История нашего мира в художественной литературе. Часть 47.1. «Эллинские торговцы»⁠⁠

Всем привет!

Я немного передохнула, и теперь готова продолжить свою подборку, поэтому в ближайшее время прежде, чем я окончательно перейду к истории нашей эры, будет некоторое количество обещанных дополнительных постов. И первым делом я хочу поведать о потрясающей пенталогии, возвращающей нас к событиям, происходившим в Средиземноморье в IV-м веке до н.э., через 13-18 лет после смерти Александра Македонского. Отчасти об этом говорилось в третьей книге М. Рено об Александре, но в данном случае в фокусе оказались относительно простые люди и остров Родос.

Родос – четвертый по величине остров Греции. Заселен он был ещё в неолите и успел повидать и цивилизации минойцев и микенцев, и дорийцев, которые захватили и Родос, и Кос, и ещё часть островных и материковых территорий в том регионе. После этого, кстати, там образовались шесть самостоятельных полисов-государств (в VIII-м веке до н.э. они объединились в Шестиградье в качестве противовеса Ионийскому союзу). В 478-м году до н.э. Родос не смог выстоять в борьбе с Ахеменидской державой и был занят персами, потом освобожден, а после снова попал к персам, и, наконец, был освобожден повторно в ходе похода Александра Македонского.

А после его смерти родосцы выпинали македонский гарнизон, вероятно, чтобы быть подальше от македонских разборок и дележек власти, и остров оказался вроде как предоставлен сам себе, а на деле прямо посреди борьбы, которую развернули военачальники великого македонского царя и полководца (Война Диадохов, 322-281 до н.э.), в частности Антигон Одноглазый (384-301 до н. э.) и Птолемей I Сотер (367-282 до н.э.). Причем симпатии жителей Родоса были, судя по всему, в основном на стороне второго, и Родос с Египтом связывали достаточно тесные и взаимовыгодные связи. Однако официально родосцы декларировали нейтралитет и даже отправили Антигону 10 своих кораблей для борьбы с Кассандром и его союзниками.

Кассандр (ок. 355-297 до н.э.), кстати, известен тем, что знатно мутил воду на македонских и греческих территориях, в частности, он склонил на свою сторону Эвридику, жену Филиппа III Арридея (брата и наследника Александра Македонского, который был македонским царем в 327-317-м годах до н.э.), сына Филиппа II. Самого Филиппа Арридея считали слабоумным и не особо с ним считались. Считаться приходилось с его женой, которая и рада стараться, чтоб избавиться от другого наследника – сына Александра III (тоже Александра) и Роксаны.

Так царская супружеская пара при подначивании и поддержке Кассандра оказалась вовлечена в борьбу с царицей Олимпиадой, вдовой Филиппа II (и по совместительству матерью Александра Македонского), и закончилось всё тем, что Олимпиада захватила соперников в плен и в 317-м году до н.э. приказала убить Филиппа Арридея, а его жену принудила к самоубийству. Эвридика при этом будто бы пожелала сопернице всего того же и по тем же местам.

Пожелание, кстати, сбылось довольно скоро: уже в 316-м году Кассандр сам захватил в плен Олимпиаду, а вместе с ней и Роксану с маленьким сыном. И вот с Олимпиадой ему церемониться никак не хотелось, но приходилось. Всё-таки мать великого человека. Так что он устроил показательный суд над бывшей царицей за устроенные ею расправы, и после всех потуг Кассандра…Олимпиаду камнями насмерть забросали родичи тех, с кем она расправилась) Карма однако. Роксану с Александром IV-м, формально последним македонским царем из династии Аргеадов, Кассандр продержал в плену несколько лет, прежде чем всё-таки решился избавиться от них с учётом неблагоприятной для него политической обстановки. Произошло это предположительно в 310/309-м году до н.э., хотя есть мнение, что это могло случиться и позже. Так в Египте чеканили монеты с именем Александра IV вплоть до объявлении Птолемея фараоном, то есть до 305/304 года до н. э.

Объяснения этому нашли два: либо мальчик до того момента был жив, либо гибель Александра скрывали на протяжении нескольких лет. Когда же этот факт был окончательно признан, диадохи стали повсеместно объявлять себя царями. Кассандр, кстати, женился на единокровной сестре Александра Македонского Фессалонике, и, в конце концов, заключил союз с Селевком, Птолемеем и Лисимахом против Антигона. В общем сделал всё, что смог, чтобы стать новым македонским царем. И ему это удалось. Правда, династия его долго не просуществовала, и в 285-м году новым македонским царем стал Лисимах. Тоже, конечно, ненадолго, но это совсем уже иная история. Антигон же в 301-м году до н.э. потерпел поражение и погиб в битве при Ипсе. Но перед этим успел много кого зае…заколебать. Например, всё тех же родосцев, оказавшихся в самом центре всех этих заварушек.

Так вот когда они отказались выступить на стороне Антигона, недовольный правитель, крайне незаинтересованный в наличии у Птолемея таких сочувствующих, отправил на Родос с нехилыми силами своего сына Деметрия, который притащил с собой не только огромное количество людей и кораблей, но и осадные машины, сделанные по самым свежим на тот момент технологиям. Родосцы, однако, тоже были не лыком шиты, и, едва поняли, что переговоры Антигона уже не интересуют – он просто хочет захватить остров, решили, что будут сопротивляться до последнего, и сделали всё возможное и невозможное, чтобы выстоять. В итоге осада растянулась на целый год, с 305 по 304-й годы до н.э. При всех своих возможностях Деметрий так и не смог сломить сопротивление родосцев, тем более что им Птолемей и его союзники слали помощь, а вот Деметрию отец ничего и никого так и не прислал.

В итоге окончательно утомленный и отчаявшийся Деметрий заключил с родосцами мирное соглашение при посредничестве этолийцев, согласно которому Родос сохранял свободу и независимость, но в обмен должен был выполнить ряд условий, в частности при необходимости выступить союзником Антигона против любого противника, кроме Птолемея. Неплохой итог с учётом того, чем всё это грозило вначале. Вдобавок Деметрий оставил родосцам одну из своих гигантских осадных башен как символ его грандиозных работ и памятник мужеству родосцев. По другой версии орудия просто были там оставлены, т.к. тащить их с собой за море задачка была та ещё. Родосцы же все эти чудеса инженерной мысли продали, а на вырученные деньги возвели статую в честь своего бога-покровителя Гелиоса – то был знаменитый Колосс Родосский, который простоял у входа в гавань 66 лет, с 292 по 226-й годы до н.э. И то были годы настоящего процветания для Родоса, лежавшего на пересечении торговых путей и богатевшего, благодаря морской торговле. На кораблях родосцы экспортировали собственную продукцию во все страны Средиземноморья, вплоть до Карфагена на западе и Сирии на Востоке.

Так что рано или поздно должен был отыскаться кто-то, кто непременно напишет о Родосе и его знаменитых торговцах. И такое произведение действительно есть:

«Эллинские торговцы» («Соклей и Менедем») Г. Тёртлдава

Время действия: IV век до н.э., ок. 310-304 гг. до н.э.

Место действия: Родос, Македония и владения Диадохов (территории современных Греции, Кипра, Турции, Египта и Иудеи), Великая Греция и некоторые другие города-государства на территории современной Италии.

Интересное из истории создания:

Гарри Норман Тёртлдав (р. 1949), писавший также под псевдонимами Г.Н. Тертлтауб, Эрик Г. Иверсон и Дэн Черненко, родился в семье румынских евреев в Лос-Анджелесе и, повзрослев, поначалу учился на инженера-электрика в Калифорнийском технологическом институте, однако не доучился и вместо этого поступил в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, который успешно окончил в 1977-м, став профессиональным историком со специальностью «древняя история», да ещё защитил потом диссертацию по истории Византии. В 1979-м году он решился и опубликовал свой первый роман-дилогию в жанре фэнтези («Были кровью» и «Были ночью») под псевдонимом Эрик Г. Иверсон, потому что издатель что-то засомневался в реакции читателей на автора под фамилией «Горлица» (собственно Turtledove).

После этого был перерыв на 5-6 лет, а потом Тертлдав сменил направление и издал на этот раз фантастический роман под названием «Тупик», про прибытие инопланетян, причем под настоящим именем. Потом он начал писать в жанре альтернативной истории и иногда писал историческое фэнтези. И так оно продолжалось, пока вдруг в 1998-м писатель не созрел для первого своего исторического романа – «Юстиниан».

Сложно сказать, как он оценил этот свой опыт, но в 2001-м году под псевдонимом H. N. Turteltaub он опубликовал роман «Over the Wine Dark Sea», первый в цикле «Эллинские торговцы» (название романа можно перевести как «Через винно-тёмное море» или «По винно-тёмному морю», это отсылка к Гомеру, хотя на русский это почему-то перевели под названием «По воле Посейдона. Морские приключения в Древнем мире», а сам цикл можно найти под названием «Соклей и Менедем»). Жанр обозначается иногда как «историческое фэнтези», хотя лично я там ничего фэнтезийного пока не обнаружила. Маловероятное – может быть, но не фэнтезийное.

Более того, прочитанные мной романы из этого цикла отличаются довольно высокой степенью историчности (об этом, кстати, пишут и в англоязычной вики), и чувствуется, что автор профессиональный историк, а не какой-нибудь профан (и не затирает мне про то, что из Малой Азии, когда туда переселились ионийцы с эолийцами, вдруг исчезли все карийцы, лидийцы и прочие народы, как некоторые). Тем более что при написании он пользовался трудами как древних, так и современных историков. Например, в примечании к первой части он ссылался на труды Ливия и Диодора Сицилийского. Более того, автор отметил, что все переводы с греческого выполнил сам.

Серия состоит из пяти частей: «По винно-тёмному морю» (2001), «Череп Грифона» (2002), «Священная земля» (2003), «Сова в Афинах» (2004) и «Саламин» (2020).

О чём:

История начинается в конце зимы или ранней весной 310-го года до н.э. На Родосе активно обсуждают слухи о том, что Кассандр убил Роксану и её сына от Александра Македонского, гадая, какие это возымеет последствия, и не возникнут ли серьёзные проблемы у местных жителей из-за военного столкновения между Антигоном и Птолемеем. Вести, конечно, тревожные, но работа есть работа, и едва начался сезон, как двоюродные братья Менедем, сын Филодема, и Соклей, сын Лисистрата (младшего брата Филодема) стали готовиться к длительному морскому путешествию, чтобы выгодно продать как местные товары (например, духи из родосских роз), так и те, что удастся раздобыть по пути. Вдобавок к этому благодаря случайному стечению обстоятельств и собственному любопытству, а потом ещё и азарту молодые люди заметили и купили на горячую голову нескольких павлинов. Когда пыл угас, обоих стала посещать мысль, что это было не самое удачное приобретение, и что отцы могут не оценить их амбициозный план по продаже диковинных птиц в Великой Греции.

Как бы то ни было, боржоми пить уже было поздно, и под вздохи своих родителей парни через несколько дней отчалили от родосской пристани, ещё не догадываясь, в какие передряги им предстоит попасть, и чем это обернется. А попадали они в них с поразительной регулярностью, причем в одних случаях из-за случайного стечения обстоятельств, а в других либо из-за безрассудных выходок Менедема (который ещё вдобавок был капитаном судна), либо из-за чудачеств Соклея. Короче, такие разные, но они друг друга стоили. И, если в первой книге всё внимание оттянул на себя именно Менедем и павлины, то во второй хочешь-не хочешь начинаешь внимательнее присматриваться к Соклею, который с видом котика из Шрека уболтал двоюродного брата купить… «череп грифона». Точнее они думали, что это именно череп грифона. На деле эта штука должна была выглядеть как-то так:

Отрывок:

Читая о том, как Соклей восторгался окаменевшим черепом, я не удержалась и решила, что непременно должна это процитировать:

«…Соклей был чрезвычайно собой доволен. Он заставил торговца шерстью заплатить двадцать две драхмы за кувшин пурпурной краски и продал ему целых шесть таких кувшинов. Все вырученное сверх восемнадцати драхм было прибылью, поэтому он отлично справился. Теперь, когда покупатель отправился домой, чтобы принести серебро — одну мину и тридцать две драхмы, как доложила та часть сознания тойкарха, что ведала вычислениями, — Соклей хотел улучить миг, чтобы слегка расслабиться и погордиться собой. Хотеть-то он хотел, однако ему это не удалось. Менедем с другого конца агоры вдруг начал ему махать, свистеть и вообще вести себя как дурак.

— Эйя, Соклей! — позвал он. — Иди сюда!

— В чем дело? — закричал Соклей в ответ.

Он сомневался, что на рынке Кавна есть что-то, из-за чего стоит так волноваться. Двоюродный брат, однако, был явно с ним не согласен.

— Иди сюда! — повторил он. — Ты должен на это взглянуть!

— Взглянуть на что? — раздраженно спросил Соклей.

Менедем не ответил. Он просто снова окликнул брата и помахал ему. Бормоча что-то себе под нос, Соклей пошел взглянуть, что же, кроме хорошенькой девушки, могло привести его спутника в такое возбуждение.

Когда Соклей подошел к хлипкому навесу, у которого стоял Менедем, тот с драматическим видом указал на что-то и заявил:

— Вот!

Соклей внимательно уставился на незнакомый предмет. Пристальное разглядывание ничего ему не сказало, поэтому он задал неизбежный вопрос:

— Что это за штука?

— Череп грифона, — одновременно, словно были участниками хора в трагедии Еврипида, ответили Менедем и местный торговец.

— Череп грифона? — повторил Соклей, будто не в силах поверить своим ушам.

Вообще-то так оно и было.

— Но… я всегда думал… все всегда думали… что грифонов не существует. Геродот поместил их на краю земли вместе с одноглазыми аримаспами и другими диковинками.

— Этот череп и попал сюда с края земли, — ответил Менедем и пересказал Соклею все, что поведал ему житель Кавна. Прежде чем Соклей успел ответить, его двоюродный брат добавил: — И если это не череп грифона, мой дорогой, то мне бы очень хотелось услышать от тебя — что же это такое.

— Я… не знаю.

Соклей присел на корточки рядом с невероятным черепом — это был определенно череп какого-то дикого зверя, уж грифона или нет, — чтобы посмотреть поближе.

Спустя мгновение Менедем тоже присел рядом.

— Интересно, что это такое ты откопал? — спросил Соклей брата.

— Я уже сказал тебе, — ответил Менедем. — Не понимаю, почему ты мне не веришь.

— Неужели тебя это удивляет? — воскликнул Соклей.

Менедем только пожал плечами.

Ну а сам череп, разумеется, ничего не сказал. Он просто лежал себе на грязной земле посреди агоры Кавна и смотрел на Соклея огромными пустыми глазницами. Он имел впечатляющие размеры: где-то около двух локтей в длину и порядка полутора в ширину в самой широкой своей части; ближе к крючковатому клюву, очень похожему на клюв орла, череп сужался. Соклей почувствовал, как в душе его нарастает изумленное благоговение: у грифонов, как считалось, должен был быть именно такой клюв.

В отличие от орлов, однако, в этом клюве имелись зубы.

Соклей наклонил череп, чтобы получше его рассмотреть. Он ожидал увидеть клыки, перед которыми побледнели бы даже львиные, но зубы оказались плоскими, прямоугольными, похожими на коровьи или козьи.

— Ну разве это не любопытно? — пробормотал Соклей. — Что бы ни рассказывали о грифонах, они, похоже, щипали траву, а вовсе не были страшными хищниками.

— Почему ты так думаешь? — спросил Менедем.

— Зубы, — ответил Соклей и объяснил, что навело его на такую мысль.

Менедем в раздумье поджал губы, потом кивнул.

— Ты умный парень, — сказал торговец из Кавна. — Мне такое никогда не приходило в голову.

— Умный, вот как? — Соклей покачал головой. — Вряд ли, я ведь даже представить себе не мог… такого!

Он положил руку на вытянутую, заканчивающуюся клювом морду. И снова удивился: на ощупь череп оказался более прохладным, тяжелым и твердым, чем это можно было ожидать от старой кости.

— Я как будто чувствую под пальцами камень, — сказал Соклей и посмотрел на Менедема. — Ты не думаешь, что какой-нибудь скульптор…

— Нет, — перебил его двоюродный брат. — Подобное невозможно, почтеннейший, ты знаешь это не хуже меня. Кто мог бы даже вообразить такую вещь, не говоря уж о том, чтобы вырезать ее? Эти зубы — настоящие зубы. Да человек надорвал бы себе сердце и ослеп, пытаясь их изваять. А сломанный рог, который торчит из основания черепа? Не глупи.

Соклей вздохнул.

Ему хотелось сказать Менедему, что тот ошибается, но он не мог.

— Боюсь, ты меня победил.

Соклей выпрямился, подобрал череп — похоже, тот весил почти треть таланта — и стал вертеть его и так и сяк, гадая, нет ли какой подсказки внутри. При пристальном исследовании он обнаружил, что зубы были не так похожи на коровьи, как ему показалось сначала. Но Соклей все же не мог вообразить, каким образом грифон с их помощью пожирает мясо.

Менедем указал на красноватую грязь, прилипшую к основанию черепа.

— Вот, видишь? Череп вовсе не вырезан из камня. Он долгое время пролежал в земле.

— Что ж, может быть. — Соклей попытался соскрести пальцем грязь.

Но грязь не хотела соскабливаться. Он даже сломал ноготь указательного пальца и был вынужден обкусать остаток ногтя, чтобы как-то его подровнять.

— Это не грязь. Это камень, — заявил Соклей и снова попытался поскоблить череп, на этот раз более осторожно, указательным пальцем другой руки.

Немножко красного отошло, но совсем немного.

— Мягкий камень-песчаник, но тем не менее камень, вне всякого сомнения.

Менедем протянул руку, поскоблил сам и кивнул.

— Ты прав. Сколько же времени череп должен был пролежать под землей, чтобы в него вросли кусочки камня?

— Даже не буду гадать, — ответил Соклей. — У Геродота сказано, якобы египтяне утверждают, что их цари и жрецы вернутся через триста сорок одно поколение, что составляет более одиннадцати тысяч лет. В любом случае, это уйма времени.

— Вероятно. — Менедем тихо присвистнул. — Больше одиннадцати тысяч лет? Это очень много. Со времен Троянской войны не прошло ведь еще и одной тысячи лет, так? Уж ты-то знаешь такие подробности.

Прежде чем Соклей успел подтвердить, что со времен Троянской войны и вправду не прошло даже девятисот лет, не то что тысячи, местный торговец поинтересовался:

— Так сколько вы заплатите мне за череп грифона?

Соклей хотел было спросить, а сколько он за него хочет, но Менедем со смехом ответил:

— О мой дорогой, на старые кости интересно взглянуть, но я не думаю, что мы захотим их купить. На что, во имя богов, эта штука сгодится? Разве что послужит самым диковинным украшением андрона? А вот львиные шкуры, которые ты продаешь, и еще шкура… тигра, ты так называешь этого зверя?., вот об их покупке с тобой интересно было бы потолковать.

— Менедем, — сказал Соклей.

Но двоюродный брат не обратил на него внимания. Прямо на глазах Менедем превратился в торгаша. Исследовав шкуры критическим взглядом, он огорченно поцокал языком.

— Я бы заплатил больше, если бы здесь не было кое-как залатанной дыры. Сюда ткнули копьем, я полагаю?

— Менедем! — снова окликнул его Соклей, на этот раз погромче.

Он решил, что в следующий раз выкрикнет имя двоюродного брата во все горло. Но, к его удивлению, Менедем соизволил обратить на него внимание.

— Да? В чем дело, почтеннейший? Тебе что-то нужно? — Менедем был воплощением чуть рассеянного добродушия.

Соклей взял его за руку.

— Отойди на минутку в сторону, будь так добр.

Он отвел брата туда, откуда местный торговец не смог бы их услышать, и только тогда тихонько сказал:

— Мне нужен этот череп…»

И я пыталась удержаться, но не смогла, а потому процитирую также отрывок из третьей книги:

«…Поликл, сын Аполлония, тоже переписывал книги на продажу, но его лавка оказалась закрыта. Сосед-плотник оторвал взгляд от стула, к которому приделывал ножку.

— Ты найдешь его в таверне вниз по улице, — сказал он.

— О, — замялся Соклей. — А он сможет говорить о делах?

— Тут не угадаешь, — ответил плотник и взял маленький напильник.

В таверне воняло прокисшим вином и жиром, в котором владелец жарил закуски, купленные посетителями где-нибудь в другом месте. Перед Поликлом стояла глубокая как море кружка. Взгляд писца — бледного человека с сухой левой рукой, по всей видимости не годившегося для более тяжелой работы, был таким мутным, что Соклей понял: он уже не раз осушил её.

— Радуйся, — сказал Соклей.

— Радуйся и ты, — Поликл еле ворочал языком, Соклей с трудом понимал его. Писец поморгал: — Я тебя где-то раньше видел, да? — он отхлебнул из своей огромной кружки.

— Да, — ответил Соклей, ни на что особо не надеясь, и назвал свое имя.

Поликл наклонил голову и едва не навалился на стол. Вновь обретя равновесие, он сказал:

— А, да, я тебя знаю. Ты тот торговец, один из тех торговцев. Чё надо?

— Книги, — ответил Соклей. — Самые интересные книги из "Илиады" и "Одиссеи". Если они у тебя есть, я куплю.

— Книги? — Поликл будто впервые слышал это слово. Потом опять медленно склонил голову. На этот раз ему удалось усидеть прямо.

— А, да, — снова сказал он, — я их помню.

— Отлично. Мои поздравления, — удивительно, как он в таком состоянии хоть что-то помнил. — Так они у тебя есть?

— Есть что?

— Лучше поговори, когда он протрезвеет, приятель, — сказал хозяин таверны.

— А такое бывает? — поинтересовался Соклей. Хозяин лишь пожал плечами в ответ. Соклей снова взялся за Поликла:

— Пойдем. Давай сходим к тебе домой, если у тебя есть книги, которые мне нужны, я дам за них деньги.

— Деньги? — снова удивился Поликл.

— Деньги, — повторил Соклей и пояснил, будто говорил с идиотом: — Ты сможешь купить на них ещё вина, — и тут же устыдился того, что подстрекает писца к саморазрушению.

Как бы там ни было, это сработало. Поликл осушил кружку и мотнулся к нему:

— П'шли…П'шли д'мой. Я не… не знаю… что у меня есть. П'смотрим.

Он попытался пройти сквозь стену. Соклей перехватил его и повернул в нужном направлении, не дав расквасить нос о кирпичи.

— Пошли, друг. Сейчас дойдём потихоньку, — сказал Соклей, сам толком не веря своим словам.

Вести Поликла вниз по улице было все равно что вести парусное судно по бурному морю при переменчивом ветре. Переписчик шатался и спотыкался, и в итоге навернулся в фонтан.

Может позволить ему слегка промокнуть? — подумал Соклей, подхватывая его снова, — это может его слегка протрезвить. И отрицательно покачал головой. В фонтане Поликл просто может захлебнуться.

Сосед-плотник снова взглянул на них поверх стула:

— Ого, а я и не думал, что ты сумеешь вытащить его из таверны.

— Честно говоря, я тоже, — Соклей не испытывал гордости по этому поводу. — Теперь посмотрим, стоила ли овчинка выделки.

Когда они оказались внутри, Поликл покопался в свитках папируса и сунул один Соклею:

— Вот. То, что тебе нужно?

Соклей развязал верёвку, развернул свиток и горестно вздохнул. Он повернул свиток так, чтобы Поликл видел его. Он был пуст.

— З'раза, — пробормотал писец. — С'час найду др'гой… Вот!

Без особой надежды Соклей взял и развернул новый свиток. Не Гомер, это точно. Это оказалась какая-то поэма неизвестного автора, даже с первых строк такая непристойная, что и Аристофана вогнала бы в краску.

Соклей хотел было вернуть её писцу, но передумал. "Будь я скучающим солдатом-эллином в Финикии, хотел бы я это прочесть?"— задал он себе вопрос и кивнул. Несомненно. На самом деле, он и сам прочел ещё несколько строк — конечно, только чтобы убедиться, что дальше продолжается в том же духе. Поэма не подвела.

— Беру, — сказал он. — Что ещё у тебя есть?

— Н'знаю, — ответил Поликл, будто понятия не имел, чем занимался в последнее время. А может так и было.

— Вот. Эт' новая, — протянул он Соклею ещё один свиток.

Соклей начал читать: это оказался кусок трактата Ксенофонта об искусстве верховой езды. Подобное солдат может счесть интересным, или хотя бы полезным. Начиналось всё хорошо — аккуратным и четким почерком как у Главка, но уже вскоре качество начало падать. Соклей с грустью подумал, что Поликл переписывал, будучи нетрезвым. Почерк превращался в неразборчивые каракули — строчки ползли вкривь и вкось, появились грамматические ошибки. Ошибки, за которые мальчика, только встающего на путь грамоты, просто бы выпороли. Какие-то слова зачёркнуты и только часть пятен — от чернил. А уже посреди свитка слова попросту иссякли.

— Хорошая, но она не годится, — сказал он.

— Эт' п'чему же? — вопросил Поликл. Соклей показал ему дефекты. Писец отмахнулся:

— Кому какая разница?

— Тому, кто её купит у меня? — сухо предположил Соклей.

— И что? К'гда он это увидит, ты будешь уже далеко. Да-ле-коооо, — повторил он, замахав руками, как крыльями, и хрипло расхохотался.

— Прости, но нет. Я не вор, — сказал Соклей…»

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

На самом деле, подбирая книгу, я прочитала ошибочную информацию и предполагала, что события будут развиваться в чуть более позднее время, и вдобавок сразу начала читать третью книгу. Уже по первой главе стало понятно, что меня слегка нае…ввели в заблуждение, и дело никак не могло быть позже 301-го года до н.э., т.е. речь шла всё так о IV-м веке до н.э. И я бы наверняка с разочарованием бросила бы саму идею написать заметку об этом цикле, если б не то, что я успела прочитать. А уж когда я потом ознакомилась и с первыми двумя книгами, сомнения пропали окончательно: книги отличные и захватывающие. Во всяком случае, по моему мнению.

Не знаю, как часто в фокусе подобных произведений оказываются торговцы, но для меня это, пожалуй, едва ли не первая подобная книга. То есть я сейчас вот сразу без особого напряга вспомнила, что, например, в «Гибели великого города», романе о Мохенджо-Даро, один из главных героев был торговцем, но на самой его торговой деятельности акцент не делался. А вот Тёртлдаву удалось превратить историю о буднях торговцев в увлекательнейшую приключенческую эпопею. Причем почти что в прямом смысле слова: действие книг происходит в период, когда буквально каждый год происходило что-то поистине исторически важное, а последняя книга, возможно, и вовсе повествует об осаде Родоса. Кстати, я без особого труда определила год, в котором происходили события первой книги, потому что там упоминалось несколько событий-маркеров, в том числе солнечное затмение, произошедшее в августа 310-го года до н.э. Хотела рассказать и про другие, но подумала, что самым подкованным могу испортить интригу.

Так что то, в какие передряги попадают Менедем и Соклей, тесно связано с историческим контекстом, с актуальной обстановкой в Средиземноморском регионе того периода, в том числе с повышенной активностью пиратов. Но даже и без этого лично мне было занятно наблюдать за тем, как, где и какими способами эти двое пытались заработать, и чем это оборачивалось.

Что касается главных героев, то я поняла, что раскрываются они не сразу. Менедем поначалу меня откровенно подбешивал, потому что это тот тип людей, который не может ровно сидеть на пятой точки и постоянно ищет на неё приключения, причем порой под внешне рациональными предлогами («Ну нам же надо добраться побыстрее!», «Ну мы же должны заработать! Отличный способ!»). Я уж молчу о том, что он не просто бабник, а махровый развратник, для которого даже чужие жёны не просто не табу, но и желанная добыча. При этом отношение к женщинам у него соответствующе поверхностное. Система может дать сбой разве что на его молодой мачехе, которая лишила его покоя, но к которой по понятным причинам он не решается притронуться)) Однако чем дальше читаешь, тем больше он вызывает если не симпатию, то сочувствие. Что ни говори, а он отлично знает своё дело и как капитан акатоса, и как торговец, но при этом всё равно сталкивается с постоянным обесцениванием со стороны своего отца. Поэтому для меня как для психолога (и не только поэтому) это оказалось обстоятельством, очень многое объясняющее в поведении данного персонажа, в том, почему он такой, какой есть. Проблема детско-родительских отношений актуальна во все времена, но в контексте античность приобретает новые оттенки и нюансы.

Соклей же поначалу кажется просто слабовольным нытиком, раздражающим своим бессилием, но чем лучше его узнаешь, тем больше вероятность начать ему симпатизировать. Может, он и не лучший торговец, но зато он любознателен, умён, хорошо образован и проявляет поразительные чуткость и гуманность по меркам того времени. Он в равной мере может дать внимание и сострадание не только случайному свободному эллину, но и рабу, женщине и чужаку, чем могли похвастаться далеко не все в его окружении. Он тянется к знаниям и мыслит куда масштабнее даже своего двоюродного брата. И есть определенная злая ирония в том, что такой человек вынужден был не философом стать, а заниматься торговлей, да ещё и переживать, что плохо с этим справляется. И в этом кроется ещё одна социально-историческая проблема, которую автор затронул.

И всё это на фоне замечательных описаний античного мира, его реалий, красот природы, порой буйства стихии, городов и людей. Возможно, книга не всем зайдет (удалось мне поймать и мнение о том, что всё это не слишком увлекательно), но лично я не могла оторваться. Она хороша настолько, что не отыскав нормального перевода первой, я читала хреновый, и одновременно плевалась от самого текста и восторгалась и радовалась – от содержания. Неплохо переведенные вторая и третья книги вовсе зашли на ура. Пятую книгу, возможно, пока ещё трудно отыскать, но первые четыре вполне можно, и я бы однозначно рекомендовала с ними ознакомиться и тем, кто любит не вполне стандартные приключенческие истории, и не прячет глаза от эротических вставок, и интересуется историей Средиземноморья, особенно древней.

Список прошлых постов тут:

История нашего мира в художественной литературе. Часть 55. «Человек, ставший богом»