L.Aletta

Летняя духота лепит футболки к спинам. Врач проталкивается через стоящих у кабинета людей, как регбист через противников. Бабуля на скамейке обмахивается справками и анализами.

— Пять часов тут сижу, с утра ищо! — брюзжит вполголоса. — Что ж это деется!

Мужчина напротив неё не моргая разглядывает надпись «Терапевт Огаркина: 11–14 ч». Его лицо пусто, как покинутый жильцами дом.

— Уже полпятого, — посматривает на часы дёрганная женщина. — Она точно принимает?
— Да-да, сидит ещё.
— Я загляну, возьму справку? К медсестре.
— Куда-а-а?! — Сухенький дед разевает беззубый рот. — По талонам, по отшереди! Ишь рашбешалась!

Заветная дверь открывается. Пациент бормочет под нос «Аллилуйя» и, сжав в кулаке рецепт, испаряется.

— Следующий! — звучит из кабинета.

Один за другим все поворачиваются к не моргающему мужчине.

— Оглох? Иди, — лысеющий человек с той же скамейки нетерпеливо толкает соседа.

Голова безвольно падает на плечо. Ни реакции, ни ответа.

— Помер! — ахает бабуля. — Досиделся, соколик!
— Следующий, быстрее! — настаивают в кабинете.

Лысеющий выпрямляется и как знамя, поднимает над головой талон.

— Раз ему теперь не надо, я иду!
— По-о-о отшереди! — распаляется дед, привстав. — Тшеловек шаписан, шначит, он и пойдёт.

Проковыляв к бедолаге, дед берёт труп под руку и тянет вверх.

— Подсобите, ребята! — кряхтит в сторону.
— С ума сошли?! — визжит дёрганная женщина. — Он же мёртв, куда ему!
— Он шаписан! Талон есть? Есть! Порядок превыше всего!

Закатив глаза, лысеющий подхватывает труп с другой стороны. Тело тащат в кабинет, ругаясь на то, что тяжёлый.

Врач смотрит на вошедших и устало вытирает лоб: мелированная прядь липнет к мокрой от пота коже.

— По одному!
— Беш нас он никуда. — Дедок сажает труп у стола. — Умер он. Сам не ходит.

Медсестра с врачом переглядываются. Огаркина моргает пару раз, переваривая услышанное, хмуро смотрит на «пациента».

— А что он тут делает, раз умер?
— Так талон есть! — машет бумажкой лысеющий. — Он передо мной идёт.

Новая переглядка. Медсестра пожимает плечами.

— Ну раз с талоном… — Огаркина вздыхает и берёт в руки карту. — Будем заполнять.

Труп смотрит на кипу бумаг с укором; голова медленно сползает с плеча лицом вниз. Лысеющий следит за движением ручки, дед скучающе крякает на кушетке. Стрелки настенных часов подбираются к пяти, а врач всё щёлкает клавиатурой старого компьютера.

— На что жалуется? — уточняет формально.

Лысеющий пожимает плечами. Дед заглядывает в лицо трупа, словно ответ на щеках написан.

— Не шнаем мы.
— Значит, Дарибол назначим.

Огаркина берёт листок с рекламой, пишет на чистой стороне. Закончив, кладёт бумажку в ладонь трупа и сжимает его пальцы.

— Выносите.

Кряхтя, мужчины тащат «пациента» к выходу. На пороге дед оглядывается.

— И что, помошет ему? — Глаза светятся воодушевлением. — В телевишоре говорят, тшудо-средство!
— Ему вряд ли, а так Дарибол от всего помогает, — без эмоций бормочет медсестра. — И сами берите, не пожалеете. Следующий!

Труп сажают обратно, и тот с облегчением растекается по кушетке. Лысеющий вновь исчезает в кабинете, а дед, шаркая, удаляется с листочком в руке.

— Тшудо-средство, — бормочет под нос. — В телевишоре-то не соврут!

Очередь потихоньку редеет. Солнце светит в окно, и люди отдуваются, встают, переминаются с ноги на ногу, словно мечтая сбежать отсюда. Труп сидит спокойно; на него и не смотрят. Только уборщица, ругаясь, обходит его ноги шваброй.

— Да что за неуважение такое! — ворчит вслух. — Мужчина, встаньте, не видите — мою!

Труп медленно разгибает конечности, поднимается.

— Извините, — бормочет смущённо.

И, дождавшись, пока уборщица домоет под скамейкой, безжизненно падает обратно.

© Алёна Лайкова

Источник https://vk.com/wall-183463244_4247

— Жизнь надо прожить так, чтобы в аду сказали: «Добро пожаловать, Наш Господин!»
— Боюсь, ты неверно понял концепцию.

Яна отпивает из бокала. Гостиная сумрачна, бархатные фиолетовые шторы не пропускают и огонька с улицы, но лицо девушки как раз на свету, под люстрой. Игнат внимательно разглядывает нежные губы, золотистые локоны, и подруга, смутившись, пьёт снова.

— Это ошибка всех, кто плохо знает религию. — Она прячет взгляд в углах комнаты. — Ад не награждает за грехи, он за них карает. Нигде тебя не ждут привилегии, Игнат.
— Как знать, как знать, — улыбается парень. — Если поощряют только за доброе-светлое, к чёрту такое поощрение.
— Не богохульствуй! — ахает Яна.

Игнат смеётся и откидывается на подушки дивана. Его не назовёшь красивым, но притягательным — пожалуй. Волевой подбородок и скулы, крупный нос с горбинкой, горделивые брови — так мог бы выглядеть древний языческий вождь. Пухлые губы и проникновенный взгляд чёрных глаз смягчают грубый образ: этакая дьявольская харизма.

— С тобой я бы с удовольствием "побогохульствовал", — тянет Игнат, не меняя вальяжной позы. — Ты знаешь, Яна, как давно я этого хочу.
— Хватит!

Бокал со стуком опускается на стол. Яна смотрит зло и обиженно.

— Я думала, тебе и правда помощь нужна, разговор по душам, а ты как всегда, — упрекает с досадой. — Прощай!

Она встаёт. Теряет равновесие, падает назад на диван. Пытается снова. Ноги не слушаются, и милое личико стремительно бледнеет.

— Ч-что ты мне подмешал? — шепчет Яна севшим голосом.

Игнат выпрямляется. Поставив бокал на журнальный столик, подходит ближе, и девушка пытается отшатнуться.

— Какая разница, милая? Расслабься. Больно не будет, обещаю.

Рука ложится на её плечо, и Яна дрожит.

— Уйди! Не трогай меня! — Одна за другой появляются первые слезы. — Гореть тебе в..!
— Да-да, знаю, — ухмыляется Игнат. — До этого ещё далеко, милая.

Крики постепенно сменяются всхлипами, едва нарушающими равнодушную тишину.

***

Приватная кабинка кальянной плавает в дыму. Игнат стучит ногтём по ложечке поверх шота с изумрудной жидкостью. Взяв кувшин, поливает сахар в ложечке водой.

— Пацан, сколько мне ждать свой сет?! — кричит за штору и залпом выпивает шот.

Напуганный мальчик в зале бежит на кухню. Игнат подмигивает сидящему напротив другу, но тот смотрит хмуро; ни к алкоголю, ни к еде не притрагивается.

— Могу взять на работу. — Игнат затягивается кальяном. — У тебя сложная ситуация, я всё понимаю. Есть должность… что-то вроде курьера, — смеётся легко, как человек без совести. — Тебе в самый раз.

Приятель разглядывает Игната в ответ глазами, потерявшими искру. Качает головой, поднимается. Обводит взглядом стол, полный пустых тарелок, и одинокого Игната.

— Спасибо, но за это я не возьмусь. Да и ты бы завязывал. Найди себе легальную работу, и старость… она хотя бы будет.
— Фигня! — отмахивается Игнат и берётся за следующий шот. — Кто тратит жизнь на работу? Лузеры. У меня всё по красоте, и бабок — хоть в печи сжигай! — Он с вызовом щурится, глядит в упрямое лицо. — Или считаешь, накажут меня наверху?
— Не знаю, друг, не знаю.

Штора взмахивает алым крылом; Игнат остаётся один. Растянувшись на кушетке, он выпускает в воздух кольца дыма и наблюдает за их полётом.

— Скучно, — стонет он. — Скука, сука, скука!

Официант приносит полную тарелку роллов, ставит перед клиентом. Игнат не глядя забрасывает в рот первый из них и машет ладонью.

— Шот повтори! Быстро!

Паренёк, кивнув, исчезает. В кармане звонит мобильный, и, закатив глаза, Игнат тянет блестящий новенький смартфон к уху.

— Да? Что? — Он фыркает. — Ну выложили в сеть, и что? Ты с подставных номеров звонила? Всю косметику ей загнала после процедуры? Умница! Теперь пусть сколько хочет фоткает свою облезшую морду, нас ей не найти! Не первая и не последняя дура.

В трубке слышится плач, но Игнат отбивает звонок. Раскладывает телефон в планшет, запускает ужастик.

— Наказание? Пф-ф, — улыбается под нос. — Да на меня молиться будут.

И снова затягивается.

***

Следователь смотрит на Игната неприязненно. Тот в ответ — спокойно, даже с издёвкой, пожалуй. На жёстком стуле задержанный развалился, как в кресле: ноги широко в стороны, руки за голову, спина назад. Наручников нет, хотя помощник следователя машинально поглаживает металл на поясе.

— В чём конкретно меня обвиняют? Объясните, или я пошёл, — зубоскалит парень.

Полицейский наклоняется над столом. Суровое лицо должно вызывать страх и покорность, но, видимо, не в этот раз.

— После смерти родителей, гражданин Гнус, вы стали единственным наследником их имущества. И обстоятельства смерти вызывают сомнения.
— Какие сомнения? — смеётся Игнат. — Отец умер от приступа. Мать нашла его наверху лестницы, оступилась и ударилась затылком. Эксперты всё подтвердили. В чём проблема, начальник?
— В том, — багровеет следователь, — что о болезни отца ты знал! Таблетки он в тот день почему-то не принял, да и, говорят, ты в гости заезжал. А ещё, — полицейский говорит всё злее, — мы знаем о твоих махинациях, Игнат. Не лебединые у тебя крылья, и мы это докажем!
— Вот как докажете, — пожимает плечами Игнат, — зовите!

Не прощаясь идёт к выходу из допросной. Обернувшись на пороге, ехидно бросает:

— А дом их я, кстати, снесу. Зря подозреваете в жадности.

Следователь недоверчиво поднимает брови.

— Зачем сносить двухэтажный коттедж? — сверлит взглядом в упор.

Игнат подмигивает.

— А чтоб никому не достался! Старики хорошо жили, комфортно слишком. Всегда это бесило.

Хлопает дверь. Следователь с тоской смотрит вслед, потом переглядывается с помощником.

— Он за это поплатится, да? — с надеждой произносит юнец.
Старший лишь жмёт плечами.
— Не знаю, приятель. Не все ублюдки по заслугам получают. А хотелось бы, эх!

Вентилятор гоняет свет от лампы по стенам. В тишине допросной следователь смотрит на папку с пустым делом и мнёт свои непослушные пальцы.

***

Тела свечного пламени танцуют в непонятном ритме, и розовый воск плавится вокруг фитилей. Два тела переплетаются в поцелуе; приятная музыка дорисовывает романтический образ.

— А если муж придёт? — отстраняется девушка.
— Да успокойся ты! Ничего он не сделает.

Игнат снова тянет красотку к себе. Смахнув с глаз рыжую чёлку, та оглядывается на дверь спальни.

— Он у меня ревнивый, — колеблется под градом поцелуев. — Не простит.
— Кому это важно?

Одним движением Игнат опрокидывает любовницу на кровать. Она ахает. Парень, как зверь, вгрызается в кожу поцелуями, рвёт тонкую ткань сорочки на части. Сильные руки двигаются без преград, чёрные глаза холодны и алчны. Девушка уступает сразу, и только прикушенная губа выдаёт её тревогу.

— Расслабься, детка. Тебе нравится?
— Да… — стонет та, закрывая глаза.
— Это как понимать?!

Девушка подскакивает. Вырвавшись из объятий Игната, смотрит на искажённое лицо в дверях. Муж весь трясётся — и, кажется, готов заплакать.

— Котик, послушай, я всё… — мямлит красотка.

Выстрел. Истошный визг. Тело падает к подножию кровати.

— Ты что натворил?! — девушка хватается за рот и судорожно отползает от края. — Зачем ты… зачем?!

Игнат кладёт пистолет на туалетный столик. Смотрит на труп с отчётливой злостью.

— Я никому не позволю мешать мне, — звенит в его голосе лёд.

Девушка рыдает. Игнат влепляет ей по щеке, но всхлипы не затихают. Он неторопливо одевается, идёт к двери. Переступает на ходу через тело.

— Монстр! Чудовище! — воет любовница вслед. — Чтоб ты сдох, чтоб тебя черти в котле варили!
— Малышка, — хохочет Игнат, — в аду для меня особое место, и это трон.

Дверь хлопает, оставляя девушку наедине с трупом мужа и мечущимся пламенем свечей.

***

Вечер безмятежен и свеж. Ветерок гонит по асфальту пакет, и дворовый котёнок, играясь, крадётся за шуршащим полиэтиленом. Скривившись Игнат проходит мимо и заворачивает за угол, в арку многоэтажки.

Пятеро мужчин преграждают путь так слаженно, что всё сразу становится ясно. Игнат напрягается. Рука медленно тянется за спину, к поясу.

— Борька? Браток? — окликает с преувеличенным дружелюбием громилу впереди. — Тебя уже выпустили? А я с твоими ребятами неплохо торговал, знаешь. Проблем не было.
— Знаю, — кивает бандит. Залысина на миг блестит в свете ночного фонаря. — Я много что знаю, Игнат.

Какой-то прохожий, сунувшись было в арку, спасается бегством. Его топот затихает за спиной Игната, как топот дезертира с поля боя.

— Говорят, ты малолетку разломал? — продолжает Боря неторопливо. — Она этого не пережила, знаешь?
— Которая из? — смеётся Игнат. — Я многим нравлюсь, приятель, дают безотказно.
— Не приятель ты мне, — цедит Боря.

Сзади налетают так резко, что Игнат не успевает дёрнуться. Пистолет выбивают из рук. Сильные лапы нагибают Игната и перекручивают руки до боли.

— Ты чего, Борь?! — извивается в хватке парень. — Мы ж одного поля ягоды, мы ж братаны! Какое нам, чёрт возьми, дело до этих лохушек?
— На зоне такое не чтят. Зарвался ты. Мне такой сбытчик не нужен.

Мужики приближаются. Игнат судорожно оглядывается по сторонам, дёргает ногами, норовя пнуть кого-то, вырваться…

— Так давайте мирно разойдёмся! А? Пустите, гниды!
— Ты много людей зазря шлёпнул, Игнат. Всему предел есть, — весомо произносит Боря. — Ты Бога не боишься, так мы сейчас устроим тебе ад на земле.

Крик отражается от домов, чтобы потом захлебнуться хрипами.

***

В больнице с ремонтом неважно: краска потрескалась, окно за решёткой разбито — и всё равно непроходимая преграда. Седой подтянутый врач отпивает кофе из надколотой кружки и с сожалением цокает языком.

— Сложный пациент, — делится с коллегой. — Заглушить психоз можно, но насовсем не уходит. Он продолжает страдать.
— А что видит? — товарищ с интересом разглядывает фотографию в истории болезни.

С карточки смотрят наглые чёрные глаза. У пациента волевое лицо, модная стрижка, надменная улыбка. Профессор слабо улыбается, наблюдая за любопытством коллеги.

— Историю почитай, и узнаешь. Он такой после нападения. Говорят, обвинялся во многом… впрочем, это теперь неважно.

Он ставит кружку на стол, и психиатры идут к палате. Тихий человек с рассеянными глазами встречается по пути и, кажется, даже не замечает врачей. Остановившись на пороге, профессор кивает на привязанного к постели пациента. Игнат смотрит в потолок широко раскрытыми глазами. Пальцы дёргаются на покрывале в своей личной агонии.

— Не знаю, существует ли ад, но для него точно, — вздыхает профессор. — Пациент Гнус считает, что его пытают демоны — раз за разом, за каждый его проступок.

Игнат кричит. Сорванный хриплый голос разрывает тишину, и второй врач вздрагивает. Седой привычно жмёт на кнопку вызова медсестры.

— А может, есть в мире справедливость, — тянет задумчиво. — Хотя нет. Вряд ли.

И, мазнув по кричащему взглядом, выходит в коридор.

© Алёна Лайкова

Источник https://vk.com/wall-183463244_4237

Хочу кричать: «Уходи, проваливай! Не нужна ты мне!», а из горла вырывается лишь жалкое:

— Ме-е-е…

Рогами бы поддать, да что-то внутри не пускает.

Алёнушка оборачивается и жалостливо гладит по ушам. Её ладонь тёплая, нежная, но я мотаю головой, чтобы сбросить. По-козлиному сестрица не понимает. К сожалению.

— Потерпи, родненький, расколдуем тебя и будешь как прежде, — обещает Алёнушка шёпотом.

Снова идёт вперёд по лесу, отодвигая ветки с пути, и не видит мой отчаянный взгляд. Чуть не плачу. Руки сестрицы изрезаны терновником, платье испачкано, а ножки подкашиваются от усталости. Путь далёк — ведьмы людских селений сторонятся.

Бросила бы меня, обузу, не пришлось бы собой рисковать.

Плетусь за Алёнушкой, перепрыгивая высокие корни. Деревья-великаны со всех сторон обступают, давят своей громадою так, что воздух в груди кончается. В каждом шорохе чудится волк, в каждом уханье — вой. Алёнушка и не вздрогнет, а вот я как лист на ветру трясусь.

— Всё будет ладно, Иванушка, — утешает сестрица, обернувшись. — Потерпи, родной, уж скоро!

Откуда в ней такая храбрость? Ратнику не тягаться с моей сестрицей.

Опускаю морду, шуршу копытцами по перегною. В белошёрстной голове всё наше детство и юность, вся моя напускная суровость. Корчил из себя мужа строгого, батьку заменить пытался. А теперь она меня, как мать дитя, спасает.

Со смертью я уж смирился, жаль только, спасибо сказать не сумею.

Новый звук уханьем не оборачивается. Вздрагиваю, на месте встаю как вкопанный. Сестрица оглядывается.

Тень серая обретает шерсть и оскал.

«Беги, глупая, задержу!», — бьётся в сердце, но Алёнушка стоит. Закрывать пытается!

Волк готовится к прыжку, и приходится тоже быть храбрым — даже в теле козлёнка. Узнаем, на что эти рожки!

Бросаюсь вперёд. Кричит сестрица…

У ведьмы тепло и ароматно, всё в травяном духе. От моих ран тоже пахнет, но боль уходит, и это важнее.

— Хорошо нашла вас, — бормочет женщина с толстыми косами до пола. — Что же вас одних в лес понесло?

Алёнушка молчит — и так ясно всё. Затаив дыхание следит за зельем в руках ведуньи.

— Ещё трошки, братец, — говорит ободряюще. — Исцелят тебя…

Женщина фыркает и чарку подносит. Сквозь слабость чувствую на губах влагу, глотаю.

— Пей, соколик, пей, — вздыхает ведьма.

Сходит шерсть, удлиняются члены. Чувствую, как сила человечья в израненное тело возвращается. Сквозь слёзы открываю рот.

— Я люблю тебя, сестрица.

И Алёнушка, спасительница моя, плача льнёт к груди.

© Алёна Лайкова
Источник https://vk.com/wall-183463244_4068

Утро наползает на дома, вырывая их жителей из царства Морфея. Софи Арамовна спешит по мостовой, цокая невысокими каблуками. Она похожа на Бабу Ягу, и расписной платок на плечах только подчёркивает сходство с мифическим персонажем. Лицо у Софи Арамовны длинное, худое, с выдающимся подбородком, нос крупный, уголки губ притянуты годами вниз. В чёрном пучке на затылке видна проседь — она её не скрывает. Софи Арамовна уверенно ступает на пешеходный переход, и водитель, скривившись, притормаживает.

Музей изобразительных искусств ещё не работает, но Софи Арамовна взбегает по ступенькам и толкает дверь. Кивает на ходу охраннику, прикладывает к турникету пропуск. Все движения быстры и скупы, без лишней растраты энергии. Вместе с охранником они по очереди обходят залы, включают свет — готовятся к посетителям.

— Что, голубушка, хорошо нонче спали? — улыбается сгорбленный круглолицый старик. — Поди шедевры снились, угадал?
— Мне их на работе хватает, Игорь Валерьевич, — сухо отвечает экскурсовод.

Сторож пожимает плечами. Софи Арамовна критическим осматривает полотна зала «Современное искусство» и охает. Оседает в руках Игоря Валерьевича.

— Это что? Это как… — бормочет экскурсовод.

Картина подписана «Девушка в саду». На холсте растут персиковые деревья, поют птицы, вьётся лоза. Рисованная скамья пуста. Никаких девушек.

— Герасим Сергеевич, ваша картина… с неё… не сочтите меня сумасшедшей, но девушка исчезла! — запинаясь бормочет в микрофон Софи Арамовна.

Замирает, цепляясь побелевшими пальцами за угол стола. Тонкие губы дрожат, взгляд чёрных глаз рассеянно перебегает с турникета на охранника и обратно.

— Я же сама вчера зал закрывала — была девушка! — продолжает Софи Арамовна. — Не могла же она…
— Могла, — звучит в динамике усталый голос. — Хотел объявить позже, но не успел. Видите ли, я написал картину в новой технике «живое полотно». Её герои могут двигаться.

Сторож и экскурсовод переглядываются. Софи Арамовна поджимает губы.

— Неуместная шутка, Герасим Сергеевич.
— Какая шутка? Вы сами всё видели.
— Видела! — восклицает в сердцах экскурсовод. — Нужно вызывать полицию, искать вандала, который…
— Холст порван?
— Нет.
— Пальцы красит?
— Нет…
— Тогда при чём здесь вандалы? — раздражённо спрашивает художник. — Успокойтесь, я скоро буду. А пока поищите беглянку на других полотнах.

Громкие гудки наполняют сторожевую будку. Софи Арамовна кусает костяшки пальцев и отворачивается.

— Надо же, — шепчет, и лицо становится восхищённым, как у девочки, — живое полотно!

Сторож хмыкает. В музей входит женщина и прикладывает пропуск к турникету…

День в разгаре. Толпа перед картиной напирает с задних рядов, грозя смести Софи Арамовну, и та выставляет вперёд руки, хмурится.

— В порядке очереди, господа! Картина современного художника Геры Климова написана в стиле модерн-импрессионизма. Творец стремится передать впечатление от пейзажа и натурщицы, раскрывая не только их духовную природу, но и место в постоянно меняющемся мире. Для картины Гера Климов использовал новую технику «живого полотна», поэтому за ночь девушка покинула сад.
— Врёте вы всё! — кричат из толпы. — Кто эту девушку видел? Народ дурите, вот что.
— Я, я видела!
— И я вчера.
— Неужели технологии и до такого дошли? — восклицает кто-то с благоговением.
— Господа, тише! — повышает Софи Арамовна голос. — Естественно, будет проведена экспертиза картины на предмет авторского стиля, давности написания, реставрации. Пока это вся информация, которой мы располагаем.

Она оглядывается. В дверях зала стоит мужчина в худи с рукавами до ногтей: то ли оверсайз, то ли просто растянутое. На ткани красочные разводы, редкие волосы гостя лежат вихрами, за толстыми стёклами очков глаза кажутся точками.

— Перерыв десять минут, картину не трогать! — объявляет Софи Арамовна и спешит к мужчине.
— Так девушку нашли? — спрашивает он без приветствия.
— Куда там, Герасим Сергеевич. Ищем пока.
— Не уверен, что она может появиться на картинах обычной техники, — говорит художник, почёсывая пушистую, как мох, бородку. — Возможно, потерялась навсегда. Придётся переименовать картину.

Он морщится. Оглядывается на толпу, обступившую полотно. Софи Арамовна смотрит на Геру Климова с опаской.

— Как же вы сделали это? — шепчет сбивчиво. — Это ведь просто краски, не цифровой объект.
Гера Климов улыбается в ответ и прикладывает к губам палец.
— Секрет фирмы. Когда-нибудь расскажу.

Выходя из зала, он сталкивается с первыми репортёрами, и те осаждают художника, как больные желанного лекаря.

— Герасим Сергеевич, что значит «живое полотно»? У героев есть сознание? Там течёт время?
— Как вы этого добились?
— Это вандализм, шутка или прорыв в искусстве?

Гера Климов отмахивается, бубня что-то про эксперимент и новую формулу красок. Уворачиваясь от микрофонов, гений сбегает в свой лаймовый Фольксваген-жук.

Героиню картины ищут два дня. На третий одна смотрительница замечает её в объятиях красавца с полотна «Аполлон из Бутова»...

— Сегодня в новостях: живые картины Геры Климова. Его техника произвела больший фурор, чем в своё время «Чёрный квадрат» Малевича, — читает в экран ведущая, не скрывая энтузиазма. — Эксперты уже изучили оба полотна автора и заявили, что они подлинные, без следов реставрации — фактически те же картины. Записи с камер наблюдения также не зафиксировали проникновение в музей посторонних. Кто-то называет произошедшее магией, кто-то наукой, а сам Гера Климов обещает запатентовать новую формулу красок.

Софи Арамовна смотрит репортаж по телевизору в сторожке. Игорь Валерьевич чистит семечки из миски и отправляет одну за другой в рот.

— Ересь всё это! — заявляет авторитетно. — Брехня. Накалякал похожие рисунки да подменил ночью.
— Ну кто так делать станет, Игорь Валерьевич? — стонет экскурсовод, комкая концы шали. — Да и потом, он на записях был бы виден. Никто в музей ночью не приходил.
— И то верно, один я был одинёшенек, — вздыхает охранник.

Переключает канал. На следующем показывают очередной репортаж о «Девушке в саду».

— Гений, — шепчет Софи Арамовна. — Просто гений…

Запахнув шаль, выходит из музея в дождливую осеннюю ночь. Игорь Валерьевич провожает её усмешкой. Оставшись один, набирает номер на своём телефоне.

— Гера? Добрый вечер, добрый. Так шо, удалась нам шалость?

Улыбаясь, разворачивается к монитору, где отображаются залы, полные произведений искусств — сейчас спящие.

— Первые картинки куда-сь дели? Припрятали? — говорит громко, как свойственно людям, тугим на ухо. — Правду-то скажем опосля? Или всё экспери… ман… чудите, Гера?
Музей тих и тёмен. Только старик, его ночной властелин, разминает за своей стойкой спину-крючок.

— Як пожелаете, неделю так неделю. Бывайте, Гера!

Положив телефон, Игорь Валерьевич открывает потёртую записную книжку. Сверяясь с ней, щурится в синий экран, нажимает одно, другое, третье… Повозившись, встаёт — и, не видимый камерам, отправляется гулять по залам.

© Алёна Лайкова
Источник https://vk.com/wall-183463244_4162

— Вот здесь, значит, интересная метафора, а это отсылка на Канта...
— Какого Канта, Серёжа? Ты диваны рекламируешь!

Начальник решительно отправляет в корзину мейл с продающим стихотворением, и Серёжа морщится, как от зубной боли.

— Там и про диваны есть, Алексей Иваныч! — возражает в отчаянии.

Босс только отмахивается. Закуривает прямо в офисе, стряхивая в пепельницу. На вид они ровесники: обоим лет по тридцать, только один — «Серёжа», как в школе, а другой — «Иваныч».

— Парень, очнись! Ты не Цветаева и не Пушкин, ты копирайтер. Будешь витать в облаках — останешься без работы, помяни моё слово!

Алексей Иваныч фыркает. Его пиджак хорошо сидит в плечах, а вот на животе ткань натягивается. Парик на круглой голове слегка покосился: теряет фундамент.

— «Посидели на софе — попа словно в райском сне!» — бросает в сердцах Серёжа.

Алексей Иваныч вскидывает брови и одобрительно кивает.

— А вот это интересно, свежо! Можешь, когда надо!
— Могу, — соглашается Серёжа угрюмо.

Приседает от мощного хлопка по спине. Мошка из вянущего спатифиллума кружит над чашкой с пакетированным чаем, уверенно заходя на посадку.

— Давай, парень, бери себя в руки, — подбадривает Алексей Иваныч. — Через час жду полный стишок. Потом возьмёшься за клининг-фирму.

Мошка-утопленница плавает в чайной плёнке, описывая вялые круги. Серёжа выходит из кабинета, и жалюзи лязгают ему в спину. Другие обитатели опенспейса работают, не обращая на коллегу внимания.

— Побыстрей, Серёг, мне ещё макет верстать, — цедит из-за своего компьютера девочка-припевочка со взглядом акулы.

Покачав головой, Серёжа возвращается на место. Ерошит чёрные с проблеском ранней седины волосы так, что чуть не прореживает.

— Лучше б не шутил, — шепчет под нос, набивая на клавиатуре: «Посидели…»

Стрелка часов ползёт в альтернативном времени. Серёжа всё пишет, пишет, пишет, пишет, пишет… Обед смывает с мест всех сотрудников. Как стадо слонов, они уносятся с топотом, оставляя после себя лишь крышки контейнеров для еды и лишние монетки. Оглядев заброшенные на час компьютеры, Серёжа откидывается на спинку кресла. Жуёт губу. Буравит взглядом экран. Словно нехотя рука тянется к мышке, и Серёжа кликает на закладку «ЛитСай Издат, кабинет автора». Перед глазами проплывает нарисованная от руки обложка с надписью «Бессвадебный май: стихи о вечном», и Серёжа открывает статистику.

«Вы заработали: 147,35
Вы уже получили: 0 »

Вздохнув, он достаёт из сумки контейнер и тенью растворяется в дверном проёме.

Стрелки ползут дальше со скоростью слизняка. Достигают заветного часа. В офис, хлопая приоткрытым окном, врывается ветер свободы.

Серёжа спешит по мокрому тротуару и улыбается. Воротник рубашки завернулся, замялся, беспомощно обломал свои жёсткие крылья. Поэт слегка подпрыгивает на ходу и с потоком людей вплывает на станцию метро…

— Сегодня я прочитаю стихи о городе и по-своему его приукрашу. Не судите порывы души строго — судите справедливо.

Серёжа обводит взглядом бар, рассматривает внимательных зрителей. Вот сидит этакий профессор-математик и ласкает рукой гриф гитары, вон красотка, как с обложки таблоида, листает исписанную тетрадь. Во втором зале пьют усталые люди, шумят, балагурят, а здесь, оккупировав микрофон для караоке, Серёжа читает с листа.

— Вагон идёт в депо. Мечтами окрылённый,
Берёт короткий отпуск до утра.
Назавтра в тот же путь маршрутом запылённым,
А где-то поезд едет на моря! — декламирует он вдохновенно.

Бармен разливает пиво молча, бросая на выступающего взгляды. Его лицо серьёзно, словно смотрит в себя. Посетитель из второго зала подходит ближе, опрокинув шот, прислушивается.

Вечер в разгаре, и оранжевый неон пивнухи играет на задумчивых лицах.

— Понимаешь, я творить хочу, прекрасное нести! — перекрикивает Серёжа шум вагона, пока «профессор» молча поддакивает. — Стихи, они ведь душу лечат, спасают, а мои… Эх! «Напишу поздравления, рекламу, тосты» — вот мой потолок. А, уже выходишь?

Безымянный поэт прощается, трясёт за руку и уходит, обняв гитару. Серёжа провожает его долгим взглядом. Поезд отъезжает от станции, увозя бедолагу со сгорбленной спиной и висящими меж коленей руками.

Дом встречает песенкой из мультфильма и смехом — и то, и то звучит на всю квартиру. В прихожую выбегает дочка, и Серёжа с хеканьем подхватывает её на руки.

— Привет, малышка! Как дела в школе? — спрашивает с преувеличенной радостью.

Дочурка болтает ногами в воздухе и хихикает.

— Я в конкурсе участвую, пап! — хвастается гордо. — Конкурс чтецов! Через неделю будет.
— Умница, вся в меня, — вздыхает Серёжа и опускает ребёнка на пол.

Треплет по голове, с нежностью смотрит, как та проказливо уворачивается. Выходит жена и, прислонившись к стене, наблюдает за ними. Серёжа неловко ей улыбается.

— Ну иди, Машунь, играй, — предлагает тихо.

Дочурка упархивает в комнату, и Серёжа оседает на коридорный пуфик. Вытирает устало лоб.

— Всё в порядке, мой сладкий?

Серёжа морщится. Жена садится рядом, заглядывает в лицо и, не дождавшись ответа, снимает с него ботинки.

— Я так устал… — шепчет Серёжа, запрокидывая голову. — Я бездарность, Надя. Ты замужем за неудачником, понимаешь?

Надя поднимается и помогает ему встать. Смотрит со странной иронией.

— Опять самобичеванием страдаешь? И как не надоест?

Она гладит Серёжу по лицу, убирая налипшую прядь.

— Машенька тебе кое-что сказать забыла. Ма-а-аш? Какой стих ты читаешь на конкурсе? — кричит Надя в комнату.

В прихожую высовывается довольная девочка.

— Па-а-апин! Про облачную страну!
— Слышал? Про облачную страну, — повторяет Надя изумлённому мужу.

Вешает его ветровку, смеётся, когда по лицу Серёжи расползается глупая улыбка. Их ладони переплетаются, и Надя целует любимого.

— Если ты в себя не веришь, поверь в нашу веру в тебя, — велит сурово, глядя в глаза. — Всё впереди. Всё будет! А пока прочитай мне этот стих, потому что я его очень люблю.

На кухне ждёт готовый ужин и тарелка с домашними крендельками. Сняв фартук, Надя садится за стол; Серёжа встаёт перед ней, как совсем недавно в баре…

— Вот здесь, значит, олицетворение, а это образ лимба, — комментирует он потом.

И Надя слушает.

© Алёна Лайкова
Источник: https://vk.com/wall-183463244_4152

Будимир вытер пену с усов и взглянул на товарищей. Те, хохоча, чокнулись кружками, полными хмельного ола.

— С Новым годом, охотнички! — прогудел плечистый мужик, прикладываясь к напитку. — Ещё год по земле отходили, и в следующем не сдадим!
— За новых убитых тварей и спасённые села!
— Ура-а-а!

Будимир развалился на полене. Тяжёлые руки перебирали седую прядь, спустившуюся до груди, хмурый взгляд следил за товарищами. На подтаявшем снегу поляны разложили снедь: пряники, пироги, сыр, крынку мёда… Жмурясь от удовольствия, молодой охотник потянулся за подкопчённой корюшкой.

— Нам есть с кого начать, Тур, — напомнил Будимир веско. — Тварей нынче много вокруг.

Зеленокосая девка, прислуживающая мужикам, оглянулась. С бледного лица блеснули глаза. Плечистый Тур погладил красавицу по руке, кинул сквозь прозрачную спину взгляд на застывшее сердце.

— Не пугай девочек, Будимир. У них сегодня праздник, никто их не тронет.
— Не о них речь веду, — поморщился Будимир. — О Бабе Мороз.

Охотники посуровели. Притихли — стало слышно, как поблизости журчит талый ручей. Подружка зеленокосой положила ладони на плечи юнцу, но тот отмахнулся.

— Будимир, не в праздник же! Первый день во году. Дай отдохнуть!
— Завтра пойдём и враз эту тварь изловим, — припечатал Тур. — А пока что…

Зеленовласая девка поманила парня к костру, приплясывая босыми ногами. Тот бросил корюшку и пошёл следом, выкидывая коленца под дружный хохот товарищей.

— Давай, Русинко, вперёд! Кто кого? — крикнули в спину.

Будимир зевнул и выпрямился. Вылил ол на чёрную землю, сунул кружку в сумку. Покачал головой.

Размеренные шаги оставили в снегу глубокие вмятины удаляющейся походки.

— А теперь, братцы, в баньку!
— К четвёртому пару. Посмотрим, что нам банник сделает!

Голоса захмелевших охотников затихли за спиной. Будимир шёл сквозь кустарник не оглядываясь.

Деревня впереди веселилась не меньше: горели костры, слышались песни и громкий беспечный смех. Пользуясь праздником, торгаши притащили кто шкуры, кто украшения деревянные да яхонтовые — богатое то село было. Будимир вошёл на главную улицу и под настороженные взгляды остановился подле старосты.

— Где тот мужик, что последним от Бабы Мороз пострадал? — бросил сурово.

Гусли, взвизгнув, замолчали. Люди с тревогой переглянулись между собой.

— И тебе здрав буде, охотник, — пробормотал староста. — Так вот же, Молчан! Она его так окаянная заморозила, еле до дому дополз. А до него был Немил, а до него…

Стоящий подле жены плюгавый мужичок испуганно зыркнул на Будимира. Жена, кровь с молоком, всплеснула руками.

— Вы убейте чудовище, дорогой охотник, убе-е-ейте! — запричитала она. — Чуть кормильца не лишила, проклятая!
— Да стоит ли в праздник? — жалобно пролепетал Молчан. — Давайте повременим, а там, может, и сама она сбежит…
— Дело говорит! — откликнулся тот, кого назвали Немилом. — Чего зря утруждаться? Тварь зимняя, с зимой и уйдёт!

Будимир покачал головой. Обвёл взглядом присмиревшую толпу.

— Сегодня изловлю, в праздник. Самое время для подлостей всяких. Да и три жертвы — серьёзное дело.
— Верно, верно, родимый охотничек! — воскликнула жена Молчана, не обращая внимания на скуксившихся мужиков. — Мы за деньгами не постоим. Говорят, баба ростом в сажень косую, глаза чёрные, в душу смотрят, когти ледяные, дыхание холодное…
— Вот и поглядим, — прервал Будимир и взял Молчана под локоток.

Их провожали взглядами до самого конца улицы. Кто-то посмеивался над бедолагой, кто-то сочувствовал, другой ёжился… Стоящая рядом со старостой жёнка презрительно оттопырила губу и пошла прочь, не дожидаясь новых плясок.

Добиться от Молчана толка не удалось: тот бормотал, путался, смущался и без конца пялился на белые волосы Будимира. От мужика несло мёдом и квашеной капустой; пару раз глаза съехались в кучку. Прекратив расспросы, Будимир дошёл с бедовым до опушки: места, где в последний раз видели Бабу Мороз. Отсюда полз закоченевший Молчан.

Когда мужик, кашляя и оступаясь, ушёл прочь, Будимир принюхался. Сев на корточки, положил ладонь на проглянувшуюся сквозь снег землю. На губах охотника блуждала странная улыбка. Он оглянулся на ближайшие дома, мазнул взглядом по добротной избе в конце улицы. Поднялся, отряхнул от снега ноги.

— Ростом в косую сажень, значит, — пророкотал в морозный воздух. — Ох уж эти чудовища деревенские!

Белоголовый цветок у забора качнулся, словно поддакивая.

***
В морозном воздухе раздался слабый стон. Село спало после гуляний; тишина и темнота ставен убаюкивали душу. Только возня в потёмках нарушила это безмолвие.

— Ярина, смилуйся! Не сдюжу больше!
— Терпи, жеребец, терпи.

Недалеко от опушки снова послышался стон. И нёсся он не из леса, куда указывал Молчан, а со двора той добротной избы.

Жёнка старосты, молодая, крепкая, хлестнула прутом нагого мужика. Тот стиснул зубы, зажмурился. Верёвки стянули посиневшие запястья, на волосы налипли сосульки. Облизав губу, Ярина снова ударила мужика по спине.

— Муж — ай! — не вернётся? — заскулил тот. — Бежать не придётся опять?
— Парится он, — отмахнулась Ярина. — Не трусь.

Она хлестнула снова, ещё и ещё. Остановилась, переводя дыхание. Полюбовавшись багровыми отметинами, Ярина привычным движением потянула тугой узел, развязывая. Глаза бабы жадно следили за несчастным.

— А охотника, охотника не боишься? — напомнил мужик. — Тебя же ищет!
— Не меня, а чудовище выдуманное! — рассмеялась Ярина. — Охотник давно в лес ушёл. Загоняют его ваши жёны, эх, загоняют...

Пара скрылась в доме — мужик почти что бежал в сени, растирая ладонями плечи.

Будимир выступил из тени. Нахмурился, глядя, как закрывается дверь.

— Да-а-а, измельчала работа наша, — покачал головой. — И чудища, выходит, измельчали.

Из дома послышался тоненький вой. Не обращая внимания, Будимир присел на корточки и погладил выглянувший из-под снега цветок. В лице охотника отразилась задумчивость. На мгновение оно смягчилось, лишилось обычной суровости.

— Завтра побеседуем, — произнёс Будимир, кидая на дом красноречивый взгляд.

Поднявшись, пошёл прочь. Подснежник лишь качнул вслед охотнику лепестками.

***
На поляне Будимира встретили бурно. Русинко, счастливый и румяный, обнимал нагую красавицу, а та глядела в ответ затуманенным взором.

— Куда ты запропастился?! — воскликнул Тур, хлопая друга по спине. — Все подарки раздали, твой один дожидается!

Будимир развернул бересту и хмыкнул. Погладил тонкие остовы, попробовал пальцем кончик.

— Нет лучше подарка, чем набор осиновых кольев, — улыбнулся охотник.

Товарищи уже затеяли состязание по метанию топоров. При каждом попадании в бревно девки визжали и лезли на выбранных кавалеров. Сегодня можно было всё. Враги мирились, борцы со злом веселились, как простые люди, служба ждала.

Новый год всё-таки.

Убрав свёрсток в сумку, Будимир хмыкнул и пошёл за топором.

© Алёна Лайкова
Источник: https://vk.com/wall-183463244_4117

— Аврора, сейчас же сюда!

Аврора вздрагивает. Откладывает книгу, со вздохом встаёт с кровати. Белое платье мимолётно гладит колени, чтобы потом нежно обнять их.

Дом небольшой, но идёт девушка медленно, растягивая шаги. Она ступает, как по заколдованному лесу, хмуро вглядываясь в каждый сумрачный угол.

— Аврора! Сколько тебя ждать?!

Аврора входит на кухню. Бросает мельком взгляд на упаковки с мясом, мешок моркови, картошки, гору зелени, крупы… Ухоженная женщина поднимает взгляд от заваленного стола и взмахивает рукой.

— Сколько ещё тебя ждать, Аврора? Я, видимо, стенке кричу!

Женщина закатывает глаза и отворачивается. Белые руки раздражённо поправляют на голове корону из смоляных кос.

— Сегодня у нас гость, — продолжает она сухо. — Важный, такие к простым людям не ходят. Наготовь-ка нам стол на пятерых, потом уберись, погладь моё шёлковое платье, костюм отца и приведи в порядок цветы. Хоть какую-то пользу принесёшь этому дому.
— Но у меня встреча с Гансом…
— Подождёт твой Ганс. Оборванцев много: сегодня один, завтра другой, а к нам принц приезжает.

Аврора закусывает губу. Женщина отворачивается и добавляет к грязной посуде в раковине ещё одну кружку.

— Как скажешь, Хелен.
— Я же просила называть меня мамой, — перебивает устало Хелен.

Аврора вскидывает взгляд и смотрит куда-то на тонкую шею, подчёркнуто игнорируя лицо.

— Мама у меня одна была, — бросает в ответ и выбегает из комнаты.

Пока Хелен возится в прихожей, хлопая дверцами шкафа, пока звенит ключами, заводит машину, Аврора в своей спальне смотрит на отражение и шепчет:

— Когда-нибудь это всё закончится, ведьма. Я выйду из-под твоей власти.

Оставшись в одиночестве, Аврора подходит к входной двери. Смотрит на замок, по сторонам, заглядывает под тумбу. Ключей нет.

Ей и правда не выйти — только готовить да убираться.

Хелен возвращается под вечер, уже с отцом. Теперь у неё новая причёска: пышная, залитая лаком и украшенная цветами. Хелен смеётся, оглядываясь на отца, чья залысина выдаёт разницу в возрасте лучше паспорта.

— А где наша умница? — с преувеличенной радостью вопрошает отец и тянется обнять Аврору.

Та отстраняется и прячет взгляд. Отец держит мачеху под локоток с нежностью и любовью, и между ним и дочерью, как граница, пролегает упавшая швабра.

— Иди погуляй, Аврора, — говорит Хелен резко. — Ты к Гансу спешила? Вот и беги, а нам с Робертом поговорить нужно.

Аврора молча смотрит в ответ. Вздохнув, мачеха почти выталкивает её из кухни и хлопает дверью.

— Что за ужасный ребёнок… — доносится изнутри.
— Помягче, дорогая, она всё-таки моя дочь.
— У меня кончаются силы, милый! Я не так терпелива, как ты.

Аврора приникает к двери ухом и пропускает вдох. Голоса звучат тише, чем вначале, но всё же вполне отчётливо.

— Не думаю, Роберт, что ей стоит присутствовать на ужине, — убеждает Хелен. — От этой девчонки не знаешь что ждать. Принц Герман — воспитанный умный юноша, и я не хочу, чтобы Аврора на него вешалась.
— Хелен, она не способна!
— Ты меньше общаешься с ней, чем я. Поверь, ты не знаешь свою дочь…

Девушка выбегает во двор: теперь дверь открыта. Сжав кулаки, она смотрит на занавешенное окно кухни. Лицо кривится от обиды.

— Так, да? — шепчет она шторам. — Посмотрим, кто кого. Посмотрим!

Распустив пучок на затылке, Аврора возвращается в дом и с вызовом улыбается воздуху.

Машина принца Германа подъезжает почти бесшумно, а затем в дом врываются голоса:

— Здравствуй, Герман, рад тебя снова видеть!
— Вы не устали с дороги?
— Наше знакомство было таким неожиданным! Никогда бы не подумал, что обыграю на поле для гольфа королевскую особу!
— Для меня большая честь, что вы приняли приглашение мужа.

Аврора одевается неторопливо. Белое платье валяется на полу скомканной тряпкой. На груди и бёдрах — красный бархат вечернего «футляра». Двусторонний вырез обнажает талию.

— Куколка стала бабочкой, — улыбается Аврора, глядя в зеркало, и выходит.

Теперь она не задерживается по пути.

— А вот и я! — возвещает на всю столовую.

Принц вскидывает брови и перестаёт жевать. Он красив: чернокудрый, худой, высокий — как герой из женских романов! Лицо Хелен застывает, Роберт смущённо кашляет и обращается к гостям:

— Это моя дочь Аврора. Рад представить: принц Герман, мой новый партнёр по гольфу.

Герман мелодично смеётся, с интересом разглядывает гостью.

— Рад знакомству, Аврора.
— Аврора, — вмешивается Хелен, — ты разве не собиралась встретиться с Гансом?

Девушка лучезарно улыбается в ответ. Поднимает голову, расправляет плечи, глядя мачехе прямо в глаза.

— Мы с моим другом перенесли кино на завтра. Ведь у нас гости… мама, — добавляет Аврора.

Она садится на свободное место аккурат напротив принца. Сверля падчерицу взглядом, Хелен приносит ещё тарелку.

— Сколько вам лет, Аврора? — интересуется Герман, возвращаясь к еде.
— Двадцать.
— Вот как? Выходит, я обогнал вас на пять лет, — улыбается принц.

Два человека в костюмах — видимо, охрана — наблюдают за парой, но вилок не кладут.

— Попробуйте мой ростбиф! — прерывает беседу Хелен, торопливо указывая на тарелку. — Ручаюсь, вкуснее вы ничего не ели, Ваше Высочество!
— Мой ростбиф, — поправляет Аврора холодно. — Его готовила я.
— Но по моему рецепту, — возражает Хелен сквозь зубы.

Над столом повисает звенящее от приборов молчание. Женщины сверлят друг дружку взглядами; Герман вопросительно смотрит на хозяина, который с преувеличенным аппетитом уплетает ужин. Телохранители косятся кто на красный бархат, кто на синий шёлк, словно сравнивая две фигуры.

— Девочки, давайте не будем… — начинает отец и застывает не договорив.

Кажется, что с губ вот-вот сорвётся кашель или хрип, но нет ни звука. Приборы умолкают; наступает тишина. Схватившись за горло, Роберт разевает рот. Хелен кричит. Один из телохранителей бросается к отцу семейства.

— Алло, скорая? — говорит другой в трубку. — Змеиная улица, дом восемь, механическая асфиксия. Мужчина лет пятидесяти…

Охранник обхватывает Роберта сзади, давит на живот раз, другой, третий. Хелен закрывает губы дрожащими пальцами.

— Помогите же ему, скорее!

Герман напряжённо следит за происходящим, сжимая в кулаки руки. Телохранитель хлопает по спине, потом снова давит на живот, и так по кругу. Роберт синеет, обмякает в руках спасателя.

Аврора стоит застыв посреди кухни, и её лицо похоже на маску.

***
Принц Герман протягивает овдовевшей Хелен белые лилии и сочувственно её обнимает. Он держится скромно, вежливо, не оттягивая на себя внимание от того, кого хоронят. Утончённая скорбь дворянства — покровительствующая, но не заносчивая.

Хелен плачет, вытирая слёзы платком, и Аврора смотрит на её лицо с отчётливой неприязнью.

— Ты как? — спрашивает её пацан в чёрном спортивном костюме. — Всё путём, крепишься?
— Да-да, Ганс, креплюсь, — рассеянно отвечает Аврора, наблюдая за принцем.

Ганс чешет в башке и, пожав плечами, отходит. Со вздохом косится на гроб.

— Жалко мужика…

Герман покидает Хелен, и Аврора решительно идёт вдоль скорбящих к принцу.

— Спасите меня! — шепчет брюнету на ухо.

Тот оглядывается, поднимает брови.

— От чего, Аврора?
— От моей мачехи.

Аврора незаметно за чёрными складками платья берёт принца за руку. Тот смотрит в ответ с изумлением.

— Ваша мать — прекрасный человек, — возражает Герман с улыбкой. — Зачем вас спасать?

Аврора качает головой. Косится поверх гостей на Хелен, не сводящую с них взгляда.

— Плохо вы её знаете, — шепчет в ответ.

***
Увидев Германа на пороге их дома, Хелен распахивает глаза. Запинаясь, спрашивает:

— Ваше Высочество? Какими судьбами к нам?

Герман галантно кланяется и припадает к руке вдовы с поцелуем.

— Добрый вечер, Хелен. Меня пригласила ваша дочь ещё на похоронах. — Он печально разводит руками. — Я всё ещё чувствую вину за кончину вашего супруга, ведь мы не сумели его спасти. А значит, и ответственность за вашу семью теперь несу я.
— Не стоило, — бормочет Хелен смущённо.

Разговор прерывает выбежавшая Аврора.

— Герман, добрый вечер! Не прогуляешься со мной по парку? — щебечет та мило.

Хелен бросает на падчерицу отчаявшийся взгляд.

— Аврора, ты обещала помочь мне по хозяйству.
— Сама справишься, — огрызается девушка и берёт принца под локоток. — Идём, Герман?

Герман задумчиво смотрит на мелькнувшее перед глазами декольте минималистичного платья.

— С удовольствием составлю вам компанию, Аврора, — говорит с положенной любезностью.

Хелен провожает пару растерянным взглядом, вытирая мокрые руки о чёрное домашнее платье. Герман оглядывается напоследок, но Аврора настойчиво тянет принца во двор, и тот исчезает.

***
— Моя мама умерла, когда мне было семь. Ты знаешь, Герман, как я её любила? Безумно. Я так тосковала…

Всхлипывая Аврора прячет лицо на груди принца. Тот мягко гладит девушку по спине.

— Соболезную тебе. Такую утрату тяжело пережить.
— Верно, верно! — восклицает Аврора, отстраняясь. — Пока мы жили с отцом, всё ещё было хорошо. А вот через десять лет он привёл Хелен, и тут начался кошмар!

В парке светло. Мимо проносятся дети, и Аврора слабо морщится от их криков. В трауре она удивительно хороша: чёрное оттеняют жемчужные серьги и колье, тугая коса придаёт образу строгости, которую крадёт глубокий вырез. Герман смотрит в лицо девушки внимательно и задумчиво.

— Мачеха обижает тебя? — спрашивает Его Высочество.
— Она меня ненавидит, — поправляет Аврора. — Заставляет подчиняться, во всём контролирует, ограничивает. Раньше отец меня баловал, но когда пришла Хелен, во всём её начал слушаться. Я жила как в тюрьме последние три года!
— И почему же не покинула отчий дом? — уточняет принц.
— Что?

Герман с улыбкой останавливается, пропуская мальчугана на самокате. Смотрит на распахнувшую глаза Аврору.

— Ведь ты уже взрослая, — поясняет сдержанно. — Ты могла бы найти работу, продолжить обучение, снять комнатку или квартиру. Зачем жить с человеком, который ограничивает твою свободу?
— Я… ну, э-э-э… мне не пришла в голову такая мысль, — тянет Аврора.

Повисает пауза. Они идут молча, глядя каждый вперёд. Герман хмурится. Аврора покусывает губу и каждые пять шагов незаметно косится на спутника.

***
— Ты совсем от рук отбилась! Ещё седьмой день не помянули, а уже крутишь хвостом перед принцем?
— О чём ты, Хелен? — огрызается Аврора, покачиваясь под музыку в наушнике. — Мы с Германом просто друзья.
— В самом де-е-еле?!

Хелен бросает на пол тряпку, которую так и держала в руке. Из-под завязанной на волосах косынки выбивается чёрная прядь. Глаза мачехи лихорадочно дрожат, как будто та то ли вот-вот заплачет, то ли набросится с кулаками.

— Такой же друг, как и Ганс? — язвит Хелен. — Или Вилльям? Или Фредерик? А может быть Александр или Эмиль? Сколько их было, дорогая?! Хоть бы лучше скрывала!
— Ты мне не мать, — холодно возражает Аврора. — Твоё мнение меня не волнует.

Хелен вздыхает. Прикрыв рукой лицо, отходит к окну. У неё уставший вид, а простой чёрный костюм подчёркивает осунувшееся лицо.

— Не мать, — шепчет она. — Видит небо, я пыталась ей стать все эти три года, но ты неисправима. В тебе столько жестокости, Аврора, что… А знаешь, Герман — не один из твоих друзей с улицы. Он быстро тебя раскусит.

Отвернувшись, Хелен выходит из комнаты. Аврора зло смотрит вслед.

— Тебе он не достанется! — кричит в ответ девушка, как плюётся. — Хватит с тебя отцовской халупы!

Хелен оборачивается. Грустно улыбается, глядя на падчерицу покрасневшими глазами.

— Мне и не нужен твой Герман.

Дверь мягко затворяется за её спиной.

***
Свадьба оформлена на удивление скромно: простая арка, выездная регистрация, скамеечки для гостей. Даже странно видеть, как с лавочек новобрачным хлопают члены королевской семьи. Знатные гости улыбаются, и улыбается им в ответ повзрослевший на четыре года Герман.

— Согласны ли вы, Его Королевское Высочество принц Герман Август Карл, взять в жены Хелен Майер?

Герман смотрит на невесту. Та улыбается в ответ искренне и нежно и выглядит помолодевшей на несколько лет.

— Согласен, — говорит принц счастливо.

Они целуются, и в глаза особенно бросается, как пара похожа внешне. Хлопают фейерверки. Принц-отец и принцесса-мать сдержанно хлопают сыну.

— Ненавижу, — шепчет Аврора.

Она стоит вдалеке, не присоединяясь к церемонии. За это время её наряд стал ещё более «ищущим», но девушка одна. Переступая на огромных шпильках по твёрдой земле, она зло смотрит на бывшую мачеху и её нового мужа.

— Ненавижу!

Отвернувшись, идёт прочь, и Герман провожает её долгим сочувствующим взглядом.

© Алёна Лайкова
Источник: https://vk.com/wall-183463244_4132