Ответ FancySunny в «Тоже немного из детства!»
Подержите моё пиво
Подержите моё пиво
Если теоретически представить, что ты учишься на 3 курсе в Хогвартсе, то какое "самое сильное" воспоминание выбрал бы для своего Патронуса?
После школы работал я на складе лекарств при сумасшедшем доме. Местная богема начала убеждать меня в том, что без высшего образования перспективный молодой человек умирает с голоду, или попадает в армию. Того же мнения были и родители – я поддался.
Я с детства был творческого склада ума. Поэтому сотворил хуйню. Выбрал институт не по зову души, а тела. То есть тот, что был ближе к дому пассии – в самых чёрных глубинах города. С этого момента мне выпала честь учиться на экономиста, чтоб было ново и интересно, поскольку никаких экономик в нашей сельской школе не было с сотворения совхоза. Об экономике я имел практические представления уровня пятого класса. Вот, положим, пулемётная лента конфет пять с плюсом стоит пять пятьдесят, что вдвое выше чем в классе третьем. Это следствие инфляции. И всё в таком духе.
- Здесь тебя научат, - пообещали мне в деканате.
- Вы меня плохо знаете, - предупредил я, подавая документы. Мне было тревожно. Меня терзали предчувствия. Я боялся экономики – как показала новейшая история, не напрасно.
Но ведь и я плохо понял это частное заведение. Во вступительных экзаменах числилась только география, русский язык и, почему-то, биология.
-Всё очень просто, - на пальцах объяснял мне будущий сокурсник по имени Павел. – Биология, это про хуй, который на нас клали. География, про место, куда нас пошлют. Это если мы не заплатим за семестр.
- А русский?
- А на русском нам будут всё это объяснять.
Уже в июне было понятно, что группа у нас собралась огромная. Здесь собрались все с района, кто хотел получить высшее образование, но не знал зачем. Кавалеров было больше, чем прекрасного сословия, и это был единственный случай, когда в моей судьбе пропорции полов складывались так несправедливо.
Мы были очень дружны – только одному в коллективе скололи зуб об парковую скамейку. Он обиделся, и ушёл в армию.
Павел, который наставлял меня на вступительных, был очень общительным, положительным парнем. Хотя и с декадентною ебанцой. Он жил Трахтнберговским юмором, о женщинах не говорил только когда ел. Да что там, я пизжу! Даже на еду у него находились ассоциации – пища напоминала ему о бабах (взять, к примеру, капусту…). На каждое слово у него находился пиздлявый анекдот, или срамная аналогия.
Потому Павел прослыл жигало. У меня на сей счёт имелись серьёзные сомнения. Мы учились в тяжёлое время, когда девушкам невозможно было купить никаких джинс, кроме как с заниженной талией. Грех жаловаться – предыдущему поколению вообще достались стринги с резинками столь плохими, что их приходилось накидывать на плечи, на манер подтяжек – иначе бельё спадало с владелицы. Как известно, с трусами падает и девичья честь - une chose suit l'autre. Так вот, несчастные девы, выросшие в стрингах, решили, что лучше уж тогда вообще обойтись без трусов. Раз от них зависит так много. Как результат: перед позадисидящими студентами ежедневно открывалась панорамы чужих копилок.
Душераздирающее зрелище! Там, где иные просто брезгливо топырили губу, Павел нашёл поле для экспериментов. Сперва он, следуя ассоциациям, пихал в копилки пятирублёвики. Выходило глупо и дорого. Потому Паша перешёл на беспорядочное пихание ручек и карандашей. Эффект не поражал воображение, хотя дурной пример стал заразительным. Герой засовывал в природные карманы уже жвачки. Но всё было не то. Вершиной его творчества стала спичка, которую он поджёг зажигалкой. Было много шуму, пахло палёным, а я убедился, что этот жигало подходит к женщинам не с той стороны. Поймите, женщина, это не лошадь, которая может лягнуть, если зайти к ней с тыла. Но может и лягнуть.
Я, как человек умудрённый, полагал, что этот недостаток (говоря его языком) у Павла или пройдёт сам, или почернеет и отвалится.
Павел сделался мне другом.
Я постоянно опаздывал. До вуза приходилось добираться по четыре часа, всю дорогу я спал, и часто просыпался на кладбище - жальник был конечной точкой маршрутки. Потому в светском обществе меня приняли за гота.
Павел не опаздывал, но ему везло как коту на кастрации. Порча была завязана на транспорт, Марс в гоне, луну в зените и валета червей. Валетом червей был конкретно я.
Так, по осени, Паша выпал из маршрутки, когда я помахал ему с остановки рукой. Выпал на ходу и на совесть – как соучастнику пришлось потом переживать за последствия. Но то было только начало. К лету симптомы усугубились. Где-то в июне однокурсник мой работал в «Муравье», на цокольном этаже, где шабашил из-под полы палёными дисками по сто рублей штука. При магазинной-то цене в две сотни. Как обладатель плеера, ушей и компьютера, я не мог пройти мимо этого блата на чёрном рынке, и регулярно заруливал за контрафактом. Так я разжился дисочком первого ведьмака, который только вышел – это усложнило мою жизнь на полгода вперёд.
Словом, и на работе Паша не пинал хуи. Да, хуи в форме менеджеров попинали Пашу за торговлю мимо кассы, но Паша страшно любил деньги.
Как-то раз с утреца, по холодку, я чапал за альбомом, который заказал у этого гения теневого бизнеса. Дело было раннее, город спешил на работу. И вот – чу! – вижу, из-за поворота выруливает наш герой, верхом на велосипеде. Мчится как спидхакер под программой. Видно – опаздывает.
Ну что ж. Я не мог его не окликнуть – ну надо было, так подсказывало мне беспокойное сердце. Паша повернул голову – и на полном ходу въехал передним колесом в открытый люк. Крушение свернуло ему на бок нос и порвало губу.
Диск я не купил. Зато скатался с ним в травмпункт. Это укрепило мои познания в безграничных возможностях человечьего тела: там было много причудливо изломанных людей. Выпал такой день с ночи на утро.
Вот ещё случай. Позже, в сентябре, когда всё было рыже и влажно, я торопился на очередную репетицию серьёзных отношений. Всё горело во мне, и я утратил бдительность. На нужной остановке выпрыгнул из автобуса, и перебежал дорогу какому-то велосипедисту. Всадник послал меня нахуй. После чего въехал в невысокий кружавчатый заборчик – свидетеля краснознамённой старины. Скорость была высока, и велосипедист показал мне как правильно выполнить трюк «фляк – на башку хуяк».
Всадником оказался, разумеется, Павел.
Наша дружба не угасла, но Паша начал что-то подозревать, когда, ведя велик в поводу, пизданулся с мостика в речку-Парашку. До, собственно, крушения, мы шли вместе. Разлучили нас нюансы ландшафта.
- Паша, - сказал я с величия сухих высот, - заебал.
- Ты меня сглазил!
- Нихуясе! Может и русло Парашки я выкопал? И руки твои к тазобедренной кости присобачил я?
- Сглазил, сука! У тебя глаза чёрные!
Тут надобно шлёпнуть ремарочку. Любой обладатель чёрных глаз на западе России хоть раз да сталкивался с этим эхом ебаной инквизиции. Если вас за черноглазие сжечь не пытались… ну не знаю, вы как-то неправильно живёте. Не пойму я вас. Лично у меня было четыре таких случая, а на второй меня даже назвали цыганом – ещё и потому что я любил спонтанные перемещения. И гадать по руке. И коней. Вообще казе вкусная вещь.
Ну не суть. Действие злокозненной чёрной магии набирало обороты. Паша потерял уверенность в двух колёсах и решил сменить их на четыре. Он даже ходил в автошколу, и частенько крал у бати уставшую шестёрку цвета баклажан. У него явно получалось водить. Окрылённый, он предложил подвести меня через весь город, до остановки, с которой автобусы уезжают в ебеня. То есть туда, куда мне и надо.
Было страшно, но авантюризм победил рассудок.
- Пожалеешь, - предупредил я.
На диво мы добрались до станции без приключений. Становилось даже как-то скучно. Я покинул роскошь салона, и попросил Павла быть аккуратнее. У меня было предчувствие в районе копилки.
- Ой, да сходи ты на хер, - был мне ответ, - колдун ебучий.
Шестёрка проехала метров триста, после чего наградила поцелуем корму другой шестёрки, и чудом не сделала из двух машин одну двенашку. Пассивно полюбленная ведрюжина, к слову, принадлежала ментам, чилившим на обочине. Вот да, дела-а…
Впрочем, действие злых чар ослабло под гнётом сессии. Ибо зло может победить только большее зло.
В самый разгул шабаша между нами с Пашей, как это бывает с декадентами, возникло соперничество на почве искусства. Павел нарисовал мне пиписку на полях конспекта. Эта нехитрая маргиналия сильно меня ожесточила – конспект был лабораторный, подписанной рукою препода, и его нужно было сдавать чтоб получить зачёт. В отместку я изрисовал ему два конспекта. В ответ был изрисован дорогой моему сердцу рюкзак, и я нашёл на это достойный художника ответ. Павел обожал спать на лекциях, положив под голову куртку. Мимо этой возможности не мог пройти ни я, ни мой маркер.
- У меня сегодня свидание. Вот что я скажу девушке? Она не поймёт твоих сельских манер, - расстроился Павел.
- Господь с тобой. Что не так с нашими манерами? – оскорбился я за малую родину.
- Вы мстительны, вы рисуете хуи на лицах спящих.
- Это да, - вынужден был согласиться я.
Как-то раз, в седьмом классе, трудовик нарисовал нам двойки за проект киянки. В ответ мы нарисовали ему два хуя. Один на классной доске, а второй – на двери квартиры.
Не стоит нас судить. Нас надо понимать: постсоветский ребёнок мужского пола рисует в двух режимах. Первый, это по принуждению. В нём изображаются мама с папой, кот любимый, ракеты, война и роботы. Словом, всё что сердцу мило, но не настолько, чтобы добровольно плюнуть в вечность. А второй режим, это по зову души. И если вы мальчик, что б вы ни рисовали (на парте, кабинке туалета, лице спящего соперника), что б вы ни задумывали, получится хуй.
Потому что хуй в постсоветском пространстве – это альфа и омега, начало и конец всего творчества. Послушать хотя бы нашу музыку…
…впрочем, о чём я? Хуй с ней, с музыкой. У Паши было свидание – вот это номер! Все несчастные, знакомые с Павлом, желали посмотреть на эту отчаянную женщину. В чём её секрет? Быть может, она глухая?.. То, что в ней есть какая-то изюминка, было ясно уже на этапе новости. Мне выпал случай познакомиться с нею лично.
Девушку звали Наташей, и она была иностранкой. В ней был целый фунт изюмов.
Наташа вплыла в наш сквер, окутанная туманом загадки. Она совсем не походила на тех дев, о которых любил рассуждать Павел. Это было смуглое, совершенно дальневосточное создание, с дальневосточным разрезом глаз и скулами. Едва ли в ней было полтора метра. Разумеется, она была красива, но по-своему. Никогда б не подумал, что Павел сможет разглядеть посвойскую красоту, он казался мне в этом плане типом поверхностным.
Но быстро стало понятно, чем его купила Наташа. Есть такой тип женщин, которые при невеликой груди и попе с кулачок умеют смотреть на окружающих так, будто они стоят пред королевой обляпамшись. Это не со зла, это просто такой взгляд на мир. Ты или начинаешь его ненавидеть, или проникаешься.
Паша проникся.
- Главное, - посоветовал я, - не суй ей в жопу спички.
- А ты, - огрызнулся товарищ, - не вздумай назвать её казашкой. Её это очень бесит.
Я это принял к сведению, и назвал её буряткой. Что вызвало в Наташе жгучее кипение. Стало ясно что мы не подружимся. Она высказала мне, что, во-первых, с географией у меня очень плохо. А во-вторых, она кореянка. Сражённый критикой, я промолчал про корейскую морковь, а также не стал уточнять с севера она убежала, или с юга. Вообще удивляться не стоило. У нас в городе полно корейцев. Не знаю почему. Наверное, наши овраги напоминают им о родине. Сперва они торговали дублёнками, потом собрались в диаспоры, и, воруя из бюджета, помаленьку обрусели. Именно так и проходит ассимиляция в нашей Многострадальной.
Всё, в общем, понятно. Но за бурятов и казахов стало обидно. Буряты – мировые чуваки. У них есть Байкал. А Казахам и того не надо.
С этих пор Наталию я стал видеть так же часто, как и Павла. То есть почти никогда. Обыкновенно после пар мы медитировали на скамейках всей группой, распивая пиво. Что удобно, сквер-то напротив вуза, а там туалет. Наталия была из обеспеченной семьи, красиво мазала полные губы, и не пила с плебеями.
Словом, Пашу и я, и коллектив, на время потерял с радаров. Он сбегал сразу после пар, деградировать у него не было времени. Исчезли из лексикона сальные шутки. Стал зачёсывать волосья на бок, ему очень шло. Было ясно, что Наташа влияет на него как надо – мне было радостно за то, что он нашёл эту кнопку. Целее будет.
Ранней зимою, когда не пожелтел ещё снег в нашем сквере, Паша вернулся к нам преображённым. Он выглядел воспитанно, хотя очень печально. Мне стало жаль его, и я спросил, отчего ж ты, зализанное наше сокровище, так явно приуныл? Или морковь слишком остра для тебя? Или грибочки?
Выяснилось: отношения, которые развивались как надо, вдруг зашли в тупик. Потеряли динамику развития. В точке, где у влюблённых должен был быть секс, никакого секса не было. А хотелось бы. Причём, по рассуждениям судя, с обеих сторон. Но Паша жил с мама-папа-бабушкой, комната у него была склеповидная, метр на метр. В такой не наебёшься. Тут я начал было горячо спорить, но затем сообразил, что натура Наталии тоскует по просторам степей.
У неё дома так же жил целый табор, к тому же с братьями. Словом, не вариант никак.
- У меня есть план, - признался Павел.
План был простой. Наталия училась на первом курсе знаменитого Универа. Универ устраивал день первокурсника, да не абы где, а в понтовом ночном заведении. Там уютные диваны, бабы танцуют в клетках, словом, роскошь куда не плюнь. Дочь Кореи сбиралась туда сходить, и Павел навязался.
Он как раз получил права, и хотел довести свою восточную красавицу до места тусовки. А уж там, под утро, покатать её по городу. Запарковаться где-то в уединённом месте, и… в общем, понятно.
- Твоя шестёрка, - напомнил я, - оргазмирует со стонами, на каждой кочке. А что будет, если раскачать?
- Так даже лучше.
А вот зачем нужен был я. Павлу было стрёмно идти к незнакомым первакам, ему нужно было твёрдое (костлявое, в моём случае) плечо товарища. По плану я должен был составить компанию в самом начале, а потом свалить в рассвет. Взамен мне выбивали билетик.
Ну не зна-аю. Я был в сомненьях. В клубы сроду не ходил, по убеждениям. Я был убеждён, что для клубов нужны деньги, и все там при деньгах, и любят их. А я не любил. Потому что у меня их не было. Но как отказать товарищу? Хотя я и предпринял попытки слиться:
- Слушай, - говорю, - всё заебись, а мозги с магией ты мне ебсти не будешь? Я на это страшно бешусь.
- Всё-всё прошло, вот у Наташи тоже чёрные глаза и бла-бла-бла.
Ладно. У человека праздник в конце - концов, секс. Да ещё в машине, с которой у него первый секс и был. Всё очень гармонично. В назначенный час Паша забрал меня на своём баклажане. Мы выглядели нарядно. Город затянуло белой кисеей метели, сквозь неё белели фонари.
Паша не умел ездить медленно, уже минуте на пятой его дрифта я убедился, что не зря надел пиджак. В нём-то меня и похоронят. Вообще я человек не сильно суеверный, но, ёмана, при таком вождении начинаешь верить и в Будду и в Кришну, и даже в сглаз.
Однако мы благополучно влетели боком в ночной дворик, где жила зазноба. В те времена машин было сильно меньше, и с парковкой не случалось проблем. Но этот снежный вечер навалил сугробов, а Паше надо было встать именно у парадной. Пепелац навернул кругов семь, прежде чем Спидди-гонщик решился запарковаться задом между двух иномарок.
Он резко сдал назад, и мы только чудом разминулись с чьим-то понтовым жопом. Хрямс- бампером протаранили заборчик. На парковку это походило мало, скорее уж на аварию. Ситуацию усугубляло то, что где-то здесь должен стоят Лексус зазнобиного папаши.
Угадайте, кто был виноват в гибели заборчика? Конечно я и мой сглаз. Ну хули, конечно, магия вне Хогвартса. В расстроенных чувствах я сказал, что ебись оно всё хуем, хоть в машине, хоть на морозе. А я пойду куда-нибудь подальше, мне-то что за радость от чужого кобеляжа? Мы полаялись. Пока нервничающий Пабло вызванивал Наташу, я настрочил смски в целях найти вписку где-нибудь поближе. И даже нашёл!
Это была знаменитая компания с квартирой не без недостатков. Там жили питомцы, которых никто не заводил. Жили эти твари в основном в мебели – ну и ладно, клопам тоже надо что-то есть.
Когда Наташа спустилась, я с обоими распрощался. Паша дал по газам и… задние колёса бестолково шлифанули снегом прямо мне в оскорблённое щачло. Он газовал ещё и ещё, елозил жопой в сугробе, как собака с постояльцами.
Пришлось мне предлагать помощь. Давай, говорю, толкну вас в круп?
- Чтобы ты меня опять сглазил?! Чтобы мы разбились?!
Я прямо речи дар потерял от возмущения. Но тут в дело вмешалась Наташа. Он зябко куталась в шубку, и горячо поддержала мою идею. Ей было холодно, а ещё хотелось поскорее развидеть моё интеллигентное лицо.
- Ладно, - согласился Павел.
Не то что бы я прям такое полезное толкало, но за раз, второй, третий, с ног до головы в снегу, я всё-таки сумел помочь. Машина резко рванула с места… даже слишком резко. Помню, как баклажановая жопа задела-таки борт иномарки. С душераздирающим таким скрежетом.
И… полетала вперёд. На хорошей такой скорости. Паша пытался что-то ещё сделать, крутил рулём, но ведрюжина имела цель убить человеков. Он была неумолима. Пролетев метров двадцать по снежной целине, в облаке искрящейся пыли, машина с хрустом въебалась в раскривистое дерево.
Вздулся капот, лопнуло лобовое стекло. Баклажан оглушительно крякнул, пёрнул и заглох. Отечественный автопром умирает красиво.
Я через сугроб продрался к этим двоим. Наташа, судя по лицу, активно переживала ребёрфинг. Ей было не до мирских сует. Паша сперва тупо держался за руль. А потом взялся адово крыть хуями меня, сугроб, город, и дерево.
- Думай позитивно, - посоветовал я, - кстати, вы там иномарку помяли.
Что ж, на этом кончилась наша дружба. У меня в тот вечер случилось клопяная оргия, потом была сессия, которую я намеренно проигнорировал. Для оплаты вуза мне нужна была работа. А потом, работая, я спросил себя – нахера мне так далеко кататься? И нашёл кое-что иное.
Павлу же задарили новую машину, но я её видеть не видел. По соцсетям судя, Пашин секс я так же нечаянно проклял.
Потому что у меня глаза чёрные.
Такую задачу поставил Little.Bit пикабушникам. И на его призыв откликнулись PILOTMISHA, MorGott и Lei Radna. Поэтому теперь вы знаете, как сделать игру, скрафтить косплей, написать историю и посадить самолет. А если еще не знаете, то смотрите и учитесь.
Эта история случилась со мной в ту пору, когда я работал видеооператором и инженером по нелинейному видеомонтажу...
Пара джинсов, пара футболок, спортивный костюм и сланцы, - все это без труда уместилось в дорожную сумку. Мой автобус до станции Нижнедевицк отправлялся в восемь-тридцать с центрального автовокзала. Ворчливый водитель с трясущимися руками принял мой билет, недовольно покосившись на объемистый чехол с видеокамерой и дыхнув на меня перегаром мотнул головой в сторону салона, - мол располагайся.
Вопреки моим ожиданиям, автобус был, практически, пуст. Помимо меня, этим жарким июльским утром в Нижнедевицк ехало всего шестеро пассажиров, так что разместился я, можно сказать, с комфортом. Но вот дальше начинались два часа ада. Мотор автобуса ревел, как дикий медведь, с трудом набирая скорость не более семидесяти километров в час, в открытых окнах гудел поток раскаленного воздуха, временами заглушая рев двигателя.
Пот лился с меня ведрами, уже через четверть часа моя футболка намертво прилипла к спине, а уши перестали что-либо слышать, кроме гула мотора и гудения ветра. Мне было не чем дышать, и я уже всерьез подумывал о том, чтобы попросить водителя остановить эту адскую душегубку и вернуться в город пешком, когда мой взгляд случайно упал на пожилую женщину, сидевшую в двух местах впереди меня. Не смотря на изрядную полноту, она выглядела бодрой и довольной жизнью. Рядом с ней стояли две здоровенные авоськи, на ее голове был повязан цветастый платок, со стороны показалось, что она просто наслаждалась поездкой. Глядя не нее, я собрал в кулак всю силу воли, которую ухитрился найти и терпел. Уж не знаю, каким чудом, но через полтора часа я прибыл в пункт назначения. Живым.
Кое-как выбравшись из автобуса, я успел сделать не более десяти шагов, как мое плечо сзади сжала крепкая рука. Обернувшись, я увидел незнакомого парня, чуть повыше меня ростом и лет на пять постарше. Он был одет в милицейскую форму с закатанными рукавами и красную бейсболку с логотипом «Красные крылья. Детройт», которая никак не сочеталась с милицейской формой, что, по-видимому, нисколько не смущало носившего ее молодого человека.
- Антон, - представился он, протягивая мне руку.
- Максим, - сказал я, ответив на его рукопожатие.
- Знаю, оборвал он наше знакомство, - иди за мной, машина там.
Где там, Антон не уточнил и быстро зашагал вперед, не обернувшись и не предложив мне помощи с вещами. Стараясь приноровиться к его быстрому шагу, я дошел до красной «девятки», стоявшей прямо под знаком «остановка запрещена». Метрах в двадцати от его машины, двое сотрудников ГИБДД отлавливали испуганных водителей, на красную девятку они не обращали внимания.
- Пить хочешь? - спросил Антон, открывая машину.
Я молча кивнул. После автобусного ада, пить я хотел, да еще как.
- Тогда терпи. По дороге киоск будет с нормальным квасом. Там остановимся.
- А тут чего? - я с завистью посмотрел на небольшую очередь, окружившую бойкую девушку, стоявшую на раздаче возле бочки с надписью «Квас».
- А тут лучше не пить, - не стал вдаваться в подробности участковый.
Сидеть на переднем сиденье с камерой в руках было неудобно, но за время операторской деятельности я привык ко всякому. Кондиционера в машине не было, ручка, опускающая окно, на моей двери отсутствовала, но все равно ехать на машине было лучше, чем сидеть в автобусе. Минут через десять Антон остановился возле киоска, продающего напитки. В отличии от разливной бочки на автовокзале, у этого киоска стояла солидная очередь, человек в пятнадцать. Открыв багажник, Антон достал оттуда две пузатые кружки и уже с ними направился к киоску, минуя очередь. К тому моменту у меня на столько пересохло в горле, что вкуса я, практически, не почувствовал, но холодный квас вернул меня к жизни.
Мы снова тряслись в машине. Дорога и у автовокзала-то была, мягко говоря, так себе, а чем дальше мы от него отъезжали, тем хуже она становилась. Но наличие кочек и ям нисколько не смущало водителя. Красная девятка, подпрыгивая на ухабах, летела вперед, не сбавляя скорость. Ремня безопасности на моем сиденье не оказалось, мне оставалось упереться ногами в пол и ухватиться рукой за дверную ручку, другой рукой я крепко прижимал к себе камеру, мысленно похвалив себя за то, что не поддался соблазну положить ее на заднее сиденье. Из дребезжащих колонок хрипел «Сектор Газа», хрустело под капотом, из-под правого колеса временами раздавался скрежет.
Дорога вконец запаршивела, иногда Антону приходилось съезжать на обочину, чтобы объехать очередную яму глубиной покалено. Мы миновали редкие домишки и теперь мчались по узкоколейке, слева и справа от которой, на сколько хватало глаз, тянулись поля вперемешку с редкой лесополосой.
- Ну рассказывай, - обратился ко мне Антон.
- Чего рассказывать то? Я думал, что это ты мне расскажешь, для начала, какого черта я сюда вообще приехал?
- А я уже думал, что ты не спросишь, - усмехнулся он.
- А я думал, ты сам расскажешь, так сказать, введешь в курс дела.
- Да рассказывать-то особо и нечего, - вздохнул участковый, при этом его бодрое, молодое лицо сразу постарело и посерьезнело, вокруг глаз залегли морщины, лоб нахмурился. Полгода назад у нас в селе девушка пропала. Возвращалась она вечером от своего парня из города, обычно наоборот бывает, парни из города к деревенским девчонкам в гости ездят, а у нее обратное случилось, так вот, возвращалась она под вечер уже. До автовокзала она доехала, значит, а дальше… Дальше деревенские автобусы ходят нехотя, как дети в школу.
В общем, своего автобуса она не дождалась, доехала до Синих Липягов, а дальше на попутках. Там на остановке ее последний раз местные ребятишки видели. Высокая, рыжеволосая, в желтой юбке и с большим синим платком на шее, ее ни с кем не перепутаешь. Домой в тот вечер она не доехала, а на следующий день ее мать к нам в милицию заявление о пропаже дочери принесла. Через неделю розысков двое граждан объявились, которые в день пропажи Зои видели, как машина, по всем приметам похожая на ту, в которой девушку в последний раз видели, стояла на обочине дороги, а возле нее стояли и ругались мужчина и высокая, рыжеволосая девушка, наверное, Зоя. Больше ее никто не видел.
Случилось это в начале весны, у нас до сих пор идет розыск. А в начале лета люди пропадать стали. На данный момент, насчитываем уже пятерых пропавших и это только за три месяца. Все они молодые мужчины. В основном, либо пешком идут, либо в автобусах их последний раз видят, один, правда, на своей машине ехал. Свидетели утверждают, что всех мужчин видели в обществе высокой, рыжеволосой девушки с синим платком на шее, но и это еще не все.
Уже месяц, как наши местные жители, живущие ближе остальных к кладбищу, жалуются на ночные дебоши, устраиваемые ночью на кладбище. По их словам, какие-то подростки там ночью устраивают шабаши, с разжиганием огня и кровопусканием. А, иногда, и с жертвоприношениями - местные потом по утрам на кладбище тушки зарезанных животных находят.
- Вы не знаете кто это и хотите, чтобы я эти шабаши на камеру снял, чтобы потом опознать их по пленке? - не удержался я от вопроса.
- Да знаем мы все, тут тебе не город, - обиделся Антон. Тут людей-то всего знаешь сколько живет? А подростков еще меньше. Меня другое волнует. Главное - кто эти подростки, которые ночные ритуалы устраивают. Был бы то сын председателя, или племянник гаишника старшего Мицюка, - ты его у автовокзала видел, я бы не удивился. Но вот про тех ребят, про которых я знаю, что это они - никогда б не подумал. И да, я хочу, чтобы ты все снял на камеру, чтобы было потом что предъявить им, да и чем перед начальством отчитаться, - добавил он уже более спокойным тоном.
Машина свернула с основной дороги на грунтовку и дальше мы поехали через поля. Через открытое водительское окно в машину задувало пыль и мелких насекомых, странно, но грунтовая дорога оказалась гораздо ровней, чем асфальт, с которого мы недавно свернули. Поля сменила березовая роща, которая неожиданно перешла в кладбище, за которым начинался совхоз Першино, как гласил покосившийся щит на въезде.
- Ну, вот мы и приехали, - невесело выдохнул Антон.
При въезде в совхоз снова начался асфальт, вместе с ямами. Мы проезжали мимо сдвоенных, покосившихся домов, мимо ворот и сараев. Изредка, вдоль дороги попадались хмурые небритые мужики, которые, нехотя, кивком головы приветствовали Антона, тот отвечал им с таким же радушием. Всюду, куда я не поворачивал голову, царила разруха и запустение. Наша девятка подъехала к небольшому одноэтажному кирпичному зданию, окрашенному в бледно-желтый цвет, ни каких вывесок над зданием не было. Антон заглушил двигатель и вышел, сильно хлопнув дверью:
- Ну, вот мы и на месте, - сказал он.
Я вышел из машины, пытаясь размять мышцы спины, затекшие во время поездки. Участковый с хрустом открыл дверь, каким-то хитрым Т-образным кличем.
- Заходи, располагайся.
Я вошел внутрь. Внутри оказалась всего одна маленькая квадратная комната с двумя зарешеченными окнами. Снаружи я не заметил решеток, видимо давно немытые окна с трудом пропускали внутрь солнечные лучи. Возле одного окна стоял стол с двумя стульями, возле другого был короткий топчан с подушкой и одеялом, рядом с ним ютилась покосившаяся тумба с чумазым чайником и пыльным графином.
- Дом, милый дом, - хохоча и глядя на меня, как сумасшедший, выдавил Антон. Кстати, ты к нам надолго приехал? - не унимался он.
- Пока не сниму твое видео, - ответил я. А что это? Похоже на казарму.
- Это милиция. Вернее, сам милицейский участок у нас в Нижнедевицке расположен, а это просто опорный пункт. Которым мы время от времени пользуемся, - пояснил Антон.
- И ты предлагаешь мне здесь жить неделю?
- Да не неделю. Антон, наконец-то, справился с приступом хохота и снова превратился в скучного, неразговорчивого районного участкового. Не бойся, я думаю, дня за два, ну максимум три, мы управимся. Да и не так плохо здесь, как ты думаешь, поверь на слово, остальные места похуже будут, где тебе еще переночевать предложат. А тут свой дом под ключ, - снова не выдержал и хохотнул участковый, - на топчане спать неудобно, наши ребята, когда дежурить тут приходится, спят в камерах. Там, - показал он головой в дальний конец комнаты, - уборная и душ, а рядом с ним две раздельные камеры. Там койки удобнее, да и прохладнее там. Матрац с подушкой перенеси только, а то там нет.
- А если сюда ночью кто-то из «ваших» приедет? Или привезут кого?
- Да какой там! На кой сюда кто ночью-то поедет? Здесь и днем-то кроме меня никого. А про привезут, так ты, вообще, забудь, тут тебе не город. Тут все свои. Когда сюда кого-то сажали, в общем, такие случаи можно по пальцам пересчитать. Магазин за углом, я бы на твоем месте поспешил, - сказал Антон, глядя на часы, - сейчас двенадцать, а после двух его уже закрыть могут. Только будешь уходить, дверь за собой закрой, ключ на столе оставлю. Просто так она не закроется, нужно на нее плечом надавить, тогда только ключ в замке повернется. Ну, в общем, осваивайся, а мне по делам нужно. Я в Нижнедевицк поеду, а вечером вернусь. Часов в восемь. Бывай.
Я положил чехол с камерой на топчан, вынул кошелек из дорожной сумки и заскочил в туалет. Я спешил, чтобы потренироваться в открывании замка, пока не уехал Антон, но опоздал. Когда я выбежал на улицу, красная девятка, поскрипывая и громыхая, уносилась прочь. Чертыхаясь, я стал закрывать дверь. С первого раза у меня не получилось, дверь не доходила до дверного проема сантиметров на десять. Я попробовал навалиться на нее всем весом, но этого оказалось мало. Что-то в двери «бомкнуло», но в дверной проем она не стала. Тогда я с размаху приложился по ней плечом, получилось уже лучше, но все равно, дверь не закрылась. Со второго раза мне удалось, - что-то в двери хрустнуло, плечо прострелило болью, но ключ провернулся в замке. Когда боль в плече утихла, я похлопал руками по карманам джинсов, холодея от страха, но кошелек оказался в кармане. Прежде чем в следующий раз выйти на улицу, я сто раз подумаю.
Я стоял, озираясь по сторонам, вспоминая, в какую сторону указал Антон, когда говорил про магазин. Мимо меня прошли два подвыпивших мужика, разглядывая меня с ног до головы. Несмотря на то, что вывески на здании не было, все местные, наверняка, знали, что это за здание и какие люди из него выходят. Справа от себя я увидел чумазого пацаненка лет пяти, в одной руке он держал пакет молока, в другой нес надкусанную буханку горячего черного хлеба. Стало быть, магазин в той стороне, и я зашагал в его сторону.
Магазином оказался ржавый железный гараж, в покосившуюся дверь которого вело несколько полусгнивших деревянных ступеней. Внутри горела одинокая лампочка, с трудом освещавшая скудный ассортимент и полную продавщицу, сидевшую вплотную к дрожащему вентилятору. Как она выживала в духоте этих металлических стен, я не представлял. Поначалу, мне показалась, что она спит, она никак не отреагировала на мое появление, лишь зрачки ее глаз нехотя взяли меня на прицел.
- Здравствуйте, поздоровался я, - мне б чего поесть и попить.
Но предложений не последовало. Что ж, придется подбирать необходимое самому.
- Что у вас из еды есть? - снова попробовал я.
Продавщица молча обвела глазами полки с товарами, - мол, выбирай сам. Да я бы и выбрал, было бы из чего выбирать.
- Макароны есть, которые можно кипятком заварить?
Полная дама отодвинулась от вентилятора и с интересом уставилась на меня, как смотрят на человека, только что сморозившего полную чушь. Видимо, в этом совхозе лапшу быстрого приготовления еще не изобрели. На прилавках были спички, крупы, обычные макароны, консервы и туалетная бумага. В небольшом холодильнике света не было, но сквозь стекло я заметил две бутылки с минеральной водой.
В итоге, через несколько минут я вышел из магазина с несколькими банками консервов, буханкой черного хлеба, который, вопреки моим ожиданиям, оказался далеко не сегодняшним, и двумя бутылками минеральной воды из холодильника. Стоит ли говорить, что минералка оказалась теплой?
Всем добра, продолжение следует...
Часть 1, Часть 2, Часть 3
Прошу прощения за возможные ошибки и опечатки, но у автора нет права выкладывать текст из готового произведения - таковы требования издательства. С Вашего позволения, выкладываю чистовик.
Закулисье (Бесплатно по ссылке) 18+
"Брось нож или буду стрелять!" - этот приказ звучит угрожающе. И хуже всего такое слышать от полицейского, тем более, что никакого ножа у профессора психологии при себе не имелось. Когда Ларинцев понял, что попал в руки обычных преступников, ему казалось, что хуже быть не может.
Он ошибался, опасный и таинственный эксперимент уже начался. Задача - выжить и вернуться обратно.
Голос за бесплатную книгу добавляет 100 очков к карме.
Ашка... Чародей ( 1995 год )
Эту историю мне рассказала тёща. Произошло это в 1945 году, ей тогда было 6 лет. Жила она с матерью и двумя братьями в Хабаровском крае. Отец был на фронте, мать работала продавщицей в магазине. И неожиданно у шестилетней девочки (которой потом посчастливилось стать моей тёщей) стала под правым ухом расти опухоль. Выросла она размером с голубиное яйцо и причиняла адские страдания: ребёнок не мог ни есть, ни спать и круглые сутки кричал от боли.
Мать повезла её в краевую больницу. Врачи посмотрели и сказали: "Не жилец. Кругом артерии, резать невозможно, через неделю, максимум, эта опухоль её убьёт" . Такой вот диагноз, с врачами не поспоришь.
Мать однако была женщиной решительной и сдаваться не собиралась. Жила у них в селе бабка, про которую односельчане говорили однозначно: "Ведьма". Пойдёшь в лес, на охоту или на рыбалку, встретишь её, всё, можно идти домой, ничего не поймаешь, никого не убьёшь. Правда, если корова, к примеру пропадала, приносили ей гостинцы, просили помочь, корова через полчаса прибегала домой из лесу, задрав хвост. Ну и хворости разные тоже лечила какими-то своими ведьмовскими способами.
Надо отметить, что мать моей тёщи была смолоду яростной комсомолкой, рушила церкви, рубила топором иконы, жгла на костре библию. Но ребёнок есть ребёнок. И, украв в магазине полкило сала (за что по военному времени её могли пристрелить на месте), пошла она к бабке вместе с дочкой, протянула свёрток с салом, встала на колени, подтолкнула вперёд плачущую дочку и сказала: "Спаси".
Бабка мгновенно спрятала дефицитное сало и вытолкала просительницу за дверь, заверив, что дочка прибежит домой сама. Потом, закрыв дверь на крючок, наклонилась к девчонке, сделала страшные глаза и сказала: "Встань лицом к стене и не смотри, что я буду делать!"
Ну, какой же ребёнок станет выполнять такое приказание? Естественно, девочка смотрела, что будет делать эта странная бабка. А та зачерпнула из ведра ковшик колодезной воды, поставила на стол. Потом щипцами выхватила из печки уголёк, бросила в ковшик и быстро-быстро что-то начала шептать над ковшиком. Затем подошла к ребёнку, поднесла ковшик к губам и сказала: "Пей до дна!"
Та выпила. Боль прошла мгновенно. Девочка опрометью выскочила из хаты и помчалась домой. Там она залезла на печку и тут же уснула, впервые за много дней.
Мать, возвращаясь с работы домой, встревожилась: ребёнок не кричал, в доме было тихо. Она вбежала в избу, увидела лежащую неподвижно на лежанке дочь и схватила её на руки. Девочка раскрыла глаза и сказала: "Мамочка, я так есть хочу!" Тарелка борща и миска каши были проглочены мгновенно, затем ребёнок, никого не спрашивая, помчался на край села, к бабке.
Та снова провела тот же ритуал с водой, углём и шептанием. Так продолжалось с неделю. Опухоль постепенно уменьшалась, пока не превратилась в крошечный жировик, навсегда оставшийся под кожей и практически незаметный.
Такая вот история. А маленький комочек, оставшийся у тёщи под ухом, действительно прощупывается.
P.S. Через полгода вернулся с фронта отец, на радостях начал перекапывать огород, стёр до крови руку, попала инфекция, началось воспаление. Поехали в краевую больницу, врачи посмотрели и сказали: "Гангрена у тебя начинается, надо руку резать, а то помрёшь!"
Поехали домой от доброго айболита к деревенской знахарке. Та потёрла руку выше воспаления каким-то порошком, вроде мела, пошептала над раной и повязала нарыв красной тряпочкой, даже градусник не ставила.
Однако боль сразу прошла, а через месяц и рука полностью выздоровела. Такая вот нетрадиционная медицина.
Скопировано с блога на Яндекс-Дзен: https://zen.yandex.ru/media/id/5bd8c3571b845b00aa6e3e9a/neby...
Эту историю мне рассказала тёща. Произошло это в 1945 году, ей тогда было 6 лет. Жила она с матерью и двумя братьями в Хабаровском крае. Отец был на фронте, мать работала продавщицей в магазине. И неожиданно у шестилетней девочки (которой потом посчастливилось стать моей тёщей) стала под правым ухом расти опухоль. Выросла она размером с голубиное яйцо и причиняла адские страдания: ребёнок не мог ни есть, ни спать и круглые сутки кричал от боли.
Мать повезла её в краевую больницу. Врачи посмотрели и сказали: "Не жилец. Кругом артерии, резать невозможно, через неделю, максимум, эта опухоль её убьёт" . Такой вот диагноз, с врачами не поспоришь.
Мать однако была женщиной решительной и сдаваться не собиралась. Жила у них в селе бабка, про которую односельчане говорили однозначно: "Ведьма". Пойдёшь в лес, на охоту или на рыбалку, встретишь её, всё, можно идти домой, ничего не поймаешь, никого не убьёшь. Правда, если корова, к примеру пропадала, приносили ей гостинцы, просили помочь, корова через полчаса прибегала домой из лесу, задрав хвост. Ну и хворости разные тоже лечила какими-то своими ведьмовскими способами.
Надо отметить, что мать моей тёщи была смолоду яростной комсомолкой, рушила церкви, рубила топором иконы, жгла на костре библию. Но ребёнок есть ребёнок. И, украв в магазине полкило сала (за что по военному времени её могли пристрелить на месте), пошла она к бабке вместе с дочкой, протянула свёрток с салом, встала на колени, подтолкнула вперёд плачущую дочку и сказала: "Спаси".
Бабка мгновенно спрятала дефицитное сало и вытолкала просительницу за дверь, заверив, что дочка прибежит домой сама. Потом, закрыв дверь на крючок, наклонилась к девчонке, сделала страшные глаза и сказала: "Встань лицом к стене и не смотри, что я буду делать!"
Ну, какой же ребёнок станет выполнять такое приказание? Естественно, девочка смотрела, что будет делать эта странная бабка. А та зачерпнула из ведра ковшик колодезной воды, поставила на стол. Потом щипцами выхватила из печки уголёк, бросила в ковшик и быстро-быстро что-то начала шептать над ковшиком. Затем подошла к ребёнку, поднесла ковшик к губам и сказала: "Пей до дна!"
Та выпила. Боль прошла мгновенно. Девочка опрометью выскочила из хаты и помчалась домой. Там она залезла на печку и тут же уснула, впервые за много дней.
Мать, возвращаясь с работы домой, встревожилась: ребёнок не кричал, в доме было тихо. Она вбежала в избу, увидела лежащую неподвижно на лежанке дочь и схватила её на руки. Девочка раскрыла глаза и сказала: "Мамочка, я так есть хочу!" Тарелка борща и миска каши были проглочены мгновенно, затем ребёнок, никого не спрашивая, помчался на край села, к бабке.
Та снова провела тот же ритуал с водой, углём и шептанием. Так продолжалось с неделю. Опухоль постепенно уменьшалась, пока не превратилась в крошечный жировик, навсегда оставшийся под кожей и практически незаметный.
Такая вот история. А маленький комочек, оставшийся у тёщи под ухом, действительно прощупывается.
P.S. Через полгода вернулся с фронта отец, на радостях начал перекапывать огород, стёр до крови руку, попала инфекция, началось воспаление. Поехали в краевую больницу, врачи посмотрели и сказали: "Гангрена у тебя начинается, надо руку резать, а то помрёшь!"
Поехали домой от доброго айболита к деревенской знахарке. Та потёрла руку выше воспаления каким-то порошком, вроде мела, пошептала над раной и повязала нарыв красной тряпочкой, даже градусник не ставила.
Однако боль сразу прошла, а через месяц и рука полностью выздоровела. Такая вот нетрадиционная медицина.
Скопировано с блога на Яндекс-Дзен: https://zen.yandex.ru/media/id/5bd8c3571b845b00aa6e3e9a/neby...
Я сегодня в столовке вспомнил, что у нас в садике была повариха с овердохуя родинок и папиллом на лице.
Ну и когда на обед приносили супчики, то в них плавали непонятные коричневые хуйнушки.
Ну типа как тут:
Мне приходилось эти хуйнушки аккуратно ложкой выбирать на край тарелочки. Все это потому что я был уверен, что пока повариха варит этот суп и нависает как злая ведьма над котлом с супом, с ее лица падают излишние родинки прямо в будущий суп и превращаются там в эти коричневые хуйнушки.
Я сегодня без супа, сук ((
Приятного всем аппетита