Глава 7. Схватка богов и бесов (Вечный Человек)
История, сводящая к экономике и политику, и этику, – и примитивна, и неверна. Она смешивает необходимые условия существования с жизнью, а это совсем разные вещи. Точно так же можно сказать, что, поскольку человек не способен передвигаться без ног, главное его дело – покупка чулок и башмаков. Еда и питье поддерживают людей словно две ноги, но бессмысленно предполагать, что не было других мотивов во всей истории. Коровы безупречно верны экономическому принципу – они только и делают, что едят или ищут, где бы поесть. Именно поэтому двенадцатитомная история коров не слишком интересна.
Овцы и козы тоже не погрешили против экономики. Однако овцы не совершали дел, достойных эпоса, и даже козы – хоть они и попроворнее – никого не вдохновили на “Золотые деяния славных козлов”, приносящие радость мальчишкам каждого века. Можно сказать, что история начинается там, где кончаются соображения коров и коз. Я не думаю, что крестоносцы ушли из дома в неведомые пустыни по той же самой причине, по какой коровы переходят с пастбища на пастбище. Вряд ли кто-нибудь считает, что исследователи Арктики снова и снова тянутся на север по тем же причинам, что и ласточки. Но если вы уберете из истории религиозные войны и подвиги исследователей, она перестанет быть историей.
Теперь принято рассуждать так: люди не могут жить без еды, следовательно, они живут для еды. На самом же деле люди думают не столько об экономическом механизме, поддерживающем существование, сколько о самом существовании. Жизнь важнее для них, чем средства к жизни. Конечно, время от времени человек размышляет о том, какая именно работа даст ему средства и какие именно средства дадут еду. Но за это же время он десять раз подумает, что сегодня хорошая погода или что жизнь – странная штука, или спросит себя, стоит ли жить вообще, или пожалеет, зачем он женился, или порадуется своим детям, или застонет о них, или вспомнит свою юность, или еще как-нибудь задумается о загадочном жребии человека.
Это относится даже к рабам нашей мрачной индустриальной цивилизации, бесчеловечная жестокость которой действительно вытолкнула на первый план экономические вопросы. Это несравненно более верно по отношению к крестьянам, охотникам, рыбакам, составляющим во все времена основную массу человечества. Даже те сухари, которые считают, что этика зависит от экономики, не могут не признать, что экономика зависит от жизни. А большая часть естественных сомнений и мечтаний связана с жизнью как таковой; не с тем, как прожить, а с тем, стоит ли жить.
Доказательства тому – в прямом смысле слова – убийственно просты. Представьте себе, что данный человек собирается не жить, а умирать. Стоит ли профессору политической экономии ломать себе голову над вычислением его будущего заработка? Стоит ли хлопотать о пенсии для мученика, вычислять семейный бюджет монаха? Что делать с тем, кто отправился умирать за родину, или с тем, кому нужен не любой, а свой, единственный на свете клочок земли? Все эти люди не подчиняются экономическим выкладкам. Чтобы понять их, надо понять и узнать, что же чувствует человек, когда через странные окна глаз он смотрит на странное видение, которое мы зовем миром.
Ни один разумный человек не хотел бы увеличивать количество длинных слов. Но мне все-таки придется сказать, что нам нужна новая наука, которая могла бы называться психологической историей. Я бы хотел найти в книгах не политические документы, а сведения о том, что значило то или иное слово и событие в сознании человека, по возможности – обыкновенного. Я уже говорил об этом в связи с тотемом. Мало назвать кота тотемом (хотя, кажется, котов так не называли), важно понять, кем он был для людей – кошкой Уиттингтона или черным котом ведьмы, жуткой Баст или Котом в сапогах.
Точно так же я хотел бы узнать, какие именно чувства объединяли в том или ином случае простых людей, здравомыслящих и эгоистичных, как все мы. Что чувствовали солдаты, когда увидели в небе сверкание странного тотема – золотого орла легионов? Что чувствовали вассалы, завидев львов и леопардов на щитах своих сеньоров? Пока историки не обращают внимания на эту субъективную или, проще говоря, внутреннюю сторону дела, история останется ограниченной, и только. искусство сможет хоть чем-то удовлетворить нас. Пока ученые на это не способны, выдумка будет правдивее факта. Роман – даже исторический – будет реальнее документа.
Такая внутренняя история особенно необходима, когда речь идет о психологии войн. Мы задыхаемся под тяжестью документов, но об этом не находим ни слова. В худшем случае мы читаем официальные воззвания, которые никак не могут быть правдой хотя бы потому, что они официальны. В лучшем – добираемся до тайной дипломатии, которая не выражает чувств народа хотя бы потому, что она тайная. На каких документах основаны, как правило, суждения об истинных причинах той или иной войны?
Правительства боролись за колонии или рынки, за гавани или высокие тарифы, за золотые прииски или алмазные копи. Но правительства вообще не борются. Почему боролись солдаты? Что думали, что чувствовали те, кто делал своими руками это страшное и славное дело? Ни один мало-мальски знающий солдат не поверит ученым, утверждающим, что миллионы людей можно послать на убой из-под палки в прямом смысле слова. Если все дезертируют, кто накажет дезертиров? Да и сравнительно небольшое количество дезертиров может погубить всю кампанию. Что же чувствуют солдаты? Если они действительно верят на слово политикам, то почему? Если вассалы слепо шли за сеньором, что же видели в нем эти слепые люди?
Нам вечно твердят, что люди воюют из-за материальных соображений. Но человек не умирает из-за материальных соображений, никто не умирает за плату. Не было платных мучеников. Призрак “чистой”, “реалистической” политики невероятен и нелеп. Попробуйте представить себе, что солдат говорит: “Нога оторвалась? Ну и черт с ней! Зато у нас будут все преимущества обладания незамерзающими портами в Финском заливе”. Почему бы война ни начиналась, то, что ее поддерживает, коренится глубоко в душе. Близкий к смерти человек стоит лицом к лицу с вечностью. Если даже его держит страх, страх должен быть прост, как смерть.
Обычно солдатом движут два чувства, вернее, две стороны одного чувства. Первое – любовь к находящемуся в опасности месту, даже если это место называется расплывчатым словом “родина”. Второе – ненависть к тому чужому, что ей угрожает.
Первое чувство много разумнее, чем принято считать. Человек не хочет, чтобы его родина погибла или даже просто изменилась, хотя не может припомнить все хорошее, что для него связано с ней; точно так же мы не хотим, чтобы сгорел наш дом, хотя вряд ли можем перечислить все свои вещи. То, за что он борется, кажется поверхностной абстракцией, на самом же деле это и есть дом.
Второе чувство не менее сильно, более того, благородно. Люди сражаются особенно яростно, когда противник – старый враг, вечный незнакомец, когда в полном смысле этих слов они “не выносят его духа”. Так относились французы к пруссакам, восточные христиане к туркам. Если я скажу, что это религиозная распря, вы начнете возмущаться и толковать о сектантской нетерпимости. Что же, скажу иначе: это разница между смертью и жизнью, между тьмой и дневным светом. Такую разницу человек не забудет на пороге смерти, ибо это спор о значении жизни.
В самые темные дни мировой войны, когда все мы извелись вконец от боли, страха и тоски по близким, люди давно забыли о тонкостях государственных интересов и не ради них продолжали драться. Они – во всяком случае, те, кого я знаю, – и подумать не могли о поражении, потому что представляли себе лицо германского императора, вступающего в Париж. Это совсем не то чувство, которое мои идеалистические друзья зовут любовью.
Я ничуть не стыжусь назвать его ненавистью, ненавистью к аду и делам его. Хотя, конечно, теперь не верят в ад и потому не обязаны верить в ненависть. Но все это – длинное введение, а понадобилось оно потому, что я хотел напомнить, что такое религиозная война. В такой войне встречаются два мира, как сказали бы сейчас, две атмосферы. Что для одних воздух, для других – отрава. Никого не убедишь оставить чуму в покое. Именно это мы должны понять, даже если нам придется поступиться некоторыми нравственными взглядами, иначе мы не поймем, что же случилось, когда на другом берегу закрыл римлянам небо Карфаген – темный, как Азия, и порочный, как империализм.
Древняя религия Италии была той самой мешаниной, которую мы рассматривали под именем мифологии; но если греки тянулись к мифам, то латиняне как бы тянулись к вере. И там и тут множились боги, но можно сказать, что греческий политеизм разветвлялся, как ветви дерева, а римский – как корни. А может быть, точнее сказать, что у греков дерево цвело, а у римлян склонялось к земле под тяжестью плодов.
Греческие боги поднимались в утреннее небо сверкающими пузырями, латинские плодились и множились, чтобы приблизиться к людям. Нас поражает в римских культах их местный, домашний характер. Так и кажется, что божества снуют вокруг дома, как пчелы, облепили столбы, как летучие мыши, и, как ласточки, приютились под карнизом. Вот бог крыши, вот бог ветвей, бог ворот и даже гумна. Мифы часто назывались сказками. Эти можно сравнить с домашней и даже няниной сказкой: она уютна и весела, как те сказки, где, словно домовые, говорят стулья и столы.
Старые боги италийских крестьян были, вероятно, неуклюжими деревянными идолами. Там тоже было немало уродливого и жестокого, например тот обряд, когда жрец убивал убийцу. Такие вещи всегда заложены в язычестве, они неспецифичны для римлян. Особенностью же римского язычества было другое: если греческая мифология олицетворяла силы природы, то латинская олицетворяла природу, укрощенную человеком. У них был бог зерна, а не травы, скота, а не охоты. Их культ был поистине культурой.
Многих ставит в тупик загадка латинян. Их религия вьющимся растением обвивает каждую мелочь дома, и в то же время они на редкость мятежны. Империалисты и реакционеры часто приводят Рим как пример порядка и лояльности. На самом же деле было не так. Истинная история древнего Рима гораздо более похожа на историю нового Парижа. Его можно было бы назвать городом баррикад. Говорят, ворота его никогда не закрывались, потому что за стенами всегда шла война; почти столь же верно сказать, что внутри всегда шла революция.
С первых восстаний плебеев до последних восстаний рабов государство, навязавшее мир всему свету, не могло установить его у себя. Сами правители были мятежниками. Но религия в доме и революция на площади связаны очень тесно. Хрестоматийное, но не поблекшее предание говорит нам, что республика началась с убийства тирана, оскорбившего женщину. И действительно, только тот, для кого семья священна, способен противостоять государству. Только он может воззвать к богам очага, более священным, чем боги города. Вот почему ирландцы и французы, чей домашний уклад более строг, так беспокойны и мятежны. Я намеренно подчеркиваю эту сторону Рима – внутреннюю, как убранство дома.
Конечно, римские историки совершенно правы, рассказывая нам о циничных деяниях римских политиков. Но дух, подобно дрожжам, поднимавший Рим изнутри, был духом народа, а не только идеалом Цинцината. Римляне укрепили свою деревню со всех сторон; распространили свое влияние на всю Италию и даже на часть Греции, – как вдруг очутились лицом к лицу с конфликтом, изменившим ход истории.
Я назову этот конфликт схваткой богов и бесов.
На другом берегу Средиземного моря стоял город, называющийся Новым. Он был старше, и много сильнее, и много богаче Рима, но был в нем дух, оправдывавший такое название. Он назывался Новым потому, что он был колонией, как Нью-Йорк или Новая Зеландия. Своей жизнью он был обязан энергии и экспансии Тира и Сидона – крупнейших коммерческих городов. И, как во всех колониальных центрах, в нем царил дух коммерческой наглости. Карфагеняне любили хвастаться, и похвальба их была звонкой, как монеты. Например, они утверждали, что никто не может вымыть руки в море без их разрешения. Они зависели почти полностью от могучего флота, как те два великих порта и рынка, из которых они пришли. Карфаген вынес из Тира и Сидона исключительную торговую прыть, опыт мореплавания и многое другое.
В предыдущей главе я уже говорил о психологии, которая лежит в основе некоторых культов. Глубоко практичные, отнюдь не поэтичные люди любили полагаться на страх и отвращение. Как всегда в таких случаях, им казалось, что темные силы свое дело сделают. Но в психологии пунических народов эта странная пессимистическая практичность разрослась до невероятных размеров. В Новом городе, который римляне звали Карфагеном, как и в древних городах финикийцев, божество, работавшее “без дураков”, называлось Молохом; по-видимому, оно не отличалось от божества, известного под именем Ваала.
Римляне сперва не знали, что с ним делать и как его называть; им пришлось обратиться к самым примитивным античным мифам, чтобы отыскать его слабое подобие – Сатурна, пожирающего. Но почитателей Молоха никак нельзя назвать примитивными. Они жили в развитом и зрелом обществе и не отказывали себе ни в роскоши, ни в изысканности. Вероятно, они были намного цивилизованней римлян. И Молох не был мифом; во всяком случае, он питался вполне реально. Эти цивилизованные люди задабривали темные силы, бросая сотни детей в пылающую печь. Чтобы это понять, попытайтесь себе представить, как манчестерские дельцы, при бакенбардах и цилиндрах, отправляются по воскресеньям полюбоваться поджариванием младенцев.
Нетрудно было бы рассказать обо всех торговых и политических превратностях той поры, потому что вначале дело действительно сводилось к торговле и политике. Казалось, Пуническим войнам нет конца, и нелегко установить, когда именно они начались. Уже греки и сицилийцы враждовали с африканским городом. Карфаген победил греков и захватил Сицилию. Утвердился он и в Испании; но между Испанией и Сицилией был маленький латинский город, которому грозила неминуемая гибель. И, что нам особенно важно, Рим не желал мириться. Римский народ чувствовал, что с такими людьми мириться нельзя. Принято возмущаться назойливостью поговорки: “Карфаген должен быть разрушен”. Но мы забываем, что Рим был разрушен. И первый луч святости упал на него, потому что Рим восстал из мертвых.
Как почти все коммерческие государства, Карфаген не знал демократии. Бедные страдали под безличным и безразличным гнетом богатых. Такие денежные аристократы, как правило, не допускают к власти выдающегося человека. Но великий человек может появиться везде, даже в правящем классе. Словно для того, чтобы высшее испытание мира стало особенно страшным, в золоченом чертоге одного из первых семейств вырос начальник, не уступающий Наполеону. И вот Ганнибал тащил тяжелую цепь войска через безлюдные, как звезды, перевалы Альп. Он шел на юг – на город, который его страшные боги повелели разрушить.
Ганнибал продвигался к Риму, и римлянам казалось, что против них встал волшебник. Две огромные армии утонули в болотах слева и справа от него. Все больше и больше воинов затягивал омут Канн. Высший знак беды – измена натравливала на погибающий Рим новые племена. А пестрая армия Карфагена была подобна парадному шествию народов: слоны сотрясали землю, словно горы сошли с мест, гремели грубыми доспехами великаны галлы, сверкали золотом смуглые испанцы, скакали темные нубийцы на диких лошадях пустыни, шли дезертиры, и наемники, и всякий сброд, а впереди двигался полководец, прозванный Милостью Ваала.
Римские авгуры и летописцы, сообщавшие, что в эти дни родился ребенок с головой слона и звезды сыпались с неба, как камни, гораздо лучше поняли суть дела, чем наши историки, рассуждающие о стратегии и столкновении интересов. Что-то совсем другое нависло над людьми – то самое, что чувствуем мы все, когда чужеродный дух проникает к нам как туман или дурной запах.
Не поражение в битвах и не поражение в торговле внушало римским жителям противные природе мысли о знамениях. Это Молох смотрел с горы, Ваал топтал виноградники каменными ногами, голос Танит-Неведомой шептал о любви, которая гнуснее ненависти… Боги очага падали во тьму под копытами, и бесы врывались сквозь развалины, трубя в трубу трамонтаны. Рухнули ворота Альп, ад был выпущен на волю. Схватка богов и бесов, по всей очевидности, кончилась. Боги погибли, и ничего не осталось Риму, кроме чести и холодной отваги отчаяния.
Ничего на свете не боялся Карфаген, кроме Карфагена. Его подтачивал дух, очень сильный в преуспевающих торговых странах и всем нам хорошо знакомый. Это – холодный здравый смысл и проницательная практичность дельцов, привычка считаться с мнением лучших авторитетов, деловые, широкие, реалистические взгляды. Только на это мог надеяться Рим. Становилось яснее ясного, что конец близок, и все же странная и слабая надежда мерцала на другом берегу. Простой, практичный карфагенянин, как ему и положено, смотрел в лицо фактам и видел, что Рим при смерти, что он умер, что схватка кончилась и надежды нет, а кто же будет бороться, если нет надежды?
Пришло время подумать о более важных вещах. Война стоила денег, и, вероятно, в глубине души дельцы чувствовали, что воевать все-таки дурно, точнее, очень уж дорого. Пришло время и для мира, вернее, для экономии. Ганнибал просил подкрепления; это звучало смешно, это устарело, на очереди стояли куда более серьезные дела… Так рассуждали лучшие финансовые авторитеты, отмахиваясь от новых и новых тревожных и настойчивых просьб. Из глупого предрассудка, из уверенности деловых обществ, что тупость – практична, а гениальность – глупа, они обрекли на голод и гибель великого воина, которого им напрасно подарили боги.
Почему практичные люди убеждены, что зло всегда побеждает? Что умен тот, кто жесток, и даже дурак лучше умного, если он достаточно подл? Почему им кажется, что честь – это чувствительность, а чувствительность – это слабость? Потому что они, как и все люди, руководствуются своей верой. Для них, как и для всех, в основе основ лежит их собственное представление о природе вещей, о природе мира, в котором они живут; они считают, что миром движет страх и потому сердце мира – зло. Они верят, что смерть сильней жизни и потому мертвое сильнее живого. Вас удивит, если я скажу, что люди, которых мы встречаем на приемах и за чайным столом, – тайные почитатели Молоха и Ваала. Но именно эти умные, практичные люди видят мир так, как видел его Карфаген. В них есть та осязаемая грубая простота, из-за которой Карфаген пал.
Он пал потому, что дельцы до безумия безразличны к истинному гению. Они не верят в душу и потому в конце концов перестают верить в разум. Они слишком практичны, чтобы быть хорошими; более того, они не так глупы, чтобы верить в какой-то там дух, и отрицают то, что каждый солдат назовет духом армии. Им кажется, что деньги будут сражаться, когда люди уже не могут. Именно это случилось с пуническими дельцами. Их религия была религией отчаяния, даже когда дела их шли великолепно. Как могли они понять, что римляне еще надеются? Их религия была религией силы и страха – как могли они понять, что люди презирают страх, даже когда они вынуждены подчиниться силе? В самом сердце их мироощущения лежала усталость, устали они и от войны – как могли они понять тех, кто не хочет прекращать проигранную битву? Одним словом, как могли понять человека они, так долго поклонявшиеся слепым вещам; деньгам, насилию и богам, жестоким, как звери?
И вот новости обрушились на них: зола повсюду разгорелась в пламя, Ганнибал разгромлен, Ганнибал свергнут. Сципион перенес войну в Испанию, он перенес ее в Африку. Под самыми воротами Золотого города Ганнибал дал последний бой, проиграл его, и Карфаген пал, как никто еще не падал со времен Сатаны. От Нового города осталось только имя – правда, для этого понадобилась еще одна война. И те, кто раскопал эту землю через много веков, нашли крохотные скелеты, целые сотни – священные остатки худшей из религий. Карфаген пал потому, что был верен своей философии и довел ее до логического конца, утверждая свое восприятие мира. Молох сожрал своих детей.
Боги ожили снова, бесы были разбиты. Их победили побежденные; можно даже сказать, что их победили мертвые. Мы не поймем славы Рима, ее естественности, ее силы, если забудем то, что в ужасе и в унижении он сохранил нравственное здоровье, душу Европы. Он встал во главе империи потому, что стоял один посреди развалин.
После победы над Карфагеном все знали или хотя бы чувствовали, что Рим представлял человечество даже тогда, когда был от него отрезан. Тень упала на него, хотя еще не взошло светило, и груз грядущего лег на его плечи. Не нам судить и гадать, каким образом и когда спасла бы Рим милость Господня; но я убежден, что все было бы иначе, если бы Христос родился в Финикийской, а не в Римской империи.
Мы должны быть благодарны терпению Пунических войн за то, что через века Сын Божий пришел к людям, а не в бесчеловечный улей. Античная Европа наплодила немало собственных бед – об этом мы скажем позже, – но самое худшее в ней было все-таки лучше того, от чего она спаслась. Может ли нормальный человек сравнить большую деревянную куклу, которая забирает у детей часть обеда, с идолом, пожирающим детей? Врагу, а не сопернику отказывались поклоняться римляне. Не о хороших дорогах вспоминали они и не о деловом порядке, а о презрительных, наглых усмешках. И ненавидели дух ненависти, владевший Карфагеном.
Мы должны им быть благодарны за то, что нам не пришлось свергать изображения Венеры, как свергли они изображения Ваала. Благодаря их непримиримости, мы не относимся непримиримо к прошлому.
Если между язычеством и христианством – не только пропасть, но и мост, мы должны благодарить тех, кто сохранил в язычестве человечность. Если через столько веков мы все-таки в мире с античностью, вспомним хоть иногда, чем она могла стать. Благодаря Риму груз ее легок для нас и нам не противна нимфа на фонтане или купидон на открытке.
Смех и печаль соединяют нас с древними, нам не стыдно вспомнить о них, и с нежностью видим мы сумерки над сабинской фермой и слышим радостный голос домашних богов, когда Катулл возвращается домой, в Сирмион: “Карфаген разрушен”.
Продолжение следует...
P.S.
✒️ Я перестал читать комментарии к своим постам и соответственно не отвечаю на них здесь. На все ваши вопросы или пожелания, отвечу в Telegram: t.me/Prostets2024
✒️ Простите, если мои посты неприемлемы вашему восприятию. Для недопустимости таких случаев в дальнейшем, внесите меня пожалуйста в свой игнор-лист.
✒️ Так же, я буду рад видеть Вас в своих подписчиках на «Пикабу». Впереди много интересного и познавательного материала.
✒️ Предлагаю Вашему вниманию прежде опубликованный материал:
📃 Серия постов: Семья и дети
📃 Серия постов: Вера и неверие
📃 Серия постов: Наука и религия
📃 Серия постов: Дух, душа и тело
📃 Диалоги неверующего со священником: Диалоги
📃 Пост о “врагах” прогресса: Мракобесие
Ценности
Они такие...
Ответ на пост «Славянская мифология. Боги»
«Перуном» раньше называли молнии, а в украинском и белорусском языках это название сохранилось до сих пор. У Перуна есть двоюродные индоевропейские братья- громовержцы. Литовский Перкунас, индийский Парджанья, скандинавский Фьергун.
На сколько знаю индусский пантеон - Перун это скорее не Парджанья, а Индра, царь полубогов. А Парджанья его подчиненный, т.с. "оруженосец".
Условное дерево индуиского пантеона:
Вишну и Шива - полноправные Боги, а так же их жены, Лакшми и Ади Шакти.
Брахма - Полубог, сотворенный Вишну для построения материальной вселенной, а так-же его жена Сарасвати.
Индра-дев и подчиненные ему полубоги, менеджеры различных явлений и напрвлений.
Так что вряд ли подчиненный удостоился чести быть "Перуном" у славян. Ну и Зевса забыл автор упомянуть.
Насчет Ящера.
в индусском фольклоре есть Шеша:
Шеша - одна из форм Бога в индуизме и ведийской религии — тысячеголовый змей, царь всех нагов. Шеша выступает олицетворением вечного времени. Согласно «Бхагавата-пуране», Шеша — это аватара Вишну, также известная по имени Санкаршана.
Шеша - змей на котором возлежит Вишну.
Второй претендент на ящера это Калия.
Шримад-Бхагаватам » Песнь 10 » ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ » Кришна наказывает змея Калию
Так что ели насчет змея там серьезно написано, то нужно искать его спутника, схожего с Вишну или Кришну. И кстати Калия - водоплавающий.
Рыбаков в «Язычестве Древней Руси» весьма подробно пишет о Ящере – владыке подводного и подземного мира.
Кем был Велес на самом деле для славян, мы, конечно же, не знаем. Но, путем сложных ментальных усилий, некоторые исследователи пришли к мнению, что Велес имел отношение к мертвым и владычествовал загробным миром.
Это же прямой намек на Шиву, который по индусскому фольклеру "живет в местах кремации", за что его любил упрекать Праджапати Дакша, сравнивая с нишим побирушкой.
Проанализировав персонажа по имени Боян,
Боян - это странствующий мудрец Нарада, правда у Нарады был другой музыкальный инструмент.
Дажьбог. Первая часть – это индоевропейский корень *dagh со значением «день», «жара», и имя в целом логичнее всего переводить именно как «бог света».
Дажьбог - это Сурья, бог Солнца?
Род и рожаницы.
По одной легенде сначала был Вишну, который сотворил Шиву, по другой легенда Шива сотворил Вишну, а его Шивы вторая половина - Богиня Ади Шакти (которая по легенде сотворила все формы живой природы) стала 3-мя женами "Большой тройки богов": Сати, Лакшми и Сарасвати.
Вот вам Род и Рожаницы, если легенды "моль проела".
Все это конечно ИМХО. Проводим аналогии без каких-то гарантий.
Один. Повешенный бог. История появления и эволюции скандинавского божества. Часть 2
Первая часть поста - Один. Повешенный бог. История появления и эволюции скандинавского божества. Часть 1
Один и Иггдрасиль
В жизнеописании святого Бонифация, который проповедовал Христа среди германцев в начале 8 века, говорится, что этот святой срубил некий могучий дуб, которому поклонялись язычники. Это дерево называлось Дубом Донара (у скандинавов этот бог был известен под именем Тора), и переводчик в тексте перевел имя Донара как «Юпитер», то есть громовержец. Интересно, что также были засвидетельствованы и другие священные деревья у германцев и скандинавов, и, судя по всему, они были объединены одной идеей — Мировым древом Иггдрасиль.
Другое интересное свидетельство повествует нам об Ирминсуле — священном древе саксов, которое, по преданию, разрушил сам Карл Великий. Ирминсул с древнесаксонского переводится как «Великий Столп». Некоторые исследователи полагают, что «Ирмин» в данном значении выступает как кеннинг бога Одина, так как древнесаксонское «Irmin» лингвистически родственно скандинавскому «Jörmunr» («Величественный, могучий») — одному из имен (или аспектов) Одина. Таким образом, этимология слова «Ирминсул» (Столп Могучего, то есть Одина) сближается со значением Иггдрасиля («Конь Ужасный, то есть Одина») и, вероятно, «Ирминсул» — это кеннинг Мирового древа — поэтическая метафора. Это свидетельство важно в контексте изучения параллелей в германской и скандинавской мифологии.
Есть ещё много свидетельств, но, чтобы не утруждать читателя этой темой, я опущу это и подытожу. После переселения кочевых индоевропейских племён на территорию Европы прапредки германцев осели на территории современной Северной Германии и Южной Скандинавии. Тогда во главе их пантеона находилось божество небес — Патер Диос, Отец Неба. Прижившись на постоянных территориях, протогерманцы, наделённые первобытным менталитетом, начали священнослужение вещам, окружавшим их: деревьям, лесам, озёрам и рекам. В их жизни важное место начало играть сельское хозяйство, и начали появляться первые божества плодородия, которые изображались в виде различных фигурок. Вероятно, в это время (конец бронзового века, начало скандинавского железного века) у каждого племени начали появляться свои боги или аспекты общих протогерманских божеств. Возможно, Тюр и Тор изначально были единым божеством, но с течением времени их функции разделились. Можно предположить, что именно в эти века начинает зарождаться представление о Мировом Древе — транспортном средстве между живыми и мёртвыми, об этом говорит и повешение пленников в священных рощах (жертвоприношение богу, находящемуся на небе, где дерево выступает в качестве транспорта).
«Разрушение Ирминсула Карлом Великим» Генриха Лойтемана, 1882
Один начинает выходить на первый план только к рубежу бронзового и железного века, о чем свидетельствуют как письменные, так и археологические источники, о которых пойдет речь далее. Прежде чем перейти к письменным свидетельствам, где Один занимает главенствующее место в прагерманском пантеоне, стоит остановиться на истоках этого удивительного и странного скандинавского божества. Следует отметить, что Один удивителен своими функциями и ипостасями и может иметь параллели с несколькими богами одновременно, такими как Арес, Аид и Гермес. Один является психопомпом (проводником душ), как Гермес, отцом битвы (кеннинг), как Арес, и невидимым покровительствующим мертвым, как Аид. Как же получилось, что это божество воплотило в себе так много функций и ипостасей?
Здесь следует обратиться к лингвистическому анализу, ибо никакие археологические или исторические данные не могут рассказать нам об истоках Всеотца. Для начала необходимо определить, что имя Одина происходит от протогерманского слова wōðanaz, что означает «повелитель безумия» или «владыка безумных/яростных». Имя Одина имеет общее происхождение с такими словами, как древнескандинавское öðr (яростный, безумный), голландское woed (дикий, безумный) и древнеанглийское wōd (бешеный, безумный). Также от этого корня произошли существительные, приобретшие другой, но очень схожий и тесный смысл, например, древнескандинавское óðs óðar (поэзия), oddr (копье, острие, предводитель), древнегерманское wuot (волнение, трепет, дрожь) и древнеанглийское wōþ (шум, голос, песня). Касательно древнеанглийского варианта, связанного с боевыми песнями германцев, есть упоминание в письменных источниках.
Одиннадцатым
друзей оберечь
в битве берусь я,
в щит я пою, —
побеждают они,
в боях невредимы,
из битв невредимы
прибудут с победой.
(с) Речи Высокого
Также, по свидетельству Тацита, перед боем германцы исполняют под щитами некое ритуальное пение. Однако трудно сказать, насколько оно было организованным. Возможно, что главной целью этих песнопений перед боем было не перекричать своего врага, а создать как можно более синхронный звук, попеременно нарастающий и убывающий.
Есть у них и такие заклятия, возглашением которых, называемым ими «бардит», они распаляют боевой пыл, и по его звучанию судят о том, каков будет исход предстоящей битвы;
(с) Тацит 3:3
Видимо, в этом ритуале щит для германцев играл акустическую роль, позволяя создавать более громкие и мощные звуки. Данный ритуал запугивания врагов был характерен не только для германцев; стоит вспомнить страшный новозеландский танец хака (перуперу), в котором воины синхронно исполняют танец с громким пением, активной угрожающей мимикой и жестикуляцией.
Также стоит упомянуть некоторые пересечения со скандинавскими мифами, в которых содержится данный корень. Во-первых, это муж Фрейи Од (или Одр), о котором мы еще поговорим чуть ниже. Во-вторых, это волшебный и чудесный медовый напиток Одрёрир (мед поэзии), что переводится как вдохновитель/источник мудрости.
Ритуальный танец новозеландских маори хака исполняется до сих пор
В конечном счете, слово wōðaz произошло от догерманского uoh-tós, которое крепко связано с кельтским wātis (прорицатель, пророк) и wātus (вдохновение, пророчество, вдохновленное изречение). По мнению большинства ученых, догерманская форма uoh-tós не является заимствованием из протогалльского языка. С большей долей вероятности, это слово очень древнее и было образовано в эпоху единой общности северно-европейской ветви индоевропейцев. Вполне возможно, что это слово появилось в эпоху шнуровой керамики (культуры боевых топоров), которая была общей для протогерманцев, протокельтов, протоиталийцев и протобалтославян.
Кстати, говоря о лингвистических несоответствиях слова «ярость» у германцев и славян, по смысловому значению они вполне совпадают. Этимология слова «ярость» такова, что оно произошло от древнерусского «яръ» и общеславянского «jarъ», что характерно, ведь это говорит о большой древности этого слова. «Jarъ» происходит от праиндоевропейского корня «ia», что значит «раздраженный, возбужденный». От этого корня происходит древнеиндийское «yatar» (мститель, преследователь) в санскрите, переводимое как «горячий, огненный, пылающий». Возможно, изначально сама ярость, судя по древности этого слова, была атрибутом солнечного божества, и только со временем смысл не сильно менялся, скорее дополнялся новыми эпитетами и определениями.
Итак, какие выводы можно сделать из этого текста? Во-первых, Один как персонифицированное существо появился позже Тюра/Тора, однако Один как дух, объект поклонения и, возможно, состояние человека был очень древним. Один был известен не только в скандинавской религии, но и повсюду на земном шаре — Всеотец был воплощением шамана, погружающегося в безумный транс и исступленное состояние. Вероятно, сам прообраз того, кого через тысячелетия назовут Одином, появился еще во время анимизма, когда разум человека, обладающего первобытным менталитетом, верил в то, что духи находятся повсюду — в деревьях, камнях, воде, на небесах, в животных и в самом человеке. Позже анимизм начал сменяться шаманизмом, и, вероятно, именно в этот период возник öðr — еще не персонифицированная духовная сущность, тесно связанная с протогерманскими шаманами, которые впадали в боевой транс. Согласно археологическим свидетельствам и историческим источникам, первую роль в религиозных практиках у древних германцев исполняли женщины. Впоследствии исторически сложилось, что женщины у германцев и скандинавов играли более важную роль, чем у южных европейцев. В первую очередь это связано с постоянными межплеменными войнами, где на плечи женщин падал весь груз управления домашним хозяйством.
Сложно сказать, когда хтонический дух и сила öðr становятся персонифицированными существами и на какой территории произошло обожествление этого духа. Вероятнее всего, öðr изначально был индоевропейским божеством или, по крайней мере, некоей мистической божественной силой, которая в конце концов превратилась в бога Одина.
Од и Один. Родословная божеств
Итак, теперь стоит поговорить об О́де и О́дине. Этот вопрос дискуссионный и до сих пор открыт. В конце концов, мнения на этот счет расходятся у ученых. Во-первых, стоит отметить, что о самом боге О́де в летописных источниках древности ничего неизвестно, и он появляется только в «Старшей Эдде». Однако, согласно этимологии, О́д должен быть намного старше О́дина, и его корни должны уходить далеко в индоевропейскую общность. Вполне возможно, что О́д является живым и телесным воплощением божественного О́дина, то есть О́д является аспектом личности О́дина, о чем пойдет речь ниже. На это намекает и схожесть имен их жен: у О́да была жена Фрейя, а у О́дина — Фригг. Это весьма дискуссионный вопрос, и за неимением каких-нибудь целостных данных этот вопрос стоит отложить и, по всей видимости, навсегда или, по крайней мере, до тех пор, пока не найдутся новые свидетельства об О́де.
Прощание Ода и Фрейи
О родословной Ода мы ничего не знаем, но из Младшей Эдды и Видений Гюльви мы можем узнать некоторые подробности о его жизни. Например, Од был женат на Фрейе и у них родилось две прекрасные дочери. Высокий, в образе которого выступает сам Один, говорит о том, что он часто странствует среди других странных народов, а Фрейя льет по своему мужу слезы, которые превращаются в красное золото. Этот факт логичен, учитывая то, что сам Один в сказаниях появляется как странник с посохом и широкополой шляпой.
Существуют свидетельства об Оде и в других источниках, например, в Старшей Эдде или в Круге Земном Снорри. Тем не менее, все они отрывочны и скудны. Однако, общая тема для всех этих свидетельств одна — бог Од является мужем Фрейи.
Хильда Дэвидсон, известный фольклорист и эксперт по германо-скандинавской мифологии, предположила, что бог Один мог появиться в эпоху христианизации Скандинавии, в связи с ослаблением культа асов и частичным возвращением к культу ванов. Однако, нигде не упоминается то, что Од был ваном, и о его родословной вообще ничего неизвестно.
Подытожив, можно сказать, что Од и Один были каким-то образом связаны между собой, и впоследствии они разделились на двух разных богов или две разные ипостаси. Этимологически, бог Од старше Одина, и именно из его имени выросло имя Всеотца. С другой стороны, Один упоминается несравненно чаще, чем свой «теска», и древнеримские свидетельства говорят о нём, в отличие от Ода. Возможно, Од появился намного позже Всеотца под влиянием римской или христианской культуры и является земным воплощением Одина.
Когда Один стал главой скандинавского пантеона
Когда же Один стал главой скандинавского пантеона? Неизвестно, но можно с полной уверенностью сказать, что к моменту первого полноценного контакта римлян с германцами Один был одним из главных германских богов. Об этом говорит кажущаяся незначительной, но очень важная деталь: у римлян была семидневная неделя, и каждый день именовался именем божества. Например, «Lunae dies» — день луны, «Martis dies» — день Марса, «Mercuri dies» — день Меркурия и так далее. Среда считалась днём Меркурия, который являлся практически идентичной копией Гермеса.
Тацит в своей «Германии», рассказывая о религии свебов, говорит, что «среди богов Меркурий является тем, кому они главным образом поклоняются. Они считают религиозным долгом предлагать ему в определённые дни людей, а также других жертв. Геркулеса и Марса они успокаивают приношениями животных из разрешённых видов». Тацит старался для своих читателей разъяснить роли богов на понятном для него языке, сравнивая их с теми богами, которым поклонялись римляне. В роли Меркурия здесь выступает сам Один, в роли Геркулеса — Тор, а в роли Марса — Тюр.
Когда началось взаимодействие германской и римской культур, семидневная неделя с именами богов проникла и в германо-скандинавский календарь. Moon day — день Мани, божество, персонификация Луны, Tuesday — вторник, день Тюра, Wednesday (Óðinsdagr) — день Одина. Из этого можно сделать вполне логичный вывод, что уже ко времени первого тесного контакта с римлянами у скандинаво-германских народностей был сформировавшийся пантеон богов, где главными божествами являлись Один, Тюр, Тор. Соответственно, уже к началу тевтонского нашествия (120 г. до н. э.) Один существовал как божество со своими функциями и, вероятнее всего, возглавлял сонм богов. По крайней мере, спустя два века после этого события Тацит подтвердит это, сказав, что «среди богов Меркурий является тем, кому они главным образом поклоняются».
Теперь нужно разобраться, почему римляне и германцы отождествляли между собой Одина и Меркурия. Этот вопрос напрямую связан с третьим и последним тезисом, упомянутым в самом начале главы. В чем же сходство между грозным, хитрым и могущественным Всеотцом и, казалось бы, легкомысленным шалопаем Меркурием, у которого должно быть больше общего с Локи, нежели с Одином? Ведь, по сути, и Меркурий, и Локи были по своей натуре трикстерами.
Во-первых, и, возможно, это было главным, оба эти бога являются психопомпами. Стоит отметить, что в контексте скандинавской религии это была важная функция для Одина. Психопомпами называются любые проводники в загробный мир, не только боги, такие как Один, Меркурий, Гермес, Агни, Анубис, но и шаманы, ведь функция проводника душ для них была главной. Не стоит забывать, что Один в первую очередь был богом-шаманом, а не богом-воином. Как уже упоминалось выше, Один также занимался женским занятием — сейдом:
«А ты, я слышал,
на острове Самсей
бил в барабан,
средь людей колдовал,
как делают ведьмы, —
ты — муж женовидный».
В конце концов, даже в самом имени Одина содержится корень таких слов, которые указывают на шаманский экстаз. Всеотец в своих атрибутах довольно схож со своим индийским коллегой Варуной — они искусны в магии, могут парализовать своих противников и не брезгуют человеческими жертвоприношениями. Пленные или даже властные люди из собственных земель могли быть принесены в жертву Одину путем повешения.
Руны, которые добывает Один через повешение на Иггдрасиле, являются признаком магической власти и шаманской мудрости. И само повешение на Мировом древе является ничем иным, как аспектом шаманской инициации. Многие исследователи считают, что смерть Одина на древе была ритуальной. Но это не так — скандинавы верили в то, что Один на самом деле отдал свою жизнь за магические руны и поэзию. Другие исследователи полагают, что распятие Одина на древе — это отголоски христианизации Скандинавии, но это в корне неверно. Выше уже были представлены римские источники, в которых римляне упоминали повешение германцами своих врагов в своих священных рощах. Археологические свидетельства говорят нам о том, что казнь через повешение была если не регулярной, то довольно частой. Находят похороненные тела даже с петлей на шее.
Cтарший футарк
Всеотец, подобно финно-угорским, сибирским или индейским шаманам, мог принимать любой животный или человеческий облик и был прекрасно знаком с оккультными техниками.
Во-вторых, явная связь Меркурия с Одином — их атрибуты похожи друг на друга. Сложно сказать, изображали ли германцы Одина так же, как в средней и позднескандинаской эпохе, со шляпой и посохом в руках, но нет сомнений, что уже тогда посох был атрибутом Всеотца. Оба этих бога были странниками и оба покровительствовали торговцам. Нет сомнений в том, что римляне и скандинавы видели сходство между этими двумя богами. Функции и атрибуты этих богов пересилили их личностные качества. Озорник, трикстер и жизнерадостный Меркурий не был похож на мрачного шамана и покровителя повешенных, грозного Одина.
Действительно, Один, как божество, очень сильно выделяется на фоне других индоевропейских богов. В чем же причина? Возможно, суровые условия, в которых развивалась скандинаво-германская религия, или влияние соседей. Может быть, это было связано с географией этих народов или частыми военными столкновениями между германскими племенами за скудные ресурсы?
Вполне возможно, на этапе расслоения северной индоевропейской общности, в период формирования общей германской религии протогерманские народности столкнулись с финно-угорскими племенами, своими северо-восточными соседями. Их культурные и торговые связи в последующие времена стали очень крепкими, и финно-угры часто упоминались в записанных сагах и мифах. По мнению некоторых исследователей, северные германцы, которые в последующем станут скандинавской ветвью и восточными славянскими племенами, учились магии у финно-угров.
Стоит привести пересказ отрывка из «Круга земного» Снорри Стурлусона. После похода в Биармию Эрик, сын Хальвдана, прибывает в Финнмарк — самую северную территорию нынешней Норвегии, которая в те времена была заселена финнами. Там люди Эрика находят очень красивую женщину Гуннхильд, которая обучалась у двух финнов колдовству. Гуннхильд, решившая сбежать из Финнмарка, подговорила викингов, и они, убив финнов, решили убежать на корабле. Викингам всю ночь не дает бежать к драккарам сильный гром. Естественно, скандинавы это восприняли как сильную колдовскую магию финнов.
— Олав святой выступает против финнов, однако ночью его корабли вынуждены плыть против ветра из-за колдовства финнов.
— Хаддинг нападает на биармов, но те насылают тучи, которые разгоняет финн, находящийся в войске Хаддинга.
— Согласно хроникам Эрика, карелы доплывали до озера Мелар (неподалеку от Упсаллы, столицы свеев/шведов), несмотря на сильные бури. И таких свидетельств со стороны скандинавов или других народностей довольно много, их все перечислять не имеет смысла. Вероятнее всего, именно соседство с финнами позволило проникнуть в германское язычество столь сильное и явное представление о шаманизме и колдовстве. Да, и в южных религиях, например, в египетской или греческой, можно встретить колдовство, но не столь выраженное, как в германской. Нет сомнений в том, что язычество финно-угров повлияло на германо-скандинавскую религию.
Между прочим, бог-кузнец Велунд представлен в «Старшей Эдде» как сын финского конунга. И что же вы подумаете, обладал ли этот скандинавский бог умением магии? Во время пленения на острове он смог взмыть в воздух подобно птице. Этот яркий эпизод, который еще более важен, учитывая, что Велунд по происхождению был финн, говорит о том, что финская религия смогла проникнуть в индоевропейское германское язычество. В целом колдовство финнов было связано с метеорологией; они, судя по скандинавским источникам, могли воздействовать на природу, и таких свидетельств больше всего
Вёлунд
Что касается Одина, удалось ли этому богу впитать, как губке, финские воззрения на колдовство и магию? Вполне возможно. Сама форма имени Одина в германской мифологии, Wodanaz, восходит к одному корню, который связан (или происходит напрямую) с праиндоевропейским корнем wōð-, который означает ярость, ветер, дуновение, вдохновение и поэзию. Вероятнее всего, понятия поэзии и вдохновения были поздней интерпретацией данного корня и производны от вышеупомянутых понятий. Логично предположить, что для примитивного менталитета человека неолита сильный ветер был связан с яростью бога. Кроме того, для первобытного человека дух или душа были неразрывно связаны с понятием ветра. Практика общения с мертвыми душами (богами или природой) через ветер до сих пор существует у некоторых племен, что говорит о том, что такой обычай был распространен в развитых протогерманских и индоевропейских племенах в эпоху до разложения первобытнообщинного строя. Вероятно, Один (а, возможно, Од — öðr) был божественным аспектом ветра, а затем стал владыкой ярости. Если такая интерпретация хотя бы частично верна, то понятно, как Один был связан с финно-угорскими верованиями, ведь финские колдуны были наиболее успешны в метеорологической магии. Так как Один был в первую очередь богом ветра, ему были присущи шаманские свойства, что превратило индоевропейское божество Wodanaz в уникального бога, впитавшего в себя шаманские магические практики финно-угорских племен. Вероятно, позже (причина неизвестна, и нет надежных догадок на этот счет) яростный бог ветра Один и бог-громовержец Тор взяли на себя функцию Тюра — оба стали воинами, Тор взял на себя ответственность за гром, а Один принял верховное владычество над богами. Вероятно, шаманские практики, которые постепенно начали проникать в северогерманское племенное общество, начали давать определенные результаты, и Один начал смещать с пьедестала «Отца Небес» Тюра, став при этом главным богом наряду с Тором. Видимо, только после этого они стали родственниками, как отец и сын — Отец, управляющий небесами и ветром, и сын, управляющий молниями.
О таком странном распределении свойств и функций Тюра говорят мифологические воззрения двоюродных германских братьев. У литовцев верховным божеством был Перкунас, обладающий монополией на молнии, так же, как и у славянских племен, Перун был владыкой над остальными и управлял грозами. Этимология литовского и славянского божества происходит от слова «гром/гроза/молния». В скандинавской религии этой функцией должен был обладать Тор, по праву занимая пьедестал верховного божества асов (др.-сканд. Þōrr, Þunarr, др.-англ. Þunor, Þūr, др.-сакс. Þunær, др.-нидерл. и др.-в.-нем. Donar, прагерм. Thunaraz, дословно — «гром»).
Один в облике странника
Таким образом, можно предположить, что Один по своим истокам и естеству изначально был яростным божеством или даже злым духом. В более примитивном смысле он был самим ветром, с которым кочевые индоевропейцы были связаны так же крепко, как с небом или грозой. Вероятно, когда будущие протогерманцы осели в северной части Европы и начали расселяться по этой огромной территории, они столкнулись с особенностями рельефа (большое количество лесов, древних могучих деревьев и озер), старым оседлым автохтонным населением и финно-угорской, чуждой для индоевропейского населения группой (которые привнесли в скандинавскую религию некоторых героев и функцию для божеств, возможно, йотунов и цвергов). Кочевые индоевропейцы, сменив степи на густые и древние леса, отчасти потеряли мотивацию в поклонении Отцу Неба (Тюру). Отсюда началось восхождение Одина на престол Хлидскьяльв. Божество ветра было слышно повсюду: шорох лесных листьев, ветер, ломающий деревья, и поклонение этим могучим древесным созданиям заставили öðr выйти на первый план. Наверняка именно в этот период истории мифология протогерманцев проникло представление о Мировом Древе в виде гигантского ясеня. В названиях скрыто еще одно имя Одина — Иггдрасиль (букв. Конь Ужасного/Конь Одина). Гигантский ствол древа связывал корни (подземный мир) и крону (небеса, где обитают боги). Один — бог противоречивый и не имеющий четких аналогов в других религиях, поэтому следует посвятить ему отдельную цельную книгу.
Бусти - https://boosty.to/historyhobby
Тема следующей статьи - Колесо. Технология, изменившая цивилизацию
Один. Повешенный бог. История появления и эволюции скандинавского божества. Часть 1
Сегодня мы отправимся в увлекательное путешествие по миру скандинавской мифологии, особое внимание уделив богу Одину — символу силы и мистики. Один — бог войны, мудрости и шаманства, связанный с духовной эволюцией скандинавского пантеона. По легенде, он был повешен на дереве Иггдрасиль и стал символом силы и мистики, присущих скандинавской культуре. Давайте вместе исследуем этот загадочный мир и узнаем больше о боге, который стал иконой скандинавской мифологии. Мы окунемся в туманные предания и легенды, чтобы раскрыть тайны происхождения и эволюции этого удивительного бога.
Суровые условия могут повлиять на характер человека. И поскольку религия является отражением человека окружающей его действительности, скандинавское язычество — это суровая религия сурового общества. Во главе этого жестокого пантеона стоит Один — грозный и воинственный бог-колдун. Однако это не всегда было так, и изначально Один был одним из богов германцев, а не главным божеством. Далее рассмотрим следующие вопросы:
1. Этимология имени Одина.
2. Истоки Одина: «Всеотец» в древних исторических источниках.
3. Функции Одина и их воплощение в его именах.
Этимология имени
Сейчас давайте опустим все суффиксы и префиксы имен Одина/Вотана/Воданаза и поговорим только о корне его имени. Корень óð/óðr по своей природе уникален, и этимология имени Одина затруднена тем, что этому корню можно придать много разных значений. Изначально óðr трактуется как «безумный», «неистовый», «свирепый», «одержимый», и, соответственно, имя Одина могло образоваться на его основе. Если эта трактовка верна, то она связана не только и не столько с воинственностью Одина, сколько с его шаманскими практиками. Возможно, сам Один, как бог или дух, был покровителем определенного племени, местным божеством, которое позже распространилось на союзы племен и этносов.
Валькнут — переплетённые между собой три треугольника, символизирует триединство мира. Считается знаком Одина.
Боевое «безумие» и «свирепость» воинов, поклонявшихся Одину, скорее всего, развивались благодаря его шаманским практикам и потреблению забродившего меда, который позже получил название «мед поэзии». Свидетельством связи происхождения культа может служить сам Один, который предстает в мифах в образе шамана.
«А ты, я слышал,
на острове Самсей
бил в барабан,
средь людей колдовал,
как делают ведьмы, —
ты — муж женовидный».
Перебранка Локи 24
Когда Один принес себя в жертву, это стало древнейшей инициацией в шаманы. Вероятно, после того как он провисел девять дней на древе Иггдрасиль, он умер не символически, а на самом деле, а затем перевоплотился в всезнающего шамана, которому пришлось отдать свою жизнь за это. Поэтому Один считается богом висельников, и это не случайно — еще древние римляне упоминали о том, как древние германцы, такие как тевтоны, вешали своих пленников, в том числе и в священных рощах.
Кроме того, Один, подобно шаманам, может принимать различные обличия (например, Высокий, Гримнир и Вегтам Странник). В поэме «Речи Высокого» Один говорит, что ему известны чары, которые могут заставить повешенного человека спуститься с виселицы. Также стоит отметить, что познание рун является типичным атрибутом шаманов.
Откройте все источники по скандинавской мифологии и найдите те места, где Один сражается своим копьем с врагами. Нашли много? Пусть Один и является отцом битвы и символом яростной неудержимой сечи, но его первоначальная функция (которая со временем притупилась и сейчас занимает второстепенное место, уступая в приоритете войне) — это шаманизм и оккультные практики. Однако об этом стоит говорить отдельно, когда будем рассматривать функции Одина в целом.
Но само имя Одина произошло из трансформации других имен, где корень óð оставался неизменным. Сам корень óð/óðr, как считается, произошел от протогерманского слова wodaz. Имя Один получил благодаря сочетанию двух корней: wodaz (означающего ярость/безумие) и naz (означающего повелитель, владелец, хозяин). Таким образом, имя Одина означает «повелитель безумия».
От слова wodaz произошли такие слова, как woed (с голландского — дикий или сумасшедший), woþs (с готского — одержимый) и wōd (со староанглийского — сумасшедший, бешеный). В результате эволюции языков от этого прилагательного образовались и существительные (так называемые субстантивированные формы) — старонорвежский óðr (означающий разум, ум, смысл, песни, стихи) и староанглийский wōþ (означающий звук, шум, голос, песню). Согласно мнению лингвистов, слово wodaz образовалось из протогерманского uoh-tós, которое появилось в среде германских народностей благодаря кельтскому влиянию. Протокельтский watis (который появился от более раннего ueh-tus) означает «пророк, провидец, предсказатель».
Карта расселения германских племён на I в. н. э. Именно в это время формируется образ Одина, который мы с вами знаем сегодня
Это краткая история происхождения имени Одина, сурового и коварного лидера скандинавского пантеона. Вероятно, изначально он не был божеством, а лишь олицетворял дух кровавых битв и сражений. Во время битвы адреналин и норадреналин вызывали в человеке ярость и нечеловеческую силу, что протогерманцы объясняли сверхъестественным вмешательством. Спустя столетия эта одержимость персонифицировалась в божество, а берсерки, которые зверствовали, стали считаться потомками и воинами Одина. Они были своего рода воинами-шаманами, которые перед битвой впадали в транс и профессионально этим занимались. У обычных скандинавов они считались изгоями. Тацит также свидетельствовал о том, что германцы пели в щиты, что было своего рода символикой и культом, а также способом подзадорить себя перед предстоящей битвой.
Так писал Тацит: «Стремятся же они больше всего к резкости звука и к попеременному нарастанию и затуханию гула, и при этом ко ртам приближают щиты, дабы голоса, отразившись от них, набирались силы и обретали полнозвучность и мощь».
Также данный обряд, несомненно, мог напугать врагов. Здесь можно провести параллель, например, с хака — новозеландским ритуальным танцем, в котором танцующий бьет ногами, выкрикивает различные фразы и хлопает себя по телу руками. Естественно, истоки всех этих агрессивных обрядов восходят к родоплеменному строю, прямо к каменному веку. Можно подытожить все вышесказанное и назвать Одина отцом безумия в полной мере.
Истоки Одина. Упоминание Всеотца в исторических источниках
Очень важным и дискуссионным вопросом остается, когда Один появился на исторической арене и возглавил пантеон скандинавских богов. На этот вопрос прямого и лаконичного ответа не существует, поэтому стоит начать с истоков самого германского народа и провести краткий экскурс в древние времена.
Большинство исследователей считают, что индоевропейский конгломерат в конце концов распался на несколько ветвей, включая северную. Это произошло после вторжения индоариев в Европу через каспийские и причерноморские степи. Вероятно, северная ветвь индоевропейцев включала будущие этнические протогерманскую, протославянскую и протобалтийскую общности. Эти три общности, по-видимому, были частью большой северной части культуры шнуровой керамики или, иначе, культуры боевых топоров (3200—1800 гг. до н.э.), которая рассматривается учеными наряду с родственной ей ямной культурой как одна из исходных европейских культур.
Карта расселения культуры боевых топоров (иначе — шнуровой керамики)
Эмигрировав с Востока Европы или Азии (вопрос все еще остается предметом дискуссий), часть индоевропейцев поселилась на территории Поволжья, от реки Буг до Каспийского моря. Эта культура известна как «ямная». Другая часть воинственных и яростных индоевропейцев двинулась дальше на запад, где они столкнулись с доиндоевропейским субстратом, который в значительной степени был уничтожен или в лучшем случае ассимилирован. Вопрос о том, следует ли считать ванов божествами доиндоевропейского культа, будет рассмотрен ниже, но можно с уверенностью сказать, что индоевропейцы принесли в Европу свою религию.
Интересно, что первый источник, который может нам поведать о Всеотце, — молчаливая каменная плита, на которой изображен гигант с копьем в руке. Можно с некоторой долей скепсиса предположить, что на петроглифе из Литслебю изображен Один, однако это утверждение не имеет под собой никакой опоры. Во-первых, с большей долей вероятности можно сказать, что перед нами действительно бог — об этом говорят гигантские размеры изображенного (2,3 метра). Но почему именно Один? Во-первых, в петроглифах асы и ваны изображались с характерными для них атрибутами. Например, на петроглифе из Бохуслена Тор изображен в колеснице, запряженной, по всей видимости, козлом.
Петроглифы Литслебю были созданы в начале бронзового века (1200–1100 гг. до н. э.), в то время как самые молодые петроглифы Бохуслена относятся к началу железного века (500 гг. до н. э.). Можно предположить, что культ Одина уже существовал к началу бронзового века.
В археологическом памятнике Литслебю на камне обнаружено около 120 различных изображений. Однако среди них выделяется одна фигура — изображение мужчины, который замахивается копьем. Это изображение получило название «Бог копья».
О письменных источниках, где упоминается Всеотец, мы поговорим позже, когда окончательно разберемся с петроглифами из Литслебю. Примечательно, что первые петроглифы Литслебю, по заявлениям исследователей, датированы 1200 годом до нашей эры, то есть еще за семьсот лет до появления Ясторфской культуры, которая ныне считается этнографической группой германских народностей. В это время, когда ахейцы штурмовали неприступные стены Трои, а в Египте умер знаменитый Рамзес Второй, культура «Скандинавского бронзового века» уже обосновалась на территории Дании, Южной Швеции и южной береговой линии Норвегии. Исследователи относят начало петроглифов Литслебю к культуре скандинавского бронзового века. Но что более интересно, это то, что петроглифы наносились на этом месте на протяжении последующих тысяч лет.
Изображение фигуры Бога-копья (на шведском — Spjutguden) датируется бронзовым (1500–700 гг. до н. э.) или ранним железным веком (800–400 гг. до н. э.). Однако интересно, что оно по размеру (2,25 м) и расположению доминирует над всеми остальными наскальными рисунками. Это свидетельствует о том, что бог Один начинал почитаться в пантеоне германцев задолго до начала нашей эры.
О богах Торе и Тюре пойдет речь ниже, но всегда стоит иметь в уме то, что эти божества были древнее Одина, а самое главное — их почитали намного больше, чем Всеотца. Читатель может возразить, что бог-копье может являться Тюром или Тором. Однако бог-громовержец сразу отпадает, поскольку неподалеку была изображена фигура, едущая в колеснице, запряженной козлами, а впереди колесницы можно заметить символ молнии. Все эти атрибуты являются признаками бога Тора. Как же так получилось, что Один выдвинулся на первый план пантеона?
Один — новый глава пантеона скандинавских богов
Нет сомнений в том, что:
— Бог Один изначально не был верховным божеством протогерманского пантеона.
— Один не является чисто индоевропейским божеством.
— Культ Одина усиливается только к расцвету германского железного века, незадолго до упоминания германцев в римских летописях.
Поэтому следует начать с самых истоков, а именно нам необходимо выйти на границу анимистических верований и персонификаций божества. Начнем с того, что древние протогерманцы изначально, после переселения на территорию Скандинавии и Северной Германии, начали практиковать поклонение «священным рощам» и «деревьям». С мифом об Иггдрасиле и распятии Одина на Мировом Древе связаны их представления о мироздании и божественных сущностях. Поэтому мы разберем эту практику более подробно.
Иггдрасиль в исландском манускрипте XVII века
Итак, первый тезис: Один не был верховным божеством протогерманского пантеона. Корни этого следует искать в этимологии имени Тюр. Имя Тюра тождественно другим верховным божествам из разных религий: Юпитеру, Дэву, Зевсу или Дьяусу. Имя это произошло от единого индоевропейского корня и означает «Отец небес». Стоит помнить, что индоевропейцы изначально были грозными кочевыми племенами и единственной константой для тех племен, которые постоянно были в движении, являлось небо.
С тех пор, как западные индоевропейцы осели на территории Европы, они утратили часть своих древних примитивных традиций, которые либо трансформировались под влиянием новых условий и влияний, либо были утеряны. Несмотря на это, они продолжали поклоняться небесам, но со временем их боги стали персонифицироваться и обретать человеческие черты, что свидетельствовало о повышении общего культурного уровня у этих народов. Однако с протогерманцами обстояло всё несколько иначе.
Индоевропейцы, осевшие на территории Северной Германии и Южной Скандинавии после столетий этногенеза и смешения с автохтонным населением, превратились в протогерманский субстрат. Что характерно, как из письменных источников, так и благодаря археологическим данным нам известно, что в верованиях германцев большую часть занимали священные деревья и рощи. Это неудивительно, ведь люди с примитивным магическим мышлением обожествляли всё, что они видели вокруг, о чем свидетельствует единая вера в Отца Небес у многих кочевых народностей. Когда протогерманцы (или даже протонаселение, в конечном итоге ставшее протогерманцами) осели на территории Северной Германии, они попали в совершенно другой климатический и географический регион, где было много лесов, рощ и водоемов.
Действительно, сложно сказать, сколько времени ушло на сакрализацию ландшафтных элементов. Однако из-за первобытного менталитета эта связь могла быть установлена за одно или несколько поколений. Как бы там ни было, уже осевшие протогерманцы уделяли больше времени деревьям и рощам, чем небу. Теперь поговорим о задокументированных ролях деревьев в жизни германцев.
Начнем, пожалуй, с основ — с лингвистического анализа. От протогерманского корня harusaz произошло староскандинавское «Hörgr» — храм, идол, древнеанглийское «херга» — храм, идол, древневерхненемецкое «harug» — святая роща и святой камень. При этом, вероятно, слово произошло от культа предков (где роль играли каменные гробницы или возвышения), так как это слово родственно кельтскому «carrac» — что значит утес, либо от общего неизвестного корня протогерманского слова «harusaz» и кельтского «carrac». Как мы видим, древние германцы нераздельно связывали храмы (место поклонения богам или место обитания богов) со священными рощами и лесами.
Один, Тор и Фрейр на руническом камне
Протогерманское слово nemeðaz превратилось в древнефранцузский nimid (священный луг). Аналогично, слово nemeðaz в Само, вероятнее всего, было заимствовано у кельтов (nemeton — священное природное место у кельтов). В галльских неметонах чаще всего использовались деревья, поэтому nemeton можно отождествить со священными рощами. Топонимы с корнем «неметон» встречаются на территории Ирландии, Шотландии, Уэльса, Бретани, а также реже в Англии и Франции (Лес Невет, Нонан, Нантер и т. д.).
Интересно также другое наблюдение: протогерманское слово lauxaz породило англосаксонский lēah, древнегерманский laoh, а также связано со словами «луг» в славянских языках и lūcus в латинском языке, что означает «священная роща», а также с др.-инд. lōkás, что означает «свободное пространство». Судя по всему, слово «луг» было очень древним и единым для всех индоевропейцев, когда они жили единой общностью, что свидетельствует об их кочевом образе жизни.
Так писал Тацит: «И они (германцы) берут с собой в битву некоторые извлеченные из священных рощ изображения и святыни».
Под изображениями, по-видимому, идет речь о деревянных идолах, которые археологически засвидетельствованы у древних германцев. К примеру, идол Бродденберга, найденный недалеко от Выборга (Дания), представляет из себя вырезанную из раздвоенной палки фигуру с большим фаллосом и датируется шестым веком до нашей эры. Другой пример — идолы из болота Браак — мужская и женская фигуры. Судя по их размерам (мужская фигура — 275 см, женская — 235 см), они представляли не домашних божков, а настоящих идолов. Некоторые ученые видят в них божества плодородия — ванов, другие выдвинули теорию о том, что этими фигурами являются Аск и Эмбла. Однако, судя по всему, это действительно идолы неизвестных нам богов. Анализ древесины показал, что под ними часто горели костры.
«Есть на острове среди Океана священная роща и в ней предназначенная для этой богини и скрытая под покровом из тканей повозка; касаться её разрешено только жрецу. Ощутив, что богиня прибыла и находится у себя в святилище, он с величайшей почтительностью сопровождает её, влекомую впряженными в повозку коровами. Тогда наступают дни всеобщего ликования, празднично убираются местности, которые она удостоила своим прибытием и пребыванием. В эти дни они не затевают походов, не берут в руки оружия; все изделия из железа у них на запоре; тогда им ведомы только мир и покой, только тогда они им по душе, и так продолжается, пока тот же жрец не возвратит в капище насытившуюся общением с родом людским богиню. После этого и повозка, и покров, и, если угодно поверить, само божество очищаются омовением в уединенном и укрытом ото всех озере. Выполняют это рабы, которых тотчас поглощает то же самое озеро. Отсюда — исполненный тайны ужас и благоговейный трепет пред тем, что неведомо и что могут увидеть лишь те, кто обречен смерти».
В трудах Тацита мы можем увидеть описание не только поклонения богине в виде деревянной статуи, но и сакрализации рощи — природного элемента. Жертвенность (жертва — дар богу за исполнение молитвы) характерна для каждой религии, и чаще всего жертвы приносят в священных местах. В данном случае жертвенным местом выступает озеро внутри священной рощи, а в качестве жертвы, скорее всего, выступали рабы, захваченные в племенных набегах.
Карта распространения болотных кладов с оружием
Теперь мы можем перенестись на тысячу лет вперед во времени и увидеть, что осевшие германцы до сих пор практиковали поклонение священным деревьям.
Вторая часть статьи будет позже.
Полный первый выпуск можно найти на бусти - https://boosty.to/historyhobby
1. Тортуга: Цитадель пиратства. Под флагом Весёлого Роджера.
2. Битва при Кадеше. Крупнейшее сражение Бронзового века.
3. Сулла. Полководец, реформатор, диктатор.
4. Чатал-Хююк. Загадочный и древнейший город мира.
5. Колесо. Технология, изменившая цивилизацию.
6. Рим должен быть разрушен! Что было, если бы Карфаген победил Рим.
7. Робин Гуд. Были ли у мифического героя исторические прототипы.
8. Один. Повешенный бог. История появление и эволюции скандинавского божества.
Глава 5 Арийские боги
Арийский союз состоял из множества племён и основными среди них были белы, балы и альбы (предки славян, балтов и европейских альбов). Времена праиндоевропейской древности, к тому времени, давно прошли и каждое племя верило в своих богов и разговаривало на своих, разделившихся уже, языках.
Но, как ни странно, некоторые общие для них - праиндоевропейские боги известны нам даже лучше чем боги последующих эпох. Почему? Да потому что они встроены в лексику индоевропейцев изначально. В праиндоевропейском периоде каменный век закончился совсем недавно. Люди верили и поклонялись тому, что видели своими глазами и ощущали на своей шкуре.
Итак встречайте: Сол - божество солнца и Дье - бог ясного, теплого дня. Человек дневное существо и после холодной, полной опасности ночи, он встречал солнце и тёплый день с радостью и благодарственными песнями. Попробуйте заночевать где-нибудь в лесу или в горах, под дождём и без палатки - приход солнца и тепла запомнится вам надолго!
Но вернёмся к сути, Сол - солнце и Дье - день есть у всех северных индоевропейских народов. Балты ушли от этих названий недалеко. Они до сих пор поклоняются Дьевасу, который теперь у них христианский бог. Солнце они переиначили в Сауле. Романские народы, родственники альбов, Дье превратили в Дио. Сол у них так и остался Солом.
А славяне? Сол у них теперь солнце, Дье из светлого дня превратился в дьявола, владыку мрака. (Неоязычество сохранило Дье, как Дыя - Вия или Ния).
Главное божество, все славяне единогласно называют Бог. Побыв некоторое время языческим (Дажьбогом, Стрибогом), Бог стал носителем христианства.
Как так произошло и какую роль во всём этом играют Перуны, Яровиты, Белобоги и прочие, мы попробуем разобраться этой главе.
Мой метод вы уже знаете - взять быка за рога, то есть выложить последовательную и логичную гипотезу "от и до" затем сравнить её с результатами официальной науки.
Методы официалов вы тоже, надеюсь, знаете: берутся боги известные из письменных источников и сравниваются с небожителями у других индоевропейских народов. Эта смесь богов, если можно так выразиться, варится в общем котле, на медленном огне официальной теории, после чего история, происхождение богов, их взаимосвязи, влияние их на лексику народов становятся ещё более непонятными, чем были до этого. Если же вы выйдете (не дай Бог!) за пределы официальной теории, вас тут же радостно смешают с грязью и польют сверху кое-чем похуже. Обвинят в нацизме, славяно-арийстве, обмане дремучего простого люда, искусственном удревлении истории славян и прочем.
Мы на эти обвинения ответим твёрдым нет!
Мы "удревляем" историю не столько славян, сколько всех европейских народов. Хотя бы на уровне гипотезы, мы рассматриваем развитие их в периоды Доямных (Хвалынской и пр. ) культур, в период Ямной культуры, в Арийский период, во времена Катастрофы и последующего Железного века. Естественно для всех народов одной книги не хватит, поэтому здесь упор делается больше на праславян.
Итак, тут я рассматриваю доямный (до 3500 года до н. э.) период, когда гипотетически была ещё праиндоевропейская общность и солнце называли Солом, а день дье (дьо, Дио)
Затем ямный (3500-2500 до н.э.), когда уже оформившиеся индоевропейцы хлынули в Восточную Европу-Западную Сибирь, и начали превращать Сола в Солнце, Арило (Ярило), Сауле и Асура.
Потом арийский период (2300-1200 до н. э.), когда появляются Сурья и Сурож, а затем благие боги (Белобог и др.).
После Катастрофы 1200 года до н.э., Сурож, превращается в Сварога, Дье в Дыя. К пантеону восточных славян присоединияются индоиранские Хорс и Симаргл (всеми официалами признаваемые чужеродными для славян). Индоевропейцы севера уходят с равнин Восточной Европы, а кто остался, попадают под гнёт индоиранцев и финно-угорских культур.
Наконец наступает период Древней Руси. Первые письменные источники доносят нам пантеон, где праиндоевропейский Перун, соседствует с Симарглом, а типично славянский Дажьбог с иранским Хорсом. Всё это разбавляется Мокошью, и сдабривается Стрибогом, Ярилой и Купалой.
И вот тут-то минута озарения! Что говорят официалы, узрев сию смесь?
Оказывается славяне взяли и придумали всех этих небожителей кучей, буквально за несколько лет после распада балтославянской языковой общности. Но своих божеств им показалось мало и они взяли иранских Хорса и Симаргла. Но почему?
Дикари-с!
Потом к этому прибавился ещё и Бог от индоиранского "бхага". Короче, в мыслительных способностях и способности к словообразованию славянам отказано. Богов они понабрали из разных углов и за милую душу напихали себе в пантеон. Этимологией славянских теонимов, в том числе солнца, официальная наука себя затрудняет едва-едва, гипотез тоже старается не выдвигать. А как иначе? Письменных источников-то нет, а история -"наука точная" (это сарказм если что).
На фоне такого безразличия официалов, неудивительно возникновение полубезумных, а кое где и изуверских учений, пытающихся восстановить праславянский пантеон. Ясен пень, не обходится без рептилоидов, которые навязали чистым душой славянам грязную новую религию.
Официальной истории эти полубезумные культы только на руку. Они уводят внимание от бездарности собственно историков и позволяют макать башкой в грязь любого, кто попытается идти не в ногу со стадом.
Ладно, прекращаем ругаться, приводим свой вариант возникновения и постепенного развития пантеона. В первую очередь восточных славян, чтобы меньше запутываться. Пытаемся найти связь этого самого пантеона с лексикой. На примере солнца для начала.
Сол - праиндоевропейский бог и светило в одном лице, при продвижении предков славян на север, меняется на Арило. Почему? Потому что праславяне, двигаясь на север, захватывают в жены "прафинских" девушек, а на ридной финской мове солнце это Ауринко. Дети этих девушек называют Сола так, как им говорят матери - Арило, слегка искажая по своему, по-индоевропейски.
В словаре образующихся славян появляются слова ар, жар, гарь, аркий (яркий) и т. д. Сол уходит, остаётся от него только эпитет - арка солна погода - яркая солнечная погода.
Медный век позади, приходит бронза. В 3500 годах до н. э. на обширные пространства Понтокаспианы вторгаются Ямники, предки германцев. Они верят в Асов, обитателей Асгарда. Зовут Асов: Сур (солнце), Стар (звезда), Сторм (шторм). Но чтобы не путать их собственно с солнцем, звездой и штормом, каждый щирый ямник произносит их с придыханием: Асур, Астара, Астор.
Сур суров. Он требует человеческих и, прежде всего, детских жертв. Кидают детей по двое-трое и в могилы ямных вождей.
Праславяне не очень-то любят сурового Асура, но жестокость, зачастую более эффектна, чем разум и милосердие. Арку солну погоду сменяет асна (ясна) солна погода.
Приходят потрясающие разум 2500-2300-ые года до нашей эры. Начало арийской цивилизации. Ямники начинают терпеть поражение за поражением от толп кочевников Востока и сдвигаться на место нынешних Курской и Белгородской областей. В 2300 годах до нашей эры, тысячи потерявших женщин и скот, обезумевших от отчаяния ямников, вторгаются в Малую Азию и Ближний Восток. Это вторжение легендарных "светлокожих обезьян" - гутиев. (Просьба не путать с арийским вторжением 1800-ых годов до нашей эры!)
Гутии доходят до Египта. Вместе с разрушениями и бессмысленными убийствами, они приносят на юг своих Асов. Асур становится Ашшуром, Асторм остаётся Астором, Астара превращается в грозных Астарту и Иштар. У оставшихся на севере прагерманцев, Асы меняют состав. Сур-Асур становится Суртом, Астор - Тором, и только Астара не меняется, мирно старея, уступая место более боевитым Валькириям. Опустевший Асгард наполняется новыми деятелями.
Но постойте! Речь идёт о славянах!
Жестокая Ямная протоимперия рухнула и образовавшийся вакуум заполняет Арийская. Чужих богов свергли, надо бы и своих взять. Но есть нюанс! Толпы кочевого быдла не хотят подчиняться какому-то доброму Яриле или забавному Купале. Эти добрые боги медно-каменного века не требовали человеческих жертв, но и почтения не внушали. Выход найден быстро. Восточные праславяне, которые называют теперь себя арья, оставляют себе жестокого Сура, но называют по-своему - Сурья.
Почему Сурья? Потому как "-ья" это не только обозначение множественного числа в словах братья, арья, колосья, комья, но и "уважительное множественное" число (как "Вы" сейчас) . К примеру: сударь - называем мы уважаемого человека, которому доверяем рассудить всякие ссоры. Но Судья мы назовём профессионального "рассуживальщика", который выше рангом обычного сударя.
Кроме Сурьи появляется Бурья (Буря, аналог Сторма-Астора) и Дунья (владычица духов и дунов, аналог Астары). Это имперские боевые боги, им приносят человеческие жертвы, они внушают почтение.
(Откуда я взял этих Сурью, Бурью и Дунью? Это описано в предыдущих главах.)
Короче арья недалеко ушли от ямников - гутиев. Только если раньше приносили детей в жертву чужим богам, то теперь своим! Кроме этой славной троицы есть у ариан Бел (предок Рода) и Винда (защитник - покровитель "защитничков", а по сути завоевателей). Ясен пень и другие боги тоже есть, благо у славян их почти столько же сколько у индусов, но мы постараемся не перегружать текст.
Добрые Купала и Ярила не исчезают. Они намертво привязаны к главнейшим фишкам северных народов - дню летнего солнцестояния и самому Солу аркому и асному. Это последнее предложение предлагаю несколько раз перечитать для тех, кто считает, что Ярила и Купала всего-лишь добрые духи. Среди историков таких полно!
-Крепок твой табачок, мил человек! - воскликнет иной официал. - Ладно, так и быть, твои фантазии насчёт "Арилы-Ярилы и Асура я проигнорирую. Но как быть с Сурьей? Как докажешь существование этого ведического божества у праславян?
-Да всё так же, с помощью лексики.
Берём такие слова как сутки и сумерки. Если сумерки происходят от смеркаться и проникновение в слово буквы "у" с последующим превращением смерки в сумерки, можно объяснить случайностью, то с сутками сложнее.
Учёные выводят их из сутолоки или стыка, мол углы (стыки) в избе тоже называются сутками. Но сутки астрономические это не сутолока дня и ночи и не стык их. Утро и вечер это стыки дня и ночи и сутолоки в них нет. Сутка, как ходка Сурьи от точки до точки на небе, выглядит гораздо логичнее. В арийскую эпоху народы переходили от наблюдения смены дня и ночи (с принесением жертв разумеется) к простейшим астрономическим наблюдениям. Поэтому логично, что Сурья, а не Ярила или Сол влез в название сутки. Другое дело Солнцеворот и Солнцестояние. В этих главных праздниках солнцепоклонников, имя Сурьи было хорошо заметно и изничтожено в процессе религиозной борьбы. Затем заменено на более нейтральные. Мы можем только предполагать, что какой-то из праздников мог называться Сурож.
Плавно переходим к Сурожу. Сурож это город в Крыму, предок Судака. Но даже если б он находился где-то в центральной России, это не значит, что у праславян был Сурья, а с ними Сурож. Другое дело Сварог. Вы сами можете почитать нудные споры наших горе-этнолингвистов о значении и происхождении Сварога, но сходятся они в одном - даже будучи покровителем кузнецов Сварог это прежде всего бог огня, а в новгородском говоре и сам огонь. Этимологию Сварога выводить из "сварить" просто неприлично, а вот из Сурожа, Сварога вывести очень просто. Как Сурож является отцом жестокого Сурьи - испепеляющего пламени, куда кидали детей в жертву, так и Сварог является родителем и покровителем огня, но уже мирного, предназначенного для кузни. Вместе с Сурьей, Сварог попал на юг в Индию, но там уже поменял значение с родителя огня на небо (сварга) , в котором кстати и живёт Сурья.
-Ладно, - скажет иной спец, - допустим праславяне верили в Сурью, куда же он исчез?
Очень просто, туда же куда и прагерманский Сур - в ад. Только Сур стал Суртом, владыкой адского пламени и основным противником Фрейра - небесного пламени. А Сурья был проклят и попал в ад забвения, тем более, что он изначально был неславянского происхождения. Владыкой ада у славян стал другой бог - родной, славный праиндоевропейский Дье, которого превратили в дыя-дьявола.
Но мы отвлеклись. Кроме Сурожа, есть у славян ещё одно сурьяподобное слово - это сурица. Листья (смородина и крапива кажется) плюс ложка мёда и обязательно настаивать на солнце. Попробовать этот напиток богов надо обязательно, но тут речь не о том. Являются ли всё таки сутки, сурица, Сурож- Сварог, возможно и сумерки потомками того самого Сурьи? А слова: сушь, суровый, ясный могли произойти от Сура - Асура? Вопрос достаточно дискуссионный.
Идём дальше. Возникновение слова Бог у славян (бага у иранцев, бхага у индусов, бугаш у вавилонских касситов, Иоха у митаннийцев, Яхве-Иеху у иудеев).
Давайте предположим, как это произошло? А очень просто. Достаточно быстро люди заметили, что детские жертвоприношения никакой пользы не несут. Да - они внушают ужас и подчиняют жестоким богам трусливое быдло. Но засуха не прекращается, моровое поветрие бушует с той же силой и, после того как в жертву Асуру, Сурье или Бурье были принесены сын вождя или дочь ведуна.
Да, ребятки. В жертву великим богам приносили не хромого внучка, живущего у глухой бабушки на краю деревни. Такие могли расчитывать на встречу только со второстепенными богами. Первостепенным богам приносили детей вождя, князя и т. д. Короче, скорее всего именно с появлением Блага, начинается так называемая Арианская революция в результате которой прагерманский Асур, отец всех Асов отправляется в ад, Сурью проклинают и забывают, славянского Дье превращают в дьявола и т. д.
Требы детьми и людьми запрещены. Но ведь хоть как-то люди должны свидетельствовать своё почтение богам!
Поэтому требы заменяют на жертвы. (На жратву, украшения и оружие.) Обязанность ведунов и шаманов теперь ЖРАТЬ эти жертвы и хранить богатства достающиеся богам.
Усекли? Ведьмак и ведьма превращаются в жрецов и жриц. В словаре славян появляются новые слова.
Поняли? Ещё раз уточню. Язык в смысле лексики, славянам достаётся не от фантазийных индоарийцев и не от гипербореев. Он закономерно и не торопясь развивался и из ПИЕ и из других контактировавших, в соответствии с требованиями эпох. Ровно, как и остальные мировые языки: где-то то перенимая чужие термины, где-то вырабатывая свои. Так и жрецы, жертвы и жрицы появились, когда ведунов, ведьм и человеческие требы пытались запретить хоть на время.
Вернёмся к Богу. Новые Боги несли людям благо, не нужно было кидать им в пасть детей, достаточно было принести жертву (ту жратву которую жер и сам человек). Идея блага с потоками арийских переселенцев проникает в будущие Индию и Иран, превращаясь там в бхага и бага. Чуть позже она проникает к касситам в виде Бугаша (носители - восставшие касситы, предводителем которых был Нази-Бугаш).
У славян Бело-благ, Даждь-Благ и Стри-Благ быстро обалтываются в Белобога, Даждь-Бога и Стрибога. (Чтобы отличать Носителей Блага от собственно блага.) У индоиранцев, Бхага так и остаётся, органично наслаиваясь на Девов, Ахура, Сурью и прочих, более ранних богов.
Тут отвлечемся. Что делают официалы, обнаруживая у индийцев почти всех индоевропейских богов? Они решают, что в Индии находилась фабрика, где их клепали кучами и раздавали кому ни попадя.
Праславянам Бхага (Бога), предкам римлян Марутов (Марс) , предкам балтов Дэву (Дьевас) ну и тому подобное.
Но, ребятки! Эти самые предки славян, римлян и балтов, они что, бродили по бескрайним северным равнинам, общаясь между собой на языке жестов и ожидая, когда добрые индоиранцы посвятят их в свои культы? Нет. Они уже имели богов, шаманов и вождей, власть которых во многом опиралась именно на жестокие ритуалы и суеверие тёмного народа. Чтобы навязать другому племени своих богов, нужна была сила. Нужны были вторжения, грабежи, насилие и т. д.
К сожалению вторжения с юга на север в ту эпоху, да и сейчас, невозможны без тонн пенициллина. А вот вторжения с севера на юг выглядят гораздо реалистичнее, да и археологически подтверждаются. Именно вторжениями с севера приносились боги и наслаивались слоями друг на друга, образуя затейливую, слегка запутанную индийскую мифологию. Вооружённые люди обеспечивали сохранение этих богов в памяти местного населения и принесение им треб (человеческих) и жертв (жратвы).
Заканчиваем отвлекаться, продолжим славянский теогенез.
По приходу благих Богов, Сурья проклят и забыт, Ярила, как бы неудобен. А светило надо как-то называть! Воленс-ноленс, возвращаются праславяне к Солу. Только беда - Сол тоже был в своё время забыт и от него в наречии остался только огрызок - солна погода.
-А что нам обеспечивает СОЛНУ погоду? - спрашивают себя праславяне. - Ну конечно же СОЛНЦЕ!
Таким макаром, праиндоевропейский Сол, который сохранился у романских народов, как тот же Сол, а у балтских, как Сауле, делает оборот и возвращается к славянам уже в усложненном виде. Солнце распространяется среди всех славян уже в сумрачные времена, перед самой Катастрофой. Это последние годы так называемого праславянского единства.
Катастрофа пришла и что дальше? А вот тут-то и появляются индоиранцы! Естественно, никакие они не арья. Они акайваша. По миру распространяются этнонимы типа ахийява, ахейцы, куйваши, чуваши и топонимы типа Ахайя, Куяба (Киев), Куявия (страна), Куйваш (озеро).
Во что верили эти акайваша-куйваши-киммерийцы, нам остаётся только гадать, но в степях они ставили каменные идолы - кумиры. В сонмище славянских богов появляются новые властные участники - Хорс и Симаргл. Добро пожаловать! Ласкаво просимо! Ведь за ними сила!
Остальные славяне плюются и никаких Хорсов не признают. Проникают Хорс и Симаргл только в великорусский пантеон. Появляется новое определение погоды Хорсая (хорошая) погода и соответственно слова: хорошо, хоровод и т. п. У остальных славян слова хорошо нет, его заменяет добро. Усекли?
Тут, кстати, надо вам рассказать про негласный запрет в русской этнолингвистике образовывать слова от имени божеств. Поэтому все мои конструкции про сутки, сурицу, хоровод и прочее, официальному лингвисту до лампочки. Слово хороший он вынужден выводить от «хоробрый"
Возвращаемся к богам.
После Катастрофы, Благие Боги не то чтобы забыты, но в целом их идеология терпит крах. Народ в бесконечных войнах стремительно дичает, и особенно дичают, попавшие между молотом (волосовцами) и наковальней (индоиранцами) восточные славяне. Человеческие требы возвращаются и принимают новый размах.
Несмотря на это, Сурья, Бурья и Дунья забыты навсегда. Возрождается праиндоевропейский Перун. Частично возрождается Дье (Дый), как говорилось уже, укрепляет позиции отец Сурьи Сурож-Сварог. Даждьбог сплетается с Хорсом, Симаргл со Стрибогом, Мокошь заменяет Дунью и та сохраняется только в женских именах. Неславянский, но весьма популярный в народе Велес, тоже тут.
Ярила и Купала уступающие в древности только Дье и Солу превращаются в добрых хтонических духов, но их причастность к солцевороту показывает что когда-то это были очень важные божества. Особняком стоит Крест. Этот символ Благих Богов, умирающего и Воскресающего во имя людей солнца скоро будет позаимствован христианством. К сожалению в бардаке и круговороте великого переселения народов, неясной остаётся его роль в теогенезе славян. Но наличие дохристианского умирающего и воскресающего солнечного божества у народов Европы неоспоримо и даже подчёркивается официалами.
Короче, как вы поняли уже, пантеон славян к началу письменностипредставлял собой неописуемый бардак и неудачная попытка князя Владимира Святославича структурировать его, только запутала ещё больше.
Отвлечемся на германцев.
Чуть менее запутаной выглядит ситуация у них. В период Арианской революции они отправляют Асура в ад и делают Суртом, Астара предаётся забвению, Асторм становится Тором. Асгард пустеет, его заполняют новые боги Фрейр, Локи, Тор и т. д. Насколько усложняют ситуацию Ваны боги-соперники Асов. Крест (круз) им тоже известен, как известен его смысл. Олицетворяет благих богов у германцев Годан (будущий God).
Дальше приходит христианство. Человеческие требы запрещены. Старых божеств пытаются отправить на свалку истории вслед за Сурьей, Суртом, Дье и прочими.
Новый христианский пришелец благ. Ему даже имя не надо придумывать. Благ? Значит Бог!
(Дажьбога и Стирибога наши историки отправляют в омут забвения, даже не потрудившись предположить почему именно из их имён взято имя для нового христианского Бога. А зачем? Грех се тяжкий воистину!)
Кроме того, новой религии надо выдумать знак (бренд). Рыба, которая была символом иудейских Иешуанцев, северным народам до лампочки. У них уже был умирающий и воскресающий во имя людей Бог - это Солнечный Крест (Христ по-гречески). Иешуа видоизменяют в Иисуса, нарекают его Христос, обкладывают крестами и предъявляют северным народам.
-Гм. - говорят северные народы, - Мы подумаем...
Легче всего усваивают новую- старую религию полукровки-субэтносы. То есть находящиеся между славянами, балтами, германцами и кельтами вандалы, а так же между восточными славянами, скандинавами и тюрками - русы. Огнём и мечом они начинают внедрять новый культ.
На примере христианства, мы видим, что недостаточно взять и выдумать нового Бога. За ним обязательно должна стоять группа вооружённых людей. Внедрять новую, даже благую религию надо огнём и мечом.
Усекли?
Хорсы, мокоши, Ярилы и стрибоги не свалились на древних славян с Сириуса! За каждым божеством стояла эпоха, эпоха развития и этноса и языка этноса. И сила.
Поняли к чему я веду? Славяне не появились, когда это стало удобно официальной науке, они образовались в период древнего распада ПИЕ общности и если балты остались при своих Сауле и Дьевасе, то славяне, как только не корежили своих богов, от Сола и Дье, придя в итоге к Солнцу, а Дья отправив в ад. И это не "искусственное удревление истории славян" в котором меня обвиняют. Это банальная логика.
Оглядываюсь на название главы и понимаю, что написано крайне мало, бегло и в основном про арианских (праславянских) божеств. Полное раскрытие темы ещё впереди. Скоро будет глава, где проведём параллели между древнегреческими божествами и балтскими (богами арисов). Возможно получится отфильтровать и римских бежеств от альбских и реконструировать альбский пантеон.
Обязательно будет продолжение этой главы в котором мы рассмотрим подробнее праславянский пантеон, предположим роль Креси и Креста в теогенезе. Конечно же надо вспомнить сказку про бабу Ягу и понять, почему она пыталась засунуть в печь именно живого Ваню и не силой, а обманом. Почему она жила именно в избушке на курьих ножках. Откуда взялся Кощей и прочее. Обязательно надо предположить наличие (или отсутствие) Бела и Белобога. Короче думать в славянской мифологии нам есть куда. Она не ограничивается теми несколькими жалкими столетиями, которые ей выделили официальные историки.
Соловко Е. В. (2023-2024)
Цикл "Арийская Империя"
Предисловие
Глава1 Арии или Арья?
Глава2 Вандалы и при чем тут венды
Глава3 Катастрофа Бронзового века. Падение великой империи
Глава4 Кассии, каспии, касситы
Глава5 Арийские боги