в дестве мамка притащила из магазина баночку икры с таким же пиздатым узором как паутина открываем а там хуй пойми что воняет как дохлая кошка но жрали все равно потому что икра блядь в итге через час вся семья блевала как сумашедшая отец с унитаза не слезал мамка орала что умрем все а я тогда в больницу с промывагием желудка загремел врачи потом сказали что это блядь какая-то хуйня с консерыантами была а не икра вот так вот в совке людей травили как тараканов а все молчали потому что иначе бы нахуй из комсомола выкинули

По плану 4-й пятилетки 40 % средств было выделено на восстановление причиненных войной разрушений. Вывезенное из Германии в порядке репараций оборудование и заводы (на сумму более 4 млрд долларов), а также неэквивалентная торговля со странами Восточной Европы помогли финансировать восстановление. Эта задача была в основном выполнена в 1950 г. По сравнению с довоенным уровнем, заметно выросло производство стали и нефти. Но производство товаров народного потребления не достигло даже довоенного уровня.

Еще до разрыва с западными державами стало ясно, что СССР не сможет получить западные кредиты. США могли дать деньги только в обмен на советские политические уступки, что было неприемлемо для Сталина. По логике сталинского режима, лучше было не брать кредитов и не участвовать в международных финансово-экономических структурах (Всемирный банк, МВФ), поскольку это вело бы к зависимости, а значит и уязвимости советского типа экономики от «капитализма». Молотов позднее вспоминал, что «мы ни на кого не надеялись – только на собственные силы».

Заключенные ГУЛАГа и военнопленные ГУПВИ (Главного управления по делам военнопленных и интернированных) давали советской экономике около 5 млн человек, но в общей армии труда это составляло не больше 6 %. Вместе с тем производительность этого рабского труда была на 50–60 % ниже, чем «свободного». Главным ресурсом восстановления народного хозяйства стал не труд заключенных, а сверхэксплуатация населения и его нищенский уровень жизни. Действуют принятые до войны репрессивные законы, прикрепляющие рабочих к рабочим местам, карающие за прогулы и хищения. Рабочие и служащие работали по шесть дней в неделю, их рабочий день длился десять и более часов. Большинство из них жили в переполненных коммунальных квартирах, в бараках и землянках, поскольку никакого постоянного жилья для народа после войны не строилось. Из их мизерной зарплаты вычитались в бюджет не только налоги, но и «государственные займы», оставлявшие немалые прорехи в скудных семейных бюджетах (только один заём в мае 1946 г. был на 20 млрд руб.).

Свидетельство очевидца

Галина Вишневская так описывает коммунальную квартиру в Москве на углу Столешникова переулка и Петровки, в которой она, ведущая солистка Большого театра, поселилась с мужем в 1952 г.: «Когда-то, до революции это была удобная семикомнатная квартира, рассчитанная на одну семью. Теперь ее превратили в набитый людьми клоповник. В каждой комнате жило по семье, а то и по две семьи – родители с детьми и старший сын с женой и детьми. Всего в квартире человек тридцать пять – естественно, все пользовались одной уборной и одной ванной, где никто никогда не мылся, а только белье стирали, а потом сушили его на кухне. Все стены ванной завешаны корытами и тазами – мыться ходили в баню. По утрам нужно выстоять очередь в уборную, потом очередь умыться и почистить зубы… Очереди, очереди… В кухне – четыре газовые плиты, семь кухонных столов, в углу – полати (там жила какая-то старуха), а под полатями – каморка, и в ней тоже живут двое… Когда-то квартира имела два выхода – парадный и черный, через кухню. Так вот, черный ход закрыли, сломали лестницу, сделали потолок и пол, и получилась узкая как пенал, десятиметровая комната с огромным, во всю стену, окном во двор и цементным полом. Вот в этой комнате на лестничной площадке мы и поселились…» – Галина. История жизни. М.: Вагриус, 2006. С. 104.

В законодательстве о семье проявился отказ от принципов 1920-х гг. Был затруднен развод, введено различие между брачными и внебрачными детьми. Подтвержден категорический запрет аборта. Новшеством эпохи стал закон 1947 г. о запрете браков граждан СССР с иностранцами. Интернационализму был положен конец и в сердечных отношениях. Отныне роман с иностранцем почти неминуемо кончался не браком, а бараком – лагерным сроком.

Но, в то же время, устои семьи были безнадежно подорваны массовыми репрессиями, богоборчеством, колоссальными потерями среди мужчин на войне, заключением миллионов людей в том возрасте, когда созидаются семьи, в лагеря, наконец, просто, невероятной нищетой, страхом и невыносимыми бытовыми тяготами. Множились разводы, обычными стали супружеские измены.

Свидетельство очевидца

«Это всё-таки удивительно, как быстро сумела наша власть морально развратить людей, разрушить кровное отношение детей к родителям, родителей – детям, уничтожить вековые семейные традиции. Насильственно оторванные от понятия “моё”, “своё”, люди легко сходились и также легко расходились; уходя, всё бросали, разучившись придавать значение словам “моя семья”, “мои дети”, “мои родители”. Когда тебе долго повторяют, что всё принадлежит партии и государству – твоя душа, равно как и стул, на котором ты сидишь, – ты в конце концов начинаешь постигать науку равнодушия, непринадлежности своей ни к кому и ни к чему», – писала как раз о послевоенных годах Галина Вишневская. – Галина. История жизни. М.: Вагриус, 2006. С. 61–62.

Людей на стройки и предприятия набирали из молодых крестьян по «оргнабору» (через сеть фабрично-заводских училищ). Миллионы людей, в том числе девушек, угнанных немцами в Германию во время войны, были возвращены в СССР и тут же в принудительном порядке направлены на заводы и в шахты. Но сотни тысяч молодых рабочих уходили «в бега», меняли место работы или не работали вообще. В июне 1948 г. был издан специальный указ «О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности».

Неисчерпаемым ресурсом Сталин (бравший в этом пример с Петра I) считал крестьянство, прежде всего русских и украинских колхозников. Однако русское крестьянство, главное «пушечное мясо» войны, сократилось с 45 до 36 миллионов человек. В колхозах не хватало мужчин, не было техники и лошадей. Нередко женщины и подростки впрягались вместо лошадей и тянули соху или борону по колхозному полю. Объявив 9 февраля 1946 г. крайне напряженные задания на 4-ю и 5-ю пятилетки, Сталин стал «закручивать гайки» в колхозах, отменять добытые людьми в силу военной необходимости поблажки. А ведь сколь многие надеялись, что колхозы Сталин вовсе отменит, большинство крестьян жило этой мечтой. Но «родное правительство» поступило иначе. Колхозникам ввели налог на приусадебные участки, повысили нормы обязательной сдачи хлеба, колхозы были укрупнены, чтобы легче было ими управлять.

Свидетельство очевидца

Поэтесса Ольга Берггольц в последней декаде мая 1949 г. поехала в колхоз, расположенный в селе Старое Рахино Крестецкого района Новгородской области. Вот строки из её путевого дневника:

«Весенний сев… превращается в отбывание тягчайшей, почти каторжной повинности: государство нажимает на сроки и площадь, а пахать нечем: нет лошадей (14 штук на колхоз в 240 дворов) и два, в общем, трактора… И вот бабы вручную, мотыгами и заступами поднимают землю под пшеницу, не говоря уже об огородах. Запчастей к тракторам нет. Рабочих мужских рук – почти нет. В этом селе – 400 убитых мужчин, до войны было 450. Нет ни одного не осиротевшего двора – где сын, где муж и отец. Живут чуть не впроголодь.

Вот все в этом селе – победители, это и есть народ – победитель. Как говорится, что он с этого имеет? Ну, хорошо, послевоенные трудности, пиррова победа (по крайней мере, для этого села) – но перспективы? Меня поразило какое-то, явно ощущаемое для меня, угнетенно покорное состояние людей и чуть ли не примирение с состоянием бесперспективности.

Хозяин мой говорил – «конечно, если б не новая подготовка к новой войне, – мы бы встали на ноги, но ведь все же силы брошены на нее»… И в самом деле, все тракторные заводы продолжают ожесточенно выпускать танки….

Вчера многие женщины, по 4–6 человек, впряглись в плуг, пахали свои огороды, столь ненавидимые государством. Но это – наиболее реальный источник жизни и питания… Все женщины стали увечные, все маточные больные, рожать не могут, скидывают; одного-двух родит, уж матка выпадает. Так ведь потому, что работа вся на женщине, разве можно это?» – О. Берггольц. Ольга. Запретный дневник. СПб: Азбука, 2010. С. 146.

Как признал позже Никита Хрущев, «фактически по производству зерна страна длительный период находилась на том уровне, который имела дореволюционная Россия», несмотря на возросшую численность населения. Также и поголовье крупного рогатого скота на сравнимой территории было в 1951 г. все еще несколько ниже, чем в 1916 г. (57,1 против 58,4 млн голов).

В 1946 г. случилась сильная засуха, урожай составил всего 39,6 млн тонн зерна по сравнению с 95,5 млн т. в 1940 г. Сельскохозяйственная катастрофа поставила Украину, Поволжье, Кубань и Урал на грань голода. В «государственном резерве» на складах хранилось 5 млн тонн зерна. Министр заготовок Б. Двинский умолял Сталина «решить наболевший вопрос о том, как жить дальше». Но у вождя были другие приоритеты. Сталин готовился к отмене карточной системы на продовольствие в городах, чтобы продемонстрировать всему миру «успехи» в восстановлении советского хозяйства. Имеющийся хлеб также шел на снабжение армии, оккупационных войск в Германии и в Восточной Европе – в общей сложности 4,5 млн человек. Сталина мало волновала судьба крестьянства. Он, вспоминал Анастас Микоян, «знал качество русского мужика – его терпимость». Крестьяне, с их мизерными приусадебными участками и ничтожными выплатами за «трудодни» (почти исключительно не деньгами, а натурой), должны было выживать, как могли.

Другой возможностью предотвратить голод была закупка хлеба за рубежом. Для этого лишь нужно было продать некоторое количество золота и платины, которое в обилии добывалось трудом заключенных ГУЛАГА и поступало в государственное хранилище (Гохран). Также в Европе было захвачено немало золота, серебра и драгоценностей. 1 апреля 1948 г. по документам в хранилищах Гохрана имелось: золота в слитках и изделиях – 1414 тонны; серебра в слитках и изделиях – 2133 тонны; платины в слитках и изделиях – 7,6 тонны; драгоценных камней – 558 тыс. карат; Алмазного фонда СССР – 22,414 кг.

Именно за годы войны и послевоенной разрухи золотой запас СССР увеличился на 742 тонны, а серебряный – на 1138 тонны. Однако Сталин запрещал продавать золото. По мнению Геращенко, одного из работников Министерства финансов, отца будущего двукратного главы Центробанка, вождь страдал «золотым фетишизмом», т. е. болезнью Скупого Рыцаря. Молотов вспоминал: «Страна была разрушена, люди жили бедно, голодали, а у нас был огромный золотой запас скоплен, и платины было столько, что не показывали на мировом рынки, боясь обесценить!»

Свидетельство очевидца

Историк, профессор МГУ С.С. Дмитриев записал в своем дневнике летом 1947 г.: «У всех ощущение тупика. Инженер из Сталино (Юзовка) рассказывал, что этой зимой у них рабочие на почве недоедания мерли, как мухи осенью засыпают. «Прямо гробов не наготовишься. Прежде всего, конечно, пожилые. Очень многие от голода и нищеты резались»… А под Москвой собирают лебеду – сам видел. Но о всем этом ни гу-гу».

Председатели колхозов, желавшие смягчить положение крестьян, были наказаны. В 1947–1948 гг. 22 000 председателей колхозов и совхозов (12 % от общего числа) получили сроки в исправительно-трудовых лагерях за «разбазаривание колхозного имущества», заключавшееся, в частности, в том, что они давали зерно взаймы голодающим крестьянам до того, как были выполнены государственные поставки. По подсчетам ученых, в 1946–1947 гг. от голода в СССР умерло около 2 миллионов человек, из них полмиллиона – в РСФСР. В советской печати и официальных документах об этом умалчивалось.

/А.Б.Зубов - История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II/

Уголь всему голова

Шла «Вторая сталинская пятилетка развития народного хозяйства СССР». Первая (1928-1933) провалилась, о чём знали немногие (было объявлено, что она выполнена за 4 года 3 месяца). То же самое грозило и второй. Сталин выдвинул тогда лозунг: «Темпы решают всё!» Это значило, что советские люди на рабочих местах должны удвоить, утроить, удесятерить свои усилия! Но как их заставить? Над каждым не
поставишь надсмотрщика. И кому-то в верхах (возможно, самому Сталину) пришла в голову спасительная идея: нужен героический трудовой пример, о котором раструбит пропаганда. Но с какой отрасли начать? Лучше всего с углепрома. Ведь уголь всюду: в топках паровозов и пароходов, в печах ТЭЦ, без него нет ни чугуна, ни стали... А кто у нас лидер угледобычи? Донбасс!.. Оставался вопрос, кто должен многократно перевыполнить норму и стать примером для всех трудящихся. Очевидно, типичный представитель народа. Сильный, но не богатырь. С «чистой» анкетой, но беспартийный. И, конечно, русский. Из Кремля первому секретарю ЦК КПУ Косиору было дано указание срочно найти такого шахтёра и обеспечить его рекорд. Косиор спустил директиву ниже – в Ворошиловградскую (Луганскую) область, добавив: за исполнение отвечаете головой! А у тамошнего обкома на хорошем счету был парторг шахты в посёлке Ирмино Кадиевского района Константин Петров. Именно он в конечном счёте выполнил указание Кремля.

Все и всё для одного

Подвиг был назначен на ночь с 30-го на 31 августа 1935 года. Этот странный выбор времени суток имел простое объяснение: в пустой шахте нет лишних глаз и ушей. Но была и другая причина: если от компрессора работает только один отбойный молоток, то давление сжатого воздуха в нём значительно выше, чем обычно, а значит, его ударная мощность больше. В шахту вслед за Стахановым спустился редактор районной газеты «Кадиевский рабочий»: он рвался первым возвестить о небывалом трудовом свершении. Парторг Петров остался наверху, чтобы обеспечить ранним утром торжественную встречу героя. Прежде Стаханов за время шестичасовой смены не только рубил уголёк: приходилось грузить его лопатой в вагонетки и крепить
брёвнами кровлю забоя, чтобы не рухнула. Но Петров велел ему не расставаться с отбойным молотком, а для вспомогательных работ назначил помощников. Сколько их было? Если верить русскоязычной Википедии, двое. В других источниках мне встретилась куда больше похожая на правду цифра 6. Разве можно представить, чтобы два человека погрузили за смену 102 тонны угля, которые нарубил рекордсмен, да ещё и занимались трудоёмким креплением кровли? Как бы там ни было, все эти тонны пропаганда записала на одного «рекордсмена». Газета «Правда» сообщила: «Забойщик Алексей Стаханов поставил мировой рекорд производительности, превысив норму в 14 с половиной раз! При выходе тов. Стаханова из шахты весь шахтный двор был заполнен горняками и их жёнами. Они приветствовали Алексея Стаханова и засыпали его цветами»…
– А кто этот Алексей? – растерялся Стаханов, прочитав заметку. –
Я же Андрей!
– Да-а, ошибочка вышла, – признал Петров. – Но не сомневайся:
Там (он указал пальцем наверх) исправят!
И действительно исправили: через неделю Андрею Стаханову
вручили в милиции новый паспорт, а прежний изъяли. Это было личное распоряжение Сталина: «Газета «Правда» не может ошибаться!» Так и вошёл парень в историю – с чужим именем и за счёт чужого труда.

Неприкосновенный

В шахтном дворе Стаханову действительно вручили цветы
мобилизованные Петровым заспанные женщины.
– Веселее, голубки! Улыбайтесь герою! – старался расшевелить их фоторепортёр.
Улыбки были кислыми: женское чутьё подсказывало, что теперь мужьям и братьям станет на шахте ещё тяжелей.
Очень скоро это поняли и работяги. Тут большого ума не надо:
если Стаханов нарубил за смену сотню тонн вместо семи по норме, то норму всем повысят. За те же деньги придётся сильнее вкалывать. А значит что? А значит надо отзвездить «хероя»! И бросились гурьбой к его хате. Но жена Стаханова цыганка Евдокия была начеку и успела спрятать Андрея-Алексея в пустую бочку в погребе.
– Говори, где хозяин! – орали, махая кулаками, поддатые искатели
справедливости.
– А хрен знает, где его черти носят! – отвечала Евдокия, не
моргнув глазом.

Это был первый и последний такой случай. Вскоре всем стало
ясно, что Стаханов – не просто 28-летний парень с трёхклассным образованием, а символ. Выступать против него и его героического почина – значит препятствовать ускоренной индустриализации СССР! Первым ощутил это на себе директор шахты «Центральная-Ирмино» Иосиф Заплавский, протестовавший против дутого рекорда.
Его уволили и арестовали как «вредителя». Областной трибунал НКВД приговорил его к «высшей мере наказания» с конфискацией имущества. Вышестоящая инстанция проявила гуманность: заменила расстрел пятнадцатью годами ГУЛАГа. Заплавский попал в один из норильских лагерей и умер там от паралича сердца. А директором шахты «Центральная-Ирмино» стал парторг Константин Петров.

«Наука – не икона!»

Уже через месяц по всему СССР развернулось «стахановское
движение». Власть старательно делала вид, что она тут ни при чём – якобы в стране появился «новый тип человека, беспредельно преданного делу своей родины» и желающего работать по-новому. Сталин подчеркнул: «Это движение началось как-то самопроизвольно, снизу, без какого бы то ни было давления со стороны администрации предприятий»…
Советская власть, отложив на время кнут, предложила трудящимся пряник. Выполняешь хотя бы две нормы? Стахановец! Будешь висеть на Доске почёта, получишь премию, спецпаёк, путёвку в дом отдыха, а то и жильё вне очереди. Многие увидели в этом шанс вырваться из грязи и серых будней.

И вот уже машинист Пётр Кривонос в два раза увеличивает
скорость товарных поездов, повышая давление в котле паровоза сверх допустимого. А сталевар Макар Мазай переделывает мартен, построенный немецкими инженерами, чтобы загружать в него гораздо больше шихты. Главный инженер завода пришёл в ужас: «Это против науки!», но Мазая поддержал нарком Орджоникидзе: «Наука – не икона!» (А чего ещё ждать от министра тяжёлой промышленности с фельдшерским образованием?). Рекордомания, раздуваемая из Кремля, охватила все сферы жизни. Появились даже стоматологи-стахановцы. Мало кто, пожалуй, удивился бы тогда, если бы передовая многодетная мать обязалась рожать детей за семь месяцев… Сталин сказал, что новые нормы выработки должны быть «где-то посередине» между прежними нормами и рекордами стахановцев.
Не участвовать в стахановском движении становилось опасно: того и гляди, обвинят в саботаже. Каждое предприятие должно было добиваться повышенных результатов. Порой выручала фантазия. Так, Тюменский спиртзавод начал гнать водку «усиленной пролетарской крепости 45 градусов», и городская газета тут же окрестила её «напитком стахановцев». Но когда по-стахановски заработал НКВД, стало совсем не смешно. Чекисты, недосыпая ночей, рапортовали о неуклонном росте числа арестов «вредителей, шпионов и троцкистов»…

Жизнь наверху

– Жить стало лучше, жить стало веселее, – объявил Сталин в
ноябре 1935 года. И правда, стало, но кому? Самым заметным
стахановцам!
Блага посыпались на Алексея (бывшего Андрея) как из рога
изобилия. Путь на шахту он очень скоро забыл: его звезда взошла на высоту, с которой не только посёлок Ирмино, но и вся область была не видна. Уже через полтора месяца после рекорда Алексей сидел в Кремле в президиуме Всесоюзного совещания стахановцев. Его по-стахановски быстро, без кандидатского стажа, приняли в партию. А затем и в Промакадемию, где стахановскими темпами готовили
советских начальников из коммунистов без среднего образования. Подарили новый советский автомобиль ГАЗ-М1.

Дали в столице пятикомнатную квартиру – и не где-нибудь, а в Доме правительства на набережной Москвы-реки с видом на Кремль. Можно долго описывать тот домище с фантастическими для советского быта удобствами, но достаточно сказать, что в нём жили дети Сталина.
Э-э, а где любимая жена, цыганка Евдокия? Тоже въехала в «Дом при встрече со Светланой Аллилуевой и маршалом Тухачевским?.. Не смешите, товарищи! Ей убедительно «посоветовали» убраться подальше и забыть своего
Андрея. А в официальной биографии героя вскользь упомянули, что она «бежала с цыганским табором». Значит, сама его бросила, и он морально устойчив, как каждый коммунист!
– Не горюй! – утешал Стаханова приставленный к нему куратор. –
Поживёшь пока один. У вас же в доме для жильцов есть всё: столовая высший класс, прачечная, парикмахерская… Да, понимаю, сердце ласки просит. Найдём тебе жену! Или сам поищи, но представь кандидатуру на рассмотрение.
И Стаханов нашёл.

Его постоянно возили по стране для встреч с трудящимися. В
Харькове после такой встречи был концерт в его честь, и Алексею приглянулась юная чернявая дивчына, спевшая романс «Соловей»:
– Хочу её!
Куратор навёл справки: Галина Бондаренко, из рабочей семьи,
отлично учится в школе, компромат у НКВД отсутствует. Родители будут счастливы выдать её замуж за легендарного человека, депутата Верховного Совета СССР. Но… ей четырнадцать лет! А по закону вступать в брак можно с шестнадцати.
– Я Стаханов! Чё ты мне законом тычешь? Ждать не буду!..
И куратор не посмел возразить уже не всесоюзно, а всемирно
известному человеку. Не так давно он подарил Алексею номер
британского еженедельника Time с его портретом и подписью
Stakhanovism’s Great Stakhanov (Великий Стаханов стахановщины)…

«Наверху» вопрос решили за минуту:
– Отличница? То, что надо! Будет поднимать культурный уровень мужа-героя!
И распорядились выдать ей новый паспорт, состарив на два года. Мнение Галины никто не спрашивал, да и какое оно имело значение, если правительство, Стаханов и её родители сами всё решили.

Ужин с «Отцом народов»

А ведь вначале он вёл себя скромно, пришибленный внезапно
свалившейся славой. Говорил, что своим рекордом обязан товарищам по бригаде. Всё круто изменилось после Всесоюзного совещания стахановцев в Кремле, где зал бурно ему аплодировал. А особенно после ужина со Сталиным, на который он был тогда приглашён вместе с Константином Петровым.

Рассказ об этом я услышал в 1978 году от самого Петрова. Он
приехал в Киев на торжества по случаю 60-летия комсомола и
остановился в гостинице «Москва» (ныне «Україна»). Мой хороший знакомый Юрий Волков, комсомольский деятель из шахтёров, предложил зайти к создателю «великого Стаханова».
Петров был старше комсомола на десять лет, но выглядел
энергичным и весёлым. Он вспоминал ужин в Кремле с юмором и с явным удовольствием.

… Сталин сидел во главе накрытого стола, а по обе стороны –
члены Политбюро и первый секретарь Московского обкома и горкома партии Никита Хрущёв. Быстрые безмолвные официанты наполнили бокалы.
Вождь поднял тост за дальнейшие успехи стахановского
движения. Оба гостя отхлебнули из бокалов и поморщились, не поняв, что это такое: лимонад – не лимонад?..
– Что, не нравится наше шампанское? – ухмыльнулся Хозяин.
– Очень нравится, товарищ Сталин, только мы не привыкшие.
Нам бы водочки!
Вождь поднял палец, и два официанта наполнили фужеры
Стаханова и Петрова водкой. А затем после каждого тоста наливали снова и снова. Тостов было много.
Когда доели десерт, Сталин обратился к гостям:
– На Украине есть красивая песня «Ой, закувала сива зозуля».
Можете нам спеть?
– Мы бы с радостью, да не знаем её, извините.
– Извиняться не надо… Что-то мы, товарищи, засиделись, пора
потанцевать. Заводи патефон, Никита!
«Все члены политбюро, кроме Сталина, встали из-за стола и
пошли танцевать танго парами, как шерочка с машерочкой, – смеясь, продолжал Петров. – Молотов с Калининым, Каганович с Микояном, Ворошилов с Хрущёвым… Сталин спросил, почему мы со Стахановым не танцуем. Нам после энного фужера водки море было по колено: «А давайте, мы лучше спляшем по-нашему, по-шахтёрски!» И пошли с Алексеем вприсядку. А политбюро, став полукругом, хлопало в такт ладонями и повторяло хором: «Турум-пам-пам!.. Турум-пам-пам!..»

Только разгулялись – и тут нам сказали, что машина ехать в
гостиницу подана. Очень вовремя, а то полезли бы обниматься с вождями… Вышли во двор, там лимузин ждёт. И провожает нас комендант Кремля, хотя уже час ночи. Сели в машину. Душа горит.
– Шумел камы-ыш, дере-е-евья гнулись!.. А здесь можно петь,
товарищ комендант?
– Вам, ребята, теперь всю Москву можно раком поставить!..»

Стаханов учёл это напутствие.

А мог бы стать министром

В Промакадемии Алексей не появлялся: «Где я вам время
возьму?!» Диплом получил, но так и остался, по сути, с трёхклассным образованием.
Он действительно был занят. Приходилось то и дело предъявлять себя народу на массовых мероприятиях и говорить несколько громких фраз по бумажке, которую давал куратор. Но на «погулять в компании» времени хватало. Собутыльники были разнообразными: от приезжих земляков из Донбасса до Васи Сталина, соседа по дому. В 1940 году тот окончил авиашколу и пригласил обмыть событие в ресторане «Метрополь». Вася в свои 19 лет пил уже неслабо, но Стаханова – шутишь? – не перепил! Под конец Алексей ловил там рыбок в аквариуме, дал в морду официанту, разбил зеркало в золочёной раме… И всё это, мать вашу, от широты шахтёрской души, а счёт за зеркало вставьте себе поглубже!
Сталин, собиравшийся сделать Стаханова наркомом угольной
промышленности, был вынужден отказаться от этой мысли. Велел передать ему, чтобы не позорил легендарную фамилию, а то недолго заменить её на более скромную…
Какое-то время Алексей с помощью жены себя сдерживал, но
потом опять прорвало. Во время одной из пьяных драк у него пропал висевший на спинке стула пиджак с орденом Ленина и партбилетом.
За такое с треском исключали из партии. Но Сталин его простил – и Стаханова всего лишь отправили из Москвы подальше, чтобы не куролесил на глазах всей страны. Так он стал в 1941 году начальником шахты в городе Караганда (Казахстан).

Ну какой из полуграмотного работяги начальник? А тут началась война, гитлеровцы захватили Донбасс, и нагрузка на шахты Сибири и Казахстана возросла в разы. Самое время по-стахановски бить рекорды угледобычи, но стране был нужен реальный уголь, а не нарисованный пропагандой. Стаханов стучал кулаком и призывал брать с себя пример – ничего другого он не мог. Наверное, у него были толковые помощники, потому что шахта кое-как справлялась.
Его уволили только через два года – и вернули в Москву.

Вручатель премий

Вернули его, конечно, по указанию Сталина. Вождь был явно
неравнодушен к Стаханову, видя в нём своё творение. Ещё в детстве, в Горийском духовном училище, он навсегда запомнил стих из книги «Бытие»: «И создал Господь Бог человека из праха земного». Так же Сталин создал Стаханова из угольной пыли. А они к тому же родились в один день 21 декабря (что-то вроде знака судьбы).
Но дело было не только в симпатии вождя. Сталин придавал
огромное значение символам как средству пропаганды. В начале войны главными символами были павшие в боях герои (реальные или вымышленные, как «28 панфиловцев»). А в 1943-м начиналось восстановление освобождённых от врага территорий, и требовался живой символ трудовой доблести.
В наркомате угольной промышленности для Стаханова придумали должность: начальник наградного отдела (официальное название: «зав. сектором социалистического соревнования»). Он занимал её следующие четырнадцать лет. Вот эта работа была по нему: обнимать новых стахановцев, торжественно вручая им премии и почётные грамоты…
Пил он по-прежнему, подтверждая своё прозвище «Стаканов»,
прилипшее к нему ещё до войны. Но вёл себя осторожнее, старался не дебоширить. Пьяные драки заменил стрельбой по воронам у себя на даче из именного пистолета, когда-то подаренного наркомом Орджоникидзе.

В перерывах старался воспитывать двух дочерей от Галины.
Старшая, Виолетта, рассказывала: «Например, не разрешал нам с сестрой капроновые колготки носить и краситься. Новое пальто сразу в шкаф пряталось. Носить его можно было только с отцом или на какое-то мероприятие. А ещё к труду нас приучал. Ему в родном колхозе хряка Ваську подарили, так мы должны были за ним ухаживать».
Этот кабан жил у Стаханова на балконе в Доме правительства,
пока ему не построили на даче загон.

Синий знак вопроса

В 1990-е годы я как сотрудник журнала «За Рулём» получил в
Госархиве РФ доступ к документам секретариата Молотова. Меня интересовало, как «вождь №2», второй после Сталина, распределял автомобили.
Собственный автомобиль считался невероятной роскошью, и
разрешение на его покупку было ценнее любого ордена. Знаменитые люди писали Молотову челобитные (старое, но очень уместное слово), выпрашивая такое разрешение. Трижды герой Советского Союза воздушный ас Кожедуб, главный диктор Всесоюзного радио Левитан, композитор Никита Богословский, артист Леонид Утёсов и многие- многие другие… Но практически никто не обращался повторно, а Стаханов и тут установил рекорд.
В феврале 1945-го он жалуется, что не в состоянии оплатить
выделенную ему трофейную машину (резолюция Молотова синим карандашом: "Надо помочь"). Затем просит отвести ему земельный участок и обеспечить стройматериалами для постройки дачи ("Надо помочь"). В конце 1947-го пишет, что имеет наряд на получение автомобиля "Победа", но не может его оплатить (решено положительно). А спустя два года ходатайствует о замене "Победы" на семиместный лимузин ЗИС-110, об увеличении его зарплаты в Минуглепроме, о снижении квартплаты, о выделении бесплатной путёвки в санаторий и об оказании единовременной материальной помощи... Тут уж Молотов не выдержал и поставил синий знак вопроса (решено отрицательно). А рядом с наглыми требованиями фейкового «героя труда» – жалобы безногих инвалидов войны, которым отказывают в выделении мотоколясок. Коляска Киевского мотоциклетного завода с чахлым двигателем и ненадёжными тормозами была для них пределом мечтаний. Но здесь почему-то синий карандаш Молотова писал не "Надо помочь" и не "За", а безразличное "Прошу обратить внимание"...

Слово не воробей

Никита Хрущёв на ХХ съезде партии «разоблачил культ личности Сталина» и рассчитывал на поддержку советской элиты. Стаханов отказался в этом участвовать: Сталин был и остался для него полубогом. Тогда Хрущёв взялся за культ личности Стаханова.
Настоящую цену его «рекорду» он отлично знал.
Он вызвал Стаханова в Кремль:
– С показухой пора кончать. Не устал коптить небо в Москве? Тебе всего пятьдесят, можешь быть полезен на Донбассе. Это я тебе, Алексей, как шахтёр шахтёру говорю!
(Хрущёв действительно поработал в молодости на шахте, но не под землёй, а наверху – слесарем по ремонту лебёдок).
– Какой ты на хер шахтёр?! – взбеленился Стаханов.
И на следующий день получил от милиции предписание покинуть Москву в течение 24 часов.
Это был тяжёлый удар и для Константина Петрова, который
официально считался инициатором стахановского движения и тоже купался в лучах славы. Недаром при нашей встрече в гостинице он менялся в лице, когда звучала фамилия Хрущёва, и называл его не иначе как «курский свинопас».

«Лёха, ты меня уважаешь?!»

Его направили в город Чистяково в трест по добыче антрацита.
Семья осталась в Москве – не ехать же «в какую-то дыру»! На новом месте, сославшись на это, ему отказали в квартире, хоть он и считался заместителем управляющего. Жил в шахтёрском общежитии.
Недостатка в водке не испытывал, благо охотно наливали новые «кореша». Через два года его понизили до помощника главного инженера шахты. Сгинул бы, наверное, вусмерть пьяный под забором, но этого не допустила добрая женщина Антонина, знавшая его с молодых лет.
– Такой мужчина – и без присмотра!..
Взяла к себе жить, подкормила, обстирала, обогрела. «Надо
сказать, она нормально за ним ухаживала», – признавала старшая дочь Виолетта. Однажды навестила отца, открыла шкаф – «а там рубашки наглаженные, бельё чистое»…
Шли годы, и Антонина предложила Алексею зарегистрировать
брак. Он не возражал. Жизнь, можно сказать, устаканилась. Но в 1970 году кто-то доложил Брежневу, что скоро 35-летие рекорда Стаханова. И генеральный секретарь ЦК распорядился присвоить ему звание Героя Социалистического Труда.

Эта награда стала для Алексея роковой. Дело в том, что вдовам Героев полагались льготы и ежемесячное денежное пособие. Экс-жена Галина почернела лицом: «Значит, вместо меня их будет получать Антонина? Не бывать этому!..»
Она жила уже не в Доме правительства (им дали квартиру
скромнее), но сохранила высокие связи. А в России испокон веков для власти и для тех, кто к ней близок, закон не писан. Брак Алексея с Антониной расторгли заочно, без суда: якобы она затащила его в загс пьяного, не сознающего, в чём и с кем он расписывается…
Стаханов заливал горе водкой, и в 1974 году был помещён в
психбольницу в том же Чистяково, переименованном в Торез (был такой лидер французской компартии). В ней он провёл три последние года жизни, плохо понимая, где находится. Временами воображал себя на торжественной церемонии и порывался наградить соседей по палате за доблестный труд. Но чаще впадал в забытье и тогда, возможно, возвращался, как во сне, в начало своей жизни.
Вот он пастух-подросток, с трудом научившийся читать. А вот уже, двадцатилетний, пришёл на Донбасс с мечтой заработать денег, купить лошадь и вернуться в родную орловскую деревню…

Похоронили его в Торезе, а Кадиевку переименовали в город
Стаханов. В 2016 году Верховная Рада Украины вернула им прежние названия.

P.S. А что касается Дня шахтёра (31 августа), давайте предложим народным депутатам отменить этот чужой мертворождённый праздник. Пусть Днём шахтёра Украины станет день, когда первая шахта освобождённого Донбасса выдаст первый уголь на-гора.

/Леонид Сапожников/

https://lebed.com/2025/10095.htm

Подготовка ко дню учителя

Молодые офицеры пограничники