Чеба выпил. Закусил. Продолжил:

– Здесь мы имеем: незаконное проживание – раз, мелкое хулиганство в виде рисунков и хаотичной перестановки книг – два, распитие спиртных напитков в особо крупных размерах – виновен, Ваша честь! Это три. И последнее по списку, но не по значимости – убийство! Да, господа присяжные заседатели, убийство – это четыре! Так кто же убил? Это я у вас как бы спрашиваю. Ну же, подыграйте. Так кто же убил? А вы мне отвечаете, что? Помните, как у Достоевского? Ну? Вспоминайте! Еще раз: так кто же убил? Отвечайте: «Как кто убил? Вы и убили-с…»

Чеба выпил. Закусил. Вытащил из груди убитого нож.

– Теперь хотите – не хотите, а придётся вас расчленять. Да-с. Деваться некуда, целиком такого, образно говоря, кабанчика мне не утащить, не спрятать.

Чеба выпил. Закусил. Начал снимать замызганную одежду с убитого.

– Интересное свойство – пью много, а пьянею плохо. Хотелось бы, знаете, перед всеми этими кровавыми мероприятиями нажраться хорошенько, чтобы к утру ничего не запомнить. А как-то не выходит… Да уж…

Чеба выпил. Ещё выпил. Закусил. Снял с книжных шкафов два больших куска плёнки, которая должна была укрывать книги от пыли, а укрыла пол от крови. Сложил в пакет снятую с убитого одежду. Перекатил труп на плёнку, перенёс туда же свечи, взял нож и по-деловому принялся отпиливать мертвецу руку.

– Зато представьте, – заговорил Чеба, не отрываясь от работы, – какую мы с вами сейчас составляем, образно говоря, жуткую картину. Со всей этой кровью и свечами. И представьте некоего зрителя, который эту картину увидит! Это же весь день тошнота, неделя энуреза и ползарплаты психиатру! Ха! Вы уж извините, что сам с собой болтаю, просто в тишине совсем уж… Жутко…

Чеба, видимо, нажал ножом на какой-то нерв, потому что отрезаемая рука задёргалась.

– Вы и после смерти не сдаётесь, да? Сопротивляетесь? Похвально, но бесполезно. Перестаньте уже дёргаться, мешаете. Быстрее закончим, больной – быстрее домой, образно говоря, пойдёте.

Чеба взял свечу и отошёл, чтобы выпить и закусить. Выпил. Закусил. Когда повернулся в сторону своего мертвеца, то увидел какое-то макабрическое действие, превратившись из, образно говоря, участника трагедии в её зрителя. Труп всё еще лежал, но при этом в нечеловеческом танце сучил ногами-руками и вертел головой. Как пытающийся встать со спины на лапки жук. Чеба вцепился в грязные свои волосы и смотрел не мигая. Пугающе шуршала плёнка в тишине.

– Да вы… Да ты… Сгинь, кадавр!

В ужасе Чеба попятился назад, упёрся в стекло. Мельком взглянул во что упёрся – в окно, тут же крутанулся к своему кадавру, чтобы не оставлять без присмотра. Но какая-то размытая, второпях увиденная картинка всплыла из подсознания. Там что-то за стеклом. Чеба медленно развернулся, поднял свечу и приник к окну. Тусклого света вполне хватило, чтобы увидеть отражение собственного лица, которое наложилось на чужое – бледное, страшное, с безжизненными глазами. В темени пробита дыра. Это другое лицо, сплющив нос, прислонилось к окну с той стороны. Лицо мертвеца.

Чеба тяжело, с хрипом вдохнул чтобы заорать, но не успел этого сделать. Голова забилась чёрным туманом, и Чеба отключился. Последнее воспоминание – уютный запах, заполняющий библиотеку.

6

Сознание возвращалось к Чебе частями, раскрывая чувства по очереди. Сначала вернулось обоняние – Чеба угадал всё тот же запах, под который отключился. Потом он услышал мужской шёпот:

– Я, представляешь, сколько лет в посёлке живу, а здание это впервые увидел. Тут склад какой-то что ль?

– Библиотека.

– А-а-а…

Чеба приоткрыл глаза и увидел двух сидящих на стульях мужчин, один в белом халате врача, другой в чёрной форме охранника. Попробовал подняться.

– Андрей, смотри! Ещё один оживает! Итого семь, – мужчина в форме охранника осветил Чебу фонарём.

– На мертвеца не похож…

– По мне, так самый страшный из них. Ты на уши его глянь!

– Я живой, балда, – хрипло процедил Чеба и поднялся. – Фонарь убери.

– Ещё и говорит! А за балду в шар накачу! Понимаешь меня? Русский язык помнишь?

– Пал Юрич, он правда живой. В обмороке был, – разъяснил врач.

Чеба огляделся и вздрогнул. Свечи, оставленные им кадавру, ещё горели. В их дрожащем свете, отбрасывая тени до потолка, стояли четверо. У одного из них на спине, наивно обняв за шею, сидела половина пятого. Все зловеще не двигались. Лежал, замерев, и его личный мертвец.

– Слышь, земеля, иди сюда. Сядь, не загораживай. Ща всё объясню, – зашептал Чебе охранник.

Чеба взял третий стул и сел в импровизированный зрительный зал.

– Смотри. Они сейчас замерли все, потому что общаются. Как ты сказал, Андрюш?

– Синхронизируются.

– Ну да. Сейчас тот вон, он у них за старшего, всё объяснит тому, которого они тут нашли, лежит вон. Как объяснит, Андрюш?

– Через обоняние. Испускают что-то, по типу феромонов.

– Ну да. Чувствуешь запах, земеля?

– Что-то есть такое… Слушайте, Андрей? И Павел, верно? Что происходит? Вы вообще кто? Они вообще кто?

Вспомнили про снятое в морге видео. Показали, непонятное пояснили. Синичкин, пользуясь случаем, был полезным, подсвечивал неживую группировку фонарём и тыкал в каждого по очереди пальцем.

Вот в кругу мёртвых началось движение. Мертвец Чебы с помощью остальных трупов встал, недопиленная рука висела плетью, но особых неудобств не причиняла. После опять замерли.

– О, смотри, новенький влился в коллектив! – комментировал Синичкин. – Зема, слышь, а ты в курсе вообще, откуда он тут взялся?

– Кто, кадавр?

– Кадавр? Еврей что ль? Знаешь его?

– Никого я не знаю, – огрызнулся Чеба, – пришёл, а труп лежит. Я тут ночую, в библиотеке…

Андрей посмотрел на него внимательно. Вдруг вскочил со стула и наставил на Чебу обвиняющий указательный палец:

– Да это ж вы! Вы его! У вас одежда в крови! – шёпотом взорвался доктор. – Пал Юрич, это ж он собутыльника зарезал!

– Чего я? Чего я? – Чеба быстро скрестил руки на груди.

– Вон нож лежит, вон водка, вон кровь – пили, поругались, вы его ударили ножом. Так было?

– Допустим, так. И что? – он нагло посмотрел Андрею в глаза.

– Да как что, – возмутился на это удивлённый охранник, – ты же человека убил, гад!

– Кого это убил? – изобразил удивление Чеба. – Успокойся. Вон же он, живой стоит! Глаза протри, балда!

– Да это что же…

Пока напарники подыскивали как ответить, Чеба подскочил со стула, метнулся к паре бутылок с водкой, одну допил сразу, отбросил, вторую взял с собой и вернулся на место.

– Хотите? – предложил он остальным.

– Нет уж, спасибо.

– Фу, мерзость. После бомжа брезгую.

Чеба заметно оживился.

В это время мертвецы начали вести себя ещё страннее. Одновременно, как по команде, они повернулись к библиотечным стеллажам. Действуя слаженно, стянули оставшуюся защитную плёнку. Так же слаженно схватили каждый по книге, безногий при этом шлёпнулся на пол. Тот, который у них за старшего, открыл книгу, правда, кверху ногами. Подумал, повернул боком, подумал, повернул как надо. Остальные тут же повторили за ним. Хором зашуршали переворачиваемые страницы. Чтобы закончить первую книгу, у каждого ушло минуты две-три. «Дочитав», мертвые отпустили на пол первую и взяли со стеллажа вторую. Безногий орудовал на нижних полках.

– Гля, гля чё делают! – шёпотом обрадовался действию Синичкин. – Типа читают! Во дают!

Чеба засмеялся.

– Истерите? – с неприязнью прошептал Андрей.

– Нет, тут просто невероятное совпадение! Я как раз кадавру своему рассказывал про упадок культуры чтения. Вряд ли он при жизни что-то читал, а как умер – пожалуйста! Слышите? Слышите этот прекрасный, образно говоря, шум переворачиваемых страниц? Давненько в этих стенах не звучало ничего подобного! Павел, будьте добры, посветите-ка в рожу вон тому, бойцу с пробитой головой. Ага, спасибо!

Чеба тихо подкрался поближе, стал вглядываться в лицо читающего. Тот не реагировал. Чеба осмелел, встал в полный рост, подошёл вплотную. Никакой реакции. Он тогда попробовал забрать книгу. Читатель держал крепко, не отдавал. Тогда между книгой и глазами мертвеца Чеба подставил ладонь. Отдёрнул. Подставил опять. Отдёрнул назад. Хмыкнул и вернулся к удивлённо глазеющим на него напарникам.

– Представляете, – с воодушевлением начал Чеба, – у них зрачки двигаются. А когда ладонью книгу прикрываю – останавливаются! Знаете, что это значит? Они взаправду читают! Невероятно!

– Невероятно столько пить, как вы, – шёпотом ответил ему Андрей. – Померещилось.

– Проверьте сами, молодой неверующий доктор, – обижено прошептал Чеба в ответ.

– Слушайте, – шёпотом перебил их Синичкин, – а чего мы всё шепчем? Им же до нас дела нет.

– Потому, что мы в библиотеке, балда! – Чеба глотнул из бутылки.

– Мы не знаем, как они отреагируют на звуки, – прошептал Андрей.

– Эй, трупаки! – закричал Синичкин. – Как вы отреагируете на звуки?!

Андрей и Чеба вздрогнули от неожиданности. Мёртвые не отреагировали.

– Никак, – в полный голос подытожил Синичкин.

Андрей вскочил: 

– Им до нас дела нет, видите? А нам есть! Действовать надо! Чёрт с остальными, но главного надо в морг вернуть. Я дальше жить хочу! Пал Юрич, – всплеснул он руками, – ну я не знаю, давайте его потащим как-то! Ну что мы сидим, в самом деле!

– Эка ты разгорячился. Я голого мужика трогать не буду. А ещё вдруг укусит? Может верёвкой какой-то?

– Нет тут верёвки. И штор нет. И скатертей. Всё, образно говоря, украдено до вас, – пояснил Чеба, как местный.

– Может, палкой какой-то толкать его? – задумался Синичкин. – Шваброй?

– О-о-о! Кабы тут были швабры! Мы жили бы совершенно иной, чистой жизнью, – глумился Чеба.

– Хорошо! – не сдавался Андрей. – Ладно. Сделаем так. Пусть Магомед идёт к горе. Номер отморозков этих у меня остался, я им позвоню и просто всё объясню, где тело их друга и как оно сюда попало! Пусть приезжают и забирают!

– Просто объясните? Прямо вот так просто вот это всё объясните? – ёрничал Чеба.

– Правда, Андрюш. Магомед точно не поймёт. Был бы хоть из наших кто… – задумался Синичкин.

– Ой не могу! «Магомед не поймёт»! Великолепно, Павел! – засмеялся Чеба.

– Да что вы всё зубоскалите! – сорвался Андрей. – Мы хоть что-то пытаемся придумать! Интеллигента из себя строите, типа умного, а пользы от вас никакой! Вы совершенно бесполезный тип!

– Так бы в шар и накатил… – буркнул Синичкин.

– Вы же человека сегодня убили! И дальше водку жрёте, как ни в чём ни бывало. Осталось в вас вообще хоть что-то человеческое?

– Ага. Еврея своего прирезал и хоть бы что…

Чеба застыл и поражённый, со страхом слушал обвинения Андрея. Руки его мелко затряслись. Какое-то время он молчал.

– Вы правы, доктор, – наконец тускло проговорил он. – Во мне, как и в них, – Чеба кивнул в сторону мёртвых, – не осталось уже ничего. Одна оболочка.

– Расплачься ещё тут… – ворчал Синичкин.

– Касаемо выхода из положения. Не представляю, как вам вернуть в морг хотя бы одного. И не представляю зачем. А сами они никуда уже не пойдут, как мне кажется. Посмотрите – их заинтересовали книги. Пока всё не прочитают – не упокоятся. По себе помню. Звоните этому вашему, образно говоря, Магомеду, пусть сам сюда приезжает. Только не сейчас, сейчас ночь уже. Поздно. А завтра с утра как раз всё ему объясните.

– А сейчас что делать?

– Сейчас? Ничего. Успокоиться. Сидеть. Ждать. Наблюдать.

Все замолчали. Мерцали свечи. Книги шелестели страницами. Блуждающий луч фонаря высвечивал то одного, то другого читателя.

7

Господи, как же тихо.

– Знаете, что это всё мне напоминает? В прошлой жизни, когда я был ещё человеком, мы с женой часто ездили в город, в театр. Сейчас у меня ощущения театра. Все мы, и даже товарищ охранник – мы с вами в зрительном зале. Звонки отзвенели, свет потушен. Следим за сценой. Софит высвечивает то одного актёра, то другого. Режиссёр, конечно, интересный. Постановка, конечно, современная, что-то абсурдистское. Дадаистское. Потрясающая, образно говоря, экономия на костюмах, очень смело.

– Я один раз на балете был.

– Спасибо, любезный Павел, за этот комментарий. Только танцев, я думаю, мы от этой труппы не дождёмся.

– От трупов, может?

– Нет, всё-таки от труппы. Не убирайте софит.

Синичкин с недоумением взглянул на фонарь и снова навёл его на группу мертвых, которые без перерывов всё шуршали и шуршали страницами. На полу кучами валялись прочитанные книги.

– Скучный у тебя театр выходит. – Синичкин широко зевнул. – Зрители начинают засыпать.

– Только ощущение, – вставил Андрей, – что это не мы зрители, а они. Усыпляют нашу бдительность. Изучают нас, как…

– Интересная мысль, доктор. А что? Возможно, именно мы герои этого спектакля. А они зрители. Нет, нет – а они просто фон! Как вам такое? Они –лишь причина, по которой мы собрались здесь.

– А зритель тогда где?

– Зритель? Может, наблюдает сейчас за нами сверху. Бог, Случай, Судьба, Вселенная, или во что вы верите. Смотрят, оценивают, как мы поведём себя в этой странной ситуации. Посмотрите на нас – чем не герои пьесы? Такая разношёрстная компания собралась на сцене. Вот АНДРЕЙ, немногословный молодой врач-патологоанатом. ПАВЕЛ – простодушный охранник в годах. ЧЕБА – бомж-интеллигент, потерявший человеческий облик. Мы же, в самом деле, будто набор используемых неумелым автором стереотипов!

АНДРЕЙ. И нас на самом деле нет, мы чей-то сон и так далее – хватит этой ерунды. Я тоже Пелевина читал. Достаточно. Вернёмся в нашу реальность. Когда вы меня перебили, я хотел спросить – чего мертвые добиваются? Зачем это всё? (Кивает на читающих мертвецов). Предположим, что они правда читают. Но они читают всё подряд, без системы. Получается, они хотят знать всё. То есть, не знают и не помнят ничего?

ЧЕБА. В ваших рассуждениях есть логика. Но если они ничего не помнят, то как узнали куда идти, что именно здесь библиотека? Спросили у старушки: «Как пройти в библиотеку?»

АНДРЕЙ. Они и не шли в библиотеку. Почувствовали свежее мёртвое тело и пришли к нему. Чтобы присоединить к своей группе. По случайности, тело оказалось в библиотеке. То есть они здесь из-за вас.

ЧЕБА. Если вам интересно – я сожалею о том, что сделал.

АНДРЕЙ. А я вам не верю. Не отвлекайтесь.

ПАВЕЛ (громко всхрапнул).

ЧЕБА (толкает Павла а бок). Не спите, любезный. Присоединяйтесь, у нас здесь мозговой штурм, без вас никак.

ПАВЕЛ (спросонья). Вы своей болтовнёй меня усыпили. Скучно. Лучше давайте анекдоты рассказывать, а то обратно усну.

АНДРЕЙ. Пал Юрич, потерпите ещё немного. О чём мы?

ЧЕБА. Да всё об этих.

АНДРЕЙ. Итак. «Эти» пришли сюда за вашим собутыльником. Вами же прирезанным.

ЧЕБА. Да хватит уже, в самом деле…

АНДРЕЙ. Присоединили его к группе. Вопрос – они будут всех мертвых так поднимать, или выборочно? Какие критерии отбора?

ЧЕБА. Наверное, ищут посвежее, поживее. Могилы же они не раскапывают, из гробов никого не тащат.

АНДРЕЙ. Или они сквозь землю их не чувствуют.

ЧЕБА. Или так.

АНДРЕЙ. Тогда вопрос – сколько ещё мёртвых они присоединят к себе?

ЧЕБА. Может, всех, кого найдут.

АНДРЕЙ. Это как в игре «Змейка», получается. Группа будет вбирать в себя всё больше и больше элементов, пока не заполнит весь экран. Чёрт, они даже ходят друг за другом!

ЧЕБА. А первый в вашей «змейке» был этот, с дырой в голове?

АНДРЕЙ. Да. С него всё началось.

ПАВЕЛ. А откуда у него вообще дырка в башке? Кореша продолбили?

ЧЕБА. Дятлы. Что вы так смотрите? Хотели же анекдот…

АНДРЕЙ. Ему в голову камень прилетел.

ЧЕБА. О, кирпич на голову? Как в «Мастере и Маргарите»? Не просто смертен, а внезапно смертен!

АНДРЕЙ. Даже не камень, смесь камня и металла. Небольшой, размером с пять рублей. Неровный такой, щербатый. Очень сильный удар.

ЧЕБА. А сейчас он...?

АНДРЕЙ. В полиции.

ЧЕБА. (воодушевлённо) Так это, может, метеорит был?

АНДРЕЙ. И что?

ЧЕБА. (радостно) Это же всё объясняет! Всё вот это! У нас здесь инопланетное вторжение!

АНДРЕЙ. У вас здесь много бухла, фантастики и свободного времени.

ЧЕБА. Я серьёзно! Ну, а как еще вы объясните разгуливающие трупы? Чтение в темноте? Их взаимодействие друг с другом?

ПАВЕЛ. Конец света начинается, вот и всё объяснение. Вирус был, войны были, лжепророки, антихристы всякие. Теперь вставание мертвых.

ЧЕБА. Дождя из лягушек не было, так что не считается.

ПАВЕЛ. Будет, дождёшься.

ЧЕБА. Я всё-таки за инопланетную разумную жизнь. Некие космические бактерии попали в голову первому вместе с метеоритом. Начали размножаться, переходить в тела других мёртвых и оживлять их.

АНДРЕЙ. Зачем им это?

ЧЕБА. Как зачем – чтобы выжить! Выжить и существовать дальше в наших земных условиях. Плодиться и размножаться в мёртвых телах. Может, они как раки-отшельники, которые забираются в пустые раковины. А в наших с вами, образно выражаясь, раковинах занято.

АНДРЕЙ. Может и так. У мёртвых разума нет, а эти ваши паразиты его заменяют…

ПАВЕЛ. У мёртвых души нет. И никакие паразиты её не заменят.

ЧЕБА. Ого, Павел, удивляете! Не зря мы вас разбудили.

ПАВЕЛ. И ты говоришь, что в живых они не заселяются. А может они уже в нас! Мы же их запах все чувствовали, через нос они в нас и залезли.

АНДРЕЙ. Я не чувствовал ничего. Татьяна чувствовала.

ПАВЕЛ. Земеля, ты же тоже унюхал что-то? Чем от них пахнет?

ЧЕБА. (задумчиво) Хорошо пахнет. Как жена моя в молодости. Будто аромат её духов смешался с запахом тела, приятно-терпкий запах подмышек, её волос на подушке утром, её губ. Запах нашего счастья…

ПАВЕЛ. А почему в молодости? Потом духи сменила что ли?

ЧЕБА. Умерла она в молодости… И я вместе с ней, образно выражаясь.

АНДРЕЙ. Вы все ассоциируете их запах со счастливыми моментами в жизни… А у меня ничего. Может просто к мёртвым привык?

ЧЕБА. Может, вы просто не были счастливы?

АНДРЕЙ. А как это понять?

ЧЕБА. Вспомните, когда вы в последний раз любили?

АНДРЕЙ. Не знаю. Это вообще обязательно, любить?

ПАВЕЛ. Может в детстве? Маму, кошечку-собачку? Ты понюхай получше мертвяка, он может тебе псом воняет?

АНДРЕЙ. Нет такого.

ПАВЕЛ. Ну подожди, а врачиха эта к тебе ходит, у вас с ней что? Ничего что ли?

АНДРЕЙ. Ничего. Ей одной курить скучно.

ПАВЕЛ. Ага, скажешь! У них пол-этажа курит, а она специально к тебе в морг тащится. Ты подумай!

АНДРЕЙ. Ко мне?

ПАВЕЛ. Ну не к мертвякам же твоим.

АНДРЕЙ. Разве нельзя быть счастливым без всего вот этого, самому?

ПАВЕЛ. Ага! С Дунькой Кулаковой!

ЧЕБА. Может кому-то и можно, но не вам. Раз вы ничего не чувствуете.

АНДРЕЙ. Так я просто привык, вот и всё!

ЧЕБА. Мы зациклились.

ПАВЕЛ. Заладили одно и то же.

АНДРЕЙ. Тогда предлагаю поспать. Голова уже не соображает.

ЧЕБА. В конце зала два стола осталось. Можете там лечь, прямо на них. Павел, вон, тоже зевает.

ПАВЕЛ. Всем нельзя спать, надо дневального выставить. Чтобы следил и будил.

ЧЕБА. Я всё равно не усну. Посижу.

ПАВЕЛ. Фонарь на. Пойдём, Андрюш.

8

Утро пробивалось сквозь грязные окна библиотеки, подсвечивало спящих живых, монотонно листающих мёртвых, пылевые завихрения между ними.

Не спавший Чеба находился в состоянии истерического напряжения мозга, как пылевые завихрения кружились в тесной голове непослушные мысли. Не поймать, не ухватить, не додумать до итога.

«Если вы не живёте… Если у вас нету тёти… Песенка тупая, но смысл, смысл! Как? Против природы… Но кто? Быстрее надо… Они? Он? И что? Впрочем, не всё ли равно!»

Андрей проснулся от тряски и громкого шёпота:

– Доктор! Андрей! Проснитесь, доктор! Убейте меня!

Мигом Андрей подскочил, сразу на ноги и тут же в сторону, подальше от ножа в руке Чебы.

– Свихнулись? Уберите нож! – закричал Андрей.

– Успокойтесь, это не вам нож, это мне нож! Для меня. Послушайте! Звучит странно до нелепости, но вы должны прямо сейчас меня убить! Вот, возьмите. – Чеба дрожащими руками тянул оружие.

– О-о-о… На-ча-лось… К алкашу белочка пришла. Брось ножик, в шар накачу! – отозвался Синичкин, потягиваясь со сна.

Чеба Синичкина игнорировал.

– Андрей, надо торопиться! Они сейчас дочитают и уйдут, совсем немного осталось, а мне с ними надо!

– Правда жить надоело? Может вы просто протрезвели?

– Да вы оглянитесь вокруг! Это – жизнь? Я давно только существую, выживаю. С того момента, как жена умерла… Посмотрите, во что я превратился! Посмотрите, как я опустился. До убийства опустился! Человека! Как жить дальше? Вы мне вчера будто глаза открыли!

– А мне как жить, если я вас убью, вы не подумали? Что за эгоизм! За кого вы меня принимаете? Думаете, если с трупами работаю, то…

– Павел, может вы? Я же вам не нравлюсь, правда?

– Сдурел? На меня даже не смотри. Это ж грех какой на душу!

– Тогда придётся самому…

– Точно свихнулся. Дай-ка ножик сюда! – Синичкин медленно начал подходить к Чебе с вытянутой рукой. – Давай, не дури.

– Нет! – закричал Чеба, принялся размахивать ножом. – Отойди! Отойди, порежу!

Синичкин отпрянул назад.

– Успокойтесь. Неужели не страшно себя убивать? – мягко спросил Андрей.

– Если вы не живёте, то вам и не умирать, понимаете? Бояться нечего. А с ними я могу начать всё заново, совершенно на другом уровне. С ними моё будущее…

– Но, это будете уже не вы, – убеждал его доктор.

– Так это же прекрасно! Сами знаете, ничего хорошего нет – быть мной!

– Что ты городишь, дурень! Додумался! За это ж в ад, ты чё?! – закричал на него Синичкин.

– Ад – это другие… Доктор, как раз ты должен меня понять. Я устал. Я больше не хочу других людей. И пусть сейчас мне страшно, но зато потом – ничего. Спокойствие. Мерзавец мертвец не боится, что ему – всё плохое с ним уже произошло. Он свободен по-настоящему!

Чеба задрал к шее одежду, прицелился остриём ножа между рёбер, левее грудины. Руки тряслись, костяшки пальцев, которыми сжимал рукоятку, побелели от напряжения. Он переводил бешеный взгляд то на врача, то на охранника – всё не мог решиться.

Андрей и Синичкин переглянулись, Синичкин подмигнул.

– Тихо, тихо. Не торопись, – успокаивал Андрей Чебу. – Давай ещё раз всё обсудим. Пока не натворил…

В этот момент Синичкин рванул на перехват. Чеба коротко крикнул, развернулся. Попытался отбежать. Наступил на пустую бутылку и полетел вперёд. Упал, подмяв под себя руки. Всхрипнул. Так и замер.

Синичкин растеряно моргал.

Андрей смотрел не мигая.

Чеба не шевелился.

Только когда из-под Чебы показалась лужа крови, только тогда напарники осознали, что произошло.

Андрей присел рядом, поискал на шее пульс, покачал головой.

Мертвые в это же время повернули голову к телу бывшего несчастного человека. Постояли. Синхронно направились в сторону Чебы – почувствовали своего. Встали рядом. Вскоре свежий мёртвый задёргался, потом успокоился, потом встал, присоединившись к новой семье.

– Ещё один ожил… Итого семь… – констатировал Синичкин мрачно.

Мертвецы простояли совсем недолго, как всегда одновременно развернулись и пошли обратно к книжным полкам, дочитывать то немногое, что осталось. Чеба тоже взялся за книгу. Может он уже читал её, кто знает.

– Занимается любимым делом. Даже после смерти, – отрешённо прокомментировал Андрей.

– Андрюш, слышь, пора этот дурдом заканчивать. Звони авторитетам своим, пусть кореша забирают.

Андрей посмотрел на телефон.

– Рано еще, шести нет.

– Как бы потом поздно не стало! Что мертвяки буду делать, когда закончат, ты знаешь? Нет! Куда они дальше пойдут? Сдаётся мне, мы заигрались, слишком много этой, инициативы, понимаешь? Тут дело серьёзное! Они могут быть опасны! Для всех вообще! Что им нужно, ты…

Синичкин не договорил, он краем глаза определил какое-то движение, оглянулся и замер. Мёртвые закончили читать. Книжные кочки устилали пол. Покойники подошли к живым совсем близко, впереди всех основной, с пробитой головой. Чеба рядом. Пробитый смотрел на обоих людей и в его взгляде им виделась какая-то осмысленность. То есть, он именно смотрел. Именно на них.

Неожиданно старший из мертвецов ткнул пальцем Чебе в грудь, в пятно крови под ножом. Вытер палец о стену, оставив неровную красную полосу. Ткнул ещё раз, снова вытер о стену. Ещё и ещё.

– Видать не любит, когда палец грязный – вытирает, – прошептал Синичкин. – А почему тот пачкается не понимает, балда.

– Это буква «эм».

– Это кресты какие-то.

– Это буква «эм».

Мертвый продолжал.

– А это «и».

– Какого хрена происходит, Андрей?!

– У нас контакт.

Мёртвый ускорился.

– А это… на «р» похоже, или что?

– Это «эр».

– Капец!

Пробитый, похоже, закончил, потому что, не обращая больше внимания на людей, неторопливо направился к выходу из библиотеки. Остальные, как обычно, за ним.

Синичкин засуетился, схватил Андрея за рукав и быстро потащил, опережая группу мёртвых. Вдвоём они, торопясь и спотыкаясь, проскочили в дверной проём, Синичкин захлопнул дверь и навалился на неё спиной. Изнутри толкнули. Потом ещё раз. Синичкин держал.

– Андрюха! Не стой, ветку тащи! Вон, вон ту! Ага!

Охранник туго забил ветку в проушины для замка. Изнутри дверь ритмично толкали.

– Чуть не упустили, – выдохнул Синичкин. – Прикинь, сбежали бы сейчас?

Андрей промолчал. Синичкин положил ему руку на плечо.

– Слушай, я понимаю, что тебе надо с блатными свою проблему решать, но у нас тут проблема посерьёзней, да? Глянь на меня! Понимаешь, что это значит – «мир»? Я спросил что им надо, а он подошёл и написал «мир»! Кровью человеческой написал, это как угроза, получается! Они наш мир хотят, вот чего! Мы им здесь не интересны, сам видел. Если сейчас ничего не сделать, то скоро они перестанут только мертвецов в зомби превращать – возьмутся за живых! Ты понимаешь?

– Не совсем.

– Да что тут понимать! Их уничтожить надо! Мы столько времени потеряли, болтали всю ночь, надо было сразу в полицию звонить. А я пожалел тебя, думал проблемы будут. И бомжа этого пожалел, ему точно полиция ни к чему. Была. Давай, звони ментам, пусть приезжают скорей, пока дверь держится, пока в окна не полезли. Хочешь и Магомеду своему звони, пусть тоже едет. А то моя трубка на посту осталась, в больнице.

– А что полиция? Не поверят же!

– Правду скажем! В библиотеке два убийства, приезжайте. Мигом здесь будут!

– Но если этих уничтожить… Получается, Чеба зря умер?

– А кто не зря? Ты его не жалей, ты нас пожалей, живых! И вообще, если бы сразу полицию вызвали – с нами сейчас был твой Чеба. Хватит с нас всего этого, и так слишком на себя взяли. Давай, звони уже.

– Телефон сел.

– Да что ж такое! Совсем сел? Ладно, ладно… Давай так – я в отделение сбегаю, а ты тут стой. Не очкуй, следи за дверью, за окнами, я мигом!

Через полчаса запыхавшийся Синичкин обнаружил настежь раскрытую дверь библиотеки. Заглянул внутрь – пусто. Он забежал за здание, поднялся на пригорок и вдалеке увидел тех, кого искал – на пустыре возле леса, среди кустов и высокой травы.

Мёртвые шли быстрее, чем раньше, решительнее, прошли достаточно. Из-за расстояния они уже не отличались друг от друга. Выделялся только бывший Чеба – мёртвый, но всё-таки живой, он был единственным в группе, кто нёс на себе ненужную уже одежду.

Неподалёку стоял Андрей и точно так же смотрел вдаль.

– Что ж ты наделал, Андрюш? – устало выдохнул Синичкин.

– «Мир» – это значит, что они нам не враги. Нельзя уничтожать другую жизнь только за то, что мы её не понимаем.

– Всё равно же их поймают. Скоро наряд приедет, я там дежурному всё объяснил. Два убийства.

– Какие убийства? Трупов нет, оружия нет. Бездомных искать никто не станет.

– А я расскажу всё, как было, покажу на месте, пятна крови покажу, следы, доказательства.

– А я всё буду отрицать и скажу, что вы это выдумали от скуки.

Синичкин смотрел на Андрея с неприязнью.

– Ну и гад же ты, Андрюша. Ты не меня предал, ты всех людей предал, понял? Надеюсь, твои блатные тебя заместо кореша похоронят, и не посмотрят, что живой!

Синичкин отвернулся и побрёл в библиотеку дожидаться наряд. Ссутулившийся, будто вдруг постаревший, он устало передвигал ногами, словно один из них. Из тех.

Андрей включил телефон, нашёл контакт бывшего коллеги недовскрытого трупа, хотел было набрать, но передумал. Вместо звонка отправил в мессенджере снятый в морге ролик. Подпись сделал такую: «Тело вашего товарища исчезло. Подробности в этом видео. Я тоже ничего не понимаю». Через несколько минут тот позвонил сам. Андрей сбросил и занёс номер в чёрный список.

Подумал и набрал Таню:

– Татьяна, привет… Да, нормально… Тань, я… Нет, правда нормально… Да всё хорошо, Танюш… Я не странный. Это я раньше был… Конечно, всё расскажу! Может, встретимся сегодня вечером? Нет, не в морге… Знаю место, заодно поужинаем. Свидание – да нет… Ну... Хотя… Подожди ты! Знаешь что? Да!

Автор: Оскар Мацерат
Оригинальная публикация ВК

Труп же оказался в затруднительном положении: внутренности его, неожиданно длинные, расползлись по бывшему хозяину, по полу, везде. Мертвец давил глянцевые купаты кишок, поскальзывался и раз за разом падал.

«Дурак», – решила про него Таня.

Вдруг он уселся на пол, замер на несколько секунд. Не глядя почувствовал за спиной упавший скальпель, дотянулся, взял. Секунду–две подержал в руке и начал отрезать от себя то, что мешало, выпавшее.

«Или не дурак».

Отрезав лишнее, мёртвый откинул в сторону бывшие внутренности вместе со скальпелем и, хватаясь за стол, встал.

«Будто пуповину отрезал. Ну да. Родился, встал и пошёл».

Мертвец встал и пошёл к Тане. После пяти коротких, неуверенных шагов он оказался рядом.

Остановился. Встал напротив. Замер.

Таня не могла отвести взгляд от чужого лица. Без желания разглядывала подробности: синюшные пятна на щеках, помятый боксёрский нос, проломленную дыру в темени, слипшиеся комки волос вокруг неё. Таня не могла осознать, как это так – перед ней стоит мертвец. Бледный, голый, разрезанный, с открытыми, но не видящими, застывшими без выражения глазами. Не было в нём уже ничего человеческого, кроме анатомической схожести.

И ещё запах. Таня поняла вдруг, что стоявший с ней рядом мертвец пахнет… приятно. Сразу не скажешь чем, но легко и как-то успокаивающе, что ли. Этот запах освободил Таню от скованности, она собрала всю волю к жизни, облизала пересохшие губы и хрипло прошептала:

– Проходите… Пожалуйста…

После посторонилась, облокотилась на кафель стены – освободила выход из секционной. Мёртвый постоял немного, потом медленно, не реагируя на девушку, покинул комнату. Ноги всё же предали Таню, она осела по стенке и комочком сжалась там, внизу, на холодном. Её трясло. Накопленное нервное напряжение разрядилось слезами.

2

Патологоанатом Андрей курил подряд вторую.

Только что он имел неприятный разговор с неприятными людьми – бывшими коллегами одного из своих, так сказать, подопечных. Сначала, значит, руководство на него натравили, чтобы то попросило Андрея вечером остаться, поработать сверхурочно. Что ж, руководству не откажешь. Так и этого им мало! Только тело на стол положил, только начал, только разрезал – тут на тебе! Отвлекают, вызванивают, вызывают на «побазарить». Коллеги, блин! Спортивные костюмы сменили на офисные, постарели до морщин, а как были гопота, так и остались. Поднялись в девяностые, выжили, теперь всю жизнь будут куражиться, праздновать, в угаре других людей не замечать. А внутрь, в морг, не пошли, между прочим – зассали. Наружу позвали, в сторону отвели, на августовский закат посмотреть, ага.

Им, конечно же, надо срочно, красиво и бесплатно. Есть же бабки, чего жаться? Из принципа? Понятия эти загадочные не позволяют работу оплатить? Угрожали ещё.

Сволочи! Какие же они сволочи! Жадные, наглые, увёртливые, пошлые, тыкающие. Как же Андрей их ненавидел! И боялся.

– Слышь, ты нам братана нормально сделай, понял? Чтоб перед матерью не стыдно. Перед коллегами. Чтоб не воняло там ничё, не текло, лады? Чтоб как живой был к завтраму.

Вот же гады! И не только эти – многие. А то и все. Хорошо, хоть понял это ещё в институте, без лишних иллюзий теперь. Как в любимой песне: «People equal shit. What you gonna do?» А что тут поделаешь? Ничего уже не поделаешь. Попробовал вон в морге от них спрятаться, так и здесь достали, из норы вытащили, как псы лисицу.

Ну и ладно. Ну и пошли они. Две сигареты, как лекарство от злости и раздражения – «аидово царство» не терпит нервозности.

Андрей вдохнул полной грудью свежего летнего воздуха, будто про запас, потом ещё раз и неторопливо спустился обратно в духоту морга.

В секционной он увидел сжавшуюся возле стены Таню, дежурного терапевта. Почему-то в последнее время она стала попадаться ему на глаза всё чаще. Не брезговала заходить в морг, чтобы позвать на совместный перекур, типа одной курить скучно. Будто с ним весело. Как она сказала однажды:

– Какой же ты мрачный! Как можно быть настолько типичным патологоанатомом? Молчишь всё время. Не общаешься ни с кем. Футболка со страшилами под халатом.

– Это Slipknot.

– Во-во, ещё металл слушаешь. Типичный работник морга, как его в кино показывают.

Андрей с Таней держался прохладно, так как не мог понять, что ей от него нужно. Хотя ему и льстил факт того, что она, такая Таня, куда-то зовёт какого-то там его, Андрея.

Сейчас она рыдала, её трясло. Шок или состояние аффекта, решил Андрей. Он собрался было присесть и успокоить, но осмотрел помещение и передумал. От былого спокойствия в секционной не осталось и следа. Царил разгром. Бесхозно валялся потоптанный кишечник. Трупа на столе не было.

Какого чёрта?! Где тело? Что она тут натворила? Что-то отвратительное сделала с трупом? Сатанинский ритуал? Каннибалы? Вот зачем она тут околачивалась! Стая странных, больных идей пронеслась за долю секунды в его голове. Андрей с таким отвращением посмотрел на Таню, что она как будто поняла ход его мыслей и тут же перестала плакать, чтобы оправдаться.

– Это он сам! – закричала она на Андрея истерически.

– Кто?

– Он!

– Кто?

– Труп!

– Что?!

– Ушел! – Таня показала на дверь.

По коридорам вдруг прошла волна гулкого грохота – с металлическим звоном упало что-то тяжёлое. Андрей подал Тане руку, рывком поставил на ноги и потащил прочь из комнаты.

Они преследовали источник звука по неярко освещённым переходам морга. Андрей негодовал.

– Вы тут поохренели что ль все! – рычал он Тане и её неизвестным сообщникам. – Вы что тут, а? Сволочи! Кино снимаете? Рилсы? Пранк? Что? В какие камеры смотреть?!

Таня молчала.

– Вы где, гады?! – заорал Андрей в распутье коридоров.

Гады тоже молчали.

Повернули направо – и вот оно. Дверь в помещение с холодильной камерой открыта. Света посторонние не включали, но и без него через проём двери было заметно шевеление человеческих фигур.

Андрей достал телефон:

– Эй, там! Я полицию вызываю! Хорош! Вышли все!

Он ждал.

Тишина.

Если бы не злоба, пустившая корни в Андрее ещё на улице, он не пошёл бы в «холодильник», а вызвал полицию и ждал снаружи. Но теперь злоба переросла уже в ненависть к ним, к тем сволочам, что не оставляли его в покое даже здесь, в самом покойном месте его мира. Рациональность уступила негодованию. Он с силой ударил клавишу выключателя и зашёл.

Яркое и резкое электричество осветило помещение, и Андрей сразу узнал всех их: сегодняшнего, не законченного, и двоих вчерашних. Вчерашние трупы, мужчина и женщина, безразлично подпирали стену. Сегодняшний возился, пытаясь открыть нижнюю камеру холодильника. Валялся стол.

Андрей посмотрел на Таню.

– Угу, – подтвердила кивком та.

Угу. Знала, значит, кто здесь будет.

Кулаки Андрея сжались, в правом он ощутил телефон. Вместо звонка в полицию врач начал снимать происходящее.

3

В сентябре на Ютубе завирусилась снятая на телефон короткометражка. Многие в комментариях отмечали, что ролик навевает жути, но не понимали почему. Писали и про заезженный сценарий, и про дешёвый грим – только ленивый не заметил накладной резиновый разрез у Активного и дешёвые спецэффекты в сценах с Безногим. Почти все признавали видос любительской постановкой, хоть и до дрожи атмосферной. «Почти» приходится использовать только из-за одного пользователя, который своим маниакальным упорством заслужил звание главного неадеквата в сообществе, сложившимся вокруг этого ролика. В бесчисленных комментариях он истерил, матерился, орал капсом и всячески привлекал к себе внимание, пытаясь убедить всех, что видео настоящее. Что мертвецы живые. Что они хотят захватить мир. И прочий бред. Его высмеивали, подыгрывали ему, ругались в ответ, и в итоге перестали «кормить тролля». Интернет полон фриков.

В конце концов, Евгений BadComedian оставил коммент про профессионально выставленный свет и поставил смайлик в виде большого пальца. Так вот в чём секрет этой атмосферной жути! – хлопнули себя по лбу комментаторы, тут же согласившись с Евгением. Разгадка была найдена. Освещение! Картинка вышла резкая, контрастная, с устрашающими тенями.

Просмотры ролика утроились после того, как рэп-исполнитель Оксимирон вставил его в свой клип на песню «Живой труп». Сообщество разрослось. Появились подражатели, говорили даже о порно-фанфике. Через несколько месяцев хайп начал затихать, бурления закончились и уже через год мало кто помнил об этой короткометражке.

Начало действия осталось за кадром, фильм начинался как-бы с середины. С первого взгляда зритель понимает, что перед ним холодильная комната морга, а голые люди – это мертвецы. Мертвец, названный комментаторами Активным, неумело открывает камеру из нижнего ряда холодильников. Двери верхних холодильников раскрыты, полки выдвинуты. Получается, что те двое голых у стенки выбрались именно оттуда. Повозившись, Активный открывает дверь и выдвигает следующую полку. На ней мертвец, названный Жирным. Жирный шевелится, но как-то бестолково, как-бы не понимает что происходит. Активный встаёт рядом с ним и замирает. Замирает и Жирный. Жутко-длинная пауза секунд десять, после чего Жирный уже не дёргается неумело, а поднимается с полки и идёт стоять к остальным. Активный открывает последний холодильник, управляясь с этим заметно быстрее. Выдвигает полку, но тело на ней состоит из двух частей: та, что выше бёдер и отдельно бёдра с ногами. Это Безногий. Он тоже неловко трясёт головой и руками. Повторяются те же действия, что и с Жирным, только теперь все замирают надолго, секунд на тридцать. Похоже, что Активный в замешательстве из-за Безногого. Наконец, начинается одновременное движение – трое, что стояли у стены, сажают Безногого, то есть верхнюю часть его тела, на спину Жирному. Безногий по-детски обхватывает его за шею. После пятисекундной паузы четыре с половиной мертвеца медленно начинают движение к оператору. Обошли поваленный стол. Оператор отходит, пропуская процессию в коридор, продолжает снимать их со спины.

Шепчут двое, парень (П) и девушка (Д).

Д: Что они делают?

П: Я не знаю.

Д: Как ты думаешь, что им нужно?

П: Не знаю.

Д: Они опасные?

П: Не знаю.

Д: Они на улицу идут?

П: Не знаю. Хотя по этому коридору больше некуда.

Д: Ну, хоть что-то…

Видео обрывается. Длина ролика – три минуты сорок семь секунд. Звук – скрежет выдвигаемых полок, шарканье ног, короткий диалог, в основном тишина. Жуть.

4

Синичкин был доволен, ведь он занимался любимым делом – помогал людям. Делал он это бескорыстно, от доброты, от распирающего человеколюбия и чувства собственной полезности, от скуки. Вечер перетекал в ночь, блинным боком светила луна на крыльцо больницы, где Синичкин благодетельствовал медицинской консультацией пожилую женщину.

– Там, мать, смотри…

– Это чего это – мать-то? Мы ж по виду ровесники!

– Да просто говорят так, не важно. Так вот, там смотри как будет. Сначала газом усыпят. Потом засунут в твоего деда сразу две трубки, так? Да. На конце трубок ма-а-аленькие такие видеокамеры. Одну аккурат в туза заправят, вторую пустят навстречу, через глотку. И пойдут трубки каждая своей дорожкой, пока одна из них в рак и не упрётся. Да ты погоди охать, чего ты! Может и не будет рака никакого! Если нет рака, вот нет его, тогда в районе середины твоего деда трубки встретятся, доктора друг друга по камерам увидят, рукой друг другу помашут, ну, так принято у нас. Один скажет: «Доктор, а я вас вижу!» Другой ответит: «Анатомично, коллега!» Посмеются, порадуются, конечно, рака ведь не встретили по дороге, хорошо всё, и дед твой порадуется, если разбудят…

– Хорошо, если бы так. Ваши слова да Богу в уши! Пойду я, что ли…

Но Синичкин жевал пальцами поясок её сарафана и не отпускал, ведь он мог рассказать ещё много полезного.

– Конечно хорошо всё будет, конечно! Ты только деда клизмой подготовь перед этим всем… процедурой. Чтобы камерам видно было. Вычистить, как говорится, из этих мест всю старческую тину-паутину. Да и после пригодится – чистый дед внутри будет, как новенький!

– Ох, и как вы всего столько знаете? Вроде простой охранник, а по полочкам разложили!

– Ну, простой – не простой, а опыт имею побольше, чем у некоторых. Сейчас как – старые доктора все на пенсии, так? А новые приходят такие, что за людей страшно! За страну обидно! В институте им учиться некогда – всё в интернетах просиживают штаны, в тик-токах своих задницами обезьянничают!

– И не говорите! Молодые – это да… Вот вчера в парикмахерскую пошла, Люда уже не работает, руки стали дрожать сильно – пьёт она. Но это и понятно, как не пить, когда невестка при…

– Э-э-э! Э-э-й! Алё! Вы… чё это?!

Освещённые где луной, где фонарями, со стороны морга двигались стройной колонной голые люди.

– Не, вы видали? – возмущался Синичкин. – Голые ходят по территории больницы! Как это понимать? Это же несанкционированный гей-парад! Сняли одежду и разгуливают по-настоящему! Толстяк ещё ребёнка на спине тащит, гад! Ребёнка! Эй, стоять!

Забыв про собеседницу, охранник уверенно направился пресекать.

– Стоять! Полицию вызову! Прибывайте ко мне полностью! – не жалея себя работал Синичкин.

Вдруг, когда до голых оставалось метров двадцать, кто-то положил ему руку на плечо. Синичкин резко отбил руку в сторону, развернулся…

– Тихо. Это мы.

Охранник узнал вечно недовольного Андрея из морга и зарёванную девчонку-врача.

– Пал Юрич, не подходите к ним.

– Да что тут у вас происходит?! Чего шепчете?

– Вы всё равно не поверите. Поэтому. Просто. Внимательно. Рассмотрите их.

Синичкин присмотрелся к гуляющей голой группе. Ребёнок, которого толстяк везёт – вообще не ребёнок. Какой-то хрен безногий, из спинного мяса хребет торчит. «Фу, мерзость. Но, жалко его. Сложно без ног», – подумал Синичкин. Другой шёл с дырой в голове, да ещё распоротый, с пустым животом. «Буэ, гадость какая. Но без внутренностей тяжело, это через вену питать его будут раствором. Бедолага». Бледные. Голые. Странные. Страшные. Медленно брели со стороны морга. За ними патологоанатом. Да это же…

– Что, ковидные сбежали? – догадался Синичкин. – Поэтому близко подходить нельзя?

Таня нервно захихикала. Андрей хмыкнул.

– Мёртвые они.

– Это как это – мёртвые? Что-то не похожи. Мёртвые так просто не разгуливают, лежат себе, проблем не создают. Они спокойные, не хотят ничего – ни по улицам ходить, ни людей зазря пугать. Мёртвые – мёртвые!

– Вы это мне рассказываете?

Неожиданно, как вкопанная встала вся процессия мертвецов. Живые тоже встали поодаль в ожидании. Андрей продолжил:

– Вот видео, как они вставали. Посмотрите, раз не верите.

Пока Синичкин отвлекался телефоном и молчал, Таня спросила:

– Андрей, ну есть хоть какие-то догадки, что происходит? Почему они ожили? Зачем ведут себя так? Почему пахнут так непривычно…ну, приятно? Куда вообще они…

– Подожди – пахнут? Как пахнут?

– Совсем не так, как должны. Не ты один мёртвые тела нюхал, знаешь ли.

Если бы Таня не заговорила сейчас о запахах, то Андрей и не обратил бы на это внимание. Теперь же вспомнил одну странность – когда он снимал видео в «холодильнике», то привычных ему запахов тел не чувствовал. Они не пахли ни хорошо, ни плохо – просто не пахли и всё.

– И чем они пахнут? – спросил он.

– Так сразу не объяснить... Я в детстве была в летнем лагере на море, там на пляже точно так же пахло – нагретыми солёными камнями. Ещё горячим ржавым металлом с пирса. Совсем немного тиной. Загорелой кожей. Там меня впервые мальчик поцеловал. С подружками ещё два года после переписывалась. Настоящее детское счастье…

– Ого. А у меня ничего такого.

– Это ты привык просто. Так что нам дальше делать, как считаешь?

– Тань… Тебе на дежурство не пора?

– Избавиться от меня хочешь?

– Нет. Ты устала. Перенервничала. Тебя больные ждут.

– Ну, знаешь ли! Ну ты и… – невнятным дёрганым жестом Таня обвела пространство, стиснула кулаки, развернулась и пошла.

Пару раз она оглянулась в сомнениях, а после её белый халат растворился в яркости больничного холла.

Андрей вздохнул с облегчением. Потом обернулся к Синичкину, тот уже досмотрел видео и с интересом слушал их с Таней частный разговор.

– Павел Юрьевич… – доктор хотел даже доверительно дотронуться до плеча охранника, но в последний момент рука отдёрнулась как будто сама.

– Пал… Это… Помогите мне.

– Помочь? С ними?

– Да. Я при Татьяне не хотел говорить. Если завтра вон того, без кишечника, назад не притащу, утром родне не сдам, то меня, наверное, того. Самого убьют. Или покалечат.

– Это те, что на чёрном крузаке к тебе приезжали, что ль? – догадался Синичкин.

Андрей кивнул.

– А, крутые пацаны. Я их даже без пропуска на территорию пустил. И номер твой дал. Чего тебя передёрнуло?

– Ничего…

– Слушай, ну давай, конечно! Порешаем твой вопросик, чё. На работе скучно, а тут вон – событие!

Доктор и охранник посмотрели на застывшую группу бывших людей.

– Мда… Помогу… Только как?

В это время мертвецы зашевелились. Будто по команде повернули головы направо, постояли так немного и снова пошли, сменив начальное направление.

– Равнение на пра-во! Шагом марш! – заулыбался Синичкин.

– Уходят, Пал Юрич! Уйдут же! – схватился за голову Андрей. – Живее, шуганите их!

– Чего-о-о? Сам шугани! У меня из оружия фонарь только! А если кусаться начнут? Пошли, пошли, давай! Действуй за ними!

С территории больницы вышли две группы. Одна шагала уверенно, построившись в строгую колонну. Другая преследовала первую, растерянно и в беспорядке. Первая двигалась в полной тишине, вторая – наоборот.

– Андрей, слушай, а ты куда ноги дел?

– Чьи?

– Ну, вон того, наездника.

– В морге, в холодильнике.

– А чего он их с собой не забрал?

– Не знаю. Не нашёл.

– Да не. По видео твоему понятно, что и не искали. Вон тот, старший, подошёл к безногому, так? Пообщались по-своему, безногий дергаться перестал, на толстого сел и спокойно поехал. А ноги, получается, оставили.

– Как они пообщались?

– Ты ж там был, Андрюш! Старший, который твой, без кишок и с дырой в голове, к каждому подходил, они по-своему как-то общались. Я думаю, он им пообещал чего-то. Раз ноги не взял, значит новые ему пообещали, точно!

– Кому?

– Безногому, кому! А тот и поверил, балда! Как умер дураком, так дураком и ожил! Я бы старые ноги всё-таки взял, а то новых вдруг не достанется. Потом можно и выбросить.

– Наверное, вы правы…

– Про ноги?

– Про общение. Они будто друг друга чувствуют. Связаны как-то. Может запахом?

– Что – запахом?

– Да… – продолжал размышлять вслух Андрей, – они запахом этим общаются. Таня… Татьяна тоже что-то такое чувствовала.

– То-о-очно. Точно! Вот ты сейчас сказал, и я сразу тоже почувствовал! Тянет от них чем-то нездешним… Травой скошенной, клевером, соломой ещё, навозом. В городе так не пахнет. Я когда со срочки в деревню дембельнулся, из автобуса вышел – сразу этот запах почуял, запомнил навсегда. Вот когда, Андрюш, кайфово было! Родителей повидал, родню, пацанов своих деревенских, девчонок!

– А потом?

– Потом побухал несколько месяцев, погулял – глядь-поглядь, а работы нету в деревне, нищета кругом. И поехал обратно в армию, на сверхсрочную, куда деваться. До старшего прапорщика дослужил за двадцать лет. Если б кто мне рассказал на срочке, что я в армии останусь – в морду б дал, так я службу ненавидел! Безысходность, мать её…

– Ого. А я ничего

не чувствую. Запахов этих.

– Привык, а как же!

Несколько минут шли в тишине.

– Вот интересно, Андрей, как думаешь – все мёртвые ожили, или только твои?

– А? – вопрос вывел Андреея из задумчивости. – Сейчас новости посмотрю. Так. В лентах спокойно.

– Ну, значит это не конец света, так?

– Не знаю.

– Ни зняю – передразнил Синичкин. – Я тебе так скажу: когда мёртвые оживают – это плохо. Но ещё хуже – если наоборот.

– Как, наоборот?

– Когда живые умирают.

Синичкин замолчал, может, вспоминал о чём-то своём. Андрей тоже рад был помолчать и подумать об этой простой, но глубокой мысли, так неожиданно выданной ему напарником.

Продолжение следует...
Автор: Оскар Мацерат
Оригинальная публикация ВК

— Нет уж, — возразил Серёжа. — Я столько километров протопал не ради того, чтобы на деревянной скамье посидеть.

— И я с вами, — тихо сказала Настя. — Может, забыли, что это вы со мной идете, а не я с вами? Бабушка вас попросила за награду.

— А, черт с вами, — махнул рукой мужчина.

Выжившие бродяги не отводили глаз от черной кожаной куртки с капюшоном и автомата на груди Бориса Валентиновича. Все слышали страшные истории о черном бродяге. Дети отворачивались, женщины прижимали их крепко к себе, а мужчины настороженно перешептывались между собой.

Борис подошел к двери, предположительно ведущей в жилище смотрителя, и обратился к стоящим возле нее двум автоматчикам:

— Мы пришли к Сидоровичу по важному делу.

Автоматчики подошли друг к другу ближе, тем самым плотнее загородили собой дверь.

— Кто такие? — спросил грубым голосом один из охранников.

— Разговаривать буду только с вашим шефом, — настаивал Борис.

— Не будешь, — ответил автоматчик. — Проход запрещен.

Крепкие широкоплечие мужчины направили оружие на Бориса и передернули затвор, сняв с предохранителя.

Наставник обернулся и посмотрел на еще двух автоматчиков, стоявших возле выхода из станции.

— Мы из Стромино, — снова обратился Борис. — Пришли по важному вопросу.

— Отойди от двери не меньше чем на пять шагов, — ответил уже второй охранник, его голос был еще более грубый и низкий. — Шеф занят, тебя позовут, когда освободится. Если вообще захочет принять.

Борис отошел и сел рядом с Сережей.

— Слыхал?

— Слыхал, — ответил Сергей.

Парень резко встал со скамьи и быстрым шагом подошел к здоровякам.

— Я смотритель станции Бякино, — уверенным голосом начал говорить Сергей. — Мы пришли решить вопрос относительно долга станции Стромино. Если немедленно не сообщите о нас Сидоровичу, он с вас живых снимет шкуру.

Автоматчики переглянулись, и один из них, немного подумав, глубоко вздохнул и открыл ключом дверь. Быстро нырнул в проход и также быстро закрыл за собой.

— Сидорович действительно занят, — произнес с недовольным видом второй автоматчик. — У него важный посетитель. Если ваше дело не стоит и выеденного яйца, я лично тебе переломаю ноги.

Сережу не напугали эти слова. Парень был уверен, дело важное и неотлагательное для обеих сторон.

Железная дверь снова открылась. Из нее вышел первый охранник и, немного заикаясь, произнес:

— Вас ждут, уважаемый смотритель, просят немедленно войти.

Сережа окликнул наставника и девушку, чтобы те собрали вещи и подошли.

— О нет-нет, — замахал руками подобревший охранник. — Оружие придется сдать. Огнестрел и ножи оставите нам, да и рюкзаки вам ни к чему. После вернем в целости и сохранности.

Сергей кивнул Борису, чтобы тот отдал автомат и охотничий нож. Сам поставил ружье к стенке и вынул травмат из рюкзака Насти.

— Спортивные сумки мы берем с собой, они суть разговора, — заявил молодой человек и повесил обе на Бориса Валентиновича, распределив нагрузку на разные плечи.

— Мы должны проверить, — буркнул охранник.

— Оружия там нет, даю честное смотрительское слово, — Сережа попытался улыбнуться, но губы его скривились в ужасной гримасе.

Мужчины открыли дверь, и друзья зашли вовнутрь. Напарники оказались в небольшой комнате, выполняющей роль, видимо, прихожей. Впереди были две двери и еще одна справа. Молодой человек прислушался и услышал голоса за левой дверью.

Парень подошел, постучал три раза и, не дождавшись ответа, потянул за ручку. Дверь открылась, это оказался кабинет. Деревянный лакированный стол и кожаное кресло выглядели богато. На столе стояла большая хрустальная пепельница, полная окурков, чашка с горячим кофе и настольная игрушка-антистресс с бьющимися друг об друга шарами Ньютона.

В кресле сидел полного телосложения молодой мужчина с короткой тонковолосой кудрявой бородкой, длинными мокрыми волосами по плечи, зачесанными назад. Широкая рубашка на нем была расстёгнута на две верхние пуговицы, на указательном пальце правой руки золотой перстень-печатка.

Вдоль одной из стен, рядом с большим аквариумом, стоял кожаный диван, выполненный в том же стиле, что и кресло, видимо, из одного комплекта. С одного края диван имел большую вмятину. Видимо, кто-то очень большой и тяжелый любил сидеть и смотреть на рыбок. С другого края сидел худощавый мужичок и что-то рассказывал, широко жестикулируя руками. Увидев на пороге Сережу, он вскочил и с удивленным лицом громко воскликнул:

— Серега? Ты живой?

***

— Они называют себя «ветераны», — рассказывал старый бродяга, сидя за столом в станции Бякино. — Опытные выжившие, обычно бывшие военные или сотрудники полиции. Крепкие и выносливые, в хорошей экипировке. Передвигаются чаще по одному, редко вдвоем. Нет, они не состоят в общей группировке. И часто не знакомы друг с другом. Любят свободу и ненавидят шумные компании. Но всегда узнают себе подобного из тысячи бродяг и готовы беспрекословно помочь собрату, если тот оказался в беде.

— Так значит, «ветераны» — это не группировка? — перебила Маша и подлила бродяге в металлическую миску еще один половник бульона.

— Скорее это образ жизни, состояние души, если можно так выразиться, — ответил пожилой человек, поднял посуду двумя руками и сделал большой глоток. — Когда ты встретишь одного из них, сразу поймешь, о чем я говорю. Такие люди излучают положительную энергию, ее невозможно не уловить. Вроде просто сидит рядом, а ты чувствуешь спокойствие и защищенность.

— Пока смахивает на нашего Валентиныча, — улыбнулась Маша и обратилась к своей подружке. — Как думаешь, Ю, его могут принять в эти самые «ветераны»?

Ю громко хихикнула и удалилась в каморку.

— Тфу ты, — огорчился старый человек. — Всё вам шуточки... В «ветераны» не принимают... Ими становятся. А с Валентинычем я вашим не знаком, я здесь вообще впервые. Сильно удивлен гостеприимством, такое редко встретишь в наше время. Нынче вот помог одному бедолаге. Подарил кроссовки. Не новые, конечно, но в хорошем состоянии. У его ботинок подошва оторвалась, так я сам предложил, пожалел. Тот так искренне обрадовался, что я в порыве доброты, на эмоциях, подогнал еще рубашку и джинсы. Новье, с этикетками еще. Только не спрашивайте, где взял, там больше нет. И что вы думаете? Эта крыса дождалась, когда я усну, и сперла все оставшиеся мои вещи. Вот так и помогай людям.

Разговор дедушки перебил громкий стук. Входная дверь оказалась, по упущению Ю, не заперта и через мгновение открылась. На пороге стоял крепкий коренастый мужчина в камуфляжной форме и дорогой военной экипировке. Голубые глаза, впалые щеки и рыжая борода.

Незнакомец осмотрел помещение, снял вязанную черную шапку, вытер пот со лба и спокойным немного уставшим голосом произнес:

— Я с добром, зовут «Лопата», пустите переночевать?

Продолжение следует...

Если интересно, еще книги тут.