Рассказ Последний: Крещение Кондора (Часть 1/3)
От автора: все рассказы цикла легко читаются как отдельные истории.
– Раневский!.. Постой!..
Кричали в спину, издалека.
– Бориска!.. Слышишь, что ли меня?!... Подожди!..
Костик Глухов. Всегда орал как полоумный. Только почему-то не раздражал этим. Такое чувство, будто тот после долгой разлуки встречал лучшего друга, и делал это всякий раз громко, когда замечал первым. Знакомы были всего года два – Костю к ним перевели позапрошлым летом, из другого города. Быстро включился в учёбу и занял одну из первых строк по всем позициям успеваемости.
Хлоп!..
Ожидаемо прилетело по затылку учебником. Тяжёленький. Не как «талмуд» Реформатского по языкознанию, но всё же. В их направлении знания вообще давались тяжело.
Борис не остановился. Крепко пожали друг другу руки, и дальше уже шагали вдвоём, бок о бок по людной аллее. Он направлялся к набережной. Хотел немного посидеть перед утренней лекцией и посмотреть на Волгу. Три долгих недели на больничном после односторонней пневмонии сказались на общем тонусе. Наверное, только через неделю приступит к вечерним тренировкам у Такимуры, врач велел поберечься. Необычным оказалось после больничных палат и квартиры чувствовать в лёгких такой объём воздуха. С непривычки даже закружилась голова. Утренний речной бриз обдул прохладой лицо.
– Тебе ещё не сказали?.. – дожёвывая бутерброд из пакета, спросил Константин. – А я первый узнал! Про тебя. Ты тоже будешь в группе…
Любил он вот так, загадками. Напустит тумана, что б начинали расспрашивать, потом уже выдавал малыми порциями.
– Кто? – небрежно спросил Борис, поддерживая знакомую игру. – В какую группу?..
– Как это – «в какую»? – сразу и с азартом завёлся Глухов. – Ну, с нами. На выезд… За тебя сам Силыч просил! Ваня говорил, что он подходил к Репейникову. Слышал, как называли твою фамилию…
Костик с годами стал бы, наверное, хорошей дворовой бабкой. Из тех, что с голубями клюют на скамейках семечки, зорко наблюдают за всем и могут припомнить каждого, кто входил в их подъезд. А также – на сколько зашёл, когда вышел, с кем, и было ли что в руках. Лучшая на деле наружка. В Москве, говорят, Аркадий Францевич Кошко, ещё в начале прошлого века, будучи гением российского сыска, уделял особое внимание таким случайным свидетелям, от чьего глаза не ускользала ни одна съеденная голубем семечка. А Владимир Филиппов, начальник Петербургской сыскной полиции, многих таких стариков, коротающих будни во двориках жилых домов, знал поимённо. Это камеры наблюдения иногда бесполезны – то нечёткая съёмка, то угол захвата не позволяет разглядеть нужного пешехода. Подслеповатые старики, когда им было любопытно, быстро прозревали и слух у некоторых становился лучше, чем у младенцев – частенько слышали то, что для их ушей не было предназначено. Дворовый интернет и система контроля.
Плюхнулись оба на лавку. Борис зацепил у дома мороженое. Подтаяло немного, когда оказались на набережной. Все три недели, несмотря на плохое самочувствие, жутко хотелось его поесть.
– Ты что – вообще меня не слышишь? – обиженно боднул его локтем в бок Костик Глухов. – Я ж говорю, сам Силыч за тебя просил!..
Силычем, или Микулой Силычем, коверкая его настоящее имя, называли мастера Иошито Такимуру. В питерских и московских отделениях свято верили в «шотокан» и его непобедимые техники. Мастер Такимура вразрез общим канонам не шёл, но немного усложнил, а в чём-то и упростил обучение – вывел свой собственный стиль, который применялся только здесь, у них. Первые вечерние занятия, после дневных с Мазаем, Борису не понравились. «Что это за танцы с бубнами?..» – так и сказал потихоньку Костику, когда посмотрел на демонстрацию техники в начале обучения. А потом втянулся. Другие тоже оценили преимущества того, чему обучал их маленький сухенький японец. Сам Боря никогда не называл его Силычем – всегда только по имени и с уважением. Мастер Такимура появился в их городе шесть лет назад, и как-то быстро был замечен службами. Практика его в спортзалах моментально закрылась, и он оказался на новой для него работе. Говорят, согласился охотно. Успел воспитать немало специалистов за короткий срок. Жил скромно. И, кажется, был доволен своим положением. Бо́льшего о японском мастере его ученикам не было известно. Сам о себе никогда не рассказывал. «Что, Болька?.. – через раз произнося то «р», то «л», спрашивал его мастер на тренировках, когда отрабатывали нападение. – Сдался?..» «А если совсем не могу?..» «Кричи «банзай» и иди вслепую, – пошутил мастер. – Сдавайся, слабак…» Ещё бы не сдаться. Нехитрые блоки, а «отсушил» сначала ногу, потом – правую руку. Борис был вынужден отползать – встать после такого сразу не получалось. Дед худенький, но вот его конечности – как у железного терминатора. «А если длуг твой тоже лежит?.. Как защитишь?.. Как встанешь сам и его поднимешь?..» Старый учитель хорошо говорил по-русски. И пользовался уважением других педагогов. За первые полгода занятий синяки не сходили с тела. Однако Борис научился вставать. Потом уже – не отбивать так глупо руки и ноги, начал держаться в учебном поединке намного дольше. Мастер Такимура вёл каждого из них грамотно – видел, как те самые дворовые бабки, их слабости, и постепенно укреплял. Меньше всего приходилось упорствовать Глухову – Костик сразу оказался неплохим бойцом. Постепенно, за год, ребята сравнялись…
Прохладным выдалось утро мая. Мороженное ещё не закончилось, а из носа уже потекло. Костя ещё три раза пытался его разговорить. Борис же быстро утомился и от такой лёгкой прогулки. Да и не хотел вести беседы.
– Давай потом, Костян, – сказал он товарищу. На самом деле, он понимал, о чём говорил Глухов, просто не сразу всплыло в памяти. – После лекций. Ко мне всё равно никто не подходил и не звонил. Может, и передумали… Я ж пропустил вроде многое…
Костя согласился. Нечего запрягать тележку впереди быков. Мало ли о чём Силыч с Репейниковым договаривались. Может, вообще обсуждали, как из них и кто успевал в вечернем спортзале. Однако чутьё у Глухова, как и удары, тоже было отменным. Когда поднимались от набережной по ступенькам, Борис не упустил возможности, и пнул ногой друга под зад. Готовился к ответному удару, и всё же чуть-чуть не успел отойти – Костян хорошо задел под колено. Вывернулся ведь ещё, дотянулся левой. Ничего. Оправится немного после болезни, и снова будут на равных. Последние два поединка Костя ему проиграл, в достаточно близких схватках. До это раз восемь – наоборот. Они будто соревновались. Зимой упирались с Ваней – тот тоже был хорош. Да вся их группа. Осенью готовились к службе и присяге. Куда-то ведь все попадут по распределению. А эта поездка как раз могла немного определить их направление в будущем – вроде как Репейников подбирал группу, в какой-то особый отдел, занимающийся непонятно чем. Расширение и обновление кадров – единственное что было дозволено узнать из уст самого Вячеслава Вениаминовича. Ещё в апреле.
А после Борис тяжело заболел. Наверное, в первый раз за последние десять лет…
***
Ни в этот день, ни на следующий, ни на другой после них, Бориса к себе так никто и не вызвал. Он даже слегка усомнился в словах Константина. Более того, чувствуя себя ещё не совсем уверенно, вечером четвёртого дня отважился выйти на вечернюю дополнительную тренировку. Однако дальше входа в зал пройти не сумел. Маленький зоркий Такимура сразу увидел, что рано ещё было храбриться его неокрепшему подопечному, пытаться наверстать и что-то доказать другим. Легонько пихнул ногой в низ живота – и руки не успели поставить блок.
«Домой, Болька. Долечиваться…» – невозмутимо сказал наставник и повернулся к нему спиной.
Пришлось подчиниться.
Зато через неделю в их корпусе объявился Репейников. Вячеслава Вениаминовича все называли «куратором». Преподавателем в заведении он не был, но часто в нём появлялся, общался с наставниками и педагогами, кого-то из учащихся к нему иногда приглашали на беседы. Противный мужик, цепкий и чрезмерно язвительный. Борису довелось с ним разговаривать дважды. И это был третий раз.
– Ну, что, Раневский? – спросил он, не разрешив ему сесть и оставив стоять перед бюро. Сам сидел на крутящемся стуле, сложив перед собой руки. Большим пальцем левой руки, почти бесшумно, но в какой-то осмысленный такт, словно морзянку, отбивал по гладкой полированной поверхности. Смотрел пристально, исподлобья.
– Глухов тебе, конечно, всё растрепал, – усмехнулся он после вопроса. – Ваня Долматов встретил меня с вашим «самураем» в коридоре. А потом я их видел с Костей, когда уходил. Ведь так?..
– Так… – почти не раздумывая ответил Борис. Хотели бы что-то скрыть, не обсуждали бы в стенах коридора, где ходит много людей. Костику не попадёт.
– Правильно мыслишь, – читая его как с листа, расплылся губами Репейников. И, закончив беззвучно отстукивать, поставил точку в своей «передаче» – громко щёлкнул пальцем по стеклу на столе. Поднялся, повернулся к нему спиной и отошёл к окну.
– В общем, поедете в лес, – сказал он, не оборачиваясь. – Ты, Ваня Долматов, Константин Глухов. За старшего над вами – Мазай. И группа учёных. Посмотрите на один эксперимент. Увидите оборудование, пройдёте инструкции. Правда сначала подпишите бумаги…
– Какие?.. – сразу спросил Борис.
Теперь Вячеслав Вениаминович уже повернулся к нему.
– Какие? – переспросил он с насмешкой. – Ты дурачка-то не включай. В июне уже последние экзамены. А там посмотрим, куда попадёте по распределению. Есть мысли насчёт вашей троицы. Подпи́шете – и назад дороги нет. Всё понял, задохлик?..
Слащавая улыбочка. Неприятная.
Однако репутация у этого человека из некоего ведомства была железной. Говорят, будто он лично взял под своё крыло Такимуру. Хотя бы за это стоило его уважать, не любить, но относится по-должному.
– Не слышу, мой мальчик, – надавил Репейников голосом.
– Я понял, – ответил Борис. – Когда выезд?..
– Глухов на хвосте принесёт, – с ещё большей насмешкой ответил Вячеслав Вениаминович. – Или Ванька. Мельчают поколения. Что ж… Других нет.
Как-то горько он произнёс последние слова, захотелось даже ему поверить. Но Борис ничего не сказал вслух. Спросил глазами разрешения уйти и был отпущен.
– Сам вызову… – прозвучало уже в дверях ему в спину.
Две недели пролетели незаметно. Борис снова вернулся к тренировкам. Костика он больше не побил, но Ване настучал один раз хорошо. Кроме вечерних занятий у мастера Иошито, ещё нравились история и философия. Профильные, физика с математикой, поднадоели. Книжками эпохи мыслителей Возрождения он просто зачитывался. Очень любил классиков идеализма, Канта и Гегеля. Правда, порой не видел чёткую линию между субъективным и объективным, вечно они у него переплетались, не имея границ. Проходил это ещё в университете, до того, как попал в особую школу, но тогда просто заучивал, чтобы сдать, а сейчас пытался вникнуть глубже. Затягивало как чёрная дыра. Выжимала центрифугой мозг, и после каждой подобной выжимки тот расправлялся снова. Ну, обновлялся что ли. Мысли после этого казались более стройными.
В самых первых числах июня произошло то, что ожидалось всеми с внутренним напряжением. Вызвали одновременно. Не было самого Репейникова, приехал какой-то его помощник – Валера, на вид немного старше их самих, но при погонах, при звании и должности. Провёл начальный инструктаж. После были подписаны необходимые документы. Мазай – так звали первого дневного инструктора по самообороне – зашёл в кабинет последним. Не глядя подписал свою бумажку. Кто и как его назвал дедом Мазаем, для всех оставалось тайной. Зато было совершенно понятно, почему – с молодыми «стажёрами» выезжал, куда требовалось. Просто за ними присматривал, для объяснений всегда были учёные, узкие специалисты в какой-то области. В их случае – люди из точных наук. Отдел, куда их «сватали» в пополнение, занималось некоторыми разработками. Понемногу отбирали. Из разных, видимо, городов, поскольку деятельность была слишком специфичной. Если, конечно, доверять тому, что изредка приносил «на хвосте» Костя Глухов – как-то он умел доставать информацию. Или через него её им давали планово, по чуть-чуть, чтобы понять, что думают, как относятся. В сложную сферу внедрял Борис свою жизнь, не было тут ничего однозначного. Такое будущее ему казалось интересным….
Двенадцатого июня их всех подняли в пять утра. Ездили по домам. Собрали в одну машину и дальше держали путь прямиком за город. У выезда ехал уже целый эскорт из четырёх внедорожников. Сзади и спереди сопровождали легковушки с мигалками и специальными знаками, которые километров через пятнадцать от них вдруг отстали. Уехали дальше прямо. И на узенькую дорогу они свернули без сопровождения. По ней углубились в лес. Ехали так ещё километров двенадцать, пока не замедлили ход и какой-то неприметной тропой начали протискиваться между деревьями, петляли, поворачивали и объезжали. На широкой поляне остановились.
В двух машинах из четырёх приехавших сидели вооружённые люди. Они первыми вышли и сразу рассредоточились по периметру, исчезли в летних зарослях. То, что это будет не обычный рядовой выезд, Борис понял ещё в дороге, когда увидел у Мазая кобуру со «Стечкиным», не деревянную, а изготовленную на заказ, без места для дополнительных магазинов. Мазаем, в глаза и за глаза, называли Корнеева Степана Леонидовича – тот никогда не обижался, был здоровенным добродушным дядькой, и в принципе ему никакой пистолет не был нужен. Но раз уж взял, значит, надо. Да и ребята в камуфляже показались серьёзными, по двое разошлись по четырём сторонам света. Будут охранять территорию. Удивило немного, что почти у всех были «эмки». Только у двоих привычные «калаши» особой серии.
– Ну, что, мелюзга? – обратился к ним троим инструктор Мазай. – Осматривайтесь. Помогайте учёным, если разрешат…
Тех из четвёртой машины выгрузилось только двое. Профессор Варнавский, которого знали и видели раньше, и один молодой помощник. Остальное место занимало оборудование. Ваня Долматов и Костя Глухов помогали вытаскивать. Какие-то платформы, антенны, радары, коробки. Что-то похожее на большие аккумуляторы. Пара тонких зеркал с мутной поверхностью и много чего по мелочовке.
– Щеглов то эти Репей зачем прислал? – спросил между делом профессор, когда Мазай подошёл ближе. – Сам-то не приехал…
– Репей будет позже, – с широкой улыбкой ответил учёному инструктор про Репейникова. – А правила знаете, Размик Эдуардович. Ребята посмотрят, вы что-то расскажете. Надо же как-то начинать…
– Ага, – кивнул недовольно Варнавский и поднял самый большой радар. Глазами примерялся к платформе, к которой помощник уже подключил питание. – Руки оторву – именно пусть только посмотрят, не трогают…
Зыркнул на Костю Глухова, который, поставив на землю коробку, легонько приоткрыл верх и уже заглянул внутрь.
– Нос убери, желторотик! – прикрикнул на него учёный.
– Отойди, Костян, – позвал Мазай Глухова. – Помощь пока больше не нужна. Позовут. Наблюдайте…
Костя, Ваня и Борис встали шагах в десяти от намеченной площадки. Она ещё долго обустраивалась. Сначала поставили в ряд шесть платформ, на них – радары. У крайних платформ – зеркала, которые направили туда же, куда смотрели шесть похожих на спутниковые антенны радаров-локаторов. Что-то к ним подключили, законнектили между собой. Подняли длинные антенны. А затем помощник начал настраивать каждый по-отдельности. Подсоединялся своими наушниками и изменял угол наклона тарелки, ловил какие-то шумы, а после фиксировал. Пока наконец не проверил все.
– Размик Эдуардович, – позвал он профессора, молча, как и все, наблюдавшего за его действиями со стороны и курившего вонючие сигареты в пластмассовом мундштуке. – Готов настраивать частоту. Зону определил…
Варнавский в ответ кивнул. И манипуляции продолжились. Саша, как звали его помощника, делал вроде то же самое, но времени теперь тратил больше. Ноги уже давно затекли от стояния, однако велено было внимательно наблюдать. По протоколу потом ещё, после поездки, составить детальный отчёт обо всём увиденном. И дальше беседовать со специалистами-физиками, слушать их разъяснения. Все ребята учились на физическом направлении в академии ведомства. Только на губах Мазая играла скучающая улыбка, и было видно, что ему всё равно, что здесь происходит. Сказано присмотреть за стажёрами – вот и присматривал. Никто не разбежался, все живы-здоровы, стояли, смотрели вместе с ним. И так же не понимали, что они видят.
По одному же известному и глубокому оврагу пошло всё внезапно. Профессор Варнавский сначала попросил всех переместиться, встать сбоку от «поля», на которые были направлены зеркала и радары-локаторы. Предупредил, что сейчас что-то увидят. А потом сам встал за панель управления, потеснив своего помощника. В какой-то момент он запыхтел. «Ёб твою мать, Саня! – выругался он. – Где заземление?.. Откуда так фонит?..»
Далее последовала вспышка и пошёл белый дым. Что-то коротнуло. А после уже вспыхнуло по-настоящему – как от светошумовой гранаты. Появился гул в ушах. И в следующий миг Борис понял, что лежит на земле, отбросило какой-то волной. Попробовал встать, но волна повторилась, и он откатился. Ударился обо что-то и, кажется, на мгновенье лишился сознания….
Когда проморгался после падения, увидел следующую картину. Впереди, метрах в двенадцати – матовая стена, уходящая высоко вверх и похожая по цвету на те самые зеркала Варнавского. Мазай разбегался и бил с наскока в неё плечом. Раза три так бросался. Скатывался по ней, отходил на несколько шагов и снова пытался взять с разбега. Она очень быстро бледнела, буквально на глазах. И после последнего прыжка инструктора стала вдруг совсем прозрачной. За ней появилась местность.
– Ну, всё, – прекратил свои попытки Степан Леонидович. – Пиздец…
Костик Глухов сидел в паре шагов рядом и тоже осматривался. Ваня Долматов стоял на ногах. Похоже было на ту самую поляну, куда они приехали, только немного шире и больше, а лес просматривался в одной лишь стороне, где-то вдалеке. Туда уходила тропа, поросшая низкой растительностью. Вокруг них везде тянулось болото. С кочками, камышами, маленькими корявыми деревцами кое-где и поднимающимися местами испарениями. Вода была зловонной, тянуло серой. Пара небольших возвышенностей вроде нарытых курганов, какой-то хлам – вот и всё, что было на островке, превратившемся из поляны в лесу, где они все оказались утром. Инструктор Мазай выбрал самое верное слово, назвав им случившуюся ситуацию. Они были не там, куда приехали. Всё вокруг изменилось.
– Подъём! – скомандовал Степан Леонидович. Открыл кобуру, когда все трое ребят встали на ноги, протянул Ване Долматову пистолет.
Тот взял его открытой вверх ладонью. Застыл, как с подаренным яблоком.
– Во-во! – похвалил Мазай. – Так и носи. Как барсетку в девяностых, на вытянутой…
– Зачем оружие?.. – не сразу сообразил Ваня.
– Ну, ты вроде десять из десяти в серёдку бьёшь. Мой результат хуже. Магазин один…
Костя переступил с ноги на ногу. Они ещё не вышли из оцепенения, глазели только по сторонам, как пингвины, попавшие сразу с айсберга в московский зоопарк.
– В кого… стрелять-то? – спросил настороженно Глухов, пока Ваня проверял пистолет.
Мазай не услышал. Он уже отошёл к берегу. У самой воды торчал какой-то флажок на деревянной рейке. Выдернул его резко из земли. Посмотрел вперёд, где в воде виднелись точно такие же, на округлых кочках, и уходи неровной вереницей вдаль, словно отметившие дорогу вехи. Отвёл назад руку и швырнул как копьё, с большим замахом.
Флажок плюхнулся в воду. На поверхности разошлись большие круги. Медленно расплывались, увеличивая радиус, как будто вода была слишком жирной. Инструктор покачал головой, повернулся.
– Сюда не ходите!.. – предупредил он. – Воняет…
Немного постоял ещё. Пока снизу не начали подниматься пузыри, большие и вязкие, лопались на поверхности словно не в воде, а в машинном масле, медленно сначала надуваясь.
После их старший развернулся и быстром шагом направился обратно.
– Из воды, с глубины – это поднимаются… газы, – предположил Костя Глухов. Посмотрел в сторону усилившегося бурления.
– Хуязы, – поправил небрежно Мазай.
– Уходим по тропке, – коротко сказал он. – Я иду первым, Раневский замыкает. Дорожка узкая. Ваня, патроны впустую не тратить…
– Стрелять-то в кого? – спросил уже сам Долматов. – И… где мы?..
– Где мы – не знаю, – ответил инструктор. – Стреляй во всё, что движется, если глаз не опознает. Желательно в голову. Ну, если будет голова…
Потом, зашагав к тропе, обернулся на них:
– Не ссать, пацаны! Выберемся! Сане разорвало голову, я сам видел. Варнавский что-нибудь да придумает. Но тут оставаться не надо – чую… Просто прогуляемся!..
Хорошее объяснение. Подбадривающее. Борис шёл последним, как и было велено. Не узнавал даже деревьев вокруг, когда вошли в странный лес, начавшийся через полкилометра впереди. Болотная вонь осталась за спиной…
***
Он присел на низеньком бугорке. Вытряхивал из одного ботинка набившийся сор. Попутно сорвал с икры пару каких-то сухопутных пиявок – впились в ногу и раздулись порядочно. Собственно, это была и не тропа – просто что-то похожее на дорогу, из-за хилой растительности, дорогу, которой они шли через незнакомый лес с деревьями, не походившими на те, которые были привычны взгляду в обычном лесу. Вытянутые листья, бугристая поверхность стволов, словно изъеденная язвами и испещрённая крутыми выпуклостями наподобие наростов на коже. Родинки. Невусы. Некоторые из них выделяли слизь. Мазай, как стало ясно, действительно не понимал, где они находятся, а они – ещё в меньшей степени. Солнце, по крайней мере, походило на их обычное – жёлтое и мордастое. Просто перенеслись куда-то, в незнакомую местность.
– Хватит сидеть, – бросил инструктор. Начинала мучать жажда, но пить он не велел – пару раз ручей уже пересекал им дорогу, с такой же маслянистой жидкостью вроде воды в болоте. Жалили насекомые. Толстые хоботки вонзались болезненно.
Борис закончил с обувкой. Сникерс Ваньки Долматова поделили на четверых. Бутылка в кармане Мазая оказалась кстати. Отпили по два глотка, осталось ровно на столько же. Возобновили путь. Если их и будут возвращать обратно, то откроют проход в том же месте. Только их инструктора что-то там напугало, на острове, и им он пока не говорил. Решил вывести «на прогулку», перетоптаться. Потом уже вернуться.
Планам их, именно в той форме, как было задумано, осуществиться было не суждено. Поднялись через густую траву на высокий холм. В воздухе неожиданно стало темнеть. Пару раз останавливались, слыша разные шорохи. Странно, что за всё время не встретили ни одного зверя, ни птицы. Только налетавшие внезапно на них рои насекомых. Ваня, со «Стечкиным» в левой руке – был левшой – реагировал на каждое предупреждение Степана Леонидовича. Минуты напряжения – и заново продолжали путь. Стрелять же по долгоносикам – не хватит патронов.
А когда спустились с возвышенности, спереди снова потянуло влагой. Вышли обратно на остров. Опять засияло солнце и поплыли прозрачные облака.
– Вот и нашли… – удручённо произнёс их инструктор.
– Чего нашли? – спросил Костя Глухов.
Мазай глазами указал на берег. Затем посмотрел на солнце, на тени.
– Петлю, которую искали, – ответил он после некоторого раздумья. – Флажок видишь? А я его зашвырнул… И время опять полдень. Попали…
Борис было двинулся к берегу, что б рассмотреть флажок, но Мазай остановил рукой.
– Я сам, – сказал он, словно по-прежнему не желал пускать их за ближний к воде «курган». – По сторонам смотрите. Быстро вернусь. Опять погуляем…
«Петля» была некой выдумкой. Что-то из фантастических фильмов. Борис их пересмотрел в детстве множество – нравились вымышленные повороты и верил, что наука когда-нибудь докажет нечто подобное. Ну, как же! «День Сурка». Красивое, поучительное. В мерзостном запахе, исходящем от воды неизвестного им болота, в унылых пейзажах вокруг, красоты красивого виделось мало. Радугой, где-то вдалеке, поднимались какие-то деревца на таком же островке. Как нарочно так выстригли – горбатой дугой, от маленьких по краям до высоких посередине. Вонь же стояла страшная – пахло мертвечиной. Будто кладбище отстрелянных животных. Дышать не хотелось.
Мазай повторил свой нехитрый приём. Достал древко флажка и швырнул дальше в воду. Проверил часы. Потом вернулся к ним. Остановившись, сказал:
– Давайте-ка за второй курган. Понаблюдаем, что там пузырится…
Они подчинились. Быстро поспешили за ним и присели за этой большой земляной бородавкой, похожей на огромную возведённую могилу. Затихли. Стали наблюдать.
Между тем всё повторялось. Воздух или, как предположил Костя, некие газы поднимались из недр болота. Раздувались на поверхности воды, образуя шарики, а затем разлетались с негромким хлопаньем. Брызгами всё оседало обратно. Что бы ни сделал Мазай, забросив флажок, а начинало бурлить именно там, где он приземлился. Круги, пузыри, хлопанье. И этого становилось больше, пока вдруг так же внезапно всё не прекратилось. На поверхности наступила тишь, вода разгладилась. Будто ничего и не было.
А минут через пять, когда, успокоившись, собирались выйти из своего укрытия, появилась вдруг голова. Похожая на кочан капусты. Щёки, как листья. Худые и сильно впавшие. Больше похоже на голову разложившегося трупа. Глубокие глазницы, длинные жидкие волосы и курносый нос. И это нечто плавно двинулось к берегу.
– Сидим… – тихо сказал Мазай. – Сначала подпустим… Обожди, Ваня…
Это самое непонятное, с тонкой, как у орла шеей, доплыло до суши. Медленно выбралось на четырёх конечностях. В лохмотьях не то одежды, не то таких же капустных листьев, как сама голова. Осмотрелось. И двинулось к ним. Худое как скелет, с проглядывающими костями. Лязгнуло недовольно зубами. Как будто тигр, который выходит из озера, демонстрируя силу. Внюхалось в воздух. После призывно завыло – и над водой, минуту спустя, появились другие головы, шесть или семь. Все так же стали двигаться к берегу.
– К тропе! – уже не скрываясь, скомандовал их инструктор.
Вскочили и побежали. Ваня сделал в сторону первого существа одиночный выстрел. Оно их само заметило, бросилось вслед за ними. Неслось нелепыми скачками. Кажется, до тропы нагнать не успевало….
