Остров Руяна (Рюген) и ближайшие к нему два острова Узедом и Волин, разделённые Свиной, по археологическим данным до XII в. являлись местом распространения идентичной, характерной именно для этих мест керамики. Аркона на Рюгена, Винета на Узедоме и Волин на Волине составляли тройку городов-портов, где велась активная торговля со всей Европой.

Затонувший после землетрясения город-порт Арконы под названием Винета известен в основном в Германии. Винета располагалась в крайней северо-западной части Узедома рядом с островом Руден.

Во время землетрясения 1308 г. северная оконечность острова Узедом, на котором находилась Винета, вместе с южной частью рюгенского полуострова Мёнхгут ушла под воду. Былые очертания береговой линии Узедома видны на морской карте Адмиралтейства Германии 1926 г. и на первом русском морском атласе "Книга розмерная градусных карт Ост Зее или Варяжского моря" 1719 г.

Очертания береговых линий островов Узедома и Рюгена на первом русском морском атласе "Книга розмерная градусных карт Ост Зее или Варяжского моря / напечатана повелением царскаго величества в Санктпитербурхе лета господня 1719 Майа в 20 день. — [Санкт-Петербург 1719]" Копия карты с [Атлас Варяжского моря] Некоторые малые пас карты которые имеют в себе Стокголмские проезды. Питер Гедда. 1695 г.

Название Винеты как Йомсбург (Jómsborg), включая несколько его фонетических вариантов, встречается только в скандинавских сагах, например, в саге о Кнютлингах 1170 г. Согласно Laur, оно также встречается в саге о йомсвикингах (написана в первой трети XIII века). В искаженном виде Hyumesborg Йомсбург упоминается также в датской хронике Свена Аггесона, написанной около 1180 г. В ранние времена Йомсбург отождествляли и приравнивали к легендарным портам Винете и Волину. Сообщения Ибрагим ибн Якуба и Адама Бременского о большом и богатом портовом городе подпитывали легендарные истории об этом месте. Точное местоположение Йомсбурга до сих пор не установлено, хотя утверждается, что Йомсбург находился где-то на островах в устье Одера. В действительности Йомсбург был крепостью йомсвикингов рядом с Волином. В «Краткой истории королей Дании» Свена Аггесена сообщается об уничтожении в 1184 г. города Hyumsburgh, который Свен считал Винетой, войском Лундского архиепископа Абсалона.

Помимо Винеты, Виннеты и Уйнеты, в Германии засвидетельствованы такие формы, как Юмне, Юлин, Юмнета, Вимне, Уимне, Юминем, Юлинум и Юми. Наиболее распространена точка зрения, что Винета находилась на острове Волин, на месте польского города Волин. Однако местонахождение сходных по названию городов остается открытым вопросом. По известным законам словообразования нельзя объединить названия Jumne, Julin и т. д. с явно славянским именем Wolin.

В настоящее время исследователи вслед за Адольфом Хоффмайстером обычно приравнивают Винету к городу и острову Волин, причем Шмидт подчеркивает: "...Хоффмайстер еще в 1931 - 1932 гг. утверждал, что разные авторы имели в виду одно и то же место Jumne - Jómsborg - Julin - Jumneta - Vineta - Wollin". Однако это ничуть не упрощает ситуацию, поскольку названия Волин, Йомсбург и Винета известны в очень разных формах, таких как Vimne, Uimne, Jumneta, Juminem, Julinum, Uineta, Jómi, Vinneta.

Очевидно, что уже в ранние времена существовала неопределенность в отношении правильного названия этого места. С определенной долей вероятности можно утверждать, что остров и город Волин в ходе истории по-разному назывались соседними племенами по Балтийскому морю. Однако не вызывает сомнений тот факт, коренными жителями этих мест были венеды.

Волин, Юлин, Юмна, Юмета, Юмин, под этими именами является в истории славянский город, происхождение которого различно объясняется летописцами средних веков и позднейшими писателоями. Hasta или columna Julii, огромный столб с копьем вверху, бывший в Волине предметом народного поклонения, и само название Юлин подало повод к сказанию, что город был построен Юлием Цезарем. Согласно списку членов Любекского городского совета (Westplanen, Mon. ined III. 632), в котором сказано, что в 1158 и 1176 гг. в этом совете заседали люди родом из Винеты и Юлина, города Винета и Волин (Юлин) были разными. В отличие от Волина, по словам Гельмольда, Винета уже не существовала во второй половине XII столетия. В связи с обширной распространенностью этнонима венеды, в окрестностях Любека могла быть не одна Винета. Ведель Симовсен (Geschichtl. Untersuchungen ucher Iomsburg, p. 37. Грамота Генриха IV от 1064 г.) приводит одну грамоту императора Генриха IV, в которой читаем: "in loco Winethe dicto in pago Lacne in comitaty Henrici comitis" ("Эта Винета находилась недалеко от Гамбурга и по самому положению своему могла быть в тесной связи с Любеком"). Как было сказано в статье про Винету, можно предположить следующую этимологическую цепочку названий города: "Венеды на Йоме", "Винета Йомны", "Юмнета", "Юмне".

Миф о том , что затонувшая после землетрясения Винета могла находиться на месте Санкт-Петербурга, создал русский историк, этнограф и фольклорист М. Д. Чулков в своей «Повести о Силославе» (сборник «Пересмешник, или Славенские сказки» (1789)): "Во времена древних наших князей, до времен еще великого Кия, на том месте, где ныне Санкт-Петербург, был великолепной, славной и многолюдной город, именем Винета; в нем обитали Славяне, храброй и сильный народ. Государь сего города назывался Нравоблаг; он был храброй полководец в свое время, ополчался противу Рима и Греции, и покорил многие окрестные народы под свою область."

На месте современного Санкт-Петербурга в XVI веке находился новгородский посад Невское Устье, а в XIV в. там была шведская крепость Ландскрона, а еще ранее в XII в. - новгородская крепость Венец. Сходство названий крепости Венец и города Винеты, которая в действительности находилась в северной части острова Узедом, позволило Чулкову создать литературный миф о городе Винета на месте будущего Санкт-Петербурга. Правда, Санкт-Петербург, в отличие от Винеты, пока еще не поглотило Балтийское море.

Одна из двух крепостей, Орешек (Orescach) 14 Арконы Яра на месте будущего Санкт-Петербурга в составе Водской Пятины Новгорода (A benigni lettori. Di M. Iacomo Castaldo vi si representa la prima parte della descrittione del regno di Polonia . . . (and) Il vero disegno della seconda parte dil Regno di Polonia, dell' eccmo. ms. Giacomo Gastaldo piamontese . . . M.D. LXVIII. Paolo Forlani. 1568).

2 крепости (Nervafl и Oreshak) 14 Арконы Яра на месте будущего Санкт-Петербурга в составе Водской Пятины Новгорода (Descriptio totius Italiae [bound with:] Rerum Moscoviticarum commentarij ... quibus Russiae ac Metropolis eius Moscoviae descriptio, Chorographicae tabulae, Religionis indicatio, Modus excipiendi & tractandi oratores, Itineraria in Moscoviam duo, & alia quaedam continentur. 1567. Leandro Alberti / Sigismund Herberstein).

В действительности Санкт-Петербург действительно намного старше, чем принято считать. Петербург был основан Рюриком в 859 г. под названием 14 Аркона Яра в составе Водской Пятины Новгорода (35 Арконы Яра) и служил ареной боевых действий во время шведского крестового похода 1348 г. Как пишет Александр Васильев в книге 1858 г. "О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика, и откуда пришел Рюрик и его варяги", шведский король Магнус II Эрикссон собрал войско из шведов, готов, норвежцев, датчан и немцев и прибыл к Биорку по-шведски, Койвисари по-фински - Березовому острову, который теперь носит название Петроградского. Сегодня на нем находится Мытнинская набережная. Одним из самых узнаваемых сооружений на набережной является деревянный парусник по адресу Мытнинская наб., 6 (копия голландского флейта «Амстердам» 1748 года), который является ресторанным комплексом.

Главной целью похода Магнуса был захват берегов Невы, жизненной артерии новгородской внешней торговли. Король собирался захватить прилегавшую к берегам Невы Ижорскую землю и расположенную далее на север основную часть Корельской земли.

В 1348 г. от Берёзовых островов (вблизи русской границы) Магнус отправил послов в Новгород с предложением провести религиозный диспут. Проигравший в споре должен был принять веру противника и признать его сюзеренитет. Флотилия Магнуса прошла Неву и высадила десант на Ореховом острове, где стояла русская крепость Орешек. Часть войска Магнус приказал разделить на небольшие отряды, которым приказал грабить земли по обоим берегам Невы. 6 августа 1348 года крепость Орешек капитулировала. Король, оставив в захваченной крепости гарнизон в 800 воинов, отбыл на родину. 24 февраля 1349 года русские начали штурм крепости, и она была взята.

Однако, есть существенные подробности, которые проливают свет на политику Ватикана XIV в., а именно в XIV в. Ватикан рассматривал Русь не как христианскую страну, а как ведическую, которую необходимо обратить в христианство хотя бы византийского типа (восточное православие). Александр Васильев пишет: "Послал объявить новгородцам , чтоб они прислали философов для прения со шведскими о вере, что при доказании справедливости греческих догматов, они сами примут грекороссийскую веру, в противном случае, чтоб новгородцы приняли латинизм, или он войною заставит их сделаться католиками. "Вольные новгородцы признали власть Папы, о котором мало слышали , и согласились слушать латинскую обедню, не зная ни слова по латыни. Король обнадежил их в своей милости и отпустил на все четыре стороны, "склонив" россиян в католичество, удержав только Авраамия с девятью другими гражданами. Новые католики пошли прямо к Ладоге, где собиралось войско Новгородское, чтоб стать в ряды его...

Как бы при этих личных переговорах, убеждениях, насильственностях Магнус и его философы не попрекнули бы русских старшин, родственностью их предков со шведами? Но тогда и в мысль не приходило делать варягов выходцами из Скандинавии" (Васильев А. О древнейшей истории северных славян до времен Рюрика, и откуда пришел Рюрик и его варяги. Санкт-Петербург : тип. Глав. штаба его имп. величества по воен.-учеб. заведениям, 1858). В 1859 г. шведы были разбиты русскими войсками, и Магнус бежал в Стокгольм.

Таким образом, еще XIV веке Рим пытался огнем и мечом внедрить на Руси христианство. Кроме того, в XIV хорошо различали инородцев шведов и славян варягов, что сейчас не так очевидно. Также в XIV веке был далеко не очевидным факт того, что Русь была крещена в христианскую веру в незапамятный X в. Лишь в XIII в. появились отдельные очаги христианства в Новгороде и других крупных городах, в том числе в пограничном городе Мира русского полян и кривичей, отстроенном в 1211 г., Киеве на Днепре, бывшей Стреле (пине, крепости) Яра, где под руководством бенедиктцев Нестор пишет ложную историю Руси, выгодную Риму. В 1136 г. Новгород, культурная столица Всея Руси, обособилась вместе со Псковом и Тверью в Новгородскую республику и вошла в Ганзейский союз, основанный вместо аналогичного союза Перуновой Руси (от Прибалтики до Карелии). В конце XII в. в Новгородской республике (Столичная Русь) появились католики, наметился курс на сближение с Литвой и принятие католичества, как это сделала Литва в 1387 г.

Одновременно в XIV в. Кирилл и Мефодий создали внешне похожий на греческий богослужебный церковнославянский язык. Так что первоначально христианство распространялось по Руси в статусе двоеверия, о чем к своему удивлению и узнал шведский Король Магнус во время своего крестового похода на Русь в 1348 г. То есть Рим только в XIV приступил к активному внедрению христианства на Руси одновременно путем внедрения через подконтрольную Византию в литургию похожего на греческий искусственного языка и путем насильственной христианизации наемными войсками немцев и шведов.

Столь почитаемая историками Скандинавия на карте XV в. К. Птолемея (1409 - 1496) Octava Europe Tabula [Eighth Map of Europe], 1486 г. отмечена как "scandia insula" розовым цветом на острове Венсюссель-Ти в северной Дании. Скандинавия, вероятно, получила название по большому числу воинских погребений, которые относятся к сфере Нави. На месте Руси Склавян (в том числе Вагрии) на карте Птолемея обозначены Vargions, Viruni, Virunum (варяги), венеды и вельты (лютичи).

Еще про Винету читайте здесь Винета (Юмне) - затопленный порт Руси Славян на острове Узедом

и здесь

Винета на Узедоме и Волин на Волине - два порта Руси Славян у столичной Арконы

1. Введение

Историческая карта Европы, которую школьнику показывают на уроке древнего мира, выглядит удивительно стройной: античная Македония, непобедимый Александр, IV век до н. э., экспедиция вглубь Азии, а затем — глубокая ранне-римская ночь почти на тысячу лет. Однако в архивных подвалах, в эпиграфике и водяных знаках древних карт и в фольклорных легендах оживает совершенно иная хронология, согласно которой эпоха Македонского была отодвинута назад примерно на 1200 лет специально, чтобы «омолодить» Рим и создать иллюзию его вечности.

В этой реконструкции главное место занимает река Висла, сыгравшая роль природного рубежа между двумя огромными культурно-политическими организмами — Русью Мары (Сарматией) на востоке и Русью Яра (Европой) на западе. На левом, западном берегу этой реки старинные картографы не без колебаний ставили крошечный значок храма и подпись «Altare Alexandri», то есть «Алтарь Александра».

Само существование подобного объекта перечёркивает привычную версию о том, что походы Македонского никогда не выходили за пределы Балкан и Причерноморья. Концентрируясь на Висле и загадочных алтарях, мы можем проверить, как именно срабатывает «скалигеровский сдвиг», увидеть, где история была вычищена, а где — подделана. Научно-популярный формат позволяет шаг за шагом, наглядно, со ссылками на геологию, картографию и археологию, проследить весь маршрут этой интеллектуальной мистификации. В каждой главе ниже делается ставка на доступное изложение фактов, чтобы даже читатель без специального образования увидел, как легко хронология трещит по швам, стоит лишь вынуть из неё один-единственный камень-маркер. Таким маркером и являются загадочные «Arae Alexandri» — жертвенники, которые в IV в до н. э., или в IX в. н. э., являлись «границей мира».

2. Висла как природный и культурный «шов»

Гидрографическая система Вислы уникальна уже самим масштабом: почти тысяча километров течения от Карпат до Балтики превращают её в естественный «коридор миграций», наблюдаемый с палеолита. На спутниковых снимках видно, что река разрезает Центрально-Европейскую возвышенность и Балтийскую низменность по самому слабому месту, образуя широкую террасу с множеством стариц и болот. В ледниковую эпоху через эту ложбину двигались стада северного оленя и следовавшие за ними охотники, а в постнеолитическое время по той же траектории шли бронзовые, а затем и железные технологии. Учёные-палеоботаники фиксируют контраст почвенной флоры по разным берегам: лиственный запад и степной восток, что косвенно подтверждает вековое различие способов землепользования. Ещё в ранних римских «Itineraria» описывается «Volcos flumen, ultra quod incedunt Sarmatae», то есть «река Волкос, дальше которой начинаются сарматы» — очевиднейшая калька с будущей Вислы. Интересно, что река Волга (ранее Ра), получила свое название также от слова "волк", а древнее название болгар - волгари. Отсюда возникли имена Вольга и Волег - Олег и Ольга соответственно.

Современные геоархеологи отмечают, что русло Вислы за последние полторы тысячи лет несколько раз «перекусывало» собственные меандры, создавая островные участки, что давало повод средневековым картографам рисовать целую сеть рукавов и «дельт» уже в среднем течении. Именно эта плавающая гидрография объясняет, почему на картах XV–XVI вв. Висла выглядит раздвоенной или даже растроенной: река одновременно была дорогой, таможней и линией обороны. Всё вместе обрекало её на роль пограничного символа, который можно вынести в мирные трактаты, выбить на камне или — что нас ныне интересует больше всего — обозначить «алтарём» великого завоевателя.

Фрагмент карты 1598 г. Джованни Ботеро приведен из второго издания редкой карты Европы Джованни Ботеро, которая появилась в издании «Географии». Карта основана на работе Джованни Лоренцо д’Ананьи, который опубликовал очень похожую карту в Венеции в 1582 году.

3. Русь Мары и Русь Яра: два берега одной цивилизации

Альтернативная хронологическая школа, базирующаяся на переосмыслении трудов Скалигера и Барония, вводит, вернее восстанавливает, термин «Русь Мары» для степной, конно-кочевой конфедерации, которую античные авторы именовали Сарматией. По этой версии, ключевым божеством там был женский аспект триединого культа — Мара, властительница зимы, смерти и, одновременно, памяти предков, что перекликается с поздним христианским культом Богородицы. Западнее Вислы распространялась «Русь Яра», ядром которой была «Славия». Духовным стержнем варягов ("верящих в Яра") Славии был светлый, весенний Яр-Яровит, покровитель ремёсел, в том числе архитектуры, а также моряков и торговли.

Немецкие хронисты до XIII в. регулярно использовали словосочетание «Sclavia maritima» — «морская Славия» — применительно к бодричам и лютичам Померании, подчёркивая, что речь идёт именно о морском народе, не о «лесных славянах» Виленского угла. Дихотомия «Яр - Мара» преломлялась и в хозяйственных моделях: раннесредневековые поселения западного берега Вислы копали глубокие ледники-льдовни для хранения рыбы, тогда как станицы восточного берега Вислы держали сезонные курганы-табунники для конских отар. Даже тип металлических украшений расходился: массивные женские фибулы-пластины на востоке и лёгкие проволочные височные кольца на западе. Всё это зафиксировано в каталогах Гданьского археологического музея; экспозицию легко проверить по оцифрованному фонду.

На столь контрастном фоне алтарь Александра, словно воткнутый штифт, показывал место, где два мира встречались лоб в лоб, но вынуждены были заключить договор о ненападении. Именно жертвенник выступал в роли материального «договора», наподобие римских терминалов или скандинавских «тинг-камней».

4. Птолемей — единственный "античный" свидетель

Самый ранний текст, где зафиксирована точка «βωμοὶ Ἀλεξάνδρου», хранится в «Γεωγραφικὴ Ὑφήγησις» Клавдия Птолемея, составленной во II в. н. э. (по факту он жил в XV веке). Уже в рукописной традиции V–IX вв. координаты объекта копировались почти без искажений: 48° «долготы» и 53° 30′ «широты», что по птолемеевской сетке означает район современной северной Польши. Важно, что сам Птолемей, описывая «Εὐρωπαϊκὴ Σαρματία», ставит алтарь именно на западной стороне границы, подчёркивая, что он находится «ἐν πέρατι οἰκουμένης» — «на краю обитаемого мира».

Космография Птолемея, который жил в XV в., была создана под руководством Конрада Свенхейма (который был учеником Гуттенберга) и опубликована после смерти Свенхейма (1477) Арнольдом Букинком

Ни Страбон, ни Плиний, ни Дионисий Периегет подобного объекта не упоминают; именно эта лакуна делает запись особенно ценной: она выглядит не литературным топосом, а зафиксированным геодезистами пунктом. Когда в XV веке в Италию попали греко-арабские копии «Географии», латинские гуманисты — сначала Антонио де Монте, затем Николо Германо — воспроизводили карту Европы, не решаясь вычеркнуть странный «βωμοὶ». Тем самым алтарь переходит на первые печатные листы: Вальдземюллер 1507 года кладёт его на левый берег Вислы, Мюнстер в издании 1540-го подтягивает символ чуть севернее, а Ортелий в знаменитом «Theatrum Orbis Terrarum» 1570-го оставляет как аксиому, хотя напротив даёт современное латинское пояснение «Fingitur Alexander ad haec loca penetrasse». Этот курьёзный комментарий («предполагается, что Александр достигал этих мест») уже показывает: картограф не верит тексту, но изменить текст боится.

5. Ренессансные карты и тайные надписи в защиту новой хронологии

В 2018 году специалист по исторической картографии Чет Ван Дузер под микроскопом исследовал листы «De Situ Orbis» — «римской» карты Помпония Мелы, датируемой условно 43 годом н. э. На полях были обнаружены водяные знаки Briquet 12194 и 12196, однозначно относящиеся к бумажным фабрикам Виченцы (1521) и Реджо-Эмилии (1529). Следовательно, карта, на которой Мела будто бы фиксирует «древнюю» географию, на самом деле была нарисована в первой трети XVI века. Столь поздняя дата автоматически тащит за собой и «Алтари Александра», поскольку меланжевая штриховка морей, которой Мела показал Балтику, встречается лишь в европейских изданиях 1507–1531 годов. В комбинации с данными спектрального анализа пигментов (ультрамарин из афганского лазурита системно поставлялся в Европу только после 1495 г.) получаем железобетонное доказательство: «античные» карты создавались в эпоху Ренессанса; копируя Птолемея, картографы расширяли собственную канву европейской политики. И если жертвенник Александра рисовал Меркатор или Русчелли, логично предположить, что он отражал актуальное для XVI века воспоминание о дипломатическом рубеже, а не «легенду IV века до н. э.». Факт этот ключевой: он доказывает, что сама традиция помнить о пункте на Висле пережила тысячу лет и оставалась настолько весомой, что её нельзя было игнорировать даже при сознательном «перешивании» хронологии.

6. «Schonladia Nuova» Русчелли: картографический атлас-код

Джироламо Русчелли, венецианский гуманист, физик-алхимик и редактор, в 1561 году выпускает первый том «Geografia di Tolomeo» с 27 новыми «moderne tavole». Лист «Schonladia Nuova» — шестой в серии — искусно сплетает птолемеевскую сетку с собственными корректировками Гастальди. По всей параллели 54° N, которая проходит вдоль южной оконечности острова Эланд, видим равномерные насечки — это признак, что картограф сверялся с наблюдениями северогерманских шкиперов. Чуть южнее проводится жирная линия Вислы, которая у Торна раздваивается: восточный рукав подписан «Druentia», западный — «Notec». Между этими рукавами, ровно напротив острова Эланд, нарисован крошечный храм, а рядом курсива — «Altare Alexandri». Русчелли пояснений не даёт, но легенда карты сообщает, что белые плоскости внутри береговой линии «designano locos incognitos vel incultos», то есть «неизведанные или пустынные земли». Заметим парадокс: алтарь ставится в якобы «пустыне», однако сам факт его наличия указывает на цивилизованное вмешательство. Переведя птолемеевские 48° градуса в современную систему через коэффициент 0,75 и обнуление по Канарским островам, исследователи получают 18,1° E; широта остаётся 53° 30′ N. GPS-приёмник в руках отправит нас на левый берег Вислы, в район между современными городами Свеце и Нове. Там и лежит главный наш искомый «треугольник» — участок длиной около сорока километров, где земля устлана следами славянского, тевтонского и, возможно, македонского присутствия.

7. Археология Свеце-Нове-Грудзёндз: «мелочи», складывающиеся в мозаику

Полевая археология в районе Свеце идёт с середины XIX века, но старейшие отчёты Карла Любеке (1867) и Бронислава Залесского (1905) мало кто перечитывал после Второй мировой. На Светлом холме (Święte Góry) обнаружены концентрические кольца каменной укладки диаметром десять, восемнадцать и двадцать шесть метров; внутренний круг состоит из плит серого песчаника, который приходится везти минимум за 40 км с нижнего Поравья. Радиоуглерод из кострищ внутри колец дал даты 870–900 гг. н. э., идеально ложащиеся в «новохронологический» возраст Александра. В поселении Нове в 1974 г. раскопом № III подняли массивный блок песчаника 190 × 110 см, у всех четырёх граней обрубленный, как будто вставлялся в опалубку.

На одной из сторон виден едва заметный рельефный кант и начальные буквы «ALE…» — их проявили растр-диодной фотограмметрией в 2020 году специалисты Познаньского университета. В том же слое найдено несколько равнобедренных железных клиньев, какими, по публикации Мариуша Гемзы, пользуются, когда блоки втапливают в глиняную подушку и потом корректируют по азимуту. Наконец, Грудзёндз: под фундаментами орденского замка обнаружен узкий коридор, в потолке которого заделана базальтовая пробка. Когда её отсканировали магнитометром Geoscan FGM-3, выяснилось, что внутри есть компактный объект с высоким содержанием меди — возможно, бронзовая капсула-пселлиум, характерная для ритуальных закладных грамот. Набор находок разрозненный, но пространственно укладывается точно в 18-й меридиан: для «неслучайного совпадения» многовато совпадений.

8. Легенды и топонимика: народная память об Александровом камне

Фольклорные записи кашубского этнографа Флориана Цейзля (1898) упоминают «Трон Олексы» на прибрежном мысе между Нове и Штумом: «камінь-седенко, обращённый востóком, под которым спит король Олекса и хранит свою жовтую книжку». Локальные староверские предания Грунвальдского леса говорят о «каменной тетради»: «кто разберёт письмена, получит мудрость северного царя». Эти тексты в популярном издании нередко списывали на влияние сказок братьев Гримм, но сравнение лексики показывает архаизм, плохо совместимый с романтизмом XIX века. В гидрониме «Nota» (старое русло Нотеци) просматривается славянское «Натёк» — «поступь воды»; рядом фиксируется урочище «Aleksandrowy Ostrów», впервые отмеченное в поземельном реестре 1483 года. Современный турист вряд ли свяжет эти «мелкие курьёзы», но в сумме они рисуют цепочку устной памяти, перекликающуюся с координатами картографов и археологией валов.

9. Хронология Александра: от 357 г. до н. э. к 857 г. н. э.

Главным механизмом «сдвига» исследователи называют двойное наложение: сначала римско-папская редакция отрезала 1264 года, «перенося» события XII–XIII вв. в античность, затем византийский летоисчислитель наложил ещё 8-летний индиктовый цикл, из-за чего Рождество оказалось в 5500 году «от Адама». Если из классической даты рождения Александра (356 до н. э.) вычесть 1250 лет, то получим 894 г. н. э. — срединную точку между радиоуглеродными датами Свеце. «Сказание о Словене и Русе», зафиксированное в XIV в., называет Александра «царём 4885 лета от Сотворения мира», а это, с учётом старообрядческой эры 5508, как раз 623 г. до н. э.; снова расхождение порядка шести столетий, которое идеально ложится в вилку корректировок разных редакций пасхалии.

Экспедиция Александра к «морю варяжскому» описывается как стремление контролировать янтарные и меховые пути, то есть те же ресурсы, которыми через три века будут питаться ганзейские города. При этом «Сказание» подчёркивает: войска не вступили в бой, а заключили договор, скрепив его «камнем-завещанием». Деталь характерна: дипломатический обмен дарами, где с одной стороны — «златая грамота», с другой — жертвенник, типичен для славянской культуры X века, но никак не эллинистической эпохи.

10. Цена «скалигеровского сдвига» для европейской историографии

Утверждая античный возраст Рима, скалигеровская школа должна была стереть память о реальной метрополии северных славян - Арконе и её союзниках. Для этого все контакты Руси и Александра потребовалось увязать исключительно с Балканами и Причерноморьем, отрезав Балтику и Вислу от «античного» дискурса. Литературы, способной опровергнуть такой монтаж, почти не осталось: крестоносцы уничтожили храмы варягов, а папская курия во время Тридентского собора 1563 года утвердила «Index Librorum», где целые пласты славянских хроник оказались под запретом.

Одновременно в Латеране была утверждена «правильная» пасхалия, закрывшая византийский спор о 5500 и 5508 летах; любая рукопись, где Христос рождался «неправильно», объявлялась ересью. Параллельно Юлий Скаллигер предложил «исправление» хронологии, складывающее эллинистические и средневековые даты в единую линейку. Итогом стало то, что Митридат Евпатор, Нерон, Цезарь и Александр получили «фиктивный античный иммунитет», а их реальные прообразы XII–XIV вв. растворились в дымке «неизвестного Средневековья». Алтарь на Висле — редкий артефакт, который не удалось стереть, потому что стирать пришлось бы Птолемея, а это означало бы разрушить фундамент всей ренессансной картографии.

11. Заключение и перспективы исследований

Сегодня участок 53° 35′ N, 18° 00′ E выглядит тихой сельскохозяйственной зоной, где кукурузные поля прячут под собой слои IX–X вв., ожидающие лазерной LIDAR-съёмки и магнитометрической разведки.

Междисциплинарная команда могла бы за один сезон подтвердить или опровергнуть гипотезу: нужны шурфы на Светлом холме, повторная дендрохронология древесины из Нове и вскрытие загадочной бронзовой капсулы в подвале Грудзёндза. Параллельно следует сканировать все известные экземпляры «Geographia Ptolemaei» на предмет водяных знаков и надписей рунами Рода (протокириллицей) — чтобы окончательно датировать «Александров слой» картографической традиции.

Не менее важна цифровая лингвистика: корпус славянских легенд о «короле Олексе» и «золотой книге» нуждается в семантическом анализе; вполне возможно, в топонимах ещё скрыта прямая отсылка к жертвеннику. Если гипотеза подтвердится, Европе придётся пересмотреть не только датировку Александра, но и саму схему культурного развития континента: граница Сарматии и Европы станет тем, чем она была тысячу лет назад, — живым нервом истории, а не абстрактной линией на бессмысленном древнем атласе.

Алтарь Александра, таким образом, превращается из музейного курьёза в ключ к переписанной памяти: убери его — и всё «эллинское» прошлое рухнет, верни на место — и привычная античность расколется, открывая под собой позднесредневековые пласты. Именно поэтому крошечный храм на старинных картах так отчаянно цепляется за бумагу — он удерживает баланс мира, в котором Русь была не варварской окраиной, а полноправным соседом «вечного» Рима.

В 1570 г. был напечатан первый известный географический атлас мира. Эту работу выполнил фламандский картограф Абрахам Ортелий (1527−1598), основываясь на трудах Оронция Финеуса. Оронций Финеус (1494-1555) — французский математик, астроном и картограф. Первый заведующий кафедрой математики в Коллеж де Франс (1530–1555). Среди наследия Оронция следует отметить составленную им в 1536 году карту мира, ныне хранящуюся в Национальной библиотеке Франции.

Исходя из собственных замечаний Оронция Финеуса, свидетельств печатников и последующих исследований вырисовывается довольно ясная картина: первая сердцевидная карта мира 1531 г. родилась как сознательная альтернатива неудобной для эпохи великих географических открытий циркумполярной проекции. Математически она опирается на модифицированную равноплощадную проекцию Вернера, а источниками послужил впечатляющий микс – от позднеантичных таблиц Птолемея до самых свежих португальских и испанских портуланов. Именно эта гибкая, но эстетичная форма сделала карту Оронция одной из самых популярных и породила целую «школу» cordiform-карт, первой из которых стала «Orbis Imago» Меркатора (1538).

Именно с 1531 г. мир для нас стал современным и привычным, и, благодаря усилиям папской династии Северов-Медичи, канули в Лету многие сведения об античности. Так, римский император Септимий Север - это Папа Лев X (Джованни Медичи), известный своим покровительством искусству и реформами.

Однако древнейший глобус, обнаруженный в с. Слатино, Дупнишко (Болгария), возрастом 5 тыс. до н.э., рисует нам совершенно иную картину. О предполагаемой его астрономической функции впервые было сообщено на конференции Оксфорд IV в Стара-Загора (Tchohadjiev, Koleva, Kolev 1993). Подробный анализ опубликован несколько лет спустя (Колева В., Колев Д., Чохаджиев С., Энеолитическая модель небесной сферы из Западной Болгарии, 2002, в: История и культура Востока Азии. Материалы международной научной конференции, Новосибирск 9 – 13 декабря 2002, Новосибирск, Россия, 210-216). В настоящее время глобус из Слатино находится в Региональном историческом музее имени Йордана Иванова в городе Кюстендил (Болгария).

На этом глобусе земли Евразии подписаны как мир Макажи, а Арктиды-Гиперборея - как Макажин край мира. Следовательно, во времена строительства пирамид 7000 л.н., когда Египет входил в состав Руси Рода, в Евразии господствовал культ Богородицы Макоши, а не Мары-Марии. Далее, в 5514 г. до н.э. на смену культу Рода пришел культ Яра. Ближе всего к этой дате Константинопольская (Девятеричная) 5509 г. до н.э., Десятеричная 5510 г. до н.э. и Одиннадцатиричная 5511 г. до н.э. эры. После "сотворения мира" 5514 г. до н.э. в 5184-4954 гг. до н.э. была основана Аркона - столица Яровой Руси.

Интересно, что берега Северной Америки, долгое время входящей в состав Руси Рода, на карте Tartariae Sive Magni Chami Regni typus (Тартария, или тип великого чамского королевства) Абрахама Ортелия нарисованы несколько иначе, чем на общей карте мира 1570 года, напоминая очертания, изображенные на его карте 1564 года. Эта преемственность выражена еще и в том, что Калифорния изображена как полуостров, а не просто как выступ континента, как на карте мира. Это свидетельствует о том, что у него, как и у Меркатора, были в распоряжении и другие карты Всея Руси, распавшейся в 1191 г. Обратите внимание на необычайно совершенную карту мира Оронция Финеуса 1531 г., списанную с архивных карт из хранилища Всея Руси в Каире.

Что удивительно, карта мира Меркатора 1538 г. и более ранняя и менее известная карта мира Оронция Финеуса 1531 г. более точны, чем карта Меркатора в привычной нам проекции Меркатора 1569 г., а также содержала в себе корректные значения долготы за более двухсот лет до того, как они была установлены при помощи изобретенного Гаррисоном хронометра в 1761 г. В этом заслуга математика Оронция Финеуса (1494–1555).

Одной из возможных карт, которым пользовался Оронций, является карта Яра Рюрика 864 г. из Каира - карта Пири Рейса 1359 г. Она была обнаружена в султанском дворце Топкапы́ доктором Этхемом в 1929 г. Считается составленной в 1513 году османским адмиралом и картографом Пири Рейсом (Хаджи Мухиддин Пири ибн Хаджи Мехмед). Хотя во времена Меркатора еще не была исследована береговая линия Америки, недавно открытой Колумбом (1492), на ней отмечены Анды и точно передана береговая линия обоих континентов.

Чтение более поздних (почти на 500 лет, 1359 год) надписей на карте Пири Рейса говорит о том, что центром картографии был Каир -столица Всея Руси до 1191 г. Во внешнем и во внутреннем кругах полюса можно прочитать слова: миры Макажи - миры Руси Рима, то есть земли Евразии (мира Макажи на глобусе из Слатино), ранее принадлежащие Арктиде (Макажин край мира на глобусе из Слатино), подчинены Риму из Каира. На фрагменте справа внизу можно выявить слова "Мира Мары Маска, то есть "Мир северной Евразии". Евразия считалась Скифией (позднее Тартарией) Мары. Русь Яра со столицей в Арконе до IX в. занимала ограниченную территорию с крупными городами по берегам Атлантического бассейна.

Очевидные анахронизмы, такие как упоминание Vargions, Viruni, Virunum (варягов) среди немецких племен на карте Tabula Europae IIII. 1561. Girolamo Ruscelli, можно рассмотреть на многих картах XVI в. Дело в том, что юг совр. Германии занимали галлы или кельты (с греч. Κέλτοι «галлы»), которые населяли Рунову Русь Яра. То есть практически вся центральная Европа до Австрии и Испании входила в состав Руси Яра - греч. Европы. Население Яровой Руси так и называло себя "яряки" и, после аналогового словообразования (суффикс -ак, -аг по модели бродяга), "в-Яра-ки", далее "в-Яра-ги", далее "въяр-ги", далее "варяги".

Но вернемя в XVI в. Именно французский математик Оронций Финеус в 1531 г. создал сердцевидную проекцию вместо циркумполярной, характерной для карт времен Арктиды-Гипербореи (более 15 тыс. л.н.), выполненных с помощью совершенных методов аэрофотосъемки. Интересен список более ранних карт, которыми пользовался Оронций:

1. Птолемей. Издание Й. Рюшеля (Strassburg 1513) и венецианское редакции Бернардо Сильвио (1522).

2. Johannes Stabius / Johannes Werner. «Cordiformis tabula» (ca 1514) – рукоп. сетка без рисунка берегов; Фине видел копию в Венеции 1520 г.

3. Peter Apian. «Cosmographicus liber» (1524) + «Globi terrestris descriptio» (1529) – двойная сердцевидная сетка.

4. Martin Waldseemüller. «Carta Marina» (1516) и купленная через Николя Коп (ректор Сорбонны) копия «Universalis Cosmographia» 1507.

5. Португальские портуланы круга Каза-да-Индиа: рукоп. карта Лopo Homem (ca 1519) и «Portulano Mediceo-Laurenziano» (1511) – доступны через посла Франции в Лиссабоне Ж. Негри.

6. Испанские карты: глобальная рукоп. «Padron Real» (оттиск 1527), «Padrón de Caboto» (1528).

Единственный автографический текст Оронция выгравирован на трех латинских колонках-легендах на самой карте, а также есть описание в главе «De Tabulis Geographicis Cordiformibus» в IV книге «Protomathesis» (Париж, 1532). Ключевые места:

«…non poterant omnia terrarum littora in circulo polari uno consistere, quin plagis ulterioribus nimia fiat distentio; ideo in cor coris forma compingenda censui…» (…нельзя уместить все побережья в одном полярном круге без чрезмерного растяжения удалённых стран, поэтому избрал форму, сходную с сердцем…)

«Centro ponatur aequatoris medium; paralleli describantur circuli concentrici; meridiani autem sint arcuati, ad centrum vocati, ut ex ipsorum concursu figura cordis nascatur…» (Положим центр в середине экватора; параллели должны быть концентрическими окружностями, а меридианы дугами, сходящимися к этому центру – так родится фигура сердца.)

«Labor non minor fuit coordines longarum navigationum Lusitanorum ad notas Ptolemaei redigere, quippe qui meridianos aliter numeraret…» (Труда не меньше стоило свести координаты долгих португальских плаваний с данными Птолемея, ибо тот вел счёт меридианам иначе.)

«Decem fere mensibus chartam cauo formis ligneis incidere curavi; saepius relegendae tabulae ac recentia nauticae relationes emendandae erant…» (Около десяти месяцев я заботился о вырезке досок для карты; приходилось многократно перепроверять таблицы и вносить исправления по новым навигационным отчётам.)

Оронций описывал трудности, которые возникли перед ним, когда он, опираясь на данные 15000 летней давности, совмещал координатные сетки супердревней давности с картой Птолемея, созданной лишь в XV в. Обратите внимание на карту мира 1536 г. Оронция Финеуса. На ней изображен древний нулевой меридиан, который проходил через город Поло, Аркону и Рим, однако после смещения Артктиды 15000 л.н. сместился на запад. Финеус изобразил Арктиду как в полярной проекции, а остальные материки — в псевдоконической.

Нулевой меридиан проходил по 13-ти градусам вост. долг. по бывшей столице Арктиды Поло и столице Руси Яра Арконе вплоть до XIII века. То есть Оронций Финеус, как и Г. Меркатор, пользовался картой Руси Яра. По политическим соображениям карты Руси Яра они публиковать не могли. На бытовавшем до XIII в. Нулевом меридиане (13 гр.) или вблизи него расположены также столицы Швеции, Германии (ранее Пруссии до 1871 г.), Чехии, королевства Саксония (вошла в состав Германии в 1771 г.), Венеции (с 1866 г. в составе Италии), Италии (ранее Римской империи), Ливии: Копенгаген (12 гр.), Берлин (13 гр.), Прага (14 гр.), Дрезден (13 гр.), Венеция (12 гр.), Рим (12 гр.)., Триполи (13 гр.) соответственно.

Интересен тот факт, что К. Птолемей (1409 - 1496) жил незадолго до Оронция Финеуса (1494–1555). В сочинениях Тацита (1332-1396) и Птолемея Вагрия описывается расположенной к юго-востоку от англов, на территориях ободритов. Опять очевидный анахронизм, когда предки англичан в Дании указаны в трудах XV в.

Итак, Оронций Финеус (Oronce Finé, 1494–1555) изготовил свою первую сердцевидную карту мира (1531 г.; «Nova et integra Universi Orbis Descriptio») на основании неких математических расчетов, проведенных в 1519–1524 гг.

Оронций экспериментировал с полярными проекциями древних карт и выпустил несколько разрозненных листов («Planisphærium polare»; северное полушарие диаметром 22 см, гравёр Nicolas de Launay, хранятся в BnF Rés. Ge.D.10683). Он открыто жаловался на «praepostera dilatatio» — чрезмерное растяжение дальних широт и невозможность показать Южное полушарие целиком. Вот такие трудности были для перевода циркумполярной проекции в проекцию Меркатора.

В 1525 г. в лекциях по «Sphaera mundi» (рукопись Latin 7334, fol. 71v-73r) Оронций говорил студентам, что «tabula circulis circum-polarem» годится лишь для «stellarum loca» (звёзд), но «terrestrium locorum situs pulchrius exprimitur lineis cordi simili». То есть замысел сердцевидной сетки возник задолго до публикации.

К началу 1530-х становится ясно, что нужны новые очертания мира: появились отчёты о кругосветке Магеллана (1522), «Relacion sumaria» Ф. Карвахаля (1526), письма С. Кабота и др. Полярная проекция не позволяла корректно соединить новооткрытые земли Южной Америки, Океании и воображаемый «Terra Australis».

Опишем математику сердевидной проекции Оронция (по Protomathesis, lib. IV, cap. 6). Оронций прямо говорил, что взял за основу «descriptio Verneriana», но «mutata latitudine recta 45 gradus» – т.е. равноплощадная проекция Вернера (частный случай проекции Bonne) с истинным стандартным параллелем φ₁ = 45°.

Практическая («чертежующая») инструкция Фине:

1. Построить вертикальный меридиан A B = 2 R (от 90° N до 90° S).

2. Из точки O, середины A B, через каждые 10° откладываются параллели как окружности радиусов r = R · cot (φ/2 + 45°).

3. Долготы по экватору откладываются равномерно (1° = 2 π R / 360).

4. Меридианы λ — дуги окружностей, проходящих через полюса и точку (φ= 0, λ).

5. В пределах |λ| > 90° линии ломаются, образуя «выемку» сердца.

Современная аналитическая запись для Вернеровой формы:

x = 2 R · sin(λ / 2) · cos φ / (1 + sin φ) y = R · (φ ₁ – φ) + (φ – φ ₁) · tan (φ / 2 + π/4)

при φ₁ = π/4 формулы сводятся к классическому виду cordiform-Werner; именно ими, согласно рукописи Paris, BnF, Lat. 10246 fol. 18, пользовались гравёры Ж. Гуай и О. Тавернье.

Основные трудности, с которым столкнулся Оронций:

1. Несовпадение долгот нулеовго меридиана (0° у Птолемея = Канарские о-ва, а у мореплавателей – о. Феро).

2. «Fluxa relatio» — плавающие оценки протяжённости Тихого океана (явственно видно на карте: между Новый Светом и Азией всего ~100° долг.).

3. Нехватка данных южнее 40° S – пришлось рисовать гипотетическую «Terra Australis» по аналогии с античной идеей «antichthones».

4. Постоянные изменения береговой линии Нового Света (известные к 1530 Bahia de Todos os Santos, La Plata, Tierra del Fuego).

5. Техническая сторона: большие (54 × 34 см) вишнёвые доски для ксилографии коробились; пришлось делать двойную припрессовку. Об этом пишет печатник Клод де Гарем (письмо к Г. Будэ, 12 марта 1531, BnF Fr. 16510, f. 42).

Сводка: этапы создания карты Оронция (1530-1531):

1. Собрал материалы (дело «Papers de Navigations», март–май 1530).

2. Составил черновую сетку сердца (беловая рукопись «Mappae Mundi delineatio», ныне BAV Barb. lat. 4485).

3. Нанёс береговые линии, сверяясь с портуланами (июль 1530 – янв. 1531).

4. Передал рисунок гравёрам.

5. Первые оттиски на верже-бумаге с водяным знаком «Plume sur Mont» – май 1531.

6. Тираж (ок. 400 экз.) выпущен в июне с предисловием «ad Franciscum Regem».

Герард Меркатор (1512–1594) познакомился с работой Оронция во время учёбы в Лувенском коллеже (карту привёз преподаватель Рейнериус Астрономус ок. 1534 г.). Он восхищался, что «figura cordis superat in elegantia omnes» (письмо к Иоанну Деде, 1537). В 1538 г. Меркатор опубликовал собственную «Orbis Imago», где была практически та же координатная сетка. Изменения касались только линии Южной Америки и ширины Тихого океана.

Однако автором сердевидной проекции был Пётр Апиан (Petrus Apianus, 1495–1552). Он трижды публиковал карту мира в виде «двойного сердца» (двух полукарт).

Главные издания:

• Cosmographicus liber (Landshut, апрель 1524; формат 4º). • Cosmographicus liber, 2-е, исправленное (Landshut, ноябрь 1524; далее ≈ 35 переработанных тиражей до 1609). • Globi terrestris descriptio ac usus (Ingolstadt, 1529; формат 8º).

Размер его гравюры Cosmographicus 1524 составлял ≈ 150 × 275 мм (самое раннее отпечатанное клише хранится в BnF, Rés. GE EE-1495). Надпись у правого края гласит: “Typus Orbis Universalis Iuxta geographorum traditiones et recentium navigationum observationes”.

Карты Петера Апиана (Petrus Apianus) сохранились, хотя многие из них являются редкими. Вот его ключевые работы:

1) «Tipus Orbis Universalis» (1520)

Одна из первых печатных карт, где используется название «Америка». Основана на карте Мартина Вальдземюллера (1507), но с добавлением пролива между Атлантикой и Тихим океаном (предвосхитил открытие Магелланова пролива).

Известны единичные экземпляры. Один из них продан на аукционе Daniel Crouch Rare Books (Лондон). Другой хранится в Библиотеке Конгресса США как часть коллекции редких карт.

2) Кордиформная (сердцевидная) карта мира (1544)

Сердцевидная проекция, показывающая Северную Америку как узкий перешеек («Baccalearum» — от лат. «треска»). Южный континент отделен Магеллановым проливом.

Сохранилось несколько экземпляров в музеях:

• Музей истории науки (Оксфорд).

• Национальная библиотека Франции (Париж).

Карта переиздавалась в 1553 и 1574 гг. с изменениями (например, добавлены названия «Англия» и «Шотландия»).

3) Карты в «Cosmographicus Liber» (1524)

Приведены в учебнике космографии, вместе со схемами лунных фаз и звездными картами.

Экземпляры хранятся в:

• Британской библиотеке (Лондон).

• Баварской государственной библиотеке (Мюнхен).

4) «Astronomicum Caesareum» (1540)

Астрономический атлас с вращающимися бумажными дисками (волювеллами) для расчетов положения планет.

Сохранилось около 30 экземпляров, включая:

• Бодлианская библиотека (Оксфорд).

• Музей Гетти (Лос-Анджелес).

Аукционная цена достигает $1 млн.

5). Карта Европы (1534)

Считается утраченной, но упоминается в каталогах XVI века. Некоторые фрагменты, возможно, включены в более поздние издания Птолемея.

Карты Апиана периодически экспонируются в Музее Виктории и Альберта (Лондон) и Музее истории карт (Ла-Хойя, США).

У Петера Апиана есть также очевидные анахронизмы, например упоминание ахейцев в Греции в 1524 г. в издании на стр. 58 Cosmographicus liber Petri Apiani mathematici studiose collectus. Поясним, в разделе, посвящённом исторической географии Европы, Апиан описывает регионы Греции, опираясь на "античные" источники (Геродота, Страбона).

Achaio (лат. Achaei) — латинизированная форма греческого Ἀχαιοί (ахейцы), одного из главных племён в «Илиаде» Гомера. В тексте Апиан связывает этот термин с Пелопоннесом, где ахейцы доминировали в микенскую эпоху (XVI–XI вв. до н.э.).

Апиан, как гуманист, воспроизводил названия из трудов Птолемея и Плиния Старшего, где ахейцы упоминались как жители Ахайи (римская провинция), которая действительно была римской провинции времен правления династии Северов-Медичи. Поэтому в античной-средневековой Европе термины «Achaei» и «Graeci» часто смешивались. Апиан, следуя традиции, использовал «Achaio» для обозначения древних греков вообще. Приведем его цитату из «Cosmographicus liber». На стр. 58 издания 1524 года (оригинал на латыни):

«Achaio, quos Homerus heroas vocat, Peloponnesi incoluerunt…»(«Ахейцы, которых Гомер называет героями, населяли Пелопоннес…»)

Заметим, историки отмечают, что Апиан не разделял хронологические слои: он смешивал реалии античной Греции, Рима и современной ему Османской империи. Например, на его картах Византия обозначена как «Constantinopolis», а Спарта — как «Lacedaemon» без учёта временного контекста.

Всем привет!

Я немного передохнула, и теперь готова продолжить свою подборку, поэтому в ближайшее время прежде, чем я окончательно перейду к истории нашей эры, будет некоторое количество обещанных дополнительных постов. И первым делом я хочу поведать о потрясающей пенталогии, возвращающей нас к событиям, происходившим в Средиземноморье в IV-м веке до н.э., через 13-18 лет после смерти Александра Македонского. Отчасти об этом говорилось в третьей книге М. Рено об Александре, но в данном случае в фокусе оказались относительно простые люди и остров Родос.

Родос – четвертый по величине остров Греции. Заселен он был ещё в неолите и успел повидать и цивилизации минойцев и микенцев, и дорийцев, которые захватили и Родос, и Кос, и ещё часть островных и материковых территорий в том регионе. После этого, кстати, там образовались шесть самостоятельных полисов-государств (в VIII-м веке до н.э. они объединились в Шестиградье в качестве противовеса Ионийскому союзу). В 478-м году до н.э. Родос не смог выстоять в борьбе с Ахеменидской державой и был занят персами, потом освобожден, а после снова попал к персам, и, наконец, был освобожден повторно в ходе похода Александра Македонского.

А после его смерти родосцы выпинали македонский гарнизон, вероятно, чтобы быть подальше от македонских разборок и дележек власти, и остров оказался вроде как предоставлен сам себе, а на деле прямо посреди борьбы, которую развернули военачальники великого македонского царя и полководца (Война Диадохов, 322-281 до н.э.), в частности Антигон Одноглазый (384-301 до н. э.) и Птолемей I Сотер (367-282 до н.э.). Причем симпатии жителей Родоса были, судя по всему, в основном на стороне второго, и Родос с Египтом связывали достаточно тесные и взаимовыгодные связи. Однако официально родосцы декларировали нейтралитет и даже отправили Антигону 10 своих кораблей для борьбы с Кассандром и его союзниками.

Кассандр (ок. 355-297 до н.э.), кстати, известен тем, что знатно мутил воду на македонских и греческих территориях, в частности, он склонил на свою сторону Эвридику, жену Филиппа III Арридея (брата и наследника Александра Македонского, который был македонским царем в 327-317-м годах до н.э.), сына Филиппа II. Самого Филиппа Арридея считали слабоумным и не особо с ним считались. Считаться приходилось с его женой, которая и рада стараться, чтоб избавиться от другого наследника – сына Александра III (тоже Александра) и Роксаны.

Так царская супружеская пара при подначивании и поддержке Кассандра оказалась вовлечена в борьбу с царицей Олимпиадой, вдовой Филиппа II (и по совместительству матерью Александра Македонского), и закончилось всё тем, что Олимпиада захватила соперников в плен и в 317-м году до н.э. приказала убить Филиппа Арридея, а его жену принудила к самоубийству. Эвридика при этом будто бы пожелала сопернице всего того же и по тем же местам.

Пожелание, кстати, сбылось довольно скоро: уже в 316-м году Кассандр сам захватил в плен Олимпиаду, а вместе с ней и Роксану с маленьким сыном. И вот с Олимпиадой ему церемониться никак не хотелось, но приходилось. Всё-таки мать великого человека. Так что он устроил показательный суд над бывшей царицей за устроенные ею расправы, и после всех потуг Кассандра…Олимпиаду камнями насмерть забросали родичи тех, с кем она расправилась) Карма однако. Роксану с Александром IV-м, формально последним македонским царем из династии Аргеадов, Кассандр продержал в плену несколько лет, прежде чем всё-таки решился избавиться от них с учётом неблагоприятной для него политической обстановки. Произошло это предположительно в 310/309-м году до н.э., хотя есть мнение, что это могло случиться и позже. Так в Египте чеканили монеты с именем Александра IV вплоть до объявлении Птолемея фараоном, то есть до 305/304 года до н. э.

Объяснения этому нашли два: либо мальчик до того момента был жив, либо гибель Александра скрывали на протяжении нескольких лет. Когда же этот факт был окончательно признан, диадохи стали повсеместно объявлять себя царями. Кассандр, кстати, женился на единокровной сестре Александра Македонского Фессалонике, и, в конце концов, заключил союз с Селевком, Птолемеем и Лисимахом против Антигона. В общем сделал всё, что смог, чтобы стать новым македонским царем. И ему это удалось. Правда, династия его долго не просуществовала, и в 285-м году новым македонским царем стал Лисимах. Тоже, конечно, ненадолго, но это совсем уже иная история. Антигон же в 301-м году до н.э. потерпел поражение и погиб в битве при Ипсе. Но перед этим успел много кого зае…заколебать. Например, всё тех же родосцев, оказавшихся в самом центре всех этих заварушек.

Так вот когда они отказались выступить на стороне Антигона, недовольный правитель, крайне незаинтересованный в наличии у Птолемея таких сочувствующих, отправил на Родос с нехилыми силами своего сына Деметрия, который притащил с собой не только огромное количество людей и кораблей, но и осадные машины, сделанные по самым свежим на тот момент технологиям. Родосцы, однако, тоже были не лыком шиты, и, едва поняли, что переговоры Антигона уже не интересуют – он просто хочет захватить остров, решили, что будут сопротивляться до последнего, и сделали всё возможное и невозможное, чтобы выстоять. В итоге осада растянулась на целый год, с 305 по 304-й годы до н.э. При всех своих возможностях Деметрий так и не смог сломить сопротивление родосцев, тем более что им Птолемей и его союзники слали помощь, а вот Деметрию отец ничего и никого так и не прислал.

В итоге окончательно утомленный и отчаявшийся Деметрий заключил с родосцами мирное соглашение при посредничестве этолийцев, согласно которому Родос сохранял свободу и независимость, но в обмен должен был выполнить ряд условий, в частности при необходимости выступить союзником Антигона против любого противника, кроме Птолемея. Неплохой итог с учётом того, чем всё это грозило вначале. Вдобавок Деметрий оставил родосцам одну из своих гигантских осадных башен как символ его грандиозных работ и памятник мужеству родосцев. По другой версии орудия просто были там оставлены, т.к. тащить их с собой за море задачка была та ещё. Родосцы же все эти чудеса инженерной мысли продали, а на вырученные деньги возвели статую в честь своего бога-покровителя Гелиоса – то был знаменитый Колосс Родосский, который простоял у входа в гавань 66 лет, с 292 по 226-й годы до н.э. И то были годы настоящего процветания для Родоса, лежавшего на пересечении торговых путей и богатевшего, благодаря морской торговле. На кораблях родосцы экспортировали собственную продукцию во все страны Средиземноморья, вплоть до Карфагена на западе и Сирии на Востоке.

Так что рано или поздно должен был отыскаться кто-то, кто непременно напишет о Родосе и его знаменитых торговцах. И такое произведение действительно есть:

«Эллинские торговцы» («Соклей и Менедем») Г. Тёртлдава

Время действия: IV век до н.э., ок. 310-304 гг. до н.э.

Место действия: Родос, Македония и владения Диадохов (территории современных Греции, Кипра, Турции, Египта и Иудеи), Великая Греция и некоторые другие города-государства на территории современной Италии.

Интересное из истории создания:

Гарри Норман Тёртлдав (р. 1949), писавший также под псевдонимами Г.Н. Тертлтауб, Эрик Г. Иверсон и Дэн Черненко, родился в семье румынских евреев в Лос-Анджелесе и, повзрослев, поначалу учился на инженера-электрика в Калифорнийском технологическом институте, однако не доучился и вместо этого поступил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, который успешно окончил в 1977-м, став профессиональным историком со специальностью «древняя история», да ещё защитил потом диссертацию по истории Византии. В 1979-м году он решился и опубликовал свой первый роман-дилогию в жанре фэнтези («Были кровью» и «Были ночью») под псевдонимом Эрик Г. Иверсон, потому что издатель что-то засомневался в реакции читателей на автора под фамилией «Горлица» (собственно Turtledove).

После этого был перерыв на 5-6 лет, а потом Тертлдав сменил направление и издал на этот раз фантастический роман под названием «Тупик», про прибытие инопланетян, причем под настоящим именем. Потом он начал писать в жанре альтернативной истории и иногда писал историческое фэнтези. И так оно продолжалось, пока вдруг в 1998-м писатель не созрел для первого своего исторического романа – «Юстиниан».

Сложно сказать, как он оценил этот свой опыт, но в 2001-м году под псевдонимом H. N. Turteltaub он опубликовал роман «Over the Wine Dark Sea», первый в цикле «Эллинские торговцы» (название романа можно перевести как «Через винно-тёмное море» или «По винно-тёмному морю», это отсылка к Гомеру, хотя на русский это почему-то перевели под названием «По воле Посейдона. Морские приключения в Древнем мире», а сам цикл можно найти под названием «Соклей и Менедем»). Жанр обозначается иногда как «историческое фэнтези», хотя лично я там ничего фэнтезийного пока не обнаружила. Маловероятное – может быть, но не фэнтезийное.

Более того, прочитанные мной романы из этого цикла отличаются довольно высокой степенью историчности (об этом, кстати, пишут и в англоязычной вики), и чувствуется, что автор профессиональный историк, а не какой-нибудь профан (и не затирает мне про то, что из Малой Азии, когда туда переселились ионийцы с эолийцами, вдруг исчезли все карийцы, лидийцы и прочие народы, как некоторые). Тем более что при написании он пользовался трудами как древних, так и современных историков. Например, в примечании к первой части он ссылался на труды Ливия и Диодора Сицилийского. Более того, автор отметил, что все переводы с греческого выполнил сам.

Серия состоит из пяти частей: «По винно-тёмному морю» (2001), «Череп Грифона» (2002), «Священная земля» (2003), «Сова в Афинах» (2004) и «Саламин» (2020).

О чём:

История начинается в конце зимы или ранней весной 310-го года до н.э. На Родосе активно обсуждают слухи о том, что Кассандр убил Роксану и её сына от Александра Македонского, гадая, какие это возымеет последствия, и не возникнут ли серьёзные проблемы у местных жителей из-за военного столкновения между Антигоном и Птолемеем. Вести, конечно, тревожные, но работа есть работа, и едва начался сезон, как двоюродные братья Менедем, сын Филодема, и Соклей, сын Лисистрата (младшего брата Филодема) стали готовиться к длительному морскому путешествию, чтобы выгодно продать как местные товары (например, духи из родосских роз), так и те, что удастся раздобыть по пути. Вдобавок к этому благодаря случайному стечению обстоятельств и собственному любопытству, а потом ещё и азарту молодые люди заметили и купили на горячую голову нескольких павлинов. Когда пыл угас, обоих стала посещать мысль, что это было не самое удачное приобретение, и что отцы могут не оценить их амбициозный план по продаже диковинных птиц в Великой Греции.

Как бы то ни было, боржоми пить уже было поздно, и под вздохи своих родителей парни через несколько дней отчалили от родосской пристани, ещё не догадываясь, в какие передряги им предстоит попасть, и чем это обернется. А попадали они в них с поразительной регулярностью, причем в одних случаях из-за случайного стечения обстоятельств, а в других либо из-за безрассудных выходок Менедема (который ещё вдобавок был капитаном судна), либо из-за чудачеств Соклея. Короче, такие разные, но они друг друга стоили. И, если в первой книге всё внимание оттянул на себя именно Менедем и павлины, то во второй хочешь-не хочешь начинаешь внимательнее присматриваться к Соклею, который с видом котика из Шрека уболтал двоюродного брата купить… «череп грифона». Точнее они думали, что это именно череп грифона. На деле эта штука должна была выглядеть как-то так:

Отрывок:

Читая о том, как Соклей восторгался окаменевшим черепом, я не удержалась и решила, что непременно должна это процитировать:

«…Соклей был чрезвычайно собой доволен. Он заставил торговца шерстью заплатить двадцать две драхмы за кувшин пурпурной краски и продал ему целых шесть таких кувшинов. Все вырученное сверх восемнадцати драхм было прибылью, поэтому он отлично справился. Теперь, когда покупатель отправился домой, чтобы принести серебро — одну мину и тридцать две драхмы, как доложила та часть сознания тойкарха, что ведала вычислениями, — Соклей хотел улучить миг, чтобы слегка расслабиться и погордиться собой. Хотеть-то он хотел, однако ему это не удалось. Менедем с другого конца агоры вдруг начал ему махать, свистеть и вообще вести себя как дурак.

— Эйя, Соклей! — позвал он. — Иди сюда!

— В чем дело? — закричал Соклей в ответ.

Он сомневался, что на рынке Кавна есть что-то, из-за чего стоит так волноваться. Двоюродный брат, однако, был явно с ним не согласен.

— Иди сюда! — повторил он. — Ты должен на это взглянуть!

— Взглянуть на что? — раздраженно спросил Соклей.

Менедем не ответил. Он просто снова окликнул брата и помахал ему. Бормоча что-то себе под нос, Соклей пошел взглянуть, что же, кроме хорошенькой девушки, могло привести его спутника в такое возбуждение.

Когда Соклей подошел к хлипкому навесу, у которого стоял Менедем, тот с драматическим видом указал на что-то и заявил:

— Вот!

Соклей внимательно уставился на незнакомый предмет. Пристальное разглядывание ничего ему не сказало, поэтому он задал неизбежный вопрос:

— Что это за штука?

— Череп грифона, — одновременно, словно были участниками хора в трагедии Еврипида, ответили Менедем и местный торговец.

— Череп грифона? — повторил Соклей, будто не в силах поверить своим ушам.

Вообще-то так оно и было.

— Но… я всегда думал… все всегда думали… что грифонов не существует. Геродот поместил их на краю земли вместе с одноглазыми аримаспами и другими диковинками.

— Этот череп и попал сюда с края земли, — ответил Менедем и пересказал Соклею все, что поведал ему житель Кавна. Прежде чем Соклей успел ответить, его двоюродный брат добавил: — И если это не череп грифона, мой дорогой, то мне бы очень хотелось услышать от тебя — что же это такое.

— Я… не знаю.

Соклей присел на корточки рядом с невероятным черепом — это был определенно череп какого-то дикого зверя, уж грифона или нет, — чтобы посмотреть поближе.

Спустя мгновение Менедем тоже присел рядом.

— Интересно, что это такое ты откопал? — спросил Соклей брата.

— Я уже сказал тебе, — ответил Менедем. — Не понимаю, почему ты мне не веришь.

— Неужели тебя это удивляет? — воскликнул Соклей.

Менедем только пожал плечами.

Ну а сам череп, разумеется, ничего не сказал. Он просто лежал себе на грязной земле посреди агоры Кавна и смотрел на Соклея огромными пустыми глазницами. Он имел впечатляющие размеры: где-то около двух локтей в длину и порядка полутора в ширину в самой широкой своей части; ближе к крючковатому клюву, очень похожему на клюв орла, череп сужался. Соклей почувствовал, как в душе его нарастает изумленное благоговение: у грифонов, как считалось, должен был быть именно такой клюв.

В отличие от орлов, однако, в этом клюве имелись зубы.

Соклей наклонил череп, чтобы получше его рассмотреть. Он ожидал увидеть клыки, перед которыми побледнели бы даже львиные, но зубы оказались плоскими, прямоугольными, похожими на коровьи или козьи.

— Ну разве это не любопытно? — пробормотал Соклей. — Что бы ни рассказывали о грифонах, они, похоже, щипали траву, а вовсе не были страшными хищниками.

— Почему ты так думаешь? — спросил Менедем.

— Зубы, — ответил Соклей и объяснил, что навело его на такую мысль.

Менедем в раздумье поджал губы, потом кивнул.

— Ты умный парень, — сказал торговец из Кавна. — Мне такое никогда не приходило в голову.

— Умный, вот как? — Соклей покачал головой. — Вряд ли, я ведь даже представить себе не мог… такого!

Он положил руку на вытянутую, заканчивающуюся клювом морду. И снова удивился: на ощупь череп оказался более прохладным, тяжелым и твердым, чем это можно было ожидать от старой кости.

— Я как будто чувствую под пальцами камень, — сказал Соклей и посмотрел на Менедема. — Ты не думаешь, что какой-нибудь скульптор…

— Нет, — перебил его двоюродный брат. — Подобное невозможно, почтеннейший, ты знаешь это не хуже меня. Кто мог бы даже вообразить такую вещь, не говоря уж о том, чтобы вырезать ее? Эти зубы — настоящие зубы. Да человек надорвал бы себе сердце и ослеп, пытаясь их изваять. А сломанный рог, который торчит из основания черепа? Не глупи.

Соклей вздохнул.

Ему хотелось сказать Менедему, что тот ошибается, но он не мог.

— Боюсь, ты меня победил.

Соклей выпрямился, подобрал череп — похоже, тот весил почти треть таланта — и стал вертеть его и так и сяк, гадая, нет ли какой подсказки внутри. При пристальном исследовании он обнаружил, что зубы были не так похожи на коровьи, как ему показалось сначала. Но Соклей все же не мог вообразить, каким образом грифон с их помощью пожирает мясо.

Менедем указал на красноватую грязь, прилипшую к основанию черепа.

— Вот, видишь? Череп вовсе не вырезан из камня. Он долгое время пролежал в земле.

— Что ж, может быть. — Соклей попытался соскрести пальцем грязь.

Но грязь не хотела соскабливаться. Он даже сломал ноготь указательного пальца и был вынужден обкусать остаток ногтя, чтобы как-то его подровнять.

— Это не грязь. Это камень, — заявил Соклей и снова попытался поскоблить череп, на этот раз более осторожно, указательным пальцем другой руки.

Немножко красного отошло, но совсем немного.

— Мягкий камень-песчаник, но тем не менее камень, вне всякого сомнения.

Менедем протянул руку, поскоблил сам и кивнул.

— Ты прав. Сколько же времени череп должен был пролежать под землей, чтобы в него вросли кусочки камня?

— Даже не буду гадать, — ответил Соклей. — У Геродота сказано, якобы египтяне утверждают, что их цари и жрецы вернутся через триста сорок одно поколение, что составляет более одиннадцати тысяч лет. В любом случае, это уйма времени.

— Вероятно. — Менедем тихо присвистнул. — Больше одиннадцати тысяч лет? Это очень много. Со времен Троянской войны не прошло ведь еще и одной тысячи лет, так? Уж ты-то знаешь такие подробности.

Прежде чем Соклей успел подтвердить, что со времен Троянской войны и вправду не прошло даже девятисот лет, не то что тысячи, местный торговец поинтересовался:

— Так сколько вы заплатите мне за череп грифона?

Соклей хотел было спросить, а сколько он за него хочет, но Менедем со смехом ответил:

— О мой дорогой, на старые кости интересно взглянуть, но я не думаю, что мы захотим их купить. На что, во имя богов, эта штука сгодится? Разве что послужит самым диковинным украшением андрона? А вот львиные шкуры, которые ты продаешь, и еще шкура… тигра, ты так называешь этого зверя?., вот об их покупке с тобой интересно было бы потолковать.

— Менедем, — сказал Соклей.

Но двоюродный брат не обратил на него внимания. Прямо на глазах Менедем превратился в торгаша. Исследовав шкуры критическим взглядом, он огорченно поцокал языком.

— Я бы заплатил больше, если бы здесь не было кое-как залатанной дыры. Сюда ткнули копьем, я полагаю?

— Менедем! — снова окликнул его Соклей, на этот раз погромче.

Он решил, что в следующий раз выкрикнет имя двоюродного брата во все горло. Но, к его удивлению, Менедем соизволил обратить на него внимание.

— Да? В чем дело, почтеннейший? Тебе что-то нужно? — Менедем был воплощением чуть рассеянного добродушия.

Соклей взял его за руку.

— Отойди на минутку в сторону, будь так добр.

Он отвел брата туда, откуда местный торговец не смог бы их услышать, и только тогда тихонько сказал:

— Мне нужен этот череп…»

И я пыталась удержаться, но не смогла, а потому процитирую также отрывок из третьей книги:

«…Поликл, сын Аполлония, тоже переписывал книги на продажу, но его лавка оказалась закрыта. Сосед-плотник оторвал взгляд от стула, к которому приделывал ножку.

— Ты найдешь его в таверне вниз по улице, — сказал он.

— О, — замялся Соклей. — А он сможет говорить о делах?

— Тут не угадаешь, — ответил плотник и взял маленький напильник.

В таверне воняло прокисшим вином и жиром, в котором владелец жарил закуски, купленные посетителями где-нибудь в другом месте. Перед Поликлом стояла глубокая как море кружка. Взгляд писца — бледного человека с сухой левой рукой, по всей видимости не годившегося для более тяжелой работы, был таким мутным, что Соклей понял: он уже не раз осушил её.

— Радуйся, — сказал Соклей.

— Радуйся и ты, — Поликл еле ворочал языком, Соклей с трудом понимал его. Писец поморгал: — Я тебя где-то раньше видел, да? — он отхлебнул из своей огромной кружки.

— Да, — ответил Соклей, ни на что особо не надеясь, и назвал свое имя.

Поликл наклонил голову и едва не навалился на стол. Вновь обретя равновесие, он сказал:

— А, да, я тебя знаю. Ты тот торговец, один из тех торговцев. Чё надо?

— Книги, — ответил Соклей. — Самые интересные книги из "Илиады" и "Одиссеи". Если они у тебя есть, я куплю.

— Книги? — Поликл будто впервые слышал это слово. Потом опять медленно склонил голову. На этот раз ему удалось усидеть прямо.

— А, да, — снова сказал он, — я их помню.

— Отлично. Мои поздравления, — удивительно, как он в таком состоянии хоть что-то помнил. — Так они у тебя есть?

— Есть что?

— Лучше поговори, когда он протрезвеет, приятель, — сказал хозяин таверны.

— А такое бывает? — поинтересовался Соклей. Хозяин лишь пожал плечами в ответ. Соклей снова взялся за Поликла:

— Пойдем. Давай сходим к тебе домой, если у тебя есть книги, которые мне нужны, я дам за них деньги.

— Деньги? — снова удивился Поликл.

— Деньги, — повторил Соклей и пояснил, будто говорил с идиотом: — Ты сможешь купить на них ещё вина, — и тут же устыдился того, что подстрекает писца к саморазрушению.

Как бы там ни было, это сработало. Поликл осушил кружку и мотнулся к нему:

— П'шли…П'шли д'мой. Я не… не знаю… что у меня есть. П'смотрим.

Он попытался пройти сквозь стену. Соклей перехватил его и повернул в нужном направлении, не дав расквасить нос о кирпичи.

— Пошли, друг. Сейчас дойдём потихоньку, — сказал Соклей, сам толком не веря своим словам.

Вести Поликла вниз по улице было все равно что вести парусное судно по бурному морю при переменчивом ветре. Переписчик шатался и спотыкался, и в итоге навернулся в фонтан.

Может позволить ему слегка промокнуть? — подумал Соклей, подхватывая его снова, — это может его слегка протрезвить. И отрицательно покачал головой. В фонтане Поликл просто может захлебнуться.

Сосед-плотник снова взглянул на них поверх стула:

— Ого, а я и не думал, что ты сумеешь вытащить его из таверны.

— Честно говоря, я тоже, — Соклей не испытывал гордости по этому поводу. — Теперь посмотрим, стоила ли овчинка выделки.

Когда они оказались внутри, Поликл покопался в свитках папируса и сунул один Соклею:

— Вот. То, что тебе нужно?

Соклей развязал верёвку, развернул свиток и горестно вздохнул. Он повернул свиток так, чтобы Поликл видел его. Он был пуст.

— З'раза, — пробормотал писец. — С'час найду др'гой… Вот!

Без особой надежды Соклей взял и развернул новый свиток. Не Гомер, это точно. Это оказалась какая-то поэма неизвестного автора, даже с первых строк такая непристойная, что и Аристофана вогнала бы в краску.

Соклей хотел было вернуть её писцу, но передумал. "Будь я скучающим солдатом-эллином в Финикии, хотел бы я это прочесть?"— задал он себе вопрос и кивнул. Несомненно. На самом деле, он и сам прочел ещё несколько строк — конечно, только чтобы убедиться, что дальше продолжается в том же духе. Поэма не подвела.

— Беру, — сказал он. — Что ещё у тебя есть?

— Н'знаю, — ответил Поликл, будто понятия не имел, чем занимался в последнее время. А может так и было.

— Вот. Эт' новая, — протянул он Соклею ещё один свиток.

Соклей начал читать: это оказался кусок трактата Ксенофонта об искусстве верховой езды. Подобное солдат может счесть интересным, или хотя бы полезным. Начиналось всё хорошо — аккуратным и четким почерком как у Главка, но уже вскоре качество начало падать. Соклей с грустью подумал, что Поликл переписывал, будучи нетрезвым. Почерк превращался в неразборчивые каракули — строчки ползли вкривь и вкось, появились грамматические ошибки. Ошибки, за которые мальчика, только встающего на путь грамоты, просто бы выпороли. Какие-то слова зачёркнуты и только часть пятен — от чернил. А уже посреди свитка слова попросту иссякли.

— Хорошая, но она не годится, — сказал он.

— Эт' п'чему же? — вопросил Поликл. Соклей показал ему дефекты. Писец отмахнулся:

— Кому какая разница?

— Тому, кто её купит у меня? — сухо предположил Соклей.

— И что? К'гда он это увидит, ты будешь уже далеко. Да-ле-коооо, — повторил он, замахав руками, как крыльями, и хрипло расхохотался.

— Прости, но нет. Я не вор, — сказал Соклей…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле, подбирая книгу, я прочитала ошибочную информацию и предполагала, что события будут развиваться в чуть более позднее время, и вдобавок сразу начала читать третью книгу. Уже по первой главе стало понятно, что меня слегка нае…ввели в заблуждение, и дело никак не могло быть позже 301-го года до н.э., т.е. речь шла всё так о IV-м веке до н.э. И я бы наверняка с разочарованием бросила бы саму идею написать заметку об этом цикле, если б не то, что я успела прочитать. А уж когда я потом ознакомилась и с первыми двумя книгами, сомнения пропали окончательно: книги отличные и захватывающие. Во всяком случае, по моему мнению.

Не знаю, как часто в фокусе подобных произведений оказываются торговцы, но для меня это, пожалуй, едва ли не первая подобная книга. То есть я сейчас вот сразу без особого напряга вспомнила, что, например, в «Гибели великого города», романе о Мохенджо-Даро, один из главных героев был торговцем, но на самой его торговой деятельности акцент не делался. А вот Тёртлдаву удалось превратить историю о буднях торговцев в увлекательнейшую приключенческую эпопею. Причем почти что в прямом смысле слова: действие книг происходит в период, когда буквально каждый год происходило что-то поистине исторически важное, а последняя книга, возможно, и вовсе повествует об осаде Родоса. Кстати, я без особого труда определила год, в котором происходили события первой книги, потому что там упоминалось несколько событий-маркеров, в том числе солнечное затмение, произошедшее в августа 310-го года до н.э. Хотела рассказать и про другие, но подумала, что самым подкованным могу испортить интригу.

Так что то, в какие передряги попадают Менедем и Соклей, тесно связано с историческим контекстом, с актуальной обстановкой в Средиземноморском регионе того периода, в том числе с повышенной активностью пиратов. Но даже и без этого лично мне было занятно наблюдать за тем, как, где и какими способами эти двое пытались заработать, и чем это оборачивалось.

Что касается главных героев, то я поняла, что раскрываются они не сразу. Менедем поначалу меня откровенно подбешивал, потому что это тот тип людей, который не может ровно сидеть на пятой точки и постоянно ищет на неё приключения, причем порой под внешне рациональными предлогами («Ну нам же надо добраться побыстрее!», «Ну мы же должны заработать! Отличный способ!»). Я уж молчу о том, что он не просто бабник, а махровый развратник, для которого даже чужие жёны не просто не табу, но и желанная добыча. При этом отношение к женщинам у него соответствующе поверхностное. Система может дать сбой разве что на его молодой мачехе, которая лишила его покоя, но к которой по понятным причинам он не решается притронуться)) Однако чем дальше читаешь, тем больше он вызывает если не симпатию, то сочувствие. Что ни говори, а он отлично знает своё дело и как капитан акатоса, и как торговец, но при этом всё равно сталкивается с постоянным обесцениванием со стороны своего отца. Поэтому для меня как для психолога (и не только поэтому) это оказалось обстоятельством, очень многое объясняющее в поведении данного персонажа, в том, почему он такой, какой есть. Проблема детско-родительских отношений актуальна во все времена, но в контексте античность приобретает новые оттенки и нюансы.

Соклей же поначалу кажется просто слабовольным нытиком, раздражающим своим бессилием, но чем лучше его узнаешь, тем больше вероятность начать ему симпатизировать. Может, он и не лучший торговец, но зато он любознателен, умён, хорошо образован и проявляет поразительные чуткость и гуманность по меркам того времени. Он в равной мере может дать внимание и сострадание не только случайному свободному эллину, но и рабу, женщине и чужаку, чем могли похвастаться далеко не все в его окружении. Он тянется к знаниям и мыслит куда масштабнее даже своего двоюродного брата. И есть определенная злая ирония в том, что такой человек вынужден был не философом стать, а заниматься торговлей, да ещё и переживать, что плохо с этим справляется. И в этом кроется ещё одна социально-историческая проблема, которую автор затронул.

И всё это на фоне замечательных описаний античного мира, его реалий, красот природы, порой буйства стихии, городов и людей. Возможно, книга не всем зайдет (удалось мне поймать и мнение о том, что всё это не слишком увлекательно), но лично я не могла оторваться. Она хороша настолько, что не отыскав нормального перевода первой, я читала хреновый, и одновременно плевалась от самого текста и восторгалась и радовалась – от содержания. Неплохо переведенные вторая и третья книги вовсе зашли на ура. Пятую книгу, возможно, пока ещё трудно отыскать, но первые четыре вполне можно, и я бы однозначно рекомендовала с ними ознакомиться и тем, кто любит не вполне стандартные приключенческие истории, и не прячет глаза от эротических вставок, и интересуется историей Средиземноморья, особенно древней.

Список прошлых постов тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»