За описанием тяжёлого подъёма по лестницам непосредственно перед разговором о сказках и развязкой с Голлумом, скрыт очень важный символизм. Сразу приходит на ум библейское видение небесной лестницы Иакова, по которой ходят ангелы, и связанное с этим символом произведение Иоанна Лествичника, святого, почитаемого как в католической, так и в православной церкви, который написал руководство к нравственному самосовершенствованию, которое называется «Лествица», где каждая ступень, это добродетель. По дороге в Мордор герои – не только Фродо, но и Сэм и Голлум проходят каждый свой собственный очень трудный путь нравственного развития, поднимаясь по этой лестнице в небо всё выше и выше. Фродо жертвует собой, Сэм делит с ним этот путь, и даже Голлум, встретившись с Фродо, начинает свой путь к Свету.
И несмотря на то, что в главе три основные части это Минас Моргул, разговор о сказках и выбор Голлума, глава всё-таки называется «Лестницы...». Эти лестницы ведут героев сначала ввысь, а после восхождения их ждёт Мордор. И последний шанс на раскаяние Голлуму даётся именно на пороге Мордора. Это вроде бы противоречит христианскому понятию о раскаянии, которое может произойти хоть в последний момент перед смертью, но только на первый взгляд. Потому что это зависит от того, как рассматривать вход в Мордор. Очень во многих смыслах граница жизни и смерти проходит по его границе. Точнее даже жизни и ада. На пороге Мордора Голлуму ещё было возможно раскаяться и спастись, дальше уже нет. То есть граница Мордора это рубеж, каким в обычной жизни оказывается смерть. Этому есть и объективная причина - в центре истории Кольцо, которое очень сильно сдвигает привычные рамки мироустройства. Символически Мордор очень сильно напоминает ад. Слуги Саурона, обитающие там, никогда не будут свободными, они, хоть и могут физически из него выйти, духовно изуродованы настолько, что навсегда его рабы и для них нет надежды на спасение. Те же, кто в Мордор попадает, обречены на страдания и испытания, превосходящие их силы. В Мордор войти хоть с какой-либо надеждой не потерять себя навсегда можно только обеими руками цепляясь за Свет и выбрав его перед входом туда. А тот, кто не удержится, и свалится с лестницы, ведущей в небо, на пороге Мордора, станет его вечным рабом. И поэтому зловеще выглядит предостережение Голлума “Must be careful!” и описание “long black fall behind”. Ведь в первую очередь он должен быть осторожен и ему грозит долгое падение с высоты в пропасть.
Обстановка вокруг – чёрные горы и редкие красные вспышки за ними как будто подтверждает, что герои приближаются к чему-то жуткому. Когда я снова вчиталась в эту главу, меня поразили масштабы этих гор и расстояния, которые они проходят. В фильме этого совсем не показано, прочитанное когда-то давно подзабылось, и мне казалось, что там всё рядышком. На самом деле там огромные переходы по высокогорью и там действительно непросто, а то и невозможно без проводника было найти дорогу. В какой-то момент Фродо видит далеко внизу Минас Моргул и быстро отворачивается.
Фродо замечает вдалеке каменную башню и красный огонёк - башню Кирит Унгол. Красный огонёк Чёрных врат, где он собирался пойти прямо в руки Врагу, долго светил ему в спину по пути в Итилиэн, а теперь такой же огонёк встречает его на перевале. Куда уйти ему от своей судьбы? Впрочем, призрачный шанс ещё есть.
И переход через перевал Фродо рассматривает как «последний рывок», считая, что если только он сможет его пройти, его задача будет так или иначе выполнена. Он полностью сосредоточен на том, чтобы пройти перевал, не думая ни о чём остальном, настолько, что в конечном итоге это сыграет с ним злую шутку. С другой стороны, важность этого отрезка пути можно только недооценить, переоценить нельзя, он и сам даже не знает, что в некотором смысле это действительно будет последний шаг.
Поднявшись по лестницам, они садятся с Сэмом отдохнуть и поесть. Речь сначала заходит о воде, о том, как трудно будет добыть её в Мордоре, что пьют орки и о воде Моргульской долины. Да, с «водой живой» во всех смыслах в Мордоре придётся плохо. Сэм замечает странный запах, который ему не нравится, а Фродо отвечает, что ему здесь не нравится вообще ничего, всё, и воздух, и земля и вода как будто прокляты - не забываем о его чувствительности к тонким материям из-за Кольца и раны. Но такой им выпал путь. Здесь снова прорываются наружу его эмоции. И вдруг Сэм этот мрачный разговор разворачивает в неожиданную сторону и заговаривает о сказочных сюжетах. О том, как это правильно, что они даже не знали, как им будет трудно и страшно, потому что зная это, они никогда бы сюда не дошли. И что самые интересные истории – это не те, где герой скучает и жаждет приключений, совершает подвиги, а потом возвращается домой – как Бильбо. Хотя попасть именно в такую историю, пожалуй, лучше всего. Но самые интересные и запоминающиеся сказки – это истории о том, как герои оказались в них случайно, но имея миллион возможностей повернуть назад не отступили, и прошли до конца, и не всегда счастливого. И Сэм гадает, в какую историю попали они с Фродо. А это как раз решится сейчас и решится между Сэмом и Голлумом!
Сэм вспоминает историю Берена, то, как Сильмариль оказался на небе и вдруг понимает, что частичку света Сильмариля Фродо несёт с собой в фиале Галадриэли. И делает вывод, что легенды никогда не заканчиваются, и они находятся в той же легенде. Фродо подтверждает, что это так, меняются только действующие лица. А Свет и Тьма противостоят друг другу вечно, и герои историй каждый раз делают свой выбор между ними. И это повторяется с каждым новым витком истории.
И Сэм переходит к тому, что хотел бы услышать их историю у камина, и увидеть её записанной в большой книге красивыми буквами.
Beren now, he never thought he was going to get that Silmaril from the Iron Crown in Thangorodrim, and yet he did, and that was a worse place and a blacker danger than ours. But that's a long tale, of course, and goes on past the happiness and into grief and beyond it – and the Silmaril went on and came to Eärendil. And why, sir, I never thought of that before! We've got – you've got some of the light of it in that star-glass that the Lady gave you! Why, to think of it, we're in the same tale still! It's going on. …
«Берен никогда не думал, что ему придётся добывать Сильмариль из Железной Короны в Тангородриме, но он сделал это, а то место было гораздо хуже и опаснее, чем то, где мы сейчас. Но это очень долгая история, в ней счастье сменяется горем, а она идёт ещё дальше, и Сильмариль попадает к Эарендилю. И, ох, мистер Фродо, мне раньше это и в голову не приходило! У нас, у вас частичка этого света, в звёздочке, которую Леди дала вам! Надо же, подумать только, мы в той же сказке! Она продолжается!»…
Still, I wonder if we shall ever be put into songs or tales. We're in one, or course; but I mean: put into words, you know, told by the fireside, or read out of a great big book with red and black letters, years and years afterwards. And people will say: "Let's hear about Frodo and the Ring! " And they'll say: "Yes, that's one of my favourite stories. Frodo was very brave. wasn't he, dad?" "Yes, my boy, the famousest of the hobbits, and that's saying a lot."'
`It's saying a lot too much,' said Frodo, and he laughed, a long clear laugh from his heart. Such a sound had not been heard in those places since Sauron came to Middle-earth. To Sam suddenly it seemed as if all the stones were listening and the tall rocks leaning over them. But Frodo did not heed them; he laughed again. 'Why, Sam,' he said, 'to hear you somehow makes me as merry as if the story was already written. But you've left out one of the chief characters: Samwise the stouthearted. "I want to hear more about Sam, dad. Why didn't they put in more of his talk, dad? That's what I like, it makes me laugh. And Frodo wouldn't have got far without Sam, would he, dad? " '
`Now, Mr. Frodo,' said Sam, 'you shouldn't make fun. I was serious. '
`So was I,' said Frodo, 'and so I am. We're going on a bit too fast. You and I, Sam, are still stuck in the worst places of the story, and it is all too likely that some will say at this point: "Shut the book now, dad; we don't want to read any more." '
«А ещё мне интересно, мы-то с вами когда-нибудь попадём в песню или сказку? Конечно, мы сейчас в сказке, но я о тех, которые рассказывают у камина, или тех, что читают из большой толстой книги с красными и чёрными буквами, через много лет. И люди скажут: - «А давайте послушаем о Фродо и Кольце!» - А другие ответят: - «О, это одна из моих любимых историй. Фродо был очень храбрым, правда, папа?» «Да, мой мальчик, самый знаменитый хоббит, а это говорит о многом!»
«Это говорит о многом слишком много», - сказал Фродо. И он засмеялся, долгим звонким смехом, идущим от самого сердца. Такого звука не слышали в этих местах с тех пор, как Саурон пришёл в Средиземье. Сэму внезапно почудилось, что камни прислушиваются и высокие скалы склонились над ними. Но Фродо это не заботило, он засмеялся снова. «Почему, Сэм, - продолжил Фродо, - послушать тебя, так мне становится так радостно, как будто история уже написана. Но ты забыл одного из главных героев: Сэмуайза храброго. Я хочу больше послушать о Сэме, папа. Почему в сказке так мало его разговоров, папа? Я их люблю, они такие весёлые. И Фродо не ушёл бы далеко без Сэма, правда, папа?»
«Ну вот, мистер Фродо, - сказал Сэм, - зачем вы смеётесь, я говорил серьёзно».
«И я говорил серьёзно, - сказал Фродо.- И сейчас говорю. Всё идёт очень быстро. Ты и я, Сэм, пока ещё находимся в самом страшном месте нашей истории и очень похоже на то, что кто-нибудь скажет: «Закрой книгу, папа. Мы не хотим читать дальше»».
Вот в этом разговоре, когда Фродо, подхватив игру, обращается то ли в пространство, то ли к Сэму «папа» не только тёплое шутливое дружеское общение и выражение благодарности Сэму, здесь ещё и воспоминания Фродо о детстве и родителях, он ведь потерял их в 12 лет, он их помнит, и предвосхищение будущего, что у Сэма будет сын, которого он назовёт Фродо. Снова пример того, как Толкин обходится со временем, как он из одного момента в настоящем протягивает мостик и в прошлое и в будущее.
У Минас Моргула Фродо уже видел себя как будто откуда-то издалека, и это было под влиянием тёмных чар. Но когда то же самое ему предлагает Сэм, это оказывается отличным способом дистанцироваться, как пишет Кэтлин Валковиак, от ужасного настоящего. И действительно, если попробовать взглянуть на историю не изнутри, а снаружи, так, как будто она уже написана и её читают у камина из книжки, она воспринимается уже совершенно по-другому, чем тогда, когда ты в ней вот прямо сейчас мёрзнешь от ледяного ветра в горах Эфель Дуата в двух шагах от Мордора.
Что же касается того, как Фродо попал эту в историю – помимо того, что Гэндальф увидел в нём избранного и способного вывезти упавшую на его плечи миссию, Фродо ведь сам, будучи ещё в Шире, маялся от смутных желаний куда-то пойти и что-то совершить. Слова Сэма действительно отозвались в его сердце, потому что всё, о чём рассуждал Сэм, было верно и для Фродо тоже. В начале книги явно показано, что спокойная жизнь в уютной усадьбе это не то, чего хотел для себя Фродо, несмотря на традиционную хоббитскую ленцу и любовь к комфорту. В нём был такой огромный нереализованный потенциал, который искал выхода и не давал ему покоя, гнал гулять под звёздами и мечтать о чём-то, а о чём, он и сам не понимал. Он хотел пойти по стопам Бильбо, совершить подвиги, «победить дракона». Его мечты о приключениях исполнились, но только все случилось совершенно не так, как он предполагал. Но именно так, чтобы реализовать весь его личностный потенциал до конца, такое, на самом деле, выпадает мало кому в истории. Другое дело, что такая реализация сопряжена с экстримом и испытаниями и даже с выходом куда-то за грань.
Сэм же отправился в легенду именно за Фродо. И сидя на пороге Мордора с удовольствием заявлять, что попал в сказку и хочется дальше, а не «выпустите меня отсюда, мне страшно» это тоже заявка на такой характер, который достоин составить компанию тому, кому доверено идти и спасти мир.
Но Фродо и Сэм прихватили с собой в сказку ещё и третьего персонажа. И столкнувшись с ними, наблюдая за ними, он, давно порабощённый Злом, вдруг оказался на распутье. И вот как раз здесь, от его выбора Света или Тьмы, который должны сделать все герои историй, будет зависеть ход дальнейшей истории Фродо и Сэма. Будет ли их история такой же, как история Бильбо, или той, которые интереснее всего слушать, но участвовать в них очень тяжело.
Сэм отвечает Фродо, что он бы хотел знать, что будет дальше, что бы там ни случилось, и, именно Сэм, предполагает, что в этой истории Голлум тоже мог бы стать героем. И обращается к нему с этим вопросом. И вопрос повисает в воздухе, потому что Голлум исчез. Мы, зная уже, в чём причина его исчезновения, могли бы сказать, что вот он ответ – Голлум пошёл предупреждать Шелоб о том, что скоро приведёт ей вкусный завтрак из двух блюд. Однако автор пока ещё не выложил все карты на стол. И окончательный ответ будет дан позже.
Из дальнейшего разговора Фродо и Сэма мы можем понять, как на данный момент оба к нему относятся. Сэм, как всегда, впрочем, полон подозрений, хотя он готов предоставить ему выбор, он озвучивает это. Вопрос, готов ли он его принять и поверить, и готов ли сам Голлум принять свой выбор и поверить в него. И может ли он до сих пор выбирать свободно. А вот Фродо, хоть и понимает, что от Голлума можно ждать всего, чего угодно,
«If he’s false, he’s false»
Если он обманет, значит обманет.
но думает о нём гораздо лучше, чем тот заслуживает. Фродо вполне допускает, что Голлум может выжидать удобного случая, чтобы добыть Кольцо, но вот такого ясного хладнокровного плана их предательства он от него всё-таки не ждёт. Фродо сам слишком честен и добр, чтобы ждать такой чёрной подлости от других.
Зато Сэм хорошо помнит яму у Мораннона, спор Голлума со Смиголом, закончившийся победой первого и протянутые голлумовы лапы к горлу спящего Фродо. У Сэма тоже важная миссия – он хранит Фродо от бед и он действует исходя из этого. Именно помня об увиденном в той яме, он укладывает Фродо спать к себе на колени, не просто так употребив слово «pawing» - что-то типа «скрести лапами (а на лапах бывают когти)» он никак не может забыть угрозу, которую Голлум представляет для Фродо, и решает во что бы то ни стало уж от неё-то Фродо уберечь.
