— А глаз саламандрий, знашь, сколь стоит? Никаких денег не хватит! — баба-яга жалостно поглядела на Кощея честными голубыми глазами, одновременно потихоньку прибирая кусок коврижки с изюмом в потайной карман под передником.
Властелин тридесятого, конечно, обратил внимание на её манёвр, но из уважения к женскому полу (а, может, из снисходительности) сделал вид, что не заметил.
— А жабьим, разве, заменить нельзя? — спросил он простодушно.
— Дак, ить, эффекту тово не будет! — очень убедительно отвечала старуха, сгребая чернослив из хрустальной чаши в свое блюдце, — и, опять же, от жабьего глазу завсегда в печёнках бурление происходит, инда огнём жжёт!
— Значит, просишь субсидию? — еще простодушней спросил Кощей.
— Агась!
— На обычных условиях?
— Как водится! Сначала столько, потом полстолько, потом четверть столько... — Голубой глаз бабки загорелся алчным огнём при мысли о таком богатстве.
— А столько — это сколько? — осведомился Кощей, в первый раз за всё время послеобеденного чая отхлебнув целебного отвара из тонкой фарфоровой чашки.
— А сколь не жаль тебе, голубчик. Но не меньше десятки, — быстро добавила яга.
— Ну, пусть для доброго счета выйдет ровная дюжина, как раз Новый Год на носу! Столько, полстолько, еще четверть столько, и так далее, — Бессмертный старик быстро рассчитал в уме и выписал бабке поручение на выплату из казны.
Старуха вперилась в листочек и обиженно взвыла:
— Так ить, касатик, тут всего на двадцать четыре золотых итогу! Ошибка вышла!
— Никакой ошибки, — строго ответил Кощей. — Если хочешь, можешь перечесть.
И бабка перечла. Считала три дня и три ночи, извела стопку бумаги, потом обратилась к знакомому математику, и окончательно огорчилась. Но особо огорчаться времени не было — приближался конец года, после которого аннулировались все неоплаченные поручения в казну. Старуха скорехонько прибёгла в грановитую палату, предъявила докУмент казначею и, пока он отсчитывал деньги, бормотала под нос обиженно:
— Геормертрическая проргрессия у них! Все в плепорции! Никакого уважения к старости!
А признайтесь - вы ведь две ночи не спали, все думали, что погнало Алую на проклятую полянку собирать грибы с глазами? Чтобы понять это надо перенестись в солнечное утро неделей раньше, да не в лес перенестись, и не в избушку колдуньи, а во дворец местного марк-графа. Мрачная тишина царила во дворце: служанки сняли деревянные башмаки и скользили по навощенному полу в полосатых чулках, еле слышно сметая розовыми перьевыми метелочками пыль с ваз и статуй; дворцовый повар, известный всей дворне своим бурным нравом и любовью к заковыристым ругательствам, не ругал поваренка, плохо просеявшего муку, а только молча выворачивал ему опухшее ухо; и поваренок не визжал от такой экзекуции, а сосредоточенно сопел; даже старый пес, всю жизнь провертевший на кухне громадный вертел, делал свою работу тихо, стараясь не скрипеть и не дребезжать. В покоях марк-графа, однако, раздавались голоса. Еле слышный, легче облачка, шёпот струился по залу. - Ну что, - с трудом смиряя зычный бас, допрашивал властитель здешних земель (и Леса, как он думал, тоже) старую гофмейстерину. - Рыдают-с, - отвечала та, и руки ее под белыми кружевными манжетами едва заметно тряслись. - Да невозможно же! - шепотом проорал марк-граф, - третий день плачет, и не говорит от чего! - Осмелюсь предложить, - прошелестела гофмейстерина, - позвать Алую. - Думаешь, сглаз или порча? И дело, вправду, было похоже на сглаз или порчу. Потому что третий день рыдала ни кто иная, как молоденькая светлокудрая хохотушка - жена марк-графа, недавно подарившая ему сына. Предыдущая супруга сумела родить только пять дочек, и, дав жизнь пятой, преставилась. Так что рождению первенца все в графстве радовались, но тем не менее, нельзя было игнорировать подозрение, что младший брат марк-графа, уже привыкший к мысли, что мощные чресла его сюзерена способны плодить только девчонок, был крайне недоволен этим обстоятельством. Алую позвали, Алая пришла, полчаса проговорила с графиней, и ушла торопливо, коротко бросив, что дело не терпит отлагательств и не до объяснений. А потом, пару дней спустя, вернулась с лекарством и излечила страдалицу. В чем же было дело? А дело было в том, что однажды, разглядывая себя в зеркало, красавица марк-графиня обнаружила тоненькую морщинку в уголке рта. "Я старею!" - в ужасе подумала она, и принялась искать другие признаки увядания. И они, конечно же, нашлись: какие-то желтоватые тени у глаз, складочки на бедрах, искривленный ноготь на ноге... Утешить графиню смогла только Алая, поднеся ей волшебное, омолаживающее, зелье, под воздействием которого исчезли и морщинка, и тени, и складочки...
И только мудрая колдунья знала, что бороться ей пришлось не с признаками старости, а с ее призраком - ибо все несовершенства существовали только в воображении молоденькой красотки. "До настоящих морщин ей придется жить еще лет пять, да родить еще пару ребятенков, - рассказывала по привычке вечером Алая лисице. - Так ведь в том и сложность! Обычные несовершенства вылечить несложно, ну, или замаскировать - как придется. А вот бороться с несовершенствами мнимыми, существующими только в голове... Тут-то и надобны грибы с глазами, так и знай". Ну, и вы так и знайте!
Читая за завтраком последние культурные новости Стамбула наткнулась на заметку — на улицах города установили 34 фигурки существа по имени Шахмеран, символа, пришедшего из Мардина, фигуры простоят до августа, после чего будут проданы, а деньги пойдут на образование девушек в рамках благотворительного проекта.
Задерживаюсь на новости, разглядываю фотографии.
С экрана на меня смотрит непонятное существо, с огромными глазами на красивом лице, грация нелепой на первый взгляд фигурки завораживала.
Фото с новостного портала www.sozcu.com.tr Одна из тех самых фигурок Шахмеран
Глаз зацепился за странное слово — Шахмеран, явно не турецкое, от него веяло чем-то древним, а еще чем-то горьким, и — непонятно отчего грустным.
Поисковик Гугла выдал какую-то неинтересную общую информацию — человек-змея, легенда какая-то старая там вроде была, сейчас символ Мидьята, и вроде как дом существа был там, где сейчас стоит крепость.
Чем дальше, тем непонятнее. И моя любопытная душа требует внести ясность, причем немедленно.
Руки сами собой набрали телефонный номер, друг ответил почти сразу:
— Привет, чего трезвонишь с утра пораньше?
— Привет, вопрос есть — ты же из Мидьята родом, ты знаешь, что такое «Шахмеран»?
— Уууу, Нат, ты где это раскопала? — друг удивился, — это же наше, курдское. Старая как мир легенда о получеловеке-полузмее, змее-султане. Ее в Мидьяте каждый знает. «Маран» — это так раньше змей называли, а «шах» — правитель. А Шахмеран — не кто иная, как правительница змеиного царства.
— Будь человеком, В., расскажи легенду, — ерзаю от нетерпения я.
Друг засмеялся:
— И откуда ты только это все находишь-то, я легенду о Шахмеран последний раз в детстве слышал, когда бабушка мне сказки сказывала.
— Ну пожааалуйста, — упрашиваю я.
— Ладно, будет тебе сказка, — слушай…
***
Сотни лет тому назад в окрестностях Мидьята, глубоко под землей, в дивном саду, жила Шахмеран.
В саду, где никогда не увядали цветы и не заканчивались фрукты, Шахмеран жила счастливо и сыто. Каждый угол ее прекрасного сада был украшен драгоценными камнями, а змеи любили свою повелительницу и чтили ее.
Однажды вышло так, что бедный юноша Джашиб, собирая хворост, нашел полный меда колодец и позвал своих друзей, чтобы они помогли донести мед до деревни. Обвязавшись веревкой, Джамшиб вынес на поверхность много меда, но друзья, пожадничав и не желая делиться с ним его же находкой, решили бросить его в колодце.
Сказано — сделано. И когда Джамшиб в очередной раз спустился вниз, они сбросили веревку, по которой он поднимался, забрали мед и ушли.
Напрасно Джамшиб звал на помощь — ни одна живая душа его не слышала. Потеряв всякую надежду, он сел, поджал ноги и бездумно уставился в пол колодца, думая о скорой смерти. Но внезапно увидел тоненький лучик света, который пробивался из-под земли сквозь отверстие не больше ушка иглы.
И глазам его предстала удивительная картина — необыкновенной красоты сад, в котором цвели многочисленные цветы, били фонтаны, а посреди этого великолепия ползали сотни змей, которые, увидев незваного гостя, уставились на него и зашипели.
На резном троне у изголовья самого большого бассейна сидела большая белая змея с головой женщины. Увидев Джамшиба, она сказала:
— Добро пожаловать, человеческий сын. Не бойся нас, ты здесь гость.
Это была Шахмеран, царица змей.
Сначала змеи принесли Джамшибу угощение, и Шахмеран расспросила его — кто он, и для чего пришел в их край. Джамшиб рассказал все как было, и Шахмеран расстроилась, сказав юноше:
— Люди никогда не ценят доброты. Ради своих интересов, ради выгоды, они готовы причинить другим вред. Ты можешь остаться здесь, пусть это место будет твоим новым домом.
И Джамшиб остался, и несколько лет провел в змеином царстве рядом с Шахмеран.
Но шли годы, и сад Шахмеран стал для Джамсаба золотой клеткой. Уже не радовали его ни явства, ни журчание фонтанов, ни рассказы змей. Все чаще и чаще жаловался он своей покровительнице:
— Я скучаю по дому, Шахмеран. По родине, по матери о отцу, по братьям. Словно я заперт в золотой клетке, словно жизнь моя проходит мимо.
И Шахмеран в конце концов растрогалась:
— Возвращайся домой, — сказала она Джамшибу, — но о том, что видел здесь, никому не рассказывай. Людям незачем знать о моем царстве и его богатствах, ни к чему это. И — так как ты прожил с нами долго, ты сам изменился. Ты жил со змеями, купался со змеями, и твоя кожа в воде уже выглядит точно как наша, так что никогда ни перед кем не купайся и не ходи в хамам. Люди злы и завистливы.
Джамшиб дал слово, что никому и никогда не расскажет о мудрой царице змей, и покинул подземный сад.
Долгие годы жил он потом среди людей — не нарушил данного Шахмеран слова.
На ту беду, правитель Мидьята тяжело заболел, и самые мудрые доктора не могли найти лекарство от той болезни. Лишь один старый врач долго качал головой, а потом сказал:
— От этой болезни одно лекарство — плоть Шахмеран. Найдете царицу змей — спасете своего повелителя.
И придворные стали искать кого-то, кто знает, где живет Шахмеран, и никто не мог дать ответа. Но нашелся один ученый муж, посвященный в тайны неба и земли, но польстившийся на людское золото, обещанное за рецепт лекарства. Он сказал:
— Тот, кто жил с Шахмеран, становится похож на змею и в воде имеет змеиную кожу. Неужто во всем Мидьяте нет такого человека?
Тогда визирь велел всех жителей Мидьята отвести в хамам, там-то и увидели Джамшиба, покрывшегося змеиной чешуей от прикосновения воды.
— Либо ты скажешь нам, где живет Шахмеран, либо мы будем тебя пытать. — сказал ему визирь.
Джамшиб сначала не проронил ни слова, но плоть человека слаба, и под пытками он сдался — и показал дорогу в подземный сад.
Шахмеран поймали, вытащили из колодца и притащили во дворец. Когда она увидела Джамшиба, то грустно посмотрела на него:
— Получается, и тебе нельзя было верить… Я знала, что люди ненадежны, но думала, что ты другой, ведь тебя же тоже предавали…
— Меня пытали, — прошептал Джамшиб, — я не смог выдержать пытку.
Шахмеран, смирившаяся со своей участью, печально сказала:
— Я в тебя верю, Джамшиб… Я дам тебе еще один шанс, чтобы ты стал хорошим человеком. Смотри не упусти его. Если мне все равно не жить, то я открою вам тайну. Бланшируйте меня в глиняной посуде, накормите султана. А воду пусть выпьет визирь, и станет мудрым. Тот же, кто съест мою голову — умрет. Тебе, Джамшиб, я велю съесть свою голову, это будет твоя расплата за предательство.
И охрана убила Шахмеран.
Мясо ее приготовили в глиняной посуде, и накормили султана. Визирь хотел мудрости и выпил воду, а Джамшиб, сгорая от стыда за свое предательство и малодушие, сам протянул руку к голове, желая умереть.
Но Шахмеран обманула.
Визирь, выпивший бульон, умер в муках, так отомстила Шахмеран за то, что он пытками вынудил Джамшиба нарушить данное ей слово.. А Джамшиб выжил — и получил всю мудрость Шахмеран, которая жила в ее голове.
Султан отдал место визиря мудрецу Джамшибу, и Мидьят не знал более справедливого и честного визиря. Но в глубине души его всегда жила боль.
Добрыми делами и помощью людям он пытался загладить свою вину перед Шахмеран.
А змеи — змеи до сих пор не знают, что Шахмеран мертва. А если узнают, то пойдут и обрушат города на головы людей, что посмели убить их мудрого правителя.
***
— Ну, как тебе легенда? — спросил друг, закончив свой грустный рассказ.
— Красивая и жестокая. — Мне действительно стало очень грустно. Такая добрая и такая несчастная Шахмеран, умирающая из-за предательства и алчности.
— Не грусти, — друг уловил минорные нотки в моем голосе, — поеду к своим в Мидьят, привезу тебе килим с Шахмеран, пусть тебя охраняет. В Мидьяте на каждом шагу Шахмеран, росписей много с ней, изделий разных. Ладно, я работать побежал, увидимся!
Традиционное изображение Шахмеран на блюде, фото из сети
Он кладет трубку, убегает по делам, а я спешу за компьютер, чтобы записать для вас эту старинную легенду о мудром существе и людской алчности и слабости.
PS. Новости читала я, друга пытала тоже я, литературно излагала легенду опять я, так что тег "Мое". А чуть позже легенда о Шахмеран вдохновила меня сделать нечто красивое, но про это уже в следующем посте.
= Может, тебя того, не долечили? — спросил Кощей кота Баюна, который в валенках, телогрейке и длинном разноцветном шарфе, намотанном на башке на манер чалмы, пытался соорудить снеговика из мокрого песка, которым так богато было Лукоморье.
Чтобы понять реплику властелина тридесятого, надо знать, что пару месяцев назад у сказителя случился нервный срыв на почве распределения премиальных ко дню Казанской божьей матери, более известному в сказочном царстве, как день триединства Горыныча.
По мнению кота, ему не додали столько, еще полстолько и еще четверть столько. В течение нескольких дней он приставал к богатырям, русалкам, дворцовому дьяку и ключнице с вопросами, сколько им выдали награждения и за какие такие заслуги, после чего заявился к Кощею и, странно кося левым глазом, вопросил:
— А через какое потому у тебя, вашество, ключи от казны обретаются?
Из чего сразу стало очевидно, что кот малость сдвинулся и пора его лечить. Его и лечили лучшие психиатры мира, лечила баба-яга, лечило то, не знаю что, и кто-то еще лечил не то из арабских, не то из индийских сказок. Наконец, постановив, что кот находится в полном здравии, выдав о том справку и скрепив ее красной сургучной печатью, отправили восвояси, и Кощей, закрыв больничный (о чём он сейчас сильно сожалел) приставил Баюна снова к зелёному дубу.
А тот вон что затеял! Соорудил из песка сначала малютку-снегурочку, потом приземистую снежную бабу, а теперь, когда на крики русалок поспешил сам бессмертный старик, не взирая на близость, так сказать, САМОГО, споро и ловко лепил снеговика.
— Так я спрашиваю, — возвысил голос Кощей. — Долечили тебя или нет?
— Долечили, — задыхаясь ответствовал кот, громоздивший огромный, с него ростом, ком песка на другой ком, еще больше.
— А это зачем? — властелин тридесятого ткнул в композицию, украшенную по всем правилом морковками, угольками и дырявыми жестяными вёдрами.
— А это затем, вашество, — сурово пояснил Баюн, — что у тебя зимой снега не допросишься! — после чего замолчал, и Кощею, знавшему упорство своего верного слуги, оставалось только обдернуть кафтан да и удалиться восвояси.
Мои подруги смеются надо мной. Говорят: "Век в девках просидишь!". Говорят: "Все принца ждешь!" А я жду и не скрываю. Мне мой крестный напророчил, что однажды ко мне придет принц, на худой конец, царевич, нежно поцелует и возьмет в жены. И почему бы мне не верить? Я ведь самая красивая среди подруг. Ноги у меня длинные и стройные, бедра мускулистые и крепкие, а икры и щиколотки изящные. Глаза у меня редкого зеленого цвета, большие и широко распахнутые, доверчивые и нежные. Рот у меня крупный и чувственный. Правда, говорят, язычок остер. Но ведь это - не недостаток? Вообще вся я стройная и поджарая, нигде ни жиринки, а все от того, что я много двигаюсь. Хорошо плаваю, отлично прыгаю в высоту. И ведь не неумеха я какая-нибудь! И еду приготовить мастерица, и рукодельем занимаюсь, и вкус у меня есть - когда надо, знаю, как принарядиться. Не понимаю, почему бы принцу не влюбиться в меня? А подружки смеются: "Как же, говорят, ждет она принца. Да он на нашем болоте и носу не покажет. На что ему лягушка?" Ну да, лягушка. Но ведь не такая, как все. Необыкновенная лягушка! Лягушка, которой обещан принц, или, на худой конец, царевич.
Однажды Алая пошла по грибы. Но, как вы сами понимаете, по простые грибы Алая не ходила. Поэтому взяла с собой заговоренную корзинку, сплетенную из ветвей ветлы, цветшей в полнолуние, волшебный нож, выкованный на огне, упавшем с неба, из самородного железа, надела волшебный платок, сплетенный из волос утопленницы и обула волшебные чуни, сшитые из кожи безрогого козла. В общем, защитила себя, как могла. Идет, значит, наша колдунья по самой чаще, куда едва долетают лучи солнца, ядовитые травы посохом отодвигает, злой крапивы сторонится, на уханья сов внимания не обращает, за болотными огоньками не гонится. И выходит на чудо-полянку. Полянка вся заросла душистыми цветами, а в самом центре на припеке растет молодая елочка и под елочкой той притаилась стайка грибов. На вид - обычные себе боровики: упругие, кряжистые, в самом соку. Достала Алая нож и приготовилась срезать грибы. Как вдруг самый мелкий из них открыл глаза, сдвинул шляпку набекрень и грозно сказал: - Не замай! - Чего? - удивилась женщина. - Не трожь, говорю! — Вот еще! Я полдня вас искала, а теперь не трожь? - сурово ответила Алая и срезала наглого гриба под корень. А этот малышок как засвистит разбойничьим посвистом! И тут же полянка преобразилась. Цветы обратились острыми зубами, елочка - длинным языком, грибы - вкусовыми сосочками и стала эта огромная пасть смыкаться вокруг колдуньи. Эх! Сейчас пропадет Алая ни за грош, и не о ком мне будет больше вам рассказывать! Ну, да не на такую напали. Сорвала она с головы платок, отливающий мертвенной зеленью, и бросила наземь. Тут же волосы из платка поползли в стороны и оплели в мгновенье всю пасть. Та было пыталась освободиться, да недолго рыпалась и снова стала обычной солнечной полянкой. Тут уж Алая вырезала всю грибную семейку и сложила в корзину, так что они, даже если б очень сильно захотели, не могли удрать, и пошла домой. Платок из волос утопленницы, правда, пришлось оставить на месте. Жалко - вещь ценная!
В тридесятом царстве нередко случалось, что властелин его приходил посоветоваться со своим верным стражем и сказителем, то бишь, с котом Баюном. Но, по правде сказать, весьма редко совет этот действительно был Кощею нужен. Чаще он заходил просто так поболтать и развеяться после тяжелых трудов правителя.
Но в этот раз все было по-другому. В этот раз бессмертный старик нуждался в поддержке. А дело было так: полюбив в последние лет десять время от времени рубиться в сетевых РПГ (причем предпочитал он либо сражаться за паладина, либо врачевать за клерика, и ни разу, насколько мне известно, не выступал, как лич или некромант, ну, да и бог с ним), а там, естественно, общаться с членами команды. И вот последние две недели он активно переписывался и сражался плечо к плечу с неким вором, о котором знал только, что тот еще школьник, и даже, сколько ни старался, не смог вызнать пола своего визави. Ник у него был совершенно непроизносимый, а разговаривал он (или она) исключительно на английском, хотя и ясно было, что язык этот для него (или ее) не родной.
И вот как-то глубоко ночью после очередного весьма удачного рейда, разбирая достоинства новоприобретенного лута, этот самый вор написал Кощею: «Ты мой краш!».
Бессмертный старик очень обеспокоился, решил сообщение проигнорировать, но от чего-то остаток ночи спал плохо и видел кошмары.
А наутро пришел к Баюну с вопросом, что делать. Кот нахмурил лоб, почесал за ухом задней лапой и решительно сказал:
— Ты бы, вашество, больше не беседовал с этим вором о личном.
Кощей приподнял левую бровь.
— За это в нынешние времена и посадить могут. — пояснил важно Баюн. — Ну, то есть, за малолетку.
— Да за что? — Возмутился Кощей. Но тут же вспомнил все двусмысленные шуточки, которые отпускал порой в игре, а также нецензурные выражения, которые иногда позволял себе, потому что английский мат после русского вроде как и не мат совсем, а вполне себе литературный язык.
— Мда, — кот прочитал мысли, одолевавшие его властелина с легкостью, хотя любой другой сторонний наблюдатель ни за что не смог бы этого сделать. — Как есть посодют, вашество. Пора завязывать!
Герцог посмотрел на Гаральда Синеокого с уважением: удивительно, как просто великий маг забыл все их распри и пришел на помощь. Если б не он, разве смогли бы они противостоять чудовищному натиску северных варваров? Правда, способ, предложенный чародеем, был непрост, и кое-кто сказал бы ужасен. - Его поведала мне одна ведунья, живущая далеко отсюда в заповедном лесу, - по скромности своей Гаральд не хотел, чтобы все заслуги приписывались ему одному. - Надлежит найти самый старый вяз в твоем герцогстве, срубить его, из древесины соорудить точное подобие замка, в котором ты родился. После этого из девиц, находящихся в кровном родстве с тобой, надо выбрать самую юную, достигшую, однако, брачного возраста, и пропитать ее кровью копию замка. До тех пор, пока стены его остаются красными, твои владения останутся неприступными. И так и вышло. Жалость, правда брала глядеть на двоюродную племянницу, и без того хрупкую болезненную отроковицу со слишком светлыми и слишком тонкими волосами, которая сейчас лежала бледная и безропотно позволяла выпускать каждый день по чашке крови из тонкой ручки. Но безопасность герцогства того стоила! Полчища северян много раз пытались переступить границы герцогства, но всякий раз, только вражеская нога касалась заповедных земель, как странный недуг охватывал врагов, и они позорно бежали. Правда недалеко, ведь, едва они покидали герцогство, как тут же выздоравливали и преисполнялись еще больших ненависти и ярости. Но сейчас все было спокойно, и герцог, разнежено попивая теплое вино с корицей и лимонными корочками, беседовал с Гаральдом. - Кстати, о той ведунье, как бишь ее звали? - Алая, ваше высочество. - Какое странное прозвание! Не связано ли оно с тем, что она волхвует на крови? - Нет, насколько я знаю. Просто эта странная женщина очень любит алые розы. - Романтичная особа, кхм? - Опять-таки нет, насколько я знаю. Напротив, самая прагматичная и уравновешенная особа. - И сколько продлится эта магия? - герцогу вдруг стало неспокойно. Помощи ждать ему было неоткуда - союзников он завести не потрудился, а казна давно была пуста, и наемников нанять было не на что. - Алая как-то неопределенно выразилась, сейчас припомню. Кажется, она сказала: "Пока бьется сердце"... - Чье сердце? - встревожился герцог, припомнив болезненное еле живое тельце племянницы. - А вот этого она не уточнила, - неприятно усмехнулся Гаральд, и властителю окрестных земель стало не по себе. "Действительно ли великий маг забыл все наши распри?" - подумал он и поежился.