Лига историков

История авиации в России – тема очень широкая. В данном посте речь пойдет о том, как до революции готовили первых пилотов.

Предшественницей авиационных школ можно считать основанную в 1885 году Воздухоплавательную команду под началом поручика А. М. Кованько. Располагалась она на Волковом поле под Петербургом.  В команду входили 2 унтер-офицера и 20 солдат, и число участников со временем выросло. Солдат учили телеграфной азбуке, фотографии, обращению с телефонами, приготовлению сигнальных шаров из пергаментной бумаги, обращению с газодобывающей установкой и паровой лебёдкой. Они изучали устройство воздушных шаров, наполнение их газом, занимались гимнастикой. А. М. Кованько 18 мая 1886 года провел первую опытную воздушную съемку над столицей. Также команда имела голубятню. Почтовых голубей применяли при полётах аэростатов и дирижаблей на дальние расстояния, чтобы в случае необходимости можно было с их помощью сообщить о неполадках.

Позже Воздухоплавательную команду переименовали в Учебный воздухоплавательный парк (УВП). Воздушные шары, аэростаты планировалось использовать в военных целях, в том числе для разведки и для корректировки работы артиллерии.

В 1904 г. в составе УВП была открыта Военная воздухоплавательная школа, с которой сотрудничали Д. И. Менделеев, Н. Е. Жуковский. В 1910 году была сформирована Офицерская воздухоплавательная школа.

Из воспоминаний пилота Р. Л. Нижевского: «Оставшись в постоянном составе Офицерской воздухоплавательной школы, я первое время заведывал солдатской школой по подготовке мотористов и шоферов и был одновременно инструктором у офицеров переменного состава по подъему на привязных аэростатах и по свободным полетам. Мой первый полет на свободном шаре был произведен в 1909 году. В день полета стояла облачная погода с небольшим, в 2-3 м/с, ветром ЗЮЗ направления. Часов в 10 утра наполненный светильным газом шар поднялся в воздух и медленно поплыл на ВСВ. После почти семичасового пребывания в воздухе было замечено увеличение облачности, ускорение ветра и некоторое изменение направления нашего полета. Мы летели теперь прямо на Ладожское озеро и нам была уже видна неприветливая сине-серая его поверхность с белыми барашками на гребнях волн. Так как балласта было у нас немного и направление ветра было для нас неблагоприятным, то я решил произвести спуск еще до озера. Должен сказать, что толкнула меня на такое решение еще и вспомнившаяся мне гибель в прошлом, 1908 году, воздушного шара, когда из-за переменившегося направления ветра и внезапного ухудшившейся погоды погиб весь экипаж шара: опытный руководитель полета, поручик М. Г. Кологривов, и три офицера переменного состава — поручики Лихутин, Сафонов и третий, чьей фамилии я уже не помню.

Чтобы не опуститься на поверхность Финского залива и дать возможность другим членам экипажа лететь дальше, офицеры, по-видимому по жребию, выбрасывались один за другим из корзины шара, и еще в течение целого месяца после катастрофы тела их находили на большом расстоянии друг от друга. Вспомнив красочное описание А. М. Кованько спусков в таких экстренных случаях, я начал готовиться к посадке... Шар валится вниз, врезаясь в гущу леса. Раздается треск, хруст… и наша корзина застревает в ветках высокого строевого соснового леса, в 6-8 метрах от земли… При таких весьма скромных статических и аэродинамических качествах наших дирижаблей не было, конечно, никакой возможности дать офицерам переменного состава надлежащей подготовки в пилотировании, так как каждому из них за летний практический период не удавалось сделать больше одного, редко — двух, полетов, продолжительностью в 1-2 часа… Полеты на этих дирижаблях производились обыкновенно над школой и Петербургом, с удалением от них не более как на 30-40 верст. Иногда во время полетов производились посадки и вне школы: в Ижорском лагере, Гатчине, Кронштадте, Красном Селе, с возвращением затем в школу-элинг. Само обучение пилотированию и последующая тренировка состояли в том, чтобы приучить будущих пилотов использовать надлежащим образом статические данные дирижабля и его аэродинамические возможности. Для этого нужно было быть, во-первых, хорошо знакомым с самой природой атмосферы, ее изменениями и с причинами этих изменений и, во вторых, приобрести навык вовремя использовать все способы управления, то есть — выпуск газа, выбрасывание балласта, рули высоты и направления. Необходимо было также хорошее знакомство с реакциями дирижабля на всякие изменения условий полета…» Помимо обучения в Офицерской школе занимались и своими разработками.

Выпускник Офицерского класа УВП С. А. Ульянин предложил много передовых по меркам своего времени идей. В 1908 году он получил патент на изобретение фотографического аппарата для автоматической записи фотограмметрических данных. Этот прибор использовался до 1920-х годов.

Тем временем начала активно развиваться авиация, которая воздухоплавание не вытесняла, а первое время развивалась параллельно. А. М. Кованько добился выделения средства на постройку пяти аэропланов в мастерских УВП. Во время Первой мировой войны дирижабли использовали прежде всего для аэроразведки, а также с них иногда сбрасывали бомбы. По воспоминаниям и воздухоплавателя, и авиатора Р. Л. Нижевского, дирижабль не мог подняться выше 800-1000 метров и скорость его полета не превышала 14 м/сек, поэтому он был удобной целью для противника. Некоторые воздухоплаватели со временем пересели на самолеты. При УВП появился и работал до 1916 года авиационный отдел, позже параллельно с Гатчинской авиационной школой.

Еще осенью 1908 года во Францию были командированы офицеры парк-капитаны Н. И. Утешев и С. А. Немченко для изучения новинок и возможности их применения в армии. Сначала им предложили закупить импортные аппараты. В 1909 году приняли решение о создание аэродрома в Гатчине. Аэродром был открыт в 1911 году. Там располагались ангары, мастерские, хранилище для топлива, метеостанция и многое другое. По сути, целый городок.

Одним из первых, кто оценил перспективы использования авиации в военных целях, был Великий князь  Александр Михайлович Романов, который изначально планировал посвятить себя флоту. По его инициативе в  марте 1910 года в составе Особого комитета по восстановлению морского флота был создан Отдел воздушного флота.

Из воспоминаний Великого князя А. М. Романова: «Как-то утром, просматривая газеты, я увидел заголовки, сообщавшие об удаче полета Блерио над Ла-Маншем. Эта новость пробудила к жизни прежнего Великого Князя Александра Михайловича. Будучи поклонником аппаратов тяжелее воздуха ещё с того времени, когда Сантос-Дюмон летал вокруг Эйфелевой башни, я понял, что достижение Блерио давало нам не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны. Я решил немедленно приняться за это дело и попытаться применить аэропланы в русской военной авиации. У меня ещё оставались два миллиона рублей, которые были в свое время собраны по всенародной подписке на постройку минных крейсеров после гибели нашего флота в русско-японскую войну. Я запросил редакции крупнейших русских газет, не будут ли жертвователи иметь что-либо против того, чтобы остающиеся деньги были бы израсходованы не на постройку минных крейсеров, а на покупку аэропланов? Чрез неделю я начал получать тысячи ответов, содержавших единодушное одобрение моему плану. Государь также одобрил его. Я поехал в Париж и заключил торговое соглашение с Блерио и Вуазеном. Они обязались дать нам аэропланы и инструкторов, я же должен был организовать аэродром, подыскать кадры учеников, оказывать им во всем содействие, а главное, конечно, снабжать их денежными средствами. После этого я решил вернуться в Россию. Гатчина, Петергоф, Царское Село и С. Петербург снова увидят меня в роли новатора.

Военный министр генерал Сухомлинов затрясся от смеха, когда я заговорил с ним об аэропланах.

— Я вас правильно понял, Ваше Высочество, — спросил он меня между двумя приступами смеха: — вы собираетесь применить эти игрушки Блерио в нашей армии? Угодно ли вам, чтобы наши офицеры бросили свои занятия и отправились летать чрез Ла-Манш, или же они должны забавляться этим здесь?

— Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Я у вас прошу только дать мне несколько офицеров, которые поедут со мною в Париж, где их научат летать у Блерио и Вуазена. Что же касается дальнейшего, то хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Государь дал мне разрешение на командировку в Париж избранных мною офицеров. Великий Князь Николай Николаевич не видел в моей затее никакого смысла.

Первая группа офицеров выехала в Париж, а я отправился в Севастополь для того, чтобы выбрать место для будущего аэродрома. Я работал с прежним увлечением, преодолевая препятствия, которые мне ставили военные власти, не боясь насмешек и идя к намеченной цели. К концу осени 1908 г. мой первый аэродром и ангары были готовы. Весною 1909 г. мои офицеры окончили школу Блерио. Ранним летом в Петербурге была установлена первая авиационная неделя. Многочисленная публика — свидетели первых русских полетов — была в восторге и кричала ура. Сухомлинов нашел это зрелище очень занимательным, но для армии не видел от него никакой пользы. Три месяца спустя, осенью 1909 года, я приобрел значительный участок земли к западу от Севастополя и заложил первую русскую авиационную школу, которая во время великой войны снабжала нашу армию летчиками и наблюдателями». Авиационная школа в Севастополе была торжественно открыта 24 ноября 1910 года на аэродроме Куликово. Она стала второй в стране и первой, где готовили исключительно военных летчиков. Первые выпускники получили дипломы в октябре 1911 года в присутствие Николая II.

Почти все первые летчики были кадровыми военными. В 1910-1916 годах авиационный отдел Офицерской воздухоплавательной школы и Гатчинская военно-авиационная школа подготовили 342 летчиков, в том числе 269 офицеров и 73 нижних чинов. Иногда платно брали несколько учеников из числа гражданских лиц. Многие современники отмечали смелость и авантюризм первых авиаторов. Элитой российских войск они однако не считались. Более того, до Первой мировой войны значительная часть людей воспринимала авиацию только как развлечение и блажь, в военном деле абсолютно бесполезную. Из воспоминаний В. Трубецкого: «Бывало так, что в самый разгар наших кавалерийских эволюции - внезапно с оглушительным треском на поле появлялся тихоходный, неуклюжий и неповоротливый "фарман", похожий с виду на какую-то большую и нелепую этажерку. Причем сия трескучая этажерка медленно и тяжело пролетала над нашими головами на высоте всего лишь нескольких аршин, едва не касаясь своими колесами острых кончиков наших пик. Эта безобразная штучка страшно пугала лошадей, заглушая команду начальства и сигналы трубачей, внося своим появлением ужасный кавардак в наше учение. Несмотря на то, что военное поле было большое, гатчинские летчики почему-то норовили летать именно там, где в данную минуту находился наш полк, имея явное намерение похулиганить. Военная авиация была тогда еще в зачаточном состоянии. Ею интересовались скорее как новым и любопытным видом рискованного спорта, нежели как военным фактором, мощь которого была сомнительна для многих старых начальников-генералов, относившихся к самолетам иронически. Тогдашние гатчинские летчики - эти пионеры летного дела в России - состояли из офицерской молодежи приключенческого типа, которой надоело тянуть лямку в своих полках. Летчики, увлекаясь своим новым делом, однако, имели хотя и лихие, но тем не менее хулиганские замашки. В новой школе дисциплина по первоначалу была слабая, и молодым летчикам, видимо, доставляло удовольствие портить ученье, а заодно и настроение таким земным существам, какими были мы кавалеристы. При появлении "фармана" наш генерал, как правило, входил в раж, грозил пилоту кулаком, а полковой адъютант, вонзив шпоры в коня, карьером летел к начальнику летной школы с требованием прекратить безобразие, что начальник школы далеко не всегда мог выполнить, ибо не знал способа, каким бы он мог вернуть обратно первобытный самолет, управляемый шутником-летчиком. Наш генерал - фанатик кавалерийских учений - требовал наказания летчика за хулиганство, но начальник летчиков - не меньший фанатик своего дела - напирая на неведомую нам технику, всегда находил оправдания для своих офицеров. Не смея входить в пререкания с таким влиятельным генералом, каким был Арапов, летное начальство предлагало на будущее время согласовать расписание занятий на военном поле, однако никакие согласования не помогали, и бесшабашные летчики по-прежнему портили кровь бравого нашего генерала и ревностных командиров эскадронов».

Из воспоминаний героя Советского Союза А. Т. Спирина: «Широко были распространены суеверия и всяческие приметы. Доходило до смешного. Например, было «точно установлено», что по понедельникам летать нельзя. День тяжелый - можно разбиться. Нельзя лететь только-что побрившись - это очень плохой признак. Надо бриться обязательно накануне, и ни в коем случае не в день полета. Достаточно сказать летчику – “счастливо”, чтобы испортить настроение перед полетом. Безобидное дружеское пожелание оказывалось «ужасной» приметой. Надо было говорить – “ни пуха, ни пера”. Встреча с попом или кошкой, перебежавшей дорогу, влекла отмену полета. Нельзя было фотографировать летчика перед вылетом, считалось, что он наверняка разобьется… Вырабатывались и особые внешние манеры. Одевался летчик так, чтобы каждая деталь костюма подчеркивала ухарство. Сочинялись особые брюки-галифе со всякими кнопочками, шнурочками, тесемочками. В большой моде были длинные, до колен, ботинки на шнурках. На голове носили бархатные пилотки с обязательным орлом. Орел этот, распространенный в царской авиации, немного видоизменившись, некоторое время оставался и у нас. Летчики носили металлические черные орлы, летчики-наблюдатели – желтые». Спирин отмечал бахвальство и легкомыслие первых пилотов, частый непрофессионализм. Но его мнение может быть предвзятым, так как свои воспоминания он писал уже при советской власти.

Во время Первой мировой войны отношение к авиации изменилось. Дирижабли, аэростаты, воздушные шары оказались малоэффективны. Их было легко заметить, они были удобной мишенью, легко выводились из строя. Могли возникать ЧП из-за газовых баллонов. Авиация оказалась удобнее и для раведки, и для атак  на противника. Из книги М. М. Чайковского «Воспоминания летчика-наблюдателя (1914-1916 г.)»: «В ожидании царского объезда все стояли "вольно". Вдали послышался густой звук моторов и стал виден большой аэроплан. "Сикорский, Сикорский", — раздались голоса. "Русский Витязь" низко пролетел над войсками, на верхней площадке у перил стоял, сняв шляпу, Сикорский. Сделав круг, аппарат спустился на поле недалеко от нас. После "зари" нам было разрешено подойти ближе и рассмотреть его. Не думал я тогда, что буду летать на таком же "Илье Муромце" в составе его экипажа… 1914 год... Прошла неделя, другая, но мои старания пойти на фронт оставались напрасными. Ввиду ускоренных выпусков юнкеров, было распоряжение: опытных офицеров никуда из училища не откомандировывать. Однажды во время ужина в офицерском собрании мой сосед штабс-капитан Чудинов, с которым мы часто по-дружески пикировались, с улыбкой сказал: "М. М., вы хотите уйти на фронт, а на "Илье Муромце" установлена пушка, и принимают офицеров для борьбы с "Цеппелином". Я ответил ему какой-то шуткой, но в следующую субботу был на Комендантском аэродроме. Там я окунулся в незнакомую мне до тех пор атмосферу. В бараках-мастерских собирали новые "Ильи Муромцы", в больших палатках стояли уже готовые. Везде чувствовалась оживленная деятельность. Выводят на старт учебный аппарат. К нему подходит публика, пошел и я. "Вы тоже хотите летать?" — "Да", — отвечаю. "Пожалуйте, еще можно, пока только восемь человек". Поднимаюсь в кабинку-каюту. Она просторная, я стою во весь рост. По бокам окна, впереди перед большим стеклом сидят пилот-инструктор и ученик, левее у рычагов "газа" моторов стоит механик. Я надел поданный мне шлем, который, как позже я оценил, хорошо защищает голову от удара. Моторы загудели, "Илья Муромец" тронулся, тяжело побежал, и мы полетели. Но ощущение полета было совсем другое, чем на малом аэроплане, как будто вы вошли в трамвай, и он полетел. И в то же время чувствовалась мощь моторов, внушительные размеры "Ильи Муромца" производили впечатление, думалось, вот если его хорошо вооружить... После этого я часто летал, выходил на переднюю и верхнюю площадки и перед полетом заводил пропеллер, что требовало особой сноровки (тогда это делалось рукою)… Так продолжалось недели две, пока я не получил от Руднева телеграмму с требованием приехать в Гатчину. Там уже были получены четыре "Вуазена" и прибыли еще летчики: штабс-капитан Чехутов с братом-наблюдателем… Наш отряд был назначен в состав войск десанта у Босфора, и, погрузившись на поезд, мы отправились в Севастополь…

Стояла весна 1915 г. На лужайке около какого-то хутора весь отряд разместился по палаткам. Получив из штаба задание на разведку, мы с Ильинским полетели в одном направлении, а Чехутовы в другом. На высоте 1800 м перешли позиции, отмеченные на карте по сведениям штаба. В ясный, солнечный день так хорошо видны все изгибы окопов. Тень в углублениях еще больше подчеркивает рисунок. Отдельных людей не видно, их замечаешь при их движении. Отметил на карте некоторые подробности. За окопами сначала полное отсутствие жизни, но потом все больше и больше движения. Сначала отдельные люди, потом группы и повозки, в деревнях уже обозы, а вот и небольшая пехотная колонна. Отметил ее длину и направление движения. Осмотрев указанный район, повернули назад. Я чувствовал удовлетворение, что, наконец, был над неприятелем, и досаду, что ничего серьезного не видел. Но начальник штаба при моем докладе сказал: "Это, молодой, не горюйте, что разведка пустая, иногда это лучше, чем "густая". Нам только важно знать правдивую картину". И эти слова старого полковника я запомнил навсегда, как правило… Фотографирование позиций было одной из самых простых и в то же время неприятных задач. Фотографический аппарат (системы Ульянова) был установлен в полу кабинки, нужно было только в определенные промежутки времени нажимать грушу аппарата, но лететь точно над позицией и не менять высоты».

Примечательно, что в 1910 году в Гатчине открыли еще одно учебное заведение –  авиационную школу «Гамаюн». Школа была частной, и в нее принимали гражданских лиц, в том числе женщин. Первая из них – Лидия Зверева, получила диплом 23 августа 1911 года получила. Лидия Зверева родилась в 1890 году, была дочерью генерала, героя войны 1877—1878 годов Виссариона Ивановича Зверева. Еще в детстве она поднялась на аэростате возле крепости Осовец, где служил ее отец. Из воспоминаний Зверевой: «Авиацией я увлеклась давно. Еще будучи маленькой девочкой, я с восторгом поднималась на аэростатах в крепости Осовец и строила модели, когда в России никто еще не летал, и только в газетах изредка появлялись вести об успехах заграничных конструкторов». Она закончила гимназию, затем Белостокский институт благородных девиц, в 17 лет вышла замуж, но через 2 года ее муж внезапно скончался. После этого Зверева радикально изменила свою жизнь, став первой в России женщиной, которая получила диплом пилота-авиатора (и 31-м человеком в стране, вообще имеющим диплом авиатора). Учившийся с ней К. К. Арцеулов вспоминал о ней так: «Зверева летала смело и решительно, я помню, как все обращали внимание на её мастерские полёты, в том числе и высотные. А ведь в то время не все рисковали подниматься на большую высоту». Надо заметить, что на женщину за штурвалом позитивно отреагировали не все. Однажды недоброжелатель даже подсыпал ей опилки в мотор. Она участвовала в демонстрационных полетах, однако позже решила отказаться от них. Во время обучения она познакомилась с летчиком В. В. Слюсаренко, который стал ее мужем. Зверева, Слюсаренко и  директор завода «Мотор» инженером Калепом открыли летную школу в Риге. Там же они тестировали самолеты, собранные на заводе «Мотор». С началом Первой мировой войны производство перенесли в Петроград. Там наладили самостоятельное производство. Зверева была первой, но далеко не последней женщиной-авиатором. Однажды она пережила крушение самолета, но при своей опасной профессии умерла в 26 лет от тифа.

После революции часть авиационных школ закрылась, часть работала под другими названиями. Появилось и много новых. Развивались и авиация, и обучение пилотов.

P. S. С Днем армейской боевой авиации всех причастных!

Часть информации и изображений взята тут

Романов А. М. Книга воспоминаний"

Нижевский Р. Л. "Мой служебный путь воздухоплавателя, дирижаблиста и военного летчика"

Спирин И. Т. "Записки военного летчика"

Трубецкой В. "Записки кирасира"

https://zavodfoto.livejournal.com/2650995.html?view=comments

https://tangomango78.livejournal.com/207934.html

https://ru.wikipedia.org/wiki/Зверева,_Лидия_Виссарионовна

В 1152 году, когда Уильяму было пять лет, его отец, Джон Маршал, оказался втянут в один из многочисленных конфликтов гражданской войны, полыхавшей тогда в Англии.

Джону принадлежал укрепленный форпост неподалеку от Лондона. И вот эта крепость приглянулась королю Стефану Блуаскому, внуку Вильгельма I Завоевателя.

В начале лета 1152 года король Стефан осадил замок. Джон, не обладавший достаточным количеством войск, чтобы снять осаду, попросил Его Величество о перемирии, а в качестве заложника предложил ... своего пятилетнего сына, Уильяма.

Стефан согласился на такой расклад: когда мальчишку привезли в его лагерь, королевское войско было отведено. Однако, вскоре Стефану доложили, что Джон Маршал обманул его, начав спешное возведение дополнительных подкреплений и пригласив в форпост наемников.

Узнав об этом, Стефан отправил к Джону своего советника. Посланник передал Маршалу: если тот не прекратит военную деятельность в крепости, его сын будет повешен. Ответ Джона был следующим:

«У меня есть ещё молот и наковальня, чтобы выковать других детей, ещё лучших».

Король Стефан осерчал. Он приказал схватить маленького заложника и немедленно отправить на виселицу. Однако, когда мальчика повели на казнь, он начал как ни в чем не бывало играть с копьем стражника - и это растрогало Его Величество.

Тем не менее, злоба на Джона Маршала была все еще очень сильна. Чтобы отомстить своему врагу, король Стефан решил посадить мальчика в катапульту и зашвырнуть в осажденный замок.

Но и этому не суждено было случиться. Когда малыша Вилли подвели к катапульте, тот решил, что это - качели. Мальчик забрался в ложку и, смеясь, начал просить "покатать" его. На глазах сурового Стефана показались слезы, и он приказал вытащить Вилли из катапульты.

Мальчик провел в качестве заложника больше года. Король Стефан сильно привязался к доброму и веселому малышу, и относился к ребенку, как к воспитаннику, а не как к пленнику. Его Величество кормил Уильяма разными вкусностями, и даже играл с ним в рыцарей.

В 1153 году Джону Маршалу пришлось сдать замок, а вскоре закончилась и гражданская война. Король Стефан помирился со своей кузиной и, по совместительству, главным соперником - королевой Матильдой. Было решено, что Стефан останется королем до конца жизни, а его наследником станет Генрих Плантагенет, сын Матильды.

Маленького Уильяма отпустили к отцу и матери.

Король Стефан скончался в 1154 году, передав власть Генриху II. Поначалу отношение нового короля к Джону Маршалу было вполне дружеским, однако, уже в 1154-ом положение рыцаря при дворе пошатнулось. Да, он все еще сохранял должность маршала, но его земли были разделены между другими баронами.

Оставшиеся в собственности Джона наделы достались старшим братьям Уильяма, ему же не досталось от отца ничего, кроме родового прозвания - Маршал.

В 1160 году Уиллу исполнилось 14 лет, и по приказу отца он отправился в Нормандию на обучение к рыцарю Гильому де Танкарвилю. С мальчиком в дальний и тяжелый путь отправился лишь один слуга.

Де Танкарвиль оказался человеком исключительно благородным, искусным в военном деле и чрезвычайно сильным физически. Уильям стал оруженосцем этого достойнейшего рыцаря.

Юный Маршал провел в замке де Танкарвиль семь лет, обучаясь всевозможным рыцарским премудростям и средневековому этикету. Помимо прочего, Уильям научился танцевать, петь, шикарно одеваться.

Но основной страстью Уильяма было военное искусство. Под руководством де Танкарвиля юноша превратился в сильного и выносливого рыцаря, великолепно владеющего всеми видами боевого оружия. Отменные успехи Уильям продемонстрировал и верховой езде.

В 1166 году Гильом де Танкарвиль посвятил 20-летнего Уильяма Маршала в рыцари. В этом же году Нормандия вступила в войну с союзом трех графств - Булонь, Фландрия и Понтье.

Уильям, хотя и не обязан был защищать свою новую родину, присоединился к отряду рыцарей де Танкарвиля. В первом же бою Маршал показал себя невероятным храбрецом: он сразился сразу с тремя опытными рыцарями и одолел их.

После завершения войны де Танкарвиль решил уменьшить количество рыцарей в своем замке - содержать личную гвардию было весьма разорительно. "Под раздачу" попал и Уильям Маршал, которому пришлось покинуть своего учителя.

В 1165 году Уильяма узнает о смерти в Англии своего отца и двух братьев. Наследством завладел Джон II Маршал. Уильям не захотел возвращаться на Туманный Альбион, где его ждала не самая веселая судьба приживалы в замке брата.

Купив на рынке вьючную лошадь, Уильям стал бродячим безземельным рыцарем - в Средневековье таковых было немало.

На жизнь Маршал зарабатывал, участвуя в рыцарских турнирах, которые как раз стали весьма распространены. Выпросив у бывшего патрона де Танкарвиля боевого коня, Уильям отправился на турнир в Сен-Жаме неподалеку от Ле Мана.

В первом же поединке Уильям выбил из седла популярного рыцаря Филиппа де Валоня, вызвав восторг у публики. За победу Маршал получил круглую сумму, которая надолго поправила его финансовое положение.

На протяжении всего 1167 года Уильям участвовал во всех турнирах. В большинстве случаев он побеждал, но были и досадные поражения. Так, фламандский рыцарь Матье де Валинкур, сокрушил молодого соперника - и Уильям погиб бы, если бы не взмолился о пощаде и не пообещал заплатить большой денежный выкуп за свою жизнь.

В 1168 году Уильям все же решил вернуться в Англию. Он знал, что король Генрих II запретил рыцарские турниры, но Маршал больше не хотел биться за деньги. Молодой рыцарь надеялся найти на Родине патрона, который будет платить ему за охрану. И таковой покровитель быстро нашелся - это был его дядя, граф Патрик Солсбери.

В составе отряда графа Солсбери Уильям принимал участие в военной кампании в Аквитании, подавлял восстание Лузиньянов, сопровождал короля Генриха II на север Англии для встречи с французским монархом Людовиком VII.

В одной из битв с Лузиньянами был убит граф Солсбери. Уильям сражался за своего дядю и покровителя, как лев, но был ранен и пленен.

Второй раз в своей жизни Уильям Маршал стал пленником. Рыцаря бросили в подвал и забыли там - он был особо никому не нужен. Уильяму чудом удалось выжить.

В дальнейшем Маршал стал советником Генриха-младшего - 15-летнего сына Генриха II.

Через три года Генрих-младший восстал против отца. Одним из тех, кто принес ему клятву верности, был и Уильям Маршал.

Мятеж продолжался вплоть до 1174 года. В результате убедительную победу одержал Генрих II, который, впрочем, пощадил сына и его рыцарей.

Поняв, что свергнуть отца ему не удастся, Генрих-младший со своими рыцарями отправился в Нормандию для участия в турнирах. Вскоре имена Молодого короля, Уильяма "Бог за Маршала" и других великих бойцов гремели на всю Европу.

Уильям и Генрих-младший стали настоящими друзьями, но осенью 1182 года Молодой Король заподозрил свою супругу, Маргариту Французскую, в измене с Маршалом. Рыцарь был удален из свиты принца.

11 июня 1183 года Молодой Король скончался. Перед смертью Генрих заявил, что не держит зла на Уильяма Маршала и считает того жертвой оговора.

В 1186 году король Генрих II принял Уильяма в свою свиту, после чего началось резкое возвышение рыцаря. Маршал получает свое первое поместье с хорошим годовым доходом. Кроме того, Генрих II поручает Уильяму опекать наследника трона, молодого Ричарда Львиное Сердце.

18 ноября 1188 года Ричард, находившийся под сильным влиянием короля Франции Филиппа II Августа, вызвал гнев своего отца. Генрих II обвинил сына в предательстве и отказал ему в праве на английский трон.

Впрочем, на тот момент Генрих был уже тяжело болен, и он мало что мог противопоставить молодому задору Ричарда Львиное Сердце.

6 июля 1189 года Генрих II скончался. Ричард стал королем Англии.

Во времена Ричарда Львиное Сердце Уильям Маршал добился огромных высот. Новый король полностью доверял рыцарю.

Уильям женился на богатой аристократке Изабелле де Клер, взяв в качестве приданного огромные земли с несколькими замками. Женитьба сделала Маршала одним из богатейших людей страны.

Рыцарь преданно служил королю Ричарду, но в Третьем крестовом походе почему-то не участвовал.

После гибели Ричарда в марте 1199 года, Уильяму Маршалу пришлось служить распутному и жестокому королю Иоанну Безземельному, который стал одним из худших монархов в истории Англии.

Маршал предпринимал при дворе огромные усилия, чтобы не навлечь на свою семью недовольство взбалмошного Иоанна. Тем не менее, в 1205 году Иоанн Безземельный лишил Уильяма своей милости: рыцарь впал в опалу.

Лишь после смерти Безземельного в 1216 году Маршал снова оказался при дворе, причем его возвышение было просто невероятным: Уильям стал регентом при 9-летнем Генрихе III.

Вплоть до своей смерти в 1219 году в почтенном возрасте 73 лет, сэр Уильям Маршал, фактически, правил страной.

Так сложилась судьба рыцаря, жизнь которого едва не оборвалась в раннем детстве самым жестоким образом - еще бы, его собирались запустить в стену из катапульты! - но храбрость, жизнелюбие и верность королю, позволила ему выжить и добиться невиданных высот.

(с) Василий Гавриленко, то есть, я)

Следующий протазан тоже из Франции, но XVI века. Его носили королевские стражники при короле Генрихе III. Массивный наконечник в длину достигает 92 см и весит 1.7 кг. Из Вустерского музея:

Следующий экземпляр представляет собой обычное копье, но с искусной гравировкой. Такие копья носила стража правителя Священной Римской империи Фердинанда I, на что указывают инициалы "KF" (Kaiser Ferdinand) и год "1558". Длина оружия - 211 см. Из Художественного музея Уолтерса:

А теперь посмотрим на оружие, которое носили стражники сына Фердинанда I - императора Максимилиана II. Это куза (или глевия) с двуглавым орлом, сдвоенной "М", "1564" годом и надписью "DEUS PROVIDEBIT" ("Бог предвидит"). Из Художественного музея Филадельфии:

Еще один образец родом из немецких земель. Теперь уже алебарда придворной стражи сына Максимилиана II эрцгерцога Эрнста Австрийского. Изображены герб и год "1593". Длина алебарды - 243 см. Из музея Вены:

Последний император Священной Римской империи Франц II, по-видимому, любил окружать себя золотом. Иначе не объяснишь выбор таких алебард для его стражи в 1797 году. В длину оружие 234 см. Из оружейной палаты Венского музея истории искусства:

Кажется, личные телохранители английского короля Генриха VIII смотрелись куда интереснее. С такими-то золочеными молотами. Длина его 185 см при весе 4 кг. Из Музея армии в Париже:

Не меньше восхищает форма протазана для телохранителей курфюрста Саксонии Фридриха Августа Сильного, который в конце XVII века на короткий срок стал и королем Польским. В длину оружие достигает 262 см, а весит 2.7 кг. Из Метрополитен-музея:

Стоит отметить, что не одним лишь древковым оружием вооружались личные "секьюрити" монарших особ. Аналогичный путь также прошли двуручные мечи, которые в конце XV и в первой половине XVI веков пользовались ограниченной популярностью среди швейцарских и немецких наемников.
Например, такие двуручники (цвайхендеры) носили стражники герцога Юлия Брауншвейг-Вольфенбюттельского. Изготовили их в 1570-е годы. Оружие с внушительными габаритами - 195 см и 4.6 кг. Можно лишь посочувствовать тем, кто держал их в определенном положении во время торжественных церемоний. Из Художественного музея Филадельфии:

Сегодня как древковое оружие, так и двуручные мечи можно увидеть в руках швейцарской гвардии в Ватикане.

Наш канал в телеграме:
https://t.me/isbattlez
И в Дзене:
https://dzen.ru/battlez