4. Докинз и Библия: Новый Завет
Критика Библии, которую высказывает Ричард Докинз (а он в этом отношении повторяет уже сложившийся атеистический канон) выдаёт подход, о котором мы уже говорили, – критиковать предмет, принципиально отказываясь от его изучения. Это так же заметно в отношении Докинза к Новому Завету, как и в его отношении к Ветхому. Но рассмотрим это подробнее.
Проклятие смоковницы
Докинз пишет, что «канонические Евангелия Матфея и Марка рассказывают о том, как Он мелко отомстил, не чему-нибудь, а смоковнице: рано утром, когда Он возвращался в город, Он проголодался. Увидев смоковницу у дороги, Он подошёл к ней, но не нашёл ничего, кроме листьев. Тогда Он сказал ей: «Да не будет от тебя плода вовек» (Мф.21:18).
История бесплодной смоковницы – это, наверное, самое любимое место в Евангелии у атеистов. Ещё в детстве я читал у Бертрана Рассела, что это проявление раздражительности со стороны Христа, что противоречит христианской доктрине о Его безгрешности.
Но о чем на самом деле эта история? Тому, кто читал книги Пророков, ясно, о чем идёт речь: насаждения, которые должны приносить плоды, но не приносят, – это народ Божий и, особенно, его вожди. Как говорит Пророк, «Виноградник Господа Саваофа есть дом Израилев, и мужи Иуды – любимое насаждение Его. И ждал Он правосудия, но вот – кровопролитие; [ждал] правды, и вот – вопль» (Ис.5:7).
Святой Иоанн Креститель сравнивает грешников с деревьями, которые будут срублены, если не принесут плода покаяния: «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Матф.3:10).
Праведник, напротив, сравнивается с плодоносным деревом. «Ибо он будет как дерево, посаженное при водах и пускающее корни свои у потока; не знает оно, когда приходит зной; лист его зелен, и во время засухи оно не боится и не перестаёт приносить плод» (Иер.17:8). Сравнение людей и народов с деревьями – общее место у Пророков, например, как сказано у Иезекииля: «И узнают все дерева полевые, что Я, Господь, высокое дерево понижаю, низкое дерево повышаю, зеленеющее дерево иссушаю, а сухое дерево делаю цветущим: Я, Господь, сказал, и сделаю» (Иез.17:24).
Таким образом, проклятие бесплодной смоковницы есть пророческое знамение, которое было более чем прозрачно для современников Иисуса, как и Его притчи, в которых Господь обличает вождей народа как неверных виноградарей.
Есть ли в этом что-то сложное? Для человека, незнакомого с Библией, – возможно, и вообще очень трудно понять что-то, не зная культурного контекста. Но эта проблема легко решается – Рассел мог поговорить с любым христианским служителем, Докинзу и это не обязательно – достаточно навести справки в интернете.
Проблема не в недоступности знания, а в нежелании его получать. Чтобы понять Библию, как и любую книгу, нужно хотеть её понять. Не обязательно уверовать, но хотя бы оценить как грандиозный эпос, в котором история развивается, как в драме, от завязки к финалу, и каждая деталь отражается в каждой другой.
Враждебность к тексту не даёт человеку возможность понять его – тут необходима хотя бы нейтральная отстранённость, как люди могли бы изучать памятники давно ушедшей цивилизации.
Почему мы отвергаем апокрифы?
Докинз указывает на апокрифы – повествования о жизни Иисуса, которые были отвергнуты Церковью, – и риторически спрашивает: «Никто не думает, что фантастические чудеса из «Евангелия детства» или «Евангелия от Фомы» произошли на самом деле. Иисус не превращал глину в воробьёв, ни убивал мальчика, который толкнул его, и не удлинял доску в мастерской плотника. Почему, тогда, люди верят в столь же натянутые чудеса, описанные в официальных, канонических Евангелиях: превращение воды в вино, хождения по воде, вознесение из мёртвых? Поверили ли бы они в «чудо о воробьях» и «чудо об удлинении доски», если бы «Евангелие детства» попало в канон? Если нет, то почему? Что такого особенного в четырёх Евангелиях, которым «повезло» быть избранными в канон? Почему такие двойные стандарты?»
Один из вопросов, которые ставит здесь Докинз, – почему мы верим в одни чудеса и не верим в другие – мы уже рассматривали, когда говорили о чудесах вообще. Коротко говоря, в рамках мировоззрения, в принципе допускающего чудеса, мы полагаем, что сообщения о чудесах могут быть как истинными, так и ложными – как и сообщения о любых других событиях. У нас есть основания считать сообщения апокрифических евангелий ложными, и мы сейчас рассмотрим их подробно.
Итак, почему одни тексты вошли в Новозаветный канон, а другие нет? Мы могли бы задаться аналогичным вопросом: почему, например, поэма «Полтава» попала в полное собрание сочинений А. С. Пушкина, а вот такое прекрасное стихотворение как «Бородино» – нет? Что такого особенного в «Полтаве», что ей повезло быть избранной в полное собрание сочинений редакционной комиссией, которая его издавала? Почему такие двойные стандарты?
Нам, очевидно, ответят: потому, что «Полтаву» написал Пушкин, а «Бородино» – нет, и, несмотря на ряд пересечений и сходных деталей, оно принадлежит перу другого автора, что редакционной комиссии хорошо известно.
Апостольские писания отличает то, что они исходят из круга Апостолов, ближайших учеников Господа, «очевидцев и служителей Слова» (Лук.1:2). Апокрифы возникают позже и в среде, связи которой с Апостолами являются косвенными, если прослеживаются вообще. Причём современные учёные, которые подходят к этим текстам со своими критериями, в итоге, подтверждают позицию Церкви – апокрифы являются гораздо более поздними документами, которые частично пересказывают материал канонических Евангелий, частично домысливают что-то своё.
Например, Евангелие детства Фомы, о котором говорит здесь Докинз, датируется учёными серединой-концом II века, гораздо позже канонических Евангелий. Бытовые детали явно указывают на то, что автор не представлял себе реальной жизни в палестинской деревне. Как отмечает, например, Ирина Свенцицкая, «Автора не интересовало, лепили ли галилейские мальчики птичек из глины, начинали ли они своё обучение в школе с греческой азбуки, называли ли их греческими именами. Он писал для грекоязычных читателей, которые тоже этого не знали».
Отличается и характер чудес – как и характер самого Иисуса – в «Евангелии детства» и в канонических Евангелиях. Чудеса канонических текстов – это чудеса милосердия: Иисус исцеляет больных, открывает глаза слепым, освобождает бесноватых, воскрешает умерших, насыщает голодных. В «Евангелии детства» Ему приписывается совершение чудес ради пустой похвальбы, а некоторые из них так и просто злые, например, как сказано в тексте, «После этого Он (Иисус) снова шёл через поселение, и мальчик подбежал и толкнул Его в плечо. Иисус рассердился и сказал ему: ты никуда не пойдёшь дальше, и ребёнок тотчас упал и умер». Или в другом месте: «И Иосиф позвал мальчика и бранил Его, говоря, зачем Ты делаешь то, из-за чего люди страдают и возненавидят нас и будут преследовать нас? И Иисус сказал: Я знаю, ты говоришь не свои слова, но ради тебя Я буду молчать, но они должны понести наказание. И тотчас обвинявшие Его ослепли».
Надо отметить и то, что канон Нового Завета складывается намного раньше 325 года – наиболее ранний из дошедших до нас списков, так называемый канон Муратори, уже содержит известные нам четыре канонических Евангелия (от Матфея, Марка, Луки и Иоанна) и другие новозаветные тексты, написан не позднее 170 года н.э.
У нас, таким образом, есть вполне рациональные и понятные причины не принимать «Евангелие детства», как и другие апокрифические источники, в качестве достоверных источников о жизни Господа Иисуса.
Иуда и Божий замысел
Докинз пишет: «Веками имя Иуды означало предательство. Но, как мы уже спрашивали, справедливо ли это? Божий план состоял в том, что Иисус должен быть распят, а для этого Он должен быть арестован. Предательство Иуды было необходимо для осуществления этого плана. Почему христиане традиционно ненавидят имя Иуды? Он просто исполнял свою роль в Божьем плане спасения человечества».
Даже на бытовом, не-богословском уровне мы понимаем, что люди несут ответственность, прежде всего, за свои намерения. Представим себе наёмного убийцу на службе мафии, который застрелил лидера конкурирующей преступной группировки. Представим себе, что этот лидер был чудовищным злодеем, которого власти не могли привлечь к законной ответственности из-за того, что он убивал всех свидетелей. Объективно наёмный убийца оказал услугу обществу, удалив страшного злодея. Будет ли он за это награждён орденом? Нет, он будет наказан за убийство, потому что в его намерение не входило защищать законопослушных граждан. Он хотел заработать денег преступным путём, удовлетворить свою гордыню и склонность к убийству, и награждать тут нечего, даже если в итоге его преступление принесло благо обществу.
Иуда вовсе не стремился исполнить Божий план спасения мира – он просто хотел заработать денег предательством своего Учителя. Он несёт ответственность за своё намерение, а не за то, что Божий промысл сделал с последствиями его поступка.
Добрые люди по своей свободной воле служат Богу, злые – противятся Ему, каждый несёт ответственность на выбор, который совершает. Бог, обладая всеведением, знает, кто и как поступит – Он знает, что Иуда предаст Христа за тридцать сребреников, впадёт в отчаяние и повесится, а Пётр три раза отречётся, но потом покается и спасётся. Бог учитывает это знание в Своём замысле, который не может быть сорван. Все поступки людей, таким образом, послужат к осуществлению Его планов. Например, Апостолы, столкнувшись с гонениям, говорят в молитве к Богу: «Они же, выслушав, единодушно возвысили голос к Богу и сказали: Владыко Боже, сотворивший небо и землю и море и все, что в них! Ты устами отца нашего Давида, раба Твоего, сказал Духом Святым: что мятутся язычники, и народы замышляют тщетное? Восстали цари земные, и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его. Ибо поистине собрались в городе сем на Святаго Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой» (Деян.4:24–28).
Бог не является автором человеческих поступков – люди совершают их по своей свободной воле, но Бог учитывает их в Своём замысле так, что они приводят к тем результатам, которые Он предопределил. Люди при этом, естественно, несут ответственность не за промысл Божий, а за свои собственные намерения и решения.
Были ли у Холокоста христианские корни?
Докинз повторяет популярный в определённых кругах тезис о том, что Холокост – массовое истребление евреев нацистами и их пособниками в ходе Второй мировой войны – был вызван наследием христианского антисемитизма, который, в свою очередь, был порождён верой христиан в божество Иисуса, из-за которой евреев обвиняли в «богоубийстве».
Как пишет Докинз, «Даже если Гитлер не был, на самом деле, искренним христианином, его речи нашли благодарную аудиторию в населении Германии, приготовленном столетиями католической и лютеранской ненависти к евреям».
Можно согласиться с тем, что нацисты охотно использовали текст Мартина Лютера «О евреях и их лжи» в своей антисемитской пропаганде. Лютер, после того как рухнули его надежды на скорое обращение иудеев в его версию христианства, действительно разразился крайне грубыми нападками в их адрес. Полемика (в том числе, вероисповедная) в то время вообще велась грубо, а лично Лютер даже для той эпохи был крайне невоздержан на язык, осыпая своих оппонентов – католиков, представителей несогласных с ним течений протестантизма и иудеев – угрозами и бранью, которая приводит нынешних лютеран в немалое смущение. Но здесь ли лежат корни Холокоста? Нет, и, особенно в устах Докинза, обвинения подобного рода выглядят классическим перекладыванием с больной головы на здоровую.
Как сами нацисты объясняли свой антисемитизм? Укоряли ли они евреев в «богоубийстве», проявляли ли, вслед за Лютером, религиозную нетерпимость к иудаизму? Ничего подобного. Их совершенно не интересовало вероисповедание их жертв. Их антисемитизм был биологическим – они полагали, что евреи являются «расой» биологически враждебной «арийской расе», и даже если человек еврейского происхождения был христианским священником или епископом, это ни в малейшей степени не влияло на решимость нацистов его уничтожить.
Можно искать какие-то косвенные влияния, но если мы поинтересуемся самыми прямыми корнями национал-социализма, то эти корни носили – в представлении самих нацистов – научный, биологический характер.
Национал-социализм – это прикладная биология, как говорил Рудольф Гесс, и нацистам в голову не приходило считать его «прикладным христианством». Нацисты апеллировали к эволюционной биологии, их расовые построения представляли собой доведение до крайности тех научных, на тот момент, представлений о неравенстве рас и желательности евгеники (искусственного отбора среди людей), которые были общепринятыми в научной среде того времени. Расово-евгенические законы существовали в США и ряде западноевропейских стран, стерилизация людей с «плохой наследственностью» была практикой, принятой и активно продвигаемой научным сообществом. В одних только США были насильственно стерилизованы около 60 тысяч человек.
Национал-социалисты только довели эти успехи биологических наук до их логического экстремума – геноцида. Они вообще вели себя как идеальные, сознательные участники эволюционного процесса – что может быть естественней внутривидовой агрессии за расширение ареала обитания? У птичек с бабочками то же самое.
После поражения нацистов расовая теория и евгеника вышли из моды. Разумеется, Докинз, как и другие современные биологи, категорически отвергают эту теорию и, может быть, не столь единодушно – евгенику. Мы, конечно, не можем упрекать их в приверженности этим давно скомпрометированным воззрениям. Но в чем мы можем упрекнуть Докинза, так это в нежелании заметить очевидное. Нацистский антисемитизм не имел отношения к религии. Он имел научное обоснование. Мы, конечно, сейчас скажем – «лженаучное». Но, как говорит голос за кадром в сериале про Штирлица, «они ещё не знали». Расовая теория тогда считалась наукой.
Это не говорит нам, конечно, о том, что биология – корень всего зла. Но это определённо показывает, что люди могут злоупотреблять наукой. Как они могут злоупотреблять религией и вообще чем угодно. Но когда биолог приписывает плоды злоупотребления наукой – причём именно биологией – тлетворному влиянию религии, его построения верны с точностью до наоборот.
Искупление: почему бы просто не простить?
Но наиболее резкий протест у Докинза вызывает библейское учение об Искуплении. Как он пишет, «Ты можешь удивляться, почему, если Бог хотел простить нас, он просто не простил. Но нет, это недостаточно для такого персонажа, как Бог. Кто-то должен пострадать, предпочтительно мучительно и смертельно. «Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения», как говорит послание к Евреям (9:22) Св. Павел часто объясняет, другими словами, что «Христос умер за грехи наши, по Писанию» (1Кор.15:3).
Докинз удивляется, почему Бог не остановил Распятие, как Он остановил жертвоприношение Исаака, и не объявил о всеобщем прощении и без этого.
Что же, Докинз не единственный, кто нападает на библейское учение о том, что Христос «изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего [было] на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис.53:5). Даже некоторые христианские богословы пытались его смягчить или обойти.
Но в Библии оно есть; есть оно и у святых отцов, поэтому нам стоит ответить на это недоумение подробно. Пророки, Апостолы и Сам Господь, действительно, говорят о том, что прощение наших грехов обретено посредством Крестной Жертвы Спасителя. Что здесь является причиной недоумения?
Коротко сказать, это путаница между ситуацией, когда прощает частное лицо и когда прощает судья; между прощением, которое говорит «я больше не сержусь» и помилованием, которое говорит «ты не будешь наказан за свои преступления».
Конечно, спасение не сводится к одному этому акту помилования; впереди и у человека долгий путь духовного преображения, который он будет проходить в Церкви. Но оно начинается именно с отпущения грехов.
Приведём пример. Террорист Каракозов после неудачного покушения на Императора Александра II обратился к нему с просьбой о помиловании. Император ответил ему: «Как христианин я тебя прощаю, а как государь простить не могу».
Государь не является частным лицом; на нем лежит миссия обуздывать злодеев, и, если он будет пренебрегать ей, страна погрузится в хаос, а вверенный ему народ – во многие бедствия. Если вы частное лицо и вашу квартиру обворовали, вы можете простить вора – это будет похвальным великодушием. Но если вы судья, и перед вами стоит вор, а вы, вместо того чтобы наложить на него положенное по закону наказание, отпускаете его на все четыре стороны, как если бы он был невиновен, вы не делаете ничего похвального. Вы оказываетесь коррумпированным судьёй и пособником зла.
Одно дело – простить личную обиду, другое – вынести неправосудный приговор. Мы можем сказать частному лицу: «Почему бы тебе просто не простить», но нам вряд ли покажется уместным сказать судье: «Почему бы тебе не проигнорировать преступление».
Другая путаница, в которую люди часто впадают, – это смешение личной эмоциональной реакции на обиду и правого суда по отношению к преступлению. Нередко критики Искупления рисуют себе карикатурный образ Бога как кого-то, чрезвычайно сильно раздражённого поведением людей. Он успокаивается, только «сорвав зло» на Иисусе, подобно тому, как раздражённые люди могут «срывать зло» на ком-то постороннем и невинном. Но это именно карикатура, и она не имеет ничего общего с реальностью. Бог всегда и неизменно любит людей и желает их спасения. Суд Божий не является эмоциональной реакцией на личную обиду – он является справедливой и необходимой реакцией Творца и Хранителя мироздания на зло, которое это мироздание оскверняет, разрушает и уродует.
Так и земной судья может и не испытывать – вернее, даже должен не испытывать – к подсудимому личной неприязни. Он даже может жалеть его и сочувствовать ему, но как судья, совершающий правосудие, он не может просто сказать: «Я сегодня в сентиментальном настроении, мне тебя жалко, иди домой». Как судья, он поступает по справедливости, а не по своим эмоциональным реакциям.
Бог не может поступить неправосудно, такова Его нравственная природа. Более того, само творение, разрушенное грехом, нуждается в правосудии.
И неизменная любовь Божья предусматривает для нас Искупление во Христе Иисусе. Бог сам становится человеком – единственным безгрешным во всем человеческом роде, чтобы люди были искуплены Его смертью и их оправдание приобретено Его праведностью.
Мы, по справедливости, не заслуживаем рая, но Христос заслужил его для всех тех, кто присоединится к Его Церкви через покаяние, веру, Крещение и хранение заповедей.
Библия и проблема атеистического морализма
Нам стоит обратить внимание на то, что критика Библии (или христианской веры) с позиций морали предполагает какие-то моральные стандарты, и это неизбежно вызывает вопрос о том, откуда мы их берём. В мироздании, которое сотворил Бог, это понятно – именно Бог является Автором нравственного закона, именно перед Его лицом что-то является поистине добрым, а что-то поистине злым. Но если мы примем атеистическую картину мира: Бога нет, человек возник в результате действия каких-то безличных и внеморальных природных сил, то откуда мы берём критерии для того, чтобы отличать добро от зла? Есть ли вообще добро и зло во Вселенной без Бога? С одной стороны – нет, и Докинз прямо пишет об этом. С другой, он же произносит резкие и решительные моральные суждения, как если бы добро и зло были реальностью. Это выдаёт неизбежное противоречие атеистического мировоззрения, о котором мы поговорим в дальнейшем.
Продолжение следует...
3. Докинз и Библия: Ветхий Завет
Нападки Докинза на Библию в его недавней книге «Перерастая Бога: пособие для начинающих» в целом повторяют его же доводы в книге «Бог как иллюзия», которые, в свою очередь, воспроизводят долгую линию антибиблейской пропаганды, кочуя из книги в книгу и из статьи в статью. Перед тем как рассмотреть конкретные примеры, скажем несколько слов о самом подходе Докинза (и его собратьев) к Писанию.
Этот подход никоим образом не является научным; его было бы правильно охарактеризовать как «сектантский» или «культистский». Мы видим, как лидеры культов, например, Дэвид Кореш или Секо Асахара, цитируют Библию. Что характеризует их подход? У них есть уже сложившиеся взгляды, которые никак не исходят из Библии, но которые они хотели бы укоренить в сознании своих адептов как библейские, внушая им, что Священное Писание поддерживает их притязания. Если религиовед – сколь угодно неверующий – подходит к Библии с вопросом: «Что этот сборник текстов означает для тех, кто принимает его как авторитетный?» или, возможно, «Что эти тексты означали для их авторов?», то у Докинза вообще нет вопросов к тексту кроме риторических – ему все сразу и заранее ясно.
Чтобы ставить вопросы, надо допускать мысль, что я чего-то не понимаю или, возможно, понимаю неправильно. Докинз уверен, что все понимает правильно и что составил себе совершенно верное представление о том, чему учит Библия. Она, с его точки зрения, должна учить, по большей части, какой-то античеловеческой чуши, и его прочтение полностью продиктовано стремлением подтвердить этот заранее принятый тезис.
Библию не обязательно читать с верой; но её желательно читать (как и любую книгу) с желанием понять, а не приписать ей свои заранее принятые тезисы.
Приведу пример. Я понемногу читаю – с немалым трудом – книгу знаменитого космолога Стивена Хокинга «Вселенная в ореховой скорлупке». Я ничего не смыслю в физике и высшей математике, и мысль автора часто кажется мне непонятной и – когда у меня возникает впечатление, что я её понял, – возмутительно нелепой. То про «воображаемое время» автор загнёт, то про «тяжёлый вакуум»... Чушь какая-то.
Что мне нужно, чтобы продвигаться в понимании этого труда? Вера. И некоторое смирение. Я должен поверить, что автор не является идиотом и не несёт чепуху – напротив, он – учёный с мировым именем и хорошо знает, о чем пишет. Я должен приложить определённые (для меня – значительные) усилия к тому, чтобы вникнуть в его повествование. Я должен смириться – я не разбираюсь в этом предмете, мне стоит признать это и стараться повысить свой образовательный уровень. Во всяком случае, мне стоит воздержаться от высокомерной критики книги Хокинга, не приложив никаких усилий к пониманию того, о чем он, собственно, пишет. Возможно, это не Хокинг глупец или жулик. Возможно, это я чего-то не понимаю.
Для того чтобы понять, о чем идёт речь в Библии, не обязательно лично уверовать в её послание, но важно исходить из того, что осмысленное послание в ней содержится, и это послание, нравится нам это или нет, лежит в основании европейской культуры. Многие поколения людей читали Библию, их веру можно не разделять, но её можно попытаться понять – что люди находили в этом сборнике древних текстов, как они его интерпретировали. Возможно, это не христиане поголовно глупцы или жулики. Возможно, это Докинз чего-то не понял.
В книге «Перерастая Бога» Докинз повторяет тот же аргумент, что и в «Боге как иллюзия» – ну да, в Библии, особенно в учении Иисуса, есть кое-какие добрые и милые слова про любовь к ближнему и тому подобное. Но в Библии полно и «злобных» фрагментов, например, повеление истребить хананеев. Христиане неизбежно выбирают, какие слова Писания для них обязательны, а какие нет, и – по мысли Докинза – в этом выборе они ориентируются на какие-то внешние по отношению к Библии критерии, скорее всего, нравственный прогресс, который (независимо от Библии) происходит в нашей цивилизации. Вот как пишет Докинз:
«Но как мы решаем, какие стихи игнорировать, потому что они злобные, а какие проповедовать, потому что они добрые? Ответ должен состоять в каком-то другом критерии, по которому мы определяем, что считать злобным, а что – добрым, по причинам, которые не исходят из самой Библии. Но, в таком случае, какой бы это ни был критерий, почему бы не использовать его напрямую?
Если мы имеем какой-то независимый критерий того, какие стихи в Библии считать хорошими, а какие – плохими, то зачем нам вообще Библия?»
То есть Докинз как считал в 2006 году, так и продолжил считать в 2019, что Библия – это такой цитатник председателя Мао, в котором все фрагменты имеют одинаковое значение и ценность, и что христиане не следуют ветхозаветному законодательству исключительно под влиянием эпохи Просвещения. Ну и, видимо, боятся Гаагского трибунала, под который, по мнению Докинза, обязательно бы попали многие герои Ветхого Завета.
Он не один такой, для воинствующих атеистов это общее место. У меня самого в ходе одной из сетевых дискуссий спрашивали, почему я не побиваю камнями людей, работающих в субботу – подразумевая, что я воздерживаюсь от этого исключительно из страха перед полицией и судом. Ведь в Библии же сказано: «Соблюдайте субботу, ибо она свята для вас: кто осквернит её, тот да будет предан смерти» (Исх.31:14), вы сами утверждаете, что Библия есть слово Божье – что же вы саботируете Божье повеление?
Конечно, любой грамотный христианин мог бы объяснить Докинзу за десять минут, что критерий интерпретации для христиан находится внутри Библии – это её свидетельство об Иисусе Христе, в Котором мы встречаем Бога. Как говорит Апостол Иоанн, «Сие же написано, дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и, веруя, имели жизнь во имя Его» (Иоан.20:31). Библия имеет сюжет, развивающийся во времени, отдельные стихи и книги читаются внутри этого сюжета, история Откровения проходит через разные этапы, достигая вершины в Иисусе Христе.
Юридические и обрядовые нормы Ветхого Завета не распространяются на нас, потому что мы не являемся подданными древнеизраильского царства. Как и вообще Ветхозаветный Закон, в его юридической и обрядовой стороне, выполнял приуготовительную и прообразовательную роль к главным событиям библейской истории – приходу и искупительному служению Христа. Как пишет святой Апостол Павел, «Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под [руководством] детоводителя» (Гал.3:24,25). Мы не игнорируем те или иные стихи Библии – мы просто помещаем их в общий контекст Писания, где они и становятся понятными. Эта простая мысль, однако, годами – а если говорить об атеистическом движении в целом, то десятилетиями и столетиями – ускользает от понимания критиков Библии.
Дело, конечно, не в том, что они неспособны её понять, а в том, что не хотят. Это самое принципиальное невежество в предмете, которым Докинз открыто похваляется. Но рассмотрим конкретные Библейские фрагменты, которые Докинз подвергает критике.
Жертвоприношение Авраама
Обращаясь к (предположительно юному) читателю своей книги, Докинз пишет:
«Бог повелел твоему отцу убить тебя и принести тебя во всесожжение. Но оказалось, что это просто шутка – проверка верности твоего отца Богу. Твой отец должен был доказать, что он настолько любит Бога, что даже готов убить тебя, если Бог так повелит. Он должен доказать, что любит Бога больше, чем своё дорогое дитя. Как только Бог увидел, что твой отец действительно, на самом деле готов это сделать, Бог вмешивается как раз вовремя. Попался! Первоапрельская шутка! Я это не всерьёз! Отличный розыгрыш, правда?
…Если бы что–то подобное произошло в наше время, Авраам попал бы в тюрьму за ужасающую жестокость к своему ребёнку».
Отметим, что восприятие Докинзом этой библейской истории никак не обогатилось за все годы, прошедшие с выпуска «Бога как иллюзии». Правда, он припоминает, что «официальная интерпретация, которую преподают в воскресных школах, говорит о том, что внезапное появление агнца было Божьим способом сказать людям, чтобы они не приносили человеческих жертв, а приносили животных».
Да, действительно, история Авраама – это, помимо прочего, история о том, как Бог не принял человеческую жертву и заменил её животным. Для древнего человека, в котором было сильно прецедентное мышление, ответ на вопрос: «Почему мы не приносим в жертву людей, как прочие народы?» как раз и находился в избавлении Исаака. Потому что Бог принял преданность Авраама и благословил его, а вот Исаака заменил агнцем.
Но это объяснение не устраивает Докинза. Он пишет: «Но ведь персонаж Бога в этой истории постоянно разговаривает с людьми... почему бы ему было просто не сказать им, чтобы они приносили в жертву овец, а не людей? Зачем было проводить Исаака через это ужасное испытание?»
Обратим внимание на постоянно возникающую – и у Докинза, и у других атеистических авторов – подмену. Докинз отвергает очевидную интерпретацию, которую предлагают в воскресных школах – «это, в частности, отмена человеческих жертвоприношений» – и предлагает свою собственную: «это жестокая шутка». Но чью веру в таком случае критикует Докинз?
Представим себе какой-нибудь культ, адепты которого верят, что Богу угодны жестокие шутки и розыгрыши, и они ссылаются при этом на интерпретированную в стиле Докинза историю с жертвоприношением Исаака. Была бы критика этого культа критикой христианства? Конечно нет, этот культ не имел бы с историческим христианством ничего общего. Экзегетические проблемы этого культа ни в малейшей степени не были бы проблемами христиан.
Но мы находимся именно в такой ситуации – если докинзиане интерпретируют всю историю как жестокую шутку, это их проблема, а не проблема христиан и не проблема Библии.
Риторические вопросы, которые ставит Докинз, указывают на ту же удивительную неусвояемость любых ответов, которые ему, несомненно, давали за прошедшие годы.
«И если Бог, как говорят, знает все, то Он мог знать заранее, как Авраам поведёт себя перед лицом этого испытания».
Разумеется, и Бог испытывает Авраама не чтобы узнать что-то Ему неизвестное, но по ряду причин, которые, опять же, любой грамотный христианин мог бы объяснить Докинзу за десять минут – если бы он согласиться слушать. Бог даёт возможность Аврааму проявить абсолютную верность и обрести Его обетования – для себя и для своих потомков. Бог создаёт, как мы уже сказали, прецедент отмены человеческого жертвоприношения, который был бы понятен и убедителен в культуре того времени. Бог – что очень важно и, похоже, неизвестно Докинзу – пророчески указывает на грядущую Жертву Христа, Жертву, которую усмотрит Сам Бог ради искупления человеческого рода.
Другой ветхозаветный эпизод, на который обращает внимание Докинз – принесение ветхозаветным героем Иеффаем в жертву своей дочери. Толкователи расходятся во мнениях относительно того, идёт ли речь о том, что девушка была буквально заклана в жертву, или же она была посвящена Богу и не имела возможности выйти замуж. Библейский текст говорит: «По прошествии двух месяцев она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа» (Суд.11:39). Докинз исходит из того, что она была именно заклана в жертву, и возмущается тем, что, в отличие от случая с Исааком, Бог не предотвратил этого.
Что же, если речь действительно идёт о жертвоприношении, то Бог обращался к Своему народу – и Ему приходилось обращаться очень настойчиво – чтобы искоренить практику человеческих жертвоприношений. Об этом, в частности, и говорит следующий эпизод, на котором концентрируется Докинз.
Истребление хананеев
Докинз (как и в прошлой своей книге) сравнивает Иисуса Навина с Гитлером, и завоевание обетованной Земли – с нацистским геноцидом. Впрочем, в историчность этого завоевания он не верит, так что бранится на то, что в его глазах является художественным вымыслом.
Так или иначе, книга Иисуса Навина – манифест воинствующей нетерпимости, который производит тяжёлое впечатление на современного читателя. Однако аналогия с Гитлером – это просто ещё один пример тех неосновательных аналогий, которые обычны для риторики Докинза (и новых атеистов вообще).
Начнём с того, что в главе «Как мы определяем, что добро?» (How do we decide, what is good?) сам Докинз говорит о моральном прогрессе – ещё в XIX веке такие почитаемые люди как Авраам Линкольн, позволяли себе грубые расистские высказывания, которые в наше время моментально уничтожили бы их карьеру. А чуть раньше люди – в частности, как признает Докинз, его собственные предки – владели рабами и считали это в порядке вещей. Докинз просит нас не судить людей прошлого по нынешним стандартам – и с этим можно отчасти согласиться.
Но ведь то же соображение применимо не только к людям XIX, но и к людям раннего железного века – довольно странно предъявлять к ним такие же требования, как к тем, кто живёт сейчас.
Почему-то призывая нас учитывать контекст эпохи, когда речь идёт о его предках-рабовладельцах, Докинз решительно отказывается делать это применительно к героям Библии. Он призывает современного подростка поставить себя на место Исаака, забывая о том, что это просто невозможно, слишком велика разница культур. И с той же лёгкостью он сравнивает людей, только-только выбирающихся из язычества, дикости и варварства, с людьми, которые рухнули в глубины язычества после веков блестящей христианской культуры.
Даже с чисто светской точки зрения сравнивать Иисуса Навина с Гитлером можно не больше, чем сравнивать фараона с Черчиллем – это абсолютно разные люди, действующие в абсолютно разных контекстах и принадлежащие к абсолютно разным культурам.
Гитлер действовал в уже почти двухтысячелетней на тот момент христианской цивилизации. Он пришёл в мир, в котором истины о том, что человек (любого этнического происхождения) создан по образу Божию, что блаженны миротворцы и милостивые, были не только проповеданы, но и в некоторой степени усвоены, в том числе именно внутри германской культуры. Национал–социалисты хорошо знали истину и намеренно отвергли её ради научных (мы сейчас скажем, лженаучных, но они этого ещё не знали) теорий о расовом превосходстве. Рудольф Хесс говорил о том, что национал-социализм – это прикладная биология, и в этом движении трудно не увидеть впечатляющую победу биологии (как люди её тогда понимали) над теологией.
Иисус Навин вырос в абсолютно другом мире – в мире, где человеческие жертвоприношения были абсолютно в порядке вещей, а до Нагорной Проповеди оставались ещё долгие века. Он не был – и не мог быть – христианином, как не мог соответствовать нашим представлениям о цивилизованности и гуманности. Да и в других ветхозаветных повествованиях действуют люди чрезвычайно грубых нравов.
Не мог бы Бог найти себе каких-то более приятных людей? Нет. Бог не приходит спасать фей и эльфов. Он приходит спасать именно этот – глубоко падший – человеческий род. Других людей у Него просто нет. С вершины христианской цивилизации мы можем ужасаться их грубости, но мы оказались на этой вершине только потому, что Бог взялся работать с этими людьми.
Бессмысленно сравнивать Иисуса Навина с Гитлером – даже с чисто мирской точки зрения. Как бессмысленно сравнивать и жертв Гитлера с хананеями. Если уж проводить современные аналогии, то мы можем вспомнить современные культы, связанные с человеческими жертвоприношениями.
В наши дни мы нетерпимы к такой практике – случаи человеческих жертвоприношений, в Индии, в Африке, в Непале, в иммигрантских сообществах в Европе преследуются полицией. В Уганде жертвами жрецов стали, как сообщает ВВС, сотни детей, и полицию резко порицают за недостаточное усердие в борьбе с этим злом.
Никто не считает, что такие культы могут быть терпимы – напротив, полиция уничтожает такие сообщества и заключает их членов в тюрьму. Конечно, никто не действует с суровостью Иисуса Навина – мы другие люди и находимся в совершенно других условиях. Но мы не готовы это терпеть рядом с собой.
К счастью, мы обладаем подавляющим превосходством над любыми культистами, практикующими человеческие жертвоприношения – и чисто силовым, и идеологическим. Нам (пока, по крайней мере) не стоит опасаться, что подобные культы станут главенствующими и официальными, как это было у соседей Израиля в древности. Никаких массовых обращений в такие культы не происходит – это загнанное в глубокое подполье ничтожное меньшинство.
В эпоху Иисуса Навина (и долгое время после него) ситуация была другой. Именно язычество с принесением детей в жертву идолам было доминирующим. Именно то, что этого делать категорически не следует, было новой и с трудом приживавшейся идеей. Пророкам Ветхого Завета пришлось приложить огромные усилия к тому, чтобы удержать народ Божий от совращения к той же практике.
Как говорит псалмопевец об отступниках-израильтянах, они «проливали кровь невинную, кровь сыновей своих и дочерей своих, которых приносили в жертву идолам Ханаанским, – и осквернилась земля кровью» (Пс.105:38).
Нам сейчас это трудно и вообразить, но сжигать детей в жертву идолам было обычным для язычников, и в это вовлекались – даже долгое время спустя после Иисуса Навина – и израильтяне. Как говорит Пророк, «Ибо сыновья Иуды делают злое пред очами Моими, говорит Господь; поставили мерзости свои в доме, над которым наречено имя Моё, чтобы осквернить его; и устроили высоты Тофета в долине сыновей Енномовых, чтобы сожигать сыновей своих и дочерей своих в огне, чего Я не повелевал и что Мне на сердце не приходило» (Иер.7:30,31).
Но нас, конечно, шокирует то тотальное истребление хананеев, которое описано в книге Иисуса Навина. Для нас – после двух тысяч лет христианства – важно тщательно отделять лично виновных от невиновных. В нашем мире это далеко не всегда так на практике, но в теории мы это хорошо усвоили.
Но в древнем мире человек воспринимался как часть племени – в Ветхом Завете благословения и проклятия носят коллективный (то есть относящийся ко всему народу) и посюсторонний характер. Поэтому книга Иисуса Навина описывает проклятие и гибель, постигшую хананеев, как нечто тотальное, и поглотившее всю их цивилизацию. Смысл повествования достаточно ясен – сжигать детей в жертву идолам есть мерзость перед Богом, народ, который делает это, будет проклят и стёрт с лица земли.
Яростная нетерпимость Ветхого Завета не становится чем-то белым и пушистым, когда мы подробнее узнаем, против чего она была направлена. Но она оказывается в своём историческом контексте и на своём месте в истории спасения.
Библия – не сборник цитат
Итак, в Ветхом Завете мы видим долгий, очень трудный, и полный сбоев и падений процесс возрастания народа Божия в познании Бога. Это не история идеальных людей, которые совершают идеальные поступки в идеальных обстоятельствах. Это история реальных, живых, грешных людей, которые принадлежат к культурам, глубоко поражённым грехом, и только начинают, под водительством Бога, выбираться из той кромешной тьмы, в которой они находятся.
Разумеется, понимание Бога у героев книги Иисуса Навина или, скажем, книги Судей, сильно отличается от того, как Бога видит, например, Апостол Иоанн. Божественное Откровение – это не единократное событие падения с неба готового библейского текста. Это долгий процесс, который проходит через различные этапы и достигает вершины в личности и спасительных деяниях Господа нашего Иисуса Христа.
Рассматривать утверждения (или события) Библии вне контекста этого процесса – значит проявлять грубое непонимание текста. Которое в случае Докинза и его соратников связано, увы, не с незнанием, а с принципиальным нежеланием понимать.
Продолжение следует...
P.S.
✒️ Я перестал читать комментарии к своим постам и соответственно не отвечаю на них здесь. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Правдомер
Это самое. Ох и бурлит же куда ни глянь про всякую религию! Как тут удержаться и не вставить? Ну и вот - изобретение. Называется Правдомер. Прибор воображаемый, себестоимость экземпляра - ровно ноль. Вообразил - и уже работает. Сам давно пользуюсь - ни разу не сбоил. Рассказываю, как применять.
Берем любое поучительное учение. Можно религию, можно чего покрепче - это по вкусу. Хоть бы и политический манифест за всё хорошее. И находим в нем ответ на один конкретный вопрос. Там он точно есть и точно легко ищется. А именно: как следует относиться к сомнениям во всех остальных ответах?
Варианта тут два. Если сомнения поощряются - есть шанс, что вам хотя бы пытаются сообщить правду. Если же ничего хорошего про сомневающихся не говорится, тем более, если говорится плохое…
Тогда попались, жулики! Истина-то завсегда о сомнениях просит и взывает. У неё, родимой, никаких других шансов нету, чтобы с выдумками конкурировать. Врать что угодно она не может, а как тогда? Вот она и просит - ты усомнись, любезный! И проверить потом не забудь, уж пожалуйста. Если можно - тщательно и с пристрастием.
Истина же знает, что она истина. Её проверишь - так она и подтвердится. Проверки для неё полезны, выгодны и жизненно необходимы. Другое дело со всяким там обманом. Вот он проверок боится до такой степени, что готов даже про малейшие сомнения с три короба нагородить. Лишь бы они до действий не доходили.
Встречали, думаю, характерные отговорочки? И ум-то у тебя не тот, и бесы-то тебя искушают и вообще - не рассуждай тут особенно. Ишь, выискался! Короче, что угодно очернят, в первую очередь - тебя самого. Это они для введения в беспомощное состояние делают. Чтобы потом от него же и быть единственным средством. А что, очень удобно! Особенно - если жертва согласилась не сомневаться.
Вы уж лучше пользуйтесь Правдомером, ладно? Прибор хороший, надежный, зуб даю. Картинку, кстати, один знакомый робот рисовал. Я не умею. Не только рисовать, но и вообще. Я, в основном, насчет повоображать.
Кстати, чуть не забыл. Зуб-то я даю тоже воображаемый. Так что вы это самое… Прибор проверьте перед эксплуатацией, уж будьте любезны. Вдруг всё же не работает? Это ж как можно будет искрометно этого умника-то уделать! Ну, который автор поста.
Я так-то не настаиваю, прибор и правда бесплатный. Но желающих - буду ждать. Я ведь вас хотя и не знаю совсем, но очень соскучился!
2. Докинз, Юм и экстраординарные утверждения
Один из самых популярных аргументов против христианской веры в чудеса, который приводит Докинз в своей книге «Перерастая Бога», восходит к Дэвиду Юму. Вот как Докинз его излагает:
«Великий шотландский философ XVIII века Дэвид Юм высказывался о чудесах, и я хотел бы остановиться на этом, потому что это важно. Я перескажу его мысль своими словами. Если кто-то утверждает, что он видел чудо – например, что Иисус воскрес из мёртвых... – у нас есть два варианта.
Вариант 1: это произошло на самом деле.
Вариант 2: свидетели ошибаются – или лгут, или галлюцинируют, или их слова переданы ошибочно, или участвуют в каком-то розыгрыше. Вы можете сказать: «Эти свидетели такие надёжные, я готов доверить им свою жизнь, и было множество и других свидетелей – было бы чудом, если бы они лгали или заблуждались».
Но Юм бы ответил на это: хорошо, но если вы даже полагаете вариант 2 чудом, вы, конечно, согласитесь, что вариант 1 ещё более чудесен. Когда вам приходится выбирать между двумя вариантами всегда выбирайте менее чудесный».
Похожий довод выдвигает известный популяризатор науки Карл Саган, которого Докинз тоже цитирует: «Экстраординарные утверждения требуют экстраординарных подтверждений».
На аргумент Юма против чудес часто ссылаются, так что нам стоит рассмотреть его немного подробнее. Сам Юм говорит: «Чудо есть нарушение законов природы, а так как эти законы установил твёрдый и неизменный опыт, то доказательство, направленное против чуда, по самой природе факта настолько же полно, насколько может быть полным аргумент, основанный на опыте».
Речь идёт о том, что любые сообщения o сверхъестественных событиях – таких, например, как Воскресение Иисуса из мёртвых – являются экстраординарными. Ничего подобного обычно не происходит, весь наш опыт – и опыт многих поколений – говорит о том, что мёртвые остаются мёртвыми, да и вообще мы обычно не наблюдаем сверхъестественных явлений.
Другими словами, если весь наш опыт говорит о том, что мёртвые не воскресают, утверждение, которое опровергало бы этот опыт, стоит воспринять с глубоким скептицизмом.
Поэтому, чтобы поверить в истинность сообщений о сверхъестественном, нужны какие-то совсем уж экстраординарные свидетельства, и атеисты не считают какие-либо сообщения о чудесах удовлетворяющими этому критерию. Аргумент Юма породил обширную литературу, в которой приводится множество причин, по которым он неверен. Мы обратим внимание на некоторые из них.
Кольцевой аргумент
Аргумент Юма содержит логическую ошибку, которая называется по латыни idem per idem, «то же посредством того же», её ещё называют «кольцевым аргументом». Ошибка состоит в том, что аргумент с самого начала подразумевает то, что пытается доказать. Как, например, в известном анекдоте:
«– Он у нас такой святой человек, такой святой! Он каждый день разговаривает с Богом!
– А он не врёт?
– Ну как же может врать человек, который каждый день разговаривает с Богом!»
Другой пример, который любят приводить на атеистических сайтах: «Библия боговдохновенна и истинна, потому, что так написано в Библии».
Вывод, к которому люди приходят, на самом деле, уже спрятан в предпосылке. В эту же ошибку впадает и аргумент Юма. Выразим его короче, чтобы подчеркнуть её:
1. Твёрдый и неизменный опыт показывает, что чудес не бывает.
2. Следовательно, мы не должны принимать свидетельства о чудесах.
Пункт 1 уже провозглашает то, что утверждается в пункте 2.
На самом деле, человеческий опыт включает в себя множество сообщений о сверхъестественных явлениях, и единственный способ сказать о том, что «твёрдый и неизменный опыт» говорит против чудес, состоит в том, чтобы заранее объявить все свидетельства о чудесах ложными. Как на это обращает внимание философ Уильям Лэйн Крейг, «Говорить о том, что твёрдый и неизменный опыт говорит против возможности чудес, значит, уже подразумевать, что чудес не бывает».
Юм заранее исключает из человеческого опыта любые чудеса, а потом на основании этого, отредактированного таким образом опыта, делает вывод, что чудес не бывает.
Аргумент Юма, по сути, является тавтологией – поскольку чудес не бывает, чудес не бывает. Уже это делает аргумент Юма невалидным. Но нам стоит рассмотреть и некоторые другие его трудности.
Нарушают ли чудеса законы природы?
Само определение чуда как «нарушения законов природы» трудно принять. Приведу пример. Представьте себе, что я оставил на даче под кроватью 32-килограммовую гимнастическую гирю. Вернувшись на дачу, я обнаружил, что она лежит на шкафу. Будет ли это означать, что нарушен закон всемирного тяготения? Нет, это просто будет означать, что в моё отсутствие на даче побывал кто-то достаточно сильный, чтобы закинуть гирю на шкаф.
Так и чудо указывает не на то, что природа способна нарушать свои законы, а на вмешательство могущественной внеприродной силы. Для верующих христиан чудо никогда не было доказательством того, что законы природы не работают. Оно служило доказательством вмешательства Бога.
Более того, чудо могло быть опознано как чудо только на фоне того, что природа подчиняется установленным для неё законам. Воскресение Иисуса является уникальным Божьим знамением именно потому, что обычно мёртвые не воскресают, и воскресение мёртвого человека есть дело невиданное и неслыханное. Я могу точно знать, что у меня на даче кто-то побывал, именно потому, что обычно гири подчиняются закону всемирного тяготения и лежат, где положили.
Такое вмешательство никак не ставит под вопрос законы природы и никак не опровергает наш повседневный опыт. Точно так же, как вмешательство человека, переложившего гирю на шкаф, не ставит под вопрос закон всемирного тяготения.
Абсолютизация ограниченного опыта
Ещё одна ошибка этого аргумента против чудес состоит в абсолютизации неизбежно ограниченного человеческого опыта. В 1768 году в Парижскую Академию наук было доставлено несколько метеоритов, которые, по утверждению свидетелей, «упали с неба».
Конечно, такие сообщения были «экстраординарными» – обычно камни с неба не падают. Весь наш опыт говорит, что камень с неба – это последнее, чего нам стоит опасаться. Экстраординарных подтверждений не было – были свидетельства каких-то простых и необразованных людей, что они наблюдали такое падение.
Академики признали эти свидетельства ложными на том основании, что «камни с неба падать не могут». Вулканическими эти камни быть не могли, теория, что камни могут конденсироваться из воздуха во время грозы, была справедливо отвергнута, а про то, что камни могут прилетать из космоса, академики ещё не знали – и, в полном соответствии со своим опытом (и в согласии с подходом Юма) признали сообщения суеверных и необразованных людей о «камнях с неба» ложными. Теперь мы знаем, что они ошиблись, ввиду неизбежной ограниченности их знаний.
Таким образом, подход, который предлагает Юм, и вслед за ним Саган и Докинз, будет приводить к ошибкам даже в случае вполне обычных, не сверхъестественных явлений.
Как мы определяем вероятность?
Но как мы определяем саму «экстраординарность» явления? Говоря о том, что какое-то явление чрезвычайно маловероятно, и мы должны признать более вероятным, что сообщения о нем ложны, мы неизбежно как-то оцениваем эту вероятность. Но как именно мы это делаем?
Мы оцениваем вероятность наступления того или иного события, основываясь на прошлом опыте, тех фоновых знаниях о мире, которые у нас уже есть. Например, вероятность осложнений после определённой операции составляет 5%, что основано на опыте предыдущих операций такого рода. Но такая оценка возможна только для повторяющихся природных событий, о которых мы уже располагаем определёнными знаниями.
Мы не можем оценить вероятность уникального события.
Приведём ещё один пример. Представьте себе самолёт, сбившийся с курса и пролетевший низко над индейской деревушкой где-то в джунглях Амазонки. Индейцы ничего не знают о самолётах и видят его в первый и последний раз, и когда они расскажут о своём видении огромной ревущей птицы в соседней деревне, им не поверят. В жизненном опыте изолированного племени в джунглях нет никаких самолётов. «Где экстраординарные доказательства ваших экстраординарных заявлений?» – спросят индейцы-скептики и будут, очевидно, неправы.
Но где же они ошиблись? Опыт поколений их предков, живших в тех же джунглях, говорит о том, что никаких огромных ревущих птиц не бывает. Они знают свои родные джунгли вдоль и поперёк и отлично разбираются в зверях и птицах – и такого в их мире точно нет.
Беда в том, что их опыт, на основании которого они делают выводы относительно экстраординарности этого события, ограничен жизнью в джунглях. Мы, имея несколько более широкий кругозор, ничего экстраординарного в самолёте не увидим. Но это не отменяет того, что есть многое, что находится за пределами нашего опыта, и, тем не менее, является реальным.
Как индейцы могли бы оценить вероятность появления самолёта над деревней? Никак. Это уникальное событие, его не было раньше и оно едва ли повторится. Но они могли бы оценить нечто другое – насколько вероятно, что все их соплеменники, рассказывающие об этом событии, говорят неправду? Сошли ли они с ума? Есть ли у них причины намеренно лгать? Известны ли они как легкомысленные фантазёры? Продолжают ли они упорно настаивать на своих утверждениях, столкнувшись с неверием и насмешками?
Иначе говоря, вероятность этого происшествия следовало бы оценивать исходя из того, насколько вероятно, что мы имели бы эти свидетельства, если бы самого происшествия не было. Насколько вероятно, что наши свидетели лгут или галлюцинируют? Если это не представляется вероятным, индейцам стоит согласиться – их соседи действительно видели то, о чем рассказывают.
Апостолы провозглашают Воскресение Христово как уникальное событие, которое радикально меняет всю историю мироздания. Они вовсе не говорят: «Время от времени, при естественном ходе вещей, мёртвые воскресают». Они говорят о том, что Творец мироздания вмешался в историю могущественным, уникальным и решающим образом.
Мы не можем подсчитать вероятность этого события – не больше, чем мы можем посчитать вероятность, например, Большого Взрыва, с которого, согласно представлениям современной космологии, началось существование нашей Вселенной. Хотя Большой Взрыв является экстраординарным – экстраординарнее некуда – и абсолютно уникальным событием, учёные верят в него, поскольку на него указывает ряд косвенных, но убедительных свидетельств.
Оценивая свидетельство Апостолов, трудно задаваться вопросом о вероятности самого Воскресения – как бы мы могли её подсчитать? Нам стоит задуматься о вероятности и правдоподобии альтернативных объяснений. Апостолы лгут? Теории апостольского заговора в наши дни совершенно вышли из моды из-за явного отсутствия у Апостолов мотива изобретать такую ложь и настаивать на ней перед лицом враждебности и гонений. Все согласны в том, что Церковь возникла из искренней – и страстной – веры учеников в то, что Иисус действительно воскрес из мёртвых. Они галлюцинируют? Эта версия намного более популярна. Но могла ли галлюцинация убедить людей в том, что их умерший жалкой и позорной смертью учитель – на самом деле воскресший Господь и Спаситель, Которого они должны проповедовать всем народам, несмотря на яростные гонения, мучения и лютую смерть? Люди в то время верили в то, что живым могут являться призраки умерших, так почему предполагаемая галлюцинация не была воспринята как призрак, а породила у Апостолов несокрушимую веру именно в телесное воскресение Иисуса?
И куда нам девать пустую гробницу? И самим Апостолам, и их противникам было легко убедиться, лежит ли мёртвое тело Иисуса там, где его положили, на чем все галлюцинации тут же и кончились бы.
Объявить рассказ о пустой гробнице выдуманным? Но это сделало бы Апостолов уже обманщиками, а не обманувшимися, и вернуло бы нас к теории заговора. К тому же обманщиками крайне неловкими – в повествовании пустую гробницу обнаруживают женщины, что потом столетиями вызывало насмешки язычников. Женщины не считались достойными доверия свидетелями.
Кроме того, саму гробницу предоставил для погребения Иисуса член Синедриона, Иосиф Аримафейский. Учитывая острую враждебность Синедриона к ранним христианам, вводить в повествование положительного члена Синедриона было бы крайне странно.
Наиболее разумный вывод – Апостолы не лгут. И не галлюцинируют. Они действительно видели Его живым. Но тут возникает все та же проблема кольцевого аргумента – никакие свидетельства о сверхъестественном не принимаются, потому что не принимаются никогда.
Абсолютный запрет на сверхъестественное
Несложный мысленный эксперимент показывает, как аргументация Юма, которую нам предлагает Докинз, приводит к абсурду. Представим себе, что мы присутствуем при встрече воскресшего Господа с учениками и видим, как Он разделяет с ними трапезу.
Мы можем заключить, что стали свидетелями чуда – но вспомним аргументацию Юма. Что более вероятно: что нарушены законы природы, установленные твёрдым и неизменным опытом, или что мы стали жертвой галлюцинации, заговора с каким-то двойником на месте Иисуса, или ещё чего-то, чему нужно найти объяснение в рамках «законов природы»?
Кому, в самом деле, мы поверим – «твёрдому и неизменному опыту», который говорит о том, что мёртвые не воскресают, или своим суеверным и непросвещённым глазам?
Если бы аргумент Юма был валиден, какие «экстраординарные свидетельства» могли бы убедить нас в реальности сверхъестественного? Абсолютно никакие.
Юм исходит из подразумеваемого материализма и сразу исключает из «твёрдого и неизменного опыта» любые свидетельства о сверхъестественном. Но если мы придерживаемся этого мировоззрения, никакие свидетельства не убедят нас в том, что сверхъестественное вмешательство имело место. Мы примем какие угодно объяснения, кроме этого.
Если мы в принципе допускаем возможность сверхъестественных явлений – мы свободны подходить к сообщениям о них так же, как к сообщениям о любых других явлениях. Конечно, они могут быть ложью, галлюцинациями или слухами. Как ложью могут быть и любые свидетельства о несверхъестественных событиях. Но для того, чтобы определить это, нам понадобится сначала рассмотреть сами свидетельства.
Чудеса, в которые мы сами не верим
Но у Юма есть ещё один аргумент, который постоянно воспроизводится (или подразумевается) в различных атеистических книгах, в том числе у Докинза. Есть множество сообщений о чудесах, в которые христиане не верят, например, сообщения в апокрифических евангелиях о том, что ребёнок Иисус оживлял глиняных птичек, или сообщения о чудесах в нехристианских религиях.
Разные религии используют чудеса для подтверждения своих конфликтующих доктрин, поэтому и сами христиане скептически отнесутся к сообщениям о сверхъестественном, когда они исходят от иноверцев. Не требует ли интеллектуальная честность ко всем свидетельствам о чудесах – христианским или нет – относиться одинаково скептически?
В чем ошибка этого довода? В той же самой заранее принятой установке, что чудес не бывает, и рассматривать конкретные сообщения о чудесах не стоит, раз уж они все равно невозможны.
Если отказаться от этой установки, то сообщения о чудесах следует рассматривать и интерпретировать по отдельности. Некоторые сообщения о чудесах могут быть ложными, причём не только в нехристианской, но и в христианской среде. Вскоре после своего обращения я читал пособие по подготовке к исповеди, в котором, среди прочих грехов, в которые может впасть человек, упоминался такой как «распространял ложные рассказы о чудесах».
В наши дни православные священники, например, такой известный миссионер как о. Георгий Максимов, прилагают немалые усилия к разоблачению «благочестивых» фейков. Наличие ложных сообщений о чудесах не опровергает существования реальных чудес, и даже не делает их менее вероятными. Фальшивых алмазов на свете гораздо больше, чем настоящих, но никому в голову не приходит утверждать, что настоящих алмазов не существует. Напротив, само наличие подделок указывает на реальность (и высокую ценность) настоящих алмазов.
Поэтому интеллектуально честным подходом было бы не отрицать все сообщения о сверхъестественном, а подходить к ним с одними и теми же критериями – и именно с этой стороны рассматривать сообщения о чудесах за пределами Церкви.
И как только мы взглянем на эти сообщения, предположение, что все религии предъявляют сопоставимые чудеса, окажется просто неверным. Новозаветная история – когда ученики преданного лютой казни Учителя настаивают на том, что Он буквально, физически, телесно воскрес из мёртвых, и готовы на мучения и смерть ради своего свидетельства, не имеет сопоставимых параллелей.
Конечно, попытки предъявить такие параллели были, но, при ближайшем рассмотрении, они все очень далеко не дотягивают до Нового Завета. Эту тему – ложных аналогий и параллелей – стоит рассмотреть отдельно, но пока остановимся на том, что основатель второй по числу последователей монотеистической религии – Мухаммед – даже не претендовал на совершение чудес.
Однако о меньших по масштабу чудесах нехристиане говорят, и эти сообщения стоило бы рассматривать каждое по отдельности. Они могут быть ошибочными, подобно тому, как и среди христиан могут быть ошибочные сообщения о чудесах. Однако, как христиане, мы, в принципе можем признавать и реальные сверхъестественные явления за пределами Церкви. Они могут быть подлинными проявлениями милосердного снисхождения истинного Бога к Своим творениям, которое никак не означает, что представления этих людей о Боге истинны. Они могут быть в каких-то случаях проявлением деятельности падших духов, которые – в христианской картине мира – совершают «чудеса и знамения ложные».
Христианская вера не требует, чтобы мы считали любые сообщения о сверхъестественном за пределами Церкви ложными – она только задаёт определённые рамки интерпретации этих сообщений.
Подводя итоги
Итак, аргумент Юма против чудес – и восходящая к нему линия доводов, вроде того, что выдвигает Карл Саган – обладает рядом фатальных дефектов. Он носит кольцевой характер, то есть вводит в свою предпосылку тот самый тезис, который пытается доказать. Этот аргумент в своём рассмотрении того, что вероятно, а что нет, уже исходит из материалистических предпосылок, которые должен был бы доказывать. Он даёт неверное определение того, что такое чудо, по крайней мере, чудо в христианском понимании. Он абсолютизирует наши (неизбежно ограниченные) знания о мире. Это не все его дефекты, но уже одного из них было бы достаточно, чтобы отправить его на заслуженный отдых.
Тем не менее, его снова и снова выдвигают с таким видом, как будто он также бодр и свеж, как в XVIII веке. Но его убедительность для людей того времени была связана с популярностью деизма – представления о том, что Бог создал мир как совершенную машину, сверхъестественные вмешательства в которую были бы неуместны. Например, Вольтер, (который был не атеистом, как иногда у нас думают, а именно деистом) в своём «Философском Словаре» писал: «Чудо есть нарушение математических, божественных, неизменных, вечных законов; таким образом, оно есть противоречие в терминах. Но, говорят, Бог может приостанавливать эти законы по Своей воле. Но с чего бы Ему желать искажения в работе этой огромной машины? Говорят «ради людей». Но разве не было бы абсурдной экстравагантностью воображать, что вечное Высшее Существо будет ради трёх или четырёх сотен муравьёв на этом маленьком кусочке глины нарушать работу всего огромного механизма, который движет Вселенную?»
Сейчас очень мало кто придерживается деизма – связанного с ним убеждения, что для Бога было бы неуместно творить чудеса, и, лишённый поддержки интеллектуальной моды, аргумент Юма рассыпается.
Это не мешает, конечно, провозглашать его, как ни в чем не бывало, но нам стоит обратить внимание, что такой давно опровергнутый довод становится гораздо более похож на лозунг, чем на аргумент.
Продолжение следует...
P.S.
✒️ Я перестал читать комментарии к своим постам и соответственно не отвечаю на них здесь. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
1. Докинзианство и проповеди хору
Эта статья – начало серии статей, в которых мы рассмотрим полемические труды британского биолога и публициста Ричарда Докинза. Этот популярный, в том числе у нас, атеистический автор может считаться если не основателем, то, по крайней мере, наиболее ярким представителем определенного подвида атеизма, который я бы так и назвал – докинзианством.
В английском языке есть выражение «проповедовать хору», то есть людям и так уже давно разделяющим убеждения проповедника. Цель такой проповеди – не сообщить аудитории что-то новое или привлечь неверующих. Она должна ободрить и воодушевить тех, кто уже полностью согласен. Это выражение хорошо описывает книги Ричарда Докинза – со стороны они выглядят поразительно слабыми, в то время как у хора взывают восторг. Трудно избежать аналогии с каким-нибудь фундаменталистским проповедником, непоколебимо уверенные речи которого кажутся вершиной мудрости его пастве, но со стороны воспринимаются скептически.
В 2019 году вышла книга Докинза Outgrowing God: A Beginner's Guide («Перерастая Бога: пособие для начинающих»). В основном, говоря о воззрениях Докинза, я буду обращаться к ней – приводя цитаты в моем собственном переводе. Мне это кажется уместным по нескольким причинам: во-первых, учитывая популярность автора, русского перевода ждать недолго, во-вторых, мне хотелось бы опираться на самую свежую версию аргументов оппонента, в-третьих, чего-то радикально нового в книге нет, и человек, знакомый с предыдущими трудами Докинза, безо всяких затруднений поймет, о чем идет речь.
Но перед тем как обратиться к конкретным аргументам автора, сделаем несколько общих наблюдений о самом феномене докинзианского атеизма.
Игнорирование оппонентов
Как это сразу бросается в глаза, автор не приводит каких-то новых аргументов, а только упорно повторяет старые. Если вы ожидали какого-то развития темы, нового поворота дискуссии, вы его не найдете. С момента выхода его бестселлера «Бог как иллюзия» прошло уже 14 лет, вышли десятки книг и сотни статей и рецензий, в которых доводы Докинза подвергались критике, причем как со стороны христиан, так и со стороны атеистов.
Такие известные христианские авторы, как биохимик и богослов Алистер Макграт, оксфордский профессор математики Джон Леннокс, философ Альвин Плантинга, философ Уильям Лэйн Крейг и многие другие весьма тщательно рассмотрели (и опровергли) доводы Докинза. Более того, Докинзу сильно досталось от тех, кто, казалось бы, должен был его поддержать – от агностиков и атеистов.
Известный философ Майкл Рьюз (сам атеист), например, писал: «В отличие от „новых атеистов“ я считаю нужным изучать предмет – и книга „Бог как иллюзия“ Докинза заставляет меня стыдиться того, что я тоже атеист. Докинз просто не дает себе труда разобраться в христианских аргументах, которые он заносчиво высмеивает».
Эта волна критики могла бы вызвать, по крайне мере, какую-то коррекцию в аргументах, но, похоже, прошла совершенно незамеченной. Такое впечатление, что Докинз предпочитает просто игнорировать любые доводы и критику и пишет так, как будто этих 14 лет просто не было.
Безграмотность как принцип
Это игнорирование само по себе является интересным феноменом, который представляется не столько личной особенностью Докинза, сколько качеством всей субкультуры «нового атеизма». Как сказал сам Докинз, когда его упрекнули в безграмотности в вопросах христианского богословия, «Необходимо ли разбираться в лепреконологии, чтобы перестать верить в лепреконов?»
Разумеется, не обязательно разбираться в каких-то верованиях, чтобы их не принимать, но вот для того чтобы содержательно критиковать их, надо понимать, о чем идет речь. Я не разделяю, например, буддизма, но если бы я решил писать объемистые книги, критикующие буддизм, я должен был бы потратить хотя бы некоторое время на то, чтобы разобраться с тем, во что верят буддисты и понять их логику.
Если бы я сделал себе имя (и достаток) на нападках на буддизм, заявляя при этом, что не собираюсь сколько-нибудь вникать в учение, на которое обрушиваюсь, или знакомиться с ответами, которые сами буддисты (и грамотные религиоведы) дадут на мои нападки, я бы выставил себя чрезвычайно самоуверенным и невежественным человеком, недостойным высокой оценки ни с интеллектуальной, ни с этической точки зрения.
Но аналогичные по качеству нападки на христианство вознесли Докинза в ранг «ведущего публичного интеллектуала». Как это срабатывает? Американский христианский философ Уильям Лэйн Крейг говорит о том, что «новый атеизм» – это не феномен интеллектуальной жизни; это феномен массовой культуры.
Беседы между действительно высокообразованными философами о теизме и атеизме проходят на уровне, проникновение на который требует усилий. Книги об этом не расходятся огромными тиражами – обычно покупатели хотят чего-то попроще, хлесткой публицистики с элементами стеба, которая в то же время позволяла бы им ощутить себя причастными к интеллектуальной жизни. Это не трудные книги, которые заставляют вас признать ваши познания недостаточными и тащат вас на более высокий интеллектуальный уровень; это легкие книги, которые уверяют вас, что с вашим уровнем уже все в порядке.
Они внушают вам, что если вы не верите в Бога, это уже делает вас намного умнее блаженного Августина, Декарта, Паскаля, Ньютона, Бойля и большей части человеческого рода вообще – и разве это не здорово? Не слишком толстая и совсем не трудная книжка Докинза дает вам возможность прочувствовать, какой вы молодец, и с завоеванной интеллектуальной вершины бросить гордый взгляд на копошащихся внизу приверженцев нелепых суеверий. Для этой цели книга не может и не должна быть утомительной и предполагать глубокое проникновение в материал. Как сказано в «Письмах Баламута» у К. С. Льюиса, «Самоуверенная тарабарщина, а не аргументы, поможет тебе удержать пациента вдали от церкви. Не трать времени на то, чтобы убедить его в истинности материализма: лучше внуши ему, что материализм силен или смел, что это философия будущего».
Впрочем, Докинз и не скрывает того, что его последняя книга написана для подростков, которым его предыдущий Magnum Opus, «Бог как иллюзия» показался слишком трудным. Это может показаться странным – что же трудного и недоступного подростку в «Боге как иллюзии»? Трудно найти более подростковую книгу! Кто в пятнадцать лет не считал себя умнее всех? Сочетание дремучего невежества с непробиваемой самоуверенностью может быть утомительным, но что же в нем непонятного? Но перейдем к рассмотрению доводов Докинза.
О лозунгах, притворяющихся аргументами
Но книги Докинза интересны с другой точки зрения – как энциклопедия типовых нападок на веру в Бога, которые повторяются раз за разом и самыми разными людьми. Это, скорее лозунги, чем аргументы. Аргумент является частью дискуссии, он живет и меняется, встречая и рассматривая возражения. Лозунги, например, такие как «Религия – причина всех войн!», «Религия – психиатрическое расстройство!», «Нет ни малейших доказательств реальности Бога!» – провозглашаются годами и столетиями, не переживая ни малейших модификаций. Конечно, у лозунгов есть свой смысл и предназначение – опознавать своих, поддерживать чувство причастности к группе, обеспечивать преемственность, но они не являются частью нашей интеллектуальной жизни. Принимать их за аргументы – тем более аргументы решающие – было бы ошибкой.
Лозунг мог когда-то быть аргументом; но когда на него давно ответили, и он отказался реагировать, как-то модифицироваться или просто признать поражение и сойти со сцены, он окончательно перестал, если воспользоваться близким Докинзу биологическим языком, эволюционировать и превратился в живое ископаемое.
Тем не менее, эти лозунги стоит рассмотреть, потому что нам стоит быть готовыми объяснить, что если лозунг когда-то и был аргументом в споре, ответы на него уже давно даны. И только принципиальное невежество, характерное для этого вида атеизма, упорное нежелание знать хоть что-то о реальных взглядах оппонента позволяет принимать их за живые аргументы.
Сделав такое длинное предисловие, перейдем к рассмотрению конкретных лозунгов.
В какого именно Бога?
На вопрос: «Верите ли вы в Бога?», Докинз иронически уточняет: «В какого именно?» «Люди по всему миру на протяжении истории поклонялись тысячам различным богов», – пишет он и перечисляет различных языческих божеств, в разных мифологиях ответственных за разные области жизни.
Этот вопрос был бы понятен в устах советского – или китайского – школьника, который был просто лишен каких-либо знаний о религии, а видел только антирелигиозные карикатуры, в которых Бог Библии изображался в одном ряду с африканскими идолами и бабой-ягой. Но Докинз пишет книги и статьи о религии, причем уже годами и десятилетиями. Как ему удалось не нахвататься за это время хотя бы самых базовых религиоведческих знаний – непонятно.
Очевидно, в европейской культуре вопрос о «вере в Бога» предполагает христианского Бога, шире – Бога этического монотеизма. Ставить этого Бога в один ряд с Одином, Тором, Афродитой или Бахусом, значит, проявлять не неверие, а невежество.
Вы можете полагать и языческих богов, и Бога монотеизма чисто умозрительными концепциями, которым ничего не соответствует в реальности, но вам стоит знать, что это фундаментально разные концепции.
Языческие боги находятся внутри мира, они являются его частью, они, безусловно, более могущественны, чем люди, но не всемогущи. Они напоминают человеческую аристократию, оказывающую покровительство в обмен на подати и изъявления почтения. Между ними постоянно возникают конфликты, и они могут занимать разные стороны в человеческих войнах. Боги могут терпеть поражения друг от друга. Они не обладают ничем похожим на всеблагость, и никак нельзя сказать, что они любят людей вообще. У них могут быть любимцы, – как у аристократов могут быть фавориты, – но никакой всеохватной или, тем более, жертвенной, любви к человеческому роду они не питают. Они едва ли нравственны – Зевс, например, неистово блудлив и изменяет своей жене Гере (бедная богиня!) с кем ни попадя. Впрочем, у него самого было тяжелое детство – его пытался убить родной отец, Кронос.
Бог этического монотеизма находится вне мира и является Его Создателем: как художник находится вне картины, или композитор – вне симфонии. У Него нет конкурентов, с которыми бы Он боролся за власть. У Него нет страстей, которые гнали бы Его к сомнительным приключениям. Он обладает всемогуществом и нравственной благостью.
Понимание того, что Бог Библии – не Зевс, и не Тор, и не Бахус с Афродитой, – это не вопрос веры. Это вопрос минимальной религиоведческой грамотности, которой, увы, Докинз не проявляет. И этот Бог не является «одним из тысяч», что делает довод Докинза просто не относящимся к делу.
Исторически безграмотные аналогии
Докинз пишет: «Я не верую в богов древнего Египта, вроде Озириса, Тота, Нута Анубиса или Хора, его брата, который, как Иисус и множество других богов, как о них говорят, родился от девы».
Многие уже вспомнили знаменитую цитату из «Мастера и Маргариты»: «Нет ни одной восточной религии, − говорил Берлиоз, − в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор».
Аргумент, как видим, успел хорошенько окаменеть уже задолго до Докинза. Но как дело на самом деле обстоит с «множеством богов, рожденных от девы»? Обратимся к другому атеисту, но более грамотному. Специалисту по Новому Завету Барту Эрману, которого Докинз с одобрением упоминает, но, видимо, не читал.
В своей книге «А был ли Иисус» Эрман находит для нас вероятный первоисточник тезиса о “языческих девах, рождающих спасителей”. Это вышедшая в 1875 году книга Керси Грейвса «Шестнадцать распятых спасителей: христианство до Христа» (1875). Грейвс пишет:
“Изучение истории Востока показывает удивительный факт: рассказы о воплощенных богах, напоминающих чудесный персонаж Иисуса Христа, существовали у большинства (или даже у всех) языческих народов древности. Рассказы о некоторых из этих боговоплощений столь разительно схожи с рассказами о христианском Спасителе, – не только в общих чертах, но иногда и в самых мелких частностях (от легенды о непорочном зачатии до легенды о распятии и последующем вознесении на небеса), – что их можно едва ли не перепутать”.
Грейвс приводит ряд примеров, которые потом разошлись по множеству атеистических книг и статей. У него возникает только одна проблема, на которую обращает внимание Эрман:
“Можно спросить: откуда все это взято? Грейвс никак не документирует свои утверждения. Читатель обязан верить ему на слово. Если кто-то захочет проверить, действительно ли с Буддой, Митрой или Кадмом происходило нечто подобное, он не будет знать, куда смотреть. Грейвс не сообщает источники своей информации.
Впрочем, разве он в этом одинок? С тех пор прошло 140 лет, а подобные голословные утверждения кочуют из одной мифологистской книжки в другую”.
Эрман особенно обращает внимание на то, что античный мир не знает никаких “рождений от девы”. У язычников было немало мифов о телесной связи между богами и земными женщинами, но эти женщины, естественно, не были никакими девами, а их полубожественные дети рождались обычным порядком – от близости между мужчиной и женщиной, даже если в роли мужчины выступал языческий бог.
Докинз просто пересказывает старые атеистические фейки даже не пытаясь навести справки и выяснить, на чем основаны представления, которые он предлагает читателю. Глубоко ироничная ситуация, когда люди, язвительно высмеивающие легковерие и всему требующие доказательств, тиражируют явные фейки, возникает в Интернете постоянно – и сам Докинз является одним из наиболее ярких примеров.
Если бы ты родился в другом месте...
Докинз пишет: «Одна из причин, по которым я оставил веру, состоит в том, что когда мне было лет девять, я уже понимал, что если бы я родился в семье викингов, я бы твердо верил в Одина и Тора. Родись я в древней Греции, я бы поклонялся Зевсу и Афродите. В наше время, если бы я был рожден в Пакистане или Египте, я бы верил, что Иисус – не больше чем Пророк, а не Сын Божий, как учат христианские священники... Люди, которые выросли в разных странах, копируют своих родителей и верят в бога – или богов – своей страны. Эти верования противоречат друг другу, и не могут все быть истинными».
Это тезис, который Докинз повторяет годами: «Если вы верите в Бога, то потому, что вы бездумно копируете ваших родителей», – особенно удивительно звучит здесь, в России. В самом деле, перечисляя возможные варианты рождения, Докинз совершенно исключает «если бы вы родились в СССР, или в Китае». Но я как раз родился в СССР, и был воспитан в «научном атеизме». То светлое царство разума и науки, которое западные атеисты еще только мечтают увидеть в будущем, я уже видел в своем прошлом.
Если Докинз призывает меня отвергнуть представления, навязанные мне в детстве, когда я еще не думал своей головой – что же, я именно это и сделал. Но на чем основан сам довод – «в мире существует множество противоречащих друг другу религий, следовательно, ты должен быть атеистом»? Очевидно, на той скрытой предпосылке, что атеизм предполагается позицией по умолчанию. Это не просто одно из мировоззрений, наряду с другими, но стартовая позиция, с которой мы должны рассматривать все остальные взгляды на мир.
Атеизм и бремя доказательства
Но на чем основаны притязания атеизма на то, чтобы быть такой стартовой позицией? Как нам объяснят сами атеисты, на таком понятии, как бремя доказательства. Чтобы поверить во что-то, например, в летающие тарелки, нужны доказательства. А вот чтобы остаться в неверии, никаких доказательств не нужно. Вы не обязаны доказывать, что летающих тарелок не существует, да и как бы вы могли это сделать?
Точно так же и с верой в Бога – это верующие должны предъявлять доказательства, а неверие никаких доказательств не требует, это позиция по умолчанию. Как это формулирует Докинз: «Когда люди говорят о том, что они атеисты, они не имеют в виду, что они могут доказать, что никаких богов не существует. Строго говоря, невозможно доказать, что чего-либо не существует. Мы не можем определенно знать, что богов нет – точно так же, как мы не можем доказать, что не существует фей, пикси или эльфов, или хохгоблинов, или лепреконов, или розовых единорогов; как мы не можем доказать, что Санта Клаус или Пасхальный Кролик, или Зубная Фея не существуют ... но мы в них не верим».
В чем ошибка такой аргументации? Их несколько, но мы пока рассмотрим две.
На атеизме лежит свое бремя доказательства
Конечно, атеисты не обязаны доказывать, что Бога нет. Но, отрицая Бога, они неизбежно выдвигают свои объяснения реальности – и вот их-то они доказывать обязаны. Если я, рассматривая картину, отрицаю существование художника, я не могу просто сказать: «Вы верите в художника, вы и доказывайте его реальность». Я должен ответить на вопрос – откуда же, по моему мнению, взялась картина? Если нет Создателя, то почему существует мироздание? Если нет души, то почему существует сознание, воля, нравственное чувство?
Поэтому атеизм не может оставаться – и не остается – чистым отрицанием. Он предлагает свои объяснения реальности, в частности, реальности человеческого сознания. Рассмотрим, например, декларацию в защиту клонирования, подписанную ведущими атеистическими интеллектуалами мира, и, в частности, самим Докинзом. Вот что в ней говорится:
«Некоторые религии учат, что человеческие существа фундаментально отличны от других млекопитающих, что божество наделило людей бессмертными душами, придав им ценность, не сравнимую с ценностью других живых существ. Утверждается, что природа человека уникальна и священна. Научные достижения, которые могут изменить эту «природу», встречают гневный протест.
Как бы ни были глубоки догматические корни таких идей, мы спрашиваем, должны ли они учитываться при решении вопроса о том, будет ли позволено людям пользоваться благами новой биотехнологии. Насколько может судить научная мысль, вид Homo sapiens принадлежит к царству животных. Способности человека, как представляется, только по степени, а не качественно отличаются от способностей высших животных. Богатство мыслей, чувств, упований и надежд человечества возникает, по всей видимости, из электрохимических процессов в мозге, а не из нематериальной души, способы действия которой не может обнаружить ни один прибор».
Это вполне определенные утверждения о реальности, которые, несомненно, нуждаются в обоснованиях. У нас нет абсолютно никаких причин принимать их по умолчанию. То, что «богатство мыслей, чувств, упований и надежд человечества возникает, по всей видимости, из электрохимических процессов в мозге», – не только не очевидно, но и порождает огромные философские проблемы. Попросту говоря, это мировоззрение абсурдно. Например, если материализм верен, у нас нет свободной воли (что Докинз и другие материалисты прямо признают), поскольку «электрохимические процессы в мозге» полностью подчинены законам природы. Тем не менее, Докинз пишет книги и статьи, пытаясь переубедить людей – так, как будто они, в противность его собственному мировоззрению, обладают свободной волей и могут принять решение рассмотреть его аргументы и изменить свои взгляды.
У нас нет никаких оснований принимать атеизм по умолчанию. Более того, как только мы начинаем задумываться о содержании этого мировоззрения, мы наталкиваемся на непреодолимые противоречия.
Аналогии между верой в Бога и верой в фей неосновательны
Они настолько неосновательны, что, складывается впечатление, мы имеем дело с троллингом – «люди, которые всерьез верят в фей и гоблинов, леших и домовых, глупы и невежественны, и вы, христиане, такие же дураки, ха-ха!». Но примем, что Докинз и те, кто его повторяет, действительно не улавливают разницы и ее нужно объяснить.
Персонажи низшей мифологии предполагаются частью этого мира. Феи и эльфы не всемогущи – и, значит, мы можем застать их врасплох, подвергнуть их наблюдению, знать что-то, чего не знают они. Они нуждаются в пространстве для обитания, в каких-то жилищах, они должны чем-то питаться, следовательно, иметь что-то вроде экономики и сельского хозяйства. У нас должны быть вполне предсказуемые способы их обнаружить – если бы они существовали.
Бог библейского теизма – не часть этого мира. Он Его Создатель. Попробуем привести грубую аналогию. Пространство компьютерной игры может быть населено множеством персонажей – людей, животных, сказочных существ. Но среди них вы едва ли найдете создателя всего этого игрового мира. Вы можете исходить созданный им виртуальный мир из конца в конец и так его и не встретить, хотя, по здравом рассуждении, вы предполагаете, что создатель (или, скорее, раз мы говорим об игре, коллектив создателей) у игры есть – не сама же себя она написала. Вопрос о том, «существуют ли среди персонажей данной компьютерной игры эльфы» отличается от вопроса «есть ли у нее создатель».
Если некоторые игроки пустили слух, что где-то в игре есть секретный уровень с эльфами, а все множество игроков, заходящих на сервера игры по всему миру, его так и не обнаружили, мы можем заключить, что, скорее всего, никаких эльфов там нет, и тратить время на их поиски бессмысленно.
Но это никак не сделает более правдоподобным предположение, что игру никто не создавал и она возникла в результате случайных глюков операционной системы, которую, кстати, тоже никто не создавал.
Подобно этому в сотворенном мире вы не можете набрести на Бога так, как если бы Он был одним из его элементов, или застать Его врасплох, как если бы Его знание или могущество были ограничены.
В том, что я пишу, нет ничего нового – это было известно за столетия до выхода книги «Бог как иллюзия», а после выхода этой книги множество авторов постарались разъяснить это Докинзу, но, увы, его твердый отказ вникать в «лепреконологию» надежно защищает его от исправления ошибок и интеллектуального роста.
Другие утверждения Докинза – тоже достаточно характерные – мы рассмотрим в следующих статьях.
Продолжение следует...
P.S.
✒️ Я перестал читать комментарии к своим постам и соответственно не отвечаю на них здесь. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Ответ на пост «Я ль на свете всех умнее, или о подростковом атеизме»
Вера - это иногда путь наименьшего сопротивления, это по сути капитуляция. Что-то вроде, нихрена не понимаю, да ну ладно, хорошо, вы правы, только отъебитесь, или ну, это вроде как традиция, дед крестился, бабка хрестилась, родители венчались, выходит и я должен. Должен ли?
Капитуляция означает то, что вам придется выполнять волю победителя, не считаясь с вашими потребностями. Иногда это означает смерть или рабство.
Меня от этого отвернуло резко, как то на похоронах родственника сидели за столом, наливают стакан самогона, и типа такие - должен хлопнуть за упокой, традиция такая. Все пьют и ты должен. И тут что-то у меня в голове щелкнуло, с хрена ли я должен портить себе здоровье этой отравой? Только потому что "все пьют" и "традиция такая"?
И стал я в позу - а не пошли бы вы со своими традициями темным лесом да вдоль обрыва... Не так явно, как написал, но притрагиваться к этой хрени я не стал и пить отказался.
С тех пор от слова традиция меня элементарно тошнит и я сразу достаю логику, книжку по истории и микроскоп, что-бы препарировать любую предложенную традицию и выбрасываю в мусор любой обычай, который кажется мне хоть слегка дурацким или опасным, вредящим мне.
традиции блядь...