Загадочная дева всё так же продолжала баюкать кулон, глядя на меня чуть ли не в упор, однако медлила и не атаковала, хотя, возможно, была бы и не прочь.
- И вот так всегда, - грустно обратился я к лежащим на земле телам. - Бежишь спасать слабый пол, ажно земля из-под сапог вылетает, а всё ради чего, спрашивается? Да заради того, чтобы внезапно выяснить, что слабый пол - это ты сам…
В ответ на мою проникновенную тираду тела подёрнулись лёгким маревом, их очертания поплыли - и передо мной внезапно оказались четыре трухлявых и обильно покрытых мхом бревна: в одном всё так же торчал ушедший по самое оперение арбалетный болт, другое же было качественно разодрано - как будто медведь белку из дупла выковыривал, да вместе с орехами!
- Держись, опричник!… - Наконец на поляну влетел и мой боевой писарь. Определённо, бег по пересечённой местности без технических приспособлений дался ему с заметным усилием. Впрочем, решимости при этом не поубавилось - я даже возгордился малость: только пару дней, как на тайной службе Князю-батюшке, а уже как вырос человек! Так, глядишь, и вовсе знатным воином заделается. В будущем.
- Опричник? - Удивилась клыкастая чаровница. - Нет уж, дудки, на такое я не подписывалась…
Она сердито закусила губу и топнула ножкой, приблизив свои, надо признать, красивые глазищи к моему лицу и сжав в руке кулон так, что даже костяшки на кулаке побелели:
- Засни-и-и… Я повелеваю - спи-и-и!…
Аркашка, не добежав до нас десяток шагов, свалился как подкошенный, почти сразу качественно так засопев, аки барсук в подвале с мёдом, колбасой и сметаной, но опосля его, подвала, разорения.
- Спи-и-и!… - Дева сделала ещё шажок, намереваясь, видимо, эффект усилить. Зря: я грустно ей улыбнулся и… цапнул зубами за нос. Не сильно, скорее, больше для острастки.
Как же громко она завизжала! А уж ругаться как начала - да наш Старшина от зависти бы бородой своей поперхнулся, которую непременно жевать бы начал, так как заслушался бы!
- … твою всю родню до двенадцатого колена, - закончила мысль дева, за что тут же получила ножнами пониже спины, негодующе ойкнув и уставившись на меня в лютом изумлении.
- Папу с мамой не трогай, - сухо посоветовал я. - Да и семью в целом. Некрасиво это и вообще - признак дурного воспитания... А то и вовсе - отсутствия оного!
- Ты какой-то неправильный опричник, - объявила девушка, наконец отпустив кулон. - Сон тебя не берёт, морок рядом долго не держится. Кто ты?
- Ужас, едящий на крыльях ночи, - отозвался я.
- Может, летящий? - С сомнением переспросила дева. - Едящий - оно как-то…
- Не звучит? - Отозвался я. - Вот да. И с «ездящим» спутать можно, народ в ступор впадает, уточняющие вопросы задаёт, чего, собственно говоря, я и добиваюсь…
С этими словами я сдернул кулон с её шеи - благо, висел он на тонюсенькой верёвочке, Аркашка тут же заворочался, просыпаясь. Я сжал руку, спрятав кулон в ладонь - он вырубился. Разжал - опять заворочался.
- Какая полезная в хозяйстве вещица! - Восхитился я, и повернулся к девице. - Скажи-ка, а…
Но на месте моей новой знакомой стоял только трухлявый пенёк с жучками-паучками всякими да парой мухоморов.
- Как звать-то тебя? - Крикнул я в лесную чащу.
- А тебе зачем? - Явственно раздалось среди шелеста листвы.
- Может, дружить хочу семьями!
В ответ лишь раздался звонкий смех и мне в лоб прилетела шишка. Еловая. Это в лиственном-то лесу!
- Значит, буду звать тебя Елей! - Отозвался я на такую наглость - А кулончик у себя придержу…
Мне никто не ответил, и я посмотрел на очумело мотающего башкой писаря: - Живой?
- А чего бежал так, словно на смертный бой рвался?
- Так ты ж на морок япирьи древесной ломанулся, вот я и кинулся за тобой, чтоб оттащить успеть.
- Что еще за «древесная япирья»? - Удивился я - Это она берёзовый сок клыками, чтоль, пить может напрямую из дерева?
- Вообще-то, это относительно новый вид лесной нежити, - важно надувшись, отозвался Аркашка. - Ему, по оценкам учёных мужей, всего веков шестьсот - семьсот, не более.
- «Всего»?! - Фыркнул ». - А мужам твоим учёным сколько?
- Ну, - задумался писарь, - Самый возрастной из ныне здравствующих, Никодим Озёрный - ему, считай, уже девятый десяток пошёл! А что?
- А то, что, сдаётся мне, твои учёные мужи без учёных жён скучают и небылицы сочиняют! Смотри-ка…
Я поднял кулон повыше - новенький и блестящий, с коронованной волчьей башкой.
- Это как так-то? - Изумился Аркашка - Снова-здорова?
- Похоже, на Руси-матушке шпиёнов с вредителями расплодилось больше, чем Воеводе думалось, когда он нас на дело засылал, - отозвался я меланхолично.
- Так может, наоборот: он тебя и отправил потому, что хотел встряхнуть тут всё, что можно, да и не можно - тоже? - Задал писарь неожиданный вопрос, который меня не на шутку озадачил.
"А и в самом деле", - Задумался я. - "Это для супротивника мы в столице сидим бобылями, пиры пируем промеж застольев да совещаний, от них мало чем отличающихся. А вот настоящая работа - она где? Правильно, туточки, во чистом поле да в лесу тёмном, с холодным железом и чистой совестью, Так неужто знал что-то такое Воевода, о чём даже в тереме княжеском говорить было несподручно?.."
В таких невесёлых мыслях мы вернулись к телеге и продолжили путь. До самой ночи нам встретилось лишь несколько человек - один купец с охраной да дед дряхлый с клюкой и котомкою. Аркашка на них поглядывал с известной долей плохо скрываемого благородства и величия, гордясь, видимо, что после нас дорога для них стала в разы безопаснее. То, что и опаснее она стала исключительно из-за охоты на нас, он, в силу особенностей мышления, явно не додумывал.
Промеж тем, необходимости ехать в ночи у нас пока не возникало - так что можно было подумать и о том, чтобы встать лагерем, а поутру двигаться дальше. Братец мой, несмотря на напускную суровость главы большого семейства, как всегда нагрузил провизии в дорогу столько, что вопрос пропитания на ближайшую неделю не стоял в принципе, а Марьяна еще и тёплых одеял, на манер мешков попарно сшитых, подложила. Удобная, к слову, штука: залез себе спокойно - да знай, грейся-укутываяся. И комар не так страшен… Хота, меня они особо и не жрут обычно.
- Сон!… - Блаженно жмурясь, мечтал Аркадий. - Сейчас хлебушка да с колбасой навернуть - и...
- ...Заступить в караул. - Сурово закончил и.
- К-какой караул?! - Возмутился писарь. - Зачем караул?!
- Затем, чтобы утром проснувшись, ты не увидел свои яйца, прибитые гвоздями поверх ушей, во-о-он на той берёзке болтающимися, - любезно отозвался я. - Иль ты думал, что на прогулке оказался?
- Ну дык мы ж вчера нормально спали, - буркнул Аркашка скорее из духа противоречия.
- В гостях! У родни моей, в месте крепком и репутацию такую имеющим, что туда лишний раз никто и не сунется, - наставительно подняв палец, отозвался я. - Так что не спорь… Книжки не читать, на посту не жрать, дурью не маяться. Думать о Родине, глядеть в оба глаза, оружие из рук не выпускать. Вопросы?
Я отвернулся и выдохнул. Медленно вдохнул - и снова выдохнул, а потом повернулся к писарю:
- А целый сундук у тебя с чем?
- Книги, одежда, инструмент всякий…
- Стой, а арбалет какой-то в виде трубки, что ты в костюм встроить пытался?
- Подарочки, что взрываться могут?
Я понял, что у меня сейчас начнет дергаться глаз - или, что ещё хуже, рука. Правая, в кулак сжатая, сторону Аркашки… Хотя, стоп - я-то тоже хорош! Видел же, что боевой отрок бегает с кулаками наголо. Нет у него опыта, как такового - и что мне с него тогда требовать?
- Подойди-ка… - Поманил я его.
Писарь с опаской приблизился, но я, уже совершенно успокоившись, подошёл к Буцику и открыл седельную суму, достав два небольших чекана с чуть изогнутыми и удлинёнными клювами.
- Держи, - протянул я ему орудия смертоубийства рукоятями вперёд. - И монетку гони. Хоть и не нож, но железо лютое…
- Знаю, дядька… Спасибо! А как мне с ними управляться правильнее?
- Вот так пока и вот так, - показал я пару замахов с ударами. - Сильно сейчас руками не маши - на сквозняке спать не люблю. Но утром перед выездом немного потренируемся. Договор?
- Договор, - важно кивнул Аркашка. - Во сколько будить-то?
- Давай к двум. Если раньше рубить начнёт - растолкай, ворчать буду, но не сильно. Усёк?
На том и порешили, и я почти сразу провалился в сон.
