Ингредиенты:

Куриное филе - 200 г

Кабачок - 200 г

Морковь - 200 г

Хлеб - 200-250 г

Плавленый сыр - 3-4 ст.л.

Зернистая горчица - 3-4 ч.л.

Чеснок - 3-4 зубчика

Растительное масло - для обжаривания

Соль по вкусу

Перец - по вкусу

Приготовление:

Одно куриное филе среднего размера нарезаем на мелкие кусочки, солим, перчим или добавляем любые приправы по вкусу.

В сковороде разогреваем растительное масло и обжариваем курицу, немного не доводя её до нравящейся нам степени. Потому что она у нас ещё будет запекаться в духовке в составе начинки.

Обжаренную курицу снимаем на блюдечко и оставляем остывать.

Дальше всё будет происходить быстро, поэтому сейчас уже можно начинать греть духовку до 190 градусов.

200 грамм кабачка натираем на крупной тёрке.

Если кабачки молодые и небольшие, то прямо вместе с кожей и семечками. Если кабачок большой и бальзаковского возраста, то очищаем его от кожи, семечек, отмеряем с помощью весов 200 грамм чистой мякоти и после этого уже натираем.

Примерно столько же, то есть 200 грамм моркови натираем на мелкой тёрке. Складываем к натёртому кабачку.

Несколько зубчиков чеснока (3-4 штуки) натираем на мелкой тёрке и складываем к остальным ингредиентам.

Добавляем в миску 2-3 чайные ложки зернистой горчицы.

Дальше плавленый сыр. Он бывает разный. Бывает более мягкий в ванночках и более твёрдый в брикетиках, как для супа. Я использую мягкий сыр из ванночки. Добавляем 3-4 столовых ложки в получившийся у нас к этой минуте салат, перемешиваем, смотрим, чтобы масса у нас получилась достаточно нежной, мягкой и влажной. При необходимости добавляем ещё сыра. Сыр можно использовать чисто сливочный или с любыми добавками: с ветчиной, грибами, зеленью и так далее. Соль в случае с таким сыром, на мой вкус, добавлять не нужно.

Если вы используете сыр в брикетике, то для увлажнения начинки вам понадобится добавить в салат ещё немного сметаны и соли.

У нас получилась вот такая нежная масса, в которую осталось вмешать остывшую к тому времени курицу.

Берём противень и застилаем его антипригарным ковриком или пергаментом.

Раскладываем начинку на любой нравящийся вам хлеб, нравящимся вам слоем, а получившиеся бутерброды складываем на застеленный противень.

И отправляем бутерброды в духовку минут на 20 или до румяности. Я через 20 минут стандартного запекания включаю конвекцию, чтобы сверху получилась корочка.

Приятного аппетита и не бойтесь экспериментировать!

Фильм стал первой работой гонконгского режиссёра Джона Ву в Голливуде. Пересмотрев множество сценариев, Джон Ву выбрал именно этот, потому что не хотел снимать простые боевики, которых он снял достаточно и в Гонконге. Также именно тогда он заприметил сценарий к фильму "Без лица", который он снимет в 1997 году.

Первоначально на главную роль Джон Ву хотел пригласить Курта Рассела, но оказалось, график актёра забит на ближайшие 2 года.

Тогда киностудия "Universal Pictures" предложила режиссёру Жан-Клода Ван Дамма. Как раз Ван Дамм был большим поклонником фильмов Ву. Актёр с режиссёром встретились в Гонконге и несмотря на языковой барьер они нашли общий язык. Если раньше режиссёр был обеспокоен физической формой актёра, то познакомившись, даже переписал сценарий, чтобы сделать многие сцены более сложными и впечатляющими.

Съёмки картины начались в апреле 1992 года в Новом Орлеане. По графику съёмка должна была завершиться за 74 дня, но гонконгский режиссёр успел всё отснять за 65 дней. На площадке в первое время царила неразбериха из-за того, что режиссёр практически не говорил по-английски — обеспокоенная киностудия даже попросила режиссера Сэма Рэйми посетить съёмочную площадку и посмотреть на производство картины (планируя при этом, если Ву потерпит неудачу, заменить режиссёра). Вскоре съёмочный процесс наладился. Правда позже киностудия начала давить на Ву, чтобы режиссёр уменьшил количество убитых и раненных в фильме.

Ещё одной трудностью для режиссёра являлись постоянные столкновения с Жан-Клодом Ван Даммом. Актёр постоянно хотел всё контролировать от начала и до конца. Также требовал, чтобы одна из камер постоянно снимала его мышцы — режиссёр подчинился, но не использовал эти кадры в итоговом монтаже. Джон Ву был недоволен постоянным прерыванием съёмочного процесса на телефонные переговоры актёра со своим агентом и кинокомпаниями по поводу следующих проектов.

Режиссёрская версия фильма длится 2 часа и больше акцентируется на злодее Эмиле Фушоне (Лэнс Хенриксен). Когда студия попросила сделать прокатную версия покороче пришёл Жан-Клод Ван Дамм со своим редактором и за 2 дня перемонтировали картину, оставив себе больше экранного времени. Актёр позже заявил, что зрители пойдут смотреть фильм с Ван Даммом, а не с Лэнсом Хенриксеном.

При бюджете картины $ 15 000 000 мировые сборы составили $ 74 000 000.

Как гвоздь в гроб, первое сентября выпало на субботу, и учительский организм упорно требовал отдыха. Виктор смотрелся в мутное зеркало в школьном туалете, поворачиваясь так и сяк, и решительно себя не узнавал. Но мама сказала, что нужно соответствовать. За окном робко проплыли первые бантики и букет, такие цветастые, что выглядело это так, будто вместо грачей в Ярославль с летней отлучки прилетели попугаи. Обладательницу этого комплекта за объемными воланами видно не было. Пора.

Виктор вышел на школьное крыльцо. На площадке перед главным входом ротами, как на параде, выстраивались затянутые в чёрную форму ученики, безжалостно выпихнув первоклашек в авангард. Двое учителей в попытке придать этому брожению подобие порядка, ревели в мегафоны: "Ва-ва-ваааа, ва-ва-вааааа". Их усилия не очень влияли на ситуацию. Строй рассортированных по росту школьников назойливо напоминал шахматную армию. "Белые ходят первыми", – пронеслось в голове у Виктора.

Цветы на праздник принесли только первоклассники, старшие ученики пришли только с пустыми руками. Виктор не без содрогания заметил, что в задних рядах было несколько учеников покрупнее него самого. Чёрная форма и угрюмое выражение лиц делали их похожими на мордоворотов-вышибал.

На улицу вытащили тяжёлые, очень тяжёлые – Виктор проверял, колонки, и из них лилась всем знакомая с детства музыка про "учат в школе" и "дважды два – четыре". Не хватало вымпелов. Наконец суета стихла, учителя вышли на главную лестницу и благосклонно улыбались толпе под ними, как ожившие скульптуры на ступенях зиккурата. Ученическо-родительское море улеглось, готовое внимать.

Из помпезно открывшейся нараспашку двери в центр композиции к микрофону вышел Стах Глебович, весь в белом, с плотоядной улыбкой и распахнутыми в приветствии руками. Музыку приглушили до невнятного "пум-пара-пум-пам-пум". Шепотки стихли, толпа замерла, и только ветер колебал бантики, локоны и подолы. Выглядело довольно жутко.

– Дорогие друзья! – загремел директор через колонки. – В первый день осени я счастлив видеть вас и приветствую вновь, а кого-то и впервые на школьной площадке.

Директор кивнул заворожённым первоклашкам.

– Всем вам, а в особенности первоклассникам, я хочу сказать: добро пожаловать в храм науки! Сердечно поздравляю всех вас с этим прекрасным праздником, Днём Знаний! Вы наше будущее, наше продолжение и наша гордость!

Первоклашки надулись от важности.

– Мы вместе вступаем в новый учебный год, и я хочу пожелать ученикам, чтобы этот год был полон новых свершений, достижений и побед! Прилежание и неподдельный интерес к знаниям будут вознаграждены успехами и новым опытом! Пусть занятия не тяготят вас, но приносят только пользу и радость. Учителям я желаю вдохновения зажечь тягу к знаниям в сердцах наших подопечных и передать им всё, чем вы обладаете. Труд и терпение, а также умение сопереживать и вести учеников к поставленной цели принесут свои плоды!

Учителя вежливо повернулись к директору, чуть поклонились и слаженно вернулись в прежнее положение. Стах Глебович так и говорил, раскинув руки, будто хотел обнять всю площадку.

– Пусть этот год поможет тем, кто ещё не нашёл увлечение своей души, сделать это! Желаю нам всем учиться друг у друга! Не бойтесь делать ошибки, ведь ошибки суть ступени к вершине, и кто не ошибается, тот ничего не достигнет, а кто стремится и ошибается, достигнет многого! И я уверен в конце пути мы все сможем довести наши умения до совершенства! Так пусть же прозвенит первый в этом году звонок!

На середине речи Виктор с удивлением заметил, что парочка учеников с задних рядов, те самые громилы, глумливо шевелят губами в такт речи директора. Что характерно, не промахнулись они ни разу.

Из строя школьников в полной тишине вышли прямой, как палка, одиннадцатиклассник и та самая малышка с пёстрыми бантами. Девочке вручили колокольчик. В её маленькой ручке он напоминал скорее суповую чашку. Одиннадцатиклассник без усилий поднял девочку на плечо, как заядлый штангист – котёнка. Парень стал неотличим от пирата с попугаем на плече, хоть сейчас на каравеллу под флаг с «весёлым Роджером»!

То ли девочке не хватало сил трясти колокольчик поактивнее, то ли так и было задумано, но вместо весёлого «динь-динь-динь» получалось какое-то похоронное «боммммм-бомммм». Пара в абсолютном молчании без улыбки обошла школьную площадку, останавливаясь в четырёх её углах. Виктор поёжился. Штангист сгрузил первоклашку на прежнее место, и оба встали в строй.

– Успехов в учёбе! – громогласно воскликнул Стах Глебович.

Толпа взорвалась аплодисментами без малейшей паузы. Музыку снова включили погромче, первоклашки потянулись к учителям начальных классов, остальные – к классным руководителям. Виктор один из немногих учителей остался один и поспешил скрыться в стенах школы.

Сегодня ему предстоял первый пробный урок, и сразу у одиннадцатого класса. Давить авторитетом будет трудно. Вскоре он услышал топот множества ног, ученики, как кровь, наполняли до этого мёртвые коридоры и классы, и всё здание будто запульсировало жизнью. Виктор мялся в учительской перед дверью и выглядывал в коридор через щёлочку. Дальше увиливать было невозможно, и Виктор выдохнул, как перед прыжком в холодную воду. Харитон Корнеевич, шкафообразный физкультурник, дружески шваркнул его по плечу, чуть не выбив дух, и залихватски тряхнул кулаком в воздухе, будто пожелал удачной драки, а не урока. Виктор почему-то икнул.

Сверившись с заученным наизусть расписанием, которое сам же и чертил на ватмане, Виктор подхватил классный журнал 11В. Выглянув в последний раз из учительской, как партизан из окопа, учитель направился в соседний триста первый кабинет. Дверь учительской располагалась на лестничной площадке, поэтому ему всего-то и нужно было, что шмыгнуть в широкую арку. По коридору бродили родители, на целых девять месяцев счастливо сгрузившие детей со своих плеч на специально обученные бюджетные. Они все пребывали в полнейшей нирване и смотрели сквозь друг друга с блаженными улыбками.

В классе галдели. Ученики смеялись, обменивались новостями о летних приключениях, выбирали, кто с кем и где сядет в новом году. Дверь кабинета располагалась в его конце, отчего решительно распахнувшему её Виктору первым делом предстала камчатка, где были те самые три здоровых лба, что знали речь директора наизусть. Сидели они на партах в развязных позах и слаженно повернули головы в сторону Виктора. Шум стих. Троица улыбнулась Богданову, как гиены – внезапно выскочившему из-под земли тушканчику. На лице самого здорового из них красовался заживший, но ещё красный шрам, перечеркнувший наискось щёку. Жуть.

Ученики заинтересованно переглядывались, шушукались, привставали. Пара девочек хихикнула, а одна даже покраснела и потупилась. Виктор, сухо сглотнул и, держа спину прямо, пошёл на свою Голгофу. Шестое чувство настойчиво уверяло, что сейчас ему будет плохо.

Виктор прошёл к учительскому столу, что располагался на некотором возвышении. Ньютон и Резерфорд строго взирали на него с портретов под потолком. Мимоходом Виктор заметил, что у Планка на носу, как гигантская бородавка, намертво прилип комок жёванной бумаги. Явный след давних научных баталий. Пока учитель шёл, ученики нехотя принимали удобоваримое положение за партами. Поднявшись на возвышение, Виктор почувствовал себя несколько увереннее, расправил плечи и прочистил горло.