Архивный полусвет. Пыль пахнет временем и распавшейся на молекулы бумагой. Я читаю не документы — я слушаю голоса. Они спорят, кричат, оправдываются и молчат. Голоса Солдата, Офицера, Системы. И над всем этим — навязчивый, пронзительный миф: «Пулемёты били по своим».
Первый голос — сухой, казённый. Доклад УОО НКВД СССР, октябрь 1942 года:
«За период с 1 августа по 15 октября с.г. заградительными отрядами войск НКВД задержано 140 755 военнослужащих, бежавших с передовой линии фронта.
Из числа задержанных:
—арестовано 3 980 человек,
—расстреляно 1 189 человек,
—возвращено в свои части и на пересыльные пункты 131 094 человека».
Я перечитываю последнюю цифру. 131 094. Девяносто три процента. Эти люди не были расстреляны. Их не отправили в лагеря. Их вернули в строй. В окопы. К орудиям. Они получили второй шанс, которого на войне лишены миллионы. Где здесь «массовые расстрелы»? Миф уже дал трещину.
Второй голос — исповедь командира. Старший лейтенант М.М. Козлов, Воронежский фронт, 1942 год:
«Под Старым Осколом наши дрогнули и побежали. Вижу, на опушке встала цепь. Думал, свои. Оказалось — заградотряд. Командир кричит: «Стой! Назад! Стрелять буду!». Но толпа уже не могла остановиться. Тогда они дали очередь поверх голов. Большинство залегло, но некоторые продолжали бежать. По ним стреляли уже на поражение. Убитых было человек десять... После этого отход остановили, и нас снова собрали в подразделения».
Да, они стреляли. Но сначала — предупредительно. И стреляли не по толпе, а по тем, кто, поддавшись животному ужасу, сносил всё на своём пути, обрекая на смерть тех, кто держался. Это была страшная, но вынужденная хирургия.
Третий голос — голос разума и опыта. Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский:
«Приходилось встречать и такое мнение, что заградотряды будто бы только тем и занимались, что стреляли по своим. Это неверно. Если говорить откровенно, они действовали главным образом против трусов, паникёров, дезертиров, оставлявших поле боя в решающие моменты. Бывало, что заградотряды и сами вступали в бой с немцами, когда того требовала обстановка».
И он не бросал слов на ветер. Передо мной — Журнал боевых действий 70-й армии, 1943 год:
«Противник силою до полка пехоты при поддержке танков прорвал оборону 102 сд. Для ликвидации прорыва были брошены резервы, в том числе 128-й отдельный заградительный отряд армии. Отряд вступил в бой с превосходящими силами противника и в течение 6 часов сдерживал его наступление, понеся значительные потери, но не отступив».
«Понеся значительные потери». Этими сухими словами описывается гибель людей, которых миф изображает «тыловыми крысами». Они гибли, как и все. Они закрывали собой дыры в обороне, которые не могли закрыть другие.
Взгляд генерала П.Н. Лащенко:
«Да, были заградотряды. Но я не знаю, чтобы кто-то из них стрелял по нашим... Они стояли в тылу, наводили порядок. В Сталинграде я сам поставил заградотряд из своих же автоматчиков, когда в соседней дивизии началась паника, и он не дал нашим солдатам бежать».
Четвёртый голос — самый человечный. Голос изнутри. Письмо бойца заградотряда А.З. Лебедева, 1942 год:
«Мама, ты не беспокойся, я нахожусь не на передовой, а в заградотряде. Работа наша тяжелая и неблагодарная. Нас все ненавидят, считают палачами. Но поверь, если бы не мы, фронт бы не устоял. Приходится стреля́ть по своим, но только по тем, кто своим малодушием губит сотни других. Молитесь за меня. Эта работа калечит душу».
Этот голос вышибает слезу. Это не голос карателя. Это голос человека, разрывающегося между долгом и человечностью, который платит за выполнение приказа кусками собственной души.
Пятый голос — голос простого солдата, который всё видел своими глазами. В.П. Астафьев, писатель-фронтовик:
«Заградотряды... стояли в тылу, ловили дезертиров, паникёров. Но чтобы стреляли на поражение по наступающим цепям — этого не было. Я не видел. А вот то, что они поднимали в атаку оставшихся без командиров бойцов — это было».
Из воспоминаний командира взвода 1-й ударной армии А.В. Пыркова:
«Когда наш полк был практически разбит, а остатки его в панике хлынули назад, на пути нам повстречался заградотряд. Командир отряда, капитан, встал на подводу и крикнул: «Стой! Командиры, ко мне! Строить подразделения!». Он не стрелял. Он под угрозой оружия заставил офицеров взять командование на себя и организовать оборону. Мы окопались и продержались до подхода резервов».
И ещё один солдатский голос. Командир роты И.М. Лысенко, Сталинград:
«После боев на Мамаевом кургане от нашей роты осталось 11 человек. Мы отошли... К нам подошел командир заградотряда. Он не кричал и не угрожал. Спросил: «Кто старший? Куда отходите? Где приказ?». Увидев, что мы не паникёры, а просто остатки части, сказал: «Вон там, за высоткой, окопайтесь. Держитесь». И дал нам даже двух своих бойцов в помощь».
Еще один голос из заградотряда, из интервью Н.И. Обушенкова:
«Нас ненавидели. Считали палачами. А наша задача была — не допустить паники. Если видишь, что бежит толпа, кричишь: «Стой! Стрелять буду!». Обычно останавливались... Стреляли только в крайнем случае... Но лично я за всю Сталинградскую битву не сделал ни одного выстрела в своих».
Голос рядового бойца, собранный историком А. Драбкиным:
«Шли мы из-под Харькова. В тылу появились заградотряды. Останавливали, строили в колонны. Никаких расстрелов я не видел. Было страшно, стыдно, но не до смерти. Потом всех нас отправили на формирование новых частей».
Ещё одно свидетельство от рядового бойца (собрано историком А. Драбкиным):
«Мы их ненавидели. Идёшь из боя, весь измотанный, а тебя останавливают: «Стой, документы!». Но потом я сам попал в такой отряд после ранения. И понял: мы ловили не тех, кто шёл с позиций по ранению или с донесением, а тех, кто бежал без оружия, бросал его. Один раз мы задержали группу «самострелов», которые сами себе прострелили руки. Вот их и передали в Особый отдел».
А вот голос из немецкого донесения абвера (осень 1942):
«Русские используют в тылу своих войск специальные подразделения, которые силой оружия предотвращают паническое отступление. Эта мера является чрезвычайно жёсткой, но эффективной».
Вот она, оборотная сторона медали. Не расстрел, а помощь. Не угроза, а организация обороны.
Эпилог
Миф о заградотрядах-зверях был рождён в недрах геббельсовской пропаганды. Его подхватили в годы «перестройки», потому что он был хлёстким и «разоблачительным». Его повторяют сегодня, потому что он прост. Проще, чем горькая и сложная правда.
Правда же в том, что заградотряды были не «пулемётными командами», а инструментом экстренной стабилизации фронта. Инструментом жёстким, часто жестоким, но в условиях катастроф 1941-1942 годов — необходимым.
Они были теми, кто останавливал панику, когда она грозила превратиться в лавину.
Теми,кто возвращал в строй десятки тысяч бойцов, которые без них могли бы стать дезертирами.
Теми,кто сам ложился костьми на пути у немецких танков.
Их настоящая трагедия — не в том, что они были «палачами». Их трагедия в том, что они взяли на себя самую неблагодарную, грязную и психологически калечащую работу на войне. И заплатили за это не только своими жизнями, но и своей памятью, навсегда отравленной ядом лжи.
Когда мы слышим миф о «пулемётах в спину», мы должны помнить голос бойца Лебедева: «Эта работа калечит душу». И голос маршала Рокоссовского: «Это неверно». И 131 094 человека, которые получили шанс снова взять в руки оружие и защитить Родину.
Потому что правда — это единственная достойная дань их подвигу и их жертве.
ВЗЯЛ ТУТ 👈
