Не секрет, что греки позаимствовали для своей письменности финикийские буквы, слегка их изменив.
/И что в конечном счёте 90% всех письменностей мира (кириллица, латиница, арабица, деванагари и пр.) происходят от египетских иероглифов, которые потом приспособили под буквы финикийцы, а от них потом письменность расползлась по всему миру/
Однако я тут задумался, что финикийцы-то — семиты, а у оных не принято обозначать гласные звуки на письме (ср. то же арабское письмо). В греческом же алфавите гласные есть. Возникает вопрос: откуда? Сами придумали или?...
Оказалось, греки приспособили под гласные звуки те финикийские буквы, которые обозначали либо неизвестные и непонятные греческому уху звуки, либо звуки, исчезнувшие из языка незадолго до создания письменности:
/Предисловие: в древнегреческом различались краткие и долгие гласные и зачастую обозначались разными буквами/
•Греческая буква Αα ("альфа"), которой отображали звуки /a/ и /aː/, происходит от финикийской 𐤀 "алеф", которая обозначала звук /ʔ/ — так называемую гортанную смычку, что есть, например, в русском "не-а". Древнегреческий такого звука вообще не знал;
•Εε /е/ ("эпсилон") происходит от финикийского 𐤄 ("хэ") /h/. Этот звук отсутствовал в части древнегреческих диалектов, поэтому букву приспособили под гласный. Изначально и под краткий, и под долгий;
•Ηη "эта" тесно связана с эпсилоном. В финикийском это был /ħ/ (буква 𐤇 "хэт"), звук, неведомый грекам.Однако в некоторых диалектах ещё существовало придыхание /h/, и они взяли для его обозначения эту букву (отсюда в латинском Нh /h/). Другие диалекты приспособили её под /еː/. В классическом греческом "эта" стала обозначать только гласную, а придыхание передавали диакритикой῾;
•Ιι /i/, /iː/ "йота" развилась из буквы 𐤉 "йод" /j/. Этот звук самостоятельно в древнегреческом не встречался, лишь в составе дифтонгов, что и позволило безболезненно сделать эту букву гласной;
•Οο /o/ "омикрон" /буквально "о маленькая"/ происходит от 𐤏 "айн", обозначавшей /ʕ/, особый гортанный звук, наличествующий, например, в современном арабском.
•Буквы Ωω /oː/ "омега" /буквально "большая о"/ не было в раннем греческом алфавите, это изобретение позднее. И это единственная гласная буква, которая не имеет финикийского исходника;
•Наконец, Υυ "ипсилон" (звуки /y/, /yː/ от более ранних /u/, /uː/) происходит от 𐤅 "вав", обозначавшей /w/. Этот звук в греческом был, и обозначался буквой Ϝ (тоже от буквы "вав"), но скоро вымер, а букву-сестру "ипсилон", также произошедшую от "вава", приспособили для гласной.
Старонорвежский (викинги), язык индейцев майя, живая латынь (Древний Рим), старокитайский, староанглийский (времен короля Артура и Мерлина), старояпонский, церковнославянский, кельтский (времен друидов и постройки Стоунхенджа), древнеегипетский (эпохи Среднего царства и династии фараонов Аменемхетов), древнегреческий, а также языки финикийцев, хеттов и древних шумеров
Вот мы и подползли к рубежу столетий. И помните, как я в прошлый раз рассказывала о печальном конце Ассирии и о возрождении Вавилонского царства (на этой стадии историки его называют Нововавилонским, существовало с 626 по 539-й годы до н.э.)? Так вот неслучайно. На самом деле это была своего рода лебединая песнь Вавилонии, потому что (забегая вперед, скажу всё же), не просуществовав и столетия, это государство было завоевано персами. Но в интересующий нас период его правители были во всех смыслах на коне. Потому что и без того дерзкого Набополассара (626-605 до н.э.), основателя Нововавилонской (Халдейской) династии и уничтожителя Ассирии, на троне сменил старший сын, знаменитый царь Навуходоносор II (ок. 605-562 до н.э.). Да-да, тот самый, что упомянут в Библии как разрушитель Иерусалимского храма и пленитель иудеев, и в честь которого (предположительно) назвали корабль будущего в «Матрице».
Ещё в 605-м году до н.э., будучи наследником царя, он командовал войсками в битве при Каркемише и в каком-то смысле встретился с фараоном Нехо II. Египтянам тогда здорово досталось, и от поражения их спасла только кончина Набопалассара, и то, что его сыну пришлось возвращаться в Вавилон ради положенных церемоний. Вскоре после этого Навуходоносор возобновил свои походы и покорил Заречье. После земель израильско-иудейских наступил черед и других – Аммона и Моава, а также Идумеи и северной Аравии (вплоть до Ятриба, города, который позже стал известен как Медина). Помимо этого, не устоял против вавилонян и финикийские города, в том числе Сидон, Библ и даже долго сопротивлявшийся Тир.
(Финикийское судно в море. Барельеф, VIII в. до н. э.)
А вот тёрки с Египтом для Нововавилонии толком ничем не закончились (во всяком случае, в плане увеличения территорий), хотя замесы были неоднократно, в том числе с вовлечением союзников. Так Вавилония вроде как дружила с Мидией (что не мешало вавилонскому царю с опаской посматривать на всё усиливающегося соседа и укреплять границы и города), а Египет дружил с Лидией, а Лидия с Мидией...воевали. Вот такой вот «любовный многоугольник». Закончилось тем, что Навуходоносор II пережил двух египетских царей, Нехо II и Псамметиха II, а в 582-м году до н.э., уже во времена египетского фараона Априя (ок.589-567 до н.э.), всякие военные действия между странами завершились мирным договором и династическим браком: Навуходоносор женился на царевне Нейтакерт. К слову сказать, есть версия, что это та самая Нитокрис Вавилонская, царица Вавилона, обманувшая персидского царя Дария I. Есть также версия, что то была дочь Навуходоносора, но, если так, то имя она получила, очевидно, в честь матери. Впрочем, всё это уже совсем иная история.
Нас же сегодня интересует другая занятная история, связанная с именем именно Нехо II. Вообще его правление было, возможно, последним периодом подъёма для Египта как государства-наследника древних царств. Вообще XXVI-я (Саисская) династия, к которой относился и Нехо, была последней местной династией египетских правителей. Нехо, продолжая политику своего отца Псамметиха I, развивал внешнюю торговлю, опираясь на греческих торговцев и наёмников, а также на финикийских судовладельцев. Возможно, именно эта его политика и подтолкнула фараона к тому, чтоб снарядить экспедицию, какой до него не знал древний мир – около 600-го года до н.э. по его приказу финикийцы отправились в путешествие вокруг Африки, начав путь с северо-восточных её окраин.
Сведения древности об этом скудны, и успешность этого плавания оспаривается, однако оно всё ещё считается возможным. Было высказано много аргументов «за» и «против», проведены реконструкции, но наверняка так сказать ничего и не удалось, и вряд ли удастся. Как бы то ни было это путешествие заняло около трех лет и легло в основу сегодняшнего произведения:
«Обогнувшие Ливию» Э. П. Маципуло.
Время действия: рубежVII-VI веков до н.э., ок. 605-593 до н.э., правление Нехо II (ок. 610-595 до н.э.) и Псамметиха II (ок. 595-589 до н.э.) в Египте, и Итобаала III (ок. 600-573/571 до н.э.) в Тире.
Место действия: Финикия,Египет, Пунт, Ликсус, Карфаген и другие земли Африки (предположительно современные Сомали, Мозамбик, Замбия, Ангола, Камерун, Гана, Марокко, Тунис, упоминался Мадагаскар).
Интересное из истории создания:
Эдуард Петрович Маципуло (1939-2021) – русский писатель, известный произведениями фантастического и приключенческого жанра. Родился в Туркменской ССР (г. Мары), жил в Ташкенте, а с 1995-го года – в городе Торжок Тверской области. Окончил Иркутское военное авиационное инженерное училище и Новокузнецкий педагогический институт и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. М. Горького. Служил в армии в ракетных войсках, работал на заводе, плавал на судах китобойной флотилии, работал сотрудником газеты, редактором книжного издательства. Короче, был очень разносторонней личностью и явно испытывал определенную тягу к приключениям, что, несомненно, нашло отражение в его работах. Писал он не только под собственным именем, но и под псевдонимом Эдуард Петров («Паруса в океане»). Самым известным его произведением считается «Нашествие даньчжинов» (1989). А вот «Обогнувшие Ливию» он написал в далеком 1979-м году.
Что побудило автора на создание, на что он опирался, какими источниками пользовался при написании – всё это мне выяснить не удалось. Но что он немало прочитал об Африке перед написанием – несомненно. На эту мысль меня натолкнуло то, что при попытке установить, на территории каких современных стран происходили описанные события, я, в принципе, смогла это сделать и вряд ли в своих предположениях ошиблась.
И, если со страной Пунт (предположительно территория нынешнего Сомали) и Мадагаскаром всё понятнее некуда, то в остальном автор, не называя конкретно ничего, оставил всё же немало намёков. Так под «Великой рекой зинджей», очевидно, скрывалась река Замбези, и упомянутый водопад, скорее всего, Виктория. Река, что привела Астарта обратно к океану, вероятно, Кванза (и её притоки). Таким образом, речь идёт о Мозамбике, Замбии и Анголе. Упомянутый вулкан – не иначе как вулкан Камерун в одноименной стране, которого предположительно впервые достиг карфагенский мореход V века до н. э. Ганнон, и последнее на данный момент извержение которого произошло в 2000-м году. Ручными крокодилами известны несколько населенных пунктов в Буркина-Фасо и Гане, например городок Пага. Кстати, неподалеку, на территории современной Нигерии, в тот момент уже угасала культура Нок (XV-VI вв. до н.э.), известная своими артефактами, прежде всего, глиняными статуэтками.
Ну, а начиная с Ликсуса, основанного не позже, чем в VIII-м веке до н.э. на территории Марокко, всё и так понятно. Признаться, про крокодилов я прежде не знала, и прочитала с интересом. Видимо, автор в своё время тоже) Что касается Мадагаскара, он не то что бы совсем неправ, но версии, на которые он, видимо, опирался, современными учеными ставятся под сомнение и мало кем поддерживаются. Впрочем, об этом скажу позже.
О чём:
Без шуток, половину книги о путешествии вокруг Ливии (Африки) занимают события из жизни нескольких участников этой экспедиции, в частности Астарта, его друга Эреда и жреца Ахтоя. История и начинается с того, как где-то на Ближнем Востоке финикийского дезертира из египетских отрядов фараона Нехо закинули в одну яму с опальным жрецом Ахтоем. Вскоре после этого они вдвоем совершили дерзкий побег и направились в Тир, родной город финикийца. Того финикийца-дезертира, ещё и до того успевшего натворить всякого разного, звали в честь богини Астартом. И не случайно: когда-то вместе с двумя другими финикийскими детьми, Эредом и Ларит, он был посвящен богине и должен был сам стать служителем культа, но не захотел себе такой судьбы, освоил ремесло морехода и ещё до посвящения сбежал.
Для него бегство оказалось относительно успешным, для его друзей – нет. В Тире он узнал, что Эред оказался в рабстве, встретив его в родном городе в качестве профессионального бойца, раба одного мерзенького скифа. Эред был влюблен в еврейку по имени Агарь и мечтал о свободе. Астарт выкупил девушку и держал у себя до тех пор, пока не удалось освободить друга. Сам же он был влюблен ещё с юности в Ларит, и вот случайно от давнего неприятеля, тоже ребенком посвященного богам и некогда прозванного Лопоухим, а ныне влиятельного жреца, узнал о судьбе возлюбленной. Та заболела и пребывала в храме бога-целителя Эшмуна, где её лечением, впрочем, никто особо не занимался. Астарт явился туда и самовольно забрал жрицу в свой новокупленный в ипотеку кредит дом)
Про кредит, кстати, я не шучу: дом, рабыня и прочие вещи куплены были в долг, и деньги под проценты дал ростовщик по имени Рахмон. И вот именно с этого долга и начались у старых друзей проблемы, которые сначала привели их к участию в восстании рабов, а потом к бегству в Египет, где, временно разлучившись, Астарт, Эред и Ахтой встретились вновь и стали членами морской команды, которой была поручена фараоном Нехо грандиозная миссия – обогнуть Ливию (в данном случае речь про всю Африку) и вернуться с докладом на родину…
Отрывок:
У меня опять возник конфликт мотивов, но я не могу не привести цитату про коварство ростовщика Рахмона. Тот, мотивированный частично кнутом, частично пряником, взялся за подставу своего заемщика Астарта, а попутно решил компенсировать свои убытки. И тут не могу не оценить чёрный юморок автора:
«…На узкой улице между глинобитными и каменными стенами зданий и заборов он неожиданно увидел старика скифа, который ковырялся в куче мусора. Ростовщик прикинул в уме, чем тот может быть ему полезен.
— Скажи, о чем говорят людишки, когда собираются в доме Астарта.
Старик наморщил лоб, кое-что вспомнив, начал рассказывать, потом вдруг замолчал.
— О почтенный, почему ты молчишь, продолжай! Скиф молчал, ковыряя палкой у себя под ногами.
Ростовщик заметался вокруг него, потом увлек с дороги, подальше от людских глаз. Кончилось тем, что отдал скифу два увесистых дебена и пообещал еще в придачу Агарь, когда опасная шайка, нашедшая приют в доме молодого кормчего, будет поймана.
— И еще лошадь, — сказал тусклым голосом скиф. — Киликийской породы.
— Будет тебе лошадь, клянусь Ваалом!
Скиф поведал о том, что удалось подслушать из разговоров друзей Эреда.
— Еще говори, о почтенный! — воскликнул рабби Рахмон, когда старик замолк. — Хочешь, я отдам весь этот мешочек с дебенами?
Скиф посмотрел на тяжелый мешочек в смуглых жилистых руках рабби Рахмона и опять начал говорить.
— Все, — наконец сказал он и опять начал смотреть на мешочек.
— Мало рассказал. Узнаешь больше, приходи, получишь… Подожди, а ты никому больше не рассказывало бунтовщиках?
— Никому, — ответил скиф и поплелся назад к мусорной куче...».
Дальше Рахмон посеял немалую панику, собирая баблишко за свои «ценные сведения», а под вечер нёс свой «честный заработок» домой:
«…Поздно вечером Астарт и Эред, возвращаясь с верфи, увидели тщедушного усталого человечка, волочившего по земле несколько тяжелых мехов.
— Добрые прохожие, помогите слабому человеку, и боги вам воздадут… — со стоном вымолвил человек. Астарт узнал рабби Рахмона.
— Смотри ты, — удивился Астарт и, пнув мех, услышал мелодичный звон. — Ухватил где-то сухую корочку? Перед сном поклевать?
Молодые люди взвалили мехи и, подтрунивая над рабби, едва ворочавшим языком, донесли их до его убогого логова, мало похожего на человеческое жилье. В знак благодарности ростовщик угостил их черствым хлебом, который и сам с удовольствием уписывал, и сильно разбавленным дешевым вином, в котором плавали островки плесени…».
Ну и не могу удержаться и не процитировать одну из африканских историй:
«…— Если посадить пастухов на этих лошадок, никакие «леопарды» им не будут страшны, — сказал Астарт. Анад загорелся желанием прокатиться на зебре. Вручив Мекалу свое копье, он смело вошел в стадо упитанных коров, среди которых паслись и зебры. Зебры подняли головы, прядая ушами. Маленькие птички носились над стадом, садились на крупы и загривки животных. Одна из зебр протяжно фыркнула, обнажив мощные зубы. Анад заколебался, но, чувствуя на себе взгляды мореходов, заставил себя подойти ближе. Полуручные зебры нехотя отошли к термитникам, похожим на обломки скал среди травы, и принялись чесаться полосатыми боками о их твердые стены. Прячась за термитниками, Анад подкрался и запрыгнул на спину ближней зебры. Животное с хрипом упало, начало кататься по траве, едва не раздавив перепуганного Анада, который пытался отползти. Однако полосатый мститель решил, видимо, доконать обидчика: зебра вставала на дыбы, прыгала, как пес на задних ногах, норовя передними копытами размозжить ему голову.
И если бы не бичи пастухов, пришлось бы хананеям справлять очередной заупокойный культ.
Позже Анад понял безрассудство своего поступка, когда узнал, что зебр подмешивают в стада для защиты от гиен. Пастухи не раз видели, даже львы удирали, изуродованные и ослепленные ударами их копыт…».
Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:
На самом деле, написано не всегда ровно, встречаются опечатки. В самом начале автор как будто историческую хронику пишет и срывается пару раз и дальше на псевдоэнциклопедический стиль повествования, что немного портит атмосферность и прерывает погружение, но вообще в какой-то момент он расписывается, и повествование вначале начинает увлекать, а потом и удерживать в напряжении. И так до самого конца. В чём-то, конечно, выглядело наивно, а в чём-то, напротив, чрезвычайно жестко и неприглядно. Некоторые эпизоды, например, с прокаженными на крепостной стене и с жертвоприношениями вышли, как по мне, прямо жутковатые и отталкивающие, каждый по-своему. Так что, как ни крути, автору удалось создать живые, вызывающие эмоции, образы. И за героев, хотя далеко не все они вызывали у меня однозначные симпатии, я переживала как за родных. Было, отчего: неубиваемым там оказался только гг, про остальных того же сказать было никак нельзя.
Что касается самого гг, то это тот тип персонажей, который так любим был некоторыми нелюбимыми мною авторами, эдакий прогрессивный борец за свободу вероисповедания и права человека, который при этом запросто кого-нибудь может замочить и угрызений совести потом не испытает. Тем не менее, я вынуждена признать, что Э. Мацупуло удалось придать ему и глубины, и правдоподобности. Поэтому у меня он вызывал скорее противоречивые эмоции, нежели негативные. В чём-то он бесил, в чём-то вызывал сочувствие, в чём-то даже симпатию. Если считать, что перс и должен был противоречивым, то в таком случае Астарт явно удался.
Впрочем, для меня в нём самое интересное было то, что именно его автор выбрал для внесения в повествование, возможно, главной темы этого произведения – внутриличностного конфликта и кризиса веры. Астарт интересен тем, что он богоборец, но не атеист, и подставь на его место и на место его возлюбленной последователей любой другой современной конфессии – получишь не менее реалистичную и достоверную картину. Те же вопросы, те же сомнения и, вполне возможно, те же самые решения. Мне доводилось читать книгу о кризисе веры только один раз (конечно, не считая той, что я сама написала)). То была «Хижина» П. Янга. Но исход этого конфликта там был совершенно иной. Выводы, сделанные Астартом, гораздо больше похожи на те, что сделаны были героиней моей собственной повести, да и ход мыслей получился схожим. Тут можно, наверное, уйти в тему влияния авторского опыта на его творения, но я воздержусь, и продолжу говорить о другом.
Кстати, когда я говорю о «кризисе веры», я имею в виду не только религию, но и более неопределенные философские вещи, хотя и не менее экзистенциальные. Так жрец Ахтой искал «истину», но, что занятно, в книге так ни разу и не сказано, что ж за истину такую он искал. Зато сказано, что, если он её найдёт, то потеряет свой смысл жизни и её движущую силу. В контексте упорного и трудного пути вокруг Африки это выглядело ну очень символично.
Что касается историчности, то автор всё-таки позволил себе немало вольностей и допущений, в том числе по части терминологии. Не всегда удачно подбирались термины. Так "зинджи" слово времен Арабского халифата. И, когда читаешь про чернокожих ливийцев, трудно отделаться от когнитивного диссонанса: вроде и понимаешь, о чём речь, а вроде "ливийцы" с негроидами как-то не особо ассоциируются. Глаз лично мне это резало, но общее впечатление испортило не сильно. Хотя, конечно, на моменте про то, что узкоглазые с Мадагаскара могут быть вытеснены и тогда поплывут на север, конечно, слегка орнула) Потому что даже их присутствие в то время на острове под сомнением. Впрочем…Маципуло поступил хитро и прямо некоторые вещи не называл, так что при попытке уличить его в гоневе тут можно задаться вопросом, а кого он, собственно, имел в виду. Короче, исторические несоответствия в данном случае – это то, на что закрыть глаза удается. Их не так много, и они не сказать, что прям вопиющие.
В общем, при всех своих недостатках это, несомненно, очень интересная и философская книга, вместившая в себя очень многое, от юмора и приключений до романтики и философских рассуждений о людях и их жизни, с которой интересно будет ознакомиться и жаждущим прочитать о морских и сухопутных путешествиях, и тем, кто хотел бы почитать глубокую книгу о жизненных ориентирах и тех якорях, которые способны удержать человека в бурном потоке бытия.
В древние времена пурпурный считался цветом высокого статуса, власти и даже божественности. В Торе написано, что Бог велел украсить пурпурными тканями палатку, где хранился Ковчег Завета. Также известно, что Александр Македонский во время официальных приемов надевал пурпурные одеяния. В древних средиземноморских государствах одежду такого цвета носили цари, знать, жрецы.
Пурпур открыли финикийцы приблизительно в 16 веке до нашей эры. Некоторые исследователи считают, что само название «Финикия» означает «страна пурпура». Больше всего его производили в прибрежных городах Тир и Сидон.
Добывали краситель из морских улиток нескольких видов. Их железы выделяют ценный секрет, поэтому ради его получения моллюсков можно либо «доить» без ущерба для них, или уничтожать.
Финикийцы со слизнями не церемонились — за века из ракушек выросли целые искусственные холмы. Неудивительно, ведь для изготовления полутора грамма тирского пурпура необходимо убить 12 000 моллюсков.
В Средиземноморье ценным моллюскам могло грозить уничтожение, но их спасла война — захват османами Византии. Во время завоевания Константинополя в 1453 году были разрушены последние мастерские, где умели изготавливать тирский пурпур. В Европе началась настоящая «ломка» — епископы, аристократы и монархи вынуждены были переходить на одежды других цветов, которые дополнительно окрашивались красными красителями, — кермесом и кошенилью, или донашивали старые запасы драгоценных настоящих пурпурных нарядов. Секрет красителя был утерян на четыре века, но когда его восстановили, это уже никому не было нужно: свое дело сделала наука.
В 1856 году 18-летний британский химик Уильям Перкин, пытаясь создать лекарство от малярии, открыл мовеин — синтетический пурпурный краситель. Парень быстро понял ценность случайного открытия, запатентовал его и уже в следующем году начал производство пурпура. Так наука демократизировала цвет императоров. Пурпур перестал быть цветом привилегированного общества.
Обломки финикийского корабля Mazzaron II готовят к подъёму
Испанские подводные археологи готовятся к операции по спасению уникального по своей сохранности корпуса и других частей небольшого финикийского торгового корабля, затонувшего у берегов испанской Мурсии в VI веке до н.э.
Материальным свидетельством обширной древней морской торговли торговли служит важная археологическая находка у берегов региона Мурсия на юго-востоке Испании. Это хорошо сохранившийся финикийский корабль, лежащий в настоящее время на мелководье примерно в 50 м от Плайя-де-ла-Исла близ испанского порта Мазаррон.
Древний порт Мазаррон был важным торговым портом для финикийцев, поскольку находился недалеко от свинцовых и серебряных рудников, расположенных в нескольких километрах вглубь материка.
Корабль был обнаружен ещё в 1990-х годах, когда шторм сдвинул песок, защищавший его около 2700 лет. Его назвали Mazzaron II, поскольку в 1988 г. в этом районе уже были найдены киль, шпангоуты и стрингеры другого затонувшего древнефиникийского корабля.
Изображение 1. Реконструкция остова затонувшего финикийского корабля Mazarron II в Национальном музее подводной археологии Картахены (ARQUA).
Корабль длиной около 8 м и шириной 2 м был построен из древесины кипариса, алеппской сосны, оливы и фигового дерева. Груз, состоящий почти из 3 тонн свинцовых слитков, был обнаружен вместе с якорем.
Исследования показали, что корпус был построен примерно в 580 году до н.э. Это время конца правления первого римского царя Тарквиния Древнего и падения государства Урарту.
В 1993-2000 гг. испанский Национальный центр подводных археологических исследований провел раскопки обоих затонувших кораблей, получив новые важные сведения о древнем судостроении. Mazzaron II, лежащий на глубине около 3 м, был признан практически неповрежденным, вплоть до остатков канатов.
Изображение 2. Теоретический чертёж корпуса демонстрирует черты восточно-средиземноморской традиции судостроения, которые уходят корнями еще в бронзовый век.
Идея перемещения корабля в безопасное место обсуждалась давно, но Министерство культуры и спорта Испании заявило, что после шторма "Глория" в начале 2020 года возникла необходимость в срочных мерах.
Тогда затонувшее судно было помещено под защитный металлический кожух, а аквалангисты-археологи вели тщательное наблюдение за объектом. Их вывод о необходимости усиления охраны был поддержан правительствами города Мазаррона, региона Мурсии и страны.
Сейчас испанские археологи прилагают усилия, чтобы извлечь затонувший корабль из моря, пока шторм не разрушил его навсегда.
Изображение 3. На корпусе прекрасно сохранились все элементы набора, включаю веревки, которыми сшиты отдельные части.
Группа из девяти опытных испанских подводных археологов из Университета Валенсии за 560 часов работы составила подробную схему корабля, чтобы впоследствии реализовать комплексный план спасения этой древней реликвии.
Эта тщательная документация будет иметь решающее значение для разработки стратегии по извлечению и сохранению затонувшего судна.
Учёные намерены извлечь и передать затонувший корабль для реставрации в морской музей в близлежащей Картахене до конца этого лета.
Финикийцами финикийцев назвали греки, от греческого Phoinikes, относящегося к краске пурпурного цвета, которую финикийцы извлекали из раковин моллюсков, используя ее для окраски тканей. Самоназвание народа – ХАНААНЕИ.
Года три тому назад родилась у меня идея нарисовать книжку-виммельбух про пиратов всех времён и народов. Нарисовал первые пять иллюстраций, текст сочинил, но сходу никого особо не сумел заинтересовать, а потом и вовсе закрутился с работой и идея потихоньку переместилась в стол.
Но похвастаться-то хочется )) Так что встречайте - финикийские пираты!
Финикийцы - самые знаменитые мореплаватели древнего средиземноморья. Они первыми обогнули Африку, вышли в Атлантический океан и добрались до Британии. А ещё они изобрели алфавит и стекло, придумали деление горизонта на 360 градусов и составили первые карты звёздного неба.Но ещё финикийцы “прославились” своими пиратскими подвигами: даже древнегреческий поэт Гомер в своей “Илиаде” написал про них. Финикийские пираты грабили торговые суда, нападали на прибрежные поселения, захватывали и продавали людей в рабство.
