Некуда бежать. Глава 15. Начало
Николай сидит на холодном асфальте и плачет. Силы его закончились давным-давно, а вот эта проклятая дорога заканчиваться все никак не хочет. За прошедшее время сторож много раз оборачивался назад. И наблюдал одну и ту же картину - темнота, луна и звезды в бесконечном небе и едва видимые очертания сараев на окраине Новокаменки. Он будто бы шагал на месте, не отдаляясь от этого проклятого села ни на метр. И сейчас старик оборачиваться не хочет. Он смотрит вперёд, на уходящую во мрак дорогу и скулит, как побитая собака. Слез нет, он абсолютно сухой изнутри. Алкоголь высосал последнюю влагу из его организма, и теперь, больше всего на свете, Николаю хочется пить. Литр, два, а лучше все пять холодной, вкусной воды. Пить, пока брюхо не раздуется как у лягушки, а потом облегченно лопнуть, забрызгав дорогу от обочины до обочины. Ведь смысла в его жизни нет. Он не смог спасти жену, не сможет спасти и себя с сыном.
Он слышит какой-то звук сбоку и поворачивает голову. В нескольких шагах от него стоит большое черное существо. Оно наблюдает за человеком, а человек, в свою очередь, наблюдает за ним. Секунды бегут, складываясь в минуты, но никто из них не двигается. Николай уже было думает, что у него начались галлюцинации, как слышит шорох с другого бока. Второе существо так же стоит поодаль, держа в пасти какой-то предмет.
– Я знал, что вы меня найдете, – шепчет старик. Язык пересох и едва ли его слушается. – Вы теперь здесь хозяева. Сделайте это быстро. Ведь я вам помогал. Я помогал вам, слышите?
Твари приходят в движение почти синхронно. Приближаются к человеку, присаживаются по-собачьи на дорогу. Та, что держит в зубах непонятное что-то, наклоняет голову, кладёт его на асфальт и толкает мордой в направлении Николая. Предмет катится и упирается в руку сторожа, обжигая холодом. Старик смыкает на нем пальцы, поднимает на уровень глаз. Пластиковая, полуторалитровая бутылка, наполненная янтарной жидкостью. Николай поспешно откручивает крышку, и в нос ему ударяет запах свежего пива. На лице сторожа расплывается благостная улыбка.
– Во как, – говорит он, глядя на существо. – Хорошая собачка.
Он запрокидывает бутылку и шумно пьет, сразу же опустошая ее наполовину. Затем вытирает рукавом мокрый от пива подбородок и закручивает крышку.
– Хорошего помаленьку, – говорит он то ли себе, то ли существам.
Одна из тварей подходит ближе, тычется мордой в его плечо. У Николая кружится голова, и он, как не пытается, не может рассмотреть существо во всех подробностях.
– Эй, собачка, хочешь, чтобы тебя погладили? – спрашивает он.
Сторож протягивает руку и кладет ладонь на голову твари. Пальцы не ощущают даже намека на шерсть, лишь холодную, рубцеватую кожу. Существо приседает и отпрыгивает назад, раскрыв большую пасть. Короткий, громкий вой хлещет Николая по ушам, он морщится и зажмуривается. Через пару секунд, когда вокруг вновь становится тихо, старик открывает глаза. Твари все так же сидят по двум сторонам от него, чуть поодаль. Одна из них делает движение мордой, словно приглашая человека прогуляться. Николай не двигается. Тогда существо подходит к нему, аккуратно берет зубами за рукав куртки и тянет за собой. Сторож упирается в асфальт замерзшими ладонями, поднимается на ноги, затем, кряхтя, нагибается и подбирает бутылку с пивом. Существа отходят чуть дальше по дороге, останавливаются, обернувшись.
– Ладно, – выдыхает Николай. – Иду.
Он ковыляет за тварями, прижимая пиво к себе, как грудного ребенка. Без сомнения, они ведут его туда, откуда он пытался выбраться. Обратно в село. И сейчас старику не остается ничего другого, кроме как подчиниться. Возвращаться не хочется, но Николай понимает, что бежать некуда. Эти существа могли разорвать его прямо здесь, но раз он до сих пор цел, значит он им зачем-то нужен. Возможно, они не такие уж и страшные, как когда-то рассказывал ему отец. Вероятно, с ними даже получится договориться. Выторговать жизнь себе и Ваньке. Вера просила помочь. И Николай должен попытаться, ведь ей, в свое время, он помочь не смог. Ему пришлось сделать то, что он сделал. Иначе было нельзя. Он оттягивал эту ночь, как мог.
Слева, с той стороны, где расположен окраинный хутор, доносится далекий вой. Существа останавливаются, поворачивают головы и отвечают. Николай морщится от этого высокого, на грани боли, звука, делает несколько глотков из бутылки. Теперь он понимает, что твари повсюду. Они жили здесь еще задолго до того, как сюда пришел первый человек. И будут жить годами и веками. Место укромное, никто их не найдет. Ночь закончится и все пойдет своим чередом. Цикл повторится, и круг замкнется.
*****
Куприянов шагает по прямой, как стрела улице. Пистолет Виктора приятно оттягивает ремень, придавая уверенности, но Сергей Сергеевич все же старается не терять бдительности. До дома Кати и Бориса остается уже рукой подать, и приключений ему сейчас совсем не хочется. За те десять минут, что он идет от сельсовета, Куприянову не встречается ни единая живая душа. Да, он слышит голоса людей из дворов, а окна домов приветливо и уютно светятся. Но сейчас Сергею Сергеевичу все это кажется лишь большой и нелепой декорацией, какой-то ширмой, за которой таятся кровожадные твари. А те два дома, напротив детского сада, и вовсе выбиваются из общей картины, полностью погруженные во тьму. Судя по всему, люди покинули их – организованно, или нет. Были ли на то причины, Куприянов сейчас думать не хочет.
Улица делает поворот, и дорога идет в гору. Он оставляет за собой одну двухэтажку, вторую, третью. Из темноты, подобно большому черному айсбергу, выплывает дом Екатерины, и Куприянов сворачивает во двор. Здесь тихо и безлюдно. Сергей Сергеевич останавливается, чтобы перевести дыхание. Холодный осенний воздух врывается в легкие и выходит из них с хрипом. Мужчина думает о том, что как ни сопротивляйся, а годы неотвратимо берут свое. Природа наделила его богатырской комплекцией и таким же здоровьем, но любой организм, рано или поздно изнашивается и дряхлеет. Теперь же, судя по всему, пришел и черед Куприянова переступить этот невидимый порог, который отделял зрелость от старости.
«Эх, Витя, Витя, – думает он. – Не тем ты деньги зарабатываешь. Тебе бы курсы вести – как курить по три пачки в день, и быть здоровее многих.»
Он видит перед собой Виктора. Но не таким, с каким прощался пятнадцать минут назад. А молодого парня, вернувшегося с войны. Тогда им казалось, что весь мир у их ног, что ничего худого уже произойти не может. В итоге, свет сошелся клином именно на Новокаменке, они вросли в местную землю, прекрасно понимая, как иронично пошутила над ними жизнь. Но тогда, почти тридцать лет назад, ни о чем плохом думать не хотелось.
Вечер принес долгожданную прохладу. Асфальт все еще дышал дневным зноем, но воздух посвежел и уже не застревал в горле горячим комом. Ветер же, наоборот, утих, и ветви деревьев теперь лишь едва покачивались в сгущающихся сумерках. По улице неспешно прогуливались старики, бегала запозднившаяся детвора, совершали променад деревенские кошки. В каком-то дворе брехала собака, а в одном из палисадников поливала грядки семейная пара. Обычный деревенский летний вечер, который очень похож на все предыдущие. Солнце только что скрылось за горизонтом и теперь окрашивало половину неба в сочный бордово-оранжевый цвет, разбавленный высокими перистыми облаками.
– Как будто и не уезжал никуда, – сказал Виктор.
Они шагали вверх по дороге, направляясь к единственному в Новокаменке заведению, где молодежь могла более-менее культурно провести досуг. В остальном же населению было не до развлечений – достать бы что поесть. Зарплату задерживали практически поголовно, а ту, которую все же платили, едва хватало людям на самое необходимое. Поэтому палисадники были кучно засажены помидорами, огурцами, капустой, морковью и свеклой, а часть полей вокруг села выделялась под нужды граждан. Пять-десять соток картофеля кормили среднестатистическую семью всю зиму, а излишки денег опять-таки можно было потратить на мясо и курицу.
– Я же говорил – ничего не меняется, – ответил Сергей. – Провинция, ети ее.
Уже на подходе к деревенскому кафе слышна громкая музыка. Большая, заасфальтированная площадка перед заведением почти пуста, если не считать одной припаркованной машины, да пары огромных акустических колонок. У ближайшей стены расположился столик с музыкальным оборудованием, возле которого столпилась стайка молодежи – судя по всему, друзья местного, доморощенного диджея. Из динамиков гремел голос Сергея Жукова, который жаловался на то, что его крошка не пишет ему писем и не скучает.
– Не повезло чуваку, – меланхолично заметил Виктор. – Вот поэтому я бабу до армии и не заводил.
Куприянов усмехнулся и открыл большую стеклянную дверь.
Внутри помещения музыка звучала приглушенно и уже не резала слух. Кафе было залито тусклым светом множества ламп, которые красовались под потолком, одетые в круглые матовые плафоны. Из дюжины столиков занятыми оказались лишь несколько. Про профессию официанта здесь и слыхом не слыхивали, поэтому Сергей и Витя направились напрямую к импровизированному бару. Молодая девушка за стойкой приветливо улыбнулась им и машинально потерла столешницу белоснежной тряпочкой. Парни взгромоздились на высокие стулья, переглянулись.
– Здравствуйте! Чем могу? – спросила она.
– Две по сто, – улыбнулся ей в ответ Виктор. – Недорогой, только.
– Ээээ, ты это брось! – вмешался Куприянов. – Девушка, не слушайте его. Самую вкусную давайте.
Та кивнула и упорхнула в сторону полок с бутылками. Сергей смотрел ей вслед, пытаясь вспомнить ее имя. Беда небольших поселков - ты, вроде бы знаешь почти всех, но большинство - лишь шапочно. Он обернулся через плечо и осмотрел зал, не увидел ни единого знакомого лица. Такое фешенебельное, по сельским меркам, кафе было одно на три ближайших деревни, поэтому сюда часто заглядывали приезжие, провоцируя конфликты и вызывая неприязнь местных. Один из столиков занимала большая - человек пять - компания парней. И, хоть время еще детское, они уже были порядочно под градусом, шумели и кривлялись.
– Мирной жизни я тебе сегодня не обещаю, солдат, – сказал Сергей Виктору.
– Ты про этих? – тот проследил за взглядом друга. – Да ну, брось. Гопота беспонтовая. Говно не трогай, оно вонять не будет.
– Согласен, – кивнул Куприянов. – Мудрая мысля. Ты ума, что ли, в армии набрался?
– Да иди ты, – улыбнулся Виктор. – Начальник хренов.
Девушка вернулась, поставила на стойку две больших рюмки, наполнила водкой. Рядом с выпивкой, как по волшебству, появилось блюдце с тонко нарезанными дольками лимона.
– Пожалуйста, – прощебетала она. – Хорошего вечера.
– Он еще не начался, – подмигнул ей Куприянов. – Нам две порции пельменей, бутылку такой же водки и закуски какой-нибудь. Сыр, колбаса - что есть повкуснее.
Девушка вновь убежала, оставив парней одних.
– Ну, давай за встречу, – Сергей поднял свою рюмку. – Соскучился я по тебе, Витя.
– Аналогично, – Виктор поднял свою.
Чокнулись, выпили, закусили лимоном. Посидели молча, слушая, как надрывается на улице модная музыка. Мимо стойки пробежала другая девушка в поварском облачении.
– Катюха, привет! – махнул рукой Куприянов.
– Привет, Серег! – замерла та на месте, оглядывая новых посетителей. – Ба, какие люди! Витек! С возвращением! Рада видеть!
– Сам доволен до усрачки, – улыбнулся ей Виктор и выдал мудрую мысль. – Здесь лучше, чем там.
– Философ, блин, – протянул Куприянов. – Такой ум в казармах сгнобили.
– Это вы, что ли, пельмени заказывали? – спросила Катя.
– Мы, мы, – ответил Сергей. – У нас сегодня две простых задачи - нажраться и напиться. Программа минимум, так сказать.
– Ладно, мальчики, рада была повидать. Побегу, работы много, – она махнула на прощание и двинулась в сторону кухни.
– Катюх, постой! – крикнул ей вслед Куприянов. – А что это за красавица новенькая тут у вас работает?
– Кобель, твою мать, – состроила грустную гримасу Екатерина. – А ты ее не помнишь?
– Лицо знакомое, до боли, – кивнул Сергей.
– Эх, ты, – сказала Катя. – Сестренка это моя младшая. Она три года в городе училась. В техникуме. Вернулась вот, пока тут работает.
– Подросла, – заметил Куприянов. – Мелкой ее еще помню.
– Так, ну все, хорошего вечера, – сказала Екатерина. – Много не пейте.
Она убежала в кухню, оставив парней за стойкой одних. На улице играл очередной попсовый хит, посетители кафе шумели и веселились. Скоро народ напьется и повалит наружу, танцевать под звездным летним небом. Некоторые парочки уйдут в соседний сквер, где в темноте и тишине можно посидеть на лавочках и пообжиматься, втайне от лишних глаз. А к часу ночи дискотека закончится, кафе закроется, и все разойдутся и разъедутся кто куда, оставив в загашнике памяти воспоминания о хорошо проведенном вечере.
Сестра Екатерины вернулась за стойку, поставила перед молодыми людьми тарелку с разнообразной нарезкой. Сыр, колбаса, копченая курица - фешенебельная, по деревенским меркам, закуска. Добавила к этому запотевшую бутылку “Довгани”.
– Пельмени будут готовы минут через пятнадцать, – прощебетала она.
– Отлично, еще пару рюмашек накатить успеем, – Виктор сгреб в охапку тарелку, бутылку и рюмки.
– Мы за угловой столик присядем, – сказал Куприянов. – Вы крикните нам, пожалуйста, когда пельмени забрать.
– Я сама принесу.
Девушка лучезарно улыбнулась, и Сергей понял, что эта улыбка предназначалась персонально ему. Он невольно залюбовался ею. Милое юное лицо, тонкий аккуратный нос, кудрявые рыжие волосы. И глаза. Большие и карие, почти что бездонные. Такую хоть сейчас на обложку модного журнала. У Куприянова, временами, бывали подружки, но ни с одной из них он не задерживался в отношениях надолго. На сегодняшний день его заботила исключительно карьера, ведь с развалом социализма страной начали править деньги. И перед теми, у кого они водились, открывались многие двери. Да, Сергей не строил иллюзий относительно сказочных богатств, не того полета птицей он был. Но и прозябать всю жизнь в Новокаменке, в маленькой квартирке ему совсем не хотелось.
– Серег, ты идешь?
Куприянов стряхнул с себя оцепенение и понял, что до сих пор открыто любуется девушкой. Та продолжала мило улыбаться, но от пристального взгляда парня щеки ее зарделись румянцем, а глаза заблестели.
– Да, да, – проговорил он, слезая с табурета. – Конечно иду. – Он протянул руку через стойку. – Сергей.
Девушка покраснела еще больше, но на рукопожатие ответила. Ее маленькие, изящные пальчики тут же утонули в огромной лапище Куприянова.
– Мария, – сказала она. – Очень приятно.