Все эти качества начали особенно ярко проявляться в 1988 году, когда парню было 15 лет.

Однажды вечером в школьном туалете Сергей напал на заведующую учебной частью, школьник даже попытался ее изнасиловать. Но педагог узнала парня, и тот сбежал.

Сам Цуканов позднее объяснил, что напал на педагога из мести за плохие оценки, а уже в моменте почувствовал возбуждение.

Инцидент решили скрыть от полиции. Но отправили подростка на обследование в психдиспансер, где поставили на учет с диагнозом «олигофрения в степени легкой дебильности». Однако Сергей был признан вменяемым, поэтому он продолжил учиться в своей школе.Правда, после всего этого парень решил «переключиться» на юных девушек. Он пытался уговорить одноклассницу на близость, только она отказалась. Отказ девушки стал для сознания Цуканова спусковым крючком, после которого он начал наносить себе различные травмы, порезы, у него появились мысли об убийстве других людей. Речь в первую очередь шла о женщинах, похожих на бабушку, — ее он считал виновной во всех своих провалах.

Первое убийство.

Вечером 24 декабря 1989 года, проходя мимо мукомольного завода, Сергей Цуканов через окно заметил, как в одном из помещений спит женщина в возрасте, и решил пробраться внутрь. С собой он взял большой тяжелый камень, который нашел у ворот, — им он несколько раз ударил весовщицу по голове, а затем надругался над ней. 50-летняя Ирина Л. скончалась на месте, и в этот же вечер ее тело нашла сменщица.

Милиция опросила всех работников завода, но никто не мог толком ничего сказать, кроме одного мужчины. По его словам, у Ирины был конфликт с водителем, который периодически приезжал к ним на предприятие. Первый раз он показался женщине странным из-за мешка на пассажирском сиденье — как позже выяснилось, там была тушка курицы. Через несколько дней этот же водитель попытался вынести мешок муки с завода и попался. Ирина требовала вызвать полицию, и мужчина ей прокричал:

— Смотри, чтобы мешок тебе на голову не упал!

Этот случай навел следователей мысли, что именно водитель мог убить Ирину. Только оказалось, что за кражу того самого мешка он отсидел год и вышел спустя два дня после расправы над весовщицей.

Так, расследование без улик и свидетелей протянулось почти год — дело оказалось в тупике. До следующего убийства.

Второе убийство.

28 ноября 1990 года из поезда на станции Тула-2 вышла невысокая женщина в очках, но за переходным мостом через реку Воронку ее настиг убийца, который начал душить женщину. Изнасиловав свою жертву, он ее зарезал.

Именно после этой трагедии следователи заметили, что случаи уже носят серийный характер.

Двоих за шесть дней.

Спустя несколько месяцев, 18 марта, юноша вернулся к железнодорожным путям и сбил с ног 51-летнюю женщину, пытаясь ее придушить. Но на этот раз потерпевшая оказалась сильнее: она столкнула с себя подростка и стала громко звать на помощь. При этом Цуканов успел нанести ей несколько ударов ногами по шее и голове, а также порвать футболку и юбку.

Женщину спасло то, что она вдруг закричала: «Муж идет!», да и вдалеке виднелся силуэт незнакомого мужчины. Цуканов испугался и убежал. Но тот факт, что очередная жертва маньяка осталась жива, следствию не помог — тулячка не вспомнила примет нападавшего. Только кирзовые сапоги, дикий взгляд и злое лицо. По такому описанию не удалось найти преступника.

Спустя пять дней после неудачного покушения 16-летний маньяк снова пришел на железную дорогу. Заметив потенциальную жертву, он напал на нее со спины и ударил ножом. Женщина, несмотря на раны, яростно отбивалась бидоном с молоком и громко кричала, из-за чего подросток сбежал.

Через несколько дней женщина скончалась в больнице от тяжелого ранения. Следователям она успела рассказать лишь то, что тот, кто на нее напал, был очень молодым.

Глупый прокол маньяка

Спустя полтора года поисков маньяка так и не удалось найти. Первой зацепкой стал самодельный нож, обнаруженный на одном из мест преступления. Клинок был приварен к арматуре, а в те годы сварочные аппараты были только на предприятиях, поэтому круг поисков сузился.

Правоохранители нагрянули на один из заводов, чтобы узнать, не делал ли кто-то у них такой нож. И тут оказалось, что приходил молодой парень и попросил рабочих приварить к арматуре клинок. Слова сотрудников предприятия совпали с тем, как нападающего описывала одна из жертв — это был Сергей Цуканов.

Оперативники приехали к дому мальчика и в квартире нашли одежду, которую описала жертва. Только этого было мало для предъявления обвинения, а единственная выжившая боялась идти на опознание:

— Вдруг я его узнаю, а у него друзья? — говорила женщина.

Следователи с трудом уговорили ее приехать, но из-за страха ни на кого указывать потерпевшая не стала. Правда, ее узнал маньяк и решил, что всё раскрыто, поэтому дал признательные показания.

Позже Цуканов отказался от своих признаний, но от суда его это не спасло.

Судебный приговор и новые убийства.

На момент ареста Сергей был несовершеннолетним — всего 17 лет, поэтому никакого серьезного наказания ему дать не могли. Его приговорили к 10 годам в колонии, там он пользовался авторитетом, считался послушным заключенным, за что его отпустили раньше.

Когда Сергею Цуканову почти исполнилось 25 лет, в феврале 1998 года, он вышел на свободу и поселился в квартире у матери, начал работать столяром в автосервисе рядом с домом и регулярно пить. Вместе с этим его обозленность на мир лишь возросла, и он взялся за старое. Только теперь он действовал на кладбище в районе Новомосковского шоссе, куда пожилые дамы приходили ухаживать за могилками близких. Днем 23 августа 1998 года Цуканов изнасиловал и убил 80-летнюю пенсионерку, 17 октября — 72-летнюю, 30 октября — 86-летнюю, а 16 ноября — 65-летнюю. Хоть это и был почерк уже известного маньяка, следователи его ни в чём не подозревали, ведь по документам он всё еще находился в тюрьме.

Убийство со свидетелями

29 марта 1999 года подруга Нина С. почувствовала запах гари у ее дома и зашла к ней проведать. На входе она увидела шокирующую картину. В доме были завешаны зеркала, хозяйка была жестоко убита.

Позже выяснилось, что накануне Нина С. приглашала Цукановых на поминки ее сына. Вечером того же дня уже пьяный маньяк пришел к убитой горем матери за бутылкой водки, но та ему отказала, напомнив о трагедии в своей семье. Сергея это разозлило: он изнасиловал и жестоко расправился с женщиной, после чего поджег дом и попался на глаза свидетелям.

Именно свидетели потом рассказали, кто мог совершить зверское преступление. Стражи порядка отправились в колонию, и там действительно не оказалось Сергея Цуканова, хоть по бумажкам он всё еще сидел. Убийцу задержали в тот же день.

Второй арест и принудительное лечение.

У Цуканова взяли образцы крови, которые подтверждали: это он расправился с женщинами. Осознав всю ситуацию, маньяк признался в убийстве пяти жертв, пытаясь оправдать себя раздвоением личности, тяжелым детством, токсичной бабушкой и тесной комнатой, где не было возможности уединиться.

Вместе с адвокатами туляк настаивал на проведении судебно-психиатрической экспертизы, и суд удовлетворил это ходатайство. Два месяца с Сергеем Цукановым работали специалисты клиники Сербского, и они же поставили диагноз — шизофрения в особо опасной форме.

Диагноз позволил официально заявить, что Цуканов в момент убийства не осознавал опасность своих действий. 20 января 2000 года маньяка признали невменяемым и освободили от уголовной ответственности, направив на принудительное лечение с интенсивным наблюдением в Орел.

Сергей Цуканов жив до сих пор и находится в закрытой психиатрической больнице, откуда, будем надеяться, выбраться невозможно.

— Да, это очень воодушевляет. — Урсула положила голову на плечо мужчине в надежде отвлечь его от картины. Но Эстиан не обратил внимания на ее жест, как и на скупую, совершенно неподходящую фразу. Он скорее говорил сам с собой, нежели с ней, не отрывая глаз от прекрасного привезенного днем произведения искусства, которое до глубин всколыхнуло душу вавстравийского аристократа.

— Дидье Вэйлр был отличным портретистом. Вы не найдете знатного дома, где не встретились бы его работы. Он основал собственную школу, имена учеников которой не пустой звук для каждого культурного человека. Но его младший брат, Адэлард… Только поглядите на это! Столько глубины, красоты, страха. Без сомнения, бойня у озера Тил наложила бы отпечаток и на менее чувственную душу.

— Место решающей битвы? И этот художник в ней участвовал? — оживилась баронесса. — Три ваших замка, то есть, я хотела сказать, ходячих замка стиев, там все сравняли с землей. А замок берийцев был огромен и управлялся не только стиями металла, верно? Я читала, что…

— Нет. Адэлард был еще совсем мальчишкой. Школа Дидье располагалась прямо у озера. Ученики, как и большинство жителей близлежащих поселений, почему-то решили, что война пройдет мимо… — Эстиан говорил все медленнее, чувствуя, как пересыхают губы и ускоряется сердцебиение. Закончил он едва слышно: — Но ребенок не погиб. И теперь сияет, как само солнце.

Вперившись взглядом в верхний угол полотна, где красовалась роспись автора, герцог почти не слышал жаркой речи Урсулы.

— Берийцам всегда было плевать на жителей завоеванных земель, сколько бы лет ни прошло! Готова поспорить, что их разведчики даже не подумали предупредить мирное население. А некоторые из них еще смеют утверждать, что это была дезинформация с нашей стороны, чтобы подстегнуть риссирийцев к восстанию! Даже когда линия фронта…

Если бы мужчина не был так погружен в себя, он бы с сожалением отметил, что ошибся в своей новой пассии, ожидая от нее большей заинтересованности созиданием, нежели разрушением. Но перед его мысленным взором стояло полное котлованов пепелище, обломки обугленной деревянной стены, груды изувеченных тел и разбросанные тут и там испорченные холсты и наброски.

— Ты можешь остановить кровь?

— Нет. Слишком много… Слишком устал…

— Держись, прошу. Я тебя подниму.

— Не получится.

— Эстиан-нэки? Если сказала лишнего, простите…

— Прости меня. Она деревянная. Я не смогу ее вытащить аккуратно. Ты что? Почему ты смеешься?

— Оглядись! Здесь же была школа Дидье! Хах! Кх-х-х… Ха… а-а-а-а… Иронично тут умереть… Кх-х-х… Живопись — единственное, что мне никогда не давалось.

— Молчи. Береги силы. Я попробую…

— Смотри! Хо… хорошая работа… Вон там… Смотри… Дай…

— Боги, Аворий!

— Покажи ближе… Не закончена… Но подписана… Не знал, успеет ли… Хорошая ра… кх… х… Если он не погиб здесь, то в будущем засияет, как… как само… а-а-а-а-а…

— Эстиан. Вы меня слышите?

— Аворий? Ты меня слышишь?

— Отдай перстень моему ста… старшему сыну… Летану. И из… из… изви… и…

— Аворий? Аворий! Пожалуйста, нет.

Мраморный герцог вздрогнул.

— Знаете, — он повернулся к Урсуле, выглядевшей встревоженно, — я всегда немного завидовал стиям воды. Их способности чувствовать направление, ощущать течения, замечать предпосылки, прогнозировать последствия. Практически видеть будущее.

Баронесса совершенно растерялась. Кинув прощальный взгляд на работу известного пока в узких кругах художника, чей талант явно сохранит ему место в истории, Эстиан нежно поправил волосы Урсуле и прижал ее к себе. Он обнимал ее долго — пока глаза не перестало пощипывать от печальных, но неожиданно теплых воспоминаний и пока ее ответные действия совершенно не оставили прошлое в прошлом.

Необходимость проявить терпение и должное уважение к его интересам лишь усилило пламя страсти баронессы, когда представителям вавстравийской знати пришло время познакомиться наиболее тесно. Первая ночь с новой пассией всегда была полна сюрпризов и игривых нюансов, но по утрам Эстиана неизбежно встречали огромные от удивления глаза и плохо скрываемая обида. Не портя себе настроение мыслями о будущих трениях, герцог нырнул в объятия сладостной усталости и быстро погрузился в крепкий сон, полный приятных отголосков прожитого дня.

В отличие от подавляющего большинства наполненных стиев — потомков Стихий, чья кровь смешалась с людским родом лишь в первом поколении, — Эстиан не избегал весьма тесного общения с человеческими женщинами, несмотря на опасность, которую подобный контакт для него представлял. За всю свою не короткую жизнь герцог превосходно научился препятствовать если не всегда зачатию, то, безоговорочно, рождению собственной погибели. Он не скрывал своих убеждений и методов ни от Урсулы, ни от тех, кто был до нее, уважая право женщины на власть над собственным телом, но раз за разом удивлялся — почти каждая пассия верила, будто именно ей суждено стать особенной и заставить его поступиться принципами.

Мраморный Герцог проснулся в седьмом темном часу оттого, что ему стало трудно дышать. Открыв глаза, в слабом свете догорающих свечей он увидел прямо перед собой лицо мальчишки в обрамлении светлых волос. По круглым мягким чертам и видимой даже в полутьме гладкости кожи Эстиан легко догадался, что еще не пришло то лето, за которое паренек вытянется на добрую ладонь, а его голос начнет трещать и ломаться, как расстроенная лютня. Однако возраст пришельца не умалял того факта, что над герцогом навис наемный убийца: плотно сжатые черные губы и желтые, как у волка, глаза могли принадлежать только маланийцу.

Эстиан открыл рот, но вместо крика из него фонтаном вырвалась кровь. Не было кашля или рвоты, просто поток смердящей железом жидкости изливался из него, стекал по щекам и подбородку на постель, шею и грудь. Выпучив глаза, Мраморный Герцог дернул было рукой в отчаянной попытке расправиться с нападавшим, но его запястья оказались крепко прижатыми к ложу сапогами убийцы. Однако податливому металлу лепнины с изголовья, чтобы откликнуться, было достаточно судорожных, едва ли продуманных движений пальцев.

В водовороте неожиданно захлестнувших его чувств представитель славного рода Шадэнвойдов потерял ощущение заклинаемой бронзы и лишился возможности сопротивляться. Боль, мягкое золото канделябров, отчаяние, простой серебряный кулон Урсулы на тонкой цепочке, холод, недосягаемый и неукротимый черный полумесяц, медь и железо крови, ужас, тяжесть на ладони от перстня-печатки с морским чудовищем, которого там быть никак не могло. Суча ногами и сбивая одеяло, фаворит и советник Правительницы Вавстравии испустил дух. Он так и не успел до конца осознать, что убило его серповидно закругленное лезвие из черного металла, впившееся в шею чуть выше кадыка.

2

Все продлилось шесть размеренных ударов маланийского сердца.

Глаза Эстиана были открыты, он лежал на спине, широко раскинув руки. Растянувшись практически на шпагат, убийца стоял на запястьях грузной жертвы, от которой ожидал большего сопротивления. Его тело было напряжено и вытянуто, стелясь над свежеиспеченным покойником; одной рукой он упирался на неподвижную грудь, второй — все еще надавливал на рукоять. С глухим скрежетом лезвие опустилось на позвоночник, и маланиец второй раз за время, что находился в роскошных покоях, услышал, как изменилась частота дыхания женщины, лежащей на другой стороне поистине исполинского ложа. Первый раз это случилось во время хруста гортани ее мужчины.

Как и любому наемнику из Малании, мальчику были не интересны биографические сведения о нанимателях или целях, поэтому он ничего не знал о личности любовницы герцога. Все, что убийца мог о ней сказать, — это то, что не назвал бы ее сон чутким. Женщина потянула на себя одеяло, сместившееся от предсмертных судорог ее покровителя, перевернулась на бок и затихла.

Выждав несколько секунд, убийца практически стек с кровати, не только не потревожив покой спящей, но и не запачкавшись в продолжающем растекаться озере крови. Как только маланиец оказался ногами на полу и выпрямился, его сердце прекратило свою спокойную работу и, затрепыхавшись, рухнуло куда-то в брюхо: он увидел изголовье ложа. На мгновение ему показалось, что это тянутся худые руки толпы мертвяков — с длинными тонкими пальцами и опасными когтями. Мимолетный образ развеялся быстро, но реальность все равно пугала: места́, где раньше была лепнина из цветов и то ли поросят, то ли жирных младенцев, покорежились и выгнулись внутрь десятками острых штырей разной длины и толщины. То, что его не задело, было, без сомнения, невероятным везением.

Испуг, так быстро сместивший воодушевляющую гордость, поспешил уступить место яростной злобе. Мальчик вырвал свою каму из шеи отозвавшегося хлюпаньем трупа и метнул оружие в большую картину, изображающую, без сомнения, Ракгара — славного сына величайшего из Великих. Маланиец знал, что людям-заклинателям и тем более чистокровным стиям нужно в первую очередь калечить руки, иначе могут возникнуть проблемы, но пожелал повторить позу нарисованного воина, затейливо проводившего время с женой.

Медленно подходя к полотну, наемник ругал себя, беззвучно шевеля губами. Он не хотел выказывать непочтение духу и все еще считал свою забаву стоящей, явно впечатлившей жертву в последние секунды жизни. Но то, что он не заметил, как по воле стия начали расти металлические шипы и колья, едва не распоровшие его, было непростительным.

Довольно шумно втянув носом воздух, молодой маланиец высвободил из полотна свое оружие. Поглядел на окровавленное ложе поверх лезвия из черной стали — металла, который невозможно заклинать, — и вернулся к телу герцога за трофеем. Пока мальчик извлекал жилы, он искренне дивился тому, как вавстравийка продолжала наслаждаться миром грез.

Движение воздуха, скользнувшего по волосам, привлекло внимание наемника к закрытому окну, в котором, видимо, притаилась щель. Убийца сразу перехотел уходить по уже зачищенным коридорам, решив спуститься из окна и тихо умертвить несколько стражников еще и в саду. Обледеневшая стена и скрипучий снег будут непростыми препятствиями, которые помогут ему доказать самому себе, что он не просто везучий, а хоть чего-то стоит. На просьбу нанимателя обойтись наименьшим числом непричастных жертв уязвленному мальчишке было плевать.

Покинуть место преступления юному маланийцу, уже доставшему из небольшого заплечного мешка моток веревки и аккуратно вглядывающемуся во тьму, царящую снаружи, помешала женщина. Ведь каким бы крепким ни был сон любовницы герцога, он явно был тревожным, так как та в очередной раз перевернулась, обнажив значимую часть своих прелестей и обняв одеяло, которое должно было их прикрывать. Кинувший прощальный взгляд на ложе мальчишка не смог сдержать интереса.

Женщина спала. Золотые волосы рассыпались по подушке шелковым ореолом. Вытянутое лицо с длинным острым носом и вздернутыми бровями хмурилось и шевелило тонкими губами. Худые белые руки крепко прижимали к себе голубую ткань, закрывая маленькие грудки, однако спина, талия, подтянутые бедра обнажились перед неотступным оком ночи. Перед желтыми глазами убийцы.

Маланиец не находил ее красивой — тощая, поджарая, — он не сомневался, что, если до нее дотронуться, твердость мышц под бледной кожей не уступит его собственным. Наемник слышал, что любая вавстравийка умеет обращаться с оружием. Но он был молод и еще не имел собственной жены, поэтому отвести полный юношеской завороженности взгляд оказалось ему не по силам.

Женщина спала. А граница между голубой и черной от крови тканью уже почти дотянулась до нее, несмотря на колоссальные размеры ложа. Со стороны убитого алые капли одна за другой едва слышно падали на пол. Ни этот звук, ни тошнотворный металлический запах, пропитавший комнату, не мешали сну любовницы убитого. Чего говорить о стоящем над ней пришельце, который был не громче ее собственного дыхания. Бесшумный гость провел рукой по воздуху над ее изгибами.

Вдруг маланиец почувствовал присутствие. Затем увидел боковым зрением, как смутные очертания, только лишь напоминающие человеческие, словно ткутся из теней. Мальчик знал, что стоит ему повернуть голову, чтобы постараться рассмотреть своего потустороннего спутника, как того уже не будет на прежнем месте. Было ли это верным духом, желающим ему помочь, или чем-то иным, враждебным и неизвестным, — юный наемник не знал, но всегда, когда это появлялось, все нутро маланийца скручивалось от смеси ужаса и благоговения.

Бесполый голос, не имеющий силы, высоты, тембра — ничего, кроме сладкого давления. Будто отчетливый шепот, странно громкий, мгновенно заставивший вспотеть, но едва ли отличимый от собственных мыслей и уж точно не способный потревожить чужой сон. «Давай, — искушал его голос, — ты ведь хочешь. Развлеки нас обоих. Раскрась все красным. Докажи, что никто, пусть даже Правитель, не имеет права спокойно спать, пока живы лучшие из лучших. Давай. Ты не веришь, но она воин. Попробуй. Сильный противник и вкусная женщина… Первая женщина… Разорви ночь криком. Развлеки нас обоих…» Мальчик отпрянул от ложа. «Нет. Я не буду слушать. Уже скоро я смогу выменять себе жену. Я не хочу чью-то женщину».

«Она ничейная. Ты ее такой сделал. А теперь сделай ее своей. Давай». Маланиец сглотнул. Свет догорающих свечей с издевкой отразился в скатившейся по щеке слезе. «Нет. Нельзя. Здесь… все другое. Я не смогу забрать ее. Она не подарит мне сына». «Убей. Ты же хочешь. Убей не как женщину, а как воина. Ты же жаждешь увидеть вавтравийку в деле. Победи, а потом убей. Разрежь, разруби, поломай, разорви». «Молю, замолкни! Мне разрешили убрать на своем пути всех солдат, но никого больше. Я должен сделать работу чисто. Должен. Она… она осознает свою никчемность, когда поймет, чего избежала. Поймет, как ей повезло».

Женщина шумно вздохнула и открыла глаза.

Иллюстрации к главе "Роль Мраморного Герцога"

Большой ознакомительный фрагмент на Author.today

Роман полностью на Литрес

Специальное иллюстрированное издание на Литрес

Оба издания в ВК-сообществе автора

Денежку «вольному» в поселке заработать можно, если хлебалом не щёлкать. Там огород вскопать, здесь мусор вывезти, там коров забрать, здесь дров напилить и в сарае пустые бутылки рядами поскладывать. Работа часто не пыльная, а к ручке всегда что-то прилипает. А еще накормят и закурить дадут.

На Топольской улице жил профессор по фамилии Круг, хотя Васька скорее его бы квадратом назвал. Какой же он круг? Самый натуральный квадрат. Даже голова плоская сверху, как трактором проехались.

А всё потому что профессор. Вся красота в ум вышла, а не как у Васьки, то есть наоборот.

Постоянно он что-то химичит. Стучит, пилит, брусчатку, цемент, кирпич, плитку грузовиками завозит, а не видать сделанной работы. Куда всё девается? Одно слово ученый.

Васька все мимо ходил, руки в карманах, и присматривался. Домик как домик. Двухэтажный, резной забор с летучими мышами, с терассой и курочками. Он их что ли цементом кормит? Гляди какие жирные бройлеры.

Профессор заметил любопытство Васькино и вышел навстречу руки в перчатках потирая, на морде защитные очки как у сварщика, сам в пакет какой-то замотан как у врачей по телевизору.

— Ну чего уставился — говорит, — ходит и ходит. Так ты спроси.

— Куда стройматериал деваешь? — таки спросил Васька, — перепродаешь жиду с Васнецова? Так он тебя кинет, хитрый гад.

Профессор только хмыкнул.

— Наукой занимаюсь. В лаборатории подземной. Заработать хочешь?

— А покажешь эту самую? Лабораторию?

— Если заслужишь, — почти согласился старичок и ручную пилу выронил, которую за спиной прятал. — Ой. Мне работать нужно, ну так как? Сможешь ребеночка найти для опытов? Так чтобы не знал никто? Сиротку можно. Желательно девочку, но ты с мальчиков начни, они доверчивые. Платить буду хорошо — павлином хвост распустишь, но хоть раз подведешь — я тебя больше не знаю.

— И подвал покажешь?

— Со временем, — согласился старый чудак.

— Ну значит вы нашли кого надо, — обрадовался Васька, — я с детьми умею разговаривать. Можно сказать на одном языке курлыкаем.

Договорились с дедом. Тот все объяснил и «имстуметарий» дал. Мешок, верёвку, кляп для рта, шприц, настойку сонную, платок с вышивкой. Васька и приступил к работе немедля, а чего ждать?

Первого пацана — одноногого цыганенка он выкрал почти на глазах у толстого барона и его жены. Пришлось малого пристукнуть (раз десять) живучий был падла и юркий. Весь мешок юшкой измазал и штаны любимые испортил.

Барон объявил награду тому, кто одноногого найдет и смерть похитителю (то есть Ваське). Целый мешок травы обещал насыпать, в рост цыганенка. Даже боязно было немного. За целый мешок Ваську из-под земли достали бы цыгане, но сдох барон внезапно. Взорвали ему дом конкуренты вместе с двенадцатью сыновьями и черной мадам-женой.

Второго пацанчика Васька конфетой приманил рядом с железнодорожным вокзалом. Страшный экземпляр. Косой, заикается и слюной плюётся когда разговаривает. Васька его в лес выманил, закормил сладостями, так что тот только зевать мог и платочек к носу прижал, чтобы заснул крепко.

Так и пошло-поехало помаленьку. Работа не пыльная, оплата регулярная и всё по чесноку. Васька штаны новые купил, чистый лён. Ходит по улице нос задирает, а две пары про запас в шкафу хранит. Ремонт в доме начал делать. Цемента заказал, и камня, чтобы двор выложить — у него не пропадет. Всемирный ученый хорошо платил за работу. А за секретность ещё и сверху кидал рублики. Вот только грустный стал в последнее время, если не сказать злой.

— Плохой материал, — сказал он как-то раз Василию и головой покачал, — очень плохой материал приносишь. Кривые, косые, грязные, кожа черная — немытая. И наглые такие все — дерутся. Девочка нужна. Ты уже опытный ястреб, принеси маленькую красотку, а я денег больше дам.

— Покажете лабораторию? — Василий уже говорил умному дядьке «вы» чтобы тот не обиделся и не сбежал с васькиными денежками.

— Может быть. Может и поучаствовать в опытах разрешу, — расщедрился профессор, — только красивую девочку лет пяти вынь да положь. На рынок съезжаются со всей окрестности селюки и дети с ними на молоке вскормленные, если понимаешь о чем я. Глаза голубенькие, волосы шелковистые, ручки нежные.

Василий всё понял и отправился на поиски. Три недели на рынке появлялся, круги нарезал, а всё никак не получалось.

Цыганки мелкие шныряют, которых даже если отмоешь, переоденешь и зубы новые вставишь все равно за красоток не сойдут.

Ещё жидовки попадаются симпатичные. Вроде бери не хочу, так они от мамочки не отходят. А если мама торгует, так рядом отец садится или старший брат. Васька даже подмигивать Райке начал и головой красиво махать, как брат энтот встал, здоровенный «лось» и кричит, кулаками машет. Васька еле утёк роняя слюни.

Деньги заканчивались. Профессор Круг злится и на порог не пускает, опыты говорит не выходят из-за Васьки.

Через неделю уже выпить нечего было дома, разве что остатки цементного раствора из ведра.

Отправился тогда Васька на рынок твердо записав себе на лбу, что хотя бы пацана, но притащит для опытов — учёный не пожалеет на бутылку.

Увидел коляску у магазина «Детский мир», заглянул, а там ребеночек лежит, отдыхает, то есть спит. Васька проверил — пацан, на сдачу пойдёт и захватил коляску с собой. Ребенка мешком накрыл, чтобы не заглядывали лишние глаза и покатил на рынок.

А там у киоска с леденцами сосательными Райка стоит и покупает сладости — юбочка из плюша. Васька дождался как отойдет подальше и подкатил к ней.

— Шалом, — говорит, — это «здрасьте» по ихнему. Она молчит, глаза таращит, но шаг не ускоряет, заинтересовалась.

— Харам, — делает он еще одну попытку. Почти до рынка так добрели. «Старая» сейчас перехватит дочку и прощай добыча, придется только со свертком возвращаться.

— Я вас не понимаю, — отвечает жидовка на чистом русском. Успела где-то выучить, да так хорошо, без акцента — у вас там ребенок.

— Ага, — говорит он и срывает мешок, — богатырь. Девочка улыбается и сюсюкает с младенцем, потом поворачивается к Васе и глаза у неё расширились как два шарика на параде.

— Это девочка, — шепчет она и бледнеет, — а зачем…

Василий посмотрел еще раз, штанишки поправил на ребеночке и правда ошибочка вышла. «Суперприз» может выгореть. Профессор как раз девочку хотел. Вдалеке грохнуло, да так громко что земля затряслась под ногами.

Девочка в коляске агукает и улыбается Васе. В глазах горят алым зрачки, будто крови туда накапали.

— А где Вакулина? — шепчет девочка, и вдруг убегает прочь и с каждым её шагом земля бьется в конвульсиях.

«Хватит старику и одной», — думает Василий и дает пальчик ребенку. — У-тю-тю, моя красавица».

Девочка с радостью хватается за предложенное и одним движением ломает Васе указательный перст. Земля трясется все быстрее и сильнее, так что коляска подскакивает. Над головой тучи собрались и потемнело резко вокруг, а Васька всё пытается руку отобрать у новорожденной. Получилось — отделался сломанным запястьем и отбитой жопой.

— Ах ты, гадина, — стонет он в пыли и видит приближающуюся на четырех «Вакулину». Каждый раз как лапы существа ударяют о землю с соседних крыш летит шифер, трясется земля, поднимаются тучи пыли и чуть не переворачивается коляска. Что-то большое и очень злое приближается. Зрачки красные, злые, как у новорожденной. Васька закрывает глаза и кричит изо всех сил.

***

Вакулина сначала в милицию хотела его сдать, но пожалела. Попросила показать куда он детей водил. Привязала его к фонарному столбу напротив усадьбы и велела ожидать. Ой, как профессор кричал из подвала. На трех языках сразу.

Ваську в тюрьму не отдали. Потому что не со зла. Ради науки старался и из бедности. Теперь он пастухом у Вакулины работает. Девочка растёт — молоко нужно свежее. Плюс по хозяйству — кусты в барашков постричь, солнечные панели на крыше проверить, жить можно там же. А подвал обещала показать, если заслужит, да.

***

14.09.2024

То, что нельзя называть.