formakrika

Анхела пришла на приём под вечер.

Пропустила вперёд пришедшую после неё женщину, взяла себе самый последний из сегодняшних номерок, чтобы после всех зайти. Бабушки на скамейке обсуждали, у кого из них дольше диабет и как они о нём узнали. Спорили, что лучше помогает – инсулин или таблетки, каждая хвасталась своим способом лечения, как лучшим. Анхела молча смотрела в землю и не участвовала в этом соревновании.

Наконец, приходит её очередь. Взвешивание, измерение давления, обычные действия и обычные вопросы – всё по стандарту.

— Какие у вас жалобы, с чем пришли?

— Доктора, мне кажется, я беременна…

— Вы хотите точно знать и пришли проверить тестом, да?

— Я хочу узнать, что я не беременна, вот что я хочу.

— Хорошо, давайте тест сделаем.

Врач отправляет пациентку в туалет со специальным стаканчиком для анализов, объясняет, что нужно сделать, готовит тест-полоску. Ждём результат.

Анхела смотрит в стену, крутит в пальцах края расшитого пояса.

— Тест положительный, вы беременны…

Анхела начинает часто моргать ресницами, пытается держать взгляд на лице врача, плачет.

— Доктора, пожалуйста, дайте мне таблетку какую-то или вытащите его из меня!

— Вы же знаете, мы не можем, никак не можем этого сделать…

Рыдает. Врач и медсестра пытаются успокоить, объясняют, что нужно делать, чтобы беременность и роды прошли хорошо. Рассказывают, когда нужно прийти в следующий раз за консультацией.

Рыдать перестаёт. Кивает трясущейся головой. Уходит в сумерки.

Через несколько дней приходит снова в клинику. Приходит, скорчившись от боли в животе, но весёлая, даже радостная.

— Доктора, из меня кровь идёт! Так сильно, что заткнуть ничем не могу, всё пропитывается. Можно что-то сделать с этим?

— Конечно, скорее заходите! Что случилось с вами?

— А я тут к одной сеньоре сходила… Она мне разного дала: и таблеток, и трав, и постучала по мне. Вот ребёнок и растворился, я больше не беременна. Только кровь льётся сильно.

Врачи кивают. Молча несут из аптеки кровоостанавливающие препараты, средства для обработки, перевязочные материалы.

Пытаются сделать то, что им можно и доступно в этой горной гватемальской деревне. Пытаются помочь.

Рандомные видео из архива. Для тех, кто просил видео показывать. Их мало, но вот, что есть.

Просто огромный паук в паутине и хижина. Рыбу сушат вместе со штанами. Пациентка пришла давление измерить. Вещи сохнут над Тихим океаном. Мальчик засыпает в гамаке под деревом. Фанни надувает шарик на день рождения клиники. Я еду на крыше флитеры, потому что в кузове мест не осталось. Администратор Орландо змеиную шкуру из зала ожидания выковыривает.

Без текстов и пространных комментариев.

Заметила за собой. Чем более тяжёлые события происходят с миром, тем лучше становится моя жизнь. Не спешите сердиться, дочитайте.
Лучше – тут даже неточное слово какое-то. Честнее, смелее – вот эти более верны, пожалуй.

Что-то перещёлкнуло во мне с началом 2020 года. Что-то похожее на «делай сейчас, пока все живы».

Тогда-то я впервые рассказала мужу, кто я и откуда родом. Да, на четвёртом году брака, но рассказала же.
Тогда же узнала, что в Ленинградской области живут потомки вожан и финнов-ингерманландцев. Не узнала и не было бы у меня двух выставок с их снимками, и фотоальбома огромного тоже. Теперь есть.
Тогда же подала первую заявку в Health & Help. Да, на онлайн-вакансию и не совсем по своему профессиональному профилю, но подала.

С тех пор больше трёх лет пронеслось. Мир продолжает выкидывать разные фокусы, похлеще пандемии и масочного режима. А я продолжаю смелеть и честнеть, пока все живы и я жива. В прошедшем году огромное количество раз ловила себя на этом.

Ловила себя на том, что не боюсь делиться с гватемальскими женщинами количеством детей, которых родили мои родители. Не боюсь, потому что их не пугает число девять, у самих поболе детей бывает.
Ловила себя на том, что не боюсь делиться с коллегами разных национальностей своей религией, тем, что я чувствую по отношению к ней и почему она для меня важна. Не боюсь, потому что у каждого из них тоже есть своя религия и нет мысли осуждать чужую.
Ловила себя на том, что просто больше не боюсь. Ходить в одиночку через гватемальские деревни и горы. Делить галету и воду с незнакомым никарагуанцем. Ехать ночевать в неизвестную сальвадорскую семью. Не боюсь и другое разное, всё не впишешь.

Кажется, я больше не боюсь жить.
И, да, мне бывает очень больно от всего плохого, что происходит в мире за последние годы. И, вместе с тем, я благодарна всему этому. Потому что оно подтолкнуло меня стать смелее и честнее.
Так живётся как-то лучше, да. Может я просто человек ужасный. А может какой секрет разгадала. Пока не знаю, время покажет.

P. S. Снимала видеовизитку для одной премии. Пока прищелкивала камеру, кошка влезла в кадр. Теперь у меня визитка с кошкой 🙈

Перебираю архивы, нахожу неопубликованное.

Провожали нашего педиатра Маргариту (у неё месячный контракт закончился, раньше наших) и, одновременно отмечали её тридцатитрёхлетие — совпало в один день. Проводили пикником на крыше клиники — с домашней пиццей от доктора Марии, безалкогольной сангрией (которую с трудом, при помощи нескольких человек нашли и доставили из столицы), морковными кексами от меня и цветной гирляндой, протянутой Орландо по краю крыши.

На свет и звуки испанской да итальянской музыки налетели светлячки с бабочками — незапланированное украшение пикника. Болтали о весёлом. Вспоминали смешные истории пролетевшего месяца — с пациентами и нами. Как Марго сожгла ногу о мотоцикл – до мяса, и не могла после этого ни душ принимать, ни в океане купаться неделю. Как мы с ней заплутали в джунглях вместе с местными девчонками. Как она на второй день приёма прописала пациентке капать глазные капли по три кошки в каждый глаз, а надо было по три капли — перепутала слова «gatos» и «gotas», бывает. Как нам игуану в подарок притащили и предложили приготовить.

Болтали о важном. О никарагуанке Марии, которая мечтает работать в горячих точках мира с «Врачи без границ» и поэтому каждое воскресенье – единственный нерабочий день в нашей клинике, учится по полдня, чтобы второй диплом по педиатрии получить. О кубинце Орландо, который выбирает место для жительства между Россией и Киргизией — лишь бы не возвращаться на родную Кубу, слишком тяжело там жить, несмотря на огромную любовь к коренному темпераменту и своей деревне. Снова о Маргарите, которая после сентября, проведённого здесь, мечтает вернуться и построить отель на склоне вулкана, чтобы у местных рабочие места были и чтобы Ла Сальвия на картах появилась, наконец-то.

Молчали и смотрели на Млечный Путь, раскинувшийся над нашими головами. Молчали и думали, каждый о своём, секретном. Я, например, думала о том, что уедет завтра утром Марго и некому будет каждый вечер сообщать мне о приближающейся грозе. То есть, я и сама знаю про грозу, все знают, что сейчас сезон дождей. Но Марго всё равно каждый вечер ходила читать на пляж, задумчиво моргала на небо и объявляла: — Кажется, гроза будет!

Теперь вот мне самой догадываться придётся. Взгрустнулось. Свыклись за месяц.

Пожалуй, именно от никарагуанской клиники осталось внутри самое тёплое ощущение, несмотря на более трудные условия работы в ней. Там мы были не просто командой, но и друзьями. Может из-за ограниченности в связи с внешним миром, а может оттого, что мы там все более взрослыми оказались – и по возрасту, и по опыту. Хорошо было.

Снимала Ночной Автобус Ночлежки. Не весь рейс, а только одну из четырёх стоянок – на Острове Декабристов, у кладбища.
Так спешила прийти вовремя, что в итоге ждала автобус около двух часов, перетаптываясь на снегу под мачтовыми соснами, вместе с бездомными. Пожалуй, это время совместного ожидания самым ценным стало.

Познакомилась с мужчиной, который был в числе строивших станцию метро Комендантский проспект.
Это его работы эскалаторы до сих пор катаются вверх и вниз на станции. Проработал в метрополитене шесть лет, а потом зарплаты уменьшили. Сильно уменьшили, так, что он больше не мог покупать лекарства для лечения маминой онкологии. Ушёл из метро в ЛенЭнерго. Это его работы лестницы живут на многих трансформаторных будках города, каждый день не по одной делал их. На восьмом году работы не прошёл медкомиссию – зрение село ниже допустимой нормы.
Так и остался без работы, без денег, а вскоре – и без мамы. Скончалась. Сейчас подрабатывает, где придётся. К Ночному Автобусу ходит, чтобы на еду не тратиться, да к медикам подойти, о здоровье справиться.
Доволен, как здорово придумал со своими будущими похоронами:

— Представляете, на кладбищах сейчас, даже если в могилу своего же родственника подхораниваешь прах, всё равно платить требуют! Так я табличку со своим именем у маминой могилы уже повесил, только дату последнюю дописать надо будет. А прах мой пусть хоть в лесу каком развеют, неважно – так жене и сказал, чтоб не пришлось ей платить.
— Вы, вроде бы, не стары ещё…
— Ну, как сказать. С одной стороны мне пятьдесят лет всего-то, а устал – ровно все восемьдесят… да, вишь, всё равно списали меня из жизни, пора значит.

Познакомилась с женщиной семидесяти трёх лет.
Из них она больше сорока шести лет в школе проработала, учительницей. Пару месяцев назад попросили уйти по собственному, очень уж возраст преклонный. Уйти ушла, а пенсию пока начислить не успели, что-то не так пошло с документами. Теперь вот ходит в Ночлежку на консультации к юристу и к Ночному Автобусу – горячего покушать.
Видит, что я окоченела, предлагает свои варежки и остатки вчерашней каши из баночки – погреться.

— Спасибо большое, не надо, мне терпимо! Вам каша пригодится.
— Да я стараюсь лишнего не брать, не кушать. Вот дают супчик и кашу, я только одно что-то беру. И сама не помру, и другим достанется побольше. Я вот об учениках тоже всегда заботилась, кому зашью одёжку, кому пирожка дам на перемене. Любили они меня очень. И сейчас вот уборщицей в клубе работаю, тоже меня любят. Люди все хорошие, просто надо подождать, иногда, чтобы увидеть.

Приезжает автобус, наконец-то. Снимаю. В перерывах обнимаемся с бессменным водителем автобуса вепсом Костей и с кучерявым улыбчивым врачом Леной, которая ещё со времён пандемии бездомным помогает после смен на основной работе.

К метро идём с Надеждой, помогаю ей тащить мешок с мусором, который она завтра рассчитывает сдать на металлолом. Прощаемся. Мне домой на метро, ей тоже домой, только пешком – в подвал разрушенного здания. Велит застегнуть куртку под горло, обнимает. Стоим под метелью, молча жмуримся.

— А хорошо-то как, да? Словно прямо тут дом.
— Может и тут, да…

Кажется, мы просто промёрзли до той стадии, когда уже везде дом. Или он, и взаправду, где-то там, в метели нашёлся. Не знаю. Пока не знаю.

Я здесь обычно не делюсь этой своей частью, понимаю, что стихотворения мало кому интересны, особенно от современников. Но один раз в году пусть будет о них, раз уж я их пишу.

Забавно, что писать я их начало сильно раньше, чем прозу и, тем более, публицистику. Получалось не сразу, но лет шесть назад как-то уверенней пошло. Если вам доводилось в последние годы читать такие литературные издания, как: сенчиновский журнал "Традиции & Авангард", шеваровскую колонку в "Литературная газета", поэтические выпуски в "Российская газета" – вы могли встретить там и мои поэтические тексты.

Знаю, что не для всех, что не всем это надо. Но это очень значимая часть моей жизни. Просто хочу, чтобы вы о ней тоже чуть-чуть знали. Пусть и читать не станете – хоть в видео послушаете немного, там звучит 195-й выпуск Литературного радио, программа Пролиткульт.

Вот эта программа, если кому шибко интересно: http://litradio.ru/prog/904.htm

Под самый новый год снова снимала в Ночлежке, после почти полуторагодовалого перерыва. Снимала выдачу подарочных наборов акции «Мандаринка и Тушёнка» – тех самых, для которых вы приносили в Ночлежку гигиенические принадлежности, консервы, мандаринки и сладости.

Безумно боялась идти, боялась, что потеряла квалификацию.
За последний год в Гватемале да в Никарагуа привыкла к одному времени ёмкости аккумуляторов, а тут обратно зима и ёмкость другая. Привыкла устанавливать контакт с более спокойными, не с вымерзшими до костей людьми, которые слова с трудом соединить могут. Привыкла снимать при живом свете, а в Пункте выдачи Ночлежки живого не водится – только ламповый.

Но как-то сложилось. Одна из девочек-волонтёров опаздывала, а выдачу наборов надо начинать вовремя – людей не морозить у порога. Когда происходит что-то внештатное, у меня откуда-то из нутра пробиваются стальные стадионные нотки и быстрые решения, в которых не находится времени на бояться.
Так что некоторое время я и снимала, и, вместе с волонтёром Ксюшей выдавала наборы. От стресса мгновенно вспомнилось всё, ровно и не уезжала, не уходила никуда.

Розовые и оранжевые рюкзачки – женщинам. Синие и чёрные – мужчинам. Записываем фамилию, ставим в базе галочку, выдаём набор. Приглашаем следующего, быстро. В паузах бездомные успевают задать один-два вопроса, самых важных на данный момент:

— Девочки, а дезодорант дадите? Хочу на праздниках не вонять сильно.
— Вы в рюкзачке своём посмотрите, там разное для гигиены есть: и дезодорант, и салфетки влажные.
— О, спасибо, с наступающим!

Мужские рюкзаки закончились, чуть-чуть не хватило. Экстренно на ходу с Ксюшей перефасовываем женские наборы под мужчин: убираем прокладки, цветные носочки, кладём мужское бельё, большие шерстяные носки, вместо розового рюкзачка – всё в новогодний пакет. Выдаём. Извиняемся, что мужские рюкзаки закончились.

— Девушки, а дадите мне женский, пожалуйста?
— А вам комфортно будет ходить с ним? Он с котиками и там вещи женские внутри…
— Да я ж не себе, я его девушке своей на Новый год подарю! Мне ничего не надо, обойдусь. Хочу раз в году нормальным мужчиной побыть.
— Берите тогда, пожалуйста.

Не обошлось без внештатного, куда уж без него. Молодой мужчина с трудом входит-впрыгивает через порог в Пункт выдачи, опираясь обеими руками на какую-то металлическую дугообразную конструкцию.

— Пожалуйста, выдайте мне палку, Христа ради! Ходунки эти совсем развалились, я по этому страшному гололёду не дойду до работы совсем никак.
— Вы же знаете, что мы сегодня только наборы выдаём? После праздников никак не сможете зайти?
— Боюсь не доживу, упаду где-нибудь… Глядите, развалилось всё!

Металлические фрагменты с грохотом сыплются на пол. Согласовываем с соцработником внеплановую выдачу, но палок нет.

— Костыли подойдут вам? Другого ничего нет!
— Давайте! Всяко лучше, чем вообще не ходить.

Выдаём костыли. Снова выдаём наборы. От количества сказанных поздравлений саднит язык.
— Спасибо вам, ребята! Будет, что покушать и чем согреться в праздники, спасибо!

Несу снимки домой, обрабатывать. Спешу. Через несколько часов у меня вторая съёмка, тоже в Ночлежке, но уже в рейсе Ночного Автобуса. Ловлю себя на том, что жду её не со страхом, а с радостью. Кажется, я обратно на своём месте.