Взнегадованный событиями шести последних дней, обусловленных тем, что у Арье на заводе обчистили все предприятие на предмет валовых станков, угнали с закрытой стоянки его развалюху и аннулировали счет в банке, с полупрозрачным взглядом, лежа на прогнутом усталостью лет диване без четырех пружин, некогда служивших инструментами прочного каркаса, он пялился на свои далеко немолодые ладони. Его хилое тело заполняло пыльную впадину, создавая таким образом почти ровную поверхность, где смогло бы удобно усесться несколько его друзей, если бы такие теоретически существовали на его памяти. Не считая коллег, конечно, с которыми волей-неволей приходилось выходить на обеденный перекур и втирать в глаза их никотин. На противоположной стене желтые обои молчаливо наблюдали нарастающее отчаяние целостности этого почти неподвижного союза. Только у них складывалось впечатление, что в этой нерушимой картине, напоминающей несимметричный бутерброд с засохшим сыром на хлебе без масла, больше пульса протекает, именно, в покалеченном диване, чем в здоровом человеке. Единственное, что выдавало ощущение обратного, — ровно поднимающаяся и сужающаяся грудная клетка под нервное тиканье секундной стрелки на часах, за которыми неделю назад Арье пытался подклеить стык выгоревшего временем бумажного наблюдателя. В тот день он не разобрался в пропорциях воды и смеси, и домик с кукушкой послужил декорацией мятого изъяна.
«Гы… Теперь самое грустное место в коммуналке стало самым инициативным…»
«Хм… Я это сказал или только подумал?.. Я говорю сейчас?»
В романтику тикающей ритмичной тишины амебного симбиоза ворвался неприятный нарастающий писк маленького кровососа. Ему потребовалось несколько секунд прожужжать расстояние от жухлого уголка на стене до фаланги пальца левой руки, являющейся зоной наблюдения Арье в данный момент. Наглый писклявый мерзавец еще в полете начал инстинктивную операцию по вычислению местоположения кровеносного жизнеобеспечивающего сосуда на засохшей коже. Для и без того обескровленного мужчины одновременное звуковое и тактильное ощущения показались саботажем личного пространства, нарушающим наслаждение въевшейся в бок пружины. Его реакция постаралась продолжать лежать в неподвижной позе в глубокой надежде, что вампиренышу точно так же некомфортно… скорее, даже щекотно, перебирать лапками и хоботком по его холодному мизинцу.
«Любая работа, приносящая в дом пропитание, в какой-то степени должна быть неприятной; пусть хотя бы это будет представлять собой — щекотка или безнадежные поиски вены для объекта нападения», — взвесил он.
Третье ощущение долго себя ждать не заставило. Арье даже слегка вздрогнул, ощутив, как замазоленная кожа весьма быстро пробивается одним проворным движением сосущей иглы. Ему казалось, что на миг он видел поток поднимающейся вверх крови по эластичному сосуду прямо в голову комару, который, позабыв о всякой безопасности, прилип к неподвижному пальцу. Арье посмотрел на часы. Они нервным наслаждением своего ритма отчетливо торжествовали прибывшей обратно аудиальной атмосферой в комнате.
«Да, это было… нарушение комфорта забвения», — кивнул он кукушке.
Арье напряг ладонь изо всех сил. Комар, почувствовав несовершенство задуманного плана, попытался быстро скрыться извиду, но столкнулся с сопротивлением. Его кровавый хоботок застрял между сильными волокнами мышечной ткани. Он был в западне. Медленным движением большого пальца Арье надавил на мизинец, выпустив пятно своего резус-фактора из лопнувшего насекомого.
«Нам нужен только такт, да?» — хрипло прошептал он часам.
«Да!» — подтвердил помятый товарищ и сдул еще одну пружину под себя, предательски нарушив союз ровного кокона.
Арье невольно оставил непокорную мебель, даже не наградив ее осуждающим взглядом, и с еле заметным хрустом в коленях в такт тиканью секундной стрелки поплелся к холодному окну.
На заснеженных улицах существовали группы людей без всякой логики — неравномерный зуд в пульсирующем мизинце подтверждал эту гипотезу. Справа какая-то молодежь с авоськами нервно перебегала через скользкую дорогу с неплотным, но достаточно опасным трафиком. Слева же две дамы бальзаковского возраста по очереди затягивались предпоследней сигаретой. А ровно под окном по одной из протоптанных снежных тропинке мужчина в кепке и дешевой распашонке догонял по-зимнему одетую даму, шедшую в сорока метрах от него. Опрометчивость Арье смогла определить, что они не были знакомы, но женщина почему-то все время косилась назад и прибавляла темп хода.
«Интересно, как маньяки выбирают жертв?» — посмеялся он вслух, — «Да ему же просто холодно, глупая ты истеричка!» — и он отвлекся на засохшую кровь на пальце.
Тот почему-то перестал причинять неудобства, а покалывание превратилось в неровное ощущение контрастного душа одной струи из заржавевшей лейки.
«Ку-ку!» — резко взвизгнуло у него за спиной.
«Ну сколько там опять?» — не отвлекаясь от своего мизинца, прорычал Арье.
— Хоть ты не нагнетай, а!
— Заткнись, сказал! Не доводи!
После явно нелогичного перерыва от деревянного стрессоизвещателя, в процессе размазывания остатков кровавого порошка по пальцам, Арье совестливо прошипел: «Ладно, извини… В смысле, ку-ку и тебе», — и выполнил полоборота назад так, чтобы зрительный контакт совпал с дверцей настенного шкафчика со стрелками.
— Ну! Сейчас на 3:00 и не 15:00…
— Я?.. Я смотрю в окно… а там хаотично разбросаны люди… и влияют друг на друга… своим присутствием…
— Только… у них нет режиссёра, — промычал Арье.
Он начал наглядно демонстрировать кукушке своим мизинцем, развернутым в сторону оконной рамы, попытки управлять прохожими и их бездействие. — Видишь?
— Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку…
— Да ты что, сломалась? Сама согласилась же, что его писк занимал слишком много пространства!
— Или?.. — ему резко стало ветрено, и Арье обернулся в направление, где в последний раз прервался ультразвук, — в сторону влияния своего мизинца.
Он стал свидетелем, как стекло, служившее защитой от сквозняков зимней погоды, начало стекать вязкой жидкостью по пластиковой окантовке его рамы, будто с двух ее сторон начало прорывать плотины, растягивая этот водоем в оба направления.
В лицо ударил второй порыв пронизывающего ветра, принося за собой в квартиру талые снежинки.
«Вот тебе и надежные стеклопакеты от застройщика!»
«Куда я подевал эту чертову куртку?» — раскашлялся он.
По крайней мере, в новой конфигурации облицовки дома у Арье появилась возможность ближе подкрасться к воздуху. Особо не торопясь, он вытащил половину тела наружу и продолжил изучать застуженные окрестности. За это время вьюга успела замести почти все тропинки, но та, на которой последний раз наблюдалось движение, оставалась еще свеже протоптанной. Будто нового снега для нее вообще не существовало. Женщина нелогично остановилась на месте, где в предыдущий раз была замечена Арье, но продолжала оглядываться за свою спину. Ему показалось, что она даже пару раз покосилась на него.
«Жуть какая — эти оптические преломления света сыпящимся снегом»
А мужчина в кепке подозрительно сбавил темп. Тут наблюдательность Арье отчетливо проследила анализ перехвата эстафеты по доминированию в погоне. Эта явно незапланированная остановка создала для клоуна в летнем прикиде прессинг, и он, просчитав пути обогнуть препятствие, свернул направо на соседнюю тропинку. Та дальше снова соединялась с главной артерией, образуя тем самым неровный овал с еще одной веткой, растущей к пешеходному переходу у дороги. Женщина продолжила наблюдать за преследователем. И когда тот быстрыми шагами миновал развилку, уводящую к дороге, его нога запуталась в одной из авосек непослушных сорванцов. Мужчина начал отделываться от нее без помощи рук, не сводя зрительного контакта с глаз с дамы. Арье показалось забавным это нелепое стечение обстоятельств. К тому же, чем больше прикладывалось сопротивления, тем яснее становилась картина явного интереса некогда бывшей добычи за охотником, обстоятельства которой спровоцированы пренебрежением бдительности. Как у безмозглого комара, неправильно пользующегося инстинктом отступления.
«Решительные действия без запасного плана так или иначе приводят к моментальной энтропии. Наблюдение — к владению ситуацией с итогом безоговорочной победы. Или, по крайней мере, к выходу в незаметное разложение, не создающее осадок отсутствия контроля».
«Не такая уж ты и дура!» — смешное эхо раскатилось по дворику жилого квартала. — «Ваш следующий ход, салага!»
Тут Арье заметил, что другие салаги уже давно скрылись из виду, побросав свои коварные ловушки на тропинку, уходящую к дороге, тем самым отрезав альтернативный отход от паучихи.
«Только вот они перебегали улицу в направлении сцены, а не от нее», — Арье провел своим мизинцем воображаемую кривую вдоль снежной траншеи и предположил, что они телепатически сговорились с дамой и спрятались в снегу или растаяли, как его стекло. Ему почему-то показалось это смешным.
«А сигналившим им обеспокоенных очевидцев, вообще… это… ветром сдуло! Хе-хе…»
Арье резко перестал смеяться и расстроился, что его шутка потеряла всякую логику.
«Разве что их сдуло вместе с ветром.» — пока он наблюдал за импровизированной рокировкой двух шахматных фигур у себя во дворе, он и не заметил исчезновения вьюги. Ее будто не существовало. А термометр, показывающий значительное прибавление в температуре за окном, забарахлило. Поэтому Арье не мог сверить достоверность данных. По крайней мере, он больше не нуждался в пропавшей куртке.
Арье машинально скользнул взглядом налево и обнаружил, что вместо двух дам с сигаретой игрались уже две старушки.
«Курение — сушит кожу», — ехидно промычал он и видел в этом явное доказательство, уже не связанное с преломлением света от призрачных снежинок.
— Вот это смешная шутка, слышала? Хе-хе!
Арье всунул тело назад в квартиру, развернулся к своему собеседнику и увидел, что некогда прибитая деревянным домиком обоина вяло стекала по заплесневевшей стене.
«По всей видимости, вибрации от работающего механизма создали шаткую амортизацию для остатков клеевого порошка, и система, возлагающая надежды на хитроумный костыль, не выдержала».
— И ты тоже — старая проказница. Только без никотиновой зависимости.
Арье услышал взрыв термометра у себя за спиной и обернулся. Его бледная кожа почувствовала нарастающий импульс ультрафиолета, а легкие начали откашливаться от прибывающей духоты. Арье тотчас захотелось избавиться от майки, и он требовал воздух улицы.
Там стояла знойная едва сумеречная погода под косыми лучами вечернего солнца. Окружение полностью опустело. Сугробы превратились в песок, а старушки разбежались от пекла. Из действующих лиц — только странная знакомая парочка, беседующая прямо на месте, где десять минут назад мужчина угодил в паутину. Женщина была одета явно не по погоде.
«Дубленка в такую жарищу? Мадам, вы точно идиотка!» — издал сиплый звук Арье.
И только, закончив глумиться, он заметил, что эти двое смотрят прямо на окно девятиэтажки, где Арье устроил наблюдательный пост. Ему казалось, что он слышит шепот их шевелящихся губ:
— Они все безнадежны. Мы снова проиграли войну с энтропией, — сказала дама мужчине, — а они все равно пытаются все объяснить, будто владеют положением.
— Но именно в этом заблуждении и заключается их иллюзия контроля, — продолжил он.
— Закономерность случайностей. Каждое движение подчинено ей, даже если они думают иначе.
— Случайности… закономерность… — мужчина кивнул, перевел пристальный взгляд Арье в глаза и нарастающим эхом продолжил. — Но видят они только то, что хотят увидеть и всегда ищут «режиссера».
До парочки было около пятидесяти метров по косой диагонали, но Арье начал отчетливо различать связанные друг с другом слова и понимать, о чем идет разговор.
— Режиссера нет, — подтвердила она, переведя свое внимание с мужчины на Арье и обратно. Она слегка подняла свой мизинец вверх и продолжила: — есть только последовательность событий. Они сами себя организуют, а не кто-то сверху. Мы с тобой даем стартовый толчок.
Арье показалось, что своей мимикой тела женщина просто насмехается над ним, и он прошипел во двор:
«Каждый из нас — режиссер. Каждым своим поступком, словом, мыслью мы влияем на действительность. Просто вы этого не знаете!»
— …Каждое движение имеет последствия, — добавил он, крикнув и передразнивая женщину, тыча своей мозолью прямо в нее. — Даже самое маленькое и незаметное.
— Утверждение верно, но не досконально, — отозвался мужчина внизу, — можете не надрываться. Просто думайте. Мы все слышим... ощущаем.
Дав осуществить Арье пару вдохов, продолжила женщина:
— Ваша сцена стала слишком велика для ее понимания, а декорации всегда двигались сами. Вы можете повлиять лишь на малую часть, а остальное — случайности, другие объекты… обстоятельства. Все, что не вкладывается в вашу картину логики, вы научились оправдывать опытом своего наблюдения. Но, по факту, адаптируетесь под внешние обстоятельства, и только тогда совершаете действие, исконно веря, что оно — ваше.
— По сути, вы управляете реальностью только в том случае, когда она сделала первый шаг, — плавно перетекла мысль в губы мужчины, — но только тогда вы интерпретируете это ответственностью режиссера, живущего в вас, а не того, который предложил обстоятельства бытия.
— Вы не можете повлиять на действительность, когда она изначально толкает вас. В вашем распоряжении — только навести незначительные, но важные для вас штрихи и обозначить в титрах свое присутствие. Естественно, не в первой строчке.
Арье и не заметил, что окончательный итог подвела женщина. Ему казалось, что их голоса уже не различимы.
— Но… — попытался возразить он, и…
— Ку-ку! — разразилось у него над ухом!
Арье резко развернулся. Его прижимала стенка, будто желающая вытолкнуть его из проема. На уровне глаз с расстояния вытянутой руки к бетону прилипла часовня с тикающим механизмом, который вращал стрелки в обратном направлении на бешеной скорости.
«Не стоило так рьяно давить на гвоздь, когда я маскировал изъян на проклятых обоях. Все механизмы чувствительны к малейшим усилиям — вот и раскрутились стрелки вспять».
— Ккккк… Ккк… Кку, — издала кукушка предсмертный хрип.
— Вот теперь проиграли! — раздалось по вакууму неравнодушное эхо мужчины, который неудобно сидел на огромной черепахе, — ты права, они безнадежны… Энтропия–Синтропия — 13:0. Заканчивай с этим!
Женщина, жавшаяся к нему на полукруглом панцире, вздохнула и прошептала:
— Ведь почти получилось. А давай еще одну партию?
Он вопросительно перевел на нее взгляд, но она уже решительно парила в невесомости. Ногтем на мизинце она пробила стеклянную сферу и выпустила из нее атмосферу.
Мужчина нехотя сжал ладонями плоское тесто заготовки, превратив его в неравномерный комок, и с силой запустил по орбите вокруг одной из ярких и жарких звезд, что нашел поблизости, добавив:
— «Мадам, вы точно идиотка!» — эта шутка мне понравилась больше всего! Ведь это правда…
— Хе-хе! — отозвалась она, — Давай, салага! За семь дней нужно сделать много работы!
