VI всемирный фестиваль 1957 года, прошедший в Москве, стал самым массовым за всю историю фестивального движения. В нём участвовало 34 тысячи человек. Они представляли 131 страну мира, что в то время стало рекордом. На последующих фестивалях число участников было меньшим, однако рекорд по числу стран, которые были представлены на фестивале, был побит.

Фестиваль готовился в течение двух лет. Это была запланированная властями акция по «освобождению» народа от сталинской идеологии. Заграница прибывала в шоке: приоткрывается железный занавес! Идею московского фестиваля поддержали многие государственные деятели Запада — даже королева Бельгии Елизавета, политики Греции, Италии, Финляндии, Франции, не говоря уж о просоветски настроенных президентах Египта, Индонезии, Сирии, руководителях Афганистана, Бирмы, Непала и Цейлона.

На Московский фестиваль молодежи и студентов приехали 34 тысячи гостей из 131 страны, в пресс-центре были аккредитованы две тысячи журналистов. В то время в СССР слово «иностранец» было синонимом слов «враг», «шпион», за исключением разве что представителей стран соцлагеря, но даже и к ним относились с подозрением. Любой иностранец сразу становился экзотикой.

И вдруг на улицах Москвы появились тысячи людей со всех концов света, всех цветов и оттенков.
Благодаря фестивалю, в столице появились парк «Дружба» в Химках, гостиничный комплекс «Турист», стадион в Лужниках и автобусы «Икарус». Кремль, день и ночь охраняемый от врагов и друзей, стал совершенно свободным для посещений, в Грановитой палате устроены были молодежные балы.

Фестиваль состоял из огромного числа запланированных мероприятий и неорганизованного и неподконтрольного общения людей. В особом фаворе была черная Африка. К чернокожим посланцам Ганы, Эфиопии, Либерии (тогда эти страны только что освободились от колониальной зависимости) устремлялись журналисты, к ним «в интернациональном порыве» спешили и московские девушки. Выделяли и арабов, поскольку Египет только что обрел национальную свободу после войны.

Благодаря фестивалю возник КВН, трансформировавшись из специально придуманной передачи «Вечер веселых вопросов ТВ-редакции «Фестивальная». Дискутировали о еще недавно запрещенных импрессионистах, о Чюрленисе, Хемингуэе и Ремарке, Есенине и Зощенко, о входившем в моду Илье Глазунове с его иллюстрациями к произведениям не совсем желательного в СССР Достоевского.

Фестиваль перевернул взгляды советских людей на моду, манеру поведения, образ жизни и ускорил ход перемен. Хрущевская «оттепель», диссидентское движение, прорыв в литературе и живописи — все это началось вскоре после фестиваля.

Канал «Прекрасное далёко» – это интересный проект, где два историка воссоздают эстетику и атмосферу прошлого столетия.

Доброго времени суток, уважаемые!

Сегодня мы окунёмся в историю современного культурного феномена, именуемого постмодерном. В этом нам поможет известный английский журналист Стюарт Джеффрис. Стюарт долгие годы работал на ряд известных западных изданий, начиная с Guardian и заканчивая Financial Times. Настроен вполне по-левому, потому не будем удивляться в его книге обличениям капитализма.

Всё, всегда, повсюду. Как мы стали постмодерном.

Что такое постмодерн? По-видимому, это нечто, что появилось после модерна. Энтузиасты считали это цветным живым карнавалом, буйством красок, сменившим коммунальную тюрьму и гектары бетона модернизма. Но на самом деле это нечто большее, парадоксальное. Приговор неолиберализму, который является одновременно и алиби. Его творцы, были бунтарями. Они решили отказаться от твёрдых понятий, отрицая тем самым и Господа с его ипостасями - разумом, наукой и законом. Но они же оказались в конце концов поставлены на службу той системе, которую презирали.

Как мы выяснили, в начале было слово модерн. Что же такое модерн? Это прежде всего воплощение практичности - ничего лишнего, максимизация пользы при минимизации издержек. Именно с его падением автор связывает восход постмодерна. Приведу пример. Американский архитектор японского происхождения Минори Ямасаки возвёл на миссурийских равнинах внушительный комплекс зданий, чтобы обеспечить жильём бедняков из трущоб неподалёку. Комплекс получил название Пруитт-Айгоу.

"Ничо так," - сказал бы кое-кто из нас. И ошибся бы. Идиллия продлилась всего пару лет. Заехали туда всякие-разные новосёлы, но более-менее благополучное население быстро съехало. В результате получилось бедное негритянское криминогенное гетто, откуда и полиция вызовов не принимала. Которое бесславно окончило своё существование всего через 20 лет после строительства. Всё пошло под снос в 1974 году.

"Долой социализм, долой тиранию и подавление" - вот под каким лозунгом это подавалось. Решили строить дивный новый мир, а прожорливому государству - подрезать крылья. Новые деятели провозгласили: "Истины нет, есть только её разные интерпретации!" История и культура - массив привлечений и влияний без определённого происхождения. В результате из гражданина получился задолжавший потребитель, которым капитал крутит так, как ему захочется. Матрица, если хотите.

Началось всё с шоков. Шок Никсона низверг в 1971 году золотой стандарт доллара. Валюты стали "плавающими". Ушёл в прошлое жёлтый металл, служащий базой для мировых финансов. За обесцененный доллар сауды стали продавать нефть, вкладывая доходы в американские же долги. Которые сами американцы платили, печатая доллар. Другие так делать не могли, и когда попадали в траблы, на сцену выходил МВФ с его драконовскими "рекомендациями" по поводу того, как организовывать финансы и хозяйство в общем.

Цвет автомобиля может быть любым, при условии, что он черный.

Так говорил Генри Форд. Пост-фордизм стал предлагать неслыханное количество оттенков автомобилей. Такое предложение заставляет потреблять, влезая в долги, но не давая произойти кризису перепроизводства. Интернет только ускорил желание и способность получения "всего, всегда и повсюду" (см. название книги). Оборотной стороной медали стало возникновение нового класса - прекариата. Которого держит в повиновении неолиберальная элита, рассказывая байки постмодерна.

В то время, как Марта Рослер заявляла, что документальная фотография и язык - неадекватные системы для описания действительности, новомодные философы Делёз и Гватарри размыли грань между человеком и природой, животным и человеком, машиной и человеком и даже осой и орхидеей. Человек - природа, люди - животные, они же - машины, ну а оса может рассматриваться как часть системы воспроизводства орхидей. Идентичности перестали быть твёрдыми. Они тоже поплыли. Наши философы дописались до попыток уничтожения всех форм власти, традиций, моральности и сдержанности, поощряя на уничтожение патриархального господства. А всего-то проповедовали против комплекса Эдипа, связывающего нас в условиях господства капитала. Чтобы его преодолеть, надо дать свободу своим желаниям. Что за желания оказались освобождены - мы уже знаем сегодня.

Размывание идентичностей делает возможным их смену. Этим со вкусом пользовался Дэвид Боуи, который мог включить, например, Зигги Стардаста, чтобы отбросить эту свою инкарнацию пару лет спустя. Проще сменить маску, чем оказаться в конфронтации с тем, что скрывается под ней. А именно бессмысленностью текстов Боуи, например. Его образ жизни, при котором всё - это лишь маски без аутентичности, вездесущая ирония и обилие кавычек. Всё понарошку, в общем.

Зигги Стардаст

Образами жонглировала и Синди Шерман, наряжаясь то порнозвездой, то танцовщицей, то моделью, то актрисой. Её стиль - стиль многозначности, кавычек и искусственности. Если сорвать с него покровы - истины под ним не окажется.

Безымянный снимок 6.

Смена образа стала темой нашумевшего фильма Микеланджело Антониони "Профессия - репортёр". Его герой воспользовался возможностью выдать себя за совершенно постороннего человека, чтобы начать жизнь с нового листа. Но не всё так просто в этом мире. Новая жизнь оказалась не столь уж беззаботной. Уйти из неё оказалось возможным лишь через смерть.

Семидесятые стали годами стагфляции и кризиса. Тягостная необходимость пахать на тупой работе, чтобы свести концы с концами, вызывала стремление вырваться на свободу. Дать свободу желаниям. Что за желаниям? Для панков это было желание шокировать инстеблишмент любой ценой. Придти на телепередачу в подпитии и орать факи в прямом эфире - это было нонсенс, немыслимо. Но только не для Sex pistols. Но увы. Панк-культуре не удалось поколебать основы доминантной масс-культуры. Постмодерн имел свои законы, и панки стали "нормальным" элементом культурного ландшафта.

Мэгги Тэтчер заборола стагфляцию. Ценой гнобления рабочего класса в рамках политики эгоизма, дерегулирования и приватизаций. После годичного сопротивления шахтёров сильнейший профсоюз был сломлен. Богатство, доход стали  ещё быстрее перетекать в карманы богачей.

Секрет счастья - жить по средствам и платить вовремя по счетам.

Если верить её словам, то она вошла в историю как премьер-министр несчастья. В этом можно убедиться по цифрам роста долга домохозяйств, который превысил 50% к концу её правления и достиг сотни в 2009 году. Так неолиберальные идеи совершили революцию в Британии. Постмодерн? А как же!

Ладно, культура. Ладно, экономика. Может, в науке удалось сохранить порядок? Таки нет. Жан-Франсуа Лиотар определил постмодерн как кризис больших нарративов: поступательного прогресса и общего знания. В наши дни, когда эксперименты сжирают горы денег, научная истина становится зависима от кошелька заказчика. Не заплатишь - не докажешь. Научные методы, истина - на самом деле пристрастны и необъективны. Что остаётся в таких условиях? Радикальный плюрализм и фрагментация идей. У каждого - своя идейка, своя правда. Наука служит не для поиска истины, но для приумножения власти. Язык её - не зеркало, а инструмент. А знание может быть не только научным, а нарративным, то есть повествовательным. Рассказал шаман сказочку - почему не знание? В век крушения больших нарративам многие верят. Зачем тогда нужна наука? Затем, чтобы давать на выходе пользу. Грант даётся под конкретный результат. Не будет результата - не будет денег. Фундаментальные исследования в этом смысле хороших козырей на руках не имеют. Увы.

Ну как, не воротит от этого? Будет ещё. В следующей части.

---------------------------

Я вообще не собирался писать про эту книгу. Но что-то меня заставило заняться этим неблагодарным делом. Автор пишет историю постмодерна, а мне кажется, что описывается крушение великой цивилизации. Когда одна основа рушится за другой. Может, так оно и есть...

Вчера я рассказывал, как современные режиссёры переносят на экран эпоху 90-х, сегодня поговорим про 70-е. Всё это — в рамках одного проекта «Улица страха».

Вторая часть фильма «Улица страха» переносит зрителей в американские 70-е. В этот раз это 1978 год, а действие происходит в летнем лагере. История рассказывается в обратном порядке.

Всего у фильма три части и вышли они сразу друг за другом. Их должны были транслировать в кинотеатрах именно по такой схеме, с небольшими перерывами, но проект в итоге купил Нетфликс.

Фильмы вдохновлены книгами американского писателя Роберта Стайна, которого называют Стивеном Кингом детской литературы.

Особенность «Улицы страха» — отличная стилизация под эпоху. И если в первой части, действие которой происходило в 1994 году, у всех уже были плееры и приставки, то в 1978 у американцев не было даже мобильников. Развитие мобильной связи в США началось лишь в восьмидесятых — сеть 1G была запущена в 1983 году.

Давайте посмотрим, какие интересные элементы эпохи 70-х можно встретить в этом фильме.

Вот так выглядел американский летний лагерь. Кажется, что впереди — одни из самых счастливых дней жизни. На деле же, отдыхающим придётся столкнуться с древним проклятьем.

Автомобиль «Скорой помощи» соответствует эпохе, конкретно это — Dodge Van, они как раз заступили на службу в 70-х.

На полках лежат упаковки с мыльницами фирмы Brillo, 10 штук в пачке.

В 1964 году Brillo увековечил в культуре Энди Уорхол, это произошло сразу после того, как он нарисовал банки с супом Campbell. Уорхол изготовил много коробок Brillo, их скупили коллекционеры и музеи. Цена за такую коробку может сегодня доходить до нескольких миллионов долларов. Компания Brillo, кстати, существует до сих пор, правда поменяла логотип.

Едят в летнем лагере гамбургеры, а пьют колу.

Обратите внимание на бутылку. Это двухлитровая Coca Cola в стекле с двумя этикетками, сверху на бутылке указано, что её можно сдать. Такая тара использовалась в 70-х, а потом компания перешла на пластик.

А вот магнитофон Hitachi 1973 года.

Модель называется TRQ-225 и выпускалась она в разных цветах, в фильме — красный, а были ещё оранжевый и белый. Можно было слушать музыку и без электричества — достаточно поставить батарейки и взять магнитофон с собой. К сожалению, портативных плееров тогда ещё не было, но уже через год Сони выпустит свой первый Волкмэн и жизнь кардинально изменится.

В заключительной части зрителя переносят в 1666 год. О том, как получилось отобразить это время поговорим в следующий раз.

***

Слежу за новинками кино в телеграм канале