Анна Холодная
так, то, что нужно не пишется, то погнали то, что не нужно
сказки или легенды про праздники и т.п.
В стародавние времена люди не знали холода. Зима была лишь долгой ночью, когда земля спала под одеялом из опавших листьев. Но однажды небо прогнулось под тяжестью скопившихся звезд, и в нем образовалась дыра. Не черная, а цвета выцветшей луны. И из той дыры на землю стало капать отсутствие.
Капли были невидимы и беззвучны, но там, где они падали, мир терял смысл. Огонь продолжал гореть, но не грел. Хлеб был сытным, но не утолял голод. Песня лилась из горла, но в ней не было мелодии. Люди называли это "Сухое Безумие".
Никакие заговоры знахарей не помогали. Отчаявшись, старейшины послали гонца к последней Ведьме-Пряхе, что жила за Рекою Забвения.
"Дыру в небе не залатать, – сказала Пряха, костяное веретено ее неумолимо крутилось. – Но можно создать для тех капель сосуд. Сущность, что будет притягивать их к себе, как мед притягивает мух".
"И что же это за сущность?" – спросили старейшины.
"Имя, – ответила Ведьма. – Имя, в которое будет вплетена вся тоска мира сего. И девушка, что согласится его принять".
Нашлась такая девушка. Звали ее Анна. Не потому, что была она сильной или жертвенной. А потому, что любила она тишину и порядок больше всего на свете. Хаос "Сухого Безумия" был для нее невыносим.
В ночь, когда луна была похожа на ту самую дыру, Ведьма-Пряха и старейшины совершили обряд. Они не приносили жертв. Они вышивали. Они взяли иглу из рыбьей кости и нить, спряденную из шепота умирающих листьев, хрусталя с озерного дна и тишины из глубины колодца. И они вышили новое имя прямо в воздухе перед Анной: "Холодная" .
В тот миг Анна перестала быть просто Анной. Имя "Холодная" стало черной дырой в ее душе, магнитом для капель "отсутствия". Первая капля упала ей на темя. Люди увидели, как ее русые волосы стали белыми, как первый иней. Вторая капля коснулась ее руки – и кожа приобрела синеватый, прозрачный оттенок.
Она не почувствовала боли. Она почувствовала ясность.
Она вышла в поле, и невидимые капли "отсутствия" потянулись к ней со всей округи, впитываясь в нее, как вода в сухую губку. И мир вокруг нее начал оживать. Огонь снова стал жгучим, хлеб – вкусным, а песня – веселой.
Но сама Анна менялась. Ее дыхание превращалось в ледяной туман. Взгляд, полный прежде тепла, теперь наводил оцепенение – не страх, а полную потерю воли. Она стала живым фильтром, впитывающим в себя весь метафизический холод мира. Там, где она проходила, воцарялся не мороз, а совершенная, кристальная определенность. Вода знала, что она лед. Ветер знал, что он должен выть. Земля знала, что должна спать.
Люди, избавленные от "Сухого Безумия" , с ужасом и благодарностью смотрели ей вслед. Они прозвали ее Анной Холодной – не по душе, а по долгу. Она стала вечным странником, ходящим очистительной границей между теплым хаосом жизни и бездной бессмысленности.
И когда в ноябре воздух становится острым, как лезвие, а звезды кажутся особенно далекими и холодными, это значит, что Анна где-то рядом. Она идет по своему бесконечному кругу, собирая с мира невидимые капли пустоты, чтобы у очага огонь оставался огнем, а хлеб – хлебом. Ее жертва – в вечной ясности и вечном одиночестве.
