Решив так, Наум вернул в клетку сопротивляющегося Пифагора, налил ему воды и полез в шкаф за кормом. Ровно в этот момент дверь в лабораторию распахнулась, и в проёме возник Ватрушкин.

– Здорово! Вы нас не ждали, а мы припёрлись, – поприветствовал он с порога. Увидел Пифагора и без паузы продолжил: – Оба-на! А это у нас кто? Почему я не знаю этого красавца?

Не дожидаясь ответа, шагнул внутрь, оттеснил в сторону Наума и опустился перед клеткой на корточки. Кот смотрел на нового человека с интересом, не шарахаясь и не припадая на пузо, и даже обнюхал просунутый между прутьев палец.

– Что молчишь? – потребовал ответа Ватрушкин. – Где ты взял такого красавца? По нашим документам он не проходит.

– Где взял, там уже нет. Какая разница?

– Ты псих? Ты что, украл чьё-то животное?

– Да никого я не крал! – рявкнул Наум. – Эта дура сама его отдала! Сказала, знает о наших экспериментах, потому что подписывала документы о перевозке котов. И Василевскую видела. И хочет, чтобы мы покопались у него в мозгах, так как он ведёт себя по-идиотски.

– А ты и рад.

– Да, рад! Рад! Он точно не идиот! Такие гении мне ещё не попадались! Если бы ты знал, что я видел… Она пыталась его убить. Или собирается это сделать!

– Ты дебил, Котиков, – со вздохом сообщил Ватрушкин. – Какой бы дурой ни была хозяйка этого кота, она не убийца. Попробую объяснить. Ты не проходил тестирование. Правильно я понимаю? Оно состоит из текстовых вопросов и визуального ряда. Видео и картинок. Порой весьма неожиданных. Тестируемый подключён к аппаратам, которые отслеживают колебания сердечного ритма и давления. Обмануть невозможно. Я не знаю, что этот котяра инкриминирует хозяйке, но девяносто девять шансов из ста, что он неправильно её понял. Я думаю, она допустила ошибку, а не совершила намеренное зло. Сечёшь?

– А если нет? Я пока не звонил ей. Хотел набрать позже. Но что, если ей и правда на него наплевать?

– Звони, – приказал помощник, демонстративно усаживаясь на стол. – И включи громкую связь. Я тоже послушаю.

Отступать было некуда, и Наум достал из кармана коммуникатор. Девушка сняла трубку сразу, как будто не корпела над очередным отчётом, а сидела в чате. Врубив динамик, Наум положил гаджет на стол и поприветствовал собеседницу:

– Привет, Оль. У меня новости. Можешь говорить?

– Да, конечно. – та оживилась. – Подожди, выйду из кабинета. Что там?

– Прямо не знаю, с чего и начать… – помялся он. – Скажи вот что: почему твой кот был уверен, что ты хочешь его раздавить?

Стоящий рядом Ватрушкин заёрзал и открыл рот, но Наум скорчил зверскую физиономию, провёл ладонью по горлу и беззвучно шевельнул губами: «подожди».

– Что? – проблеяла Зодченко, также уловившая смысл, вложенный в эти слова. – Как это… был?

– А то ты не знаешь, что может случиться с испуганным животным, когда кто-то вытаскивает его страх наружу! – обвинил Наум. И, не давая оправдаться, повторил: – Так почему он считал, что ты хочешь его раздавить?

Ольга надрывно вздохнула. Пауза затягивалась. Ватрушкин нетерпеливо пододвинулся, но Наум предусмотрительно накрыл коммуникатор ладонью и требовательно махнул рукой, жестом приказывая не вмешиваться. Близкий успех придал ему смелости.

– Пифагор родился в деревне, – наконец заговорила девушка. – Мы с мужем отдыхали на даче, и когда моя Ладка надумала рожать. Это были её первые роды, поэтому она очень испугалась и бегала по всему двору. Потому и родила в недостроенном сарае. Там повсюду валялся битый кирпич и ещё куча ерунды. Котята родились на строительной плёнке, расстеленной поверх всякого хлама. Из-за этого на ней было много холмиков и впадин. Пифагор отполз от остальных и забрался в ямку, а я стояла над ним. Всё обошлось, я ничего ему не повредила. А после, чуть ли не каждый день, муж при коте напоминал мне этот случай, называл убийцей или говорил: «А помнишь, ты его чуть не затоптала!»

Ольга запнулась и убито уточнила:

– Он что, правда умер? Я не желала ему смерти, честное слово!

– Правда, – соврал Наум. – Я вчера заходил к тебе на страницу, накачал фоток. Сделал голограмму. Решил не ждать Василевскую и посмотреть на его реакцию. Чтобы понять, правда ли он тебя боится. И слишком поздно спохватился. Он же сидел в клетке и не мог убежать, понимаешь?

Наум помолчал и добавил, стараясь казаться расстроенным:

– Меня, наверное, оштрафуют. Или дадут срок. Прости. Ты заберёшь его? Я принесу.

В этот раз Ольга затихла на целых полминуты, а когда заговорила, голос её прозвучал почти спокойно:

– Я не буду писать заявление. Сама попросила… Да и устала очень от его панических припадков. Только, Наум… Может, не нужно приносить труп? Что я с ним буду делать?

– Отнесёшь ветеринару, он выпишет заключение о смерти и убедится, что нет побоев или истощения.

– Ладно, – неохотно согласилась Ольга. – Ты прав. Приноси. В конце рабочего дня.

Наум отключился и торжествующе глянул на Ватрушкина. Тот смотрел на него так, будто только что съел целый лимон с кожурой и теперь у него болит желудок. Не выдержав взгляда, он вскричал:

– Что, ну что? Ты сам всё слышал. Она даже не собирается разбираться, правду ли я ей сказал! Не возмущена и не расстроена. Если только теоретически. Я уверен, когда мы сегодня отнесём ей вчерашнего кота, она не заметит разницы. Пойми! Этот Пифагор – находка! Мало того что у него крепкие нервы! Это же надо – столько времени терпеть дурацкие шутки! Похожие на угрозы. Он ещё и передаёт на редкость внятные образы. Никакой психолог не нужен! Как технично он меня послал! Такого умного кота я в жизни не видел!

Наум говорил, пытаясь убедить Ватрушкина, а тот лишь морщился и молчал. Наконец, произнёс:

– Успокойся. Насчёт хозяйки я согласен. Но так этого не оставлю. Учти. Не считаешь же ты, что лучше её? Она безответственная, а ты… фанатик. Тобой движет не любовь к животным. И если этот Пифагор действительно гений, то он дождётся, пока ты уйдёшь, просунет лапу между прутьев, отодвинет щеколду, откроет дверцу, заберётся на этажерку, с неё перепрыгнет на шкаф и удерёт из лаборатории через вентиляционное отверстие. Такой красавец недолго будет искать новых хозяев.

Наум с недоумением слушал эту речь и понял, что Ватрушкин обращается не к нему, лишь увидев внимательный взгляд кота, отслеживающего каждый жест коллеги. И встревожился. Вряд ли животное поймёт такую сложную мысль о побеге. Пифагор, при всём уме, не понял хозяйскую шутку. Но… кто знает?

Весь день Наум провёл как на иголках, ожидая, что вот-вот явится Василевская или полковник Корольков и устроят ему головомойку. Но ничего не происходило. Дверь не хлопала, коммуникатор молчал, и даже мухи, кажется, стали жужжать тише. Эта гнетущая атмосфера раздражала Наума, не позволяя сконцентрироваться на деле. Взгляд постоянно тянулся к входу, а малейший шорох вызывал приступ паники, заставляя замирать в ожидании надвигающегося апокалипсиса.

В конце смены явился Ватрушкин, чтобы сопроводить на встречу с Зодченко. Такая дотошность разозлила Наума, и он впервые нагрубил, сообщив, что думает о его присмотре. Вместо ответа тот всучил ему труп умершего накануне кота и пристроился следом, когда он вышел из лаборатории.

Увидев их в бухгалтерии, Ольга пискнула, покосилась на любопытствующих коллег, суетливо заглянула в раскрытый мешок с котом и спрятала останки под стол. Ватрушкин стоял рядом, скрестив на груди руки, и под его тяжёлым взглядом девушка ссутулилась, как будто надеялась уменьшиться или исчезнуть совсем. Когда они выходили из кабинета, за спиной раздался облегчённый вздох, и Наум усмехнулся.

– Ну что, убедился? – прошипел в коридоре Ватрушкину. – Ей на него плевать!

Тот неопределённо пожал плечами и промолчал. Недовольный реакцией помощника, он поспешил в лабораторию, чтобы застраховаться от случайностей. Проверил клетку с Пифагором и опустил рычажок щеколды вниз, плотно прижав к прутьям. Кот смотрел мрачно, и Наум пожалел, что не знает, о чём тот сейчас думает. И ещё больше о том, что из-за всей этой суматохи снова забыл про глушитель сигнала. Управившись с клеткой, отодвинул подальше от шкафа этажерку, закрыл вентиляционное отверстие папкой для бумаг и дополнительно прижал её к стене тремя книгами. Убедился, что всё предусмотрел, попрощался с Пифагором, запер лабораторию и ушёл домой почти спокойный.

Утром кота на месте не оказалось. Пустая, раскрытая настежь клетка, исчерченный царапинами шкаф и разбросанные по полу книги выглядели слишком фантастично, и Наум ни на секунду не усомнился, что к делу причастен Ватрушкин. Всё же он зашёл на сервер и посмотрел записи с камер. Больше часа Пифагор просидел в клетке неподвижно, точно боялся его возвращения. Выждав время, просунул между прутьев лапу и принялся теребить щеколду. Очень долго у него ничего не выходило. Человеку давно бы надоела эта бессмысленная монотонная возня, но чёрный кот оказался упрямым типом и больше трёх часов повторял одни и те же движения.

Очередной раз передвинув курсор, Наум увидел пустую открытую клетку. Ругнулся, отмотал назад и нашёл нужный кадр. Утомлённый однообразными действиями, узник какое-то время сидел неподвижно. Потом продолжил попытки, но теперь пропустил лапу под щеколдой, а не сверху, как раньше, и скоро дверца открылась. Пифагор тенью выскользнул наружу, пересёк лабораторию, забрался на этажерку, оттолкнулся задними лапами и прыгнул на стоящий в двух метрах шкаф. Неловко повис, цепляясь когтями за край, оставил глубокие борозды на боковине, но всё-таки взял высоту, сбросил книги на пол и юркнул в вентиляцию.

Наум неверяще пялился в экран, бесконечно пересматривая фрагмент. Потом скопировал его и перекинул на флешку, хотя и не понимал, зачем ему это нужно. Весь день он ходил взвинченный, даже спустился к Ватрушкину, собираясь высказать, что о нём думает, но оказалось, тот не вышел на работу. Это настораживало. Они были знакомы больше года, и ни разу ещё помощник не исчезал без объяснений. Весь день Наум ждал визита Василевской или даже Королькова, но никто так и не пришёл.

Ничего не случилось и на следующий день, и через день, и даже через неделю. Правда, вышедший назавтра Ватрушкин без объяснений отказался выдавать животных. Ещё спустя сутки после исчезновения Пифагора ему показалось, что кто-то лазил в компьютере. Но записи с сервера этого не подтвердили, и он списал всё на нервы. Наконец, поверив, что история закончилась хорошо, Наум отправился к Королькову и пожаловался на самоуправство помощника. Полковник слушал невнимательно, бросал на него задумчивые взгляды, невпопад соглашался и вертел в руках массивную подставку для ручек, размышляя о чём-то своём. Трижды повторив просьбу, Наум не выдержал и вскричал:

– Алексей Иванович! Вы меня не слышите? Ватрушкин не даёт мне животных для эксперимента! Срывает опыты!

– А ты прикажи ему, чтобы дал, – отечески посоветовал Корольков, возвращая на место прибор. – Ты же руководитель, вот и руководи.

Наум обиженно засопел, подозревая издёвку. Последняя фраза слишком перекликались со словами Василевской, но прямолинейный Корольков обычно всё говорил в лоб, и он молчал, не зная, что ещё сказать. Молчал и полковник, изучая его странным жалостливым взглядом. Пауза затягивалась, но когда Наум собрался духом, чтобы продолжить уговоры, тот, наконец, произнёс:

– Вот что, Котиков… Я в политесах не силён, поэтому спрошу прямо. Ответить советую тоже откровенно. От этого зависит твоя дальнейшая судьба. Скажи честно: украл свою машину?

Начало речи заставило Наума напрячься и выпрямиться. Но неожиданная концовка ударила по голове, точно обух, и он растерянно замычал, не зная, что сказать:

– Ммм… О чём вы?

– Ты ведь работал в «РосТехно», не так ли?

– Ну, работал…

– Мы тут решили заключить с ними контракт… Выяснилось на досуге, что мы разрабатываем сходные технологии. Объединить усилия, так сказать. Представляешь, каково было моё удивление, когда Курчинский сообщил, что ты работал в его команде?

Голос собеседника звучал мягко и доверительно, но доверительность эта пробирала Наума до костей, и его начала бить крупная дрожь.

– Дело ведь вот в чём, – меланхолично продолжил полковник, снова потянулся к подставке, но передумал и отдёрнул руку. – Если ты наворотил дел в «РосТехно», так и скажи. Всё равно это всплывёт. На днях мы покопались у тебя в компьютере. Раздобыли техническую информацию. Скоро я узнаю правду и без тебя. Ростехновцам я пока сказал, что мы наняли тебя на уже готовый проект. Я проверну это, если нужно. Но если будешь упираться, придётся расследовать по всем правилам. Это нас здорово подставит. Но тебя больше. Ты больше не сможешь заниматься любимым делом, получишь «чёрную метку», возможно, срок… А известности, о которой так мечтаешь, не добьёшься. Даже скандальной. Надеюсь, ты проникся?

Наум проникся, ещё и как. Мысль о вселенской несправедливости обрушилась ему на плечи, заставив ссутулиться и прижаться к столу. Как же так! Он сам, безо всякой сторонней помощи, расшифровал гигантскую библиотеку мозговых сигналов! Это именно он, а не кто-то другой, открыл принцип их чтения! Это он в корне переработал обычный полиграф! Это ему пришла идея проводить опыты на животных, ведь разум человека фонит помехами из-за нескончаемой внутренней болтовни!

– Но это… несправедливо! Это мой проект! В договоре прописано, что я сам комплектую команду! Вы не имеете права заключать контракт с «РосТехно» без моего согласия!

– Дурень, – вздохнул Корольков. – В договоре много ещё чего прописано. Например, что ты не можешь саботировать рабочий процесс. Объяснить, что это значит? Мне осточертели твои конфликты с командой. Но эти коты – умерший, краденый… Доконали окончательно. Так что пеняй на себя. Я стал искать способы расширить коллектив и вышел на «РосТехно». Итак, что скажешь? Какая часть твоего проекта… подсмотрена на «РосТехно»?

– Я взял у них библиотеку сигналов, – после паузы, убито признался Наум. – Но расшифровал сам! Также, основательно переработал полиграф…

– То есть, если бы не данные, добытые на «РосТехно», проекта бы не было?

– Нет! Это не так. Всё началось, ещё когда я работал волонтёром в кошачьем питомнике матери!

– Котиков! – полковник застонал, откинувшись на спинку кресла. – Хватит ездить мне по ушам! Меня не интересуют фантазии. Факты, только факты! Всё! Закончили! Я переработаю твой договор о сотрудничестве и пришлю для подписи. А ты пока подумай о своём поведении. Будь здоров!

Корольков махнул рукой, указывая на дверь, и Наум послушно покинул кабинет. Вернулся в лабораторию и некоторое время сидел, таращась на пустую колбу телепатического передатчика и обдумывая недавний разговор. Он жалел, что так легко во всём признался, хотя и понимал, что другого выхода ему не оставили. Но вдруг, вдруг он бы смог выиграть время и… сбежать? Хотя, какая разница – у них есть вся документация по проекту.

Чёрт! А ведь всё это случилось из-за кошек. Во всём виноваты кошки…

Поверхностные, по мнению Наума, люди реагировали на эти истории с восторженным придыханием. «Они понимают человеческую речь! Они разумнее нас!» И правда: как иначе объяснить, что Василий понял эмоциональный возглас работницы?

Наум, однако, отрицал кошачью гениальность. Он считал, что млекопитающее, которое ниже человека по развитию, не может обладать выдающимися лингвистическими талантами. Для обучения языкам нужен высокоразвитый мозг. У людей он куда сложнее. Вот телепатия – способность неизученная. Не исключено, что в случае с нею, простое сознание главенствует над сложным. Если мысли от существа к существу передаются образами, легко понять, почему кошки могут понимать с полувзгляда, а люди – нет. Ум человека слишком захламлён своими сомнениями, страхами и желаниями – как через них пробиться ещё и чужим? Невозможно!

Теорию эту подтверждали и наблюдения. Животные – не только кошки – особенно точно реагировали на эмоциональные или шутливые речи. Слова, не искажённые намерением. Не содержащие дополнительных смыслов и желаний. За годы волонтёрства Наум стал свидетелем стольких совпадений, что это определило его дальнейший путь. После школы, к разочарованию матери, видевшей его ветеринаром, он поступил на факультет биоинженерии, окончил с отличием вуз и попал на стажировку в компании «РосТехно».

В «РосТехно» Науму повезло дважды. Первый раз, когда он оказался в команде Валерия Курчинского, занимавшейся усовершенствованием полиграфа. Второй раз, когда получил доступ к огромной библиотеке сигналов мозга. Эти данные, добытые не вполне законным путём, и легли в основу его «Чтеца».

Порой Наум задумывался об этичности собственного поступка, но нечасто. Дешифровкой базы он занимался сам, аппарат создал по мотивам обновлённого детектора лжи, но функционировал тот иначе. Опасаясь, что из-за заимствований авторство уплывёт к Курчинскому, Наум уволился из «РосТехно», в котором на тот момент проработал больше пяти лет. Но личных средств на проект ему не хватило, и спустя время он заключил контракт с лабораторией, работающей на оборонную промышленность.

Здесь он наконец-то получил полную свободу действий. Единственное, в чём Науму пришлось пойти на уступки – согласиться на помощников. Кроме него в команду входили ещё ветеринар и зоопсихолог – обязательные сотрудники по условиям договора. Правда, в такие моменты, Наум остро сожалел о своей неуживчивости, но скорее откусил бы себе язык, чем кому-нибудь в этом признался.

Кот, мяукая, метался по кругу, и было совершенно непонятно, что его напугало. Мысли, транслирующиеся на экран, ситуацию не проясняли. Ласковый и игривый до эксперимента, оказавшись «под колпаком», черныш вдруг запаниковал. По-хорошему стоило позвать Ватрушкина. Но отношения Наума с подчинённым не заладились с самого начала, и признавать неудачу он не хотел.

Осенённый идеей, Наум посветлел лицом и бросился к компьютеру. Опасаясь ошибок, прямой контакт от человека к животному он пока не отрабатывал. Поэтому на лацкане рабочего халата у него предусмотрительно красовался глушитель мозгового сигнала – гладкий медный диск размером с пуговицу. «Чтец» был открыт, и Науму потребовалось совсем немного времени, чтобы отыскать на таймлапсе повторяющийся кадр – надвигающийся мужской силуэт со всклокоченной шевелюрой на фоне дверного проёма. Он сохранил картинку на рабочий стол, торопливо добавил в редакторе жирный красный крест и закинул обратно в программу. После перешёл во вкладку «передача данных», выбрал единственного абонента и отправил файл, для верности продублировав три раза.

Наум не сомневался, что «отменяющее» сообщение успокоит кота. Но результат получился противоположным: тот утробно взвыл, выпучил глаза, рухнул на пол и забился в припадке, пуская из пасти пену и дёргая лапами. Наконец, резко вздрогнул и вытянулся каменея.

Наум впал в ступор и смотрел на происходящее остекленевшим взглядом, не замечая, что по подбородку стекает ниточка слюны. Спустя время хлопнула дверь в лабораторию и раздались шаги. Он разжал пальцы, которыми стискивал шевелюру, вытер рукавом халата мокрые губы и посмотрел на вошедшего Петра Ватрушкина. Наум его не любил: хотя тот и числился подчинённым, но держался очень развязно. Вот и сейчас, хлопнув по плечу, Ватрушкин поинтересовался преувеличенно-бодрым тоном:

– Наумыч, чего такой чумной? Может, по кофейку?

Но, покрутив головой, заметил труп и помрачнел.

– О! А! Проклятье! Что случилось? Как это произошло?

Не дожидаясь ответа, подошёл к колбе, под которой, уткнувшись носом в стекло, лежал бездыханный кот. Наум молчал, наблюдая, как помощник нажимает кнопку в основании установки, поднимает колпак и касается чёрной шерсти. Убедившись, что зверь мёртв, тот поднял требовательный взгляд, и Наум неохотно ответил:

– А я знаю? Он постоянно боялся какого-то лохматого мужика. Я пытался его успокоить. Отправил отменяющую картинку. Но он почему-то испугался ещё больше.

– Наверное, сердечный приступ, – погладив мёртвого кота по острой вытянутой мордочке, Ватрушкин поднялся. – Мне придётся сообщить Василевской. Это по её профилю.

Наум скривился. Светлана Василевская – красивая надменная дама сорока пяти лет, была третьим членом их небольшой команды. Зоопсихолог по образованию, она вела частную практику и согласилась участвовать в проекте по просьбе полковника Королькова. Наума она не любила. С глаз женщины можно было долотом сбивать ледяную корку, а голос звучал сухо и безжизненно, как у самых первых роботов. Слава богу, в лабораторию Василевская являлась лишь по запросу и нос в его дела не совала.

– Пойдём в столовую, – предложил Ватрушкин, доставая кота из установки. – Этого бедолагу я отнесу в холодильник. На днях сделаю вскрытие, чтобы точно узнать причину смерти.

Меньше всего на свете Науму хотелось что-то рассказывать, но он понимал, что разговор необходим. Вдруг и правда он упускает что-то важное? А тут такой случай – и просить не нужно.

Столовая пустовала. Официально обед должен был начаться только через полчаса, и конторские служащие ещё не спустились. Купив кофе, гречневую кашу с гуляшом и булочку с корицей, Наум устроился напротив Ватрушкина. Несколько минут они молча поглощали пищу, но, опустошив тарелку и взяв компот, помощник принялся задавать вопросы.

– Как вёл себя подопытный? Что транслировал на экран? Что за «отменяющее сообщение» ты отправил?

Всё это сильно смахивало на допрос, и Наум отвечал сквозь зубы, не пытаясь скрыть неприязнь.

– Просто все эти бродяжки примитивные, – резюмировал Ватрушкин, не замечая досады собеседника. – А чего ты хочешь? Их взяли с улицы. Потому-то все их мысли о том, как выжить и получить немного удовольствия. Естественно, желания их просты: секс, еда, осторожность. Другого они не понимают. Это нормально. У людей то же самое. Пообщайся с отщепенцами и поймёшь, что чаще всего они не блещут интеллектом. Так и кошки. Лишь те, что с детства контактируют с человеком, умеют сложно мыслить. Хочешь, расскажу забавный случай? Реальный?

Наум равнодушно махнул рукой. Что-что, а странных историй о животных он знал много.

– Не помню, говорил или нет, но у меня есть кот. И пёс, – начал Ватрушкин. – Живу я на территории института, в военном городке. Квартира расположена на первом этаже, и мой Апач, кот, находится на самовыгуле. Я оставляю для него форточку открытой. Он очень дружен с Роджером и всегда пристраивается рядышком, когда мы гуляем. Как-то вернулся я домой в паршивом настроении – лишили премии. Мои встречают у порога. Смотрят внимательно. Я и пошутил. «Прости, – говорю. – Роджер. Придётся мне тебя съесть. Денег теперь будет меньше, прокормить вас не смогу. Апач-то себе хоть мышей наловит. А тебя я не потяну». Сказал и ушёл спать. Утром просыпаюсь, переворачиваюсь на другой бок… А на подушке мышь. Дохлая. Беру её за хвост, иду на кухню. Смотрю – в миске у Роджера ещё одна. Апач о ногу трётся, в глаза заглядывает. Как будто говорит: «Не бойся, хозяин. Я не только себя, и вас обоих прокормлю. Не ешь Роджера». Представляешь, как я обалдел?

Наум хмыкнул. Да, занятная история.

– А теперь подумай, – снова заговорил собеседник. – Можно ли наладить подобное понимание с котом, который привык считать человека врагом? И думает лишь о том, как выжить? Взрослые люди почти не переучиваются, что говорить о животных!

– Ну и что ты предлагаешь? Своего Апача?

– Да вот ещё! – фыркнул Ватрушкин, складывая пальцы в кукиш. – Держи карман шире!

– Тогда… наворуем домашних котов? Раз они лучше? Наши-то, судя по документам, привезены из Китая. Бродяжки, наверное. Можно попросить Королькова, пусть покупает домашних животных в странах, где нет запрета на подобные эксперименты.

– Корольков не согласится. Ему за такое могут по шапке дать.

– И что делать?

– А я откуда знаю? Я просто объяснил, почему твои эксперименты обречены на провал. А решение ищи сам, ты ведь у нас руководитель.

Наум едва не задохнулся от возмущения, но, опасаясь выглядеть смешным, ничего не ответил. Лишь с тихим шипением выпустил воздух сквозь зубы и жадно вцепился в надкусанную булку. Столовая постепенно наполнялась народом, и мимо столика ходили симпатичные бухгалтерши, кадровички и другие сотрудники. Не желая дольше находиться с Ватрушкиным, он встал, собрал грязные тарелки, взял поднос и хотел отнести посуду, но натолкнулся взглядом на улыбающуюся ему девушку и запнулся. Увидев, что её заметили, та заулыбалась шире и шагнула навстречу. Наум обернулся, уверенный, что кокетство адресовано Ватрушкину, но того за спиной не оказалось.

– Наум! – между тем прощебетала красотка. – Как здорово, что я тебя встретила!

Хм! Стараясь не пялиться на выглядывающие из-под расстёгнутой блузки упругие груди, он сконцентрировался на глазах. Глаза тоже были хороши – ярко-синие, с золотистым ореолом вокруг зрачка и веером густых ресниц. Напомнив себе, что женщины никогда не проявляют к нему интереса просто так и, значит, от него чего-то хотят, он хмуро смотрел в лицо собеседницы. Уже открыл рот, собираясь сослаться на занятость, но девушка почувствовала его настрой, схватила за руку и потащила за собой, к одному из свободных столиков.

– Прости, понимаю, ты ужасно занят. Но я давно хотела поговорить. Всего минуточку! Есть пара вопросов. Кстати, будешь ещё что-нибудь?

Пришлось садиться и ждать, пока просительница наполнит поднос и устроится напротив. Чтобы хоть как-то компенсировать потерянное время, он потребовал булочку с повидлом и компот, а также всучил красотке грязную посуду и заставил отнести на мойку.

Вскоре он узнал, что девушку зовут Ольга Зодченко, и работает та в бухгалтерии. Собеседница назвала себя, манерно обидевшись на его забывчивость. Наум пресёк попытку флирта, сообщив, что рассчитывает на конструктивный разговор. Ему продемонстрировали неудовольствие и будто невзначай застегнули блузку под самый воротничок. Зато стрельба глазами прекратилась, и беседа сдвинулась с мёртвой точки.

Зодченко рассказала, что у неё есть кот, который ведёт себя очень странно, можно сказать, неадекватно, и она хотела бы проконсультироваться на его счёт у Василевской. Вот только расценки у неё баснословные. Может быть, Наум подсунет зоопсихологине её кота вместо одного из бродячих? Чтобы та осмотрела Пифагора в рамках проекта?

Последние фразы девушка произнесла, понизив тон и наклонившись ближе к Науму. От такой святой простоты он закаменел лицом и дёрганными движениями принялся рвать булку на мельчайшие кусочки. Но разозлила его не просьба, а факт, что сведения об эксперименте просочились в контору. А ведь все они давали подписку о неразглашении! И кто же виноват в утечке?

– Прости, что перебиваю, – процедил Наум, с трудом выдерживая вежливый тон. – Откуда ты знаешь о проекте?

– Да все знают, – опасливо глянув по сторонам, фыркнула Ольга. – Бухгалтерия оформляла документы на закупку кошек в Китае. И Василевская зачастила в институт. В вашу лабораторию. Сложить два плюс два несложно.

Наум облегчённо перевёл дыхание. Получается, она ничего не знает. Эту Ольгу ему явно послали небеса. Если Ватрушкин прав насчёт домашних котов, Пифагор – решение его проблемы.

– Ну, что скажешь? – с надеждой поинтересовалась девушка. – Могу я на тебя рассчитывать?

– Надо подумать, – он нахмурился. – Зависит от того, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что кот неадекватный.

Остаток дня Наум провёл в лаборатории. Сначала он хотел сходить в мини-зоопарк и выбрать другого кота, но решил дождаться Пифагора. Поэтому после обеда принялся систематизировать данные. К концу рабочей смены нагрянула Василевская. Как всегда вплыла в помещение без стука и процокала к столу, с застывшим выражением лица. Села, не дожидаясь приглашения, поставила сумку на его документы и поприветствовала ледяным тоном:

– Ну здравствуй, Наум Генрихович. Слышала, скучаешь по мне?

– И вам не хворать, – оскалился в широченной улыбке Наум. И тут же нахамил: – Безбожно врут.

– Ой ли? А что же за новости я получаю? Нет-нет, ты наверняка просто стесняешься признать свою склонность ко мне. Тоскуешь ночами, да застенчивость мешает открыться. Иначе как ещё понять происходящее?

Наум скривился. Он не был силён в словесных выкрутасах – мгновенно раздражался и отвечал слишком зло, чтобы претендовать на остроумие, как Василевская. За эту-то царственную язвительность он её и не выносил, чувствуя себя рядом с нею щенком, напрудившим лужу на дорогой хозяйский ковёр.

– Не понимаю, о чём вы. Конкретизируйте.

– Конкретики хочешь? Недогадливый ты мой! Ладно, ладно. Что за история у тебя сегодня произошла с котом?

– Вы ведь и сами всё знаете, – огрызнулся Наум. – Ватрушкин доложил. К чему этот допрос? Говорите по существу. Не тяните.

– Какой существенный и конкретный. Да услышишь ли ты меня, если буду говорить с тобой коротко и ясно? Нет, милый мой, давай по порядку. Напомни, какой у тебя коэффициент эмоционального интеллекта? А, Котиков?

– И какое отношение это имеет к делу?

– Я жду.

– Ну, два. Вы и сами прекрасно знаете!

– Как, всего два из ста возможных баллов? – театрально изумилась женщина. – Так мало?! Ну-ка, ну-ка… А постоянная девушка у тебя есть? Встречаешься с кем-то?

– А это-то здесь при чём? – буркнул Наум. – Чего вам от меня нужно?

– А не девственник ли ты часом? – Василевская явно над ним издевалась.

– Да чего вы ко мне прицепились?!

– А того, что я не понимаю, как человек, не умеющий общаться ни с людьми, ни с животными, может быть таким самоуверенным! Все свидетельства собственной некомпетентности у тебя на руках – факты, документы! Но даже зная о таком изъяне, ты продолжаешь пренебрегать помощью опытных коллег! Я говорила не раз и повторю ещё: я готова находиться в лаборатории неотлучно. То же самое и Петя. Без нас ты ничего не добьёшься. Вот скажи на милость, почему ты решил, что красный цвет обладает успокаивающим действием? Знаешь ли ты, что кошки его не видят? А крест? С какого перепугу этот символ должен быть понятен животному? Убери его, что останется? Трижды повторённая, концентрированная негативная мысль! Которую ты послал ему в ответ! Ты понимаешь, что убил его собственными руками?

Не выдержав гневного взгляда Василевской, Наум опустил глаза и принялся теребить полы рабочего халата. «Готова находиться в лаборатории неотлучно…» Ха! Да он скорее удавится, чем попросит её о помощи! Быть рядом с ней… всё равно что добровольно лечь под асфальтоукладчик.

– Запомни, Котиков, – между тем безжалостно продолжала женщина. – Мне плевать на твои психологические сложности. Ты человек. Значит, теоретически, способен осознать свои проблемы и преодолеть их. Так преодолевай! Тебя поставили во главе проекта только потому, что ты изобрёл этот чёртов аппарат. Ты руководитель, вот и руководи! Пока же ты ведёшь себя как истерик – трясёшься над полномочиями, боишься делегировать их подчинённым. Не дай бог, те урвут немного славы! Но ты забыл, что заключил договор с военными. Слава к тебе если и придёт, то лишь после смерти. Да, о тебе обязательно напишут. В учебниках истории. Поэтому добром прошу: кончай валять дурака. Сегодня твоё жлобство убило кота. А завтра что? Учти, ещё одна промашка, и ты будешь экспериментировать на мышах. Или даже на тараканах. Я постараюсь.

Василевская ушла, а Наум никак не мог успокоиться и долго перекладывал вещи на столе, не в силах сосредоточиться на работе. Понимание, что эта стерва видит его насквозь, заставляло чувствовать себя инфузорией под микроскопом. Сообразив, что в таком настроении толку от него не будет, он выключил аппаратуру, закрыл лабораторию и ушёл домой пораньше.

Вечер он провёл в одиночестве. Засиживаться допоздна за компьютером не стал, лишь полазил в соцсетях, нашёл страницу Зодченко, скачал несколько фоток в разных ракурсах, загрузил их в голографический моделировщик, настроил рендеринг и лёг спать.

Во сне он видел Ольгу. Она игриво теребила пуговки на блузке, не спеша расстёгивала одну за другой и посылала ему томные взгляды. Наум наблюдал за ней с восторгом, с нетерпением ожидая момента, когда пышная грудь наконец-то вырвется наружу. А потом что-то пошло не так. Расстёгивая очередную пуговицу, Ольга тряхнула шевелюрой, и лицо скрылось за густой завесой волос. Когда девушка подняла глаза, кокетливая бухгалтерша исчезла. Вместо неё перед ним стояла стервозная зоопсихологиня. Застегнув блузку под самое горло, Василевская злорадно ухмыльнулась и рявкнула, наклоняясь ближе:

– Запомни, Котиков! До конца жизни будешь на тараканах экспериментировать!

Проснулся он в холодном поту. Сердце колотилось как ненормальное, во рту пересохло, одеяло валялось на полу, а простыня сбилась в комок. Часы показывали пять утра, и, вспомнив, что договорился утром встретиться с Ольгой, Наум решил больше не спать. Он рассчитывал явиться на работу пораньше и незаметно пронести кота мимо зевающего вахтёра. Законы строги: если кто-то узнает, что он принёс в лабораторию домашнее животное, штрафа или даже условного срока ему не миновать.

Наскоро выпив кофе, Наум напялил джинсы и джемпер, причесал растопыренной пятернёй патлатую шевелюру и вышел на лестничную площадку. Тут только вспомнил о работающем компьютере, вернулся, скинул на флешку готовую голограмму, на всякий случай заглянул в зеркало и отправился к Зодченко. Дом его находился довольно далеко от военного городка, где проживало большинство сотрудников конторы, поэтому добираться пришлось на такси.

Ольга жила в типовой пятиэтажке. Когда роботакси остановилось у подъезда, Наум позвонил ей, доложился о прибытии и принялся ждать, напряжённо поглядывая на счётчик. Девушка явилась только через пятнадцать минут. Выглядела она сонной и взъерошенной, халат застегнула криво, и задравшийся подол обнажал крепкие широкие бёдра. Зато питомца, как и условились, посадила в клетку и накрыла плотной тёмной тканью, из-под которой не доносилось ни звука. Откинув тряпку, Наум встретился с немигающими голубыми глазами большого чёрного кота.

– Ты же говорила о полугодовалом котёнке? – усомнился он, рассматривая роскошного зверя. – Что-то непохож он на малыша.

– Котёнок, котёнок, – прикрывая распахивающийся в зевке рот ладонью, заверила Зодченко. – Точно говорю. От моей кошки родился. У меня есть разрешение на роды. Полгода ему.

– И почему такого красавца никто не забрал?

– Так дикий он. Чуть что, прячется. Я же рассказывала. От меня с мужем чуть ли в обморок не падает. Ты не представляешь, сколько мы вчера его ловили. Спать легли в третьем часу ночи. Ты позвонил, я – «да, да, выхожу», а сама отрубилась. Хорошо, муж растолкал. Ты уж разберись, что с ним не так. Пожалуйста.

Пообещав всё выяснить, Наум сел в такси и поехал в институт. Ему повезло. Пересменки ещё не было, и сонный охранник сидел в своей клетушке, глядя вокруг пустыми глазами. Пронести кота незамеченным оказалось проще простого.

В лаборатории царил бардак, оставленный накануне. Обычно Наум аккуратно относился к рабочему месту, но вчера, раздосадованный беседой с Василевской, бросил всё и ушёл домой. Но и сегодня не стал первым делом наводить порядок. Даже халат не надел – слишком дрожал от нетерпения, предвкушая близящийся эксперимент. В самом ли деле домашние кошки умнее бродячих? То, что Пифагор дикий, ещё не говорит о его неадекватности! Может быть, как раз наоборот…

Удивительно, но с ним не возникло никаких проблем. Да, кот попытался выкрутиться и удрать, когда Наум открыл клетку. Но в последние дни он так много общался с бродяжками, что выучил наизусть все кошачьи фокусы и пресёк попытку к бегству. Поместил в аппарат мохнатого хитрюгу, опустил колбу и вдавил до упора фиксирующую кнопку.

Какое-то время Пифагор лежал на животе, испуганно озираясь по сторонам. Но пока Наум включал компьютер, заходил в программу и активировал принимающий экран, кот пришёл в себя. Сел в центре диска, обвил лапки пушистым хвостом и принялся гипнотизировать настороженным взглядом. При внимательном осмотре окрас его оказался не угольно-чёрным, как у вчерашнего бедолаги, а с красноватым отливом, морда же была квадратной и широкой, из-за чего зверь выглядел необыкновенно брутально и мужественно.

– Неужели внешность обманчива, а? – бормотал Наум, копаясь в настройках и время от времени косясь на тёзку античного математика. – Говорят, братец, ты трус. Правда это?

При этих словах кот горделиво вздёрнул голову, сощурился и неприязненно повёл ушами. Принимающий экран, до того транслировавший искажённое ракурсом серое лицо Наума, внезапно зарябил, и на нём появились чёрные лапы, поочерёдно дерущие его штаны, лакированный стол, этажерку и стену. Затем картинка сменилась, и на мониторе возникла кошачья задница с неестественно крупными мохнатыми яйцами, прыснувшими в кадр струйку жидкости.

Неготовый к такой реакции на свои слова, Наум опешил и захохотал. Пифагор, щурясь, смотрел на него, а принимающий экран транслировал диковинные образы: неуклюжего щенка, чертами детской мордахи, подозрительно напоминающего Наума, маленького слепого котёнка, трансформирующегося в него же и обратно…

Продолжение здесь