Вы когда-нибудь наблюдали, как паук ткёт паутину? Как быстро перебегает с одной ниточки на другую, с каким трудолюбием создаёт смертельно опасный узор? Соткав, забирается в тень и ждёт жертву, он очень терпеливый охотник. Беспечная мушка, залетев в паутину, пытается освободиться, но лишь сильнее увязает в ловушке и становится добычей.

Мы исследуем жизни людей, а за их судьбами – порой это отчётливо видно – проступает тень охотника, который никому ничего не прощает и ничего не забывает. Он знает своё дело, а главное, умеет ждать.

В конце 90-х в соседнем городке на дискотеке познакомились Павел и Инна. Сперва просто понравились друг другу, но вскоре отношения переросли в любовь. Правда, у парня были семья и ребёнок, но разве это помеха вспыхнувшему чувству?

Вскоре у молодых родился Серёжка. Павел изо всех сил старался заработать на собственное жильё. Где мог, подрабатывал, и ещё таксовал на старенькой «шестёрке». Однажды умудрился задеть своей старушкой иномарку какого-то москвича. Человек тот был непростой, поэтому к Паше сразу же подъехали серьёзные ребята и предъявили счёт, от которого у молодого человека волосы встали дыбом.

К счастью, за Пашу заступились местные ребята и проблему худо-бедно решили. Денег, вырученных от продажи комнаты в квартире Пашиных родителей, как раз хватило на покраску двери иномарки. Казалось, конфликт исчерпан, но москвич почему-то не успокоился. Вновь возле Пашиного дома видели братков. Видимо, Павла к чему-то склоняли.

Парень периодически пропадал из дому, замкнулся. Однажды мать обнаружила его в петле. «Простите меня, но я не нашёл иного выхода», – гласила предсмертная записка.

Три года спустя в наш храм прибыла делегация жителей деревни Пантелеево.

– Батюшка, выручай, – взмолились. – Беда у нас. В Пантелееве за несколько лет удавилось с десяток человек. И ладно бы по пьянке, так ведь нет! В основном гибнет молодёжь. В конце прошлого года двое десятиклассников на одном дереве повисли. А в совхозном доме сначала молодой мужчина на трубе отопления повесился, а через три года на том же месте – его 11-летний сын. Мы думали, это только деревенских касается. Но на днях к одному из наших приятель из Молдавии приехал на пару дней. Выпили, он вышел во двор покурить и на берёзе прямо у всех на виду убился. Вот, собрались всем миром и приехали к тебе. Освяти нам деревню!

Через несколько дней я прибыл в Пантелеево. Когда-то деревня входила в большой совхоз, и для рабочих выстроили в центре три 16-квартирных дома с сараями. Вот с жителями этих домов чаще всего и случались несчастья.

Для начала я собрал в центре деревни всех, кто смог прийти. Отслужил молебен с водосвятием, а потом с ведром святой воды мы отправились по злосчастным домам. Прошли практически все квартиры, читая молитвы и окропляя всё, что находилось внутри.

Бросилась в глаза неухоженность жилья. От силы три-четыре квартиры можно было назвать местом, где живёт нормальный человек, остальные напоминали логово бездомных. На кухонном столе валялись грязные носки, со стен свисали куски обоев. Вместо постелей – топчаны с телогрейками. Всюду мусор, объедки. И нигде я не находил икон.

В квартире на первом этаже лежал парализованный старик с наколкой «Коля» на левой руке. Бабушка застыла возле постели деда. Я пою и кроплю всё святой водой. Уже уходим, и вдруг бабушка подбегает, указывая ещё на одну дверь, которую я сначала не заметил, просит:

– Там, там побрызгай!

Открываю – пустая маленькая комнатушка с проломанным полом, без мебели.

– Что же пол не почините? – спрашиваю. – Ноги поломаете!

– А мы сюда, батюшка, и не заходим. У нас там сын с внучком на трубе удавились, вот дедушку и парализовало, – бабушка заплакала. – Страшное место!

Зашли ещё в один дом. Там ненормальная женщина разрисовала старинные иконы яркими красками. У меня комок к горлу подступил. Говорю, давай их выкуплю, а она на меня кричит. Худая, длинная, ногами стучит, а что орёт, не разберу.

Уезжая из Пантелеева, говорю народу:

– На площади поставьте поклонный крест и приглашайте священника хоть раз в год отслужить молебен. Да по деревне с иконами на Пасху крестным ходом проходите, тогда всё изменится. И жить по-людски начнёте.
С тех пор в Пантелеево я долго не наведывался.

Однажды меня разбудил звонок.

– Батюшка, мы с мужем купили квартиру в Пантелееве, освятить хотим.

Вообще-то Пантелеево – не мой приход, но священника там отродясь не было. Да и мне интересно, как там люди сейчас поживают. Крест поставили?

В полдень в условленном месте меня ждала машина. За рулём женщина лет тридцати, сзади десятилетний мальчик и девочка. Спрашиваю:

– Сколько тебе годочков?

Девочка по-деловому предъявила ладошку с растопыренными пальчиками, один прикрыла другой ручкой:
– Вот скока.

Понятно.

– Инна, – представилась женщина.

Как я и думал, они купили квартиру в одном из трёх домов.

Оказалось, у Инны с супругом есть трёхкомнатная квартира в нашем посёлке, принадлежавшая родителям мужа. Родителей уже нет, а брат мужа недавно вернулся из тюрьмы, пьёт.

– Живём пока все вместе, – пояснила Инна. – Брат вечно грязный, матерится, а у нас дети. Не хочу, чтобы они росли в такой обстановке.

– А что же в Пантелееве? – интересуюсь.

– Там школа хорошая, не чета нашей. И учителя о детях думают. И потом, там очень красивые места, тихо. Мама несколько лет назад в Пантелеево переселилась, зовёт к себе. Работаем с мужем в городе, но при своей машине десять километров не расстояние, а за детьми бабушка присмотрит. Вот только странно: там в коммунальных домах квартиры пустуют, но ни одну толком не смогли продать. Мы целый год не могли ничего найти, пока нам не предложили двушку в Пантелееве на первом этаже. И цена хорошая.

– Говорят, Пантелеево – нехорошее место, – подхватил я тему. – Не так давно там немало народу повесилось. Даже священника приглашали деревню освящать.

Женщина тревожно посмотрела на меня, а потом рассказала историю, которую вы читали в самом начале.

Через несколько лет после смерти Павла Инна встретила хорошего парня, сошлась с ним и родила девочку. Правда, до сих пор не расписались. Инна говорит – некогда.

Вот наконец и Пантелеево. Подъезжаем к уже знакомым мне домам. Я поискал глазами крест, но ничего не обнаружил.

Заходим в квартиру. Чувствую: я здесь был. Прошёл в комнату и понимаю: на этом месте стояла кровать старика. Значит, сзади комнатка.

– Инна, а в маленькой комнате пол проломан, верно?

– Да, – с удивлением ответила хозяйка. – А вы откуда знаете?

Я зашёл в комнатку и сразу увидел трубу над окном – даже краска с неё не облезла.

– Мы с мужем здесь устроим детскую. Вот тут, – Инна показала на место под трубой, – будет спать Серёжа, а там – Надюшка.

Ох уж эти молчаливые соседи! Ничего не рассказали будущим хозяевам.

– Инна, на этой трубе почти в одно время с твоим Пашей удавился молодой человек, – сообщил я женщине. – Через три года здесь же повесился его сын. А сейчас твой сын будет каждый вечер засыпать и каждое утро просыпаться, глядя на эту трубу. И вообще, это единственная квартира, где произошёл необъяснимый двойной суицид. Остальных самоубийц находили на улице или в сараях. Вам она и досталась.

Так, как эту квартиру, я не освящал ни одну. Сколько ладана истратил, сколько святой воды вылил – такого не помнят никакие другие стены. После освящения долго поучал мать, что она должна молиться, водить в церковь и обязательно причащать детей. Особенно Серёжу.

Инна везла меня обратно в посёлок, в дороге мы молчали. Не знаю, о чём думала женщина, а я дивился: какой же он всё-таки мастер, этот ткач! Как же он всё искусно соткал, ниточка к ниточке, вплетая в рисунок все наши промахи, грехи, преступления. И всё так ловко, ни единого узелочка. И как он умеет ждать, этот охотник. Тихо и незаметно плетёт свои сети и раскидывает их там, где нет креста и молитвы. Где безумные женщины размалёвывают старинные иконы, перед которыми благоговейно склонялись их мудрые предки.

Прощаясь с Серёжиной мамой, я дотошно расспрашивал её, проверяя, помнит ли она мой инструктаж. А сам вспоминаю, как просил жителей Пантелеева поставить поклонный крест. Не услышали. Услышит ли сейчас меня Инна? Примет ли мою заботу?

Дома подумал: ладно, пусть Пантелеево и не мой участок, но в любом случае Серёжку ткачу я так просто не отдам.

«Да кому ты нужен?! Никто на тебя даже не смотрит!» – и ты уже покорно стоишь на картонке, примеряешь одежду, которая понравилась твоей маме, но не тебе. Стыдливо пытаешься хоть как-то прикрыться, если в ларьке даже скромной шторки не оказалось. Тогда эта фраза не приносит облегчения – она вгоняет в стыд.

А во взрослой жизни - разве это происходит только в «примерочной»? Ты вырос, но всё так же продолжаешь стыдливо прикрываться: «Да я особо ничего не умею», «Чем я могу быть полезен? Всё уже придумано до меня», «Чем я отличаюсь от других?» – и всё в таком духе.

Ты сам себя обесцениваешь, но желание быть нужным никуда не исчезает. Поэтому выбираешь стратегию – получать одобрение, признание через: успешный успех, чрезмерную вежливость и уступчивость (наступая себе на горло), соответствие современным стандартам моды, красоты, поведения… Продолжи список сам.

И теперь внутри звучит та самая фраза: «Да кому ты нужен?» – но это уже не стыд за телом, а страх быть отвергнутым, ненужным, непризнанным. Просто стать пылью. Осознание этого причиняет боль, а боль, в свою очередь, подталкивает искать лекарство – «нужностин». Всё словно сводится к одной истине: если ты нужен – значит, имеешь право на существование. Только если ты полезен – ты можешь жить.

Но лекарство совсем в другом:

Ты можешь сказать – и остаться непонятым.
Ты можешь сделать что-то – и мир останется равнодушным.

Но если ты делаешь или говоришь это просто из внутреннего импульса – потому что хочешь , потому что нужно , потому что нравится , – тогда приходит облегчение. Ты не нужен никому, кроме себя. И в этом – не одиночество, не страдание, а внутренняя свобода и спокойствие.

Выдохни. Ты не нужен. Люди живут свои жизни, погружены в свои желания и страхи. Ты можешь жить не ради того, чтобы быть кому-то нужным. Избавься от этого экзистенциального приговора, висящего над тобой, как дамоклов меч. Их осуждение – это про непринятие. А не принимают тех, кто, по их мнению, не нужен.