Алая со вздохом собрала карты, перетасовала их, подровняла колоду и завернула в ярко-красный шелковый платок.
Мужчина, сидевший перед ней, с любопытством спросил:
- Ну, так что карты сказали, матушка?
- А ничего, мил человек.
- Ничего хорошего или ничего плохого? - продолжал настаивать пришедший.
- Ничего вообще. Пусто. Зеро. Нихиль. - ответила Алая, используя слова языков, которые мужчина не знал. Видимо поэтому он споро выхватил из-за пояса кинжал и приставил лезвие к горлу колдуньи.
- Ты, старая потаскуха, не юли, ты правду говори!
Ощущения были не из приятных, но Алая предпочитала молчать.
- Неужели все так плохо? - выдохнул мужчина и опустил клинок.
- Да не плохо. Но и не хорошо, - честно отвечала ворожея. - Никак.
Мужчина неожиданно заплакал. Мутные слезы стекали по покрытым многодневной щетиной щекам и терялись где-то в полуседой бороде.
Алая встала, сунула руку в карман и выудила оттуда петушка на палочке.
- На-ка, угостись.
- Издеваешься, матушка? - спросил мужчина таким голосом, что уж лучше бы снова потаскухой обозвал.
- Вовсе нет, - пожала плечами колдунья. - Я их для забрюхатевших девок держу, чтоб в истерике не бились. Успокоительное, то есть. А ты сейчас как есть не в себе.
Мужчина подумал, да и сунул леденец в рот. Молочный вкус напомнил детство, раннее-раннее детство, теплые руки мамы, ее мягкую большую грудь, ее обширные колени, заменявшие собой весь мир... Он сосал и успокаивался и постепенно гадание стало казаться чем-то неважным, даже ненужным.
Алая между тем спрятала алый платок в рундук, нехотя запустила руку за пазуху и извлекла две серебряных монеты.
- Деньги свои забери. - Сказала она строгим голосом. - Я, хоть и старая... - тут она поперхнулась, - но чужого мне не нать.
Мужчина сложил монеты в кошель, не выпуская леденец изо рта, попрощался и ушел.
Из-под лавки блеснули хитрые глаза.
- Ну, и что я могла сделать? - ворчливо сказала лисице Алая. - Что, если он из этих самых, из тех, у кого ничего на роду не написано? - еще раз вздохнула и принялась за привычные домашние дела.