Когда Галина стояла перед дверью несуществующей квартиры, находившейся над ее собственной, она слышала лишь игру флейты.

Зажмурившись, женщина толкнула легко поддавшуюся дверь и сделала шаг в неизвестность. Она не хотела открывать глаза. Боялась, что если сделает это, то окажется не у себя в постели под раздражающий писк будильника, а где-то, где она уж точно никак не могла бы оказаться.

К флейте добавилось пение птиц, потеплело, и даже с закрытыми веками становилось ясно, что в помещении, где она теперь находилась, очень светло.

Галина открыла глаза и охнула. Все, что она могла видеть перед собой, занимали две горизонтальные полосы: ярко-голубая и до рези в глазах белоснежная. По шву, разделяющему два цвета, искусной оборкой шла балюстрада. Ноги будто сами продолжали идти вперед, а мозг подмечал разные детали, будучи не в силах собрать их в единую цепочку мыслей: «это балкон из белого мрамора», «ясное голубое небо», «на полу золотые прожилки», «но сейчас же ночь, да и весь день было пасмурно», «невероятно огромный балкон», «на перилах кто-то сидит».

Страстно желая оказаться дома и забыть обо всем случившемся, женщина почему-то была не в силах перестать приближаться к краю балкона, но смогла заставить себя обернуться. Сзади, закрывая небо, находилась такая же белая, как пол, стена, на которой бездонной чернотой резко выделялся проем высокой узкой арки, украшенной странной резьбой.

«Я пришла точно отсюда, но никакой двери нет».

Ощутимый удар поперек живота – «перила» – заставил женщину вновь смотреть перед собой. Вернее, вниз. Ведь там, очень далеко внизу, – «Это двадцатый? Тридцатый этаж?» – раскинулась панорама самого чудесного города, который она только могла вообразить.

Старинные здания из белого камня с красными черепичными или золочеными крышами, узкие улочки, многочисленные речушки, пересекаемые маленькими ажурными мостиками, роскошные, но запущенные сады. Завороженная неповторимым видом, женщина забыла о том, что всего этого просто не могло происходить.

– Прекрасное место, не правда ли? Этот город настолько хорош, что, поговаривают, даже некоторое время являлся обителью земных Богов, – раздался тихий хрипловатый голос – почти шепот – справа.

Галина с трудом оторвалась от изумительного пейзажа и повернула голову в сторону звука. На широкой балюстраде из белого мрамора сидел печально знакомый блондин и выжидательно смотрел на нее. Не выдержав взгляда, слишком тяжелого для юноши его возраста, женщина уставилась на руку блондина, ласково опускающую на перила серебряную флейту. У Келвина были блестящие, отполированные ногти просто неприемлемой для мужчины длины.

– Я рад, что ты услышала мой зов и смогла добраться сюда так быстро. Рад… и удивлен.

Растерянность и тревога накинулись на Галину с прежней, если не с большей, силой. Но страх не возвратился, оставшись где-то на несуществующей лестнице в сумерках подъезда. Женщина, не придумав ничего лучше, больно ущипнула себя: в кино всегда так делали, чтобы проверить, реально ли происходящее. И, как и неизменно случалось в фильмах, ничего не поменялось.

– Чушь какая-то. Этого не может быть, – зашептала она, будучи не в силах повысить голос. – Я что, сплю? Это что, мой сон?

– О, нет, – улыбнулся Келвин. Хотя Галина все еще смотрела на его тонкие бледные пальцы, в выражении чужого лица можно было не сомневаться: уж слишком явно ощущалась проскользнувшая в тихом голосе насмешка. – Это одно из моих любимых мест в Мире Грез. Я нахожу этот город идеальным для прогулок и размышлений.

– Да что ты несешь?! – не выдержала женщина и принялась нервно расхаживать по балкону. – Наверно, у меня случился инсульт, и я сейчас в коме. Или я умерла и на том свете. Или, – она повернулась и указала дрожащим пальцем на Келвина, – это все ты, богатый проходимец! Киберманьяк! Я читала в газетах об этом вашем даркнете! Вы накачали меня какой-то дрянью, подключили к очкам виртуальной реальности и транслируете это на каком-то запрещенном сайте! Наверняка, когда я отдавала якобы уроненный телефон, твой дружок спустился с крыши и украл запасные ключи. Хотя нет! Постой-ка! Мне тогда уже привиделось, что ты ушел по лестнице вверх, а этажей-то надо мной нет! Мы это и с Анастасией Николаевной, и с Катькой обсуждали! Значит, твой друг со спины меня как раз тогда-то наркотиками и накачал. Шоу они тут устроить хотят! Вот вам! Выкусите! – Галина Олеговна принялась показывать во все стороны средний палец.

Несмотря на малую вероятность описываемых событий, они куда больше соответствовали мироощущению Галины Олеговны Красновой, чем постинсультные видения или странный вариант загробной жизни. Пока она произносила уличающую тираду, лицо Келвина было совершенно невозмутимым, он смотрел на нее скорее с усталым сожалением, чем с какой-либо другой эмоцией, но на последних предложениях его голубые глаза расширились, а светлые брови поползли вверх.

– Ты обсуждала с кем-то нашу первую встречу? В реальности? Я поражен. Обычные сноходцы, просыпаясь, забывают произошедшее. Мир Грез ревностно хранит свои тайны. Очень редкие способны воспроизводить единичные и чаще всего чувственные воспоминания и уж почти никто – досконально запомнить сон.

– Ну хватит уже нести этот бред! – взмолилась Галина, но вдруг осознала, что верит Келвину.

Она не поняла, что конкретно имел в виду молодой человек, но его последние слова не показалось ей чуждыми и противоестественными. Будто юноша очень заумно сказал, что Земля круглая или что существует четыре времени года.

От осознания правдивости пускай и очень необычных, непонятных вещей сразу стало спокойнее, но одновременно женщина отчетливо ощутила нарастание какой-то новой, не связанной со странностью происходящего тревоги. Словно она забыла что-то важное: выключить утюг или закрыть на ключ входную дверь.

Как и коварный, кажущийся прекрасной сказкой город внизу, который на деле являлся лишь пожираемыми лесом руинами, все вокруг словно пропиталось липкой, вязкой опасностью, ничем не выдающей своих мотивов и от этого еще более зловещей. Сестра-близнец лжи, она сияла вместе с белоснежным мрамором на солнце, скользила в голубом небе и ни капли не боялась быть обнаруженной, скрываясь на самом видном месте.

Этих смешанных чувств хватило, чтобы в сердце женщины вернулся страх. Ведь ей в принципе были не свойственны как такие сложные эмоции, так и яркие художественные образы. Во рту резко пересохло, а ладони вспотели.

«Да что же происходит? Здесь… И со мной».

– Я находил многих, – вновь подал голос блондин. Поглощенная внутренними переживаниями Галина вздрогнула от неожиданности, чудом не вскрикнув. – Проникал в чудесные, красочные сны, звал их создателей за собой, показывал им Мир Грез, путешествовал с ними, раскрывал тайны Вселенной, рассказывал, где искать карты к другим мирам и ключи, способные открывать двери иных времен. И всегда все было одинаково: они шли за мной, готовые слушать. Знающие, что им всю жизнь чего-то не хватало, страдающие взаперти одного-единственного доступного мира, стремящиеся изучать и создавать. Ученые, писатели, художники, мечтатели – юные творцы, способные привлечь меня в свой сон. И вот я нашел тебя. Тебя, сумевшую каким-то образом дойти до Мира Грез в первую же ночь. Но при этом такую старую, почти лишенную воображения, не готовую и не способную слушать, примитивную, глупую, жалкую…

– Следи-ка за языком, сопляк! – закричала Галина, пытаясь не дать слезам обиды прыснуть из глаз. – Да, я институтов не заканчивала и пока еще не понимаю, что здесь, черт возьми, происходит, но не смей говорить со мной в таком тоне, Келвин!

Юноша резко спрыгнул с балюстрады, подскочив к женщине, обхватил ее голову холодными ладонями и притянул к своему лицу. Наверно, со стороны это выглядело картинкой с обложки романа, где пылкий любовник вот-вот должен был «слить» свои губы в поцелуе с невинной девой, нежно запустив руки ей в волосы. Однако Галине казалось, что Келвин сейчас раздавит ее череп или оторвет голову от шеи. Но до того как, ошеломленная нападением, она успела начать сопротивляться – вдарить козлу между ног – молодой человек отпустил ее и медленно, шатаясь, словно пьяный, попятился.

– Ты что творишь, припадочный?! – завопила Галина.

Сердце колотилось как бешеное, из глаз прорвались-таки слезы, а выставленные перед собой – чтобы защититься, если мужчина опять на нее накинется, – руки предательски дрожали. В голове испуганной женщины, где в калейдоскопе мелькали ужасные вещи, которые мог с ней сотворить блондин, вдруг возникла странная мысль: «Она ляпнула чушь, которой здесь совершенно не место».

К счастью, Келвин, похоже, ее не услышал: он застыл, уставившись вдаль совершенно пустым взглядом. Галина испытала явное облегчение, ведь ей не хотелось подтверждать чужие слова о собственной глупости. Потому что блондин не был подростком, попавшимся ей на лестничной клетке с сигаретой в зубах, или школьником, залезшим на лавку прямо в грязной обуви: у него были причины так себя повести, а вот у нее не было никакого права кричать на него или же отчитывать.

Келвин, вопреки внешности, был намного старше нее. И очень умным. Не как Катькин сын – терапевт – или внук Алены Михайловны, подавшийся в политику, – а еще умнее. Женщина знала это, как знала его имя. Ей неожиданно стало стыдно за то, какой ничем не интересующейся, погрязшей в быте, необразованной буфетчицей она была. Руки Галины Олеговны безвольно опустились.

«Ну сколько можно плакать!»

– Как интересно… Такая примитивная форма… Я бы и не заметил... – пробормотал Келвин. Его глазам вернулся живой блеск, и теперь молодой человек откровенно разглядывал женщину, как некую диковинку. Через несколько унизительных секунд он обратился уже к Галине, а не к собственным мыслям: – Ты обо мне знаешь, потому что помнишь. Мы раньше встречались. До того, как ты… эм… спряталась. Да, это подходящее слово.

Он улыбнулся, а женщина вдруг поняла, что должна вернуться к себе. В свою квартиру. Через арку. Немедленно. Ведь там безопасно. Никто не сможет войти туда без приглашения. Даже такой могущественный сукин сын, как Келвин Арчер.

Сбросив мешающиеся тапки, Галина Краснова побежала к арке. Чувствуя, как стучит кровь в висках, как горят требующие воздуха легкие, ожидая в любой момент удара, она не могла не проклясть архитектуру заброшенного дворца в дебрях леса Мигда-ала с его практически тридцатиметровой смотровой площадкой.

Когда же до черного зева арочного проема оставалось всего несколько шагов, к ней навстречу из темноты вышел все также неприятно улыбающийся блондин.

– Уже уходишь, Грета?

В неудавшейся попытке то ли отпрянуть от непонятно как оказавшегося здесь мужчины, то ли просто затормозить Галина не удержала равновесие и плюхнулась на пятую точку.

Келвин рассмеялся. Даже расхохотался. Его смех был громким, басовитым и пробирающим. Он шел прямо из глубины груди, и казалось очень странным, что в таком худом теле прятались настолько могучие легкие. Галина видела человека с похожим голосом в каком-то из многочисленных шоу талантов по телевизору: тот был настоящим оперным певцом.

«Да, подобные голоса есть только у лучших певцов и наисильнейших жрецов, так как при проведении ритуалов важны не только правильные слова, но и особая подача».

Галина Олеговна коротко вскрикнула, испугавшись мыслей в своей голове. Арчер перестал смеяться и выжидательно посмотрел на нее, сидящую перед ним на полу, закрывшую рот руками и выпучившую глаза.

– О, несмотря на в целом ничтожный вид, в твоем пустом взгляде появляется намек на разум, – произнес жрец с издевкой. Он уже не прятал свой глубокий, пробирающий голос за шепотом. От такого невольно бежали мурашки: неудивительно, что Келвин предпочитал скрывать его в начале знакомства. – Ну же, Грета! Что ты уже вспомнила?

Память ощущалась толстым, полным ярких рисунков фолиантом, страницы которого слишком быстро перелистывались. За одни иллюстрации взгляд едва успевал зацепиться, но другие воспроизводились в мельчайших деталях.

Жрецы, оккультисты, алхимики, астрологи, колдуны, ведуны, гадалки, предсказатели, шаманы, целители, еретики, некроманты, святые, ученые, гении, безумцы, чудаки, пророки, убийцы – в разные времена в разных краях по-всякому называли людей, по крупицам собирающих тайные знания об искусствах и науках, что пришли в их мир Извне. Опьяненные полученной силой они объединялись, искали последователей, образовывали культы, религии, становились у власти целых народов и никогда не останавливались в своих исследованиях. В поисках начала, первоосновы, подобной христианскому Господу или Большому Взрыву, такие люди часто приписывали эту роль Древним, пытаясь в своих трудах связать Великих в единый пантеон и с каждым новым «открытием» все дальше уходя от истины. У них попросту не было шанса понять суть вещей, о которых они узнавали по буквам и рисункам, изредка встречая странные предметы или существ, напуганных чуждым миром и оттого агрессивных.

Но были и другие. Сноходцы. Те, кто умел покидать свои собственные сны и находить путь в Мир Грез, через который проходило множество дорог в самые удивительные из реальностей. Странствующим, меняющим тела от мира к миру сноходцам доводилось общаться с существами из плоти и крови, которые владели недоступными земному царству технологиями; вступать в контакт с загадочными разумными газами, обладающим психическими свойствами светом или чем-то даже более удивительным, подчиняющимся совершенно особым законам логики, физики и самого мироздания. Умелый сноходец мог прожить несколько жизней во время послеобеденного сна. Лучший сноходец – принести в свой мир знания, которые он накопил во время странствий.

И Келвин Арчер был угрозой для каждого из них.

Блондин обошел Галину и направился в центр белоснежной площадки, демонстративно посмеиваясь. Женщина, все еще оставаясь на полу, неловко развернулась: она не собиралась упускать мужчину из виду. Навалившийся поток мыслей и образов словно обладал физическим весом, не давая ей встать. Или таковой была воля единственно истинного жреца Древнего?

Древние, или Великие, были созданиями, превышающими возможности человеческого восприятия и понимания. Были ли они сгустками космической энергии, обладали ли разумом и эмоциями, имели ли какую-то цель: сноходцы знали достаточно, чтобы не пытаться искать ответы на эти вопросы. Попытки мастеров тайных искусств, никогда не видевших Мира Грез, связаться с Древними часто приводили к разрывам ткани реальностей, появлением на Земле пришельцев Извне и ложно трактовались в качестве ответа на мольбы или даже принимались за нисхождение самого Великого. Попытки некоторых упрямых сноходцев постичь суть Древних заканчивались исчезновением непокорных и всех следов их существования в любом из миров. Единственное, что от них оставалось, – это воспоминания в Мире Грез. Но однажды одному из сноходцев удалось.

Галина Краснова затрясла головой, чтобы отогнать образы, мешающие думать. Она чувствовала, что времени мало, и понимала, что ей нужно вернуться в свою квартиру – в свой сон – куда не сможет проникнуть этот подонок. Там у нее будет время во всем разобраться и решить, что делать дальше. Через несколько минут она вспомнит больше, и воля жреца уже не сможет ее сдерживать. Женщина знала это так же ясно, как свое собственное имя.

Грета Хейккиннен.

Арчер одним движением сбросил пиджак на пол и, развязывая шарф, кинул на женщину насмешливый взгляд. Словно читая ее мысли – «Лишь словно?» – он кивнул на башню у нее за спиной, а затем выразительно покачал головой. На его лице все это время царила мерзкая улыбка.

Обернувшись, Галина-Грета увидела сплошную гладкую стену. Сердце рухнуло куда-то вниз, а по дряблому старому телу одна за одной побежали мелкие волны дрожи. Арка исчезла. Путь к отступлению был отрезан. Женщина разрыдалась, потому что не была готова сразиться с Келвином Арчером. Сейчас она боялась его больше всего на свете.

Вспышка эмоций закончилась так же резко, как и началась, и взявшей себя в руки женщине удалось вновь сосредоточить внимание на жреце: тот к этому времени уже избавился и от рубашки. Галина Краснова уставилась на голый поджарый торс, почти такой же белый, как окружающий мрамор. Она не могла знать намерений мужчины и вдруг испугалась за свою честь. Память, как назло, преподнесла тошнотворные образы с жертвоприношениями, извращенными половыми актами, и какими-то немыслимыми омерзительными существами. Ее вырвало, и… ей полегчало.

Страх быть опороченной Келвином теперь казался смехотворным, а собственная брезгливость перед ритуалами – примитивной. Ведь жертва чаще всего уже готова уйти и жаждет этой чести, граница смерти легко пересекается в обе стороны, а иногда физическое воздействие на тело – единственный способ достигнуть необходимого психического и эмоционального состояния. Перекроенные личность и память восстанавливались, а низведенная жажда к познанию оживала: поставленный барьер стремительно разрушался. В нем больше не было необходимости, ведь она сама возвела его много лет назад. Для защиты от Келвина Арчера.

Громогласный голос жреца разнесся над брошенным городом. Ни в одной стране Мира Грез не говорили на этом языке, и даже там, где была рождена эта проклятая речь, ее почти забыли. Правую руку Келвин резко поднял над головой, выгнув кисть ладонью вверх, словно изо всех сил упираясь в невидимый потолок, чтобы не дать тому упасть. Левой рукой блондин медленно, раз за разом проводил по хорошо очерченной вертикальной борозде на животе. В какой-то момент его длинные ногти до крови расцарапали бледную плоть. Движение многократно повторялось, и с каждым разом пальцы все глубже вонзались в тело, превращая глубокую царапину в страшную рану. Из глаз жреца текли слезы, его лицо искривилось от муки, но хорошо поставленный голос ни разу не дрогнул.

Небо над мужчиной стремительно чернело.

Грета с трудом поднялась на ватные ноги. Она еще не вспомнила, а возможно, и никогда не знала всех произносимых жрецом слов, но перевела «ключ» и «путь», часто повторяемые хвалы и мольбы. Всем нутром Грета ощущала неповторимый ритм ритуала призыва. А потом мужчина произнес имя, от одного звука которого его ноги подкосились, а тело содрогнулось. Женщина же и вовсе рухнула ничком на мрамор, а ее сердце замерло, неуверенно затрепыхавшись лишь через несколько полных боли секунд.

Такова была мощь истинного имени Вечно Голодного Зверя, Живущего Меж Мирами.

Судорожно хватающая ртом воздух Грета Хейккиннен поняла, что настоящей причиной ее страха все это время был Древний. Что она никогда не боялась жреца и до последнего считала, что обезумевшему ублюдку нужно дать бой. Вспомнила, как ее долго уговаривали согласиться с этим глупым, не сработавшим планом. С дурацкими, бесполезными прятками. Не она первая перестала доверять Арчеру, но именно ей много раз повторяли, что не стоит его недооценивать.

Наступила режущая слух тишина. Прекративший разрывать небеса древней речью жрец стоял неподвижно и тяжело дышал. Вдруг его правая рука рванула вниз и с омерзительным хлюпающим звуком вошла в брюшную полость по самое запястье. Келвин согнулся и упал на колени в лужу собственной крови. Несколько невероятно долгих мгновений его скрюченное взмокшее тело издавало вскрики и стоны, а потом он вынул из себя кулак, сжимающий Ключ, и поднял его над головой. Похожий на анх плоский предмет из красного кристалла застывшей крови блестел, словно от солнечных лучей, хотя небо давно заволокли черные тучи. Самоповреждение было воспринято благосклонно, а приглашение услышано.

Женщина вскочила. Действовать надо было немедленно. Рванув к стоящему на коленях мужчине, она отметила возвращение своего привычного для Мира Грез облика. Келвин поднял заплаканное лицо, блеснули голубые глаза, и ее просто отшвырнуло! Несколько раз перекатившись по полу, Грета сразу вскочила – двадцатилетнему телу подобное было нипочем, – но жрец уже замахнулся Ключом, как кинжалом, и вонзил его в белый мрамор с золотыми прожилками, сокрытый под растекающейся черно-бордовой лужей.

– Нет! – только и успела вскрикнуть Грета.

Словно в замедленной съемке она видела, как твердый камень натянулся под давлением Ключа будто резиновый, а потом граница реальностей лопнула со звуком, напоминающим и бой набата, и удар грома. Ключ исчез. Ритуал был завершен.

Келвин тихо рассмеялся и, приложив невероятные усилия, встал. Вот таким – согнутым, красным, мокрым, дрожащим, зажимающим огромную рану на животе, – он все равно чувствовал себя победителем, все равно одаривал ее гадкой улыбкой.

– Всегда готова действовать… – прохрипел жрец. – Хотя твоя истинная личность не вернулась даже настолько, чтобы помнить, на каких этапах еще возможно вмешаться в ритуал. Я восхищен твоей страстью к борьбе и рад, что именно тебе выпала честь стать первой из вашего тесного кружка, кого мне удалось найти… Ты надолго насытишь Его, – Арчер снова засмеялся, но смех быстро превратился в приступ кашля.

В воздухе сильно пахло озоном. Едва уловимые шепотки, звучащие словно лишь в голове, становились то тише, то громче; легкие иллюзорные тени скользили по белому мрамору, будоража фантазию своими очертаниями: так размывались границы миров.

– И это даже немного печалит, – продолжил жрец, кое-как выровняв дыхание. – Я предпочел бы побыстрее разделаться и с твоими друзьями.

За чужими словами потянулись образы, за образами – идеи и суждения, а за ними – гнев.

– Как ты смеешь? Ты, предавший себе подобных, – тихо начала та, чьей последней личиной стала небогатая приземленная россиянка. – Ты притворялся наставником, советником. Подталкивал людей исследовать сны, тайны, а затем раз за разом пересекать границы миров. Делая нас более ценными, хранящими больше знаний, впечатлений и отпечатков многих реальностей, времен и событий. Просто выращивал, как свиней на убой… Неужели ты не понимаешь, что не можешь знать Его истинных желаний и мотивов? Неужели ты настолько безумен, что не предполагаешь, что твои действия могут привести к катастрофе?

Балкон, башня, небо – все заколыхалось крупными и мелкими волнами, будто каждая плоскость была лишь рисунком на флаге, что вот-вот сорвется ветром.

Женщина повысила голос, стараясь скрыть растущий страх:

– Мы верили, что Вечно Голодный Зверь сожрет своего раба, когда тот не сможет приносить ему ценную добычу! Как ты смог выжить?! Неужто несчастных юнцов, едва изучивших Мир Грез, хватало твоему хозяину, чтобы он не избавился от тебя?! Как ты нашел мой сон?! Тот предмет… верно? Тот, что, повинуясь правилам моего примитивного и бытового сна, стал телефоном. Ты отыскал меня с его помощью? Что это за артефакт? Отвечай, раб Зверя!

Раздражающая улыбка на окровавленных губах расширилась:

– Раб? Ты разочаровываешь меня, Грета Хейккиннен, Ведьма Истока Кристальной Реки. Нуждается ли человек в раболепстве муравьев? Разумеется, нет. А я… Я всего лишь пытаюсь привлечь к себе немного внимания. Зверь щедр на дары и знания, а на его могучей спине можно добраться до мест, что не снились ни одному из людеее-аааоооооох!

Поддавшись настрою собственной высокомерной речи, Келвин начал горделиво выпрямляться, но, закричав, вновь согнулся. Проскальзывающие между пальцами алые капли на несколько секунд слились в миниатюрный водопад, низвергающийся в бордовое озерцо.

Женщина злорадно усмехнулась. Как бы ей хотелось, чтобы сукин сын страдал вечно. Или хотя бы истек кровью прямо здесь и сейчас. Но Ведьме Истока Кристальной Реки было хорошо известно, что с телом жреца в их реальности все в порядке. А эта оболочка вернется в норму во время следующего путешествия. Пришельцы не могли умереть в Мире Грез, они лишь просыпались.

Женщина резко кинулась к краю балкона, готовая спрыгнуть вниз. Память и знания возвращались быстро, но намного медленнее, чем хотелось бы.

Она не успела. Врата раскрылись прямо перед ней.

Грета упала на спину, перевернулась на живот и в панике отползла назад, пока не нашла в себе сил встать. Она никогда бы не заставила себя обернуться, чтобы своими глазами увидеть Великого: к такому невозможно подготовить разум. Всем естеством ощущая приближение Живущего Меж Мирами, растущий безумный страх, течения межпространственных материй и волн межвременной тьмы, в которых плавал Вечно Голодный Зверь, Грета Хейккиннен сжала кулаки и до боли закусила губу. Под тяжестью навалившихся чувств ей приходилось буквально заставлять себя осознавать и воспринимать что-то еще. Например, Келвина, в исступленном экстазе глядящего ей за спину.

Но прозванная Ведьмой Истока Кристальной Реки больше не чувствовала себя беспомощной: она вспомнила самое главное. Слова.

Когда-то и в мире людей слово обладало весом, силой творить и разрушить. Но одни слова забывались, другие коверкались, а третьи входили в повседневность, теряя хоть какую-то власть. Ныне в том мире само понятие власти слова имеет лишь метафорический смысл. Но это вовсе не значит, что подобных слов не осталось. Просто самые могущественные носители тайных знаний однажды решили спрятаться от того из них, кто пошел на страшную сделку. А новые… новые не успевали узнавать достаточно. Но здесь и сейчас с этим можно было покончить.

Выставив руку вперед, Ведьма Истока Кристальной Реки стала произносить заклинание и схватила Арчера за запястье, несмотря на то, что между ними было не меньше трех десятков шагов. Рывками она начала тянуть его к себе.

Не в силах отнять вторую руку от изувеченного живота, шипя от боли, Келвин, скрюченный почти пополам, медленно приближался к ней, не собираясь делать и шага без сопротивления. Хотя внешне хранители тайных искусств не соприкасались, Грета Хейккиннен чувствовала под своими пальцами чужое запястье, мокрое от пота и крови, и едва не нарушила вскриком вязь древних слов, когда на ее предплечье выступили пять глубоких царапин-полумесяцев: Арчер запустил в нее свои длинные острые ногти.

Притягиваемый ей он тоже пытался подобрать правильные слова, от некоторых из них виски Греты словно пронзали раскаленные гвозди, но Келвин явно был не в том состоянии, чтобы давать отпор. Истощенному ритуалом и духовно, и физически, ему не хватало ни сил, ни сосредоточенности, ни воли. Его дыхание то и дело сбивалось, а плетение заклинания ломалось от непроизвольных стонов. Жрец паниковал, прекрасно понимая, что могущественное существо не будет сдерживать свои аппетиты ради какого-то «муравья». Все, что он действительно мог, – это царапать чужую руку в жалких попытках освободиться.

Тьма достигла ног женщины. Не приносящая ничего, кроме холода, отчаяния и сосущего ощущения пустоты, не имеющая постоянной формы она то закручивалась в щупальца, то взбиралась по ее телу десятками человеческих рук, то стекала вниз шипастыми волокнистыми стеблями. Теперь конец был неизбежен.

Галина Олеговна Краснова, рожденная семьсот сорок восемь лет назад под именем Грета Хейккиннен, прозванная Ведьмой Истока Кристальной Реки, не тешила себя верой, будто внутри Зверя может ждать что-то еще, будто ее человеческая суть объединится с его внепространственным естеством и сможет постичь тайны нового удивительно бытия. И не надеялась она, что огромная пасть Живущего Меж Мирами являлась лишь вратами к чему-то новому, к обратной стороне известной им Вселенной. Она не могла вообразить, что именно ждало ее в скором времени, но ужас, который читался на лице Келвина, когда тот таращился ей за спину, был лучшим доказательством самой страшной из возможных участей. Жрец уже изодрал ее предплечье до костей, но так и не смог заставить ее ошибиться хоть в одном слове заклинания и не смог вырваться.

Черные шипы-щупальца потянулись к Арчеру откуда-то из-за ее спины. И пусть они больше напоминали неспешно плывущих морских змей, чем совершающих смертельный бросок гадюк, до вытянутой руки жреца им было меньше метра.

Ведьма Истока Кристальной Реки вдруг поняла, что победила. Что своей жертвой она спасла не только двадцать шесть других сноходцев, но и всех новых, кому еще только суждено родиться. Что творцы и мечтатели, многие из которых в реальности даже не помнили бы рокового знакомства с Келвином Арчером, теперь будут в безопасности.

Последним, что женщина увидела перед тем, как все окутала тьма, был рот жреца, искривившийся в ненавистной улыбке.

Последним, что Галина Краснова услышала, был смешок. Краткий, громкий и унизительный – как пощечина.

Последним, о чем Ведьма Истока Кристальной Реки успела подумать, прежде чем соприкоснуться с Вечно Голодным Зверем, было то, что она упустила шанс проснуться. Ведь с возвращением памяти и мастерства одного ее желания было бы достаточно для пробуждения. Но Ведьма даже не подумала об этом: Келвин Арчер умело провоцировал ее, играл с чужим желанием избавить от него миры и ни на секунду не дал усомниться, что расправа над ним возможна и уже близка.

Последним, что Грета Хейккиннен почувствовала, было то, как горячая, скользкая от пота и крови рука жреца исчезла.

Где-то в пригороде Бостона в очень старом, но добротно отремонтированном особняке, просторные комнаты которого закрывались тяжелыми портьерами от лучей полуденного солнца, богатый мужчина, о котором почти ничего нельзя было найти в медийном пространстве, проснулся.

Рассказ опубликован в сборнике "Истории, в которых точно кто-то умрет".

Профиль Анастасии Голиковой, автора (меня ^_^), на Author.Today

Издав невеселый смешок, Галина повернулась на бок и, глядя на задернутые шторы, хотела уже продолжить бесполезный счет, но осеклась: сквозь тонкий хлопок проступало свечение. У него могли быть сотни причин, поэтому думать о его источнике смысла не было, следовало просто закрыть глаза и попытаться заснуть. Но женщину почему-то заворожил этот свет. И чем дольше она смотрела на загадочный голубоватый ореол по ту сторону штор, тем больше причин отметала, и тем неспокойнее становилось у нее на душе. В конце концов, она зажмурилась.

Галина понимала, что бояться глупо, что в темноте может многое почудиться, что существуют всякие там зеркально-световые явления и что ей просто показалось, что свечение исходит с ее подоконника. Ведь оно наверняка шло из квартиры этой возмутительно близко отстроенной многоэтажки напротив. Убедив себя, что бояться открывать глаза – смешно и нелепо, женщина вновь посмотрела на окно, после чего резко перевернулась, уткнувшись лицом в подушку, и натянула на голову одеяло. Свет точно был на ее подоконнике. Прямо за шторой, самое дальнее – сразу за стеклом на «внешнем» подоконнике.

Галина была почти уверена, что источник света – небольшое работающее устройство, да вот только ее телефон лежал рядом с ней, а других подобных штуковин у нее не было.

«Там кто-то есть! Он снимает меня на камеру. Но кто? Зачем? Как он там висит?»

В голову начала лезть совсем какая-то чертовщина, когда наверху неожиданно хлопнула дверь, заставив женщину вскрикнуть. Послышались шаги на лестнице. Сердце, и без того колотившееся как иступленное, начало ощутимо покалывать. В дверь постучали. В дурацкую дверь из тонкой фанеры, которую, наверно, можно было бы пальцем проткнуть. О, сколько Катька говорила, что ей нужно поставить хорошую железную дверь, а она только отшучивалась, мол, «кому я сдалась»! Дура.

Галина вцепилась в подушку. Стук повторился настойчивее.

Закричав для храбрости, женщина рывком откинула одеяло и, на бегу щелкнув выключателями в комнате и прихожей, грузно врезалась во входную дверь. Мутная линза глазка открыла ей лестничную клетку. Страх отступил. Может, из-за того, что квартира больше не была погружена во тьму, а может, потому что незваный гость оказался щуплым светловолосым пареньком лет от силы двадцати пяти.

– Чего надо? Ты знаешь, который час?!

– Простите ради бога! – раздался неожиданно хриплый голос. Несмотря на доставляющую хлопоты слышимость в доме, речь молодого человека с трудом проникала за тонкую дверь. – Мне ужасно неловко. Я телефон уронил. И он сейчас каким-то чудом держится на самом краю водоотлива на вашем окне.

Несколько секунд Галина Олеговна переваривала услышанное, а потом рассмеялась. Попросив смутившегося юношу подождать, она вернулась в комнату и смело раздвинула шторы. Свисая наполовину с «внешнего» подоконника, названного юношей как-то по-другому, явно дорогой смартфон призывно светил экраном, словно посылая сигнал о помощи.

– Радуешься, что напугал меня, маленький негодяй? Вот сейчас как скину тебя, – женщина погрозила пальцем технике и открыла окно. Ворвавшийся в квартиру воздух был невероятно холодным для майской ночи, а корпус телефона промерз настолько, что на ощупь показался ледяным: от прикосновения к нему все тело Галины покрылось мурашками, и она едва не выронила дорогую игрушку. Женщина не сомневалась, что от неуклюжего соседа даже «спасибо» не дождешься, а сломай она телефон – тут же начнется скандал с вымогательством. Нынешние дети абсолютно уверены, что все окружающие им должны.

Скорбя о потерянном поколении, женщина вернулась к входной двери и уже взялась за замок, но что-то ее остановило. Она знала почти всех жильцов подъезда, пусть не по именам, но в лицо. Молодого человека за дверью она не помнила. Да и странно он был одет: приталенный длинный пиджак, обтягивающие брючки и лиловый шелковый шарф. У них так не ходили. И таких дорогих игрушек уж точно не имели. Вдруг это какой-то психопат, и он специально все подстроил? Выследил от автобусной остановки одинокую пожилую женщину и вбил себе в голову черт знает что.

В бесящихся с жиру, поехавших малолеток Галина Олеговна уж точно верила больше, чем в привидений или пришельцев, поэтому она сказала следующее:

– С твоим телефоном все в порядке. Я оставлю его у вахтерши по пути на работу. Утром заберешь.

– Нет. Он мне нужен сейчас. Это так сложно?

«Вот вам и «простите» и «ужасно неловко». Тьфу!»

– Я тебе не открою.

– Да ты совсем…

– Сам уйдешь, или мне милицию вызвать? – перебила Галина, не желая выслушивать оскорбления от малолетки.

За дверью стало тихо, и женщина вновь прижалась к глазку. Светловолосый молодой человек стоял, прижав кулак к губам. Прочитавшая не один десяток детективов, Галина Олеговна подметила отсутствие перчаток и была очень довольна как своей внимательностью, так и тем, что потенциальный убийца перед ней неважный.

– Простите… – и без того тихий голос сейчас стал едва слышен. – Я вел очень важную переписку с людьми из Америки. Я готов заплатить вам за помощь. Я не могу позволить себе ждать до утра.

Галина поджала губы. Скандала из-за проваленной сделки от этого «мамкиного бизнесмена» ей уж точно не хотелось.

– Спустись на восьмой этаж, – сказала женщина, кое-что придумав.

– Что?

– Я услышу, что ты ушел достаточно далеко, а ты услышишь, как я захлопну дверь, оставив телефон на пороге.

Конечно, видимость в глазке была паршивой, но Галина не сомневалась, что лицо сопляка полностью соответствовало лицу человека, который проглатывает фразу вроде: «Как ты с такой паранойей на улицу выходить не боишься, карга старая?»

Некоторое время паренек переминался с ноги на ногу, а потом принялся спускаться на два этажа вниз, как было велено. Слыша постепенно удаляющиеся шаги, женщина почувствовала мрачное довольство: ей всегда хотелось сбить с Келвина спесь.

«Точно, Келвин!»

Вспомнив имя соседа сверху, Галина испытала некоторую неловкость за то, что просто не передала телефон из рук в руки. Но менять свое поведение было бы глупо, поэтому женщина слегка приоткрыла дверь и, быстро положив телефон за порог, громко захлопнула ее. Наблюдая в глазок за тем, как молодой человек подбирает и внимательно осматривает дорогую игрушку, а потом кладет ее во внутренний карман пиджака и поднимается к себе, Галина хмыкнула. Разумеется, ни платы за помощь, ни даже «спасибо».

Радуясь благополучному завершению странного события, в котором не участвовали пришельцы, привидения или маньяки, женщина уснула, едва ее голова коснулась подушки.

Весь следующий день Галина Краснова летала как на крыльях, рассказывая всем и каждому о ночном происшествии. Последней благодатной аудиторией на маршруте «дом-работа-магазин-дом» была восьмидесятипятилетняя старуха, которую сын с трудом уговаривал выходить дышать воздухом хотя бы к подъезду. Это в их семье называлось вечерним променадом.

– Здрасьте, Анастасия Николаевна! – поздоровалась Галина, подходя к лавочке и ставя пакеты на асфальт. – Что читаете?

– Да не вижу я ни черта, чтоб читать, – сварливо ответила старуха, сворачивая газету. – Развлечешь меня, пока мой дурак обсуждает со своей стервой, как от меня лучше избавиться? Что у тебя, Галюня, нового?

– Да случай вот забавный ночью приключился.

Старуха похабно усмехнулась.

– И страху, кстати, я натерпелась немалого, – продолжила Галина, нагнетая обстановку. – А все из-за этого малолетнего Келвина.

– Коли?

– Нет. Келвина.

– Ужас какой. И надо было мальчику жизнь портить. Коленька звучит намного лучше.

Затем последовало продолжительное обсуждение того, как же убого сейчас называют детей. Галина так увлеклась, вспоминая совершенно нелепые имена, что даже не пыталась вернуться к рассказу о ночном событии, пока Анастасия Николаевна неожиданно не заявила:

– Только я не знаю никакого Келвина.

– Да как не знаете-то? Блондин такой щуплый и неприятный. Надо мной живет.

– Эх, старой я, верно, стала. Подросших не узнаю, а малых забываю. Но я была уверена, что ты на последнем этаже живешь! В маразме я, видимо. Прав с…

– Да нет же, – перебила Галина, – все правильно. Я живу на десятом, а Келвин, – женщина осеклась. По телу пробежала дрожь.

– Мне надо идти. Не сидите тут долго. Сегодня ветер холодный.

До лифта добралась быстро, но кнопку своего этажа не нажимала долго, смотря на два верхних прямоугольника, венчающих кнопочные столбики. «9» и «10». Нет. Она не сошла с ума. Последние сорок лет она жила в этой десятиэтажке на десятом этаже. Поднимаясь на лифте, Галина уже представляла, что увидит на своей лестничной клетке: то же, что и сегодня утром, и в течение всей жизни.

Вот четыре двери. Лифт и лестница. Закрытая на замок, тяжелая металлическая решетка и сетка сбоку, ограждающие ступени, которые ведут на крышу. Но она же слышала, как хлопнула дверь сверху! И шаги… Долгие с разворотом, как с другого этажа. Да и видела она в глазок, как Келвин поднимался по лестнице! И решетки никакой не было!

«Келвин… Такое имя, да в наших краях? Неужели мне все это приснилось? Но я же знаю, что не спала».

Вместо привычного чтения или просмотра сериалов Галина Олеговна Краснова посвятила вечер попыткам разобраться в произошедшем. Помогали ей в этом три рюмки коньяка и Катька на телефоне. Коллективными усилиями загадка была решена. Молодой человек, видимо, лазил по чердаку или крыше, снимая какую-то программу для интернета. А то, что он ее сосед с таким странным именем, Галине лишь придумалось спросонок, из-за чего она и не обратила внимания на привычные решетки: тем более что глазок мутный, а юноша все равно поднимался наверх.

Несмотря на то, что всему нашлось логическое объяснение, женщина ложилась спать с ощущением смутной тревоги. Впрочем, это не помешало ей, как всегда, быстро и крепко заснуть.

Проснулась она резко. Галине понадобилось около минуты, чтобы сообразить, что за жуткие звуки ее разбудили: в квартире сверху двигали мебель. Судя по грохоту и скрежету, там просто таскали туда-сюда какой-то огромный шкаф, диван или еще что, задевая им все косяки и другие предметы обстановки, периодически пытаясь поднять, но все время роняя, да так, что побелка сыпалась с потолка и все стены ходили ходуном. На часах было два пятнадцать.

– Да что вы там совсем с ума посходили?! Или они думают, что раз под ними живет одинокая женщина, то она и ругаться не будет?!

Натянув джинсы, Галина накинула прямо на ночнушку с утятками спортивную куртку и уже собиралась выходить из квартиры, чтобы выяснять отношения с этим в край обнаглевшим Келвином, когда пришло осознание: наверху никто не жил, а блондина, возможно, даже не существовало.

Стоя перед закрытой дверью в полной растерянности, Галина начала неосознанно сцарапывать краску с замка.

«Что происходит? И откуда эта дурацкая уверенность, что всему виной странный тип, которого совершенно точно зовут Келвин? Почему никто из Семеновых не выходит на лестничную клетку? Уж они-то, живущие через стенку, должны слышать этот кошмарный шум, от которого трясется весь дом! Вызвать пожарную? Милицию? А вдруг все кончится, когда они приедут? Может, это какая-то ночная ремонтная работа, объявления о которой я не прочитала? Что-то с трубами, поэтому и кажется, что звук идет сверху».

«А вдруг дом падает?! – неожиданно подумалось Галине. – С этими новостройками вечно какие-то трагедии случаются. А эту построили слишком близко. Может, земля осела, и теперь наш дом рушится? И кренится какая-то балка именно рядом с моей квартирой, поэтому никто и не проснулся!»

Перепуганная женщина выскочила за дверь с твердым намерением будить Семеновых, а если придется, то и весь подъезд. Но, оказавшись на лестничной клетке, Галина замерла и громко рассмеялась, а из глаз ее потекли слезы: решетки, перекрывающей путь на крышу и чердак, не было. Обычное продолжение дома, как если бы за спиной осталась квартира Алены Михайловны, живущей на шестом.

Часть 2 из 2

Однако шок первого открытия, конечно же, оказался в любом случае слишком силён. Я впал в ступор, просто стоял с лопатой и смотрел на этих ежелюдей. Людо-ежей. Потом внезапно один из них них вроде бы что-то сказал, и они убежали прочь.

Я ещё довольно долго пребывал в неподвижности, отыскивая взглядом сбежавших, наверняка ощутивших или увидевших моё присутствие зверьков, но они даже не подумали вернуться. А если и подумали, я никогда об этом не узнал.

Вторично взяв себя в руки, правда, уже по другому поводу, я поспешно закидал Руди землёй, выровнял могильный холмик, посадил захваченный с собою нарцисс и минуту-две провёл в молчании. После же я сорвался с места и бросился домой: мне не терпелось поделиться неожиданным, фантастическим открытием с родными. Впрочем, по дороге я догадался, какую реакцию вызовет мой рассказ, и решил не выставлять себя сумасшедшим. Либо, скажем, перегревшимся на солнце, что тоже плохо, учитывая беспокойство, которое непременно вызовет мой рассказ у отца и особенно у матери. Лечиться от несуществующих болезней мне вовсе не хотелось.

Второй раз я натолкнулся на тех ёжиков абсолютно случайно. Тем же летом я гулял под руку с Кристин; мы проходили мимо могилки Руди, и я попросил разрешения сходить проверить, всё ли там в порядке. Может быть, придётся привести место в порядок, заменить увядший цветок и так далее. Кристин до смерти боялась гибели – вот ведь каламбур, прямо шутка жизни, - и она категорично заявила, что не пойдёт со мной. Оно и к лучшему, ведь я смог остаться с тем, что готовила мне судьба, один на один. Да и Кристин ещё, не дай бог, если бы стала свидетельницей происходившего, испытала бы настоящий ужас, который, безусловно, очень опасен при её фобиях. Принялась бы пересказывать увиденное знакомым, а мне того совсем не хотелось.

Как бы то ни было, они стояли там. Ежи. Многой ежей. Пятнадцать или двадцать, большие и маленькие, самцы и самки, дети, родители и старики, если так можно сказать о ежах. Седые, тёмно- и светло-серые. Ёжики – это, возможно, самые умилительные создания во вселенной, однако тут они выглядели совершенно иным образом. Картина, каковую я узрел, повергла меня в священный трепет и безотчётный страх, а кроме прочего, разбередила мои любопытство и тягу к познаниям.

Ни разу в жизни – ни до, ни после – я не встречал ничего похожего. Вставшие на задние лапки ёжики обступили могильный холмик Руди и, раскачиваясь в такт некоему магическому ритму, выводили тоненькими голосками странную протяжную мелодию из трёх-четырёх нот. Колебательные движения были плавными, а мелодика такой жуткой и зачаровывающей одновременно – и абсолютно невоспроизводимой, - что я засмотрелся и потерял счёт времени.
Я не боялся, что ежи заметят меня и убегут, как в прошлый раз, - я вообще ни о чём не думал.

Пропала способность соображать и анализировать. Я стоял и тупо смотрел на проводящих какую-то сказочно-мистическую мессу потешных существ в иголках с маленькими толстенькими лапками.
В одну секунду всё внезапно прекратилось, кто-то из ежей махнул лапкой – клянусь, махнул! – и сборище мохнатых-игольчатых фигурок быстро, в бессистемном порядке разбежалось по кустам. Ничто не напоминало о меньше минуты назад здесь происходившем.

Я опомнился, лишь когда услышал голос обеспокоенной Кристин. Я рванулся к ней, извинился, неловко приобнял – был ещё неопытен в этих делах – и проговорил нелепую отмазку. По-моему, она мне не поверила, но и настаивать на том, чтобы я рассказал правду, не стала, за что ей огромное спасибо. Мы пошли гулять дальше, а потом разошлись по домам. Если судить по поведению Кристин, она не заметила никакой странности в моём поведении либо же предпочла не обращать внимания на пугавшие, вероятно, её вещи. Мы провстречались целое лето, пока не расстались – просто потому, что я уже не ездил за город.

Но история с ежами на этом не закончилась. Мне довелось ещё раз встретиться с ними, вот при каких обстоятельствах.

Мы с родителями пошли по грибы, и я достаточно отдалился от них, забрёл в чащу, где не то что грибов – даже света нет. Всё происходило не поблизости от могилы Руди, но довольно недалеко.

Тут-то мне и явились они. Явились, иначе не скажешь. Они шествовали, длинной плотной колонной, шагали, да-да, вертикально, по густой траве, приминая её. На этот раз не было ни песнопений, ни загадочных пританцовываний. Они просто шли, шли, будто надгробная процессия, что ещё больше усугублялось следующим: они несли на руках полуразложившееся тельце Руди! Вернее, не на самих руках, а на подобии картонки.

Первым порывом было остановить их, вернуть Руди и положить туда, где ему надлежало находиться, - в сырой земле. Второй мыслью стало добежать до родителей и рассказать им всё, попросить о помощи. Но ни того, ни другого мне осуществить не удалось. Покуда я рассуждал, процессия спустилась под холмик и исчезла с глаз долой.

Ха, надо отдать мне должное, я быстро пришёл в себя и бросился следом за марширующими фигурками игольчатых. Но нет: в низине, где они скрылись, не нашлось ни одного ежа. Ни его, ни мёртвого хомяка. Совершеннейшим образом никого, если не считать меня да задувшего ни с того ни с сего ветра. Я замер, ошарашенный, не знающий, что делать дальше и как отнестись к произошедшему.

Тогда, будто бы мне в помощь, донеслись голоса родителей. Они окликали меня, как иногда случалось, если мы видели, что чересчур отдалялись друг от друга. Я услышал беспокойство, сквозившее в голосе отца и матери, и поспешил на зов. Откликнувшись, я стал искать маму, а когда нашёл, сказал, что излишне увлёкся так называемой поисковой операцией, что вообще-то соответствовало истине. Мать, догадывалась она об истинной причине или нет, видимо, приняла решение не допытываться до меня: ничего со мной не стряслось, вот и хорошо, а если у взрослого мальчика какие-то свои дела, бог с ним, я ему доверяю. Так, наверное, она подумала. Мне остаётся лишь догадываться.

Это же касается и финала истории. Хотя… финала ли? Судите сами.

Мы стояли возле дома, уже собираясь сесть в машину и вернуться в город. Отец отправился закрывать дом, мама убирала в сарай садовые принадлежности и запирала его, а я, закончив погрузку взятых с дачи вещей, поглядывал на лес и небо да беззаботно насвистывал.

Вмиг всё переменилось, когда я заметил вынырнувшую из кустов рядом с лесом крохотную забавную фигурку. Нас разделяло большое расстояние, и возможно, мне только почудилось, что справедливо и для всей рассказанной истории. Однако, спроси вы меня, я бы побился об заклад, что ёжик, высунувшийся из лесной чащи, поднял ручку-лапку и выставил в сторону верхний пальчик. Примерно так, как мы показываем знак «классно!», оттопыривая большой палец у кулака.

Простояв секунд пять, ёжик резво нырнул обратно и мигом пропал из моей жизни. А потом вернулись родители, мы сели в машину и поехали.

Я всю дорогу и несколько часов по приезде просидел с задумчивым выражением лица, но опять ни мать, ни отец не задали мне ни одного вопроса. Что с меня взять, подросток.


На том бы мой рассказ и закончился, если бы не одно «но». Прежде чем написать много своих рассказов и романов и, таким образом, стать профессиональным писателем, я создал этот текст. Но вытащил его из загашника совсем недавно. Не знаю, верите вы мне или нет, только этот короткий рассказик был вдохновлён коротенькой же записочкой, найденной под дверью.
Я возвращался после школы, когда увидел что-то небольшое и белое, выглядывающее из-под двери в квартиру. Достав листок и раскрыв его, я оторопел, ибо прочитанное нисколько не вязалось с моими представлениями о реальности и правдоподобности.

«Спасибо», - было выведено там тонкими, ломаными, вовсе не аккуратными буквами. Словно бы писал детсадовский ребёнок. Вот только вместо подписи – отпечаток ежиной лапы, сделанный при помощи чего-то, напоминающего старинные чернила для ручек.

И нарисованный этой же краской и этой же «лапкой» оккультный символ в самому низу листа.

Тьма окутывала лес, через который проходила траса. Дым от моей сигареты уплывал в неизвестность. Создавалось ощущение, что мы и свет наших фар – это единственное проявление реальности, а дальше просто бездна, сотканная ветвями деревьев, что казались чёрными. Луна светила, но была где-то вне кадра. Поразительно глухое место. Что нам и требовалось. Тихо, уютно, никто не побеспокоит. Мы давно такое искали. Прошлое секретное место перестало быть таковым, стало слишком популярным и вообще привлекало избыточное внимание.

Развилка между грунтовкой и продолжением трассы. Наш выбор пал на первый вариант, ибо не бывает уюта там, куда легко доехать. Стало немного трясти, но мы уже катались на разведку, и нас это не удивило. Однако, наша безмятежность была нарушена внезапным хлопком. Машина подскочила и потеряла управление. Я не знал, сколько именно колёс было пробито, но даже если одно, то легче не становилось, и мы, успешно увильнув от дерева, полетели в кювет.

Мне снился сон. Дикий, странный и страшный. В том сне я видел, как, находясь в пещере, я становлюсь жертвой гоблинов. Может они были и не гоблины, но зелёные мелкие карлики… Они поймали меня, потащили к своему шаману, а он меня запер в круглой комнате. Запер так, что дверь больше даже найти нельзя, а не только открыть. Далее в комнате начали материализоваться призрачные сущности, и они, белёсые и мерцающие, шли ко мне, протянув руки. Негнущиеся. Похожие на пару брёвен. Это было бы очень комично, но я ощущал, как их ногти пытаются разодрать мою кожу. А их лица мне напоминали вполне реальных людей. Я ощущал множество мелких порезов... В конце я упал на пол, закричал и проснулся.

Позже я пойму, что сон был достаточно близок к истине, но сначала мне предстояло осознать, кто я, где я, где подруга, и что стало с моим «Аутлендером». Я сел на своём лежбище, которое оказалось старой раскладушкой, чьё небесно-голубое естество было прикрыто желтоватой простынкой. Вокруг меня был старый деревянный дом, который испускал кисло-грибное амбре. Обстановка в единственной комнате была простая. Тут была и кухня, и мастерская, и печь, внутри которой весело танцевало пламя, и кровать владельца дома, и сам он, сидевший возле стола, сгорбившись.

– Э... Извините. Здравствуйте.

Он повернулся, а я отпрянул. Благо, он не видел моей реакции. Он вообще ничего не видел. Его глаза были белы, что призраки из моего сна, но не мерцали и даже не особо блестели. Слепец был достаточно почтенного возраста – лет семидесяти, на мой взгляд. Был одет не по погоде тепло, и одежда его явно была не сильно моложе. Не хватало только драной ушанки на голове.

– А… а где я?
– У меня дома.

Он на ощупь нашёл пустую металлическую кружку, налил в неё что-то из чайника, взял эмалированную тарелку, стоявшую рядом с ним, кинул в неё гнутую ложку и, встав, двинулся ко мне.

– Вы живёте где-то в лесу, да?

Он лихо пододвинул ногой табурет поближе ко мне и почти ювелирно поставил на него тарелку и кружку. Из кружки пахло травами, а в тарелке была какая-то крупа и мясо на косточке. Затем он вернулся и грузно плюхнулся на своё место.

– На окраине я живу, – ответил он наконец-то, – В самом лесу жить опасно. Там зверей много, а охотник из меня, как видишь, не важный. Но кое-что и я могу.

Я попробовал мясо, ухватив пальцами косточку. Сначала решил, что ем кролика, но по жёсткости прикинул, что дед наверно ловит зайцев. Крупа оказалась пшеном. В чашке плескалось что-то горьковато-кислое, но пить было можно.

– А я вот… с подругой ехал, по делам. Вы не видели её, кстати? Или машину мою?

Он изменился в лице. Как-то сразу посуровел. Хотя, его мимику и раньше-то нельзя было назвать мягкой.

– Забудь.
– В смысле?
– Оклемаешься и вали отсюда.
– Я не…
– Они забрали её. Черти проклятые!
– Какие черти? О чём вы?
– Ох… Ну, слушай. Тебя как звать-то?
– Евгений.
– Ну, меня можешь Василием называть. Или Василием Сергеевичем. Как хочешь. Так вот…

Он почесал поросшую седой щетиной щёку.

– Эээ… Тут раньше было что-то вроде центра реабилитации. Для деток. Брали от семи лет, вроде. Я раньше там сторожем работал, видел это всё. Вроде как их сюда привозили после жития в их семейках, где пили, дрались, и всё прочее. Ну, знаешь как бывает.

Я кивнул, хотя это не было вопросом, да и он не видел реакции. Так что я, на всякий случай, ещё добавил.

– Ага.
– Вот и ага. Типа детского дома, короче. Только всё по вумному. Психологи, репетиторы, всякое там. Но я-то видел, какой они, извини, зверинец собирают, на самом деле.
– Да, ладно. Я вот сам из детдома. Там со мной всякие были, конечно, но многие вышли приличными людьми.
– Да я понимаю, Жень, но быстро всё пошло прахом. Денег у этого «Нового Пути»… название-то… Вооот. Денег у них стало быстро не хватать. А эти… Каждый день драки, поджоги и… всякое творили. Они ж хотели брать к себе самые жуткие случаи, понимаешь? Самых тяжёлых, которых никто не брал. А там многим врача надо было, а не воспитателя. Путь этот хотел тут устроить, как в Европе, етить, ну, им и устроили. Быстро установились порядки, какие надо. Всех вот приличных людей запугали или того хуже… А потом персонал начал пропадать.
– И что теперь?
– Проект закрыли. Но дети никуда не ушли. Я не знаю, куда смотрят службы. Вроде кто-то приезжал, каких-то детей забирали, заколачивали там всё, охрану ставили, но… ничего не изменилось.
– То есть где-то рядом огромный боевой штаб опасных беспризорников?
– Вот как-то так.
– Звучит как-то не очень реалистично… И подруга моя типа у них?
– Да нет её уже, – он потёр лоб руками, – Они… ненормальные. Вообще. С ними что-то не то. Не просто с головой беда, а они какие-то… одержимые что ли.
– В смысле?
– Ну, я так же, как тебя, выхаживал тут одного охотника. Они ему сломали ногу. И он рассказывал, что видел алтарь, огни, всякие символы на стенах.
– Там какой-то культ?
– И он влияет на них. Охотник сказал, что многие выглядят, будто… не по-человечески. Глаза странные. Кожа странная.
– Ну, может это врождённое?
– Может быть…
– ВасильСергеич, а тебя-то они чего не трогают?
– А шут их разбери. Может быть из-за зрения. Я не знаю… Они порой приходят. Те, что говорить хотя бы могут. Сидят тут. Ну, и всё.
– Странно как-то.

Я доел мясо, допил травяной чай, нашёл свою обувь под раскладушкой и натянул на ноги. В голове ещё что-то пульсировало, но было терпимо.

– Ладно, ВасильСергеич. Я пойду. Спасибо за всё.
– Ты к дороге пойдёшь?
– Да… конечно.
– Не вздумай ходить за подругой.
– Нет-нет. Я тебя услышал. А где вообще этот дом, чтоб мне туда не пойти случайно? Я же не знаю, где я вообще.
– Как вот выйдешь сейчас... Там две тропинки. Правая – это к тем дьяволятам. А тебе по левой.
– Вот спасибо!
– Ну, давай, Жень. Сказал бы – свидимся ещё, но больше здесь не появляйся.
– Хах… Я учту. Всего доброго.

После всех прощальных ритуалов, я вышел за дверь, оставив владельца дома с его одиночеством у стола. Понятно, что я не стал прислушиваться к его призывам. Жизненно важно было, куда делась моя подруга с машиной, да и разобраться с происходящим. Сотовый вряд ли ловил в таких дебрях, но я планировал позже позвонить, так скажем, куда следует, если что-то из услышанного бы подтвердилось. Всё равно место уже утратило свою привлекательность. Оставалось не вполне ясным, как мы не наткнулись на всё безумие прошлый раз. Самой очевидной версией было то, что так далеко мы просто не забрались, и я стал её придерживаться.

На улице было темно, но мы и правда были не в чаще, а на полянке, и Луна перестала быть сторонним наблюдателем, ярко освещая мой путь. Тьмы, сквозь которую мы прорывались до того, как всё произошло, не было и в помине. Так, под чистым небом, я дошёл до большой таблички с большой надписью «Новый Путь» и мелким текстом ниже. Табличка вся была покрыта надписями, для которых использовался маркер, и символами, которые вырезали ножом. Она была прикреплена к столбу, выходящему из бетонного блока. Блок тот покрывали трупы птиц, мелких животных и цветы. Некоторая животина успешно разлагалась, отравляя чистый лесной воздух. Я никогда не был сильно брезгливым, и оставался лишь вопрос – алтарь или попытка запугать? Я пришёл к выводу, что первый вариант более правдив. Иначе всё было бы более эффектным. Однако, увиденное, явно, сыграло в пользу правдивости рассказа о культе.

Я прошёл ещё какое-то количество метров. Недолго, по моим меркам, и впереди замаячили огни. Буквально. На фоне черноты лесов, выделялось трёхэтажное здание, освещаемое факелами и кострами. Когда-то в прошлом оно даже было красивым. В иссохших деревьях и кустарнике угадывались сады. Второй и, соответственно, третий этаж подпирали колонны. Из прошлого, сквозь граффити и грязь, белел забор. Само здание не просто тонуло в лесной колыбели своими тылами, но стояло на возвышении, давая отличный обзор на реку и продолжение леса вдали. Но это в прошлом. Пройдя ещё немного, я стоял не у уютного убежища для сложных судеб, а зловонного бомжатника, который эволюционировал в цитадель зла. Его обитатели, кроме вырезания на всех поверхностях, что не были исписаны маркерами, невнятных символов, так же украсили забор сверху колючей проволокой, а над входом повесили свиную голову. Впрочем, я допускаю, что раньше это была голова, а уже силы природы доработали декор. Осмотревшись, я понял, что на ближайших деревьях висят множество мёртвых птиц и животных, и не всегда мелких. Вот в этом я уже усмотрел зловещее предупреждение. Может быть не конкретно для меня, а вообще для всех случайных гостей. Я прислушался. За большими воротами кто-то кричал, было слышно пение на непонятном языке, похожем на тарабарщину, прямо совсем рядом, по ту сторону самих ворот, кто-то общался, но я, опять же, не мог разобрать ни слова. Я встал перед дилеммой. Постучать? Покричать? Попросить их выйти? Вломиться? Я понимал, что по ту сторону неустановленное количество молодых людей, пребывающих в состоянии лёгкого неадеквата, а у меня лишь кулаки и требования. И кулаками я смог бы лишь грозно сотрясать, если с той стороны толпа держит в руках хотя бы ножи. Было принято решение немного разведать местность.

Я начал обходить здание, прижавшись к стене. Дозорных вышек у них не было, но с третьего этажа меня вполне могли увидеть. С той стороны обстановка сохранялась прежней. Разве что, закончили с пением. Я сразу подумал о вечерней молитве. Хотя, скорее молитва была ночная. Часов я не носил, а местонахождение телефона было вопросом риторическим, но в лес мы въезжали в довольно позднее время. Мотив у молитвы, кстати, был довольно запоминающийся. Я поймал себя на том, что крадусь вдоль забора, напевая под нос это что-то, явно оккультной направленности.

«Так. Ну-ка тихо! Выдашь себя!» – подумал я, помотав головой, и, для верности, постучав по ней.

Вход, в итоге, был найден почти у самого леса. Задняя дверь. Черновая калитка. Вход для персонала. Я предположил, что когда-то давно через деревянные воротца заносили еду и, вероятно, запускали работников. От времени, влаги и ветра, дерево пришло в негодность, петли заржавели, и, как итог – одна из створок просто валялась на земле. Никакого караула, да ещё и моя машина прямо по ту сторону. Согнувшись, я добежал до водительской двери и дёрнул ручку. Открыто. Они не нашли ключи, или им просто было всё равно. Но места для радости особенно не было, ибо из салона было вынесено всё, что представляло какую-либо ценность, даже подголовники были оторваны, а мой телефон был прибит гвоздём к полу в салоне.

– Зараза…

Я выполз обратно и добрался до багажника. Его они вскрыть не смогли, но и мне, в будущем должны были потребоваться силовые методы. Осталось найти Полину. Выглянув из-за багажника, я увидел небольшой сарай с инструментами. Молотки, топоры, вилы. Всё то, что могло… пригодиться. Сделав пару шагов в сторону гипотетического оружия, я оказался в темноте. На меня накинули мешок, а потом начали ощутимо бить. Вероятно, даже какими-то предметами.

Мне несколько раз прилетело по голове. Так же я лишился зуба. Но почему-то я не отключился. Я ощущал, как меня волокут. Слышал крики. Вероятно, даже крики Полины, но не только её. И это не те крики, что летели через ограду. Те выражали скорее восторг. А эти – испуг и негодование. Я был не единственным пленником сборища мелких паразитов. Затем скрипнула какая-то дверь и меня, судя по всему, закинули в помещение позади неё. Следом мне прилетело ещё несколько раз, и вот тут уже сознание меня оставило.

Почему прошлый раз мы приехали в лес без затруднений? На нас охотились. Выжидали. Отмеряли количество шагов – своих и наших. Подпускали поближе.

Новый сон. Я всё ещё в каких-то катакомбах. На стенах горят факелы, позади меня запертая дверь, впереди – длинный коридор. А в голове мысль: Меня ждут. И я отправился вперёд. В коридоре было абсолютно тихо, и я даже не слышал звука своих шагов, или своего дыхания. Даже подумал, что может уже и не дышу. Ощущал ли я, что нахожусь во сне? И да, и нет. Сложно сказать. В тот момент я просто шёл по полу из чёрного камня в направлении того, кто ждал меня.

«Будто бы, правда умер и иду на свет в конце тоннеля. Ну, только света там нет».

Коридор закончился очередной металлической дверью. От неё шло тепло, и оно было достаточно приятным – будто кошку гладишь. Я потянул ручку, и дверь поддалась. Внутри я обнаружил очередную круглую залу, и там даже были призрачные фигуры, но все они просто стояли, не обращая на меня внимания. Посреди комнаты был большой камень, и понимал, что мне нужно подойти именно к нему. Но стоило мне приблизиться и коснуться нужного объекта, сон прервался.

Вернее сказать, сон мне прервали. Грубо, нагло и бесцеремонно. Девчонка лет десяти-двенадцати, вся грязная, одетая в драное жёлтое платье, пинала меня по ноге и смеялась.

– Э! Ты! Ну-ка завязывай! – прикрикнул я на неё и отмахнулся.

Моя страдающая голова начала кружиться, а девчонка отпрыгнула со звонким смехом. Я закрыл глаза, схватил голову руками и попытался остановить вращение.

– Чё? Плохо тебе? – услышал я ещё чей-то голос.

Говорил явно пацан, и он был старше его подруги. Я снова открыл глаза и повернулся туда, откуда шёл голос. Там в углу валялся паренёк лет пятнадцати-шестнадцати. Его руки и ноги были связаны. Губы были разбиты, под глазом красовался синяк. Попутно я осмотрел комнату, но ничего примечательного не обнаружил. Просто какое-то помещение с парой шкафов и ещё одна дверь, уводящая в недра дома.

– Да, парень. Не очень. Встречают у вас так себе.
– Это потому что ты не наш.
– Не ребёнок, в смысле?
– А мы и не дети. Мы слуги его. А ты еретик. Тебя сюда не звали.
– Его – это кого.
– ЕГО. Повелителя. ОН явился нашему основателю, передал ему знание, и теперь мы служим ЕМУ. А основатель уже передал знания лидеру.
– А… ЕМУ – это кому? Кто он?
– ОН – это типа ну… вообще всё. Всё, что ты можешь вообразить. Он жил здесь давно. Он несёт болезни и голод, но он же даёт нам кров и пищу. Нужно правильно просить, только и всего.

– Ммм… Допустим. А почему ты валяешься здесь, как мешок, и разукрасили тебя не хуже моего?
– Я ослушался.
– Не зарезал козу в полнолуние?
– Херни не неси. Видишь, это моя сестра, – он кивнул в ту сторону, где сидела разбудившая меня девчонка. Она, к тому времени, нашла себе занятие – рисовала пальцем в грязи человечков.
– Ну... грех не заметить.
– Она думала, что ты сдох. Хотела сделать из тебя куклу. Ну, я так думаю. Она просто… сделала из одного уже. Её сложно понять. Она… ну… того. С рождения. Нас сначала разделили, а потом я её… нашёл. И привёл сюда.
– Ага. А почему ты?...
– Ну да. Вот сестра. Она хотела украсть кое-что из вещей и немного денег. Мы не голодаем и вообще, но всё распределено. Наш лидер и его советники этим занимаются. Вот. И она хотела утащить себе кой-чё, вне очереди. Скорее всего, даже не для важного дела, а ради игры какой-нибудь. Мне сказали её наказать. Я не согласился. Теперь мы оба здесь, а они думают, что с нами делать.
– И ты будешь просто лежать и ждать?
– Лидер справедлив. Он примет верное решение.

Я очень сомневался, и начал думать, что мне делать дальше. Но лидер принял решение, дверь открылась, и в комнату ввалились два здоровенных паренька, которых уже вряд ли можно было отнести к детям. Девочка заплакала, но пришли они за мной. Взяв меня за руки и за ноги, они потащили меня на улицу. К огням. К крикам. К толпе.

VK