Автор: Виталий Илинич.

Предыдущая статья цикла (вступление) – Что мы знаем о ПМВ?

Мы знаем Первую Мировую в основном как забеги стройными рядами пехоты на пулеметы, которые косят эти самые ряды один за другим. Такое бывало в той войне, и не раз. Хотя зачастую ситуация была сложнее, одно можно сказать точно: проблема преодоления позиционного фронта встала на Западном фронте ПМВ в полный рост. Давайте рассмотрим, почему так получилось, и что мешало военным все эти годы.

А мешало многое. Одним из самых неправильных представлений о том периоде будет попытка создать некий усредненный образ. Как мы его видим? Сначала неделю идет артподготовка, где всё перепахивают снарядами начисто, потом пехота поднимается в атаку и идет стройными рядами на пулеметы. Кстати, откуда они там взялись, там же всё перепахано? А где взять столько снарядов, если был снарядный голод? А из чего их выпускать, если нет орудий? А, это только в Российской империи было? Нет, не только.

Для начала разберем, почему же вообще возникла проблема с преодолением обороны. Связано это в первую очередь с резким ростом огневых возможностей пехоты и артиллерии. Причем именно самих стрелков, я даже про пулеметы пока не говорю. Все привыкли ассоциировать ПМВ с пулеметом, но на деле на момент возникновения позиционного фронта пулеметы еще были слабо распространены и находились организационно на высоких уровнях командования. В частности, пулемет был оружием пехотного полка, причем на весь полк, например, в германской армии в 1914-м году могло приходиться шесть станковых пулеметов. И это были все пулеметы в трехбатальонном полку. Никаких легких пулеметов еще не водилось.

В такой ситуации было бы странно, если б именно пулеметы остановили наступление пехоты. Да и фронт поначалу совсем не походил на то, что мы привыкли себе представлять – все эти сплошные линии окопов одна за другой, с кучей запасных позиций, вторых, третьих линий обороны, паутины ходов сообщения. Но вернемся к зарождению позиционного фронта. Было там кое-что, кроме пулеметов.

XIX век дал миру колоссальный прогресс в оружии. Шутка ли, если в Наполеоновских войнах 1800-х – 1810-х стреляли еще по большей части из гладкоствольных дульнозарядных кремневых ружей, то уже в середине века массово перешли на капсульные нарезные ружья (винтовки – собственно это слово обозначает нарезное ружье), а в 1870-х массово сражались казнозарядными винтовками под бумажный унитарный патрон – так называемые «игольчатые» винтовки. Это уже дало колоссальную скорострельность (за счет унитарного заряжания с казенной части) и при этом обеспечило точность за счет нарезного ствола. Резко возросла действенность и плотность стрельбы.

Но на этом прогресс не остановился. Дальше были введены металлические гильзы, что улучшило надежность. Затем винтовки массово обрели магазин (обычно из пяти патронов, встроенный, дозаряжаемый обоймой, как у винтовки Мосина, например) и механизм перезарядки – еще больше возросла скорострельность. Эта особенность также сильно увеличила возможности стрельбы в ближнем бою. Ну и переход к бездымному пороху резко увеличил как дистанцию действительного огня, так и точность (кто не знает, бездымный порох дает больше энергии). Дальнейший переход на остроконечные пули, случившийся уже в начале 20-го века, еще больше увеличил скорость полета пуль и настильность стрельбы, а значит и упростил поражение целей. Новые винтовки позволяли с большой точностью и быстро выпускать большое количество пуль на приличную дистанцию.

А теперь представьте, что вам нужно наступать на таких стрелков, которые еще и находятся в окопе? Выстроившись в плотную линию хорошо обученные стрелки очень быстро проредят наступающие линии пехоты – им не нужно попадать снайперски в каждого солдата, можно попасть и в соседа, и в того, кто идет позади. А вот в ответ по ним стрелять наступающие не могут, ну, со значимым эффектом, ведь обороняющиеся находятся в окопе. Вот здесь и будет то самое превосходство обороны над наступлением, которое многие себе представляют и распространяют на все остальные войны и сражения 20-го века.

Пока война была маневренной, пока немцы в 1914-м году активно наступали, пока была возможность «переманеврировать» занявшие оборону части, то и пробивать такую оборону не приходилось. Но затем немцы подвыдохлись, были остановлены, отброшены немного назад. Войска остановились и начали окапываться. Попытки обходить с фланга, предпринимаемые раз за разом, постепенно уперлись в море. В итоге позиционный фронт встал от границы Швейцарии до северного побережья Бельгии. Больше никакого маневра, охватов, обходов. Оперативный успех теперь зависел от того, удастся ли взломать тактическую зону обороны.

А с этим как раз и были проблемы. Оборона в тот период, если посмотреть в общих чертах, во многом строилась на стрельбе из винтовок. Собственно, в пехотных батальонах (которые на тот момент правильнее называть стрелковыми) ничего особо и не было, кроме стрелков. Вооружение было более-менее однообразным – все с винтовками. Как я уже говорил, например, в немецкой армии пулеметы были на уровне полка, и не так уж много. Минометы, пехотные орудия – это все дело будущего, они непосредственно в пехоте появятся позже.

А это значит что? А значит надо разместить как можно больше стрелков в первой линии. В дальнейшем от этого отойдут, но пока что это было эффективным решением. Частая стрельба большого количества обученных солдат из очень точных и убойных магазинных винтовок под командованием грамотных в этом плане командиров оставит от наступающих волн пехоты жалкие остатки, если вообще допустит их к своим окопам. Это потом все эти хорошо обученные бойцы и командиры канут в войне, но поначалу-то они были в наличии.

При этом наступление иным способом было не организовать – требовалось перестроить подход пехоты в целом и систему командования. Банально, двигаясь малыми группами пехота разбредается, и командиры ее уже не контролируют. Даже если все солдаты храбры и готовы биться с врагом, ими нужно управлять. Эту проблему еще предстоит решить, и о ней мы поговорим в отдельной статье о тактике пехоты. А пока что наступаем волнами и несем потери от стрелков противника.

Разумеется, проблемой были не только стрелки. Пулеметы, хоть их и было мало, тоже вносили свою лепту. Но намного важнее пулеметов в данном случае были «косы смерти». Многие думают, что так называли в те времена пулемет, но нет, речь о 75-мм скорострельной пушке, стреляющей шрапнелью. Шрапнель – это разновидность снаряда. Он содержит в себе множество небольших (примерно 12 – 16 мм), обычно сферических, пуль и дистанционный взрыватель. Взрыватель настраивается на взрыв в воздухе на определенном удалении, примерно равном дистанции до цели. Снаряд взрывается на подлете к цели, выпуская перед собой сноп пуль – подобно гигантскому дробовику, стреляющему с неба. Эффект похож на картечный выстрел, только картечь летит недалеко, а шрапнельный снаряд позволяет сделать «выстрел» этими картечинами прям возле противника – с доставкой на дом. Да наступающая пехота просто не дойдет до окопов противника!

А если дойдет – на этот случай есть всякие дополнения. Например, проволочные заграждения. Разумеется, они не являются непреодолимым препятствием, но способны дополнительно задержать пехоту. А уж когда они развились в целые проволочные дворцы в ходе войны, то и подавно. Проволока устанавливалась рядами, густо, на разных уровнях и с выдумкой. В общем, развлечений было много.

Одной из бед было то, что такие условия были для армий довольно новыми. Не то чтобы позиционный фронт вообще никогда раньше не случался (он наблюдался, например, незадолго до этого в Русско-Японской войне), но значительной подготовки к такого рода действиям не было. И поэтому многие вещи приходилось осознавать по ходу – а значит через кровь и ошибки. У военных не было перед глазами того, что «знаем» мы. Даже банально, артподготовку проводить толком не умели – артиллерия в современном виде только зарождалась. Многих приемов стрельбы, являющихся сейчас или в ВМВ базовыми, тогда еще вообще не было.

Да что приемов стрельбы. Снарядов-то не было. Словосочетание «снарядный голод» у нас стойко ассоциируется с армией царской России. Но не минул он и остальные воюющие стороны. Едва ли кто-то мог подумать, что стрелять будут ТАК МНОГО. Производство понадобилось адаптировать к новым условиям. По некоторым данным, применение немцами весной 1915-го года газобаллонных атак было связано в том числе с тем, что на них не надо расходовать снарядные корпуса, бывшие в некотором дефиците.

Да и не только снарядов – не хватало и орудий. В той же французской армии, например, слишком большой упор делали на 75-мм скорострельные пушки. Спору нет, пушка очень хорошая. Но как только пехота противника зарылась в землю, эффективность шрапнелей резко упала. А осколочно-фугасные снаряды для 75-мм калибра в принципе довольно слабые. В дополнение к этому еще и дальность стрельбы этой пушки была невысока – это не ЗиС-3 из 1942-го года. Да и не считалась стрельба с закрытых позиций основным способом. Пришлось многому учиться уже в ходе войны.

При этом именно Франции, у которой были колоссальные проблемы с боеприпасами и тяжелыми орудиями, как раз приходилось пытаться наступать. Ведь это на ее территории стоит враг. В такой ситуации особо не захочешь сидеть и ждать. Я очень даже могу понять французов, желавших поскорее освободить свою землю от захватчиков. Тем более, что немцы после остановки их изначального рывка заняли относительно пассивную позицию, перекинув свои усилия на Восточный фронт. Однако то, насколько сложно наступать в тех условиях, еще предстояло осознать. Заранее это известно не было.

Если очень грубо говорить, то в начале 1915-го года французским артиллеристам не хватало и тяжелых орудий, и снарядов, причем даже к легким орудиям (75-мм), и умения стрелять именно в новых условиях. Не было концепции контрбатарейной борьбы, да и в ней немецкие артиллеристы превосходили французов. Немцы больше внимания уделяли и тяжелым орудиям, и методам стрельбы с закрытых позиций. Поэтому в кайзеровской армии нормальными были 105-мм гаубицы, 150-мм гаубицы. В некоторых количествах имелись 105-мм пушки и более тяжелые орудия. А не затронутая в должной степени контрбатарейной стрельбой артиллерия обороняющихся задаст такого жару заградительным огнем, что наступать будет сложно.

Ситуация дошла до того, что французам пришлось экстренно доставать со складов совершенно к тому моменту доисторические орудия системы де Банжа. Например, 80-мм пушки 1878-го года, 90-мм пушки 1877-го года и иные подобные орудия более крупных калибров. Грамотно в своё время сконструированные они здорово помогли теперь французам, тем более что к ним были накоплены боеприпасы. И пусть вам не кажется странным, что им всего-то почти 40 лет. В наше время это, считай, и не возраст. А вот на рубеже 19-го – 20-го веков артиллерия развивалась с колоссальными темпами, намного быстрее, чем сейчас. Именно сами орудийные системы, а не всякая электроника.

Банально, у орудий де Банжа даже не было противооткатных механизмов. Вообще. А это приводит к очень сильному падению скорострельности и потенциальному падению точности стрельбы. Ведь мало того, что нужно каждый раз перед очередным заряжанием ждать, пока пушка откатится назад и вернется на место. Так еще и прицел же сильно сбивается.

Тем не менее, французы старались изо всех сил – страну надо было освобождать. Пытались проводить наступления, но каждый раз что-то оказывалось проблемой. Сначала недостаток орудий и снарядов. Потом немного разобрались со снарядами, стали проводить артиллерийские подготовки. Выяснилось, что подготовку получается проводить только в течение длительного времени, иначе от нее совсем нет эффекта. Ведь, я напомню, нет толком ни теории стрельбы, ни скорострельных орудий, ни снарядов к ним.

А при попытке стрелять из старых пушек из-за их низкой скорострельности один и тот же расход боеприпасов выстреливался дольше. Помимо этого, отсутствие должной теоретической и практической подготовки приводило к низкой точности и долгой пристрелке. То есть смотрите: и темп стрельбы невысок, и пристрелка долгая по каждой цели, потому что пытались добиться точного попадания и надежного поражения. И еще и точность невысокая, потому что еще не в ходу были расчеты атмосферных влияний, учет партий снарядов, учет температуры зарядов, и так далее. Суммарно это все приводило к солидному расходу снарядов впустую и растягиванию артподготовки. А ведь от этого еще и страдали стволы орудий, от износа которых точность тоже падает.

Ладно, допустим, худо-бедно произвели артподготовку, пехота пошла в атаку. Надо пехоту как-то артиллерией сопровождать. Ну, не колесами за ней ехать, а огнем. Поражать какие-то цели, которые мешают пехоте продвигаться, как-то переносить огонь, а как? Мало того, что дальность стрельбы многих орудий пока что невелика (она будет увеличена в дальнейшем путем изменения конструкции лафетов и введения новых «дальнобойных» снарядов), что не позволяет сильно-то далеко огонь переносить. Так еще и как взаимодействие с пехотой устанавливать? Это всё тоже не было отработано. Да что с пехотой – артиллерия со своими командирами-то не всегда могла установить линию связи, потому что ей поначалу недодали телефонных аппаратов и кабеля – выносной пункт наблюдения сделать было проблемой.

Ладно, допустим, пехота всё же пошла в атаку, ведь оборону за эти семь дней подготовки удалось разрушить. Какие дальше проблемы? Начнем с местности – пехоте было очень трудно передвигаться по тому лунному пейзажу, в который превращалась местность за неделю артпоготовки, которая, напомню, была еще и не особо точной. Но допустим, пехота дошла до линии окопов, именно с этим особой проблемы после проведенной артподготовки не было. Проблемы начинались дальше.

Пехота взяла какую-то местность, передовые позиции. Но что надо делать дальше? Если в самые первые периоды оборона реально представляла из себя чуть ли не одну линию с массой стрелков, то постоянный артиллерийский огонь по плотно скученным в передовом окопе стрелкам, а затем и газобаллонные атаки довольно быстро это положение изменили. Оборона начала потихоньку расползаться в глубину (запускаемый из баллонов по ветру газ развеивается на расстоянии), и при этом насыщаться пулеметами. Вот где-то на этом моменте как раз пулеметы начинают собирать свою кровавую жатву. В начале 1915-го года немцы решили удвоить количество станковых пулеметов в пехотном полку – теперь их там стало 12. В дальнейшем добавится ещё, а потом и легкие пулеметы подключатся.

Понемногу начали формироваться различные вторые позиции, промежуточные позиции, опорные пункты с пулеметами, расположенные так, чтобы вести по прорвавшимся в глубину пехотным ротам фланговый огонь. Причем такие фланговые полевые укрепления очень опасны тем, что их плохо видно или совсем не видно с фронта, поэтому артиллерия их могла и не поразить. Особенно учитывая, что самолетов-корректировщиков в начале войны довольно заметно не хватало. И в целом чем глубже расположены укрепления и огневые средства, тем сложнее их разведать и надежно поразить в ходе артподготовки. Оборона обрастала линиями траншей, опорными пунктами и паутиной ходов сообщения.

Следующая особенность – прорывающаяся в глубину обороны пехота одновременно удаляется из зоны действия своей артиллерии и приближается к артиллерии противника. Это сулит сразу несколько проблем. Для начала своя артиллерия, имеющая недостаточную дальность, вынуждена стрелять на полных зарядах на предельную дистанцию (пока еще достает), а это снижает точность и особенно сильно изнашивает стволы (износ зависит от полноты заряда – если стрелять уменьшенным зарядом, то износ будет сильно меньше). Но это еще полбеды.

Как ее наводить-то? Огромная проблема была в отсутствии нормальной связи. Части уходили в атаку, и там с ними что-то происходило. Они там где-то воевали, но сообщить о своих проблемах или успехах им было очень сложно. Телефонные линии легко рвались, а посылать пеших посыльных через нейтральную полосу было крайне рискованно. Они могли и заблудиться, и попасть на каких-то разрозненных бойцов противника, и на контратакующие части, да и огонь артиллерии противника никто не отменял. На худой конец, посыльный мог просто прийти слишком поздно, и пока он нес сообщение, многое могло поменяться. Почтовые голуби тоже были не очень надежным средством такой оперативной доставки сообщений.

А потом, как определить, куда стрелять? Где свои, где чужие, как подать знак, кому его подать? Даже если есть самолет, там уже лунный пейзаж, на нем не так просто понять, где это недобитое укрепление. Оно ж не трассерами стреляет. А потом, я напомню, орудия-то пока еще очень неточные, и сама стрельба неточная по причине примитивности ее подготовки. То есть нельзя стрелять по целям, находящимся непосредственно рядом со своей пехотой, без риска по своей же пехоте зарядить. И «непосредственно рядом» – это не 30 метров. Можно запросто и на 200 метров промазать.

А вот немецкая артиллерия как раз начинает активно стрелять по прорвавшимся. Ведь чем глубже они прорвались, тем меньше немецкая оборона сокрушена артподготовкой, и тем лучше у нее сохранены наблюдательные пункты, линии связи. А вот у прорвавшейся пехоты как раз проблема – позиции-то немецкие именно пехотные разрушены своим же огнем (в отличие от немецких наблюдательных пунктов и линий связи, которые находятся еще глубже). Негде укрыться. Так что прорывавшаяся пехота, которая уже устала, потеряла связь между подразделениями (тактику индивидуальных действий малых подразделений еще предстоит освоить), заблудилась в хитросплетении ходов сообщения, к тому же еще и перепаханных артподготовкой, оказывается перед лицом тех самых недобитых пулеметов и стрелков и… останавливалась.

Тут в дело включалась немецкая артиллерия – она особенно эффективна по неподвижным целям, а затем немецкая пехотная контратака, в которой относительно свежие, знающие расположение своих ходов сообщения, и еще пока управляемые офицерами пехотные роты били в уставших, ослабленных потерями и не имеющих нормальных укреплений французов (или англичан), которые не имеют толком ни пулеметов, ни артиллерии. Станковые пулеметы-то сложно тащить с собой в наступление, да и не сразу было понятно, насколько это важно. А ручных пулеметов еще практически нет. Всё будет позже. И группы закрепления, и станкачи, и ручники.

А пока что только что наступавшая пехота вынуждена истекать кровью под огнем немецкой тяжелой артиллерии и контрударом пехоты. Вот здесь наступавшая было пехота и несет свои огромные потери. Сначала там, где артиллерия уже не может ее полноценно поддерживать, а кажется, что осталось «еще чуть-чуть, и прорвемся, надо вот только эти пулеметы пройти», а потом когда немцы переходят в контратаку. Пока можно было наступать там, где своя артиллерия всё обрабатывала неделю, было еще более-менее, вполне нормально. Проблемы начинались дальше.

Разумеется, союзники не сидели, сложа руки, и не отправляли тупо год за годом волны пехоты в надежде «авось получится». И средства, и методы постоянно модернизировались. Приходило понимание, что прорываться надо на широком фронте, потому что если прорыв слишком узок, то он банально простреливается артиллерией противника на всю глубину, да и заткнуть небольшую брешь проще. Но чтобы прорываться на широком фронте, нужно кратно больше артиллерийских орудий и снарядов, а их, как я уже писал, был дефицит. Дефицит был и в 15-м, и в 16-м годах. Даже в начале 17-го года новых тяжелых орудий имелось по оценке французского генерала Эра 55% короткоствольных и только 25% длинноствольных (от общего числа), остальные старые.

Еще одной проблемой было всё большее и большее развитие вторых линий обороны. Французы и англичане научились уже прорывать первые линии, научились производить эффективную длительную артподготовку, развили научные методы стрельбы (учет атмосферы, особенностей партий снарядов, топопривязку и так далее), стали использовать огневой вал, продвигающийся перед наступающей пехотой. Увеличилось количество современных орудий. Первая линия обороны из нескольких линий траншей или даже оборонительных позиций проходилась пехотой относительно легко. Но что делать со второй, расположенной дальше в тылу?

Здесь есть три проблемы. Первая – переброска артиллерии. Дальность стрельбы была не так велика, даже в сравнении с ВМВ. И подвижность артиллерии тех времен – это вообще ни разу не подвижность артиллерии немецких танковых дивизий в 1942-м. И тягачей таких нет, и орудия к такому не приспособлены. Да и ехать, я напомню, надо вперед – туда, где куча линий окопов и всё перекопано траншеями вдоль и поперек, а потом еще превращено в лунный пейзаж. Эту проблему тоже надо как-то решить. В первую очередь, конечно, организационно – улучшить взаимодействие с саперами, которые восстанавливают дороги. Увеличить количество этих самых саперов. Улучшить маршевую дисциплину, чтобы всё не вставало в жутких пробках. Ну и оснащенность тягачами, конечно.

Вторая проблема – это снаряды. На артподготовку по первой линии нужно было колоссальное количество боеприпасов. Вы только задумайтесь, вес выпущенных на один метр фронта снарядов мог достигать шести тонн! А теперь столько же по второй линии? Да где их столько взять! Даже просто изготовить столько снарядов было очень сложной задачей. Ладно б это еще был быстрый прорыв, когда противник не успел опомниться и полноценно занять оборону на второй линии, и не надо много стрелять. Но нет, это ж ПМВ. Мы сначала неделю стреляем по первой линии, тут уж даже дурак поймет, где наступаем. Плюс плотность построения обороны в ПМВ была довольно высокой, находились резервы на такой случай. Так что да, придется сначала неделю долбить первую линию, а потом три дня подтягивать артиллерию, и еще неделю долбить вторую.

А за это время противник построит третью. И в этом как раз третья проблема. Мало того, что даже если бы удавалось достичь внезапности в начале наступления, то всё равно за неделю артподготовки можно успеть кучу резервов нагнать. Так еще и вторую линию опять неделю пробивать, за это время реально можно даже бетонные ДОТ-ы на третьей линии построить, за две с лишним недели они даже уже немалую часть прочности наберут. Никакого прорыва не получится, наступающая армия просто сотрется в процессе.

Но это еще если удалось достичь внезапности первого удара. А нередко не удавалось достичь и этого. Я даже не буду говорить про то, что о предполагаемом наступлении порой начинали заранее трещать в прессе (у немцев тоже такое бывало, не будем это приписывать только французам), и противнику становилось известно сильно заранее. Не менее важной проблемой было то, что подготовка наступления и накопление ресурсов велось сильно заранее и недостаточно скрытно.

Авиаразведка в ПМВ имела колоссальную важность и эффективность. Самолеты делали фотографии достаточно приличного качества и на них опытные аналитики разведки выявляли подготовку пехотных позиций (ведь надо уместить кучу наступающих сил так, чтоб они еще и могли быстро выходить в атаку), артиллерийских позиций, новых дорог и так далее. Всё это приводило к тому, что немцы могли заранее перекинуть к угрожаемому участку дополнительные артбатареи, боеприпасы, пехотные дивизии, улучшить подготовку вторых и третьих линий обороны (столько линий бывало далеко не всегда, но технически это возможно). И такое раннее обнаружение случалось неоднократно, в том числе даже в 1917-м году, да и в 18-м бывало.

Немаловажным было и то, что, собственно, делает пехота, и чем она вооружена. Здесь тоже предстояло многое сделать, и излишнее упование на артиллерийский огонь на самом деле выходит пехоте боком. Важнейшая особенность состоит в том, чтобы пехота не ждала от артиллерии решения всех своих проблем, а могла бы небольшие проблемы решать сама и быстро. Если пехотный батальон будет залегать перед единственным пулеметом, то даже в зоне, где артиллерия ещё поддерживает пехоту, наступление будет иметь огромные задержки. А уж о возможности устремиться вперед, выйдя из-под прикрытия снарядного зонтика, и речи никакой быть не может.

А если пехота инициативна, готова сама на низовом уровне (рота-взвод-отделение) решать возникающие проблемы, обходить или брать штурмом такие небольшие узлы обороны, то она не будет задерживаться перед каждым кустом. А значит не даст противнику время для подтягивания резервов, подготовки контратак и организации заградительного огня на новом рубеже. Но для этого пехоту надо иначе готовить, иначе вооружать и оснащать – об этом мы тоже поговорим в отдельной статье. Если коротко: пехоту нужно обогатить пулеметами, как станковыми, так и ручными, дать ей минометы и траншейные орудия. С ними и новой тактикой пехотная рота сможет быстро и эффективно решать небольшие проблемы, которые ранее могли остановить целый полк.

Еще одной неприятностью было, как обычно, то, что с развитием средств наступления, средства обороны тоже стараются не отставать. Как мы говорили выше, проблема подтягивания артиллерии стала довольно очевидна и ее пытались решать. С другой стороны, немцы, как обороняющаяся сторона (в том плане, что их действия на Западном фронте в большей степени были стратегически и оперативно пассивны и они стояли в обороне на захваченной территории), стремились всячески воспретить эффективные действия противника. Одним из таких способов стали ипритные заграждения.

Детально мы поговорим о химическом оружии в отдельной статье, но коротко поясню. Иприт – это средство, от которого не было полноценной защиты до конца войны, и которое может долго лежать на пораженных поверхностях, создавая заражение местности. Долго – это в смысле время, исчисляемое в днях, не в часах даже. Противогаз не является достаточным средством защиты от иприта, который действует на кожу, проникая сквозь одежду и обувь. Массовая стрельба ипритными снарядами (по некоторым данным 300 000 снарядов с ипритом за один день 20.08.1917 на участке в 120 км2) создавала сплошные долговременные линии заграждения позади наступающей пехоты противника. В таких условиях невозможно ни артиллерию переместить, ни подкрепления, ни снабжение. Наступающая пехота Антанты оказывалась отрезана от поддержки и отдана на растерзание немецкой артиллерии. А известное британское наступление на Пашендаль вообще, можно сказать, утонуло в грязи, смешанной с ипритом.

Однако, разумеется, не всегда было так. В частности, выделяется британская атака под Камбрэ. У нас она известна в основном из-за танков, но на деле там было много особенностей. Для начала, британцам удалось скрыть подготовку к операции, даже несмотря на использование сотен танков, которые надо было доставить заранее. Одной из важнейших особенностей, на мой взгляд, помимо колоссального внимания британцев к сохранению внезапности, стал также отказ от артподготовки. А это значит, что не было необходимости месяц перед атакой накапливать снаряды, а потом неделю выпускать их по обороне, точно показывая, где же будет наступление.

Вместо этого англичане провели только артиллерийское сопровождение атаки, при этом, по некоторым данным, уже во многом вели огонь без пристрелки. То есть, наступление для немцев началось настолько внезапно, что буквально с началом дня 20-го ноября 1917-го года на них сразу с утра поехали сотни танков с пехотой, а артиллерия открыла огонь в момент начала атаки. В дополнение ко всему английское командование заранее провело тактическую подготовку этой атаки, установив как четкий порядок действий самих танков, так и взаимодействие их с пехотой. При этом многое было отработано в тылу на практике. Поэтому наступающие подразделения довольно хорошо понимали, что им надо делать.

Первичная атака удалась на славу: за первый день удалось продвинуться вплоть до глубины в восемь километров – огромный результат для ПМВ, да и в целом для прорыва подготовленной обороны очень даже хороший. Однако мало иметь изначальный рывок. Надо еще суметь организовать дальнейшие действия. Немецкая оборона 1917-го года не рушится как карточный домик. А одного лишь наличия танков недостаточно, чтобы немцы разбежались. Поэтому, когда у англичан случилась заминка, перегруппировка, ошибка, немцы тут же этим воспользовались и запечатали прорыв. В дальнейшем они также перешли в контратаку и отбросили британцев назад.

Вообще у нас любят очень сильно упрощать ситуацию с танками в ПМВ. Как будто бы вот вся проблема пробития обороны была в том, что не было танка. А потом он появился, и всё получилось. Это совершенно не так. Как известно, танки появились на поле боя в сентябре 1916-го года. А оборону когда смогли пробить и устремиться в глубину? В 16-м? Нет. Да, они продвинулись глубоко, тем более что при первом применении немцы были, конечно, заметно шокированы. Но продвижение в глубину не означает прорыв обороны. Да и в 1917-м году полноценно прорвать оборону не получилось, хотя успех под Камбре был хорошим свидетельством зарождения новой тактики взаимодействия родов войск. Так когда же?

Я б сказал так: впервые операция, в которой участвовали танки, и которая позволила реально прорвать оборону и перейти к маневренным действиям, – это немецкое наступление весны 1918-го года. Они там в небольших количествах применялись – на момент операции немцы имели примерно 10 своих танков и 75 трофейных. Как вы понимаете, причина успеха была не в танках, хотя какую-то роль они сыграли. И продвижение там было не на 5-8 км всего, а суммарно примерно на 60, а кое-где и на 84 км. Оборона была преодолена полностью и части устремились в прорыв.

Так что нет, дело не в танках, хотя они тоже играли свою роль. Дело было в первую очередь в новом подходе к организации, к вооружению, к тактике, в артподготовке. Но об этом новом подходе, а также о том, для чего же особенно нужны танки, мы поговорим в следующих статьях.

Подпишись на сообщество Катехизис Катарсиса, чтобы не пропустить новые интересные посты авторов Cat.Cat!

Пост с навигацией по Cat.Cat

Также читайте нас на других ресурсах:
Телеграм ↩ – новости, заметки и розыгрыши книг.
ВК ↩ –наша Родина.