В дверь администрации поселка имени профессора Утинского стучали с самого утра. Судя по звуку, стучали каблуками. Здание было двухэтажное, с заколоченными окнами; главный вход одновременно являлся пожарным, а фасад был щедро вымазан тройным слоем той же побелки, что и стволы деревьев вокруг.
Глава администрации Камышов частенько жил прямо на работе. Обычно это происходило в дни его ссор с женой или в результате каких-то культурных мероприятий со всеми вытекающими, вернее, затекающими в желудок главы напитками. Именно это и случилось накануне.
Стучали весьма настырно, словно пытались выбить чечетку, но не хватало таланта.
— Ну кого там принесло в такую рань?! — высунулся из единственного незаколоченного окна второго этажа Камышов.
— Месье президент, откройте свой «белый дом», я к вам с инициативой, — раздался снизу какой-то незнакомый голос с совершенно неместным акцентом. Без особых навыков вообще было сложно определить, что это был за акцент: то ли вологодский, то ли уральский, то ли французский с примесью болгарского, нотками уэльского и верхнесаксонского, приправленного тосканским.
Камышов протер глаза и увидел странное явление, повергшее его в уныние. Внутрь здания прорывалась кульминация шоу «Модный приговор» в лице дамы сильно усредненных лет: красный бархатный пиджак поверх асимметричной синей блузки, черный галстук и короткая юбка-платок, из-под которой выходили белые кожаные сапоги со складками, напоминающие двух шарпеев, нещадно натянутых на кривые ноги. На голове сидела огромная широкополая шляпа с пером, а на плече висела дамская сумка размером с армейскую плащ-палатку. Казалось, женщина обокрала цирковой гардероб.
«Ну всё, допился… Пугала приходят с огородов, да еще и с инициативой», — подумал Камышов и закрыл окно от греха подальше.
Стук не прекращался до самого вечера. И когда Камышов окончательно протрезвел и понял, что на галлюцинации это безобразие не списать, он снова выглянул в окно и увидел, как это неопознанное чудо продолжает лягать дверь двенадцатисантиметровым каблуком. Если бы у греков было столько энтузиазма, Троя пала бы без всяких гамбитов с конями.
— Кто вы? Что вы хотите? — спросил мужчина, чувствуя себя героем фильма про зомби-апокалипсис.
— Меня зовут Сильвия, Сильвия Бобикова, — каким-то приторно-сладким голосом представилась женщина. — Я продала свое имение в душном сити, чтобы перебраться поближе к агролайфу, но мне бы хотелось прежде кое-что здесь приукрасить, чтобы создать комфорт и лакшери. Думаю, вы как высший чин и местная знать должны предоставить мне эту возможность.
— Честно говоря, я ни слова не понял, — признался глава администрации, — подождите, сейчас я вас впущу.
Вооружившись на всякий случай вилами и библией, Камышов спустился и открыл двери. Гордо и победоносно, как Александр Македонский — в Египет, Сильвия вошла внутрь здания администрации. Из сумки она достала три килограмма глянцевой макулатуры и продекламировала свое коммерческое предложение.
Через полчаса Камышов решил, что умер и его сослали в ад за то, что он когда-то приворовывал из и без того скромной казны поселка. Сильвия рассказывала про торговые центры, поющие фонтаны, здание оперы, кинотеатры и дегустационные залы, которые, по ее мнению, были просто жизненно необходимы для светского общества и вообще любого населенного пункта, будь то город-миллионник или поселок имени профессора Утинского с населением две тысячи сто пятьдесят человек.
Лекция заняла четыре с половиной часа. По окончании Камышова пришлось реанимировать двумя ведрами холодной воды.
— Простите, но ничего из этого здесь не требуется, да и денег у нас нет, — сказал он, вернувшись в сознание.
Совершенно не огорчившись отказом, Сильвия спросила:
— Ну а где же тогда здесь по вечерам встречаются люди и обсуждают последние сплетни, делятся сокровенным?
— Обычно на автобусной остановке, когда приезжают с работы и уезжают туда же.
— Но-но, ц-ц-ц, это никуда не годится, — замотала головой женщина. — Тогда я прошу дать мне разрешение на открытие кофейни за свой счет.
— Кофейни? Здесь? Послушайте, — глава перешел на деликатный тон, — я всё понимаю, вы — птица высокого привета, в смысле полета, но у нас тут это не зайдет. Люди в поселке не будут платить деньги за кофе, который могут выпить у себя дома, понимаете? У нас тут уже ставили автомат «Кофе с собой», так его и унесли с собой вместе с кофе, а в итоге вообще переделали под самогонный аппарат. Откройте лучше магазин разливных напитков. Пиво там, лимонад, квас…
— Ах, какой вы шутник, — махнула рукой Сильвия, — скажете тоже, автоматы, пи-и-и-во, — она долго и противно хихикала, а потом спросила: — Так вы не против кофейни? Je vous prie!
— За свой счет открывайте хоть… — мужчина еще раз оглядел Сильвию с головы до ног и выдал: — Хоть кунсткамеру. Но я вас предупредил: только зря потратите деньги…
— Силь ву пле, mon cher, — сделала реверанс Сильвия и, больше не задавая вопросов, удалилась в танце.
Через пару недель Камышов решил, что эта встреча была плодом его разыгравшегося от дешевого коньяка воображения и никакой Бобиковой в действительности не существовало. Но тут он увидел пеструю вывеску на одном из старых заброшенных домов, который хозяева пытались продать уже лет десять: «Bon Oppétit». Написано было c ошибкой, коряво, от руки, но из приоткрытой двери пахло чем-то очень незнакомым, чем-то будоражащим и приятным, а из окон доносился легкий, ненавязчивый джаз.
Камышов поднялся по скрипучим ступеням, вытер ноги о коврик и, войдя внутрь, ахнул. Кофейня была готова: столики, стулья, френч-прессы, турки, кружки, меловая доска с ценами. За барной стойкой стояла сама хозяйка и вместо кассы использовала огромные старые счеты.
Несмотря на отсутствие какого-либо вкуса и совершенную несовместимость мебели, Сильвия смогла навести внутри какой-никакой уют в стиле прованс. Бобикова скупила у жителей поселка множество старинных вещей: занавески, стулья, настенные часы, ящички, цветочки, люстры… И всё это ей удалось гармонично расположить и покрасить в сочетающиеся тона. Должно быть, иногда женщина все же попадала в свою тему. А может, она просто наняла дизайнеров ― Камышов не знал и не хотел знать.
— А ничего так, уютненько, — похвалил глава администрации.
— Мусье желает кофе? — спросила Бобикова у гостя.
На секунду Камышов растерялся, но не успел ничего сообразить, как его уже усадили за стол и поставили перед ним кружку с дымящимся напитком.
— Патрон, будьте так любезны, расскажите о последних светских новостях, интригах, сплетнях, — расположилась на соседнем стуле Сильвия со своей чашечкой кофе.
— Эм, ну… я… это… — снова растерялся Камышов. — Ну Катька Самсонова вчера приходила ругаться насчет забора Марии Степановны, но там ничего особенного, обычное дело. Они уже двадцать лет эту тему мусолят.
— Как интересно! — опасно загорелись глаза у Сильвии. — А что же вы? Каким было ваше правильное и взвешенное решение, mon cher?
— Решение? Да никаким, послал ее. Потом Марию Степановну послал. Они же просто так приходят, поругаться.
— Так пусть приходят ругаться сюда! Нам нужна реклама!
— Слушайте, я же вам уже говорил… — он отхлебнул из кружки. — А ничего кофеек. Я, правда, обычно с сахаром и молоком пью, но этот тоже вкусный.
Тут на пороге возникла Клара Андреевна — бывший директор давно развалившегося клуба. К полу ее тянули две огромные сумки, а сама женщина обливалась по́том.
— Я принесла, как вы просили, вот.
Она наконец опустила сумки и начала выгружать из них блюда собственного приготовления, перечисляя названия:
— Какао-торт, — произнесла Клара Андреевна.
— Нежный брауни, — поправила ее Сильвия.
— Запеканка с сыром и тыквой, — продолжала кулинар.
— Флан наполитано, — кивнула Сильвия.
— Открытый пирог с ветчиной.
— Киш лорен.
— Кексики.
— Маффины, — улыбнулась Сильвия и, забрав все эти чудеса кулинарного искусства, налила взмыленному кондитеру воды и кофе.
— Клара Андреевна, вы куда столько наготовили? До Нового года еще пять месяцев, дни рождения у вас с Федором Петровичем уже были. Уж не на поминки ли? — встревожился Камышов.
— Господь с вами, Василь Василич, вот, захожу в бизнес. Сильвия Евгеньевна предложила мне стать ее поставщиком.
— А, ну это дело хорошее, но, знаете, я бы вам не совет…
— Не хотите, кстати, отведать киш с ветчиной? — перебила его Сильвия.
— А чего ж не отведать, давайте. Мне нравится, как Кларочка печет!
Сильвия подала все на красивой ретро-посуде, выкупленной у семьи Тёсовых, которые приватизировали этот сервиз у столовой машинного комбината №3 сорок лет назад. После того как Камышов поел, хозяйка кофейни предложила гостям партию в преферанс.
— Простите, мне бежать надо. Дела, — встал из-за стола Камышов. — Можете мне еще с собой кофе сделать в картонный стаканчик?
— Фи! Попрошу при мне подобные слова не произносить, — сказала Сильвия и вместе со счетом протянула главе администрации первую в мире одноразовую фарфоровую чашку с фарфоровой крышечкой и круглой ручкой. Выглядело это забавно, но весьма аристократично. Сильвия заказала таких целую партию специально для своей кофейни по собственному эскизу.
— А не дороговата ли посуда для того, чтобы унести с собой? — удивился глава.
— Вы же интеллигент, будьте эстетом!
— У нас в поселке интеллигент — это оскорбление, а за эстета вообще можно в зубы получить, — сказал Камышов, а потом взглянул на рукописный чек и чуть не забыл, как дышать: — Тристаписят за кусок пирога с ветчиной и кофе?!
— Киш лорен, — напомнила Сильвия. — Вы в кофейне, мой дорогой Патрон.
— Клара Андреевна! Вы же их бесплатно нам носили! — сурово посмотрел Камышов на знакомую.
— Вы как из пещеры, ей богу, только что вылезли, — не приняла его сторону женщина. — Сказано же, это ко-фей-ня! А вы вообще мне навозу в прошлом году пожалели на грядки, — отвернулась она обиженно.
— Ну что ж, — нервно поправил ремень Камышов, — с таким ценником даю вам месяц ― больше не протянете. Ищите дураков!
Закончив свое выступление, мужчина расплатился и вышел. Клара Андреевна кинула встревоженный взгляд на Сильвию, но та никак не отреагировала: кажется, она вообще пропустила эти слова мимо ушей.
Через три дня стало понятно, что пророчество Камышова всё же сбывается.
— Нострадамус хренов, — бубнила себе под нос кулинар, скармливая испорченные пироги поросятам.
Бобикова по-прежнему была невозмутима и постоянно размышляла над тем, как увеличить количество посадочных мест для иллюзорных посетителей. В ее планах уже было возведение второго этажа и пристройки.
На четвертый день, с третьим петушиным криком, который был установлен как рингтон будильника, Сильвия подняла веки и начала собираться. В час дня пришла Клара Андреевна с новой порцией пирогов.
— Сколько вы уже краситесь? Часа полтора? — спросила женщина у Бобиковой, когда заметила, что та стерла уже третью косметическую кисть о свое лицо.
— Милочка, дама должна сиять так, чтобы ее красоту было видно из космоса. За пару часов такого эффекта достичь невозможно, — ответила Бобикова и так припудрила носик, что изменила ему форму и размер, нарастив вдвое.
После этого Сильвия смешала на своей шее и запястьях «Шанель номер 5», «Хьюго Босс» и «Красную Москву» и принялась за прическу. Закончила она к пяти часам вечера, когда из города начали возвращаться усталые сельчане.
Женщина приготовила свой фирменный черный кофе, перелила его в безразмерный термос, достала с полки фарфоровый сервиз, томик Байрона и три колоды карт, сложила это всё в сумочку и отправилась на миссионерский променад.
Незнакомку встречали с опаской и недоверием. Местные вообще не любили, когда на их пороге появлялся кто-то новый, особенно если этот кто-то выглядел как разорвавшийся внутри музея современного искусства фейерверк и просил поделиться, чем живет и дышит местная богема.
— Работой пять через два с восьми до пяти и огородом живет и дышит местная богема, — резко отвечали непрошеной гостье.
— Эскюзе муа, возможно, вы будете заинтересованы в легкой светской беседе, чашечке кофе и красивых стихах, — не сдавалась Бобикова и, не дожидаясь положительного ответа, приступала к церемонии прямо на крыльце хозяев.
Ей угрожали, на нее спускали собак и травили дихлофосом, но всё было тщетно. По сравнению с тем французским, что слетал с губ Бобиковой, сельский мат звучал как ангельский хор, а от запаха ее парфюма сбега́ли не только собаки, но и тараканы, которые плевать хотели на какие-то там дихлофосы.
В конечном итоге, дабы не сгореть от стыда, люди запускали ее в дом, где Сильвия с особым рвением начинала свою пиар-кампанию. Женщина говорила про оперу, про балет, про миланскую моду, про акции «Проктер энд Гэмбл», про Каннские фестивали и делилась последними сплетнями из мира звезд. В основном это был какой-то поток бессвязных слов, приукрашенный театральными охами и вздохами, но звучало всё так интересно и необычно ― гораздо увлекательнее, чем ежевечернее обсуждение чеков из продуктового магазина и чтение рабочего (или родительского) чата.
Потом Сильвия раскладывала карты и читала стихи. Это бесплатное шоу и смущало, и будоражило одновременно. Поначалу Бобикова напрашивалась сама, потом ее стали приглашать, позже ее необычного общества начали искать. Но в кофейню так никто и не приходил ― людям все еще казалось дорого, да и незачем.
— Может, сбавим немного цены и включим в меню алкоголь? — спросила как-то Клара Андреевна, которую Сильвия наняла своей управляющей, пока сама ходила по домам.
— Ma chérie, никогда не понижай цену. Иначе остановиться не получится до тех пор, пока ты сама не начнешь платить. Будьте терпеливы, люди это оценят.
— А если не оценят?
— Мы позовем других.
— Но где мы их найдем? Скоро весь поселок закончится…
— Все просто. Если никто не принимает твое предложение, начинай сам принимать чужие, — философия Сильвии казалась такой же нелогичной и малоэффективной, как мытье городских улиц в дождь, но эта женщина, кажется, знала, о чем говорит.
Она начала скупать по невыгодной для себя цене яйца у тех, кто держал кур, овощи у тех, кто ставил теплицы, и рыбу у тех, кто ходил на речку. Людям нравилось, что у них появился какой-никакой сбыт. Главным условием Сильвии было то, что продукты надо нести прямо в кафе, где Клара Андреевна сразу начинала готовить из них завтраки или бизнес-ланчи и мастерить различные сандвичи и прочие круассаны, которыми питались только она и Бобикова. Когда люди приносили свой товар, Сильвия брала их в оборот и, усаживая за столы, тут же включала в беседу.
— О, майн гот! Так значит, мадам Новикова не хочет менять безвкусный глухой забор между участками на прекрасный и благородный штакетник, чтобы на вашу чудесную землю падало больше солнечного света? — возмущенно цокала языком Бобикова, когда к ней пришла с огурцами Катя Самсонова. — Не переживайте, у меня очень тесные связи с нашим патроном, мусьё Камышовым, я попробую до него достучаться, опыт у меня уже есть. Только возьму каблук побольше на пару сантиметров, — подмигивала Бобикова сразу обоими глазами.
— О, слава богу, хоть кто-то меня, наконец, понимает! Спасибо вам, синьорина Сильвия. А можно вашего прекрасного кофе?
— Of course! Uno momento.
Через час Бобикова уже встречала в кафе Марию Петровну Новикову и снова возмущалась по поводу забора.
— Но-но, ц-ц-ц, какой моветон — этот штакетник, я вас полностью поддерживаю, ma chérie, и прошу: не сдавайтесь! Я поговорю с нашим главой, господином Камышовым, попробую его уговорить пообщаться с мадемуазель Самсоновой. Не желаете кофе и ягодный киш?
Как-то с самого утра в кофейню заползло что-то, что когда-то было Димой Павловым — трудолюбивым, но падким на всякие чревоугодия отделочником. От мужчины несло вчерашним «днем рождения» и неоперабельной похмельной усталостью.
— Это же кафе? Есть у вас чем восстановить бодрость? Грамм сто — сто пятьдесят. Мне на работу надо, — промычала жертва пагубных привычек.
— Ох, my darling, ну конечно, присаживайтесь, сейчас мы восстановим вашу жизнеспособность.
Сильвия заботливо разместила бедолагу на полу и, не спрашивая разрешения, сложила ему ноги в позу лотоса, а затем протянула тройной эспрессо и стакан воды.
Мужчина без задней мысли по привычке махом влил в себя напиток и стал ждать эффекта. Долго ждать не пришлось. Работающий до этого на низких оборотах сердечный мотор завелся так, что даже послышался его рёв. Если бы не завязанные узлом ноги, Дмитрий пробил бы головой потолок. Навернув несколько разгоночных кругов по кофейне, он вылетел прочь в сторону остановки.
В кафе начали подтягиваться люди. Сначала один-два человека в день, позже — пять, а бывало и так, что половина зала была заполнена посетителями. Иногда на двери даже появлялась табличка «Забронировано». Возвращаясь с работы, сельчане миновали собственные дома, алкомаркеты и шли прямиком в «Bon Oppétit».
Многим не хватало общения и понимания среди родных и близких. Одни шли в кофейню жаловаться госпоже Бобиковой, которая впитывала эти жалобы с особой страстью и постоянно цокала языком. Другие распробовали вкус светских сплетен в интимной обстановке за чашечкой кофе с эклером, третьи просто находили замечательным то, что в поселке появилось мало-мальски приличное место с душевными разговорами и хорошим меню, куда не стыдно привести супруга или супругу.
Постепенно начали раскупаться завтраки. Особенно их полюбил Дима Павлов, который часто забегал за бодрящим эспрессо перед работой, а также молодежь, которая клевала на утренние скидки и свежую выпечку. Все местные урны теперь были сплошь заполнены одноразовыми фарфоровыми чашками.
— Месье патрон, не проходите мимо, у нас сегодня на завтрак омлет из экологически чистых фермерских яиц и сандвич с курицей и помидорами. Вам скидка, — встретила как-то через месяц Бобикова главу администрации на улице.
— Я в курсе. Вы эти фермерские яйца у моей жены покупаете, а кур — у Романова, который у меня петуха украл год назад, — плевался тот в ответ. — Я к вам не приду, у вас дорого!
— Сервис не может быть дешевым, баста, — парировала Бобикова. — Я бы хотела обсудить с вами госпожу Самсонову и мадам Новикову, не уделите мне пять, десять, сорок минут? — говоря это, женщина утаскивала главу за локоть в кафе.
Прошло время. Один вдохновленный стартапом госпожи Бобиковой житель поселка решил-таки возродить старый клуб и с позволения бывшей директрисы открыл там кинотеатр на кредитные средства. Дальше — больше. Появился первый в поселке маникюрный салон «La Samsanova» и барбершоп под названием «U gospodina Stepanicha», открыл его бывший косарь. Это стало привлекать городских жителей. В поселке всё чаще стали мелькать неизвестные автомобильные номера и слышаться чужие голоса.
А потом случилось то, чего в поселке имени Утинского не случалось со времен крещения Руси. Дело в том, что вся эта микроэкономика начала раздражать чувствительные налоговые органы.
Оказывается, ни Бобикова, ни другие сельчане не стали заявлять о своих доходах, а вот расходы резко увеличились. Больше всех обнаглела Клара Андреевна, которая на своих пирогах смогла отстроить себе второй дом и купить спортивный мотоцикл для мужа-рыбака.
— Гер налоговик, вы не можете закрыть нас, — настаивала Сильвия, когда инспектор выписал ей постановление.
— Могу и закрою, пока не оплатите штрафы и не оформитесь официально.
— Но-но, вы не поняли. Вы буквально не сможете нас закрыть, потому что мы и не открывались. Это не кафе, это клуб по интересам. И мы не берем плату, мы берем членские взносы.
— И что у вас тут за клуб по интересам такой?
— Литературный, mon cher, — улыбнулась своей самой эксклюзивной улыбкой дама. — Мы поклонники поэзии Байрона.
Несколько гостей согласно закивали.
— Что вы говорите! Может, тогда кто-то зачитает мне стихотворение вслух?
На удивление налоговика, стихотворения Байрона знали абсолютно все присутствующие. Сильвия читала их так часто и так громко, что некоторые забыли, как зовут их родных и близких, зато с легкостью и без запинки могли процитировать до шестнадцати четверостиший поэта за раз.
— Браво! Это потрясающе, — аплодировал инспектор, когда пять столиков подряд смогли прочесть стихи, не пользуясь подсказками и телефонами. — Я вам, конечно, всё равно не верю, но, так и быть, могу закрыть глаза на штрафы, если вы все оформитесь в течение недели.
— Слово леди, — согнулась в реверансе Сильвия. — Grazie, mio caro.
— Ага, сильвупле, бонжур. А вообще молодцы, подняли поселок за такой короткий срок. Я бы даже прикупил здесь участочек. Ну что ж, адьёс.
Мужчина откланялся и пошел в сторону своего авто.
— Сильвия Евгеньевна, вы собираетесь открыть ИП? — спросила этим же вечером Клара Андреевна, когда Бобикова закрыла дверь за последним клиентом.
— Не я, ma chérie, а вы.
— Я???
— Да. Дело в том, что у меня нет удостоверения личности.
— Как это?! Хотите сказать, что вы живете без паспорта? Как это вообще возможно?
— Ни один фотограф не может сделать удовлетворительное фото, а рукописные портреты, увы, не принимают, — пожала плечами Сильвия. — К тому же, я что-то устала от деревенской жизни. Думаю, мне пора возвращаться в город. Мне не хватает суеты. Да и там, я уверена, по мне уже соскучились.
— И чем же вы собираетесь заниматься?
— Я пока не решила, — таинственно улыбнулась Сильвия, — пусть это будет сюрприз для меня и для тех, кто окажется на моем пути.
Александр Райн
