Недавно один наш читатель рассказал о мальчике, который не слышал ни одной сказки Пушкина. Его мама выбросила все книги Александра Сергеевича после того, как узнала про его скабрёзные эпиграммы и кощунственную поэму «Гавриилиада».
Над принципиальной мамой можно посмеяться, конечно. Но мы не будем. Лучше расскажем вот какую историю…
В 1826 году во время посещения Святогорского монастыря Пушкин увидел открытую Библию и машинально прочёл страницу, на которой она открыта. Это была Книга пророка Исайи, отрывок, в котором пророк говорит о том, как ему явились шестикрылые Серафимы:
«И сказал я: горе мне! Погиб я! Ибо я человек с нечистыми устами…» (то есть «мне ли говорить о Боге, если это делают ангелы»). «Тогда прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих, и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твоё удалено от тебя, и грех твой очищен. И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? Кто пойдёт для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня» (Ис. 6, 5 — 8).
Атмосфера монастыря, душевное состояние, в которое погрузился поэт, оказывают на него странное и сильное впечатление. Несколько дней эти образы преследуют его, пока наконец он не встаёт ночью и не записывает стихотворение «Пророк». Напомним отрывок:
...И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный и лукавый, И жало мудрыя змеи В уста замершие мои Вложил десницею кровавой. И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем, Во грудь отверстую водвинул...
Почему этот случай так взбудоражил Пушкина? Может, потому, что его собственные уста были «нечисты» — осквернены многими от буйства гормонов происходящими скабрёзными строками?
И это он сам, Пушкин, ощущал «духовную жажду» — и желал быть призванным к служению, быть может, более высокому, чем легкомысленное «служенье муз»?
Заметьте, сколь сложен обряд, описанный в стихотворении: и язык вырвал, и грудь рассёк, и сердце вынул, и на место сердца вставил пылающий уголь, тогда как в Книге ангел всего лишь касается этим углём уст пророка. Словно не было у поэта уверенности, что одно лишь прижигание уст поможет. Будто чувствовал: без КАЗНИ никакое возрождение для него невозможно...
И вот наступает 1828 год. Он становится для Пушкина годом тяжёлого нравственного кризиса. В правительстве идёт следствие по делу написанной им за семь лет до этого ходящей в анонимных списках «Гаврилиады». За богохульство анонимному автору поэмы полагается каторга. Только надо его ещё сперва отыскать. Этим занимается специальный следственный орган — Временная верховная комиссия.
Допрошенные по делу указали на предполагаемое авторство Пушкина. Ему пришлось испытать небывалые доселе страх и унижение. Одно дело — встать в ряды декабристов, бунтовщиков, и совсем другое — оказаться осуждённым за литературное хулиганство.
Пушкин не боялся ни смерти, ни гонений, но он боялся бесчестия. И — потерял лицо. Он лгал Временной комиссии, приписывал авторство «Гаврилиады» покойному князю Дмитрию Петровичу Горчакову, пытался вводить в заблуждение друзей. «Вряд ли был в его жизни момент большего в собственных глазах позора», — пишет литературовед В. С. Непомнящий.
Царь вроде бы поверил Пушкину и просил его лишь помочь следствию отыскать того, «кто мог сочинить подобную мерзость». Пушкин был в отчаянии. Граф П. А. Толстой посоветовал ему не запираться. И Пушкин пишет царю письмо, в котором признаётся в «шалости столь же постыдной, как и преступной».
Царь поступил благородно. Прочитав письмо, он повелел прекратить расследование, но никому не сообщил о признании Пушкина. (Недаром Николая Павловича Романова современники называли царём-рыцарем.)
Пушкин испытал огромное сотрясшее его душу облегчение. Бывают очищения слёзные, очищения страданием, очищения смехом, а бывает — очищение стыдом. Стыд — одно из сильнейших чувств: он способен провоцировать физиологические реакции от покрасненья ушей до обморока, стыд может мучить долго, как рана, и заживать, исчезая из эмоциональной памяти без следа.
Для человека чести, каковым Пушкин являлся, пережитое, без сомнения, было той самой «Серафимовой казнью», вследствие которой прежний человек умирает и появляется на свет другой человек. Вскоре после окончания следствия (завершившегося в конце осени) он пишет:
Как быстро в поле, вкруг открытом, Подкован вновь, мой конь бежит! Как звонко под его копытом Земля промёрзлая звучит!..
Злосчастный 1828 год заканчивался. В декабре 1828 или январе 1829 на детском балу у танцмейстера Иогеля Пушкин впервые видит юную Наташу Гончарову. Начинается, как принято говорить, «совсем другая история».
Здравствуйте, уважаемые любители животных и великой русской литературы! Представьте: шёл сегодня носом в телефон мимо памятника Гоголю, что в скверике перед музеем Гоголя на Гоголевском бульваре, и попался мне на глаза вот такой забавный пост:
Хорошо формулирует Розя Скрипник! А с Гоголем – там вот какая вышла история...
Обычно у людей так: мы сами представляем себя "хардкорной версией" – то есть чем-то мужественным или романтичным, а окружающие видят нас несуразными "пуссикэтами". С Гоголем же вышла путаница: пока он был хардкорной полтавской версией Эдгара Аллана Дэвидовича (вспомним "Страшную месть" или "Портрет"), все умилялись – "ну до чего же милый", а когда он стал "пуссикэтом" (наивным, простодушным, но очень благонамеренным), те же самые все принялись орать: "А-а-а, аццкий сотона!.."
Можно, я расскажу эту историю? Вот, кстати, картина Репина (буквально), на которой Гоголь больше похож на свою хардкорную фотографию, чем на портрет из учебника литературы...
И.Е. Репин. "Самосожжение Гоголя"
Начнём с того, что в детстве Гоголь был чувствительным и сентиментальным мальчиком. У него был младший брат-погодок Иван, с которым они очень дружили. Примерно девяти лет отроду Иван умер от болезни, и Никоша (как называли будущего писателя в семье) очень тяжело переживал эту смерть. Одним из первых его литературных произведений была детская поэма «Две рыбки», в которой он аллегорично изобразил их с братом судьбы. Это важно.
Существует теория, что в первом более или менее законченном произведении писателя в закодированном виде таится всё его будущее творчество – как яблоня в яблочном зёрнышке. Не выбрасывайте первые литературные опыты ваших детей!..
Так вот, "яблочным зёрнышком" Гоголя были плаксивые (в хорошем смысле слова) "Две рыбки". И, если вам покажется (или кто-то скажет), что в "Старосветских помещиках" он бичует этих нелепых, но милых стариков беспощадным сарказмом, вспомните об этом, пожалуйста.
В учении отрок Гоголь не усердствовал. Его главным школьным увлечением был театр. Вот описание его участия в одном из ученических спектаклей:
Является дряхлый старик в простом кожухе, в бараньей шапке и смазанных сапогах. Опираясь на палку, он едва передвигается, кряхтит, хихикает, кашляет. И, наконец, закашлял таким удушливым сиплым старческим кашлем, с неожиданным прибавлением, что вся публика грохнулась иразразилась неудержимым смехом. А старик преспокойно поднялся соскамейки и поплёлся со сцены, уморивши всех сосмеху.
«Неожиданное прибавление», если кто не понял, – это звук, исторгаемый теми устами, что не говорят по-фламандски. И далее:
Бежит за ширмы инспектор Белоусов: – „ Как же это ты, Гоголь? Что же это ты сделал? “ – „ А как же вы думаете сыграть натурально роль 80-летнего старика? Ведь у него, бедняги, все пружины расслабли, и винты уже не действуют, как следует“.
Гоголь в гримёрке перед гимназическим спектаклем
В другой раз Гоголь играл роль скряги. К этой роли он готовился больше месяца: часами просиживал перед зеркалом и пригибал нос к подбородку, пока наконец не достиг желаемого.
В гоголевской страсти к актёрству была какая-то чрезмерность, какое-то подчас бесовство: «Бывало, то кричит козлом, ходя у себя по комнате, то поёт петухом среди ночи, то хрюкает свиньёй, забравшись куда-нибудь в тёмный угол», – вспоминали товарищи Гоголя по гимназии. – «У него был громадный сценический талант и все данные для игры на сцене: мимика, гримировка, переменный голос и полнейшее перерождение в роли, которые он играл. Думается, что Гоголь затмил бы и знаменитых комиков-артистов, если бы вступил на сцену».
Ан дудки. По приезду в Санкт-Петербург юный Гоголь пытается выдержать актёрское испытание (среди экзаменаторов сам Каратыгин), но терпит крах – во время чтения запинается, мямлит и даже не является потом узнать результаты.
Сам он вспоминать об этом не любил (ну понятно – травма), зато рассказывал, что будто бы, едва приехав в Санкт-Петербург, отправился на квартиру Пушкина. Перед дверью его охватывает такое волнение, что он вынужден сбежать вниз и долго приводить в порядок сердце и дыхание в кофейне… Снова идёт на штурм. Дверь открывает слуга.
– А что, Александр Сергеевич дома ли?
– Почивают-с.
– Всю ночь работали?
– Как же, работали-с! В картишки играли-с…
Вероятнее всего, Николай Васильевич этот эпизод выдумал. Как и знаменитый «эпизод с кошкой», известный со слов Александры Осиповны Смирновой-Россет. История звучит так:
Было мне лет пять. Я сидел один в Васильевке. Отец и мать ушли. Оставалась со мною одна старуха няня, да и она куда-то отлучилась. Спускались сумерки. Я прижался к уголку дивана и среди полной тишины прислушивался к стуку длинного маятника старинных стенных часов. В ушах шумело, что-то надвигалось, что-то уходило куда-то. Верите ли, – мне тогда уже казалось, что стук маятника был стуком времени, уходящего в вечность. Вдруг слабое мяуканье кошки нарушило тяготивший меня покой. Я никогда не забуду, как она шла, потягиваясь, а мягкие лапы слабо постукивали о половицы когтями, и зелёные глаза искрились недобрым светом. Мне стало жутко…
Дальше – вызывающий смесь ужаса и отвращения рассказ о том, как Никоша топит кошку в пруду (она вырывается, он пихает её в воду палкой), а потом сам же горько оплакивает.
Наверняка между первой и второй частями рассказа Гоголь хитро посверкивал глазами в сторону слушателей – готовы ли? Ибо не может не очарованный и не загипнотизированный человек поверить в техническую возможность утопления кошки пятилетним ребёнком. (Вы когда-нибудь кошку купали? Палкой он её в пруд запихивал…)
Эта ещё ничего, спокойная, раз хозяева без перчаток
Для читателей, чьи любовь к животным и отзывчивое на чужую боль сердце затмевают внимательность, повторим: никакой кошки Гоголь в детстве, разумеется, не топил. Но сам этот выдуманный им рассказ лишний раз напоминает о толике бесовства в его прирождённом актёрстве. Рассказы, подобные этому, из разряда известных гоголевских недобрых розыгрышей (однажды, подговорив товарищей, он убедил однокашника, человека болезненно мнительного, что у того «бычачьи глаза»).
Но продолжим рассказ. Итак, Гоголь – молодой провинциал, приехавший покорять столицу. Энергичный, дерзкий, по-хорошему нахальный, малообразованный (из всей европейской литературы читал и признавал одного Вальтера Скотта). Как вы думаете, с кого Гоголь потом писал своего Хлестакова?
Да с себя, разумеется!
Похож? На Хлестакова? Это Гоголь, ему тут 25 лет. Причёска его называется "тупей". Помните рассказ Лескова "Тупейный художник" – про несчастного парикмахера? Он раньше то ли в школьной программе, то ли в "списке рекомендованного чтения" был. Тупеями (от французского tоuреt, «пучок волос») называли особый начёс над лбом. Так что у Тихонова тут тоже тупей:
Кстати, почему у Хлестакова всё получается – всех ввести в заблуждение, всех очаровать, обмануть? Только ли потому, что у страха глаза велики? А может, ещё и потому, что Хлестаков был не лишён актёрского обаяния?
Сам он о себе говорит: «У меня лёгкость необыкновенная в мыслях». Но ведь «лёгкость в мыслях» – это не только каламбур, напоминающий о легкомыслии. Гениальность художника тоже обусловлена «лёгкостью в мыслях». Когда слово или решение приходит легко, само собой, «будто кто-то твоей рукой водит». Врущий Хлестаков испытывает настоящее вдохновение...
ХЛЕСТАКОВ. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат Надежды» и «Московский телеграф»… все это я написал.
АННА АНДРЕЕВНА. Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение?
ХЛЕСТАКОВ. Да, это мое сочинение.
МАРЬЯ АНТОНОВНА. Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение.
АННА АНДРЕЕВНА. Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить.
ХЛЕСТАКОВ. Ах да, это правда, это точно Загоскина; а вот есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой.
АННА АНДРЕЕВНА. Ну, это, верно, я ваш читала. Как хорошо написано!
Забегая вперёд (и памятуя о «Двух рыбках») обратим внимание, что образ Хлестакова не исчерпывается комизмом. Хлестаков – это человек, который, в отличие от Гоголя, так и не покорил столицу. И вот теперь возвращается – навсегда. Впереди слякотный просёлок, унылая поместная и уездная жизнь, папенька-самодур, которого Хлестаков боится. Его вдохновенная болтовня – это прощальный бенефис, погребальный гимн несбывшимся мечтам. Кто знает, что там плескалось на дне души? Может, хотел служить, хотел писать (тогда все этого хотели) и написать что-то и впрямь не хуже «Женитьбы Фигаро»… Да вот ничего не вышло.
Как у самого Гоголя – с театральным поприщем.
Вообще, «Ревизор» – это целый букет несбывшихся надежд. Рухнули надежды Марьи Антоновны на выгодное замужество, рухнули надежды Петра Иваныча Бобчинского, что о нём скажут государю – живёт, дескать, такой на свете. Нет, не скажут, никто о нём не узнает. Ему суждено сгинуть бесследно. Как и большинству из нас. Неслучайно в большинстве постановок «Ревизора» реплику: «Чему смеётесь? Над собою смеётесь!» Городничий кричит в зал. То есть – зрителям. И мы ухахатываемся...
Мог бы и Николай Васильевич несолоно хлебавши вернуться в свою Васильевку. Актёрский экзамен он провалил, со службой тоже не складывалось. Пристроят его к месту, а он несколько дней походит и пропадёт. Три дня его нет, потом является. Ему говорят: «Николай Васильевич, голубчик, нельзя так»! А он сразу – раз, и тянет из кармана прошение об отставке. Заранее написал.
Литературная стезя тоже начиналась не гладко. Гоголь являлся на поклон к Булгарину, главному редактору журнала «Северная пчела», и преподносил тому хвалебную оду, в которой сравнивал Булгарина с Вальтером Скоттом.
Сохранилось письмо Гоголя к матери, в котором он обращается к ней с неожиданной просьбой: «Если будете иметь случай, собирайте все попадающиеся вам древние монеты и редкости, какие отыщутся в наших местах, стародавние, старопечатные книги, другие какие-нибудь вещи, антики». Откуда такое увлечение стариной? Очень просто: собирателем древностей был Павел Петрович Свиньин, издатель «Отечественных записок», в которых и была напечатана повесть Гоголя «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала»… Это уже не хлестаковские, а прямо-таки молчалинские манеры!
Ах да, Молчалин – это у Грибоедова. Ну тогда вот вам Гоголь – Башмачкин.
Некоторое время Гоголь читал курс истории в университете, где, по отзывам, «стал посмешищем для студентов» («лицо подвязано платком от зубной боли»), однако «лекции имели на всех, а в особенности на молодых его слушателей, какое-то воодушевляющее к добру и к нравственной чистоте влияние».
Говорят, однажды Гоголь обрил голову, чтобы лучше росли волосы, и носил парик, под который, чтобы тот не сползал, подкладывал вату. Вата под париком сбивалась и самым прискорбным образом выглядывала наружу. Сразу вспоминается:
…И всегда что-нибудь да прилипало к его вицмундиру: или сенца кусочек, или какая-нибудь ниточка; к тому же он имел особенное искусство, ходя по улице, поспевать под окно именно в то самое время, когда из него выбрасывали всякую дрянь, и оттого вечно уносил на своей шляпе арбузные и дынные корки и тому подобный вздор. Ни один раз в жизни не обратил он внимания на то, что делается и происходит всякий день на улице, на что, как известно, всегда посмотрит его же брат, молодой чиновник, простирающий до того проницательность своего бойкого взгляда, что заметит даже, у кого на другой стороне тротуара отпоролась внизу панталон стремешка, – что вызывает всегда лукавую усмешку на лице его.
Это – Гоголь, великая повесть «Шинель». Акакий Акакиевич Башмачкин.
Слева Ролан Быков, справа Александр Карпов, но как похожи!
А вот Гоголь о себе: «Никто из читателей моих не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мною» («Выбранные места из переписки с друзьями»).
А вот что касается воодушевления к добру и нравственной чистоте (помните, «лекции имели на всех (...) какое-то воодушевляющее к добру и к нравственной чистоте влияние»?)
Только если уж слишком была невыносима шутка, когда толкали его под руку, мешая заниматься своим делом, он произносил: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?“ И что-то странное заключалось в словах и в голосе, с каким они были произнесены. В нем слышалось что-то такое преклоняющее на жалость, что один молодой человек, недавно определившийся, который, по примеру других, позволил было себе посмеяться над ним, вдруг остановился, как будто пронзенный, и с тех пор как будто все переменилось перед ним и показалось в другом виде. Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей, с которыми он познакомился, приняв их за приличных, светских людей. И долго потом, среди самых веселых минут, представлялся ему низенький чиновник с лысинкою на лбу, с своими проникающими словами: „Оставьте меня, зачем вы меня обижаете? “ — и в этих проникающих словах звенели другие слова: „Я брат твой“. И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным…
Это – снова Башмачкин.
Один из нехудших Башмачкиных нашей сцены – Марина Неёлова
Позже мы ещё вспомним об этой пророческой строчке: «Какая-то неестественная сила оттолкнула его от товарищей»...
А пока Гоголь весьма общителен; его «Вечера на хуторе» прогремели и принесли ему славу, к которой молодой автор отнёсся на удивление трезво: «Вы спрашиваете об „ Вечерах“ Диканьских. Чёрт с ними ! ( … ) Да обрекутся они неизвестности, покамест что-нибудь увесистое, великое, художническое неизыдет из меня!»
И вот тут Плетнёв наконец знакомит его с Пушкиным и случается так, что именно Александр Сергеевич подсказывает Гоголю идею того самого «увесистого, великого, художнического».
Но Гоголь чувствует, что работа над «Мёртвыми душами» предстоит огромная, долгая (а кормиться-то надо!), и вот этот простодушный наглец просит Пушкина подсказать ему ещё один сюжет – для лёгкой комедии: «Я, кроме моего скверного жалования университетского — 600 рублей , никаких не имею теперь мест. Сделайте же милость, дайте сюжет».
И Пушкин делится с ним замыслом, над которым собирался было поработать сам, записав для памяти: «Криспин (Свиньин) приезжает в губернию на ярмонку, его принимают за… Губернатор честный дурак, губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь…».
Неизвестно, написал бы Пушкин эту вещь или нет, но, надо сказать, он уступает Гоголю своего Криспина-Свиньина не без сожаления, сказав домашним – в шутку, но с оттенком досады: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя»...
Наверное, все устали уже, давайте перерыв сделаем? Потому как впереди главная часть – как топили самого Гоголя. Почему он такой хардкорный на фотографии – и на этом посмертном памятнике...
...мимо которого я два часа назад на почту ходил – и как раз на обратном пути увидал в телефоне забавный пост Рози Скрипник. И прямо руки зачесались рассказать вам эту историю. Надо было отчёт за апрель составить, а я время на переписывание этого рассказа потратил, товарищи.
Вы хоть напишите – продолжение-то нужно вообще? Или «достал уже окаянный Лучик»? Кстати, от рекламы «Лучика» ничто никого не освобождает!
Патологическая скромность не позволяет мне подчеркнуть красным «детям выписала». Надеюсь на вашу внимательность.
Больше 400 лет назад, в 1584 году, в Англии была издана книга романтических стихов и песен «A Handful of Pleasant Delights », то есть «Горсть приятных наслаждений». Это был типичный для того времени сборник модных сонетов, романсов и стихотворений о любви. Настоящим «хитом» сборника стала песня «Greensleeues», или «Зелёные рукава».
Согласно красивой легенде, эта песня была сочинена лично королём Англии Генрихом VIII около 1530 года для Анны Болейн, придворной красавицы, в которую король влюбился до безумия. Ради того, чтобы жениться на леди Анне, король развёлся с королевой Екатериной, объявил незаконной родную дочь Марию, рассорился с римским папой, начал войну и даже умудрился сменить в королевстве религию...
Генрих VIII и Анна Болейн на охоте
Впрочем, это отдельная история, нас интересует исключительно песня «Зелёные рукава», написанная сходившим с ума от любви королём.
Наверняка вы не раз и не два слышали эту простую, но трогательную и глубокую старинную мелодию. Её часто используют в разных исторических фильмах и спектаклях для того, чтобы создать атмосферу позднего средневековья, английского ренессанса. Послушайте, и вы наверняка вспомните эту мелодию:
Эта мелодия была невероятно популярной. Даже в пьесах Шекспира она упоминается несколько раз – например, в пьесе «Виндзорские проказницы» толстый глупый рыцарь сэр Джон Фальстаф запальчиво восклицает:
"– Да пускай с неба вместо дождя сыплется картошка! Пусть гром грянет песню «Зелёные рукава»! Пусть хлещет град из леденцов и метёт сахарная метель!"
В книге «Горсть приятных наслаждений» в песне «Зелёные рукава» «всего» 18 куплетов. Пускай это вас не удивляет – в те времена ещё не придумали такого понятия, как «эфирный формат» с обязательным урезанием песни в 3 куплета и 3 припева с временем звучания не более трёх с половиной минут. Тогда песни (особенно для любимых) могли петь ужасно подолгу. Однако 18 куплетов – это только начало, верхушка айсберга. По оценкам разных исследователей, для песни «Зелёные рукава» было впоследствии сочинено... от полутора до двух тысяч куплетов!
Однако давайте же теперь всё-таки откроем ту самую книгу, изданную в 1584 году, и почитаем, как же страстно, чисто и бескорыстно король был влюблён в прекрасную леди Анну...
Сборник "Горсть приятных наслаждений", 1584 год
Первый куплет, само собой, вступительный: "
Увы, любовь моя, ты причинила мне боль, Отвергнув меня бесцеремонно, Ибо я любил тебя столь долго, Наслаждаясь, когда ты была рядом".
В принципе, ничего такого. Человек любит, его отвергают – кому такое легко перенести? Но читаем дальше...
Всегда готов был услужить, Чтобы исполнить любую твою прихоть. Я оплатил все твои расходы, и повседневные, и земельные, Чтобы завоевать доброе отношение и любовь".
Обратите внимание на «земельные расходы».
Купил тебе я головной убор из трёх перьев, С тончайшей и модной вышивкой. Я предоставил тебе и жильё, и богатый стол, Что весьма опустошило мой кошелёк".
Кхм... Ничего не напоминает? «Кольца и браслеты, шляпки и жакеты – разве я тебе не покупал»...
Согласитесь, вряд ли это похоже на современное представление о настоящей любви? Читаем дальше:
Купил тебе я три лучших нижних юбки Из самой тончайшей ткани, какая только может быть. Купил я ожерелье из драгоценных камней, И всё это я потратил на тебя!
В следующем куплете изнывающий от любви автор поёт про «платье из прекраснейшего белого шёлка с золотой вышивкой», потом про «пояс с шитьём из красного золота, весь обсыпанный жемчугами», потом про «лучшего коня из моих конюшен, чтобы ты ездила, куда хотела», и в конце концов риторически восклицает (а может, даже слезу пустил?):
И кто оплачивал все эти удовольствия, Которыми ты пользовалась и которые тебе так нравились? Именно я – которому ты отказала И презренно отвергла предложенную любовь...
История Анны Болейн оказалась в итоге крайне печальной и трагичной – сперва она всё-таки уступила королю и тайно обвенчалась с ним, а в 1533 году официально стала королевой Англии. Казалось бы – вершина, предел мечтаний, «весь мир у твоих ног»! Но всего лишь через три года(1536) король Генрих леди Анну разлюбил, обвинил в колдовстве и государственной измене, приказал судить и казнить.
И уже одаривал шелковыми юбками, расшитыми золотом платьями, бриллиантовыми украшениями, поместьями, породистыми жеребцами и драгоценными головными уборами другую женщину, которую звали Джейн Сеймур...
"Концепция изменилась": Генрих VIII, Джейн Сеймур и их сын, будущий король Эдуард VI, ставший героем книги Марка Твена "Принц и нищий". (О нём мы скоро расскажем тоже)
Правда, мы не знаем – пел ли он для неё песню «Зелёные рукава» или всё-таки уже нет? Как считаете? Гм... И, эх... невозможно же удержаться!
В ожидании казни Герман Геринг имел возможность читать газеты. Одна из публикаций ошеломила его. По словам очевидцев, после прочтения он выглядел так, будто «впервые понял, что в мире есть зло». Также он произнес: «Не может быть, чтобы на свете не осталось порядочных людей». Что же это была за публикация, и почему она так задела Геринга?
Это продолжение вчерашней статьи «Что такое шедевр?». Но прежде чем рассказать эту историю, давайте проведём маленький эксперимент. Взгляните на эти картины.
Пять из них написаны в XVII веке, а ещё одна – в ХХ. Сможете определить на глазок, какая? Запишите комментарием или просто запомните свой ответ...
Хан ван Меегерен
Этот голландский художник презирал современное искусство, предпочитая писать картины в стиле старых голландских мастеров. Критики разносили его творчество в пух и прах: «У него есть все достоинства кроме оригинальности». Когда же ван Меегерен, занимаясь восстановлением старых картин, отреставрировал картину голландского художника, один из критиков сорвал сделку по её продаже, объявив картину подделкой.
Ван Меегерен затаил обиду и задумал написать подделку такого высочайшего качества, чтобы ее было не отличить от оригинала. Выбор пал на Вермеера.
Ван Меегерен. Автопортрет
Судьба Яна Вермеера Делфтского
Ян Вермеер прожил всего 43 года. При жизни известность его была ограниченной, а после смерти имя гениального художника на целых двести лет было забыто.
После смерти Вермеера сиротами остались 11 его детей. Поэтому вдова и его душеприказчики распродавали картины довольно поспешно, не заботясь о том, в чьи руки они попадут. Следы большинства его картин затерялись. И именно поэтому в XIX и XX веке время от времени обнаруживались неизвестные шедевры художника, о подлинности которых можно было только догадываться.
Вермеер мастер бытовой живописи. Картин на религиозные сюжеты у него почти нет. Известно лишь одно полотно — «Христос в доме Марфы и Марии».
Ян Вермеер «Христос в доме Марфы и Марии»
Критики считали, что эта картина могла быть частью утерянного цикла. Для ван Меегерена это стало потрясающей возможностью – написать нового «неизвестного Вермеера» из этого цикла.
Как создать шедевр семнадцатого века, живя в двадцатом?
Прежде всего надо было верно подобрать холст и подрамник. Ван Меегерен покупал старые картины, чтобы смывать верхние слои краски и рисовать поверх первоначального изображения. Кроме того, ему нужны были кракелюры – трещины, которые всегда появляются на старинных полотнах.
Чтобы обмануть экспертизу, ван Меегерен корпел над созданием красок по рецептам XVII века. Тогда их делали из натуральных пигментов и разводили чаще всего маслом или белком. Также он знал, что в XVII веке не использовали зеленый малахитовый пигмент, а смешивали желтую и синюю краски. Он делал так же. Не забыл ван Меегерен и о забивавшейся в трещины пыли.
Итак, потратив добрых четыре года на подготовительные работы, художник приступил к сюжету о посмертном явлении Христа ученикам. Так началось рождение утерянного произведения Вермеера «Христос в Эммаусе».
Хан ван Меегерен «Христос в Эммаусе»
Как Ван Меегерен продал картину Герингу?
Изначально фальсификация задумывалась, чтобы отомстить одному критику за срыв сделки. Но всё пошло не по плану. Тот критик и ещё множество других заключили подлинность этой картины. Но тут в оценку подлинности включился известный арт-дилер Джозеф Дювин. Он заявил, что картина — подделка, причем грубая.
Люди решили: Дювин просто сбивает цену. В итоге афера зашла очень далеко: картину купил музей Бойманса Ван Бёнингена в Роттердаме, заплатив за нее около 2 миллионов долларов. Ван Меегерен почувствовал, что наконец поймал птицу счастья за хвост, и продолжил писать «Вермееров».
Написав очередной шедевр «Христос и грешница», художник понимает, что наиболее реальным покупателем будет, скорее всего, кто-то из немцев. Так и вышло. Геринг был одержим коллекционированием, ограбил половину Европы и всегда мечтал обладать картиной Вермеера.
Заключение сделки стало уже не частным, а государственным делом. В результате переговоров стороны договорились, что за Вермеера Третий рейх возвратит Голландии около двухсот подлинных полотен старых мастеров, государство, получив картины, расплатится с продавцами «Вермеера» деньгами.
Геринг, как и Гитлер, считался ценителем искусства
Как раскрыли фальсификацию?
После войны в Австрии была обнаружена коллекция Геринга, и встал вопрос: кто же продал голландское национальное достояние — картину Вермеера — фашистам? К ван Меегерену пришла полиция. Его обвинили в измене, караемой смертью. Через шесть недель тюрьмы он сознался в мошенничестве.
Ему не поверили – посчитали, что он врет, чтобы остаться в живых. Но, тем не менее, ему дали шанс. И в течение шести недель, находясь в окружении репортеров, фотографов и многих других специалистов, он создал «десятый неизвестный шедевр» под названием: «Молодой Христос проповедует в храме».
Меегерен за работой во время экспертизы
Это доказательство оказалось самым убедительным: дело переквалифицировали. Кроме того, благодаря фальсификации, Голландия вернула 200 утраченных картин. Об этом много писали репортеры, поэтому публикация и попалась Герингу на глаза.
Свидетельства против ван Меегерена в музее Бойманса Ван Бёнингена
А теперь смотрите. Вы – не искусствовед (скорее всего), не художественный критик, не эксперт, определили на глазок, по плохонькой фотографии липового Вермеера, а целому сонму специалистов это не удалось... Наводит на размышления, да?
«Легендарная личность, герой невероятных похождений, забавный чудак, дикий самодур, художник, солдат, странствующий актёр, любимец Великого князя Константина. Атлет, обманутый муж, странная смесь способностей и недостатков, характерная фигура Александровского времени. Его рисунки – целый дневник эпохи романтической и увлекательной», – так писал о нашем сегодняшнем герое историк русского искусства барон Н.Н. Врангель.
Самой известной работой этого художника стал портрет юного «Лёвушки» – Льва Сергеевича Пушкина, брата Поэта:
Портрет замечательный, но кто автор? Вот ещё портреты, выполненные его рукой:
Последний наверняка вас смутил? На нём изображён знаменитый архитектор Джакомо Кваренги, построивший Эрмитажный театр и Академию наук в Петербурге, Александровский дворец в Царском селе и многое другое. У него действительно была необычная внешность (ниже его портрет, выполненный другим художником). Но, конечно, не настолько необычная!
Джакомо Кваренги
Просто герой нашей заметки не стеснялся "сгущать краски". Вот так он, например, изобразил самого себя:
Помните?.. "Атлет, скандалист, самодур, легендарная личность"... Речь об Александре Осиповиче Орловском (1777–1832).
«...Его заметил великий князь Константин Павлович, большой охотник до всяких чудаков, и взял к себе во дворец, после чего он стал пользоваться таким успехом, что не поспевал справляться с заказами. Особенно способствовали этому его карикатуры. Было принято возить его на балы, на ужины, на обеды, и всюду он должен был показывать свои штуки, до бесконечности разнообразные. В час времени создавал он громадные композиции, разливал по столам чернильные кляксы в виде всяких кикимор и животных, с престидижитаторской ловкостью рисовал карандашом, мазал пальцами, спичками, носом всякую всячину; то принимался делать шаржи на присутствующих, аллегории на злобы дня... Тут же принимал участие в крупной карточной игре, как ни в чём не бывало проигрывал пол своего состояния или вдруг выигрывал невероятные суммы, которые на следующий же день растрачивал до последней копейки». (А.Н. Бенуа, «Русская живопись в XIX веке. Первые портретисты»)
Карикатуры А.О. Орловского. Наполеон на острове св. Елены и французский эмигрант Дю Селон
«...Известный художник Орловский очень часто выходил из дому в наряде лезгинца, с кинжалом и в папахе. Орловский был мужчина высокого роста, смуглый, черноглазый и силы большой, наряд черкеса очень шёл к нему, нередко ему сопутствовали два его камердинера, из которых один желтолицый, узкоглазый калмык в своём родном одеянии, и другой – чёрный как смоль араб в широких шальварах, куртке и чалме». (М.И. Пыляев, «Замечательные чудаки и оригиналы»)
Важное место в творческом наследии Орловского занимает военная тема. Хотя батальных сцен у него мы найдём немного...
А.О. Орловский. Бой казаков с киргизами
...но, вот, например, как выглядели знаменитые донские казаки времен войны с Наполеоном, те самые, что, по преданию, сидели в парижских кафе и кричали "быстро, быстро"...
А.О. Орловский. Перевязка раны. Польские инсургенты в лесу
Есть и морские пейзажи...
А.О. Орловский. Кораблекрушение. Морской пейзаж ночью
И р-р-романтические сюжеты:
А.О. Орловский. Схватка казака с тигром. Отличный настенный коврик вышел бы!.. Нет?..
И, наконец, просто котики!
А.О. Орловский. Голова кота
При жизни Орловский был знаменит. А.С. Пушкин дважды упоминает его:
«Бери свой быстрый карандаш, Рисуй, Орловский, ночь и сечу!»
(«Руслан и Людмила»)
«У кибиток… пасутся уродливые, косматые кони, знакомые вам по прекрасным рисункам Орловского». («Путешествие в Арзрум»)
Но после смерти о нём быстро забыли:
«Не было же у него школы [учеников, последователей] потому, что на него глядели как на чудака, фокусника и сейчас же после смерти забыли даже те, у кого были богатейшие собрания его рисунков и набросков, сваленных в одну кучу с любительскими карикатурами и помарками заезжих шарлатанов». (А.Н.Бенуа)
А.О. Орловский. Портрет великого князя Константина Павловича. 1802 г. Слева до реставрации, справа после. (Снято при одинаковом освещении)
Грустно видеть, воля ваша, Как, у прозы под замком, Поэтическая чаша Высыхает с каждым днём; Как всё то, что веселило Иль ласкало нашу грусть, Что сыздетства затвердило Наше сердце наизусть, Все поверья, всё раздолье Молодецкой старины – Подъедает своеволье Душегубки-новизны.
Нарядились мы в личины, Сглазил нас недобрый глаз, И Орловского картины – Буква мёртвая для нас. Но спасибо, наш кудесник, Живописец и поэт, Малодушным внукам вестник. Богатырских оных лет! Русь былую, удалую Ты потомству передашь: Ты схватил её живую Под народный карандаш...
(П.А. Вяземский, отрывок из стихотворения «Памяти живописца Орловского», 1833)
А.О. Орловский. Дрожки
Что скажете, друзья? По душе ли вам пришёлся этот художник?
В 1880 году, в городе Иерихоне – только не в библейском, а в том, который в штате Вермонт, в США, жил сын фермера, мальчик, которого звали Вилли Бентли. Он был очень любознательным – и совершенно неудивительно, что мама подарила ему на день рождения подержанный микроскоп.
Мальчик просто влюбился в свой микроскоп. За последующие несколько лет он регулярно укладывал под объектив на предметное стекло и зарисовывал абсолютно всё, что попадалось под руку: листья растений, пыльцу цветов, травинки, камушки, песок, насекомых, птичьи перья, волосы... Однажды зимой он случайно поймал на предметное стекло микроскопа снежинку – и успел взглянуть в окуляр, пока она не растаяла. То, что он увидел, перевернуло всю его дальнейшую жизнь.
Уилсон Бентли за работой
Неизвестно, что и как он говорил отцу, чтобы уговорить того купить фотоаппарат – в те времена вещь очень дорогую! И потянулись бесконечные опыты. Фотографии долго не получались – вы попробуйте сфотографировать отдельную снежинку даже на современный фотоаппарат (или смартфон), и быстро убедитесь, что это совсем не так просто, как кажется! А у Вилли Бентли был громоздкий старинный фотоаппарат «гармошкой»... Просто представьте себе, какая это была адски трудная работа!
Однако Вилли трудности не останавливали. Он перенёс всё своё оборудование в неотапливаемую пристройку к ферме, придумал «ловить» снежинки на лист чёрного бархата – для лучшего контраста – и, наконец, у него начали получаться фотографии! И не просто фотографии – Уилсон Бентли (к тому времени уже не мальчик, а юноша) завёл специальный блокнот, в котором тщательно записывал погодные условия, при которых образовалась та или иная снежинка – температуру, влажность, направление ветра. Изо дня в день, из года в год!
Этим он прозанимался сорок шесть лет подряд, до самой своей смерти в 1931 году (умер он, кстати, простудившись во время очередной «охоты за снежинками»).
Уилсон Бентли
За свою жизнь Бентли сделал тысячи фотографий снежинок. Уже после смерти исследователя была издана книга «Снежные Кристаллы», в которой были опубликованы 2500 самых лучших его снимков. Именно Уилсон Бентли одним из первых не просто сказал, а доказал огромным собранным материалом, что «в природе не существует двух одинаковых снежинок».
Попробуйте найти две одинаковые!
А знаете ли вы, почему снежинки имеют такую удивительно красивую симметричную форму с шестью лучами? Дело в том, что каждая молекула воды состоит из атома кислорода (O) и двух атомов водорода (H), соединённых вот в такую конструкцию:
Схематическое изображение молекулы воды
В капле воды молекулы движутся свободно, но при замерзании они начинают цепляться друг за друга, образуя шестиугольную (гексагональную) кристаллическую решётку: водородные связи «притягивают» атомы соседних молекул друг к другу, и так образуется правильная шестиугольная «решётка». Рождается маленький плоский шестиугольный кристаллик – «зародыш» будущей снежинки.
Так возникает структура ледяного кристалла
Что же происходит дальше? А дальше на вершинах и гранях этого шестиугольника, в свою очередь, начинают расти новые кристаллики льда – тоже шестиугольные, только ещё более мелкие! Поскольку вершины и грани кристалла одинаковые, новые растущие кристаллики тоже получаются практически идентичными (отличия, конечно же, есть, но очень-очень небольшие). А на этих кристалликах начинают нарастать, в свою очередь, ещё более мелкие кристаллики льда – и так может продолжаться очень долго!
Примерная схема образования снежинки из шестиугольного кристалла
В зависимости от погодных условий шестигранные кристаллики могут быть и большими, и маленькими, и плоскими, и вытянутыми, и «столбиками», и «иголочками», и «лезвиями» – и в результате на свет появляется уже полноценная уникальная снежинка.
Разнообразие форм ледяных кристаллов в зависимости от погодных условий
«Мною, без преувеличения, овладело огромное желание показать людям хотя бы часть этой чудесной красоты» – писал Бентли в своих воспоминаниях. И у него это прекрасно получилось! А всё началось с того, что мама подарила мальчику на день рождения микроскоп...
Величайший математик древности Пифагор имел множество учеников и основал собственное религиозно-мистическое учение. Созданный Пифагором культ был пронизан целой системой странных и причудливых запретов и правил. Например, категорически нельзя было разгребать огонь ножом или мечом. Обуваться нужно было обязательно с правой ноги, а вот мыть первой нужно было обязательно левую ногу. Пифагорейцам запрещалось есть мясо, пить вино, наступать на волосы и ногти, разламывать хлеб на две равные половины, поднимать с пола упавшие предметы...
Пифагор (ок. 570–490 гг. до н.э.)
А ещё им запрещалось... (извините) пукать! Потому что «мудрый» Пифагор учил, что когда человек пукает, то «теряет часть своей души». Неудивительно, что Пифагор категорически запрещал есть бобы (фасоль, горох) и даже притрагиваться к ним!
Окончилось всё довольно печально: случилось так, что Пифагор и его ученики на какое-то время захватили власть в городе Кротоне, где пытались построить «общество идеального порядка». Однако горожанам совсем не понравилось жить по пифагорейским правилам, «как цифры в таблице и геометрические фигуры в чертеже», и они подняли восстание. Убегая от преследователей, Пифагор оказался перед бобовым полем – и... остановился, потому что не смог нарушить собственный запрет! Разгневанные кротонцы догнали и убили Пифагора...
* * * Один из основателей современной компьютерной науки, выдающийся математик Норберт Винер, обладавший поистине энциклопедическими знаниями, славился своей невероятной рассеянностью и забывчивостью. Когда семья Винера переехала из Кембриджа в Ньютон, жена учёного, зная, что муж непременно забудет о том, куда именно они переехали, написала адрес на листке бумаги и положила Винеру в карман.
Днём в институте Винеру пришла в голову какая-то идея, он вытащил этот листок бумаги и начал лихорадочно писать на нём формулы. Убедившись в конце концов, что идея неверна, учёный скомкал бумагу и выбросил в мусорную корзину.
Норберт Винер (1894–1964)
Возвращаясь вечером из института, он, само собой, назвал шофёру такси старый адрес в Кембридже. Только оказавшись на улице возле запертой двери пустого дома, он вспомнил о переезде – но не мог вспомнить, куда же они переехали! Оглянувшись и увидев стоящую на дорожке неподалёку незнакомую девочку, он подошёл к ней и спросил:
– Девочка, ты здесь живёшь? Видишь ли, я профессор Винер, мы здесь жили, но недавно переехали. Ты, случайно, не знаешь, куда?
Девочка вздохнула и сказала:
– Да, папочка. Мама так и знала, что ты забудешь!
* * * Когда Карлу Гауссу, будущему великому математику, было девять лет, учитель в начальной школе решил задать ученикам очень длинную и сложную (как ему казалось) задачу: сложить все числа от одного до ста. То есть: сколько будет один плюс два плюс три плюс (и так далее) плюс девяносто восемь плюс девяносто девять плюс сто? Учитель думал, что трудная задача отнимет у детей весь урок и уселся читать книгу. И очень удивился и даже рассердился, когда Карл поднял руку и сказал на весь класс:
– Господин учитель, я решил!
– Не говорите глупостей, Гаусс, а решайте задачу вместе со всеми! Иначе мне придётся вас выпороть! – порядки в школах конца XVIII века были ой какие строгие...
– Но я правда уже решил...
– Ах так! – с этими словами учитель забрал у Карла грифельную доску с ответом (тетрадок тогда не было), перевернул и положил к себе на стол. – Тогда сидите тихо и ожидайте конца урока! И если ваш ответ будет неверным, я непременно накажу вас в назидание остальным, господин торопыга!
Иоганн Карл Фридрих Гаусс (1777–1855)
В конце урока дети сдали учителю свои доски. Кто-то не успел посчитать до конца, кто-то успел, но посчитал неправильно. А вот на дощечке маленького Карла, лежащей в самом низу, было написано одно-единственное (и совершенно правильное!) число: пять тысяч пятьдесят (5050).
Кстати, вопрос для смелых и любознательных: а сможете, не заглядывая дальше в текст, объяснить, как девятилетний мальчик в уме решил эту громоздкую задачу? Если думаете, что Гаусс умел быстро считать, как компьютер, сразу скажем: ошибаетесь. Если думаете, что он знал какую-то секретную формулу, то тоже ошибаетесь. В те годы в начальной школе алгебру и формулы не проходили. Только «четыре действия»: сложить, вычесть, умножить, разделить. И всё! Ну как, есть варианты?
Представим себе числа от 1 до 100 в виде бумажных карточек, и разложим их в ряд:
Считать сумму этих чисел «в лоб» долго и занудно (в этом учитель был прав). Но если у нас не один ряд таких карточек, а два ряда?
Тогда, понятное дело, у нас получатся две одинаковые неизвестные суммы. Переложим нижний ряд карточек «задом наперёд»:
Сложим числа на верхней и нижней карточке «по столбцам». Смотрите! В каждом столбце у нас получается одно и то же число: сто один! Один плюс сто, два плюс девяносто девять, три плюс девяносто восемь – везде ровно сто один!
А сколько у нас этих чисел «сто один»? Ровно сто! Значит, сто один в уме умножаем на сто (просто добавляем два нуля справа) – получаем десять тысяч сто (10100). Это двесуммы, два ряда карточек. А один ряд карточек? Просто делим на два – десять тысяч разделить на два будет пять тысяч, сто на два будет пятьдесят, значит будет пять тысяч пятьдесят (5050), вот и всё! И, заметьте, никаких формул!
* * * Как-то раз академик Михаил Остроградский, математик с мировым именем, гулял по Санкт-Петербургу. Неожиданно в голову ему пришла идея доказательства одной очень сложной теоремы. Вытащив из кармана мел (у академика всегда был кусок мела в кармане сюртука!), Остроградский начал писать формулы на деревянной стене. Он успел исписать математическими значками почти всю стенку, когда та неожиданно... поехала! Остроградский (как многие математики) славился своей чудовищной рассеянностью, и абсолютно не заметил, что пишет формулы не на стене, а на задней стенке кареты, запряжённой лошадьми! В итоге жителям Петербурга довелось увидеть весьма забавную картину: по улице едет карета, а за ней бежит солидный пожилой богато одетый господин, кричащий с обидой:
– Стой! Стой, каналья! Верни мои формулы!
Михаил Васильевич Остроградский (1801–1862)
Про Остроградского же рассказывали и другую историю. Как-то раз он сформулировал чрезвычайно трудную задачу, над решением которой безуспешно бился несколько недель. В конце концов ему посоветовали написать в Париж, в академию наук, и попробовать проконсультироваться у лучших французских математиков, прежде всего у Огюстена Коши. Во время очередной поездки в Европу Остроградский написал в Париж (он в своё время там учился, и прекрасно знал французский язык) – однако, по своей легендарной рассеянности, забыл поставить подпись. Каково же было его удивление, когда пришёл ответ следующего содержания:
«Уважаемый господин! Присланная Вами задача чрезвычайно интересна, но невероятно сложна. За решением оной настоятельно рекомендуем Вам обратиться в Россию, в Санкт-Петербург, к академику Остроградскому».
* * * Выдающийся американский математик Джордж Данциг, будучи студентом, не отличался дисциплиной и частенько опаздывал на занятия. Как-то раз, заявившись на семинар по математической статистике незадолго до звонка, он увидел на доске сбоку два обведённых рамкой уравнения и решил, что это – домашнее задание. Он тщательно переписал уравнения к себе в тетрадь, а дома принялся за решение. Уравнения оказались очень трудными, но Данциг всё-таки справился, и через два дня принёс решение профессору.
Джордж Бернард Данциг (1914–2005)
Прочитав работу, профессор спросил:
– Что это, мистер Данциг?
– Как что? Домашнее задание с прошлого занятия, господин профессор!
Преподаватель громко расхохотался:
– О господи, Данциг! Это я для примера выписал на доске две важные статистические задачи, над которыми математики всего мира бьются уже не один десяток лет! Некоторые считали эти задачи вообще неразрешимыми! А вы подумали, что это «просто домашняя работа» – и решили сразу обе!
В апреле 1896 года некий московский извозчик съезжал по крутому спуску к Трубной площади. Внезапно его пролётка налетела на рельсы конки и опрокинулась. Из экипажа выкинуло женщину, которая ударилась головой о мостовую...
Елена Дмитриевна Поленова (1850 – 1898)
Как следствие – болезнь, а через два года и безвременная кончина в возрасте 48 лет. Это была Елена Дмитриевна Поленова, младшая сестра прославленного художника В.Д. Поленова (автора знаменитого "Московского дворика"), одна из первых русских художниц-иллюстраторов.
Брат Василий в потрясении писал: «Она неутомимо работала, можно сказать, всю свою жизнь и всё время шла вперёд, и вот, когда талант её развился и окреп, когда полная творческих замыслов она могла бы дать ещё много высокодаровитого и интересного, жестокая судьба её убивает…»
Е.Д. Поленова. Иллюстрация к сказке "Гуси-лебеди"
В память о сестрёнке Лиле (так звали её в семье) Василий вместе с братом Алексеем учредили для молодых художников, желающих обучаться за границей, премию в 300 рублей.
В совсем нежном возрасте Лиля обратила на себя внимание художника Павла Чистякова, приглашённого в семью Поленовых для художественного образования детей. Однако она не могла по примеру старшего брата стать студенткой Академии Художеств, поскольку тогда женщины туда не принимались. Что оставалось? Думать о замужестве, подобно большинству барышень?
Оказавшись в Киеве у сестры Веры, Елена познакомилась и подружилась с талантливым медиком, профессором А.С. Шкляревским. Но... их браку решительно воспротивилось семейство Поленовых. После этой катастрофы на семейном фронте Елена решила свою жизнь посвятить искусству и общественной деятельности.
Е.Д. Поленова. Иллюстрации к русским сказкам
Она оканчивает с медалями рисовальную школу при Обществе Поощрения Художеств (1878–1880) – и получает предложение отправляться на стажировку в Париж.
«Какой скандал, Вася, – сообщает она брату, – меня посылают в командировку за границу от О-ва поощрения. Я думаю, это первый пример в истории, по крайней мере в русской, чтобы особа нашего бабьего сословия получала поручение и отправляема была в командировку»...
Вернувшись в 1882 году в Москву, Елена с братом Василием попадают в кружок талантливой молодёжи: А.Я. Головин, К.А. Коровин, И.И. Левитан, М.В. Нестеров… Елена ходит на этюды с Коровиным, шьёт костюмы для театральных постановок, гостит в знаменитом имении Мамонтовых Абрамцево, знакомится с Виктором Васнецовым…
Васнецов наводит Елену на мысль о том, что русские дети растут на зарубежных сказках и иностранных образах. (Да-да, XIX век! Как мало меняется русская жизнь...) И не представляют себе, как выглядят, например, Баба-Яга и её избушка. (Но всё же меняется – у нынешних детей хотя бы с этим проблем нет.) Так «абрамцевский художественный кружок» сыграл заметную роль в развитии национальной культуры.
Е.Д. Поленова. В избушке Бабы-Яги
За двенадцать лет активной работы Поленова создала рисунки к более чем двадцати русским народным сказкам и поговоркам.
Мастерски владея техникой акварели, художница долго не решалась взяться за масло. Любимый учитель Чистяков настоял. И первую же её картину маслом «Иконописная мастерская XVI века» приобретает Третьяков.
Е.Д. Поленова. "Иконописная мастерская"
Репин утверждал, что её этюды лучше шишкинских. Мастера кисти рубежа ХIX-ХХ веков числили Елену Поленову «крёстной матерью» русского модерна. И. Билибин, С. Малютин, Г. Нарбут, Д. Митрохин с гордостью полагали себя её учениками.
Е.Д. Поленова. "Череп и розы" ("Перед экзаменами")
«Какой талант! Какой необыкновенный, какой оригинальный талант, какая необычайная способность к русскому стилю, никем у нас не понимаемому и даже скорее всего презираемому и затаптываемому в грязь(В. Стасов).
Е.Д. Поленова. "Без сил, без денег. Бытовая сцена"
«Поленова заслужила себе вечную благодарность русского общества тем, что она первая из русских художников обратила внимание на самую художественную область в жизни – на детский мир, на его странную, глубоко поэтическую фантастику. Она нежный, чуткий и истинно добрый человек, проникла в этот замкнутый детский мир и угадала его своеобразную эстетику» (А. Бенуа).