Живёшь ты, значит, такой, и кажется тебе, что весь мир — это невыключенный утюг на сердце. Горит оно, плавится, жужжит тревогами, как комар в спальне летом. Вокруг — сплошная ебанина: работа бесит, люди бесят, в зеркале унылый тип, который вот-вот сдастся. Не то чтобы ты хотел себя похоронить заживо, но мысли такие — «а хули нет?» — мелькают всё чаще.
Сегодня ты стоишь на остановке. Руки в карманах, сигарета во рту, взгляд в асфальт. Дождь, сука, мелкий, но противный, в лицо летит, как будто природа лично тебя ненавидит. Ты, конечно, тоже не подарок, но за что тебе этот мокрый пиздец?
Вдруг рядом — он. Тип, который выглядит так, будто жизнь его трахает только в тех позах, которые ему нравятся. Куртка кожаная, ботинки чистые, даже дождь его, кажется, не трогает. Встал, достал айфон, покрутил что-то там пальцами, ухмыльнулся. И ты ненавидишь его всем своим существом.
— Эй, — говорит он с интонацией человека, который никогда в жизни не стоял в очереди. — Куришь?
Ты киваешь, молча. Слова тебе и так сейчас даются с трудом.
Он достаёт не пачку сигарет, как нормальный человек, а вейп. Крутой, блестящий, как будто его только что вынули из какого-то технологического рая для бедных.
— Держи, — говорит. — Попробуй. Лимитка, нигде не найдёшь
Ты берёшь. А хули нет? Может, этот лимитированный клубничный пар сейчас залатает твою душу.
Делаешь затяжку. Мир вспыхивает. Не в том смысле, что «ах, как красиво», а буквально — мозг начинает хуярить огнями. Ты закрываешь глаза и видишь всё: вселенные, где ты охуенно богат, и вселенные, где ты — бомж, вселенные, где ты проживаешь эту жизнь, но в тысячу раз хуже, и те, где ты — царь ебаного мира.
И вот ты стоишь в какой-то из них. Рядом — твой двойник, с пивным пузом и беззубой ухмылкой.
— Ну и чё, — говорит он. — Думаешь, у тебя хуёво? Посмотри на меня.
И ты смотришь. В его мире нет ничего, кроме боли. Семь разводов, сорок микрозаймов, раздавленные мечты, детство в интернате, где воспитатели были хлеще конвоиров. И ты понимаешь, что да, твоя жизнь — это не сахар, но она хотя бы не вот эта.
Мир снова перелистывается, и ты уже в другом варианте. На этот раз — ты в пиджаке, с часами на запястье, которые стоят как квартира в Москве. Всё идеально: деньги, женщины, даже волосы на голове густые.
— Хочешь так? — спрашивает он.
— А чё, нет? — отвечаешь ты.
— Ну так. — Он закуривает сигару. — У меня всё вроде заебись. Но это заебись — это так охуенно скучно, что хоть вешайся. Никаких ставок. Всё легко. И от этого мерзко.
Ты понимаешь, что он врёт. Никто не хочет менять заебись на хуёво, даже если оно веселей. Но кто ты, чтобы спорить?
А тут ты сидишь такой, в своей коляске, и ни о чём уже не паришься. Ты, по идее, должен тут жалеть себя и отчитывать эту подлую судьбу за то, что забрала у тебя половину тела. Но ты нихуя не жалеешь. Никаких понтов и марафонов в очередях за навороченными ноутами. Ты теперь эксперт по тому, как убивать время. Это не конец света, ведь мир, он вообще заебись устроен.
Вот еще вариант, ты — настоящий уебок. Люди — те самые, которые могут восхищаться тобой за то, что ты веришь в себя, когда тебя все ненавидят. Ты сам себя обманываешь, что у тебя есть какие-то моральные ценности. Потому что никто, кроме тебя, не видит, как ты подкидываешь палки под чужие колеса и пользуешься чужими ошибками. Ты — фальшивый чемпион среди ублюдков. Ты сидишь на троне из чужих разочарований, и чем больше людей тебя ненавидят, тем больше ты ощущаешь, как сладка эта жёлтая грязь на твоих руках. Ты учишь людей быть хорошими и всем говоришь, что только ты, чёрт побери, в их жизни — единственный настоящий свет. А на самом деле, ты — просто паразит, который каждую минуту сосёт энергию у тех, кто верит в твои сказки.
А вот тут ты уже труп. Лежишь себе в гробу. Зачем? Хуже ли? Ты ведь уже не страдаешь от боли, не переживаешь по поводу каких-то мелких неприятностей — типа того, что не смог купить айфон, или что начальник снова высказал за твои кривые отчёты. По тебе даже никто не плачет. Чёрт возьми, не плачет никто.
Теперь полный пиздец. Жизнь, как оказалось, не обязана быть человеческой. Ты стоишь. Просто стоишь. Четыре с хуем метра абсурдного существования, которое люди приходят осматривать с восторженным выражением на ебале. Кто-то жрёт хот-доги, кто-то фоткается, кто-то стучит по стеклу, чтобы ты, мать его, повернулся. А ты стоишь. Челюсть медленно молотит траву, а мысли скачут, как блохи на бездомной собаке. Ты — просто хрен с длинной шеей, который не может спрятаться ни от глаз, ни от дерьмовой погоды. Ебучий жираф в зоопарке.
А теперь, ты смотришь на это всё — на людей, на их жалкие попытки прожить жизнь, как будто это какое-то шоу, где в конце будет приз. Но ты-то не участвуешь. Тебя нет. Никакого «тебя» не существовало. Никто не забыл выключить утюг на твоём сердце, потому что твоего сердца вообще не было. Ни боли, ни радости, ни первых поцелуев, ни унизительных собеседований. Ноль. Смотришь на весь этот пиздец со стороны, как зритель, который не заплатил за билет. И вроде бы охуенно — никакого страдания, никакой беготни. Но где-то глубоко внутри скребёт. А вдруг ты всё-таки хотел бы родиться? А вдруг эта жизнь, со всеми её «хуёво, но своё», была бы твоей? Но времени на это нет. Ты не существуешь. И всё, что ты мог бы подумать, умирает ещё до того, как родится.
Возвращаешься обратно. Стоишь, вейп в руках, тот тип куда-то испарился. Мир — тот же, но что-то внутри перестраивается. Ты вспоминаешь все те варианты: где был ад, где был рай, и вдруг до тебя доходит — твоё дерьмо, каким бы оно ни было, всё равно твоё. Это твоя боль, твои ошибки, твоя радость, твоя любовь. И каждый вариант твоей жизни — либо худший сон, либо мечта идиота, но не это.
И ты идёшь дальше. С этой мыслью. И с вейпом. Потому что, блядь, лимитка — реально хорошая.
