Чёртов Котёл
Воняло от трупа знатно. Илхо как следует затянулся трубкой, чтоб хоть немного перебить сладковатый вкус мертвечины, липнущий к нёбу, и с мрачным предчувствием откинул покрывало.
Мальчишке было лет семь или восемь. Вот именно что – «было». Больше уже не исполнится. Посеревшее, странно размягчённое мясо так и сползало с костей – некстати вспомнились хорошо приготовленные бараньи рёбра. Всё, чему место у человека в животе и груди, вылезло наружу склизкими сизыми комками. Челюсть отвисла, и разинутый рот словно кричал без звука.
Илхо вгляделся в глаза мальчонки, мутно-белые, как у варёной рыбы. Спросил:
– Кто его так?
Вместе с ним всё это безобразие созерцал здоровенный краснорожий мужик – местный дохтур. Хотя какой уж там дохтур, с одного взгляда видно, что просто-напросто коновал, но мёртвое тело всё равно по негласному уговору принесли именно к нему.
– Пойдём, – дохтур кивком указал на люк в погреб. – Покажу чего.
Он сам пошёл первым, захватив чадящий фонарь. Илхо спустился следом.
На полу погреба валялся огромный, в рост человека, безглазый сом. На бледной шкуре засохли потёки слизи, длинные червяки усов спутались в клубки над широким губастым ртом. Растущие вместо плавников многопалые человеческие ладони, такие же белые, как и рыбья кожа, безвольно обмякли.
Брюхо сома было вспорото.
– Видал? – спросил дохтур. – Я когда малой был, во-от такого, – он показал длину ладони, – вытащить и то большое дело было.
Да уж. Такого огромного ползня Илхо не видел в жизни.
– В полях нашли, – сказал дохтур. – Он вперёд болота полз, не терпелось, видать. Вот и засох.
– Где сейчас граница? – спросил Илхо, зная, что ответ не обрадует.
– В Верхних Соснах учительшу надысь риада на дереве вздёрнула.
Верхние Сосны… Илхо бывал там однажды – давным-давно, ещё пешком под стол ходил. Вспомнились красные стволы, пахнущие смолой, жёлтая сухая земля, в которой, как вены в стариковских руках, бугрятся корни. И ещё – деревня на пригорке.
Паршиво.
Как остановить болото, если оно уже взбирается на холмы?
Не отводя глаз от мёртвого ползня, Илхо выбил трубку и тут же снова вынул кисет. Подумав, жестом предложил и дохтуру. Тот взял, молча кивнул в благодарность. Выудил из кармана кусок газеты, свернул самокрутку.
– Найдёшь мне провожатого до Чёртова Котла, – сказал Илхо.
Дохтур зашёлся кашлем. То ли шаманский табак оказался для него крепковат, то ли просьба гостя так его огорошила, что он аж дымом подавился. Илхо похлопал его по спине.
– Ты чего? – наконец выговорил дохтур, вытирая выступившие слёзы. – Сгинуть, что ли, захотел?
Илхо не ответил.
Сгинуть, не сгинуть, а живое болото уже доползло до Верхних Сосен. Это от Чёртова Котла – от бывших Хвощей – без малого двести вёрст. И кто знает, докуда оно дойдёт, если ничего не сделать.
– Мало, что ли, разных колдунов до тебя было? – сказал дохтур. – И солдаты с этими, как их, огнемётами уже ходили. Хоть бы один вернулся. Уезжать надо, всем. Вот и весь сказ.
Илхо развернулся обратно к лестнице.
– Хватит. Наездился. Двадцать лет дома не был. Так найдёшь? Или мне самому искать?
***
Илхо остался у дохтура на ночь. Тот постелил ему на лавке, задул фонарь. Стало темно, но не совсем: у дальних домов деревни над землёй плыли огоньки – ни дать ни взять заблудившиеся звёзды. Илхо подумал бы, что светляки, но их в этих краях отродясь не водилось.
– Огнецы лютуют, – сказал дохтур. – Совсем страх потеряли. Уже под самыми окнами, шельмы, бродят.
Утром он таки отыскал для Илхо провожатого – древнего деда, у которого голова тряслась от старости да от браги. Зубов у старика уже не было совсем, а мозгов – и того меньше. Илхо это было на руку – тот, кто ещё из ума не выжил, и шага бы не сделал к Чёртову Котлу. Наоборот: как ни рано Илхо двинулся в путь, а вокруг уже кипела работа – местные собирали пожитки, запрягали лошадей в возы. Правильно. Если в деревне уже объявились огнецы, значит, скоро подоспеет и само болото со всеми, кто там живёт.
Хотя «живёт» – это, конечно, сильно сказано.
Забравшись в старую – не иначе, ровесница хозяина – лодчонку, Илхо вынул из сумки особый уголёк. Не спрашивая разрешения, принялся чертить по бортам письмена. Для людей такие – просто узоры, от которых начинают болеть глаза, зато нечисть прочитает и не полезет.
– Так ты правда, что ль, шаман? – ухмыльнулся дед, отталкивая лодку от берега. – Я думал, вы уж перевелись.
Правильно думал. Скитаясь по свету, Илхо узнал, что их, шаманов, во всём огромном мире теперь разве только пара сотен наберётся.
– Кому сейчас шаманы нужны? – он равнодушно пожал плечами. – Время другое, старик.
– Время, время!.. – тот с досадой сплюнул в воду. – Не время, а дерьмо собачье! Эти, которые фабрику-то приехали строить, тоже всё про новое время говорили, а получилось что?!
А получился Чёртов Котёл.
Илхо молча кивнул, не подливая масла в огонь дедовой злости. Да-а, двадцать лет назад речи о новом веке и новой жизни околдовали многих. А потом… Потом прорвало плотину, и фабричное водохранилище ревущим потоком вырвалось на свободу.
Прямо на Хвощи.
Деревня, откуда Илхо с дедом отправились в путь, ещё пока стояла на сухом. По крутым берегам реки рос шиповник, с криком кружили над круглыми норками ласточки. Но чем дальше, тем ниже и мокрее становилась земля. Хоть на дворе и цвело иван-чайное лето, зелёные кусты и деревья постепенно сменялись голыми, как зимой. Без воды ничему живому не расти, а тут вон как – когда её стало слишком много, корни сгнили…
Через несколько часов пути вниз по реке её границы почти стёрлись – берега опустились совсем, поросли сплошным камышом. Берёзы и иссохшие жёлтые сосны стояли по пояс в воде, с веток петлями свисали нити клейкой белёсой слизи. Верный знак: значит, здесь обитают риады. Риады… Забавно – это ведь словечко из чужеземных легенд о добрых древесных девах. Там, вдали от родины, Илхо даже довелось свести знакомство с одной такой – зелёноволосой красавицей, живущей в старой оливе, а сказки про них он слыхал ещё ребёнком. Правда, его родному языку не нравилось, как звучит слово «дриада», вот первая буква и пропала, а сами риады…
Расскажи ребёнку про них сказку на ночь – так тот, пожалуй, и не уснёт.
Плоскодонная лодка скользила по течению, словно река несла её на ладони. Старик без умолку болтал о чём-то – даром, что без зубов, зато язык как помело. Илхо не слушал, но и помолчать его не просил. Ближе к Котлу деду всё чаще приходилось толкаться от дна шестом – лодка так и норовила носом уткнуться в торфяные кочки или застрять в осоке. Мимо проплывали рощи, сплошь затянутые паутиной слизи, верстовые столбы, целые покинутые деревни. Почерневшие от влаги дома стояли, как гробы. Колодезные журавли бестолково тянулись к небу.
Хотелось бы верить, что в этих избах, срубленных на века, покинутых раньше времени, хотя бы никого не осталось. Илхо не верил. Всегда есть те, кто не захочет расставаться с двором, построенным собственными руками, с могилами отца и деда. Всегда есть те, кто упрётся и скажет: «Здесь родился, здесь и умру». И умрёт. Потом, когда деревня почти опустеет, и огнецы поймут, что это теперь их земля, или любопытная риада заглянет на огонёк.
Где-то на полпути Илхо с дедом миновали машины военных. Боевые громадины стояли на широких гусеницах – видно, что солдатики пытались быть готовыми к болоту, да всё равно толку не вышло. Машины кренились на сторону, наполовину увязнув в топи; одна и вовсе перевернулась кверху брюхом, как огромный жук. Стальные корпуса были до дыр изъедены ржавчиной, словно лежали тут уже не один десяток лет, хотя дед рассказал, что на самом деле не прошло и года.
– Приезжали тут, – поведал он. – Офицерик такой весь гордый, мол, говорит, что это у вас тут за болото живое, может, вы ещё и с деревьями разговариваете, а каждый зверь в лесу вам доброго утра желает? Ну, показали им место, где риады рядком целую семью на сосенках повесили, от бати до младшего сыночка – по старшинству, значит. Семь человек. Ползней, опять же, в аршин. Ну, офицерик тогда побледнел маленько, побежал какие-то телеграммы отправлять, вот им этих и прислали, на самоходах-то. И ещё такие штуки: ранец за спиной, в руках труба, а из трубы огонь бьёт. Не бойтесь, говорит, сейчас зачистим местность. Ага, как же. Половину потом вообще не нашли, половина мёртвые. Офицерик уж не знаю, чего увидал, но сам, говорят, застрелился. Всё, больше не приезжали пока.
Илхо проводил взглядом поверженные машины. Опять гробы, только железные.
Возвращаясь в родные места, он кое-что случайно услышал, кое-что сам разузнал. В столицах, говорят, не верят в это, как его, сверхъестественное. Ну, растёт болото где-то у чёрта на куличках и растёт, пускай его. Никто бы и не почесался, но новые самоходы с огнемётами испытать была охота, вот сюда и отправили, в полевые, так сказать, условия. Испытали, записали итог: для прохождения болотной местности непригодны. Погибших солдат списали как утонувших в трясине, новых решили не посылать. Им там, из столиц-то, не видно, что здесь творится. Подумаешь, пастбище затопило, подумаешь, деревушку. Они там мировой политикой занимаются, им не до того.
Стоит ли их укорять, если даже здесь, где Чёртов Котёл прям под боком, много лет никто и ухом не вёл? Хотя оно и понятно. Это сейчас болото осмелело и ползёт день и ночь, верста за верстой. Раньше, первые лет десять, говорят, росло совсем понемножку, никто и не замечал. Это потом уже окрепло и пошло – всё быстрее, быстрее, быстрее. До Верхних, вон, Сосен – никак они из головы не идут…
Оно так всегда бывает. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится, а потом уже поздно.
Вечером, на закате, река кончилась. Растеклась торфяной лужей, уткнувшись в остатки леса – нагромождение голых серых стволов, с которых кора сошла, как кожа после ожога.
– Дальше сам, – сказал дед. – Если дорогу найдёшь.
– Найду, – спокойно ответил Илхо.
Ночевали в лодке – так было безопаснее всего, под охраной тайных письмен и бегущей воды. Илхо всё равно глаз не сомкнул – не спалось что-то. Утром, едва взошло солнце, он растолкал старика и спрыгнул в воду – сухой земли здесь всё равно не было, так и так намокнешь.
Над болотом вились пряди тумана. Вдалеке сквозь сизую дымку темнели края котловины. Чёртов Котёл – он ведь потому и котёл, что высокая местность здесь падает, почти отвесно, становясь сырой низиной. Когда-то давно – ещё не такой сырой, как сейчас, но сырой всё равно…
Старик, кряхтя, налёг на вёсла, отправляясь в обратный путь. Не оборачиваясь, Илхо долго слушал, как скрипят уключины, пока звук не стих совсем.
И как этот дряхлый дед справится с течением по пути назад? Догребёт ли? Впрочем, это уже его дело, не Илхо.
А у Илхо есть своё.
В который раз за эти дни он невольно потрогал ворот рубахи. Под ним прятались три ожерелья. Первое, из красной рябины – чтобы зла не видеть. Зло, с ним ведь как: если хочешь спрятаться, придётся и самому глаза закрыть. Ты на него не смотришь, оно – на тебя. Второе, из чёрного вороньего глаза – чтобы зла не чуять. Эти два оберега и провели их с дедом по реке так, что они не встретили по пути ни одной живой твари – только и видели, что следы. До поры до времени так было нужно – никому не попадаться на глаза. Иначе не дадут дойти до конца, до самого болотного сердца.
Третье ожерелье было самое важное. Белое, из хрупких птичьих костей – чтобы себя не забыть.
Илхо не спеша достал кисет – не тот, что давал дохтуру, другой. Табачок из этого он бы никому не предложил. Если на то пошло, Илхо бы его и сам не курил, да вот нужно порой для дела. Он набил трубку, разжёг, затянулся, кривясь от жгучего горького вкуса. Потом он останется во рту на весь день, но тут ничего не попишешь.
Илхо выдохнул голубой дым, и тот, как живой, змейкой потянулся вперёд, выискивая дорожку среди чёрной воды и упавших стволов. С трубкой в зубах, Илхо двинулся следом.
Дым никогда не подводил – он знал, куда хозяину нужно, и находил надёжные места, чтобы поставить ногу и не увязнуть. Шаг за шагом, это был медленный, трудный путь, но Илхо не спешил. Силы у него были, припасы на пару дней – тоже, главное – идти, а дальше…
О том, что дальше, он будет думать, когда дойдёт.
Илхо знал, что на самом деле вокруг кишмя кишат болотные жители. Под сенью мёртвого леса наверняка даже днём бродят огнецы, риады – вон сколько на деревьях их слизи – качаются на ветвях, свесив до самой воды длинные спутанные волосы. Может быть, Илхо, сам того не зная, задевает чёрные космы лицом. На моховых кочках тут и там виднелись отпечатки многопалых рук – следы ползней, которые волоком тащат свои белые скользкие тела. Красное и чёрное ожерелья проводили Илхо мимо паучьих гнёзд, многоглазых рыб, зарослей грибов-ладоней, которые иначе схватили бы его за лодыжки, норовя утопить и вырасти на его теле. Илхо ничего этого не видел, но чувствовал, что они рядом – в конце концов, на то он и шаман.
К концу дня он ясно ощущал, что обитатели болота начали медленно сползаться к нему со всех концов.
Он знал, что так будет. Чем глубже в чрево Котла, тем меньше проку от оберегов. Здешние твари пока точно не знают, кто их гость, но чуют, чуют, и искушение так и манит. Сюда наверняка уже много лет не ступала нога человека – до чего же им хочется его схватить. Разорвать в клочья, утянуть в трясину, утопить, сожрать.
Илхо выбил трубку на ночь, до поры до времени отпуская путеводный дым отдохнуть. Поспал час или два в развилке старой сосны, где было поменьше риадьей слизи. Потом продолжил путь.
К закату следующего дня он дошёл.
Двадцать лет прошло, за такой срок многое можно забыть, а вот старую ольху Илхо узнал сразу. Не было в ней ничего такого, но он увидел её – и понял, что рисунок её корявых ветвей словно ножом вырезан где-то там, в сердце. Когда Хвощи смыло с лица земли взбесившейся волной, верхушка дерева сломалась, но Илхо всё равно не спутал бы его ни с каким другим.
Бабка привязывала к ольхе верёвку, на которой сушила бельё. Сколько раз его, Илхо, маленькие детские портки висели тут на ветру?
От бабкиного дома не осталось почти ничего, но несколько почерневших брёвен, торчащих из болотной жижи, как гнилые зубы, хранили о нём память. Память самого Илхо тут же достроила остальное: покосившийся курятник, резной конёк на крыше, рассечённый трещиной от старости. Низенькое крыльцо.
Бабка говорила:
– Шаман? Какой ещё шаман? Дурак ты, а не шаман! Пошёл бы лучше работать. Вон, на завод хоть попросись! Там, говорят, сделают вроде мельницы водяной, только больше в десять раз. Она им будет шестерёнки крутить, никакого угля не надо. Вишь, что люди-то придумали? А ты до сих пор в сказки дремучие веришь!..
Илхо медленно шёл вперёд, раздвигая заросли жирного болотного хвоща. Здесь его всегда было много, потому деревушку и называли Хвощи – без затей. Он и не думал, что помнит всё так хорошо. Воспоминания возводили на его пути призраки домов, сараев, колодцев. Эхом умершего прошлого слышались мычание, лай дворовых собак, крик петуха… И смех.
– Илхо! Илхо-шаман! – зубоскалили деревенские девчонки. – А нашамань мне жениха хорошего! Только чур не такого, как ты!
Им было всё равно, что он видит и слышит то, чего не дано слышать и видеть другим. Что духи травы и ручьёв лопочут ему на ухо своим детским, бессмысленным языком, что тени бесчисленных предков и потомков навещают его во сне. Открывают старые тайны, которые за древностью лет уже никому не могут помочь или навредить, говорят о том, что случится через век, или два, или десять.
Илхо-шаман. Илхо-дурак. Вот и всё.
Где-то там, под ногами, под водой и илом, наверняка до сих пор валялись черепки горшков, в которых за миг до беды варилась каша. Гнили узорные косынки, которые девушки вышивали себе в приданое, не зная, что замуж уже не выйдут.
Всё случилось в день, когда Илхо позвал белокосую красавицу Аннели замуж.
Позвал всерьёз, не шутя, потому что понял: без неё – хоть сразу в могилу. Не мог ни есть, ни спать, даже бабку, ругающуюся «лодырем» и «недоумком», почти не слышал. Маялся, маялся, наконец набрался смелости – надел лучшую красную рубаху и пошёл свататься.
Аннели не сказала «нет».
Она рассмеялась.
Хохотала так, что дышать не могла, только руками махала, пытаясь выговорить хоть слово и снова захлёбываясь смехом. Словно в жизни не слышала шутки забавнее.
Илхо тогда взяла такая обида, от которой ни заплакать, ни закричать. Костью застряла в горле – хоть на стенку лезь.
И тогда, в тот день. Он решил.
Старик лодочник… Да что там, не он один – вообще все винили в гибели Хвощей фабрику, которую построили там, наверху. По крутому склону испокон веков бежала речка, так её перекрыли, построили плотину и – в Хвощах слов-то таких не знали – водохранилище. Набрали, то есть, огромное озеро воды и потихоньку её выпускали. Вода крутила колёса, колёса двигали станки, распиливающие брёвна на доски. Все, кто на фабрике работал, или хотя бы видел её вблизи, удивлялись да восхищались: как, мол, придумано здорово, машины всё сами делают, не надо больше спину ломать. Знай, сиди, поплёвывай да на кнопки нажимай.
А потом плотину прорвало, и что случилось дальше, известно каждой собаке.
Вот только всё было не так.
Илхо хорошо обдумал свою затею, взвесил каждый шажок. Шаманы – не знахари, чтобы возится с травками, но у бабки как раз был пузырёк снадобья, которое она пила, когда боль в костях не давала уснуть. Илхо развёл снотворное зелье в бутылке браги – весь пузырёк вылил, чтобы наверняка.
Дальше пришлось побыть лицедеем. Дождаться подходящей ночи, взобраться наверх к фабрике. Человек, которому выпало сегодня дежурить, сидел перед своим столом с кучей разных рычагов и кнопок, зевал от скуки. Где-то там ещё ходил сторож, следящий, чтобы ничего не украли, но места тут были спокойные, народ – совестливый, так что и охраняли фабрику без большого усердия.
Илхо сказал ночному дежурному, что ходил в лес к священному дубу, а потом стало темно, и он заплутал. Дежурный поверил охотно – все в округе знали про смешного дурака шамана. И выпить с Илхо на пару его долго уговаривать не пришлось – всё лучше, чем маяться в одиночестве до рассвета. С полстакана ведь ничего не будет, правда?
Илхо надеялся, что дежурный уснёт, но, похоже, переборщил с зельем. Ему потом часто снилось, как бедняга бьётся в корчах, истекая пеной изо рта. Но тогда, той ночью, Илхо было всё равно. Одним больше, одним меньше.
Пришлось перепробовать чуть ли не все рычаги, пока он не нашёл нужный. Тот, что открывал плотину.
Обычно её приоткрывали совсем чуть-чуть, чтобы сбросить излишек, но Илхо выжал рычаг до упора. Уже потом он узнал, что водяной поток, выпущенный на волю, полностью разворотил своим напором раздвижные створки
В своей жизни Илхо слышал много разного. То, как духи мёртвых людей признавались ему в страшных грехах. То, как кричал от жутких видений его полоумный дядька, старый шаман из Верхних Сосен, который потом умер, вырвав собственные глаза. Уже позже, вдали от дома – стоны умирающих от чумы, вой матери над ребёнком, разорванным зверями.
Но, видит небо, за всю жизнь Илхо не слышал звука страшнее, чем тот, с которым вода хлынула вниз.
Той ночью Хвощи смыло с лица земли. Выживших не было. Все они погибли во сне – или, может, успели проснуться и понять. Кто знает? Точно не Илхо.
Когда рассвело, он долго стоял и смотрел вниз. Там было как будто озеро – только верхушки деревьев торчали из воды.
Кое-кто из фабричных жил там же, в Хвощах, но большинство – в бараках около фабрики. Конечно, они все сбежались – кричали, гудели, решали, что делать. Искали виноватых, куда без этого. Илхо было не до того. Он ещё не закончил.
Он три дня не пил, ждал, пока горло пересохнет, как печная труба. Потом ещё три дня лежал, уткнувшись лбом в землю – посылал ей свою жажду. Сам на грани беспамятства, повторял ей одно: «пить, пить, пить…». Земля услышала: к исходу шестого дня она жадно впитала лишнюю воду.
Илхо не нужно было озеро. Ему нужно было болото.
Илхо помнил того себя. Тощего, молодого, безмозглого. Озлобленного на весь мир.
Они все были правы: он дурак. Только дурак решит без разбора наказать смертью правых и виноватых.
Тогда он думал: раз они не верят в шаманов, пускай сами сделают его самым могучим шаманом на свете. Твари, рождённые болотом, будут покорны тому, кто это болото создал. Подумать только: он, Илхо – и орды нечисти, подчинённые каждому его слову.
Вот тогда-то и посмотрим, что это за новый век, которому шаманы не нужны.
Труднее всего было ждать. Болоту требовалось время, чтобы переделать тела утопленников на свой лад. Илхо целое лето скитался по лесам, ловил силками птицу, жевал грибы. Показаться на глаза людям он не смел. Тешил себя мыслью, как выйдет к ним победителем – потом, позже, уже не один, а во главе своей армии чудовищ.
Когда он наконец почувствовал, что пора, Илхо с колотящимся сердцем вернулся туда, где были Хвощи. В место, которое люди отныне называли Чёртовым Котлом.
Там он увидел тех, кого создал.
По колено в воде, Илхо остановился у каменной церквушки, почти целой. Закрыл глаза.
Тогда, давно, он посмотрел на дело своих рук – и отшатнулся. Глупый мальчишка Илхо мог сколько угодно воображать себя господином болота – ему не хватило сил вынести отвращение, стыд и ужас.
Может, болотные твари, вышедшие его встретить, правда подчинились бы его приказу. Но он не приказывал.
Он бежал.
Бежал и не останавливался двадцать лет, пока наконец не понял, что от себя всё равно никуда не деться.
Сейчас, годы спустя, Илхо не стал хорошим. Не стал сильным, не стал мудрым. Он, в общем-то, просто стал старше. А ещё понял одну вещь.
Ему не будет покоя. Он не сможет жить, не сможет умереть, не сможет дальше носить своё тело и свою душу, если оставит всё, как есть.
Ему пришлось обойти полмира только затем, чтобы собраться с духом вернуться назад.
Он убил не только Хвощи. Он убил ещё и мальчика, проглоченного ползнем, семью, повешенную риадами на деревьях, сожранных болотом солдат. Кто знает, сколько их было? Несчастных, погибших по вине его детей?
Илхо знал, что ему ничего не исправить. Он совершил то, что совершил, он убийца и им останется. И всё-таки, всё-таки, он мог сделать хоть что-то, чтобы быть достойным не только презрения. А даже если и не быть… Всё равно.
Он должен.
Не открывая глаз, Илхо нащупал на шее ожерелье из красных сморщенных ягод. Дёрнул, разрывая шнур – рябинки дождём посыпались в воду. Уже не соберёшь, даже если захочешь. Потом порвал чёрное ожерелье из вороньего глаза.
Чтобы зла не видеть. Чтобы зла не чуять. Без этих оберегов ему ни за что было бы не зайти вглубь болот – не хватило бы храбрости. Илхо знал себя лучше всех – он бы точно струсил. Повернул назад, последовал совету дохтура уезжать подальше, малодушно утешая себя, что болото ведь не захватит весь мир. А если и захватит, то на его, Илхо, век времени ещё хватает.
Теперь, когда он здесь, пути назад уже нет.
Илхо открыл глаза.
Они были повсюду. Обступали его со всех сторон. Риады, свисающие с деревьев своими расплывшимися, полужидкими склизкими тушами, тянули к Илхо длинные руки с семью локтями; их волосы спадали до земли, закрывая белые лица и дыры выгнивших глаз. Ползни белыми брёвнами толкались под водой, норовили подплыть поближе и ткнуться рылом в колени. Грибы-ладони, растущие из воды и трухлявых древесных стволов, слепо ощупывали штанины Илхо, капюшон его куртки, сумку за спиной. Поодаль, прячась в тенях от рыжего закатного солнца, сверкали глазами безликие детские тени – огнецы, норовящие заманить в трясину. Что-то огромное со стоном ворочалось в пустой мёртвой церкви.
Все они когда-то были людьми. Или нет – то, что делало их людьми, давно уже было далеко. Осталась только плоть, слепленная во что-то новое, твари, созданные из смерти и болотной жижи.
Им, Илхо, созданные.
Болото росло не просто так. Оно искало. Искало его – неверного создателя, трусливого отца, повелителя, преступника, всё сразу.
Теперь, когда он здесь, болоту больше не придётся пожирать всё, что встретится на пути.
– Вот он я, – вслух сказал Илхо. – Я пришёл. Пришёл насовсем.
Они все двинулись одновременно, так быстро, что Илхо почти не успел понять. Грибы-ладони вцепились в его одежду, руки риад сомкнулись, заключая Илхо в тюрьму объятий, и он ухнул вниз.
Он ещё успел подумать: а ведь никто не знает, как далеко это болото успело прорасти вглубь – а потом вода сомкнулась над его головой.
Они тащили его под воду и под землю, на глубину, такую глубину, которой здесь неоткуда было взяться. Чёрная торфяная жижа заливалась Илхо в глаза, в уши, в горло; когда она наполнила лёгкие, он понял, что больше никогда не увидит солнца.
Но он не умер.
Болото принадлежало ему ровно настолько, насколько он принадлежал болоту. Илхо сказал, что пришёл насовсем, и не солгал.
У него на шее остался последний оберег: хрупкое ожерелье из пустотелых птичьих костей. Самое важное из трёх. Чтоб себя не забыть.
Ему никак нельзя было забывать. Не было права сбежать ни в смерть, ни в безумие. Илхо знал, что должен остаться. Сдерживать то, чему дал жизнь. Тогда, двадцать лет назад, он не ошибся в одном: болотные твари подчинялись не то что одному его слову – одной его мысли.
Не было никого на свете, кто мог бы держать болото в узде. Только он.
Илхо не мог шевельнуться, не мог вдохнуть. Глаза остались при нём, но не видели ничего. Там, наверху, могли проходить дни и ночи, месяцы, годы. Могли сбываться и не сбываться нашёптанные духами из его снов предсказания о том, что случится через век, или два, или десять.
Илхо было уже всё равно.
Чёртов Котёл наконец забрал его себе.
Трейлер норвежского фильма "Тролль"
Режиссёрское кресло занял Роар Утхауг, автор первой части трилогии «Остаться в живых», средневекового боевика «Пленница. Побег», фильма-катастрофы «Волна» и приключенческого боевика «Tomb Raider: Лара Крофт».
Глубоко внутри горы Довре после тысячелетнего заточения пробуждается нечто гигантское. Разрушая все на своем пути, это существо стремительно приближается к столице Норвегии. Но как остановить нечто, что существует только в норвежском фольклоре?
Если вам в свое время понравились "Охотники на троллей", не пропустите "Тролля" 1 декабря на Netflix.
Бестиарий Таверны Тьмы и Света. Часть 1
Сегодня я решил попробовать кое-что новенькое! Перед вами пилотный выпуск Бестиария Таверны Тьмы и Света!
Множество различных существ обитают в фэнтэзийных мирах. Некоторые из них вполне дружелюбны, другие же совсем не прочь пообедать вами или лишить жизни просто ради удовольствия.
Сегодня мы с вами поговорим об одних из самых популярных фэнтезийных существ - троллях! Когда они не заняты в интернете, они активно снуют по множеству фэнтезийных миров и доставляют немало проблем искателям приключений и простому люду!
Кто же такие эти тролли? Классический образ тролля происходит из семейства великанов. Это высокие, плотно сложенные существа с примитивным мышлением и желанием непременно полакомиться вкусным мяском. Под это описание идеально подходят горные тролли. Другие их сородичи - лесные и пустынные тролли, как правило, отличаются лишь небольшой разницей в размерах и своим внешним видом.
Их привычки имеют много общего с первобытными людьми, если бы наши предки были размерами с огромную гориллу. Они чаще всего не носят одежду, охотятся с помощью мощных лап или сооружают из подручных средств дубину. Из еды предпочитают мясо любого существа, оказавшегося у них на пути.
Существуют также и тролли, имеющие плотную связь с водной поверхностью. Морские тролли предпочитают жить на берегу морей и океанов, а речные тролли облюбовали для себя мосты. Кто же не слышал байки про тролля, живущего под мостом и требующего плату за проход?
"Так всё-таки они тролли довольно умны?" - спросите вы. И да и нет. Как я уже упоминал ранее, крупные тролли в основном мыслят примитивно, но их сородичи поменьше вполне себе соображают, что к чему. Некоторые из них могут быть шаманами или ремесленниками, другие пробуют себя в торговле и строительстве.
В конце концов, можно смело утверждать, что несмотря на то, что за троллем закрепился вполне себе чёткий образ, в разных произведениях они выглядят и ведут себя по разному. Варианты практически безграничны!
Где мы могли с ними столкнуться?
Конечно же во множестве книг, фильмов и игр. Я упомяну лишь несколько из них, которые хорошо знаю сам. Буду рад, если вы дополните мои примеры!
Фильмы.
Если попытаться вспомнить, где мы видели тролля на большом экране, мне сразу вспоминается первый фильм о Гарри Поттере! Тролль там классический горный - большой, тупой и ни капельки этого не стесняется!
Другие представители семейства тролльих заглянули к нам в лентах Питера Джексона. Мы все помним, как бедного Фродо “пронзил” копьем огромный горный тролль, но моё внимание украли тролли из Хоббита. Я помню их ещё в старой книжке о Хоббите, в том самом издании, где Бильбо рисовали с Евгения Леонова! В экранизации они чуточку растеряли свой шарм, но всё равно вышли довольно колоритными)
Игры.
Первая игра, которая пришла мне в голову - это любимая Baldur’s Gate! Здесь тролли не очень похожи на классических. Ростом они примерно два метра, худые и долговязые. Основная их сила в количестве и бешеной регенерации. Если вдруг у вашей партии закончились огненные стрелы или склянки с кислотой, то у вас большие проблемы! К счастью, у каждого более-менее толкового волшебника всегда найдётся в арсенале огненная стрела или даже шар!
И раз я начал с не классических троллей, то в следующем примере я хочу упомянуть троллей из вселенной Warcraft. И как бы глупо это ни звучало, но они уже успели стать классикой. Они не такие высокие, как их собратья из других миров, синекожие и обладают внушительными клыками. Кроме того, они довольно-таки разумные!
Ещё один пример снова отсылает нас к изометрическим РПГ, но уже более свежим. В серии Divinity Original Sin также встречаются тролли. Они более-менее стандартные по своему внешнему виду, но отличаются скверным характером и невероятным коварством. Два таких товарища создали себе вполне удачный бизнес по охране мостов и неплохо существовали. Пока они не повстречались с нашими героями.
А помните троллей в Ведьмаке? Кто не играл, очень советую! Тролли там классического образца. Ужасные снаружи, но очень забавные внутри! Один решил вступить в армию, другой стал охранником тайника, третий чемпионом бойцовского клуба. Они довольно опасны для простого человека, но ловкач с хорошо подвешенным языком легко сможет избежать драки с ними. Хотя с более дикими разновидностями этот фокус уже не прокатит. Ну тогда можно и меч достать, мы всё-таки играем за убийцу чудовищ!
Ну и конечно, многие из нас помнят троллей из The Elder Scrolls Oblivion. Там тролли немного потеряли в размерах, но удвоили свой мерзкий характер и преследуют главного героя даже в нарисованном мире!
Книги
Особого, почётного упоминания заслуживают тролли из Плоского мира Терри Пратчетта. Где ещё вы увидите существо, полностью состоящее из камня, питающегося камнем и вообще быть камнем на всех возможных уровнях? Это вам не скучные големы или элементали! Кроме того, внешний вид такого тролля, ровно как и его умственные способности, напрямую зависят от камня, из которого он сделан. Чем более ценен этот камень, тем выше статус тролля в обществе. Например, алмазные тролли невероятно умны, и их обычно выбирают в качестве тролльих правителей!
На этом первый выпуск бестиария закончен! Буду рад обсуждениям, комментариям, советам и критике)
Монстры по соседству (рассказ)
Вот уже третий год город трясло от основания до верхушки. Привычный уклад рушился, агрессия выплёскивалась на улицы, за невозможностью достать адресата захватывая кого ни попадя. Одни демонстрации сталкивались с другими, а статистика несчастных случаев, разбоев и убийств всё полнилась. Власти знали, чем оправдать это. Знал и народ. И всё равно были те, кого оправдания не устраивали.
Анжело шёл по улице, далёкий от всего этого безумия. Унылые лица прохожих, мрачные разговоры и злость его нисколько не трогали. Поднимая воротник пальто выше, так, что наружу торчали только уши да лысая голова, Анжело шёл дальше. У него было важное дело. Почти миссия. И если он справится, это поможет лучше всяких демонстраций.
Мимо прошла огромная толпа, потрясавшая плакатами с перечёркнутыми привидениями. В воздухе звучали лозунги: «Долой кошмары!», «Уничтожим монстров!» Через пару перекрёстков Анжело попалась другая толпа, поменьше, уже с надписями «Оставьте страшилки в покое!» Мужчина не обратил внимания и на эту кучку идейных борцов. Он спешил. Из репродуктора на углу улицы доносился унылый голос, вещавший новости дня:
«Этой ночью очередной призрак напал на прохожего. Пострадавший выжил. Подоспевший патруль оглушил привидение, и то скрылось».
Вздохнув, Анжело отвернулся. Как же надоело... Года три-четыре назад такого не было, но сейчас противостояние всё нарастало, набирало обороты, и никто не разбирался в причинах очередного конфликта.
— Это они во всём виноваты, они! — послышался откуда-то женский визг.
Анжело только поморщился. Свернув на другую улицу, побрёл дальше. Дома нависали над ним, как жестокие несправедливые судья.
— Да чего ты трусишь? Ночью в лесу будет весело! — воскликнул юный голос.
Мимо прошла компания подростков. Девушка, к которой обращались, потерянно втянула голову в плечи.
— Это не лес, а посадка, Дэн. Мало ли кто там встретится.
— А кто нам встретится? — запальчиво возразил Дэн. — Монстры вне закона, патрули их ловят. Хватит бояться, идём!
Молодёжь скрылась за углом. Анжело вздохнул. Ничего не боятся. Теперь ничего. Не оглядываясь, он продолжил путь.
Нужный дом Анжело нашёл бы с закрытыми глазами — так уже привык навещать его. В подобном районе, однако, здание не особенно выделялось. Среди обветшавших жилищ и грязных улиц обгоревшая многоэтажка казалась чем-то обыденным. Никто не обращал на неё внимания... чем и пользовались её жители. Оглядев улицу и убедившись, что никто на него не смотрит, Анжело скользнул в полуразрушенный подъезд.
В заброшке было в разы холоднее, чем на улице. Закопчённые окна едва пропускали свет солнца. Редкие пробивающиеся лучи выхватывали летающую в воздухе пыль. Пепел с грязью мешались на полу, неприятно пачкая дорогую обувь. Но Анжело не морщился — привык. Выйдет и вытрет. От волнения слегка перехватывало и так затруднённое в этом месте дыхание. Сегодня у него особенный визит. Осторожно поднявшись по лестнице, Анжело толкнул дверь одной из квартир. Вдогонку ему полетел мерзкий смех и топот маленьких ножек.
— Это я! — крикнул мужчина, входя.
Дверь жутко скрипнула за спиной, закрываясь.
Они были здесь, как всегда. Стоило Анжело переступить порог, как на него дохнуло смрадом. В этот раз мужчина почти не закашлялся — привык. Лишь невольно потерев свой широкий приплюснутый нос, он поднял в приветствии ладонь.
— Никто не тревожил? — спросил с улыбкой.
Сидящий в кресле парнишка лишь покачал головой. Поднял пустой взгляд на гостя. Из-за неестественно свёрнутой шеи его жест выглядел пугающе. Впрочем, и сам парень внушал ужас. Бледное лицо с нарисованными, как у клоуна, слезами, наигранная улыбка, вывернутая вбок рука сразу выдавали — этот человек мёртв. Не моргнув глазом Анжело кивнул ему.
— Привет, Стэн.
— Привет, — прошептал Стэн.
Жители брошенной квартиры стягивались к Анжело со всех её уголков, и от этого зрелища кому угодно стало б не по себе. Мужчина прошёл вглубь, спокойно опустился на диван. Рядом тут же пристроилась девочка с дешёвым зайцем в руках. Чёрные провалы глаз не отрываясь пялились на Анжело.
— Чьи истории ты запишешь сегодня? — с любопытством спросила девочка.
Анжело улыбнулся. Этим-то и была уникальна нынешняя встреча.
— Ничьи. Я уже записал истории каждого из вас, Лили, — сказал он ласково.
Покопавшись в дипломате, достал блокнот. Кожаная обложка и надпись «Ежедневник» не вызывали ни у кого любопытства. Этим-то Анжело и пользовался.
— В этом блокноте, — произнёс он, показывая его Лили, — собраны страшилки со всего нашего города. Все рассказы и истории, которые мне удалось услышать. Так что сегодня я пришёл не слушать, а читать. Вы, как мои соавторы, услышите эту книгу первыми.
Квартиру затопил одобрительный гул голосов. Городские монстры подобрались ближе, готовясь слушать. Улыбнувшись, Анжело лизнул палец и открыл первую страницу. Помолчал, готовясь. Как он надеялся, что это всё не зря! Хоть бы было не зря... Но именно эта книга могла перевернуть обратно пошатнувшийся мир. Откашлявшись, мужчина начал:
— Страшные истории сопровождали человечество со времён его зарождения. Чем больше эволюционировали люди, тем больше монстров рождала их история. Началось всё с предков, пытавшихся с того света предостеречь потомков об опасностях жизни. Потомки прислушивались... И так постепенно на Земле появлялась новая раса — раса чудовищ из наших кошмаров.
Диван продавился — рядом опустился мужчина в цилиндре, бабочке и пиджаке с ласточкиным хвостом. Неестественно длинные, как ветки, пальцы слабо шевелились. Анжело улыбнулся. Бумеранг. Тот, кто возвращал людям все их злые поступки жестокой кармой. Одно из его любимых существ.
— Долгое время страшилки и люди уживались вместе, — продолжил Анжело. — Монстры оберегали человечество от него самого. Через страх, лишения они учили нас ценить свои жизни, радоваться даже мельчайшим приятным событиям, беречь близких и самих себя. В этом была главная цель страшных историй — возвращать людям вкус к существованию. И, раз уж мы забыли об этом, я позволю себе рассказать вам всё заново.
Герои его единственной книги молча внимали словам человека. Воздух дышал угрозой, которую источали их когти, клыкастые пасти, жестокие взгляды. Но это не была угроза Анжело. Его, борца за правду, здесь любили. И он платил им тем же, вознося благодарность за все их прошлые заслуги.
— Многие призраки происходят из нас же самих, из людей, — читал он вслух. — Таков, например, Чёрный байкер. Эта городская легенда известна, наверное, во всех странах — в основном потому, что даже после смерти призрак не останавливается и колесит по дорогам, куда понесёт душа. Байкер разбился в юном возрасте на ночной дороге — и долгие годы мотивировал молодых людей быть осторожнее в своём желании стать круче.
Анжело перевёл дух. Все боль и потери, которые он пропустил через себя, собирая материал для книги, всколыхнулись снова со дна души. Он продолжал читать, и собравшиеся вокруг существа представали перед его взглядом каждый своим несчастьем. Стэн, решивший покончить с собой и передумавший в процессе полёта, стал вечным предостережением для тех, кто необоснованно не ценил свои жизни. Майк номер Один, трудоголик, умерший на работе от сердечного приступа, стал офисным полтергейстом, портившим жизнь всем, кто пытался сгореть в погоне за деньгами. Анжело и сам пару раз видел его в своём отделе — до того, как призраки стали вне закона. По-паучьи выкрученное тело Майка всегда предшествовало чьему-то отпуску.
— Ночной гость, одно из немногих не призрачных существ, предостерегало людей от поздних прогулок. С его появлением в городе сократилось количество изнасилований и уличных драк — избегая одной опасности, люди избегали всех.
Ночной гость подобрался ближе, переступая мягкими когтистыми лапами. Похожее на змеиное, хоть и покрытое шерстью тело извивалось кольцами, светящиеся в полумраке глаза внимательно следили за рассказчиком.
— Венди, бывшая наркоманка, умершая от передоза, преследует всех прожигателей жизни, — продолжил Анжело. — Кошмарами, пророчествами, видениями наяву она заставляет многих одуматься. Так однажды Венди спасла мою сестру, связавшуюся не с той компанией.
Анжело запнулся. Он вспомнил сестрёнку, увлёкшуюся веществами, гулянками, риском. Вспомнил и ужас в глазах девочки, когда та познакомилась с призраком. Он до сих пор был по гроб жизни обязан Венди, хоть и, увы, не знал, где её найти.
...День подходил к концу. На улице ещё больше темнело, и лишь редкие фонари да глаза Ночного гостя подсвечивали комнату. В лунном свете Анжело с трудом разбирал строчки в блокноте, но продолжал читать. Это было важно. Безумно важно.
— Лили, девочка, погибшая по недосмотру равнодушных родителей, учит нас ценить близких, — произнёс он, невольно поглаживая по голове призрака со спутанными волосами. Девочка слабо всхлипнула под его рукой. — Её плач и зов напоминают нам, что родные не вечны и их нужно беречь. Мы это часто не помним.
Блокнот почти кончился. Анжело перечислил уже всех, кого мог: и карликов, сводящих с ума любителей гулять по заброшкам, а оттого сокращавших количество свернувших себе шею на развалинах, и маньяка, каравшего за ложь и предательство, и «Грех уныния» — духа, преследовавшего лентяев. Осталась последняя. Она. Причина всего случившегося и одновременно та, кто его когда-то спасла.
— Испокон веков страшилки предостерегали нас, — тихо произнёс Анжело. Поднял на мгновение взгляд, выискивая её в темноте сгоревшей квартиры. Нашёл. Грустно улыбнулся. — Так поступала и она. Каролина. Все мы знаем эту невероятно красивую девушку, покончившую с собой из-за несчастной любви. Когда её предали, она решила, что не сможет жить без него. Без любимого. Позже, став призраком, Каролина пожалела о содеянном, но было поздно. Совершив один необдуманный поступок, она потеряла возможность познать настоящее счастье. Насладиться будущим. Дать себе другой шанс. Каролина всегда учила нас, что ни одна любовь не стоит того, чтоб из-за неё умирать. Но кое-кто интерпретировал её послание иначе.
Каролина бесшумно приблизилась к дивану. Села рядом. Анжело вновь увидел её огромные зелёные глаза миндалевидного разреза, острое личико, нежные губы. Холод от её плеча проник даже сквозь одежду, напоминая о том вечере, когда сам Анжело, сидя на полу, третью неделю заливал горе дешёвым алкоголем. Он слишком тосковал по бросившей его любимой. Не было сил даже встать. И тогда пришла Каролина, стенаниями и жалобами доконавшая его. Заставившая очнуться.
— Четыре года назад, — читал вслух Анжело, — девочка, терпевшая неудачу за неудачей в личной жизни, решила, что раз у красавицы Каролины ничего дельного не вышло, то ей и подавно надеяться не на что. Выбрав привидение своим идейным вдохновителем, девушка записала проникновенное видео о том, что любовь убивает. Что девушкам стоит быть столь же смелыми и прервать своё бессмысленное одинокое существование. Что неблагодарные мужчины ещё пожалеют о них, и это научит их быть снисходительнее к следующим. Видео было длинным и всё сопровождалось именем Каролины. Когда после смерти девушки оно вышло в сеть, по стране прокатилась волна самоубийств. И все обвинили страшилки.
Атмосфера в комнате накалилась. Послышалось шипение, скрежет, резко похолодало. Только Каролина не злилась. Опустив голову, она грустно смотрела на свои колени и молчала. Анжело взял её за призрачную руку и получил ответное пожатие.
— Призраки и чудовища резко стали врагами человечества. Мы устроили травлю на них. Забыв всё прошлое, мы убиваем материальных монстров, а бесплотных отпугиваем специальными шокерами. Говорят, в лабораториях изобретают оружие, которое одолеет и призраков. Но почему мы так агрессивно ответили на глупый поступок подростка, в котором духи не виноваты?! Мы забыли всех спасённых, образумленных, убережённых от несчастий, забыли, что страх и боль — необходимые для выживания механизмы эволюции? Без страха не бывает осторожности, а чужие несчастья учат нас ценить то, что имеем мы. Долгое время смерть и карма, сопровождавшие человечество в лице страшных историй, прививали нам любовь к жизни. Сейчас, гуляя по улице, я вижу детей, которые больше не думают об опасности. Они лишены руководящих посланий и предостережений. Я вижу взрослых, которые тонут в своих проблемах, и некому объяснить им, что дышать — уже счастье. И потому я молю вас — верните человечеству кошмары. Верните нам тот контраст, которого не хватает для того, чтобы любить нормальность. А страшилкам верните людей, без чьей благодарности их существование бессмысленно и тоскливо.
Звук его голоса замолк в тёмной квартире. Лили плакала. Каролина ласково поглаживала ребёнка по голове, обнимала, нисколько, впрочем, не осуждая Анжело. Стэн печально насвистывал какую-то мелодию. Майк Номер один стрекотал, как кузнечик, в углу. Они страдали. Они не заслужили такого. Анжело смотрел на искажённые лица, выкрученные тела, пугающие глаза, клыки, когти и продолжал защищать страшилки даже внутренне. Он был обязан им дважды — и, в отличие от других, не забыл этого.
— Это не сработает, — вздохнул Бумеранг. — Ты просто попадёшь в опалу вместе с нами.
Анжело только пожал плечами. Он и сам понимал, что такое возможно. Но риск — благородное дело, не так ли?
— Я хоть попробую, — сказал он с улыбкой. — Оно того стоит.
Бумеранг медленно кивнул. Взглянув за окно, выпрямил свои длинные, как ходули, ноги.
— Уже темно. Я провожу тебя.
Анжело благодарно кивнул, убрал ежедневник в карман. Поднялся следом. Ему нравился Бумеранг. Самый неуязвимый из всех и самый справедливый. Монстр открыл скрипучую дверь квартиры, и, игнорируя возню в подъезде, они вышли в темноту улицы.
Анжело шёл бок о бок с чудовищем по неблагодарному городу и даже не осуждал его жителей. Он не считал их ни монстрами похлеще страшилок, ни злодеями. Анжело лишь жалел об их глупости. И, проходя по улицам, полным отдалённого воя полицейских сирен, всё больше уверялся в своём желании хоть кого-нибудь образумить.
© Лайкова Алёна
Усиленно выживаем (глава 22-2)
Снова большая глава, разбитая на две части.
П.Е.Р.И.М.Е.Т.Р. Выживание
Начало книги, первая глава тут: Внимание, граждане! (глава 1)
Постапокалипсис; Фэнтези.
Большая глава, разбитая на две части. Будьте внимательны, это - вторая часть.
Первая часть главы тут: Усиленно выживаем (глава 22-1)
***
– По-моему, он нас боится, – пробормотал Дима, глядя ему вслед.
– С чего это ты взял? – насторожился Серёга. – Думаешь, он что-то заподозрил про меня?
– Пёс его знает. Но как-то он помутнел… Ладно, фиг с ним. Пошли потихоньку.
– Я только не понял, нафига делать из этого секрет? – Серёга показал на свои руки.
Дима пожал плечами:
– Ситуация напряжённая. А люди все разные. Кто-то скажет — круто, а кто-то распсихуется. Вот, как думаешь, есть связь между этим, – он указал на багровое небо, – И твоими талантам?
– Думаю… есть. Оно точно как-то связано. И монстры тоже…
– Остальные тоже могут так подумать. И, чего доброго, на нас всё и повесят. А потом — нас самих повесят.
– А нас-то за что? Мы ж чёткие!
– Найдут за что, – буркнул Дима.
Вновь оказавшись один на один с братом, Дима чувствовал себя спокойнее. Родственные чувства тут были ни при чём: он просто не хотел лишний раз общаться с незнакомцами. При всей своей пользе они ощущались как некоторый балласт, не дающий двигаться дальше. И потом — никогда не знаешь, что у них может быть на уме.
Колян казался безобидным, Кир — так и вовсе дружелюбным. Но где-то неподалёку мог ещё обитать тот, кто пырнул ножом ту аптекаршу. Или вроде него. Потому что, если это всё — кара за грехи, значит остались только грешники.
«Нет, это уже перебор»
– В общем, гляди в оба. И доверяй в первую очередь себе, – сказал Дима.
Серёга кивнул. Они протиснулись за парковую ограду и пошли вдоль узкой аллеи с поваленными елями.
Дорожка скользнула по склону вниз, к прямоугольному пруду, в котором обильно плавали обломанные ветки близстоящих деревьев и ствол вырванной с корнем ивы, не пережившей землетрясение. Путь братьев лежал левее и дальше – вглубь парка. Последний был довольно мал и больше представлял развлекательную зону и место для выгула собак и маленьких детей. Едва ли не единственная и в основном прямая дорога пронизывала его насквозь. По обе стороны от неё располагались стадионы, аттракционы, спортивные и детские площадки, открытая сцена и многочисленные клумбы. Всё это – в силу сложившихся обстоятельств – было разрушено, искорёжено и изуродовано. Имели место быть и жертвы, но, по счастью, немногочисленные. Можно было пройти спокойно, и лишь неестественная тишина, столь несвойственная этому месту, свидетельствовала о том, что происходит что-то нехорошее. Отдалённые раскаты грома и вибрирующий время от времени асфальт усиливали эффект.
Где-то в середине пути братья наткнулись на ещё один разлом. Трещина – уже не такая глубокая, но недостаточно узкая, чтобы её можно было перепрыгнуть – разрубила прогулочную зону пополам, а вместе с ней забор стадиона и футбольное поле. Диме и Серёге пришлось свернуть и двигаться вдоль трещины в надежде, что она когда-нибудь закончится. В итоге вышли из парка во дворы и обошли распавшийся надвое дом, который оказался на пути у разлома. А за ним – ещё один, но побольше. Весь двор был усыпан его обломками. Пробираться стало тяжелее. От идеи штурмовать завалы Дима сразу отказался, пришлось немного пропетлять среди нагромождений бетонных плит и кирпичных курганов. Но, к счастью, живность в окрестностях отсутствовала, и можно было позволить себе неторопливое передвижение.
Наконец, кривая вывела путников на Кусковскую, где они обнаружили огромный котлован, образовавшийся на месте крупного бизнес-центра, ещё позавчера стоявшего на другой стороне улицы. Он сгинул начисто, и несколько крупных трещин, тянущихся с разных сторон, сходились в этой дыре. Но, что самое необычное, внизу что-то светилось!
– Это что, лава? – спросил Серёга, осторожно подступая к краю.
– Да не, откуда… Слишком близко к поверхности, – возразил Дима, – да и цвет какой-то золотистый. Я бы даже сказал – приятный. Это что-то другое… Мне вчера ночью показалось, что на Перовской из разлома тоже чем-то похожим полыхнуло, когда луч рядом ударил.
– Ты успевал ещё по сторонам глазеть? Я помню только бомбёжку и как те твари за нами погнались.
– Мистика какая-то, – пробормотал Дима и окинул взглядом шоссе. Трещина взбороздила и его. Насколько хватало глаз, Кусковская улица была расколота надвое, начиная от таинственного кратера. Вполне возможно, что впереди разлом сливался с тем, что на второй Владимирской. Если так, то это означало тупик.
Дима отошёл подальше от края, к торцу полуразвалившегося здания и снова достал карту. Он отчеркнул трещину, отсёкшую часть парка, отметил на карте кратер и расселину, отходящую от него в сторону дома. Многоугольник замкнулся.
– Надеюсь, Колян ошибся и на Лазо ещё не всё разрублено, – Дима покачал головой. – Иначе — труба.
– Хочешь сказать, мы тут застряли?
– Похоже на то. Надо как-то попасть на ту сторону, – Дима кивнул на необъятную дыру.
– Ну капец, – Серёга присел на корточки рядом с картой.
– Ещё нет. Но близко. Надо всё-таки провести круговую разведку. Но это потом. Сначала сходим к дому. И это тоже потом. Пока школа рядом, давай заскочим к этому Киру, или как его там. Может, выйдет что-нибудь разузнать. Благо гаражи тут недалеко.
До злополучной школы, которая вследствие бомбёжки лишилась основного крыла и рекреации, действительно было рукой подать. Зловещие трещины тянулись от кратера, в том числе и в сторону гаражей, но обрывались, не дойдя до заграждений.
Однако, пропетляв среди жмущихся друг к другу кирпичных коробок с массивными стальными воротами, братья не обнаружили признаков жизни. Всё было наглухо заперто и безмолвно.
– Ушли, что ли? – предположил Серёга.
– Или это не те гаражи. Хотя тут вроде других и нет, – Дима задумчиво обвёл взглядом окрестности. – А я помню это место. Классе в седьмом-восьмом тут модно было разборки устраивать. Или просто курить беспалевно.
– Так ты ж не курил никогда. И не дрался!
– А я и не говорю, что это был я! Просто пол-школы тут торчало. А мы с друганами вооон с того гаража в сугроб зимой прыгали. И весь экстрим.
– Ой, ну ты прям отжигал, я смотрю! – хохотнул Серёга и был беззлобно послан в известном направлении.
– И куда всё это делось? – задумчиво произнёс Дима. – И где теперь они? Друзья, одноклассники, учителя. Школа и была уже не та, так теперь совсем сгинула. И всё вместе с ней…
– Туда ей и дорога, – отрезал Серёга. – На второй год меня оставили, козлы.
– Ну, кому что… Ладно, двинули. Надоело всё...
Перово преобразилось – и далеко не в лучшую сторону. Пробираясь привычным путём от останков школы к останкам дома, братья не узнавали свой район. Высотных зданий близ Кусковской улицы и так было не особенно много, а теперь их число было окончательно сведено на нет. Пятиэтажки и прочие строения либо пребывали в аварийном состоянии, но чаще попросту рассыпались. Но даже к безобидным кручам подходить было боязно: неровен час — опять тряхнёт и сойдёт кирпичная лавина. Временами землю трясло не хуже, чем накануне. Дрожали и кренились деревья, и падали с противным скрежетом редкие уцелевшие фонарные столбы. А от покосившихся зданий отлетали расшатанные кирпичи, обломки оконных рам, козырьки, балконы, водосточные трубы и пожарные лестницы – как листва с осенних деревьев.
Дом, где обитал пресловутый Ромик-целитель, тоже частично сохранился, но навещать друга Сергей не отважился.
– Давай потом, – сказал он, – глядя на наклонённую под жутким углом стену.
В овеянном дурной славой дворе близ старой голубятни, где уже не было ни домов, ни самой голубятни, по-прежнему толклись и что-то тихо обсуждали алкаши. Их осталось двое, потрёпанных и опухших.
Когда братья подошли ближе, Серёга сказал:
– Погоди, я щас! – и подбежал к колоритным субъектам.
Те как будто его узнали, один улыбнулся, а другой был чрезвычайно занят – пытался удержать равновесие на уплывающей из-под ног почве. Шатало его вне зависимости от подземных толчков, а перманентно. Серёга перекинулся с мужичками парой фраз, те что-то отвечали и махали руками в разные стороны. Дима не стал подходить, хоть и уловил в их заросших щетиной лицах что-то знакомое. Он неторопливо – а по-другому и не мог – поковылял дальше в сторону дома.
Вскоре Сергей его догнал:
– Прикол хочешь?
– Валяй.
– Я спросил у них про папашу. Говорят, недавно тут был!
– Серьёзно, что ли?
– Ну да! Живучий, гад.
– Нет, это-то как раз неудивительно, – возразил Дима. – Я удивился, что ты вообще о нём справки наводишь. То всю жизнь от него бегал, а теперь – здрасте!
– Да иди ты! – насупился Серёга. – Для тебя, между прочим, стараюсь! Ты же тут общий сбор объявил, блин.
– Ну, допустим, не общий. Но странно, что ты так не пёкся об остальных.
– Да по фигу мне на всех, – заявил Серёга, – Да, мать жалко, но она аж в Волгограде. Что теперь, рыдать? Надо движение какое-то наводить. Эти вон, тачку шаманят, план целый замутили!
– У нас тоже план. Поисково-спасательный…
– Вот я справки и навожу. А он ещё и недоволен!
Дима хмыкнул, но возражать не стал. Серёга продолжал разглагольствовать.
– А вообще я думаю, что надо о себе позаботиться в первую очередь. И выживать, сейчас, а не потом, когда Сашку, блин, отыщем.
– Тут не спорю. Поэтому мы и идём домой – искать остатки твоих запасов. Да и вообще всё, что может пригодиться. Потому что ночевать нам, судя по всему, придётся на улице. Сейчас даже в подвале может быть опасно…
– Землянку выроем, ага!
– В общем, озаботимся этим вопросом, а там уже и будем думать, об остальном. Но это дело я доведу до конца – с тобой или без тебя.
Дима уже понял — по масштабам разрушений – что затея эта гиблая. Кортеж мог благополучно уехать в неизвестном направлении, и тогда им ни в жизнь не отыскать никаких следов. Но что вероятнее – эвакуация провалилась, точно так же, как в Вешняках. Шансы на то, что Сашка спасся – с его-то мягкотелостью и неприспособленностью даже к обычной жизни – стремились к нулю. Но Диму мучила эта неопределённость. И ещё сильнее его терзала вина. Серёга при всех его недостатках и странностях худо-бедно, но сформировался во что-то независимое и даже самостоятельное. Сашка же был совсем другим и, казалось, видел ещё меньше хорошего в жизни, чем старшие братья. Дима корил себя за то, что не уберёг братишку, не научил его быть сильным, когда была возможность. Не был для него примером и ничего полезного ему не дал, хотя и мог. При этом, как ни странно, Сергей находился в точно таких же условиях — но его не было жаль. Да и страшно за него не было.
Хотя бы потому, что он теперь и сам кого хочешь заставит бояться. И постоит за себя. И не утонет в жизненном дерьме, как когда-то не утонул в коровьем. Естественно, вслух обо всём этом Дима не сказал. А Серёга ответил:
– Если бы ты с ним пожил в последнее время, то заговорил бы по-другому.
Тут Диме нечем было крыть. В его воспоминаниях Сашка оставался маленьким и чистым, ранимым и доверчивым, мальчишкой со светлым взглядом. Беззащитным перед суровой реальностью, которую ещё не познал. Того мальчонки уже лет пять как не было. И эти годы подстёгивали теперь Диму и не давали покоя. И гнали вперёд – за искуплением...
Лицевой фасад отчего дома сохранился - до третьего этажа. Два последних вместе с крышей сползли в пропасть. Все балконы с их содержимым и козырьки подъездов покоились на земле, а сквозь окна третьего этажа было видно улицу.
– Ииии, мы, типа, полезем туда? – с неприязнью спросил Серёга.
– Ну, хотя бы попытаемся, – Дима пожал плечами. – Аккуратненько.
Подъездную дверь подпирали обломки козырька, и, чтобы попасть внутрь, пришлось бы разгрести завал. Но Серёга посмотрел на это дело и полез в ближайшее окно на первом этаже. Упавший балкон сорвал с них решётки и обеспечил подходящую опору. Но Дима даже не стал пытаться следовать за братом, а всё поглядывал на провал кухонного окна на втором этаже. Теперь даже и не верилось, что ему хватило дури выпрыгнуть оттуда. Чистое самоубийство.
Он пошарил взглядом по земле вокруг подъезда. Где-то должны быть его очки. Среди осколков стекла блеснула погнутая оправа с единственной уцелевшей линзой. Вторая раскололась надвое и выпала. Дима кое-как водрузил этот ужас себе на нос, закрыл один глаз и посмотрел сквозь запылившееся стёклышко.
Всяко лучше, чем без ничего.
– Эй! – со второго этажа выглянул Серёга, – Посторонись там.
Дима отступил.
На землю возле подъезда спикировал Димин топор, обломок богомоловой клешни, и многочисленные свёртки и пакеты с крупами, макаронами, злополучным сахаром и прочей снедью, бесполезной при отсутствии воды.
– В комнате пол обвалился, всё унесло в дыру, – крикнул Серёга, – Больше ничего не осталось. Он поскидывал вниз разную бытовую мелочь, обнаруженную на кухне и вернулся через внизу.
В палисаднике под окнами, среди обломков четырёх балконов, братья отыскали ещё много утвари, старательно накопляемой их бабушкой на протяжении полувека. При жизни их балкон был заполнен почти до самого верха, отчего туда уже давно никто не мог войти и взаимодействие с предметами осуществлялось через окно. Теперь всё это добро должно было послужить их выживанию.
Дима даже отыскал своё многострадальное одеяло и накинул на плечи на манер плаща. День обещал быть прохладным.
До самого вечера братья копались в завалах, извлекая на свет божий старые доски, ящики с гвоздями и хозяйственным мылом, рулоны обоев, скатки ковров и толстые подшивки «Вестника ЗОЖ», перевязанные верёвками.
Из досок и ковров – при участии стоящего во дворе дерева – получился неплохой шалаш, напротив которого удалось развести уютный костерок. Но прежде чем усесться у костра и грызть сухие макароны в преддверии сумерек, Дима наведался на угол второй Владимирской и Перовской, а затем и Кусковской, чтобы убедиться, что в обоих случаях разломы на шоссе пересекают друг друга.
Из этого следовало, что путь к МКАДу – да и вообще на восток – из этой точки теперь отрезан. Ну, или разве что они отыщут где-нибудь двадцатиметровую доску, чтобы перекинуть её через пропасть.
– Что ж, похоже, твоя мечта сбылась, – сказал Дима, вернувшись. – Начинаем усиленно выживать.
От автора: Книгу я пишу в соавторстве с супругом. Мир придуман мной, но муж - Дима - "играет" за своего персонажа в этом мире под моим чутким руководством. Я не мешаю его сюжету, но слежу за "лором" мира. Выдался тяжелый месяц и 22-ю главу Дима переписывал долго и тяжело. И мы за это извиняемся у всех, кто ждал. Следующая глава - моя - 23-я - надеюсь, выйдет в прежнем темпе, примерно в течении недели. Я надеюсь. Но обещать не могу, потому известные события, которые не хочу обсуждать в литературном посте, тем не менее затронули и нашу семью. В связи с ними же 24-я глава, которая должна будет выйти за авторством Димы, неизвестно когда выйдет вообще...
Но я не жалею, что мы попробовали, что мы начали. В жизни всякое может случиться - от мобилизации до попадания под автобус, что ж теперь, вообще ничего не начинать?
Главное, чтобы мне не пришлось дописывать книгу без мужа - не знаю, справлюсь ли... Послесловие не нытья ради, а ради извинения перед теми, кто читал и разочаровался в сроках выкладки.
Усиленно выживаем (глава 22-1)
Снова большая глава, разбитая на две части.
П.Е.Р.И.М.Е.Т.Р. Выживание
Начало книги, первая глава тут: Внимание, граждане! (глава 1)
Постапокалипсис; Фэнтези.
Большая глава о Диме, разбитая на две части. Будьте внимательны, это - первая часть.
10 апреля 2018 года, Перово, Москва.
Под утро, не смотря на гарь от пожарищ, на землю опустилась промозглая сырость. От пепелища, устроенного Сергеем, ещё веяло теплом, и братья сидели поблизости, тихонько обсуждая сложившуюся ситуацию.
Рассветное солнце обагрило руины района: по ту сторону разлома — насколько хватало глаз -не осталось ни одного уцелевшего здания. Схожая картина наблюдалась и на «родном» берегу. Недавнее убежище Димы выглядывало из-под груды кирпичей как разбомбленный дот. Время от времени из проёма показывался лиловый нос Коляна и Дима махал ему рукой, но парень не торопился выходить.
Подземные толчки ослабли, но не прекратились. Сидя на траве, Дима чувствовал слабые вибрации, но страх они не вызывали. Серёга давно освоился и беспечно расхаживал по пепелищу, лишь изредка вздрагивая от очередного сотрясения. В сравнении с прошлым утром это были ещё цветочки.
– Чего у тебя с мордой? - спросил Серёга, когда рассеялись сумерки.
Дима невнятно промычал: говорить стало тяжелее, правая половина лица онемела. Кисть левой руки заметно припухла и противно ныла. Совместными усилиями братья соорудили Диме перевязь, пустив на тряпки рукав его свитера.
– Здорово тебе прилетело, – сочувственно сказал Сергей. - Надо до Ромыча дойти.
– Зачем?
– Ну дык, может он тебя подлечит. Помнишь, я говорил, про Ильича? Ромик его залечил, голыми руками. Слууушай, - Серёга подпрыгнул от внезапно пришедшей догадки, - А что если теперь у всех появятся какие-то крутые способности? Я вот огнём пуляюсь, Ромик хилер… А?
– Круто, конечно. Но чё-то я… ни фига… не ощущаю, - с трудом ворочая языком, ответил Дима.
– Ну так и я не сразу справился. А у Ромика чуть ли не в первый день руки засветились! Короче, надо к нему топать, у него хата возле сетки… была.
С этими словами Серёга устремил взгляд в ту сторону, где должен был стоять дом пресловутого Ромы. Горизонт обрамляли нижние этажи уцелевших строений, перемежающихся нагромождениями обломков.
– Походу, ему каюк. И Ильичу тоже, - глухо пробубнил он.
– А может… отсиделись. Как мы, - вставил Дима. Он осторожно поднялся, чтобы размять затекшие конечности. Парень чувствовал себя развалиной: от усталости и голода слегка пошатывало, повреждённая (Господи, только бы не сломанная!) рука ощущалась как инородное тело, а ссадина над виском (то ли сотряс, то ли не сотряс) противно ныла. А ещё Дима плохо видел — наконец-то он полноценно столкнулся с этой проблемой. Очки остались валяться где-то возле отчего дома. Вместе с ними пропало чувство уверенности. Одно дело, когда ты бежишь сломя голову от разверзающейся бездны, а почва уходит из-под ног, но совсем другое — когда в минуты затишья ты вдруг понимаешь, что тебя окружает изменённая до неузнаваемости местность, которую ты толком не видишь! Что это за бесформенное пятно вдалеке — притаившийся монстр или поваленное дерево? Выяснять не хотелось. А вдруг придётся?
Дима выставил руки вперёд и убедился, что даже кончики пальцев теперь видны нечётко. Присущая предметам резкость возвращалась, если поднести их почти вплотную к лицу.
«Это уже не близорукость, а…» - Дима попытался измыслить более подходящий термин, но «слепота» ещё не подходила, а на ум приходил лишь лаконичный «пиздец». В конечном итоге, что-то более специфическое он в своём нынешнем состоянии не выговорил бы.
– Тебя контузило, что ль? – спросил Сергей.
– Да лучше бы контузило, – вздохнул Дима, щурясь в тщетной попытке разглядеть всё получше.
– Да ладно! Выжили же! - донеслось из подвала.
Колян осторожно поднялся по ступенькам.
– Так что ещё не это самое, – добавил он, подходя. - А что у вас тут… Ого.
Он осмотрел следы ночного побоища и присвистнул:
– Это... как их?..
Серёга выпятил грудь и открыл было рот, но Дима резко вставил:
– Молния!
Этот выкрик наградил его волной боли, пронзившей половину лица. Поймав недовольный взгляд брата, он добавил, но уже спокойнее:
– Нужно… быть... осторожными. Сечёшь?
– Это да, – Колян задрал голову к небу, – Уже и не знаешь, откуда в следующий раз прилетит. Я уж думал молнии кончились.
– Да кончились… – вклинился Серёга.
– А потом вдруг как ёбнет! – гаркнул Дима, выразительно глядя на брата. Его новый знакомый повертел головой, попинал обгорелые головешки и отошёл поглядеть на обрыв. Дима отчаянно жестикулировал Серёге, чтобы он не сболтнул лишнего. Брат нахмурился, но кивнул и спрятал руки в карманы.
– Что теперь? - спросил он.
Вдалеке громыхнуло и гулкое эхо разлетелось над районом. Стрекотнули выстрелы. Кто-то определённо сражался. Но с кем? Монстры не давали о себе знать всю ночь, даже отдалённым рёвом.
– Уходим, – сказал Дима. – Подальше от разлома… Да и вообще…
– Да это просто трещина! - крикнул Колян, стоя на краю, – Даже дно, вон, видно. Кажется… Тут метров тридцать будет. Или, может, пятьдесят. - Он покачал головой и осторожно отступил от края.
– Всё равно валим. Если снова начнёт трясти… То может углубиться. Ещё, чего доброго, провалимся. Что там, на Лазо?
–А там такая же фигня, - ответил Колян. - Я как раз сюда и бежал, потому что там… всё. У перекрестка казино стояло. Нуууу, то есть оно там раньше было. А теперь вообще нет. Здоровый луч аккурат по нему жахнул и вдребезги. Только воронка здоровенная. И трещины крест-накрест поползли. Одна сомкнулась с этой, - Колян указал на шоссе, - а другая пропахала поперёк. Так что через Лазо уже не перейти.
– Ага… Значит, клин… Погодь.
Дима извернулся и нащупал за пазухой смятый свёрток. Карты были ещё при нём, это хорошо. В кармане штанов сохранился и маркер, вообще отлично. Но все эти мелкие буквочки… Дима нашёл на тротуаре местечко почище, разложил карту и улёгся рядом, отыскивая нужную улицу.
– Значит, здесь провал, и здесь… И ещё на Лазо. Почти квадрат получается. Нехорошо… Слышь, Серый?
– Ну?
– Мы рискуем тут застрять… Если за Перовским парком такая же хрень, то отсюда мы уже не выберемся.
– Ладно, глянем, – согласился Серёга.
Дима, пыхтя, поднялся и собрал вещи:
– Но сперва… Надо бы выпить.
–Ха! Давай наливай, – заржал Сергей.
– Да не в этом смысле, блин… Пить хочу. Горло дерёт… Где бы нам разжиться?
– «Татарка», – мигом сориентировался Сергей.
Но Колян покачал головой:
– Не-а. Её уже давно раздерибасило. Там молния жахнула в торец. А потом местные всё растащили. К военкомату идти надо. Хотя насчёт питья сейчас гляну…
Он засеменил к подвалу и исчез на минуту, но возвратился ни с чем:
– Голяк. Труба больше не течёт. Видать, где-то ещё прорвало. А может, эти… молодожёны выхлебали. Они, кстати, свалили куда-то. Ну, или спят. Спичек мало осталось, неохота тратить…
– Ну и фиг бы с ними, - проворчал Дима.
– Блин, фигово так-то… Все магазины вдоль главных улиц стояли, а во дворах нифига и нет, - Серёга пожал плечами, – Фигли делать, пошли к военкомату, в «Биллу».
На том и порешили, тем более что пункт назначения располагался довольно близко.
Неторопливо — с черепашьей скоростью самого слабого члена «отряда», коим теперь числился Дима — парни двинулись в путь. Пятиминутный променад грозил растянуться на полчаса и больше: то и дело приходилось огибать кирпичные насыпи и поваленные деревья.
Район трудно было узнать. Там, где ещё вчера — даже с учётом первой волны катаклизмов и нашествий – было относительно чисто, теперь не осталось камня на камне. Тротуар был обильно усыпан обломками бетонных плит и кирпичей, стволами поваленных деревьев. Бурелом приходилось либо обходить – в опасной близости к обрыву – либо штурмовать напрямик, под аккомпанемент из матов и проклятий. Вдобавок вокруг руин ещё не вполне улеглась бетонная пыль, что норовила забиться в нос и глаза и противно скрипела на зубах. Дима кашлял, плевался, чертыхался, а в перерывах крыл отборным матом весь белый свет. Даром что белым он уже давно перестал быть.
– А вы, парни, сами откудова? – спросил Колян между делом.
– Оттудова, – Сергей ткнул пальцем по направлению к дому.
– Местные мы, – пояснил Дима.
– Странно… Чё-то я вас раньше тут не видал…
– Мы тебя тоже, и чо? – с вызовом спросил Серёга.
Но Колян не собирался вставать в позу. Он задумчиво почесал затылок, стряхнув с всклокоченных волос пыль, и обвёл взглядом окрестности.
– Да не, это я так… Просто... Думал, что всех тут знаю. Я сам вооон с того дома, – он указал на бетонный бугор в отдалении. - В Перовском парке часто тусил. С чуваками.
– А среди них не было такого мелкого, в очках? – оживился Дима. – Белобрысого? Сашкой зовут.
– Ааа, ты про брата своего опять? Не, такого не знаю. Да он и мелкий у тебя, так? Чего бы ему в нашей компании делать?
– Ну, мелкий - не мелкий, а я в его возрасте дружил обычно с кем-то постарше. Впрочем, его особо и не выпускали, так ведь? - Дима посмотрел на Серёгу.
Тот пожал плечами:
– Ну вообще да. В школу и домой только. Хотя, когда мать свалила, он пару раз тоже на уроки забивал. Шлялся там со своими друганами. Как их там… Хрен знает, короче.
– Капец вы дружная семья, – хохотнул Колян. – Ничего друг про друга не знаете, да ещё и мамаша куда-то сбежала.
– Э, ты за базаром следи, слышь?! – завёлся Серёга и даже было двинулся в сторону своего незадачливого оппонента, но Дима втиснулся между ними и придержал брата здоровой рукой.
– Осади, боец... А ты, правда, не лезь не в своё. Есть семьи, где все друг за дружкой ходят и в спины дышат, а есть такие, где больше ценят… свободу. Понимаешь?
– Не-не, пацаны, я ж не со зла. Простите, если обидел. Просто на нервах сам. Жить теперь негде… Да и у самого, кхм, не все дома… Морда ещё болит… Болтаю, чтобы отвлечься…
– Ладно, забыли, – буркнул Сергей.
Впереди маячил комплекс одноэтажных строений, увешанный вывесками разной степени убитости. Факт того, что торговый центр не упокоился под завалами, вселял тусклую надежду на успех миссии. Впрочем, с равным успехом магазины могли быть обчищены предприимчивыми выживальцами уже в первые дни.
Серёга первым подбежал к распахнутым дверям супермаркета, заглянул внутрь и выругался во весь голос.
– Да блядь! - Дима доковылял следом и заглянул в проём. Вместо зала супермаркета он увидел растрескавшийся пласт крыши и нестройные ряды покосившихся елей. От торгового центра остался только фасад.
Серёга со злости пнул пустую корзинку, валявшуюся на пороге.
– Что, опоздали? – спросил Колян. – Ух, ё…
Самое обидное в этой ситуации было то, что супермаркет был довольно большим и мог бы обеспечить скитальцев всем необходимым. Теперь они могли поживиться разве что антеннами и вентиляционными коробами, коими была усеяна крыша. Впрочем, опала она не совсем, а снижалась пологим склоном с дальнего края, который прочно стоял на своём месте. Нужно было только под неё залезть. И быстро выбираться обратно — земля вновь содрогнулась и остов магазина дрогнул. Где-то лопнуло стекло.
– Двинули, – скомандовал Дима, когда дрожь улеглась, и мысленно поздравил себя с тем, что устоял на ногах.
Они пересекли магазин насквозь и оказались на улочке с обратной стороны. За повалившейся оградой начинался Перовский парк. Пройдя чуть вдоль ограды, братья заметили тёмный лаз в нутро супермаркета.
– Ну, кто смелый? – спросил Колян, явно не имея в виду себя.
Серёга хмыкнул и пригнулся, высматривая что-то в темноте. На миг задумался, разглядывая правую ладонь, но обернулся на Коляна и полез в карман за зажигалкой.
– Ну, видно чего? – спросил Дима.
– Кажись, пусто. Стеллажи поваленные, а продуктов нет.
Внезапно ему ответили — изнутри. Послышался железный грохот и странное цоканье по кафельному полу. Глухой голос возвестил:
– Дохлый номер, парни! Всё уже украдено до нас!
Колян отступил назад. Серёга, напротив, подался на первый план и гордо встал, выпятив грудь и сжав кулаки.
– Ты это, не пуляй ничем раньше времени, – тихо шепнул брату Дима.
– Не сцы.
Левее из-под навеса, где уже можно было пройти в полный рост, показалась продуктовая тележка, наполовину заполненная различной снедью, и её хозяин — высокий молодой парнишка с короткой стрижкой и пронзительным взглядом. Одет он был просто, но на ногах носил почему-то футбольные бутсы с шипами, звонко цокающими при ходьбе. Парень протолкнул тележку наружу и кивнул Коляну:
– Здоров!
Тот очнулся:
– О, Ворон! Какими судьбами?
Они обменялись рукопожатиями, после чего Колян повернулся к братьям:
– Это Кир, мой друган. А это Димон и Серёга, знакомьтесь!
– Всем привет!
Дима сдержанно кивнул, а Серёгу больше заинтересовало содержимое телеги. Брат уже был готов запустить в неё руки, но сдержался и спросил:
– Там больше ничего не завалялось?
Кир покачал головой:
– Говорю же — дохлый номер. Может, что-то и было, но всё завалило. Это-то еле достал.
– Ты тут ночевал? – спросил Колян.
– Не, я с отцом в гараже, как обычно. Утром пришёл, когда трясучка кончилась.
– Заделись по-братски, а? С голоду пухнем…
– Да не вопрос, – миролюбиво согласился Кир. – Давай только подальше отойдём, а то стрёмно.
Они откатили тележку поближе к ограде парка, и Кир стал перебирать содержимое. У него было несколько помятых пакетов с молоком, пачка макарон, какая-то крупа и различные булки в герметичных пакетах – ещё не совсем чёрствые.
– Тут в углу был хлеб и молочка, – пояснил Кир, – Но кто-то уже успел пройтись, так что вот, чем богаты. Налетайте.
Он достал из кармана складной ножик и вскрыл пару пакетов с молоком. Серёга залпом отполовинил один из них. Дима допил, жадно смакуя каждый глоток. После той ржавой мути с металлическим привкусом, что он пил ночью, обычное молоко казалось ему чем-то запредельным. Сухая булка с изюмом тоже была воспринята на ура, хоть жевать её было непросто.
– Как у отца дела? – спросил Колян, усиленно жуя.
– Нормально. Возится с генератором, – Кир пожал плечами. – Когда всё отрубилось, мы сразу в гараж и там окопались. Там малость понадёжнее, стальной каркас крышу держит. Буржуйку топим, ночью тепло. А батя говорит, надо электричество, аккум зарядить, оживить тачку. Ну и валить куда подальше.
– Это куда, например? – поинтересовался Сергей.
– Сначала в область, на водохранилище. А там как получится.
– Охохох… – Дима наконец расправился со своей булкой и тяжело дышал, – Спасибо за помощь... Не знаю, как вам, а мне полегчало.
– На здоровье! Ладно, парни, мне пора возвращаться. Отец просил ещё детали кое-какие поискать для генератора. И, может, получится ещё бензином разжиться. Так что мне ещё до заправки топать.
– Стой, погоди! – окликнул Дима. – А где у вас гараж?
– Да тут недалеко, около школы.
– У семьсот девяносто шестой?
– Ну да, за забором. Только у неё теперь другой номер.
– Неважно. Слушай, может, ты в курсе? Тут, говорят, эвакуация была по школам или типа того…
– Ага, была, – встрял Колян. – Девятьсот двадцатую на автобусах увозили куда-то.
– Ну да, эвакуировали, – подтвердил Кир, – и нашу тоже.
Серёга ткнул брата в плечо:
– Я же говорил!
– Да толку, что ты говорил? Мы всё равно не знаем, куда их повезли. И дороги вон, полопались все… Может, вы там из гаражей чего-нибудь видели?
– Видели. Отец даже подходил поговорить… – Кир почесал затылок, припоминая подробности. – Короче, школу вывозили за МКАД и дальше, по Носовихинскому шоссе, вроде бы. Говорят, где-то там экстренный эвакуационный центр открыли. Долбить начало сначала где-то за городом, так что успели подсуетиться.
– Так, погоди ещё минутку, не уходи! Пожалуйста!
Дима снова завозился с картой, отыскивая подслеповатыми глазами нужную улицу.
– Какое, говоришь, шоссе?
– Носовихинское.
Серёга склонился над картой.
– Да вон оно. Недалеко совсем.
– Про масштаб не забывай, – прохрипел Дима, – И тут ещё, смотри, мост через пути… Обвалился, как пить дать… Ладно, тут они могли проехать, потом по Кетчерской, и вот оно — шоссе. Чёрт! Чёрт!
– Что не так? – поинтересовался Колян, заглядывая Диме через плечо.
Всё было не так. Носовихинское шоссе обрывалось – вместе с картой – почти у самой Москвы. Но, что хуже, в него вливалась Вешняковская улица, по которой, как прикинул Дима, должна была проходить эвакуация того района. Но со слов местных жителей, те автобусы далеко не уехали.
– Надеюсь, что им повезло больше, – выговорил Дима, – Но всё-таки надо будет… А хер его знает, короче.
Он пометил зону поиска – на будущее – хотя не очень-то верил, что в ближайшее время сможет этим заняться. Вполне возможно, что поиски банального пропитания станут приоритетной задачей. Дима убрал карту.
– Ну… вы там как, окей? – спросил Кир. Он явно торопился.
– Да.. да. Спасибо ещё раз, – кивнул Дима.
– Можете, кстати, заглянуть к нам, как будет время. У отца атлас автомобилиста, довольно новый. Подходите к гаражам, у школы.
С этими словами Кир свернул за угол, увлекая за собой дребезжащую тележку.
Колян задумчиво проводил его взглядом, шмыгнул носом и сказал:
– Мда, надо где-нибудь ещё пошариться. Не очень-то много в округе магазинов, так-то…
– Фигня, не пропадём, – авторитетно заявил Сергей. – Куда теперь двинем, Сусанин?
– Всё туда же. Пошли на Кусковскую через парк и оттуда домой. Оценим масштабы разрушений. И, может, подвернётся что-нибудь.
– Ага, монстра, например, – хмыкнул Серёга.
– Думаешь? Они вчера знатно драпали. Надеюсь, что все. И с концами.
– Ну и зря, – вздохнул Серёга. – Я бы ещё потренировался. Ухххх, размолочу!
– А ты типа борец? – спросил ни о чём не подозревающий Колян.
– Ага, вроде того, – ответил за брата Дима. – Боксёр. Как-то раз за честь школы дрался. В каком это классе было, напомни?
– В шестом.
– Во. Не руки, а кувалды.
Дима без труда скрыл язвительную улыбку: мышцы лица были скованы опухолью.
– А с виду и не скажешь, – Колян, в свою очередь, не уловил иронии. – Ну, респект, чуваки… Но с вами я, наверное, не пойду. Мне ещё надо поглядеть, что там с моим жилищем стало. Авось, вещи какие отыщу, перенесу в подвальчик. И заодно посмотрю, как далеко трещина тянется. Если что, ищите меня на том же месте, вечерком точно там буду.
– Договорились, – кивнул Дима. – Спасибо за помощь, кстати.
– Да ладно, чё там...
И Колян потрусил в обратном направлении, к обрыву.