▪️Искусственный интеллект. Это экономия на рабочей силе и рост производительности, а не помошник с которым вам будет легко работать и ловить вайб - ИИ будет работать, а вы нет😅

▪️Корпорации. Их настоящая задача - прибыль для акционеров и топ-менеджеров. Изменение жизни клиента - скорее счастливое совпадение, чем осознанная миссия.

Самое интересное: со временем именно этот "побочный продукт" часто становится настоящим смыслом для сотрудников, пользователей и всех, кто вовлечён в процесс. Люди начинают верить в миссию, хотя система изначально заточена под другое.

Важно видеть, как устроена система на самом деле - и не путать красивые лозунги с реальными результатами.

Подпишись на Telegram Никита Шешин пишет...

От письма отвлекло уведомление из Инстаграм. Чёрт. Я вчера, оказывается, дал свой настоящий аккаунт той девушке из бара. Обычно я скармливаю пустой, запасной. Она отправила запрос. И каждый раз эта неловкость, этот мелкий, гадкий укол — нажимать кнопку «Заблокировать». Казалось бы, мелочь. А чувствуешь себя слегка паршиво.

Интересно, как ты там. Твоя страница закрыта уже полгода. Фотографии всё те же, старые. Застывший мир. Иногда мне кажется, я смотрю не на твой аккаунт, а на заброшенный планетарий, где звёзды замерли в той же позиции, в какой мы их оставили. Недавно пыталась добавиться твоя подруга. Надеюсь, ты в курсе. Надеюсь, она хотя бы спросила. А то как-то… не по-дружески. Или ты сама меня «отдала»?

Пересадка в Пекине. Время здесь не идёт — оно выцвело, как рекламный баннер в пустом транзитном зале. Одна и та же рутина: очередь на повторный досмотр, мерцание экранов с вылетами, одинаковые магазины duty-free с одинаковыми духами. Я ловлю себя на том, что смотрю на часы каждые десять минут, хотя в этом нет смысла. Время все равно не двигается.

Я хочу только одного — оказаться в самолёте. Пристегнуться, откинуть кресло, надеть маску на глаза. Чтобы стюардесса выключила свет, и осталась только ровная, тёмная пустота за иллюминатором и гул двигателей. Уснуть. Не отдыхать, а именно вырубиться, как от укола. Здесь, в этой серой лимбо-зоне, я уже почти завидую своему будущему «я» в самолёте. Ему хотя бы разрешат закрыть глаза. А пока я просто жду, механически следуя за потоком таких же уставших, безликих фигур к выходу на посадку.

Самолёт резко качнуло, встряхнув остатки дремоты. В салоне зажглись табло, и тихий, безразличный голос по громкой связи объявил о снижении, пристегнуть ремни и что температура в Москве — около нуля, пасмурно. Около нуля. Слова повисли в воздухе, как холодный пар. Мой мозг, затуманенный усталостью и остатками манильского рома, попытался осмыслить всю ту же информацию, ведь я это слышал когда приземлялся в Пекине, но  почему-то только сейчас осознал, что я возвращаюсь в место, которое в ближайшие пару месяцев с каждым днем будет заковывать себя в ледяной панцирь все сильнее и сильнее.

В Лондоне, откуда я вылетал в Манилу, 5 дней назад было плюс двенадцать. Я тогда, рационально оставил в номере тёплый свитер и джинсы. «Зачем везти лишнее? — подумал я. Логично. Совершенно логично.

А потом были эти два дня в Маниле. Пьянство, которое стёрло всё, включая само понятие времени. Я не был в Москве почти четыре месяца. С конца августа. Я улетел, когда ещё листья были зелёными. А в моей голове с тех пор был только вечный перелёт: Лондон, Дубай, Сингапур, снова Дубай, снова Лондон и вот эта пьяная Манила с её почти тридцатью градусами жары. Я будто вычеркнул саму возможность зимы.

Самолёт пошёл на снижение. За окном, в кромешной черноте, сначала не было ничего. Потом они проступили — не огни, а россыпи холодных, жёлтых бусинок, рассыпанных по чёрному бархату. Москва. Не живой город, а электрическая схема, чертёж. Ровные линии проспектов, тёмные пятна парков. И вдали — резкая, ядовитая гроздь сине-белых кристаллов Москва-Сити.Я смотрел на эту схему и ловил себя на мысли, что не чувствую ничего. Ни родного тепла, ни щемящего узнавания. Потому что это — не дом. Это адрес, координата успеха. Красивая, бездушная матрица, в которую я встроился, как чужой чип. Эта панорама с высоты лишь подчёркивала масштаб отчуждения.Потом узор начал стремительно приближаться, распадаясь на отдельные огни фонарей, машин. И вот она — полоса Шереметьево. Длинная, серая, полоса бетона. Она встретила самолёт неяркими, призрачными огнями по краям. В иллюминаторе поплыли лужи, отражающие красные и белые вспышки. Не радушная встреча, а просто точное совпадение координат. Механическое касание колёс о асфальт. Рывок, рёв реверса, и мы уже катимся по этой серой, знакомой дороге к терминалу.Шереметьево. Я шагнул из салона в рукав, который встретил лёгкой прохладой, как репетицией настоящего холода, что уже стоял за стенами аэропорта

Паспортный контроль. Молчание. Офицер в форме, быстрый взгляд, удар штампа — тупой, глухой. Отметка. Разрешение на вход обратно в мою жизнь. У меня только небольшая кожаная сумка, вписывающаяся в критерии ручной клади. Мой вечный спутник. Никакого багажа. Я давно научился обходиться минимумом вещей. И сегодня поплатился. В принципе это не было особой проблемой, у выхода уже стоял мой водитель. Тёмный, неподвижный силуэт в толпе. Его взгляд скользнул по мне, по моей рубашке-поло и льняным штанам, задержался на секунду. Ни тени удивления. Ни намёка на вопрос. Просто констатация факта в его глазах, что я одет как идиот. Но он привык, наверное, ко всем нелепым ситуациям в моей жизни. Легкий, деловой кивок. Молча взял у меня сумку. Молча развернулся и пошёл к выходу, рассекая толпу. Я — за ним, чувствуя, как ледяной воздух из щелей у дверей уже начинает кусать кожу выше мокасин.Этот ритуал отточен до секунды, до шага. В нём нет места ни для каких «как полёт?». Есть только движение из точки А в точку Б. Сегодня точка Б — это холод. Резкий, сырой воздух ударил в лицо, когда мы вышли к машине. По коже побежали мурашки. Я не подготовился. Я думал, что везу с собой ещё немного того, тёплого воздуха. Но он остался там, в транзитных зонах. Это был не просто выход из аэропорта. Это было резкое, грубое возвращение. Не в город. В начало декабря.

Я смотрел, как вдалеке начинают вырастать из тьмы знакомые огненные кристаллы Москва-Сити. Сперва они кажутся игрушечными, нереальными. Потом становятся больше, холоднее, откровеннее. Это не маяк, не цель. Это просто ориентир. Моя личная геолокационная метка на карте мира. «Вы прибыли в точку назначения». Точка — это ключевое слово. Без объёма, без сердца.Машина бесшумно остановилась у входа в башню. Стеклянные двери, ярко освещенные изнутри, отбрасывали на серый тротуар длинные, холодные блики. Водитель вышел, открыл мне дверь. Сухой, колючий воздух ударил в лицо.— Завтра? — спросил он коротко, передавая кожаную сумку.— В семь, — ответил я. Дыхание превратилось в облачко пара, повисшее в неподвижном воздухе. Он кивнул и вернулся за руль.Я зашел в башню и направился  к лифту. Он будто ждал меня, двери закрылись, и тяжёлая, тонная кабина, казалось, пришла в движение с неестественной, почти пугающей лёгкостью. Она будто уносила меня с собой, в отрыве от всего, что оставалось внизу.

Я подхожу к окну. Где-то там, в этой мозаике огней, живут люди. Ссорятся, смеются, готовят ужин, гладят кошек. У них есть беспорядок, запахи, разбросанные носки, смешные магниты на холодильнике. А у меня есть этот вид. И тишина, которую можно потрогать.Завтра утром придут те, кто поддерживает эту иллюзию обитаемости. Сменят цветы, протрут эти безупречные поверхности, уберут единственный след — отпечаток от бокала на столешнице.

Возвращение сюда — это не возвращение домой. Это просто самая долгая, самая тягучая пауза между полетами. Здесь нет тебя. А значит, нет и дома.

У меня пара важных дел в Москве. Буду занят. Звучит как строчка из корпоративного календаря, которую я сам же и вбиваю. Встречи, подписи, цифры на экране. Всё это займёт время, заполнит дни, заставит мой голос звучать уверенно, а лицо — принимать нужное выражение. Я не отправляю эти письма и извиняюсь сам перед собой за это бесконечное, бестолковое бормотание в пустоту. Хорошо, что этого не знает совет директоров. У них бы точно появились вопросы к моей способности управлять компанией. И они были бы отчасти правы. Как можно управлять чем-то в мире, когда не можешь справиться с собственной жизнью?

Так вот, дела. Если улечу из Москвы до Нового года — напишу тебе из самолёта или из очередного отеля, где вид из окна будет таким же безличным, как и этот. Если же задержусь здесь, в этой стеклянной клетке над застывшим городом… то точно поздравлю тебя с Новым годом. Словно эти слова, написанные в черновик и никогда не отправленные, могут как-то пересечь время, пространство и ту тишину, что стоит между нами.

Ладно пора заканчивать. Обнимаю.

С биологической точки зрения, тревожные сны, вероятно, имеют эволюционное предназначение. Гипотеза симуляции угрозы, которую активно развивает финский психолог Антти Ревонсуо, предполагает, что сны служат своеобразным безопасным тренажёром для отработки реакций на опасные ситуации. Мозг моделирует потенциальные угрозы в состоянии, когда тело обездвижено, тем самым «прокачивая» нейронные цепи, ответственные за страх и выживание, без реального риска для жизни. Это своего рода ночная репетиция, повышающая нашу готовность к вызовам реального мира.

Однако когда такие сны становятся частыми и интенсивными, они сигнализируют о дисбалансе. Психологические причины часто кроются в непереработанном стрессе, посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР), тревожных расстройствах и подавленных эмоциях, особенно гневе и страхе. Физиологические триггеры могут быть не менее важны: резкая отмена алкоголя или некоторых лекарств, синдром обструктивного апноэ сна (когда из-за остановок дыхания мозг испытывает микропробуждения и гипоксию), лихорадка, а также нарушения в нейрохимическом балансе. Исследования, подобные работам нейробиолога Мэтью Уокера, автора книги «Почему мы спим», убедительно доказывают, что лишение быстрого сна, фазы, в которой рождаются наиболее яркие сновидения, напрямую ведёт к повышению тревожности и эмоциональной нестабильности на следующий день.

Особый интерес представляет связь тревожных снов с психосоматикой — областью, где психические переживания проявляются в виде физических симптомов. Повторяющийся кошмар — это не просто картинка, это полноценный стресс для организма: учащается сердцебиение, повышается давление, растёт уровень кортизола. Если это происходит каждую ночь, тело начинает существовать в состоянии хронического стресса. Исследования, например, группы под руководством доктора Эрин Вамсли из Университета Фурмана, показывают, что содержание снов может влиять на физиологическое состояние после пробуждения. Человек, которому снилось что-то угрожающее, может начать день с уже повышенным уровнем тревоги и мышечного напряжения, что создаёт почву для развития настоящих психосоматических заболеваний — от головных болей напряжения и синдрома раздражённого кишечника до ослабления иммунного ответа. Таким образом, тревожный сон становится не следствием, а уже активным участником порочного круга «стресс — болезнь».

Поэтому игнорировать тревожные сны — значит игнорировать важнейшую диагностическую информацию, которую нам посылает собственный организм. Современные подходы, такие как терапия повторяющихся образов (Imagery Rehearsal Therapy), разработанная Барри Краковом для лечения кошмаров при ПТСР, доказали свою высокую эффективность. Они учат человека не бояться сна, а переписывать его сценарий, меняя тем самым свою эмоциональную и физиологическую реакцию. Тревожный сон, расшифрованный и понятый, перестаёт быть демоном ночи. Он превращается в ценное послание — сигнал, указывающий на незажившую рану, нерешённый конфликт или физиологический сбой, и, таким образом, становится первым шагом на пути к исцелению.

https://vk.com/srk_problemi