суставы его пальцев побелели. Старая древесина тихо заскрипела. — Твердил, что они «выдержат даже удар молнии». Я хотел выбросить их… — он сделал паузу, глотнув воздух. — Но ты упрям. Точно как он. И раз уж ты лезешь в огонь, то хотя бы делай это с инструментом, который не расплавится в твоих руках от первой же вспышки.
Виктор медленно надел очки. Оправа была на удивление лёгкой и на мгновение показалось, что она сжалась, подстроившись под форму его переносицы. Мир не изменился, но стал… чётче. Каждая линия на схеме перед ним казалась вычерченной по линейке.
— Ты думаешь, я не вижу, как ты гробишь себя ради этой… «Энциклопедии»? — спокойно продолжил отец, но в его спокойствии сквозила стальная напряжённость. — Мой брат тоже мечтал всё исправить. Всё изменить. А в итоге...
Внезапная, горячая ярость подкатила к горлу Виктора. Он резко сорвал очки с лица.
— Я не он! — его голос сорвался, и по краю опоры пробежала короткая, случайная синяя молния. Она шипя ударила в линзу, оставив на её мерцающей поверхности паутинку тонких трещин. — Я не сломаюсь!
— Сломаешь! — наконец взорвался Димитрий, его сдержанность рухнула. Он ткнул пальцем в очки. — Агора сотрёт тебя, как стёрла его! И тогда… — он вдруг замолк, его гнев сменился изумлением.
Трещины на линзе медленно, но верно стягивались, словно живая рана. Через несколько секунд поверхность снова стала идеально гладкой и мерцающей, без единого изъяна.
Димитрий отступил на шаг, шкатулка чуть не упала со стола. Он повернулся к окну, за которым сгущались вечерние тени. Его голос стал тихим и глухим.
— Он хотел, чтобы ты видел чётче… а не гнал в пропасть вслепую.
Виктор заворожённо вертел очки в руках, не в силах поверить.
— Они… восстанавливаются?
— Говорил, это прототип. Из «импортных» материалов, — Димитрий не оборачивался, глядя в темнеющее стекло. — Больше ничего не знаю.
Он вышел из комнаты так же тихо, как и появился, оставив на столе пустую шкатулку. Виктор взял её в руки. И только сейчас, на внутренней стороне крышки, он заметил крошечную, почти ювелирную гравировку: «Для того, кто найдёт путь».
Снаружи зашумел дождь, застучав по крыше. Виктор снова надел очки. Схемы в «Энциклопедии» действительно выглядели идеально, линии — резче, заметки — разборчивее. Никаких тайных посланий, только холодная, безупречная практичность. И в этом была своя, суровая правда.
Сквозь шум дождя из-за стены донёсся приглушённый, напряжённый шёпот.
— Зачем ты отдал ему их? — это был голос его матери, Анны, сдавленный и тревожный.
Глухой ответ Димитрия прозвучал как окончательный приговор:
— Чтобы он наконец начал видеть опасность. По-настоящему.
Хотите поддержать автора? Поставьте лайк книге на АТ


















