Например, все так называемые "люди" (без всякого исключения) - типичнейшие зомби. А вся так называемая "жизнь" - зомби-апокалипсис. Какого ж рожна тебе ещё надо?
Ты всю "жизнь" в зомби-апокалипсисе. Люди (при-дурки) изгаляются (самовыражаются) перед тобой (дураком), как могут - стараются изо всех сил (из кожи вон лезут), чтобы произвести на тебя (на дьявола, на сатану) впечатление самых гадких тварей, какие только могут быть.

"На земле весь род людской
Чтит один кумир священный,
Он царит над всей вселенной,
Тот кумир — телец златой!
*
В умилении сердечном
Прославляя истукан,
Люди разных каст и стран
Пляшут в круге бесконечном,
Окружая пьедестал!
*

Сатана там правит бал,
Там правит бал!..»

А тебе (сатане, истукану) всё мало - тебе нужно ещё гадче, ещё омерзительней, чем уже и так есть. Зачем? Чтобы тебе "жить стало лучше, жить стало веселей". Чтобы ты (вечный покойник, мертвец) начал, наконец, жить по-настоящему. Не дождёшься - останешься мертвецом (покойником) - останешься зомби, у которого "глаз не видит глаза".

"Фауст и Мефистофель"

«Все зависит в этом доме оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Буденным,
Хочешь — лошадью его!..»

Ты всю «жизнь» блуждаешь в беспросветной тьме, ища из неё выхода. Если ты остановился (=«понял, что это – тупик»), то это значит только то, что ты «смирился» с этой беспросветностью (без-начальностью и бес-конечностью) – «умер».

Когда ты понял, что это - тупик? =Когда ты «умер»? Сейчас. А когда ты жил? Сейчас. Продолжительность твоей жизни (в любой её момент) – сейчас минус сейчас = 0. Следовательно, ты понял, что это – тупик (=кончил жить) в то же мгновение (миг), когда и начал жить. Ты «умер» (понял, что это – тупик), не прожив ни секунды. А, значит, ты и не жил никогда. А если не жил, то не можешь умереть. Ты («Я») – Кощей бессмертный, который бессмертен именно потому, что никогда и не начинает жить.

Ты – вечный мертвец (покойник), которому иногда мерещится (снится) «жизнь» и который всегда в конце концов понимает, что жизнь ему лишь померещилась (показалась, приснилась).

«Призрачно всё в этом "мире" бушующем,
Есть только миг, за него и держись,
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется "жизнь"…»

Вообще, вдумаемся в слово «мир» (мр, очень близкое к мрак, мираж). Мир и смерть – однокоренные слова, синонимы. «Жизнь» в мире (бытие) и смерть (небытие) – одно и то же. Поэтому у тебя нет такого выбора – «быть или не быть». Небытие ничем не отличается от бытия. Бытие – форма небытия. Жизнь – некоторая смена (круговорот) форм небытия. Человек и любое живое существо – лишь форма «смерти».

Когда ты понял, что это - тупик? =Когда ты понял, что ты – красивая (?) форма (лицо, лик) «смерти»? Сейчас – всегда – никогда. Красота («смерти») спасает мир – спасает (?) «смерть» от разоблачения (от откровения, от понимания). Но красота «тленна», она растворяется, рассеивается в вечном мраке.

Однако красоте (иллюзии, миражу) некуда исчезать – она (так или иначе, в той или иной форме) вынуждена оставаться в «сейчас» - в смерти. Смерть (содержание) не может не принимать ту или иную (очаровательную) форму. Смерть (истина) не может не лгать сама себе о жизни. Смерть бессмертна. Ты (смерть) всегда пребываешь в тупике "жизни". Ты слишком туп (тупая, тупое), чтобы вырваться из тупика. Лежи (стой) в тупике и тупи дальше (мастурбируй, извращайся, наслаждайся "жизнью").

"Но Пасаран! / No Pasarán! - They Shall Not Pass!"

Ричард шёл через мелкие заросли спотыкаясь. Новая порция виски взбодрила, но жаль, что не ноги – они-то как раз подводили по полной. Он видел, что «парус его сильно колеблет», но всё равно шагал дальше вдоль берега, продирался один и тихонько насвистывал. Улыбался себе самодовольно. Искренне полагал, что слишком хорошо знает женщин, и был уверен, Сара сама разыщет его после этой размолвки. Нарочно выходил из бара так, когда вырубили свет, что б она видела сквозь прозрачную витрину, в каком направлении он удалялся – на улице было светлее. Пусть и случайная знакомая, с которой встретился в этом мотеле, но одержать верх ещё над одной женщиной было для него весьма приятным. Хотя бы морально. Физически, понимал он, сегодня будет уже ни на что не способен. Да и завтра им с Сэмом рано вставать, нечего и пытаться. В этот мотель на берегу озера начальство их направило всего на два дня. Рядом у озера располагался нужный им кемпинг, много кого требовалось в нём опросить за отведенные двое суток. Завтра и попробует поплотнее завязаться с Сарой, чья младшая сестра занималась обслугой номеров. Они познакомились с ней ещё утром, в холле, когда заселялись, та приходила к сестре за ключами от её машины. Поздоровались, улыбнулись друг другу, поговорили о тёплой летней погоде. А вечером, в ожидании компании из двух милых сестёр, немного перебрали с Сэмом спиртного. Вернее, Сэм выпил и ушёл спать, а Ричард задержался в баре, пока знакомился с Сарой поближе. Это он назначил свидание утром, обеих сестёр позвал выпить в бар по соседству. Только одна сказалась больной, и Сэм быстро оставил их. Довольно хорошо пошло у них двоих, немного выпивали, смеялись и болтали. Ричард знал, какой тип женщин обожает сальные шуточки, и вдоволь попотчевал ими Сару, та аж зарделась. Но потом покусались немного, буквально из-за какой-то мелочи. Он был уверен в себе, и когда уходил, ожидал, что она непременно догонит. Пройдёт лишь пара минут, не больше. Куда от такого красавца деваться? Хороший оказался мотель. И озеро рядом с ним тоже было хорошее…

Ричард не особо понял, зачем пошёл в эту сторону, вправо от мотеля. Именно с этой стороны озеро казалось необжитым, местами где-то пришлось продираться сквозь кусты, обходить разбитую рыбацкую лодку. Но ноги всё равно несли нетвёрдо дальше. Наверное, хотел создать побольше трудностей для Сары, что б продиралась берегом так же за ним, царапала и рвала свои колготки. В стороне от воды из сумрака уже выглядывали какие-то руины вдалеке и торчала рослая башня. Кажется, он догадывался, что это были за старые постройки. Они ещё не выехали утром сюда, а он уже разглядывал карту местности, и видел, что некогда здесь было красивое историческое место. Болгарская церковная община когда-то построила тут два монастыря. Женский – его обломки и замшелые строения как раз выглядывали из темноты, – и мужской, что стоял чуть дальше, милях в четырех от озера на реке. Мужской монастырь пока был действующим, а вот женский закрыли сорок два года назад. Два его здания использовали ещё под какие-то склады, и ночью вроде охранял их сторож. Кажется, он и прошел сейчас стороной, медленно слоняясь в отсвечивающей форме. Ричард хорошо изучил эту местность, прежде чем выезжать сюда и погрузиться в работу. Им нужно было опросить дюжину сотрудников местного кемпинга и несколько важных свидетелей преступления пятилетней давности. Дело давно уползло пылиться в архив, но сержанту Джону Никсону для чего-то оно понадобилось. Вот он и позвонил его шефу, что б его, Ричарда, временно бросили на это дельце с Сэмом. Мол, раньше таким уже занимался, за плечами десять расследований по грабежам и расстрелам…

Довольный, что услышал, наконец, за спиной шаги, Ричард даже не повёл головой. Пришла за ним, как он и думал, не удержалась. Улыбнулся себе вожделённо и повернул ближе к воде. Из нее торчали огрызки старого причала, но один помост был еще годен. Вот он и пошёл по нему. Разделся у самого края, закурил. Небрежно шлёпнулся потом задом и спустил голые ноги в воду. А когда услышал, что шаги приближаются по доскам за спиной, съехал с помоста в озеро, сел на дно и воды оказалось по шею. Сигарету не выпустил из пальцев, затянулся и дымом в воздухе нарисовал два изящных завитка. Почти обручальные кольца. Пусть полюбуется его мужской удалью!

Он слышал, как она завозилась возле его одежды. Кто знает, может, у них и получится, вон раздевалась уже. Представил, как в темноте качнулись её груди. Почувствовал потом, как Сара садится на помост, туда, где только что сидел он сам, и спускает голые ноги к нему. Кладёт их ему на шею. Он выбросил сигарету и начал жадно гладить их. Долго, возбуждаясь и закрыв в приятной неге глаза, водил руками по её упругим икрам. «Ты не замёрзла?.. – сменив гнев на милость, спросил он её, наконец, заботливо, чувствуя, как она холодна. – Иди же ко мне, я согрею…»

И в этот миг, отпустив на секунду свое хмельное блаженство, Ричард открыл ненадолго глаза. Взгляд его упал на ноги, которые он трогал с таким упоением, пытаясь согреть их. И уже в следующее мгновение, увидев в свете ранней луны неестественно черные жилы с зелеными на коже пятнами, отбросил свои ладони, будто обжёгся, попытался вынырнуть из вязкого плена. Вот только они схватили его за шею туго и больше не выпустили. Сжались с такой нечеловеческой силой, что Ричард услышал собственный стон от боли. А когда руки Сары легли ему на голову, запустили в густую шевелюру гибкие ласковые пальцы, теряя сознание, он услышал хруст собственной шеи…

***

Сэмюэль проснулся будто с похмелья. Много накануне он не выпил, но бывали такие дни, когда для плохого самочувствия хватало малого. Не хотел он вчера этот грёбаный виски, однако, поддался уговорам напарника. Предлагал же Ричарду по-быстрому управиться с их делом за пару дней, а потом запросить у начальства ещё одну ночь в понравившемся мотеле у озера. Тогда можно будет и отдохнуть вволю, и хорошо выпить. Ему и самому место сильно понравилось, даже присмотрел возле кемпинга лодку на станции, и узнал, где найти недорого удочки. Всего-то через пару дней…

Ричарда в номере не оказалось. За завтраком Сэм обзвонился ему. А в обед уже доложил обо всем в Чикаго, в отделение шефу Никсону. Сержант и так был обеспокоен тем, что урезали бюджет на командировки, а тут еще один из командированных детективов внезапно пропал прямо с его задания. Вышел и исчез. Да ещё в момент, когда отключали электричество на подстанции рядом – камеры снаружи перезагружались целых десять минут, и запись в это время, соответственно, не велась. Вот за эти мгновения Ричард и успел исчезнуть, будто нарочно подгадал «слепое» время. Знали только со слов девушки Сары, вчерашней их общей новой знакомой, что вроде бы, выйдя из бара, повернул налево, пошёл вдоль берега в сторону кемпинга «Дельфин». Унёс с собой со стойки недопитый виски без бокала и взял сигареты с зажигалкой. И не вернулся.

К вечеру этого дня детектива Ричарда Хэмфилда начали искать уже всерьёз. Приехали местные оперативники и криминалист, привезли кинолога с собакой. Пока всё шло неофициально. Заместитель шерифа по старой дружбе с шефом Никсоном тоже объявился со своими вопросами. Сержант, разумеется, за сотню миль сам бы не попёрся, зато позвонил Сэму и долго нудел ему в ухо.

- Это почему ж нельзя? – спросил по телефону Сэмюэль, когда шеф запретил ему активно участвовать в поисках нового напарника. Джима, постоянного напарника и близкого друга, случайно подстрелили на охоте. Медленно, но верно он поправлялся. А взамен пока приставили Ричарда Хэмфилда, из другого отдела. Парень он был неплохой, с хорошей репутацией. Но уж больно весёлый и любил по вечерам выпить пива, мешал его с дешёвым виски. Гадай вот теперь, к чему приведёт последняя вчерашняя мешанина.

- Потому и нельзя, – не очень разговорчив оказался сержант и отрезал Сэму все попытки официально подключиться к этим поискам. – Занимайся тем, за чем приехал, у меня людей больше нет. Через два дня все должны быть опрошены. Вышлешь мне отчёт по кемпингу послезавтра.

Ну, что ещё было сказать о службе в полиции? Чем будет хуже, тем спросят больше. Не готов к таким поворотам в работе – сдавай жетон сразу, займись стрижкой газонов и рыбалкой на озере. Сложное поменяй на простое и жизнь сразу наладится. Успевай только её созерцать, просиживай в апогее лености жопу.

Слова шефа Сэмюэль принял к сведению. Не значит, что выслушал и забыл – с Никсоном так было нельзя. Основные дела успевать теперь нужно было ему одному, шеф ясно дал это понять, сказав, как это умел только он – в двух словах и без сопливого трёпа. Хочешь, мол, успевать искать нового напарника – пожалуйста. Но сначала расшибись и за двоих выполни то, что должно было быть сделано вами обоими. Тем более к ночи завертелось всё настолько, что уже начиналось официальное расследование. А раз поднялась такая шумиха, к делу его близко не подпустят уже на более высоком уровне, как лицо заинтересованное, – напарник-то, хоть и временный, но был его.

По-тихому тоже заниматься никто не запретит. Никсон даже хотел бы этого. Выучили друг друга за восемь лет и понимали почти без слов. Давно были близки к настоящей служебной дружбе. Такого шефа как сержант было ещё поискать. Вслух этого Сэм никогда не говорил, но дорожил Джоном Никсоном неимоверно. Трижды тот вытаскивал его грешный зад из больших неприятностей, и горой стоял за каждого человека в своём отделе. Херни по службе тоже никому не спускал. Кто не хотел работать, вылетал из отделения быстро. Не успевал даже прихватить вещички и личную кофейную кружку. Отправляли потом в коробке по почте.

Рано утром на берег прибыли водолазы. В кемпинге взяли катер и лодку, начали погружаться. Вся жизнь на берегу озера простиралась налево от их мотеля – бар, маленький клуб, бильярдная, несколько магазинчиков, кофейня, кафе, ресторанчик. А дальше, почти в четверти мили от всего этого располагался платный кемпинг с палатками и домиками для туристов, с двумя хорошими причалами и отдельным охраняемым пляжем. За кемпингом – лодочная станция. Сэмюэль всю эту суету с водолазами и спасателями наблюдал за ранним завтраком, из-за столика снаружи мотеля. Смотрел через край озера, пока поедал свой бургер и запивал двойным чёрным кофе. Ему и самому надо было в кемпинг, но этот визит он оставил на после обеда. Сначала отъезжал в городок в трех милях отсюда, пока не уехали два бывших главных свидетеля по основному делу. Надо было уточнить у них некоторые детали, а после можно вернуться.

В двенадцать по полудню он выпил молочный коктейль и такси отвезло его снова на озеро. Там, переодевшись в более удобный и туристический вид – майку и шорты, но взяв с собой полицейский жетон, он отправился в кемпинг «Дельфин». За несколько часов опросил четырёх сотрудников, работавших в нём пять лет назад, когда тут произошла стрельба, а после этого вышел пройтись до берега. Увидел, как с катера и лодок работают водолазы, но беспокоить не стал. Поскольку помощник шерифа после пропажи детектива Хэмфилда пребывал тут почти безвыездно, подошёл сразу к нему и долго его расспрашивал. Как оказалось, поиск с собакой ничего не дал. Следы вроде привели в кемпинг, но потом будто здесь и терялись. А позже, когда пустили по следу заново, собака увела вообще в другую сторону, куда-то за бар к мусорным контейнерам. Проверили – ничего. И после этого пёс сразу скис. Тогда и прекратили поиск, вызвали срочно другого кинолога, со своим животным. Сара, девушка, которая видела Ричарда в последний раз, и до трёх утра просидела одна в баре, при нескольких свидетелях из постояльцев кемпинга, толком сказать ничего не смогла. Вроде и видела, а вроде и нет. Вышел, постоял снаружи, куда-то пошёл. Идти тут особо было некуда, все пляжи и места развлечений тянулись от мотеля сюда, мимо магазинов, в сторону кемпинга. Да и собака взяла след до одного из этих пляжей. Вот водолазы и начали тут работу совместно со спасателями. Жаль, что пока всё впустую.

- Мог повздорить с местными байкерами, - обмолвился напоследок помощник шерифа. – Версию эту проверяем. С ними тут многие ссорятся, и всегда по пьяни. Вроде как слышал кто-то вчера мотор большого мотоцикла.

- И где они тут бывают, ваши байкеры? – спросил его Сэм. – Есть у них «лежбище»?

Известно, что у каждого мотоклуба, или, как они себя называли сами, стаи, банды, была своя «берлога». Бильярдная, бар, гараж или что-то в этом роде. Место для тусовки.

- Спроси у старого Бэннистера, – посоветовал помощник шерифа. – У него племянник за бета-самца в этой банде. Меняют они свои места… А Бэннистер – сторож. Склады в девичьем монастыре охраняет. Старый болгарский монастырь, в четверти мили от озера. Да вон же стоит! Видишь башню в лесу?..

Помощник шерифа показал рукой на возвышавшуюся в просветах деревьев старинную вышку из камня, с прорехами в крыше, зияние которых было видно отсюда. От кемпинга, если обогнуть большое озеро по береговой линии, туда было плюхать пешком мили полторы-две. Можно и прогуляться, но сегодня уже не успеет – опять срочно нужно было вернуться в город, оттуда недавно звонили. Хорошего от поисков он всё равно ничего не ждал. Было предчувствие, что пока тут возможны, и всё ещё в равной степени, из-за раннего срока, два варианта. Ричард либо, положив на свою работу известный «прибор», продолжил алкогольные возлияния, но уже не с Сарой, а с другой женщиной – знакомился он с ними и проводил время довольно легко. Либо Хэмфилд всё-таки умер. Ни первого, ни второго, чтобы вот так надолго или навсегда, за ним пока не знали. Но когда-то всё случалось в первый раз. Опыт Сэму нехорошо подсказывал, что скорее всего найдут они только тело, уже без души. В общем, остывший труп Рича...

Ни в этот вечер, ни на следующий день до сторожа Бэннистера Сэмюэль дойти не успел. Он не особо верил, что они и вдвоём-то с Ричем уложатся за два отведённых им на опросы дня. А тут всё пришлось выполнять одному. Провозился целых трое суток и только наутро четвёртого дня отправил отчёт недовольному шефу Никсону. Теперь можно было и выдохнуть. Управление продлило ему оплату всего лишь одной ночи в дополнение к двум предыдущим, поэтому пришлось возвращаться в Чикаго, брать отпуск за свой счёт и уже не на служебной машине, а на своём стареньком «бентли» возвращаться к озеру.

Официальное расследование к этому времени далеко не продвинулось. Выявили только кучу свидетелей, видевших Ричарда в разных местах. Наверное, человек десять-двенадцать. Согласно показаниям, с кем-то одним из них Рич даже разговаривал в кемпинге и выпивал в ту ночь, играли с ним в преферанс, в домино. Однако важных подробностей опрашиваемый не запомнил, а внешность Хэмфилда толком описать не смог. Потому начинать надо было не с постояльцев кемпинга, которых полиция вытрясла до звона в голове, а с байкеров. Шеф Никсон знал, куда поехал из Чикаго Сэмюэль, и сделал лишь вид, что ничего не слышал. Не мог ему приказать туда отправиться и не мог запретить. Но перед отъездом Сэм обнаружил на своём столе в конверте триста долларов. Улыбнулся. Деньги небольшие, но строгий Джон Никсон и вправду был хорошим человеком. Сержант помог из своих, чем сумел…

В кемпинге «Дельфин» через помощника местного шерифа Сэмюэль договорился и взял мини-байк. За аренду платить не пришлось, только бензин. На этих скутерах здесь вовсю разъезжала отдыхающая молодёжь, иногда семейные пары. Кондей в «бентли» от перегрева сломался, и сподручней оказалось кататься в такую жару на взятом в наём драндулете. Хорошо обдувало встречным ветром и можно было передвигаться узкими тропками. Он быстро нашел дорогу к монастырю, и сразу сообразил, где искать того сторожа. Лишь две монастырские постройки не выглядели так, будто лет сорок назад пострадали от ковровой бомбёжки. Правда и они имели вид весьма поношенный, покрыты были сплошь тёмным мхом и настоящей зелёной плесенью. Да ещё оплетены до самой крыши хищными агрессивными вьюнами. Великолепнейший арт! И выдумывать ничего не надо.

Бэннистер открыл дверь, и сразу же начал говорить, словно давно истосковался по собеседнику. Рассказал про болгарскую общину, и про то, как сорок два года назад – Сэм почти угадал со временем – монастырь был закрыт. Сначала одна за другой пропали три монашки, а потом было громкое расследование. Через какое-то время начали находить тела. Привлечь никого так и не сумели, и полиция это дело закрыла, замяли как-то всё потихоньку. Место это к тому же тогда было необжитым, города и некоторых населённых пунктов ещё не появилось. Вот сестёр монастыря и распределили по другим заведениям, а здания их монастыря какое-то время сдавали в аренду. Мужской монастырь на реке, к слову, до сих пор оставался действующим, даже держал две пекарни. Но там всегда были только мужчины. Ни одного из них в подозреваемые записать в те годы не пытались.

- Что, так и не повесили ни на кого?.. – Сэмюэль аж удивился – обычно, когда дела касались церкви, не важно какой, виновных всё же находили. Но, видно, не в этот раз. Потеряв за три года трёх женщин из одного заведения, штат нашёл возможность прекратить исчезновения иначе. Другим способом прервал начавшую возмущать общественность серию. Просто расформировали монастырь, договорившись с церковной элитой. Знакомы были такие методы завершения.

А когда Бэннистер узнал, зачем на самом деле пришёл к нему гость, представившийся другом пропавшего полицейского, говорить стал он менее охотно. Опасался за своего племянника, боялся, что у того могут быть проблемы с законом. До жетона, однако, дело не дошло. Старик-сторож только увидел бутылку хорошего виски, купленного в баре возле мотеля, и глаза его сразу заблестели. Сдал племянника и его банду с потрохами. Сказал, что бывают здесь иногда, и в одной из заброшенных построек чинят свои мотоциклы, обустроили всё там под стильный гараж. Но ровно неделю назад укатили в Техас на фестиваль. Вернуться должны были только сегодня. Всё сказанное сторожем походило со стороны на правду. Но Бэннистер и не мог знать много про дела своего племянника. Так ему тот и сказал о них.

Понятно. Опросит, когда вернутся, а всех или кого-то отдельно – будет видно. Пока же можно было перетрясти заново всех свидетелей из кемпинга. Ну, или тех, что ещё не разъехались.

Сторож проводил его до выхода из бывшей часовни, и когда Сэм снова оказался на крыльце, снаружи уже поднялся ветер и начинался дождь. Какая-то старушка прошла вдалеке по старой заросшей дороге. Одета она была старомодно, закрывалась от дождя цветастым пакетом.

- Живёт у племянницы, – пояснил, хоть его и не спрашивали, про женщину Бэннистер. – Ей уже под восемьдесят. Не захотела тогда ехать в другой монастырь. Говорят, все пропавшие монашки были её подругами. Только она всё равно ничего не скажет – в те дни с ума и сошла. Ходит всё, бормочет их имена как мантру. Жалко её. Сорок два года уже не живёт, а витает где-то. Разговаривает с ними, венки из цветов плетёт и в воду бросает…

На улице стало совсем темно от туч, и Сэм, хоть и не был суеверен, но от рассказа сторожа, а одновременно и от прохладного ветра, ощутил в спине колкие мурашки. Нечего было дальше стоять тут и слушать его. Пока настойчивый дождь не перерос в ливень, надо было уезжать. Ходу до мотеля на его двухколёсном звере было всего две минуты, быстро завёл мини-байк и поехал. Но как-то незаметно для себя, щурясь от дождя и сильного ветра, проскочил мимо дверей номеров мотеля, и покатил по плитам дорожки дальше. Остановился уже только у въезда в кемпинг «Дельфин».

Почти пятнадцать лет Сэмюэль прослужил в полиции. И о сбивчивости в показаниях свидетелей знал почти всё. Но впервые за свою службу он столкнулся с тем, что все они, когда рассказывали о встрече с Ричардом Хэмфилдом, называли разное время, место и одежду на исчезнувшем. Многие из опрошенных видели детектива издалека, двое из них с ним играли, выпивали, а один даже на следующий день подвозил его до города. Чудеса, да и только. Записав всё и сверив, Сэм пришёл к выводу, что думать над этим придётся долго. Или просто забыть. Кемпинг не был спортивным, и даже днём здесь выпивали вино и глотали неразбавленный виски. Люди отдыхали у озера. Спроси он их не про Ричарда, а про какую-нибудь старушку, девочку, мальчика, наверняка бы услышал тоже самое. Нашлась бы целая дюжина свидетелей, видевшая их, и распивавшая с ними напитки.

Когда под вечер шторм закончился, и озеро успокоилось, деревья перестало раскачивать, Сэмюэль покинул гостеприимный кемпинг. Свой мини-байк он брать не захотел и оставил там, к мотелю решил пойти пешком. Всего-то несколько сотен ярдов. А по дороге опять увидел ту странную женщину, одетую, как в семидесятые. Шла всё с тем же пакетом, который был у неё вместо зонта. Мокрая, несчастная и потерянная. «Бедняжки все они… – тихо бормотала она себе под нос, проходя мимо него и его самого словно не видя. – Но Софья-то, Софья… Тихая была, чистая…» Сэмюэль мог только пожалеть такую старость. Вздохнул скорбно про себя. И дальше пошагал в мотель.

А ближе к ночи, прямо перед сном, ему позвонили. Сигнал был из вестибюля главного здания кемпинга, разговаривал один из спасателей. Сэм оставлял свой номер в мотеле на случай, если вдруг кто-то из свидетелей припомнит ещё что-нибудь бредовое или параноидальное вроде совместной выпивки с Ричардом или игры с ним в гольф. В таких делах порой было важным всё, иногда преступление помогал раскрыть полный бред, который сам по себе не содержал ничего рационального, зато иногда подталкивал к более здравым рассуждениям. Но позвонили из кемпинга не по поводу свидетелей. После шторма на берег озера волнами вымыло всякий сор. И в мусоре нашли часы с гравировкой Ричарда Хэмфилда. Выходило, Рич всё-таки утонул в воде или угодил каким-то образом в озеро после смерти. А, может, сбросили только вещи. В любом случае, проводившие поиски водолазы ничего не нашли – потратили слишком мало времени, озеро было намного крупнее обычного пруда. И завтра начнётся новая для них эпопея.

Ну, а Сэм – Сэм собирался ложиться. С утра у него был распланирован долгий день с байкерами. Да и ничем он сейчас не мог никому помочь, опознание часов подождёт до рассвета. Детектива Ричарда Хэмфилда ничто не воскресит, ни какая другая счастливая находка. А поскольку звонок почти разбудил его, он решил перед сном покурить. Последнюю. Не стал дымить в своём номере, и вышел в халате наружу. Прижёг, глубоко затянулся, выпустил клуб ароматного серого дыма, наслаждаясь близкими видами озера. И едва не поперхнулся табачной слюной. Жуткое чувство внезапно, будто кто-то смотрел на него из-под толщи воды и разглядывал, охватило его целиком. «Что за чушь…» - пробормотал он про себя. Зябко передёрнул плечами, отгоняя неприятное наваждение, и швырнул сигарету на землю. Затоптал её сандалией возбуждённо, ещё раз глянул на пустое озеро. Действительно, чушь. Просто холодный ветер. Усмехнулся и отправился спать…

Часть 2 - ФИНАЛ

Подойдя ближе, она мысленно прокляла себя за неуместную любознательность, поскольку открывшаяся её глазам картина совершенно не походила на то, чем хотелось любоваться…

Это и впрямь была авария, но какая… Сразу три автомобиля столкнулись на злополучном перекрёстке: две воткнулись друг в друга лобовым ударом, а третья протаранила бок одной из них. И если при первом столкновении в автомобиле ещё могли выжить хотя бы задние пассажиры, то после удара в бок шанса остаться в живых уже не было.

Из-под капота одной из машин валил дым, у другой чудом уцелевшая фара беспорядочно мигала, словно посылая собравшимся сигнал о бедствии, хотя находившимся внутри неё это ничем уже помочь не могло.

Из-под впаянных один в другого автомобилей растекалась чёрная лужа. “Наверное, масло или бензин, — немного отстранённо подумала Ирина, — как бы не загорелось здесь всё…”

Внезапно она обратила внимание на всклокоченного мужика, пытавшегося открыть покорёженную дверцу одной из машин, белые кроссовки которого почти до верха были заляпаны красным, и тогда она поняла, что чёрная лужа на асфальте — это кровь.

Было ясно, что страшная авария произошла совсем недавно, так как вокруг изуродованных автомобилей бегали гражданские, скорее всего, случайные прохожие и водители машин, вынужденные остановиться из-за произошедшего. Лишь один полицейский стоял здесь с совершенно растерянным лицом и что-то бубнил в рацию.

Мужчина в некогда белых кроссовках подскочил к стражу порядка с безумным взглядом и принялся орать тому прямо в лицо, совершенно не смущаясь включенной рации:

— Ты чо стоишь, как вкопанный?! — забрызгал мужик слюной на отшатнувшегося от него сержанта. — Не видишь, какая там мясорубка?! Где “скорая”, сука?!

Тот, забыв о рации, вступил с орущим мужиком в ожесточённую перепалку, которая была прервана буквально через минуту нарастающим звуком завывающих сирен.

Вскоре часть дороги, где произошла трагедия, была очищена от гражданских, а вокруг машин замелькали работники полиции, МЧС, “скорой помощи". Зажужжала “болгарка”, заскрипели ножницы по металлу, и вскоре медики засновали с носилками.

Вышло так, что одна из спецмашин по перевозке трупов остановилась в нескольких метрах от замершей на краю дороги Ирины, которая стояла, словно заворожённая. Вот мимо неё пронесли к чёрному фургону одного из пострадавших.

Ирина посмотрела на носилки, куда положили человека и увидела молодое женское лицо, при взгляде на которое сразу становилось ясно, что девушка мертва. Футболка с лёгкой курткой поверх погибшей были высоко задраны, но никаких видимых повреждений Ира на ней не заметила.

При тусклом свете, падающем из распахнутых дверей салона, Ирина увидела довольно дорогое белое бельё с кружевами, которое она и сама с удовольствием носила бы… Но даже при этом скудном освещении было заметно, что лифчик грязный. Как если бы погибшая девушка не снимала его с себя дня три-четыре.

Впрочем, может, так оно и было…

Возможно, она работала какой-нибудь проводницей на дальних маршрутах, и её приехал встретить из рейса любящий муж… А может быть, возвращалась из туристической поездки…

Ирина поморщилась на саму себя за эти ненужные сейчас никому размышления и наконец-то поспешила покинуть мрачное место.

*****

Разбуженная утром трескотнёй будильника, Ирина, как всегда, ещё не совсем проснувшись, потащилась в ванную…

Позже, допивая утренний чай, она поймала себя на мысли о том, какое нижнее бельё ей лучше всего надеть сегодня. Обратила на это внимание и разозлилась на саму себя.

“Вот же чёрт! Привязалась эта картинка вчерашняя!..”

Снова вспомнила погибшую девушку, обнажившееся под задранной футболкой тело с грязным лифчиком и содрогнулась. Причём воспоминания о нечистом белье на трупе показались ей более омерзительными, нежели виденная вчера смерть.

Выдвинув ящик комода, где лежали её трусики и бюстгальтеры, она перебрала всё и пригорюнилась… Надеть было нечего. Нет, конечно, бельё было чистеньким, но, увы, далеко не новым. До вчерашнего вечера Ирину это не беспокоило ничуть, но теперь она ни за что на свете не хотела бы оказаться в больнице либо (упаси Господи!) в морге в несвежем или заношенном белье.

Уже около полугода личные отношения стояли на паузе и никаких намёков к скорым изменениям в этом плане жизнь не делала. Поэтому девушка вполне довольствовалась старенькими “притёртыми” вещами.

Но сегодня она решила во что бы то ни стало заехать в магазин и прикупить пару комплектов нового нижнего белья, в котором не стыдно попасть, если что, хоть в операционную, хоть в морг.

Ирина нервно хохотнула над подобными размышлениями и решительно потянулась к бирюзовому комплекту, который выглядел более-менее прилично.

*****

Работа сегодня не задалась… Покупатели капризничали, некоторые откровенно хамили, и Ирина несколько раз едва не сорвалась.

Обедая, девушка заставила себя успокоиться. Работа была нужна. Владелец магазина на жалобы от клиентов на продавцов реагировал увольнением провинившихся. Платили же здесь хорошо…

В общем, после обеда Ирина выпорхнула в торговый зал с грацией феи и улыбкой дворцовой обольстительницы. И это подействовало. Хамские реплики сменились комплиментами, хмурые взгляды потеплели, а покупатели засновали к кассам, приобретая вещи.

Несмотря на все эти рутинные переживания, Ириной неотвязно владела мысль о том, что ей сегодня необходимо купить новое нижнее бельё. Вид мёртвой девушки в грязном бюстгалтере упорно возникал в её голове. Наверное, это и сказалось на сегодняшнем настроении. Хорошо, что она умеет брать себя в руки, подумала девушка и тряхнула головой, идя навстречу очередному клиенту…

Рабочий день затянулся. Уйти получилось на полчаса позже запланированного.

Когда Ирина вышла на улицу, было уже достаточно темно, но, ведомая заданной целью, девушка устремилась к ближайшему торговому центру, надеясь успеть сделать покупки…

Видимо, неудачный день на своём исходе задремал и упустил тот момент, когда Ирине неожиданно повезло обнаружить в одном из отделов прекрасное нижнее бельё с просто невероятной скидкой, которое, в придачу, было представлено в чёрном и красном цветах. Проведя придирчивый осмотр и не найдя изъянов, девушка оплатила покупки, взяв по каждому из комплектов.

Немного взбудораженная посещением магазина, а больше обилием народа вокруг, она спустилась на первый этаж и огляделась. Домой идти не хотелось, охота было остаться на людях, ощутить их присутствие, почувствовать биение жизни в их непрестанном движении.

Невдалеке она увидела небольшое кафе, огороженное искусно сделанными из дерева экранами и огромными кадками с незнакомыми растениями. Ирина неспешной походкой отправилась туда, небрежно помахивая пакетом с известным логотипом.

Сделав заказ, девушка устроилась за столиком и принялась разглядывать хорошо видимых отсюда посетителей торгового центра.

В основном это были те, кто, как и она, поспешили сюда после работы, поэтому лица у всех были хмуры и недоброжелательны. Особенно угрюмо выглядели физиономии мужчин, следующих за своими жёнами с полными пакетами.

Ирина невесело улыбнулась… Она была бы рада влиться  в ряды замужних женщин, да вот только никто не спешил делать ей предложение.

Официантка принесла заказанные ею латте и эклер, и девушка с удовольствием принялась за пирожное, запивая его кофе.

Внезапный шум, раздавшийся от входа в кафе, заставил её оторваться от лакомства. Она подняла голову и увидела побирушку с грязными всклокоченными волосами и синем халате, в каких ходят уборщицы, за которую Ирина сначала её и приняла. Но по тому, с какой резвостью устремились к ней официанты и стали шикать на бродяжку, девушка поняла, что ошиблась. Видимо, эта пропитая грязная тётка не в первый раз пыталась нарушить условные границы заведения, поскольку официанты с привычной брезгливостью подхватили её под локти, а побирушка также привычно покрыла их матом.

Ирина успела заметить показавшиеся из-под распахнувшегося халата голые ноги с синими желваками варикоза и брезгливо поморщилась. Да уж, эта баба о чистом приличном белье подумает в последнюю очередь. Аппетит пропал. Она подозвала официантку и рассчиталась.

Холодный воздух октябрьского вечера омыл её свежо и всё-таки грустно. Она какое-то время стояла в десятке метров от входа, занятая своими невесёлыми размышлениями, как вдруг в её бок больно ткнулся чей-то палец.

— Слышь… — просипело рядом, — дай полтишок… к детям не могу доехать…

От неожиданности Ирина отшатнулась от прозвучавшего из темноты голоса и только сейчас разглядела своего нежданного и бесцеремонного собеседника…

Перед ней стояла виденная ею в кафе побирушка. С испитой физиономии из-за баррикады набрякших век на девушку мутно взирали покрасневшие белки с кляксой зрачка посередине.

— Что вам надо?! — возмущённо выдохнула Ирина, больше всего разозлясь на попрошайку из-за своего испуга. — Вы зачем подкрадываетесь?!

— Говорю же тебе! — веки приподнялись, на пару секунд обнажив трезвую злобу во взгляде побирушки. — Деньги украли! Дети дома ждут! Полтинник дай!

Попрошайка ухватилась за край лёгкого плаща, что был на Ирине и дёрнула. Девушка от неожиданного рывка едва устояла на ногах. Тётка при этом не удержала в грязной руке ткань, чем Ирина поспешила воспользоваться. Она сделала несколько быстрых шагов прочь от отвратной надоеды в сторону заполненного светом и людьми близкого тротуара. Вослед ей понеслись маты и проклятья.

Она почти побежала, чтобы быстрее оказаться как можно дальше от этой вонючей тётки, сыплющей отборными ругательствами, но та удивительно резво волочилась за ней и всё старалась ухватить Ирину за края её лёгкого плащика.

На тротуаре, до которого оставалось не более десятка метров, привлечённые шумом прохожие приостанавливались и поворачивали к ним лица. У некоторых из людей девушка заметила усмешки на лицах. Стыдно было невероятно.

Вот попрошайке удалось схватить её за полу плаща, Ирина резко рванула одежду, сделав шаг назад… и в этот момент каблук надломился, девушка плашмя рухнула на землю, удерживая одной рукой пакет с покупками, а другой свой плащ, пытаясь вырвать его из цепких пальцев побирушки.

Голова Иры с мерзким хрустом ударилась о бетонное покрытие дорожки. Погас и вновь загорелся фонарь над входом в торговый центр, где-то на тротуаре закричал мужик, который остановившись, уже несколько секунд наблюдал за происходящим.

Попрошайка замерла, какое-то время зачарованно глядя на лицо девушки, оставшейся лежать с открытыми глазами и стремительно бледнеющим лицом, потом вырвала пакет из безвольной руки Ирины и, пригибаясь, словно солдат под обстрелом, резво поковыляла за ближний тёмный угол торгового центра.

Подбежавший к упавшей девушке мужик секунду колебался, решая, пускаться в погоню или нет, но плюнул на убегающую и склонился над Ирой, из-под головы которой вытекала кровь.

В открытых глазах сейчас остывали последние чувства, что владели девушкой ещё каких-то несколько секунд назад: испуг и омерзение.

Мужчина приложил два пальца к её шее так, как это делают в фильмах, но и без этого ненужного жеста было понятно, что она мертва.

Вокруг начали собираться люди, кто-то робко заикнулся о “скорой”, все остальные промолчали, лишь один из зевак лениво ответил:

— Да чего там “скорая” сделает… Это надо мусоров и труповозку.

“Неотложку” всё-таки вызвали. Настырный мужик, который подбежал первым, не поленился и отправился за громаду торгового центра в надежде обнаружить там виновницу гибели Ирины, но, конечно же, никого не нашёл.

Прибывшие на место происшествия врачи констатировали смерть, переговорили с приехавшими за ними стражами порядка и укатили вновь по своим делам. Полицейские рутинно начали опрос свидетелей.

Мужик, оказавшийся у тела сразу, был допрошен основательно и с предельным вниманием. Правда, ничего особенного о виновнице гибели он сказать не мог.

— Да говорю же вам, что просто бомжиха какая-то! — раздражался мужик на бестолковые, как ему казалось, расспросы. — Увидел, что к девушке прицепилась, подумал, может, помощь какая нужна будет! Да вот не успел… Раньше надо было подойти! И девчонка-то вон, красавица…

Личность погибшей установить не смогли по той простой причине, что свою небольшую сумочку с портмоне она перед этим положила рядом с обновками в пакет, который благополучно утащила попрошайка.

И повезли Ирину, оставшейся пока для всех безымянной, в городской морг.

Взбудораженный было происшествием народ успокоился и каждый пошёл по своим собственным делам и ме-е-елким таким, на грани сознания, удовлетворением, что ведь не с ним же случилось-то! А девушку, конечно, да, жалко…

Строгий, с чисто выбритым лицом, служащий морга в белом халате на костлявых плечах, молча и отстранённо, словно он напрямую в это время общался с Астралом, направлял санитаров. Те тихо и привычно матерились, видимо, хорошо зная его.

Приехавший с ними молодой полицейский постоянно морщился, настороженно оглядываясь по сторонам, будто боясь, что из железных своих пеналов начнут выбираться мертвецы.

Тело уложили на стол в анатомичке. Избавив при нетерпеливой помощи санитаров труп от одежды, накрыли его простынёй. Подписав необходимые бумаги, служитель морга закрыл за визитёрами дверь и прошёл в свой кабинет к уютно бубнящему телевизору и недавно закипевшему чайнику…

*****

В то время, когда нелепо погибшую Ирину укладывали в мешок, побирушка как раз передавала случайной покупательнице свою добычу: два комплекта дорогого кружевного белья.

Цена, заявленная бомжихой, была смешной, и молодая женщина — яркая худощавая брюнетка, тщательно осмотрев вещи, решительно открыла кошелёк.

Довольная побирушка, прямиком направилась в ближайший магазин, где с отменным высокомерием к продавцам долго капризничала при выборе колбасы и алкоголя, доведя тех едва не до белого каления.

Если бы не купюры, которые она нарочито держала на виду, крепко сжимая пальцами, её давно бы уже выпроводили. Немногочисленные покупатели брезгливо морщились, недовольно обходя вонючую сквернословящую бабу по широкой дуге.

Наконец выбор был сделан, и побирушка направилась к своему давнему дружку, живущему на Ипатьевской. Руки её отягощал пакет, наполненный сыром, мясной нарезкой, колбасой, фруктами, оливками и двумя литровыми бутылками хорошей водки. Денег, найденных в кошельке и вырученных за бельё, с избытком хватило на всё.

Идти здесь и в самом деле было всего-ничего, буквально один квартал. Попрошайка довольно хмыкнула и заторопилась к намеченной цели.

*****

Шёл уже первый час ночи. Служащий в морге дремал, откинувшись в удобном кресле за столом, на котором стоял небольшой телевизор.

Тихий речитатив какого-то спортивного комментатора, доносящийся из телека, делал внешнюю пустоту за пределами кабинета угрожающей.

Впрочем… внезапно эту враждебную тишь разбавило лёгкое металлическое дребезжание, вслед за которым раздались звуки чьих-то шагов. Кто-то шлёпал босыми пятками по кафельному полу размеренно и целеустремлённо.

Проходя мимо едва приоткрытой двери в комнату со служителем внутри неё человек даже не остановился. Тёмный в полумраке коридора силуэт мелькнул и пропал из виду, лишь прежние мягкие шлепки ног теперь отдалились.

Было слышно, как открылась дверь, ведущая в приёмное помещение… Хлопнула, закрываясь…

Служитель приоткрыл заболоченные дрёмой глаза, некоторое время смотрел в экран телевизора, потом поёрзал в кресле и вновь смежил веки.

*****

Припозднившийся прохожий, в подпитии возвращающийся домой по запущенному парку, был смущён неожиданным появлением абсолютно голой девушки, внезапно вышедшей из-за поворота тропинки.

Громко икнув, он посторонился, давая ей пройти. Незнакомка, нисколько не обескураженная при виде мужчины, прошагала мимо, даже не повернув к нему головы. Причём тому показалось, что на него пахнуло чем-то неприятным.

Остановившись на тропе, он некоторое время смотрел вслед девушке, пока ещё в темноте смутно белели её ягодицы, потом сплюнул на землю:

— Вот же твари, — непонятно кому адресовал он и продолжил свой путь, время от времени чему-то хмыкая себе под нос.

*****

В обшарпанной грязной кухне сидели двое: попрошайка и её давний знакомец и собутыльник Варлам.

Имя то было или прозвище, сказать наверняка не мог никто. Да, по сути, это никого не интересовало! Ценили Варлама за то, что он, являясь единоличным собственником двухкомнатной квартиры, никогда не отказывал дружкам разделить с ними этот уютный кров и принесённую ими выпивку.

Сегодня, кроме хозяина и его гостьи, здесь никого не было. Вольготно расположившись за колченогим кухонным столом, побирушка сидела на грязном пуфике, держа в руке апельсин и поучала Варлама жизни:

— Ты зачем всякую шваль пускаешь к себе? Придут, натопчут, нагадят, всё сожрут, а ты ещё и плохим оказываешься… Что? Не так?

Находящийся в прострации хозяин что-то невнятно промычал, осоловело взирая на собеседницу, которая с ожесточением бросила на пол кожуру от цитруса, что никак не желал чиститься.

Рванув грязными обломанными ногтями очередной кусок оранжевой корки, она немедленно взвизгнула — в глаз ударила жгучая струйка сока.

— Бля! Бля! — заблажила та и, яростно отбросив от себя апельсин, принялась тереть глаза.

Всполошившийся Варлам вскочил на ноги, очумело взирая на голосящую собутыльницу… и спустя секунду стал падать. Причём делал он это, ничуть не утруждая свои рефлексы: не пытался выставить руки или переступить ногами… Нет, он просто рушился как подрубленное дерево, молчаливо и безропотно внимая судьбе.

Когда раздался грохот от его падения, попрошайка, не прекращавшая тереть почему-то оба глаза, от неожиданности разразилась привычным:

— Бля! Бля! Бля! — и слепо растопырив руки, двинулась по направлению к умывальнику, сканируя пространство прищуренным здоровым глазом.

Едва не споткнувшись о неподвижные ноги собутыльника, продолжающего лежать с опущенными вдоль туловища руками, она покрыла его матом.

Видимо, вестибулярный аппарат старого пропойцы не справился со стрессом, и сейчас тот лежал уже с закрытыми глазами и вырубленным сознанием.  Опрокинутая при его падении табуретка валялась рядом.

Переступив через лежащего, попрошайка добралась до вожделенной воды и теперь усердно умывалась. Её лицо, наверное, не подвергалось такой экзекуции пару месяцев.

Наконец, когда она была готова вновь смотреть на мир обоими глазами, за её спиной в полутёмном коридоре открылась входная дверь. Чья-то фигура переступила порог и шагнула по направлению к кухне.

Безжизненный взгляд мёртвой Ирины встретился с удивлённым взором обернувшейся на шум попрошайки. Она красными моргающими глазами посмотрела на позднюю посетительницу и сказала:

— Ты чо, мать, голая шляешься? Обокрали?

Покойница сделала ещё один шаг вперёд. Побирушка хотела чем-то возмутиться и уже открыла рот для крика, когда к ней пришло узнавание…

Негодование сползло с её лица под обвальным наплывом ужаса…

— Ты же упала там и… Ты умерла! — она обвиняюще ткнула в её сторону пальцем. — Я видела…

Ещё один шаг и мёртвая девушка оказалась прямо перед прижавшейся к умывальнику попрошайкой. Белое лицо той пятнала краснота, приоткрытый рот исторгал частое зловонное дыхание. Впрочем, покойницу такие мелочи теперь не смущали.

Она разомкнула холодные губы и произнесла отрешённым от любых эмоций голосом:

— Отдай моё бельё.

— Я его продала! — одним коротким визгом отозвалась побирушка.

— Кому, — никаких оттенков в равнодушном голосе.

И та, подвывая от ужаса, рассказала, где, кому и за сколько она продала два комплекта столь желаемого покойницей белья…

*****

Полицию вызвал старый пьяница, который, придя в сознание, обнаружил себя лежащим на полу.

Ломило всё тело. Раскалывался от боли затылок. Ощутимо свело шею.

Когда он смог немного раскачаться и утвердиться на четвереньках, его мутный взгляд заметил некую несуразность в кухне, этакое отступление от заданного стиля.

Чуть сбоку, буквально в метре от него лежал какой-то тюк, что ли…

Он приподнялся на дрожащих руках, пытаясь оказаться повыше. Проморгался слезящимися глазами и замер, не сводя взгляда с разбросанных внутренностей по другую сторону от “тюка”, который оказался его вчерашней гостьей.

Битая жизнью во всём её многообразии сейчас побирушка лежала, свернувшись клубком. Её мёртвые руки были запущены в собственные кишки, словно бы она пыталась поместить их обратно внутрь живота, но так и не преуспела в этом.

Руки Варлама подкосились… и он ткнулся всем лицом о твёрдую спину убитой. Ноздри густо черпнули мешанину запахов: крови, тлена и разодранных вонючих кишок. Пытаясь помочь себе ослабевшими руками, он вдыхал эти миазмы, исходящие от трупа, и задыхался в них.

Собравшись с силами, помогая себе придушенным криком, он всё-таки смог “отлепиться” от убитой кем-то подружки.

Сердце набатом стучало в висках. Он лежал на боку и хрипло дышал, испуганно глядя на труп.

Спустя минуту он уже вставал на подгибающиеся ноги, чтобы устремить их шаг к соседям, у которых были мобильники для вызова полиции…

*****

Труп Ирины так и не был найден, хотя опознать её всё-таки смогли…

Мать умершей, живущая в этом же городе, озаботилась тем, что никак не может дозвониться до дочери и пришла в полицию. Там её разговор с дежурным совершенно случайно услышал один из оперативников, бывших на том выезде. Когда он увидел фото пропавшей, то сразу же позвонил следователю, коему с удовольствием и спихнул посетительницу.

Как тот будет объясняться — уже не было “головняком” опера.

Убитую в другой части города попрошайку никак не связали с пропавшим из морга телом девушки. Ещё чего! Быстро “упаковали” хозяина квартиры Варлама Алтынова и с облегчением закрыли дело.

Суровый служитель Аида, проспавший исчезновение тела, был уволен. Дело предали забвению. Как и кто решал вопрос с родственниками — осталось тайной.

*****

Спустя год в городе пропала молодая женщина. Вышла вечером из офиса и пошла с подругой прогуляться по торговому центру, сделать какие-то покупки.

После этого они выпили там же кофе и вышли на вечернюю улицу, где и попрощались. С этого момента никто девушку, красивую яркую брюнетку, не видел ни живой, ни мёртвой.

Следователь в поисках корыстных мотивов неизвестных преступников спросил у подруги пропавшей:

— Может быть, она что-то дорогое купила в магазине? Шубку там… или украшение?

— Нет, — мотнула головой девушка, — она взяла себе только два комплекта нижнего белья…

— Ну, вдруг захочешь, чтобы за тебя заплатил тот пацан, что помешал твоей игре, — продолжал усмешничать тот.

Севка смутился. Уже доложили… Ну, ещё бы! Разве же они упустят возможность.

— Да нагрелся немного вчера, Ром… А тут этот под руку… А у меня головняков куча, а тут ещё масти нету вообще! Здесь он высунулся! Кровь свернул.

— Ладно, ясно, — отмахнулся собеседник и спросил: — Так что хотел?

— Да у меня с матерью плохо, а тут ещё на “кичу” сегодня закрывают, позвонить надо, хоть узнать, как у неё и что… Ну, я же знаю, у тебя труба постоянно на верхах, хотел попросить набрать… Минуту, не больше!

— Мать — это серъёзно… Малой, — повернулся он к одному из сидящих, — дай ему телефон.

Бормоча благодарности, Севка принялся набирать номер… Вопреки ожиданиям, трубку долго не брали, после ряда длинных гудков вызов автоматически сбросился. Пришлось нажимать кнопки снова. В этот раз ответили почти сразу.

— Алло…

— Мам,привет, — зачастил Валик, — еле дозвонился! Как ты? — И только проговорив всё это, он понял, что откликнулся на его вызов другой, совсем не материнский голос. — Это кто? — спросил он.

— Это Сева? — не отвечая, сама задала вопрос его собеседница, а в том, что голос женский, сомнений не было.

— Да, да, — нетерпеливо сказал он. — Я матери звоню. Где она?

— Сева, Севушка! — неожиданно запричитала незнакомая женщина. — Ты только не нервничай, мама умерла… — Она принялась всхлипывать и сморкаться.

Холодная боль в сердце сделалась почти невыносимой, телефон в руке стал весить, словно гранитный. Омертвевшими губами Валик спросил у этой дуры, пытающейся связать будничное “не нервничай” с таким страшным “умерла”:

— Что случилось?.. Как?..

— Сердце, миленький мой, сердце остановилось… А мы только вчера говорили про тебя, она беспокоилась, как ты там… Звонила, да ты что-то не смог ответить… — Она вновь зашлась в плаче.

Севка пошатнулся. Перед глазами снова встало лицо зэка, зовущего его к телефону. Он вспомнил свой истеричный крик и его затошнило. Он нажал кнопку отбоя и, опустив руку, обратил растерянное лицо на окружающих.

— Мать умерла, — бесцветным голосом произнёс он.

— Царствие ей Небесное, братан, — сказал Ром. — Что нужно, говори, поможем…

Не слушая сочувствующих голосов сидельцев, Валик набрал номер тётки, родной сестры матери, с которой поддерживал отношения.

— Тёть Кать, здравствуй, — произнёс он, ещё надеясь на то, что незнакомка просто ошиблась, но родственница, услышав его голос, тихо заплакала, раз за разом приговаривая:

— Ох, мальчик мой, ох, Сева…

Теперь не оставалось никаких сомнений. Валик прервал тётку вопросом:

— Как это произошло?

— Сердце отказало, Сева… Если бы деньги были на операцию, а так… Теперь вот только на похороны собирать… Тебя не отпустят попрощаться?

— Нет, тёть Кать, не разрешат… Вы знаете что? Вы мне номер карты дайте, на которую я могу деньги перевести и на похороны, и на памятник… У вас ведь есть банковская карточка?

— Да, нам зарплату на неё переводят… Ты запишешь?

— Да, конечно… — Севка жестом попросил бумагу и ручку, Ром отмахнулся и сам записал цифры, продиктованные тёткой и озвученные Валиком.

Валик попрощался с плачущей родственницей и протянул трубку Рому, у которого, в свою очередь, забрал обрывок бумаги с номером банковской карты.

— Спасибо, — сказал он и направился к выходу из секции. Вслед ему доносились какие-то слова сидельцев, но он уже не слушал. Выйдя за дверь, он потерянно остановился, бессильно опустив руки, а в голове неотвязно билась одна безжалостная мысль: матери больше нет.

Бумажка выскользнула из его вялых пальцев и спланировала на ботинок, улёгшись там кокетливым бантиком. Он некоторое время тупо взирал на него, потом тяжело, почти по-стариковски наклонился и поднял листок. Зажав его в руке, огляделся вокруг и зашаркал ногами по коридору…

Капота он нашёл в его проходняке играющим в нарды с соседом.

— Привет, Серёга…

— Здорово… — отозвался тот, кидая зарики. Наверняка дружок всё ещё был сердит после их последней встречи, но Севку сейчас совершенно не заботили такие мелочи.

— Мать упокоилась… — потерянно сообщил он и сел на койку.

Приятель охнул:

— Бля, братан… Царствие ей Небесное. — Он кивнул сидящему напротив него зэку на выход, тот понимающе кивнул и, пробормотав положенные соболезнования, вышел из проходняка.

— Сочувствую, родной… — Он приобнял Севку за плечи. — Ты держись давай… А что случилось?

— Сердце, — коротко ответил тот. Горький ком подступил к горлу, мешая дышать. Едва сдерживая подступившее рыдание, он сцепил зубы и, переждав спазм, сказал: — Ты вот что… Меня сегодня на кичу закрывают, похоронами будет заниматься тётка, это номер её карты, — он отдал бумажку с записанными на ней цифрами приятелю. — У кого мои бабки, ты в курсе, пусть все деньги переведут ей.

— Сделаю, братан, не переживай, — твёрдо сказал тот. — Ты мне и номер телефона тётки дай, чтобы я с ней на связи был. Мало ли что… И проконтролировать, что бабки дошли, и в целом, может, какая помощь понадобится…

Валик записал ему цифры родственницы и пошёл собираться в изолятор. Капот ещё пытался удержать его, выпить чая, предлагал дойти до отрядника, пообщаться, чтобы не закрывали, всё-таки умерла мать, но Севке было всё равно, где он будет: в бараке или тесной хате ШИзо. Мать этим не вернуть…

Он дошёл до себя и, сев на шконку, опустил голову. Зэки, проходящие мимо, выражали соболезнования и уговаривали держаться. Несмотря на безразличие к происходящему, у него достало эмоций вяло удивиться тому, как быстро в лагере расходятся слухи. Ведь ещё не прошло и часу, как он сам узнал о смерти матери, а потом поговорил с несколькими людьми и вот, пожалуйста… уже все в курсе.

Мама, мама… Ну, почему он вчера не пошёл поговорить с ней?! Может быть, она осталась бы жива… Вдруг именно из-за того, что она не смогла услышать его, ей и стало плохо?! Какая же он тварь!.. Севка глухо застонал и с силой ударил себя кулаком в лоб. Глаза заволокло слезами. Он ещё ниже опустил голову, не желая, чтобы окружающие видели его плачущим.

Внезапно его ноздрей коснулся запах разрезаемого в соседнем проходняке лука, и сдерживаемые рыдания буквально сотрясли его — так живо в его мыслях встало воспоминание о том, как мать будила его утром в школу, а в их маленькой квартирке вовсю витали запахи картошки, жареной с луком…

На комиссии он появился с красными глазами и безучастным лицом. Получил пятнадцать суток и оказался в камере, где, помимо, него, кантовались всего двое мужиков, которых упаковали вчерашним днём за пьянку на промзоне.

Едва поздоровавшись, он бросил пакет со скудными вещичками на лавку и принялся ходить по хате, меряя её шагами из угла в угол. Соседи, видя его угрюмую сосредоточенность, не тревожили Севку, предпочитая тихое общение друг с другом. Только под вечер сварили чаю и позвали его чифирнуть.

Весь во власти тяжёлых дум, он даже не заметил, как наступил вечер, а в коридоре раздалось громыхание дверей и крики зэков, переговаривающихся с соседними хатами. Кто-то здоровался и с ним, за что-то интересовался, о чём-то говорил… Валик не вникал, отвечал “на автомате”, стараясь сразу же закончить разговор, желая лишь одного: чтобы сидящие здесь, на киче, ещё не прознали за его потерю. Нет, только не сегодня!

Когда дошла очередь до них, он схватил на каптёрке матрац и постарался как можно скорее оказаться в камере.

Вытянувшись на лежаке, он сказал сокамерникам:

— Я спать. Будут на меня малявы, утром почитаю, — после чего накрылся с головой одеялом и предался своим невесёлым мыслям, в которых то и дело всплывало укоризненное лицо матери.

Он не понял, когда это видение плавно перешло в сон… Но вот он увидел её прямо перед собой… Она была закутана в какую-то серую хламиду, как будто сотканную из пыльной паутины. Лицо её было жёлтым и — вне всякого сомнения — мёртвым…

Севка уже видел этот бесстрастный взгляд человека, покинувшего мир живых… У Зарика, дважды говорившего с ним в оглушающем и страшном одиночестве сновидений. И этот сон был словно продолжением прошлых. Только ветер был таким сильным, что почти сбивал с ног. Лампочка, подрагивая больным светом, почти не давала света, едва позволяла рассмотреть знакомое… и в то же время такое чужое лицо матери.

В груди у него сдавило, холод пронизал всё тело и, забравшись внутрь, заставил содрогнуться в приступе дрожи. Мать молчала, безразлично взирая на него, как будто равнодушная ко всему бездна пялилась в ожидании…

Севка разлепил холодные губы и неуверенно произнёс:

— Мама…

— Да, сынок, — ответила она голосом, лишённым каких-либо эмоций. — Вот и свиделись напоследок.

— Почему напоследок? — не нашёл ничего лучшего он, как задать этот глупый вопрос. Ведь он знал, что она мертва! Но её ответ пригвоздил его к месту…

— Да ведь ты меня убил, — буднично сообщила она и одним движением распахнула своё одеяние на груди. — Вот посмотри…

Первым порывом Севки было отвести глаза от её оголённого тела, но тут его взгляд зацепился за дыру под левой обвисшей грудью матери, края которой обрамляли обломки рёбер, а там, где полагалось быть сердцу, зияла чёрная пустота…

— А теперь, — она запахнула свои одежды, — я не могу найти своё сердце, которое он забрал у меня…

— Кто забрал?.. — онемевшие губы едва повиновались ему.

— Я… — произнёс кто-то за её спиной и Севка тут же узнал этот голос, который спросил из темноты: — Хочешь, дам его тебе в долг?..

Ветер яростно взвыл, секанув снежной позёмкой в лицо Валика, отчаянно дзинькнул фонарный колпак… и слабенький свет вверху, дающий хоть какую-то надежду, погас навсегда…

*****

Контролёр, дежуривший в эту ночь в изоляторе, был вырван из сладкой дрёмы в своём кабинете истошными криками зэков и стуком алюминиевых кружек по железу двери. Ничего не понявший спросонья, он побежал по коридору, пытаясь перекричать ор и грохот, обуявший кичу. Наконец выяснилось, что в семнадцатой камере покончил с собой один из зэков, которого закрыли только вчера, некий Вальков. Повесился на канате, сплетённым зэками для того, чтобы “гонять груза”.

Обнаружил его уже под утро один из сокамерников, проснувшийся по нужде и увидевший Валькова висящим на оконной решётке. Хоть он и среагировал сразу, подбежав к висельнику и приподняв его за ноги, которые лишь несколько сантиметров не доставали до пола, а потом криком разбудил второго сидельца, который смог отвязать канат, всё было зря… Самоубийца провисел на верёвке достаточно долго, чтобы ему смогли помочь.

Прапора, проспавшего свои обязанности, уволили, за упокой души Валика кича чифирнула, а в лагере хмурый Капот обмолвился, что никогда не думал, что Севка не сможет пережить смерть матери.

Впрочем, тайну приятеля он сохранил… Никто из сидельцев не узнал про бесчестный поступок покойного Валика, что так и не отдал долговые деньги. Подобное порицалось. Да и в самом деле, разве помогли эти бабки самому Севке или его умершей матери? А мёртвые не должны испытывать стыда, так пусть они и не ведают его…

Долг зоны

Долг зоны 2

Долг зоны 3