— Не смей указывать, адское отродье! Я тебе не верю!
Пока Патрик забалтывал Джеймса, я присел, якобы завязать шнурок, и перетёк правее, уходя из сектора обстрела и намечая, что делать. Свой пистолет далеко, проще руками. Я зашёл за спину Джеймсу и приготовился к броску, но замер на миг, на краткую долю секунды, подавляя острый прилив головной боли и слабости. И ровно в этот миг Джеймс оглянулся.
Его лицо перекосилось от ужаса и ярости, и он выстрелил. Но я успел рухнуть на пол и откатиться за кровать. Громыхнуло, у меня заложило уши, а Мартинес отчаянно взвыл. Пока я лихорадочно доставал из кобуры своё оружие и заряжал, раздался второй выстрел, а за ним - звук упавшего тела. Хлопнула дверь. В домик ворвался холодный ветер.
Я осторожно выглянул - Джейс удрал, а у порога валялся Патрик с залитым кровью лицом. У меня всё похолодело внутри: убит! Я бросился к нему и с огромным облегчением увидел, что пуля прошла мимо, а у командира только разбит висок — попало рукояткой пистолета.
— Радисту… Помоги, — простонал Патрик. — У меня царапина.
Борясь с головокружением и дрожью в руках, я осмотрел Мартинеса. Пуля попала в правую ногу и прошла навылет через мягкие ткани голени, не задев кости. Мартинес весь трясся, из глаз градом лились слёзы. Но, кажется, пережитый страх и боль от раны привели его в чувство: взгляд стал гораздо осмысленней, чем раньше. Я обработал рану, огляделся, нашёл на полу тот самый кусочек металла и вложил его в руку Мартинеса:
— Держи на память. Ты везунчик.
Я помог ему лечь на кровать и велел укрыться одеялом. Его сейчас начнёт лихорадить. Кстати, вот тут пригодился бы техасский виски… Подобрать что ли, пусть послужит хорошему делу.
— Патрик, ты точно сам справишься?
— Да. Поймай этого кретина Фостера, Генри. А то убьётся ведь, как…
Патрик не договорил “как Кристофер”, но я понял и так. И внутренне содрогнулся, вспомнил изломанное тело в ледяной пасти.
— Никуда не денется, поймаю.
Проверив пистолет, я прислушался к звукам снаружи, потом присел и выглянул из-за открытой двери. Джеймса не было видно, но его голос доносился откуда-то справа. Я понял, что он ходит между двумя соседними домиками. Он то затейливо матерился в полный голос, то умолял оставить его в покое. Звучало бредово и очень как-то по-чужому, неестественно, бредово. Чёрт побери, всё, что творится с нами тут — бред, горячечный бред. Но мы — внутри него, и придётся с этим что-то делать. Не забывая про приказы и миссию.
Стиснув зубы и переждав новый накат тошноты и головной боли, я двинулся вперёд. Я не спешил: прятался, используя рельеф, и прислушивался. Сквозь шум ветра было слышно, как Джеймс поёт детскую песенку про утёнка, похабно коверкая слова.
Максимально тихо, стараясь, чтобы снег не хрустел под ногами, я подобрался вплотную, рывком преодолел расстояние от моего укрытия до стены и прижался к ней. Барабаны в голове и не думали утихать, и мне понадобилась пара секунд, чтобы собраться с силами. Джеймс вдруг замолк. Я напряжённо прислушался, пытаясь понять, где он.
— А-а-а-а-а! Северный чёрт!
Я аж подпрыгнул от этого внезапного вопля справа, развернулся и, не особо целясь, выстрелил. Промазал! Джеймс юркнул обратно за угол и крикнул:
— Хрен тебе, адская тварь!
— Это я, Генри Райт! Джеймс, слышишь? Успокойся, это правда я!
Конечно, я не ждал, что он вдруг одумается. Но где-то в глубине души надеялся. Я должен был попытаться! Хотя бы для того, чтобы не корить себя потом, что не попробовал.
— Сгинь, провались! Проклятая нечисть, ты сожрала их всех! Но я тебе не дамся! — истерично завопил Джеймс и, петляя, бросился в сторону технического модуля.
Я рванул вслед и сразу стал отставать. Джеймс и так бегал быстрее, несмотря на габариты. А сейчас и ноги меня не очень слушались, и было очень скользко — мокрый снег налип на лёд, и получилось месиво, в котором одновременно и вязли, и скользили ботинки.
В голове гремели барабаны, казалось, что лёд под ногами дрожит, вибрирует в такт бешеному ритму моего сердца. Туман перед глазами рассеиваться не желал, но я усилием воли держал взгляд на Джеймсе. По уму, надо было стрелять ему по ногам, но, чёрт возьми, я не был уверен, что попаду хоть куда-то в таком состоянии и на бегу.
Кстати, а Джеймс-то чего не стреляет?
А он добежал до технического модуля и вдруг, взмахнув руками, неловко, боком рухнул в снег. Я спрятался за пустую бочку и стал ждать, что будет дальше. Это могла быть ловушка — он подманивает меня, чтобы пристрелить в упор, когда приближусь.
Но Джеймс сел и… разрыдался! Совершенно по-детски, размазывая слёзы по лицу, он трясся в рыданиях. Между всхлипами я разобрал:
— Не хочу, не хочу!.. Ледяной ад!
Смотреть на то, как здоровенный мужик бьётся в рыданиях, было и жалко, и жутко. Хотелось отвернуться, уйти. Но оставить его, как есть, нельзя: он опасен и для себя, и для нас.
Вдруг Джеймс резко затих и, будто почуяв мой взгляд, поднял голову. Я тут же спрятался, но он наверняка успел меня заметить.
— Проклятущий север! Катись в ад! Я вам не достанусь!
Он расхохотался безумным, жутким смехом.
Грянул выстрел. Не в мою сторону, совсем нет. Вот дерьмо! Надеюсь, он не…
Но, выскочив из-за бочки, я увидел лежащего в снегу Джеймса. А на стене — розово-красные ошмётки. Техасский бык вышиб себе мозги в прямом смысле — пистолет в рот, и всё кончено.
От этого зрелища меня вырвало. Голова взорвалась изнутри болью, перед глазами замелькали цветные пятна. И меня накрыло… Волна, нет, целое цунами паники захлестнуло с головой.
Я плохо помню, что было дальше. Вроде я бежал куда-то, падал, вставал, снова падал и просил кого-то о пощаде. На какое-то время я напрочь выпал из реальности и очутился в сером кошмаре без смысла, входа и выхода. Только бьющие в голове барабаны и мозги на стене. И жуткий, невыразимый ужас, который куда-то гонит и не даёт вздохнуть.
…Очнулся я от жгучего холода в руках. Встряхнувшись, я понял, что стою на четвереньках, голыми ладонями на льду. А чуть поодаль стоит Патрик и зовёт меня по имени.
— Да, да, я… Тут. Пат, я тебя вижу. Я в порядке.
Убедившись, что я пришёл в себя, Патрик приблизился и помог мне встать.
— Джеймс Фостер застрелился. Я не успел ему помешать.
— Видел его, да. Нас теперь трое.
— Ничего, держится. Пока тебя не было, мы связались с базой.
— И как?! — я с надеждой уставился на него.
— Разрешили свернуть операцию. За нами прилетят утром. До этого времени мы должны собрать для ЦРУ всё, что только сумеем.
— Погоди, а почему завтра? Они успели бы и сегодня. Дни сейчас долгие, до темноты ещё несколько часов!
— Не хотят рисковать, — он досадливо пожал плечами. — Говорят, что вечером и ночью будет буря. Ещё сильнее, чем та, что была. Переждут её и утром полетят.
— Самолёты им жалко! А нас.. Что мы! Ведь арктическая буря на разваливающейся льдине — совсем не опасно, тьфу, ерунда! Подождём ещё, пустяки! — я нервно рассмеялся.
— Генри, ну хоть ты не начинай, — устало сказал Патрик. — В этом есть свой резон. В конце концов, уже скоро мы вырвемся из этого кошмара. Дотянуть бы только до утра в более-менее здравом уме.
— Уфф… Да. Слушай, Пат… Там где-то у крыльца валяется техасский виски. Кажется, пришло его время.
На лице Патрика появилось сомнение. Он подумал и с явным сожалением ответил:
— Нет, не надо. Да, звучит смешно — ирландец отказывается от виски. Но не стоит. Нас будут осматривать медики, чтобы понять, почему всем хреново и все сходят с ума. А виски испортит картину.
— Виски. Испортит. Пат, а ты точно ирландец? — улыбнулся я. — Кажется, ЦРУ подсунуло нам фальшивку.
Патрик дружески ткнул меня кулаком в плечо и рассмеялся.
…Мы все работали как проклятые, чтобы успеть до бури. Мы с Генри обшаривали оставшиеся постройки, заглядывали в каждую пустую бочку и даже сунули нос в собачью конуру. Самого пса там, конечно, не было. Надеюсь, советские полярники забрали его с собой, когда эвакуировались. Кстати, их-то, если верить обрывку записей, забрали очень быстро и не ждали лучшей погоды…
Всё найденное мы фотографировали и тащили Мартинесу. Он делал опись предметов и складывал всё в специальные водонепроницаемые контейнеры.
Ветер усиливался, то толкал в спины, то бросал в лицо снежные хлопья, а наша льдина стала как-то явно раскачиваться и скрипеть. Это испугало меня больше всего. Другую льдину искать поздно — буря вот-вот разразится. Что ж, будем выполнять задачу, молиться и надеяться на лучшее.
…Наконец остался только технический модуль. Там ещё работали самописцы, и надо было снять с них ленты. А ещё прихватить аппаратуру, которая может быть интересна ЦРУ.
— Давай притащим сюда Мартинеса, — предложил я. — Он лучше разбирается в технике, пусть посмотрит, что пригодится.
Сказано — сделано: мы вернулись с носилками, на которых возлежал, как какой-нибудь дикарский султан, Мартинес, и непрерывно шутил по этому поводу. Он вообще держался молодцом, несмотря на ранение, и даже про призраков больше не говорил. А я не спрашивал — нечего провоцировать. Хватит с нас трупов.
Глаза радиста радостно заблестели, когда он увидел советские приборы во втором модуле:
— Вот это да! Настоящая пещера с сокровищами!
— Дэвид, давай побыстрее. Глянь, что тут годится для слежения за подлодками, мы всё заберём - и назад. Буря усиливается.
— Парни, дайте несколько минут. Я не так хорош в русском, как его знает… знал Крис. Нужно разобраться.
Опираясь на нас, Мартинес с совершенно счастливым видом прыгал между столами и стеллажами, бормотал себе под нос, читая надписи на шкалах и кнопках. Он говорил, что нужно, и мы с Патриком забирали прибор, подписывали его и упаковывали. Но вот Мартинес завис над неприметной железной коробкой:
— Вот эта шкала частот. Таких не бывает. Или я что-то не знаю, или это шифр.
— Слушай, нам некогда разгадывать загадки от комми. Берём эту штуку?
— Подожди же, Патрик! Все числа на шкале укладываются в последовательность… Дайте бумагу и карандаш, быстро!
Глаза радиста лихорадочно заблестели, а мы с Патриком переглянулись и синхронно покрутили пальцами у виска.
— Я понял, понял! — завопил Мартинес. — Так, делим это на то, а потом вот сюда. Ну точно! Это шкала от 16 до 2 Гц!
— Инфразвук! — аж задыхаясь от распирающих его эмоций, выпалил Мартинес. — Если они изучали голос моря, то… Нет, такие приборы выглядят иначе, и зачем тогда шифровать шкалу! Это особый датчик, и он должен быть подключён именно к излучателю. У них тут работающий излучатель, и мы попали под него!
— Боже, Дэвид, не части, объясни толком.
— Инфразвук — волны слишком низкой частоты, люди их не слышат. В отличие от животных. Знаете же, что звери перед бурей или землетрясением беспокоятся и стремятся убежать? Вот, они слышат инфразвук, который нарастает перед разгулом стихии. Люди, кстати, тоже его ощущают, но хуже, конечно. Опытные моряки или жители побережий, глядя на ясное небо и тихую воду, иногда предчувствуют шторм. В общем, по инфразвуку можно предсказать природные явления. А ещё… Я читал новые данные, из последних исследований, что у человека инфразвук вызывает панику, головокружение, тошноту, галлюцинации. Понимаете?! Где-то здесь есть работающий излучатель инфразвука! И мы попали под него! Комми проводили тут эксперименты с инфразвуком!
— Чёрт, похоже на правду, — я схватился за голову. — Но этот излучатель не мог работать всё время. Советские сами посходили бы с ума. И этот инфразвук как-то заметили бы, правда? Хотя бы по косвенным признакам. Когда мы высадились, всё было хорошо. Нам поплохело только после обеда.
— Обед ни при чём. Стало плохо после включения электричества. Мы заодно как-то включили и эту дрянь! — Патрик в ужасе вытаращил глаза. — Господи! Мы сами себя поймали в ловушку!
Я вдохнул побольше воздуха и хорошенько, от души, выматерился. Патрик присоединился, и Мартинес тоже поддакнул.
Я не могу подобрать слова, как это назвать. Это даже не полный провал. Это что-то за гранью! И вроде никто не виноват. Кроме чёртовых комми с их экспериментами! Но они, уходя, отключили свою дрянь. А мы, не разобравшись… Боже! А Крис и Джеймс мертвы… Как страшно и как глупо.
— Где отключается эта дрянь?! — закричал Патрик. — Надо её найти!
— Некогда, буря идёт, — возразил я. — Давайте просто обесточим станцию. Печка топится углём, а утра дождёмся и так.
Мы забрали из технического модуля всё, что могли, а потом отключили питание. Станция погрузилась в темноту. Сложив на посилки Мартинеса вместе с добычей, мы вышли наружу. И тут я вспомнил, что за зданием вмёрзла в лёд какая-то железяка. Мы показали её Мартинесу, и он предположил, что это и есть излучатель инфразвука. Проклятый прибор! Из-за него уже погибли двое. Я почувствовал, как внутри разгорается ярость. До дрожи в руках хотелось вырвать его изо льда, разбить, разорвать и выбросить в море. Поквитаться за парней и за наши страдания! Но усилием воли я подавил вспышку. Сейчас мы не сможем вытащить эту штуку изо льда, да и некогда. И мы поспешили в укрытие.
Уже через двадцать минут после того, как мы отключили электричество, нам полегчало. Барабаны в моей голове утихли, тошнота почти ушла и сердце стало замедляться. Какое это, оказывается, счастье — нормальный, спокойный стук сердца! Патрик тоже порозовел и повеселел. Мартинес страдал от раны и от того, что не может покопаться в экспериментальной советской железяке, но и он бодрился.
— Вот, я был прав! — заявил он. — Нам лучше! И мы разгадали тайну советской станции — тут испытывали инфразвук.
— Завтра или даже сегодня после бури попробуем вытащить эту штуку изо льда. Но даже если не выйдет, мы уже сделали многое. ЦРУшники теперь в долгу перед нами, — прищурился Патрик.
А я промолчал. Я просто радовался, что чужой ритм ушёл из моего тела.
Герц (Гц) — единица измерения частоты периодических процессов, обозначающая одно колебание или цикл в секунду. Названа в честь немецкого физика Генриха Герца.
Голос моря — природное явление, инфразвуковые волны, которые возникают над поверхностью моря при сильном ветре, когда ветер обтекает гребни волн. Распространяются на огромные расстояния и считаются признаком приближающегося шторма.
Если кто-то захочет поддержать меня донатом или следить за моим творчеством в других соцсетях, буду очень рада. Присоединяйтесь!
