Меня начинает одолевать скука, и тогда я медленно поднимаюсь на ноги и пытаюсь немного размяться: начинаю шевелить затекшими, от тяжёлых, железных кандалов, руками, которые сразу же откликаются дикой болью в запястьях. Затем я решаю сходить в туалет, пока последние лучи, заходящего солнца, окончательно не скрылись, и ещё, немного, освещают моё жилище. Примерно в четырнадцати шагах от меня находится не большая, но глубокая яма – это и есть мой туалет. Я медленно двинулся к яме – сделав двенадцать шагов я почувствовал, как на тянувшиеся кандалы уперлись в мои костлявые запястья рук и не дают возможности двинуться дальше. Я снимаю потёртые, грязные штаны и повернувшись спиной к яме, выставляю задницу как можно ближе над пропастью, затем раздвинув ягодицы пытаюсь опорожнить свой кишечник. В первое время я частенько не дотягивался задницей до ямы, из – за чего мне приходилось пинать свой кал ногой в яму, при этом, часто пачкая ноги, но иначе было нельзя, ведь тогда бы в моей комнате стоял отвратительный запах. Вы только не подумайте, что я неженка или что – то в этом роде, на самом деле, я не привередливый человек и способен вынести запах дерьма, мочи, и прочего. Это все охрана.
Перед тем как принести мне завтрак или ужин ( обед мне не выдавали), один из охранников, каждый раз, заходит ко мне в комнату и начинает её обнюхивать: Вначале он вдыхает носом, стоя около входа в камеру, затем проходит в глубь и нюхает там, а заканчивает возле меня и если он учует запах кала или наткнется на мои «изделия», запачкав свой ботинок( или не запачкав, тут уж как повезет), то я получаю пинок в живот и остаюсь без еды, если же воздух « чистый», то охранник потрепав меня за тонкую щеку приносит мне жаренный кусок курицы и стакан вина. На еду отводится ровно пять минут. Каждый раз охранник достаёт маленькие серебряные часы и засекает время, а я бросаюсь на поднос с едой. Я откусываю кусок курицы и пытаюсь, как можно скорее, проглотить её, из – за чего постоянно закашливаюсь и даже иногда задыхаюсь. В такие моменты глаза охранника сияют ярче звезд в чистом ночном небе, а на его лице появляется злорадная улыбка, видимо, он желает моей смерти, но я ещё не хочу умирать и потому засовываю два пальца в рот и срыгиваю огромным потоком блевотины, среди которой и застрявший кусок курицы. Потом я получаю несколько ударов от охранника, после чего, в оставшееся от пяти минут время, я продолжаю так же быстро поглощать курицу.
Итак, сейчас мои фекалии летят глубоко вниз, а через семь секунд уже раздаётся всплеск воды – это они ударились об воду и теперь их уносит течением куда – то далеко в море или в океан, а я опять возвращаюсь к своей холодной, каменной стене. С потолка в дальнем левом углу, через каждые двенадцать секунд раздаётся, разрывающий на короткое мгновение тишину, звук падающей капли воды на каменный пол. Я слишком хорошо изучил особенности своей «среды обитания», всё до единой секунды. Например, я знаю, что проспал ужин, потому что лучи солнца уже совсем перестали освещать мою камеру, погрузив её во мрак. В коридоре послышались тяжёлые и медленные шаги – это охранник. Он каждый вечер зачем – то направляется в дальний конец коридора. Затем его шаги затихают и раздаётся скрип дверных петель – это он входит в какую – то комнату. Спустя некоторое время, снова раздаётся скрип дверных петель – охранник вышел из комнаты, и теперь весело насвистывая себе под нос, быстрой и лёгкой походкой, возвращается к себе. И так каждый вечер, интересно что такого находится в той комнате?
Сегодня мне приснился ангел с большими белыми крыльями. Одетый в сияющие золотые доспехи он подлетел ко мне, и я, протянув к нему свои грязные руки, умолял освободить меня из заточения: «Я ни в чем не виновен, я просто хотел свободной жизни. Вспомни царя Давида, которого простил Бог, неужели мой грех ужаснее?» После моих слов я увидел, как спокойные и голубого цвета глаза ангела вдруг загорелись яростным пламенем красного цвета. Затем в его руке появилось большое, длинное копьё, обвязанное жёлтой ленточкой. Ангел грозно произнес: «Всякий грех ужасен, и только истинное покаяние спасет грешную душу от небесного суда, но земного правосудия тебе не избежать!» Ангел занёс копьё над головой и направил его прямиком в моё сердце. Я закрыл глаза, и мгновенная боль пронзила мне левую сторону груди - острый наконечник копья вонзился мне в сердце и хлынувшая, из груди, кровь испачкала жёлтую ленточку. Я уверен, что такие сны не случайны, скорее всего, завтра утром меня уведут на казнь, и по правде говоря, я очень этому рад – устал от бесконечного ожидания и неизвестности.
Я надеюсь на «Обезглавливание» — потому что оно является одним из самых «легких» для обвиняемого способов расстаться жизнью. Есть много методов ужасной и мучительной смерти для преступников: например, одну женщину, за то что она убила своего мужа, который постоянно её поколачивал, приказали сварить заживо в кипятке: её связали веревками и медленно опускали в чан, наполненный кипящей водой, когда пальцы ног только коснулись воды, она принялась истошно кричать, но замолкла, когда кипящая вода добралась до колен – с ней случился обморок, что даже очень хорошо – умерла без лишних мук. Или казнь колесованием суть которой заключалась в переламывании частей тела. Осужденного клали с раздвинутыми ногами и вытянутыми руками на два бруска дерева, в виде креста. Палач с помощью железного шеста переламывал руки, предплечья, бедра, ноги и грудь. Затем его (осужденного) прикрепляли к небольшому каретному колесу, поддерживаемому столбом. Переломленные руки и ноги привязывали за спиной, а лицо преступника обращали к небу, чтобы он принял смерть в этом положении. Часто судьи приказывали умертвить осужденного прежде, чем переломить ему кости. Но одним из самых «популярных», и по истине жутким, методом казни, конечно же, было сажанием на кол: кол обычно частично затачивали и втыкали в землю так, чтобы острая часть была наверху. Затем преступнику медленно вводили кол через задний проход так, чтобы палка в конце концов проникла через весь торс, прорывая выходное отверстие в коже плеча, шеи или горла и весь процесс, естественно, сопровождается криками преступника. Конец такой казни всегда одинаков: окровавленный конец кола торчит из огромной дыры бывшего горла или шеи. Ах, эти извращенные умы и каменные сердца человечества, которые не только придумали эти способы казни, но и стали их повсеместно использовать! Ах, как мне жаль родителей этих преступников, которые вынуждены погребать не мертвое тело своего ребенка, а его изуродованные останки! А как же я? Какая казнь ожидает меня? Может виселица? Не самый худший вариант в данном случае. Ах, бедная моя сестрица она очень любит меня, и наверное, не переживет моей смерти, но я надеюсь родители смогут её приласкать - хотя бы мать, ведь мой отец, довольно, черствый человек, не способный к проявлению любви и сострадания.
До рассвета ещё далеко, а потому, чтобы скоротать время я расскажу вам свою историю. Я родился в одной из небольших деревушек, которые протянулись бесконечной стеной вдоль берега одного из южных морей. Мой отец всю свою жизнь провел в море – был простым матросом на торговом корабле и лишь совсем недавно, он оставил это дело, так как стал слишком старым для мореходства, после чего он занялся фермерством, для которого был ещё достаточно молод. Моя добрая и любимая матушка всю жизнь проработала швеей на фабрике, где оставила всю свою красоту и молодость. Моей сестре, которая закончила школу и имела способности к изучению языков повезло больше - она стала гувернанткой у каких – то знатных людей. Ну а я? Я не любил учиться. Я постоянно прогуливал школу, часто дрался и воровал на рынке. Так прошла моя юность и те пять школьных лет, после которых, провалив итоговый экзамен ( меня на него просто не допустили, из – за каких – то неудовлетворительных отметок в журнале, какая глупость неправда ли?), родители обо всем узнали: моя любимая мамочка сильно расплакалась, а отец пожав плечами равнодушно произнес: - пойдёшь работать в поля. Выхода не было, и мне пришлось работать. Я работал много и усердно: под палящим и знойным летним солнцем, под холодным дождём и сильным осенним ветром и так из года в год, в течении трёх последующих лет, но все изменилось, благодаря одному случайному знакомству.
На одном из ежегодных праздников я, случайно, познакомился с сыном владельца тех полей, где я работал. Это был напыщенный и хвастливый пацан, которому было чуть больше двадцати лет. Он целыми днями ничего не делал, кроме того, что пил вино, писал короткие стишки и ухлестывал за женщинами, в общем наслаждался жизнью. Он открыто презирал простых работяг, вроде меня, называя нас: «чёрным сбродом», но благодаря моему красноречию, которое я приобрёл в годы юношества, когда врал своим родителям, а также подхалимству и заискиванию(я постоянно просил прочесть его свои стихи, после чего я начинал их нахваливать, называя их: «шедевром» , а его приемником Данте Алигьери), так я смог обрести его благосклонность, после чего меня повысили и я стал надсмотрщиком на одном из полей. Это было хорошее время: минимум работы и грязи, и куча свободного времени и лёгких денег. Я управлял стариками и детьми, и поэтому прибегать к насилию, как к самому лёгкому и понятному средству чтобы заставить людей работать, мне приходилось достаточно редко, так как они были послушными и покорными работниками. Но главной проблемой таких работников была их высокая смертность: они плохо переносили как палящее летнее солнце, так и дождливую осень из – за чего многие заболевали, и вскоре умирали - в год выходило больше сотни людей, но теперь и мне было наплевать на простых работяг, моей задачей было только руководить. С обретением небольшой, но все-таки какой – никакой, власти я стал более развязнее: я мог опоздать или вовсе прийти на работу пьяным, я был частым гостем в публичных домах, много времени проводил за картами. В общем я наслаждался всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, но все изменилось одним вечером на праздничной ярмарке.
«Настоящая фарфоровая куколка» - подумал я, когда увидел её аккуратное, чудесное и румяное личико и красивое, стройное тело, которое было спрятано под платьем. Она кружилась при свете ярких ночных звезд и была самой счастливой девушкой на свете, поэтому я решил овладеть ею и сделать её своей рабыней. Мне хотелось сделать её такой же несчастной, как и я. Я уже представлял, как разрываю её платье и касаюсь своими руками её мягкого и упругого тела. Я целую её мягкие губки и постепенно опускаюсь все ниже и ниже. Я раздвигаю её ноги и начинаю ласкать её своим язычком, потом я применяю пальцы: вначале медленно аккуратно, но потом постепенно усиливаю свои движения. На её глазах появляются слезы, она просит остановиться, но я неумолим и напираю всё сильнее. Раздается скрип кровати, и ее стоны заполняют комнату, затем она начинает кричать. Потные тела, сливаются в единое целое.
С такими бурными мыслями и фантазиями, я вклинился в танцующую толпу, и расталкивая жалких людишек, которые мешались мне под ногами, я приближался к своей цели. Я приближался всё ближе и ближе, отчего сердце стучало все сильнее, а в голове прорисовывались все более и более яркие образы её оголенного тела. Подойдя к ней вплотную и склонившись над её чудесными ушками, я принялся шептать ей различные комплименты, которые принялся сочинять мой опьяненный мозг, но все было безуспешно. Тогда я пробовал угостить ее вином, но она не обращала на меня никакого внимания, словно, я был призраком. Тогда я резко развернулся и ушел с танцпола. «Плевать я на тебя хотел: «фарфоровая статуэтка». Что такого ты сможешь мне показать, чего нет у обычной уличной девки?» - подумал я и принялся заглушать алкоголем свои бредовые и навязчивые мысли о том, чтобы завладеть этой куколкой. Постепенно я стал забывать о статуэтке и хотел было уже отправиться в публичный дом, чтобы окончательно позабыть о ней: « Дружище, приличные девушки не для тебя – говорил я себе – Лучше иди на улицу Любви или на улицу Терпимости там тебе не откажут», но тут раздался крик – ангельский голосок молил о помощи. Это была та самая неприступная, фарфоровая статуэтка, которая теперь нуждалась в помощи. Пьяной походкой, еле держась на ногах я снова вклинился в толпу, и подходя ближе увидел, как какой -то парнишка тянется своими чистыми и ухоженными ручонками к её чудесной заднице. Тут я взбесился: «если кому-то и суждено коснуться этих упругих ягодиц, то это буду я» -подумал я и тут же оказавшись за спиной у этого пацана, я отвесил ему хорошенького удара под зад, после которого он упал на колени, и затем я принялся молотить его своими кулаками, разбивая его молодое и красивое личико, и превращая его в кровавый и мясной фарш. Я дрался не ради той девушки, мне было плевать на нее, я дрался ради её тела, которое хотел заполучить в свое владение. Скорее всего я бы убил того мальчишку, если бы не полиция, появившаяся словно из воздуха, и которая тут же схватила меня. Казалось бы, меня ждет тюрьма или что – то вроде того, но та самая фарфоровая куколка, вдруг подбежала к офицеру и что – то шепнула ему на ушко, после чего меня тут же отпустили.
- Спасибо вам за помощь – улыбнувшись сказала она.
Я промолчал. Я нагло разглядывал её, вдыхая чудесный аромат её тела.
- Меня зовут Мария – сказал она, и затем спросила: – А вас?
Я назвал свое имя и предложил ей выпить, она согласилась, и мы направились к барной стойке. Выпив несколько стаканов вина, мы покинули ярмарку и отправились гулять по ночному городу. Как оказалось она была дочкой, одного некогда знатного графа, который теперь находился на грани разорения, и надежда которого состояла лишь в том, чтобы удачно выдать замуж свою единственную дочь, то есть Марию. Но Мария, не желала выходить замуж, как она выражалась: «за толстый кошелёк с деньгами», и потому она решила сбежать из дома. Ах эта девичья глупость! Она предпочитает шататься по улицам без гроша в кармане, спать на скамейках и танцевать всю ночь, лишь бы не выходить замуж за богатого человека, только потому что она его не любит! Я предложил ей переночевать у меня, в тайне надеясь опробовать её тело в деле, но всё оказалось не так просто – она была девственницей. Об этом я узнал, когда мы вошли ко мне в квартиру и я схватив её за талию прикоснулся к её губам, но она тут же оттолкнув меня отскочила в сторону - её щеки покраснели, а в глазах читалось смущение и детский испуг. Я спросил её девственница ли она? Она кивнула. Я извинился, и мы молча легли спать.
Мы стали жить вместе: я работал, а она следила за домом. Её жизнерадостность, энергичность и вкрадчивость были для меня настоящим подарком. Мы каждый вечер ходили танцевать, а потом до самого утра гуляли по городу. Так прошло несколько месяцев, пока она не сказала мне что готова попробовать. «Наконец-то» - подумал я и набросился на неё, как голодный и свирепый хищник набрасывается на ничего не подозревающую жертву. Это было чудесно, у неё был прирождённый талант и самое главное желание учиться, и я её учил. Теперь вместо вечерних танцев и прогулок, мы каждый вечер занимались «обучением», которое длилось до самого утра. И всё было отлично, казалось бы, жизнь удалась, но тут случилось самое ужасное – она забеременела. Первые подозрения появились, когда у неё возникло постоянное чувство тошноты, которое периодически переходило на извержение, содержимого её желудка. Вскоре ей стал противен запах собственных духов, табака и жаренной пищи. Ее жизнерадостное настроение сменилось на грусть и тоску, она начала постоянно кричать и срываться на меня безо всякой на то причины, в общем через месяц моя любовь к ней испарилась, словно, её никогда и не было. И тогда я стал думать, как бы избавиться от Марии. Я мог бы сбежать в другой город и начать там всю свою жизнь с чистого листа, но, с другой стороны, почему я должен бежать от комфортной жизни, и начинать её с самого начала и всё из -за какой -то там девчонки? И я стал размышлять, как можно иначе выпутаться из этой ситуации. По началу я надеялся, что смогу отправить ее обратно к отцу, я даже пытался поговорить с ней об этом, но она тут же впадала в истерику и принималась бить посуду, и тогда я уходил на улицу до тех пор, пока она не успокаивалась, ну или у нас не кончалась посуда. Но всё это было цветочками, пока она не начала намекать на свадьбу. Вначале это было сказано несколько раз мельком, как будто бы случайно, но вскоре она начала говорить о свадьбе прямым текстом. Но я ничего не мог с собой по делать - я больше не любил её, она сильно изменилась, и к тому же мне не хотелось детей, я хотел жить для себя. И тогда я принял решение убить её. Вопрос лишь состоял в том, как и где совершить убийство?
Помог случай: после очередной, начавшейся ссоры я, как всегда, убежал из дома и принялся бродить по переулкам и улицам. Так я случайно забрел в какой- то темный и безлюдный переулок, где стояли заброшенные и небольшие двухэтажные, обшарпанные домишки. Я прошёл несколько шагов в глубь темноты, но вдруг нога потеряла опору, и я полетел вниз, как оказалось в том месте, где я оступился была большая и длинная лестница, каменные ступеньки которой сильно искривились и потрескались. Упав, я почувствовал резкую и колющую боль в голове. Если бы при падении я не выставил вперед руки, скорее всего я бы разбился насмерть. Я коснулся, разодранной в кровь, ладонью своей головы и почувствовал горячую и запекшуюся кровь, которая ещё кое – где продолжала кровоточить мелкими струйками, заливая мне глаза. Пролежав в таком состоянии несколько минут, я наконец нашел в себе силы и поднявшись на ноги, медленной и шаткой походкой я отправился домой – так благодаря случаю и своему везению я нашел место для своего преступления. С того момента, как я нашел ту длинную лестницу, прошло около двух месяцев. Меня постоянно мучили ночные кошмары. Мне снились орущие и плачущие, маленькие дети и ещё Мария, уставшее лицо которой было покрыто морщинами, а её некогда красивая и стройная фигура, вдруг превратилась в бесформенную субстанцию. Я тут же просыпался и в ужасе оглядывался вокруг и не найдя детской кроватки и орущего ребенка успокаивался. Затем я обнимал Марию и радовался, понимая, что её стройная фигура была еще при ней, хотя живот уже начинал потихоньку выпирать. Мария за это время стала более тихой и спокойной, но все также пыталась завести разговор о свадьбе, а однажды она даже сказала, что собирается написать письмо отцу, в котором расскажет о своем положении. Я был в ужасе, когда услышал о её желании написать отцу, ведь о её беременности никто кроме нас не знал, и тогда я твердо решил отвести её в тот переулок.
Это случилось холодным вечером. Небо было покрыто серыми тучами, которые закрывали собой солнечные лучи, усиливающийся ветер разносил по городу пыль и срывал с деревьев листья. У неё разболелась голова и тогда я предложил ей сходить со мной прогуляться. Мы шли по улице, и я всю дорогу занимал её пустыми разговорами, так мы дошли до того темного переулка, где я чуть не разбился насмерть. Когда мы вошли в этот переулок, она сильно испугалась, как выяснилось она ужасно боится темноты, и захотела развернуться и пойти обратно, но я заверил ее что бояться не стоит, и что там дальше будет оживленная и хорошо освещенная улица. Мы медленно двинулись вперед. Я начинал сильно нервничать, представляя, что нас кто – нибудь окликнет с вопросом: «Эй вы знаете, что на этой лестнице можно сломить себе шею?» до лестницы оставалось всего пять шагов. Я замедлил свой шаг, а потом присел на колено и принялся якобы завязывать шнурки.
Мария обернулась: - Что ты там делаешь? – спросила она
- Всё хорошо дорогая, просто шнурок развязался – сказал я как можно более спокойным голосом
- Ясно – ответила она и медленно двинулась вперед и когда до лестницы оставалось всего два шага она вдруг остановилась и не поворачиваясь ко мне сказала: - Постой, у тебя же…
Но она не успела окончить фразы так как я схватил булыжник и размахнувшись им ударил её по затылку, отчего камень раскололся на две части, а Мария полетела с лестницы вниз.
Да дорогая, в этот вечер я был в сандалиях, браво какая проницательность! Браво! Возможно, ты догадалась, что я хочу с тобой сделать, но теперь слишком поздно. Сейчас твоё распластанное, бренное тело лежит в самом низу лестницы, а из твоей пробитой булыжником головы текут реки крови, окрашивая каменную плитку в бурый цвет. Извини дорогая так получилось! Чтобы один мог жить комфортной и полной удовольствий жизнью, другому нужно лишиться своей головы. Наверняка, ты уже на том свете, и умоляешь всевышнего отправить меня в ад, где я буду вариться в котле, но мне плевать. Сейчас я напьюсь вина, а затем проведу всю ночь в кампании карт и девиц. Прощай, ты и так потратила впустую последние несколько месяцев моей драгоценной жизни.
Затем я… А вот и первые солнечные лучи, проникают мою камеру, но подождите, что это за шорохи снаружи камеры! Это кто -то возится с замком моей двери, видимо настало мое время проститься с этим грешным миром. Ну наконец-то, а то я уже заждался. Нет ничего хуже, чем ожидание. Прощай грешный мир! Прощайте земные наслаждения! Да здравствуют рогатые черти и вечные страдания, я уже иду к вам. Надеюсь, они не захотят меня подвергать пыткам, а сразу покончат с моей жизнью. Всё-таки очень интересно, какой способ смерти мне приготовили? Я надеюсь на гильотину или повешение.
В камеру входит худой человек, лицо которого закрыто чёрной мантией.
- Ну здравствуй милый – произносит знакомый мне женский голос и затем снимает с лица мантию.
Я внимательно рассматриваю изуродованное женское лицо: на перебинтованной голове полностью отсутствуют волосы, на лбу расположен продолговатый шрам, а её искривлённый нос и покрытые рубцами щеки приводят меня в ужас. Мария выжила, но её красота погибла навсегда. Всё-таки нужно было тогда спуститься вниз по лестнице и удостовериться в её смерти, но теперь ничего не поделаешь. Мне остаётся лишь терпеливо ждать своей смерти и, видимо, без пыток не обойдется.
Перебинтованной рукой она достает из -за пояса кинжал и медленно, сильно хромая подходит ко мне все ближе и ближе. Она медленно проводит острым лезвием кинжала по моей левой щеке, и я чувствую, как сочащаяся, из разрезанной щеки, струя крови начинает стекать с моей щеки, вниз по шеи и дальше по телу всё ниже и ниже. Я не сопротивляюсь, я лишь жду, когда она перережет мне глотку. Я закрываю глаза и перестаю дышать – я жду, когда она продолжит. Вдруг она резко проводит кинжалом по моей голой груди: крест – накрест и кровавый фонтан начинает биться у меня из груди, заполняя камеру. Я чувствую сильную боль и начинаю кричать, а из моих глаз льются слезы. Я вижу её горящие глаза, ей нравится мучить меня. Пускай веселится, а я буду кричать и плакать. Затем я почувствовал касание холодной стали кинжала между ног и снова приготовился вопить и драть глотку от боли.
