formakrika

Сегодня не от себя. Сегодня я говорю от лица тех, кто не имеет возможности высказаться в публичном пространстве, но испытывает те самые чувства, которые требуют выражения, которые долго и тихо не могут внутри. Я звучу от имени тех, кто ежедневно испытывает и остаётся наедине с: болью, страхом, неуверенностью, отвращением и… благодарностью. Благодарностью к тем, кто помогает справиться хотя бы с частью последствий негативного опыта.

По разным оценкам в Санкт-Петербурге около 60 000 человек без определённого места жительства. Около 60 000 тех, кому каждый день недоступны такие обычные вещи, как: тёплый ночлег, пища, медицинская помощь. Всё недоступное становится невероятно ценным при получении. Когда удаётся получить нечто из этого – бездомные благодарят.

В период пандемии Covid-19 большая часть помощи перестала быть. Закрылись приюты. Прекратили свою деятельность многие рестораны, выделявшие продукты. Во избежание распространения инфекции, большинство волонтёров оказались вынуждены находиться в изоляции. В поле остались медики.

Благотворительная больница – проект, созданный врачом-анестезиологом Сергеем Иевковым в 2018 году. Проект, действующий под девизом: «Ни одному человеку не должно быть холодно, голодно и больно». Уже пятый год после своих штатных рабочих смен волонтёры Благотворительной Больницы идут оказывать медицинскую помощь бездомным.

Эпидемия коронавируса отняла у врачей возможность полноценного отдыха, время на обнять близких, у кого-то – жизнь. Но она не смогла отнять профессиональное – призвание помогать. Благотворительная Больница – проект, который ни на один день не остановил свою работу. После тяжелейших часов в переполненных, перепрофилированных больницах – медики продолжали оказывать безвозмездную помощь лишённым её. Ребята не считали, что делают нечто «сверх». Они просто делали то, что должны. Они не могли иначе.

У бездомных, в подавляющем большинстве, нет доступа к социальным сетям. В очередной выезд Ночного Автобуса Ночлежки я привезла бумагу и фломастеры. Потому что есть благодарность и ей необходим выход.

Они подходят. Сначала несмело. Спрашивают, обязательно ли указывать свои личные данные. Узнав, что нет, берут листы, берут фломастеры, пишут. Подходят новые, уточняют имена врачей сегодняшней смены, вспоминают имена прошлых. Пишут. Возвращают. Кто-то – коллективное письмо, с несколькими автографами в конце. Кто-то – личное, только от себя.

Бездомные говорят #спасибоврачампетербурга.
Я не знаю, достаточно ли этого в качестве награды.

Тем, чей образ жизни изначально выстроен, как помогающий – не нужны регалии. Но им временами очень нужна поддержка. Оказать её могут не только тёплые слова от благодарных пациентов. Оказать её может абсолютно любой.
Да, вы можете. Личным участием. Финансовым вложением. Лекарственными препаратами. Рассказом о проекте. Всем.

В этом году ребята, кстати, целую больницу открыли для бездомных, настоящую. Теперь людей можно принимать в здании, а не на морозной улице. Рада, что застала проект у начала.

Почти месяц уже, как снова живу в России.

И не просто живу, а впервые живу без чёткого плотного графика, без гарантий, без ожиданий. Задачи какие-то, конечно, есть. Но такие: зыбкие, невнятные, путаные.

Пожалуй, скучаю по клиникам. Да, определённо скучаю. По той безопасности, нужности, которая случилась в них со мной. Ловлю себя на том, что до сих пор говорю про клиники «у нас тут», хотя пора бы уже переходить на «там». Ловлю себя на полусонном испанском бормотании, точнее — муж ловит, пугается. Ловлю себя на том, что среди всего петербуржского разнообразия продуктов, продолжаю готовить что-то привычное, крупяно-овощное, из клиник.

Перебираю картинки России, которые успела понабрать за месяц. Звенигородский туман над кирпичным пансионатом, сибирский снег под обугленным берёзовыми стволами, московские запылённые ковры на блошином рынке, петербуржские заверти снежуры на мутной густой воде. Перебираю. Пытаюсь понять, где мне как и куда дальше.

Не понимаю. Паникую. Психую. Пробую.

За этот месяц меня четырежды назвали пассионарием, причём незнакомые или малознакомые люди. Сказали, что такие безумства, как мои – нужны миру, пожимали руку.
За этот же самый месяц этот самый пассионарий бессчётное количество раз рыдал. Почему? Да хотя бы потому, что вспомнил, как лет пятнадцать назад бабушка с крёстной прокатили его в жёлтой кабинке колеса обозрения, вместо желанной синей. Потому что муж минеральную воду и маринованные огурцы купил к приезду. Просто потому что.

Сегодня выпила последнюю целую таблетку из курса антидепрессантов. Осталось восемь половинок – восемь дней. Что дальше – не знаю. Пока что мне страшно — это знаю точно.

Помню один вечер из второй, кажется, моей петербургской осени. Шли кучкой с коллегами от здания Союза писателей, болтали, пинали мокрые бурые листья.

— Откуда ты вообще взялась тут, такая? – спросила меня ещё плохо знакомая.

Да вот отсюда, Алина, отсюда.

Из половинки стодвенадцатого дома на улице Красноармейская, она же бывшая Солдатская. Из окон его, с запотевшими глазами-стёклами да полинявшими веками-ставнями. Из рябинин красных да чёрных, лопнувших на морозе и сыплющихся в палисадник. Из металлического кольца на калитке, которым греметь надо было, чтоб домой впустили.

Из каменного белого медведя, баюкавшего меня на руках во дворе детского сада, в который я никогда не ходила. Из металлической горки у кинотеатра Юбилейный, горки, у которой мальчишки приподнимали нижнюю часть листа и клали полено — для дополнительного повода вскрикнуть на спуске. Из шпал железнодорожных деревянных, на которых смешно хрустеть первым снегом, нюхать угольный дым поездов и жевать мороженое в стаканчике.

Из подъезда, пропахшего геранями и куревом. Из церкви, пропахшей воском и хвоёй. Из комнаты, пропахшей нализаной кошачьей шерстью и мороженой облепихой.

Вот отсюдова я, такая уж вот, какая есть выросла.

Сходила, постояла у дома. Рябину пожевала, кольцом погремела. Впустить уже некому и некуда, а греет. В церкви постояла, поковыряла воск у свечки. Стены из белых стали голубоватыми, но чую – помнят меня. Танюшка в бабушкином серванте всё глядится в зеркальце малахитовое – напоминает мне не забывать про живинку во всяком деле. Помню, Танюшка, перечитываю.

Выросла я, сильно выросла. Но хочу помнить, откуда взялась, из каких бусинок. Собираю. Храню.